Текст книги "Любовь и золото"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

Глава 55. Старые враги

В конференц-зале роскошного отеля в центре Парижа было людно. Корреспонденты всех крупных газет поспешили подъехать сюда пораньше, чтобы занять лучшие места.

Стояла обычная для таких случаев сутолока. Журналисты проверяли диктофоны, телевизионщики ставили камеры на штативы и тянули провода микрофонов к стоящим на небольшом возвышении столам, за которыми должны были расположиться виновники события.

Через некоторое время все было готово. Молоденькая девушка-секретарша поставила на столы три таблички с именами и несколько бутылок «Кока-Колы».

Никто из присутствующих толком не знал, кто именно будет отвечать на вопросы. Не было точно известно и то, что послужило поводом для пресс-конференции. Просто уже несколько дней по Парижу ходили туманные слухи о каком-то гигантском кладе, вроде бы найденном где-то в Полинезии.

И вот, наконец, на сцене появились Виктор, Вадим и Фифи. Все зааплодировали.

Фифи первой взяла слово:

– Уважаемые дамы и господа! Меня зовут Фифи Брассанс. Мы собрали вас, чтобы внести ясность в вопрос о сокровищах, обнаруженных членами нашей организации. Я имею в виду Гринпис. Прежде всего, я хочу поблагодарить вашего коллегу из телекомпании Си-Эн-Эн Теда Бакстера, присутствующего здесь, который сумел сохранить тайну по личной просьбе главнокомандующего военно-морских сил Франции. Это было необходимо для того, чтобы обезопасить клад во время транспортировки во Францию.

Все повернули головы направо, где стояла камера с надписью «Си-Эн-Эн». Рядом сидел тот самый комментатор, который вел прямой репортаж с борта «Рейнбоу Уорриор II». «Эх, ты!» – выражали лица журналистов. Однако, как всегда улыбающийся Тед Бакстер, не моргнув глазом, встал и кивнул Фифи.

– …Итак, – продолжала она, – теперь я предоставляю слово нашему коллеге из России, которому мы, собственно, и обязаны тем, что обнаружен один из самых больших кладов в истории Франции.

Журналисты снова захлопали. Виктор встал, откашлялся и начал свой рассказ:

– Ну, значит, так. Попали нам в руки с братишкой как-то раз дневники одного купчика, которого в двадцатом году расстреляли большевики…

Вадим в это время перешептывался с Фифи.

– Слушай, – говорила она, – а что ты сделаешь со своей долей?

Музей восстановлю. Дом куплю. А то нам с Виктором в старом тесновато будет. Он, вроде, на Наде жениться собрался. А у нее сын есть, Миша.

– Ну а ты как, насчет жениться? – Фифи кокетливо повела плечиком.

– Я-то? Можно и жениться.

– А на ком, если не секрет?

Но продолжить этот разговор им не удалось.

Сзади к Вадиму подошла секретарша и положила перед ним свернутую вчетверо записку, на которой значилось: «В. Кротову».

– Как ты думаешь, – спросил он у Фифи, вертя записку в руках, – это мне или Вите?

– А какая разница? – удивилась она.

– И то верно, – пробормотал Вадим, разворачивая записку.

В ней крупным, размашистым почерком было написано:

«Срочно нужно поговорить. Поднимись в 504-й номер. Н.»

– Это, наверное, от Нади. Тогда, скорее всего, эта записка для Вити. Но его сейчас беспокоить нельзя.

Виктор как раз подошел к самому интересному – как он, задыхаясь в пещере, откопал-таки клад.

– Ну ладно, – сказал Вадим Фифи. – Пойду посмотрю, в чем там дело.

Он вышел из зала и отправился к лифтам. И тут ему в голову пришла неожиданная мысль: «Но ведь Надя живет не в 504-м номере. Интересно…»

Он еще раз развернул записку.

«Да и почерк вроде не ее…»

Виктор поднялся на пятый этаж и отыскал нужную дверь. Надо сказать, что она отличалась от всех остальных, – была снабжена специальным переговорным устройством.

«Наверняка, это какая-то ошибка», – подумал Вадим и все-таки постучал.

– Кто там? – раздалось из динамика.

– Это… э-э… Кротов.

– Заходи!

Вадим вошел и очутился в шикарном номере, обставленном дорогой мебелью. У дверей стояли два дюжих охранника в черных костюмах.

А в большом мягком кресле в глубине комнаты, завернувшись в домашний шелковый халат, сидел не кто иной, как Роман Наливайко собственной персоной!

Вот уж кого не ожидал увидеть здесь Вадим! От неожиданности он несколько секунд не мог вымолвить ни слова.

Зато Наливайко остался весьма доволен произведенным эффектом. На его круглом лоснящемся лице расплылась широкая улыбка.

– Ну что, друг ситный, не ожидал?

Вадим молчал. Наливайко усмехнулся, встал с кресла и подошел к Вадиму.

– Вижу, что не ожидал. А я вот сюрприз решил сделать.

«Да уж, сюрприз», – промелькнуло в голове у Вадима.

Появление здесь Наливайко, конечно же, не сулило ничего хорошего.

– Ну, чего ты молчишь, как воды в рот набрал? Или не рад мне? А, Витюня?

«Ага, – подумал Вадим. – Значит, я был прав. Он вызывал Виктора».

– Ну, здравствуй, Рома, – сказал он как можно развязнее.

Наливайко, к счастью, не заметил подвоха. Братьев сейчас трудно было отличить друг от друга – оба загорелые, обветренные, просоленные.

– А ты загорел. Что в Полинезии-то, тепло?

– Даже жарко, Роман Макарович.

– Ого, – удивился Наливайко. – Стоило в Париж тащиться, чтобы сподобиться услышать, как старый дружок по имени-отчеству величает. Ц-ц-ц-ц. – Он довольно долго качал своей стриженной головой и цокал языком.

– Ну, я думаю, – наконец не выдержал Вадим, – что ты не за этим сюда приехал.

– Ну, отчего же, – ухмыльнулся тот. – Чтоб на хорошего человека посмотреть, не жаль и на край света отправиться. Друга проведать, опять же…

– Да не томи ты, Рома, – взмолился Вадим. – Говори, зачем звал?

Но тот продолжал издеваться.

– Ай-яй-яй, Витюня, нехорошо. – Он снова покачал головой. – Нехорошо. Я, можно сказать, на всех парах да на край света, а ты… Вон, – он кивнул на стоящий в углу накрытый столик, – горилки тебе привез, сала домашнего… Вез, хотел порадовать. Пойдем-ка выпьем с тобой…

– Нет, Рома, не могу. В другой раз.

Наливайко пожал плечами.

– Ну, как хочешь. Насильно мил не будешь. Тогда просто так посиди, за компанию.

– Да мне вниз пора, в зал… – Он повернулся и собрался идти к двери. Наливайко еле заметным кивком подал знак охранникам, и те, взяв Вадима за плечи, усадили его за стол.

– Ты же знаешь, Витек, – сказал Наливайко, откупоривая бутылку «Столичной» и накладывая себе на тарелку маринованных опят. – Ты же знаешь – я не люблю, когда от моих приглашений отказываются. Сразу на душе становится тоскливо.

«Что же ему надо?» – думал Вадим.

Наливайко устремил на него пронзительный взгляд своих маленьких поросячьих глаз.

– Эх, Витюня, Витюня, – вздохнул он. – Знаю, о чем ты сейчас думаешь. Уйти поскорей отсюда хочешь. Нет бы посидеть со старым другом, поговорить.

– Не друг ты мне никакой, Рома. Ты это и сам прекрасно знаешь. Уж поговорили…

– Зря ты, Витек. А я ведь соскучился без тебя. Когда ты из Спасска слинял, все беспокоился… Хорошо, добрые люди нашлись, подсказали, где тебя искать. Да тут еще мальчишечка заболел…

Вадим насторожился.

– Какой мальчишечка?

– Да Миша, Надин сынок. Вы-то его больного на бабку старую кинули, а сами по Полинезиям шляться поехали. Ну я его к себе и забрал. Заботился, ухаживал за ним.

– Что-о?! Ты Мишку к себе забрал?

Наливайко пожал плечами.

– Конечно. Что ж я, ребятенка хворого на произвол судьбы брошу, как некоторые?.. Мне клады искать потребности нет. У меня должников достаточно…

Он хитро посмотрел на Вадима.

– …Которым рано или поздно расплачиваться придется. – Он залпом выпил стопку водки. – А Мишку я с собой привез.

– Так он здесь, в Париже?! – воскликнул Вадим, вскакивая со стула.

Железные пальцы охранников сразу же вернули его на место.

– Зачем ты его сюда привез?

– Нешто я больного ребятенка одного оставлю? – Наливайко хрустел грибочками.

– Где он?! – закричал Вадим.

– Да тихо ты! Отдам я его, отдам. Только условие у меня есть небольшое.

– Что ты хочешь?

– А должок! И проценты по нему, конечно. Теперь-то у тебя денежки есть. А не поделишься – очень может так случиться, что мальчишка и не выздоровеет совсем…

– Сука ты, Рома, – негромко сказал Вадим.

– И опять ты не то говоришь. – Наливайко выпил еще одну рюмку. – В общем так. Надоел ты мне. Не хочешь по-хорошему – давай по-плохому. Если сегодня деньги не будут у меня в номере – вам придется везти на родину цинковый гробик. Я ясно выражаюсь?

Вадим похолодел.

– Куда ж яснее…

«Что же делать?» – судорожно соображал он.

– Ну вот что, Рома, – наконец сказал он. – Деньги я тебе отдам. Всю свою долю.

– И Надину, – довольно улыбнулся Наливайко.

– Хорошо. Но я хочу убедиться, что ты не блефуешь. Покажи мне мальчика.

Наливайко встал из-за стола, подошел к курительному столику и вытащил из полированного ящичка толстую гаванскую сигару.

– Ладно, – сказал он, прикуривая. – Мои ребята сейчас тебя отвезут. С завязанными глазами. Так что ты не надейся меня обмануть. Он спрятан надежно. А когда деньги заплатишь – я тебе адресок скажу. Все понял? Только смотри у меня, без фокусов.

Он кивнул охранникам и те, взяв Вадима под руки, повели вниз, посадили на заднее сиденье роскошной машины и заклеили глаза широким пластырем.

Машина ехала почти бесшумно, мягко амортизируя малейшие неровности асфальта. Впрочем, их было немного – в Париже дороги отменные.

Вадим даже не мог определить, где сворачивает машина. Сначала он начал было считать, сколько раз они тормозили на светофорах, но потом понял, что это бессмысленно, и бросил.

Другого выхода не было, и он стал прислушиваться к звукам, доносящимся снаружи, надеясь получить хоть какой-нибудь ориентир. Но звуки были самые обычные – сигналы автомобилей, шум моторов, голоса прохожих…

Потом и они стихли. Вадим понял, что они выехали за город.

«Странно, – подумал он. – Неужели Наливайко держит Мишу не в самом Париже?»

Шины сухо шелестели по шоссе. Время от времени доносились звуки встречных машин.

Так продолжалось довольно долго. Потом понемногу снова стали раздаваться звуки улицы, и время от времени машина останавливалась на светофорах.

«Наверное, это пригород Парижа», – решил Вадим.

Вдруг послышался паровозный гудок. За ним еще один. Потом лязг колес.

«Мы едем вдоль железнодорожного полотна… Это уже что-то».

Вскоре Вадим услышал станционные шумы и изо всех сил напряг слух. Как назло, ничего не объявляли. Постепенно шумы начали стихать. Видимо, машина миновала станцию. И вдруг до уха Вадима донесся отдаленный голос дикторши. Он был настолько слаб, что ему удалось разобрать лишь одно слово – «Фонтенбло».

«Отлично, – подумал он. – Фонтенбло – это пригород Парижа. Теперь я, по крайней мере, знаю, где мы находимся».

Виктор услышал, как в дно машины ударилось несколько камешков.

«Мы выехали на проселок».

Через пару минут машина остановилась.

– Выходи!

Вадима вытолкнули из машины. Он услышал шелест листвы, под ногами явно был не асфальт. И запах… Он был какой-то необычный. Удивительно знакомый, и в то же время он не мог вспомнить, чем это пахнет.

Вадима взяли за руки и повели в какое-то помещение. Это явно был старый дом. Под ногами застучали деревянные половицы. Потом они стали подниматься по лестнице.

«Десять ступенек вверх… Направо… Пятнадцать шагов по коридору… Снова направо… Три ступеньки вниз…»

Скрипнула дверь. Вадима втолкнули в комнату.

Когда с него содрали пластырь, он сразу увидел Надиного сына.

– Дядя Вадим! – бросился ему на шею Миша. – Вы за мной?

– Да… То есть, нет пока… Вадим приедет за тобой позже. А я Витя, его брат. Как тут с тобой обращаются?

– Хорошо! Вот, дядя Вова мне каждый день мороженое покупает… Так вы не Вадим?

Бритоголовый детина в черной майке, стоящий рядом с Мишей, осклабился и хмыкнул.

«Бедный мальчик, – подумал Вадим. – Знал бы ты, что этот дядя Вова при надобности, не моргнув глазом, всадит в тебя пулю…»

– Ну все, – пробасил приехавший с ним охранник. – Поехали назад.

Он вынул из кармана моток широкого пластыря.

– Значит так, Вовчик, – сказал он, заклеивая Вадиму глаза. – Ты этого штемпа запомнил? Когда он приедет, отдашь ему мальца.

– А если не приедет?

– Ну, а если не приедет… – усмехнулся бандит. – Проверишь, как детский желудок переваривает сливовые косточки…

У Вадима чуть волосы не встали дыбом от того, каким спокойным тоном он произнес эту страшную фразу.

На обратном пути Вадима ждало разочарование. Видимо, стремясь как можно больше запутать следы, охранники Наливайко решили изменить маршрут и поехали другой дорогой, потому что ни звуков станции, ни проезжающих поездов не было слышно. Только через минуту после того, как они тронулись, где-то поблизости звякнул колокол…

Когда Вадима привезли обратно в гостиницу, – он первым делом поднялся в номер Нади. Виктор как раз оказался там. Только что закончилась пресс-конференция, и они пребывали в приподнятом настроении.

– Вадька, где ты шатаешься?! – воскликнул Виктор, когда он появился в дверях. Но увидев тревожное выражение его лица, сразу понял, что произошло что-то серьезное.

– Беда, ребята. – Вадим плотно прикрыл за собой дверь и рассказал им все.

Когда он закончил, Виктор с силой стукнул кулаком по столу. Стакан, стоящий на нем, перевернулся, покатился к краю и грохнулся об пол.

– Вот… – Он непечатно выругался.

Надя сидела, закрыв глаза ладонями, и содрогалась от беззвучных рыданий.

– Надо что-то делать, – говорил Вадим, меряя комнату большими шагами.

– Чего уж тут поделаешь? Делать нечего – придется денежки отдавать. В конце концов, фиг с ними. Еще что-нибудь придумаем.

Внезапно Вадим остановился.

– Слушай, Витя, у меня, кажется, есть план.

Виктор недоверчиво посмотрел на брата.

– Какой тут может быть план? Наливайко все продумал.

– Самый обыкновенный. Я говорил, что Наливайко принял меня за тебя?

– Ну.

– Ну и вот. Мы сейчас переоденемся, ты пойдешь к нему и попросишь отсрочку – скажем, на полдня. Под любым предлогом. А я в это время, может быть, найду дом, где они держат Мишу.

Виктор покрутил пальцем у виска.

– Совсем спятил? Как же ты его найдешь?

– Есть у меня одно соображеньице… В общем, это наш последний шанс. Давай, скидывай одежду. Надя, отвернись.

Они быстренько переоделись.

– Да, чуть не забыл. Нужно как-нибудь перерезать телефонные провода в номере Наливайко, чтобы он не успел в случае чего позвонить в этот дом.

Он уже собирался уходить, как его остановила Надя.

– Вадик, постой…

Она порылась в своей сумке и достала оттуда бронзовую иконку Иоанна Воина.

– Вот… Возьми…

Вадим бережно положил ее во внутренний карман.

– Ну ладно, ребята, с Богом.

Перед Вадимом стояла нелегкая задача. Найти ребенка в незнакомом городе, да еще по звукам… Это было практически невозможно.

Правда, у него была одна зацепка. Название «Фонтенбло», которое он слышал, когда они проезжали мимо станции.

Вадим купил карту Парижа и зашел в ближайшее бистро.

«Наш отель находится в самом центре города, – рассуждал он. – Ехали мы примерно сорок минут. Сорок туда и сорок обратно. И не очень быстро – километров шестьдесят в час. А от Парижа до Фонтенбло больше семидесяти километров. Как это объяснить?»

Он задумался.

«А что если они, чтобы запутать меня, сначала выехали из Парижа, а потом вернулись обратно? Вряд ли Наливайко стал бы прятать мальчика вдалеке. Он ему нужен здесь, под рукой. А как же тогда быть с Фонтенбло?»

Вадим углубился в изучение карты.

«Мы ехали вдоль железнодорожного полотна… Потом проехали станцию, и эти звуки пропали. А не значит ли это, что железная дорога просто кончилась? Тогда это была не станция, а вокзал! Причем в черте города. А Фонтенбло… А в Фонтенбло просто-напросто отправляются электрички с этого вокзала».

Оставалось узнать, с какого именно вокзала отходят поезда на Фонтенбло. Это не составляло особого труда. Им оказался вокзал Аустерлиц.

Вадим вышел из бистро и поймал такси.

Когда он подъезжал к вокзалу, все сомнения отпали. Он даже узнал голос дикторши.

И тут Вадим столкнулся с еще одной загвоздкой. Вокзал Аустерлиц находился в самом центре Парижа, но тем не менее он ясно помнил: вскоре после того, как они проехали станцию, автомобиль свернул на проселочную дорогу. Но откуда взяться проселку в центре столицы Франции?

Эта задача была посложнее. Вадим довольно долго изучал карту, но ничего ему в голову не приходило.

И вдруг он услышал, как совсем рядом звякнул колокол. Вадим обернулся и заметил на углу вокзальной площади маленькую церковь.

«Значит, мы проехали мимо нее. Но где же тут проселок?»

Внезапно его осенило: «Парк!»

То, что он принял за проселок, могло оказаться немощеной аллеей парка!

Прямо за церковью виднелись деревья. Вадим быстрыми шагами направился прямиком туда.

Ему в нос ударил тот же самый запах, в этот раз он сразу узнал его. Эго был запах жареных каштанов. Прямо рядом с входом в парк стояла большая жаровня, на которой потрескивали темно-коричневые каштаны.

Вадим уже не сомневался – Миша где-то здесь.

Глава 56. Все возвращается…

– Ну вот, Витек, ты опять ко мне с поклоном. А помнишь, как задирался? Мирно надо жить, хлопчик, спокойно. Знаешь, хороший был пролетарский писатель, Горький фамилия. Всегда говорил – «Рожденный ползать, летать не может». А ты, Витек, залетел.

– Ну, залетел, залетел, – виновато опустил голову Виктор. – Ты прав.

– Значит, просишь оттяжку? – Наливайко выпил рюмочку.

– Да, хотя бы до вечера. Не успеем мы все деньги собрать. Мы ж еще только на оценку поставили. Тут такие бюрократы, в этой Франции – хуже, чем у нас.

– Верно, слушай, ох, как верно! Бумажки, печати, справки, доверенности. Ох, никогда мне эта волокита не нравилась! Скажи, я проще всегда дело ставил – раз-раз и в дамки!

– Да, у тебя все просто было.

– Вот, Витек, а ты говоришь…

– Что я говорю?

– Ну не ты один, все вы говорите «криминализация России», «мафия рвется к власти», «бандиты управляют государством»! Ах, Витя, если бы! Вы нас только пустите, вот тогда порядочек будет – никакой тебе волокиты, никакой бюрократии.

– Раз-раз – и в дамки? – усмехнулся Виктор.

– Точно. Нет, вы не хотите порядка, вам сраных демократов-партократов подавай! А те и себе не возьмут толком, и вам не дадут. Не, дурак-народ, своего счастья не видит. Ну ничего, научим.

Виктор опустил голову. Сколько ему еще сидеть и отвлекать Романа? Сумеет ли Вадька найти пацана?

Вот ведь – близнецы. Всегда это Виктору в жизни только мешало. Как бы кто в пример Вадима все время ставил – дескать, такой же, как ты, а другой, лучше.

А теперь неожиданным образом это пригодилось.

Пока он сидит здесь, Вадим может пацана преспокойно забрать. Правда, если Наливайко не позвонит по телефону. Впрочем, на этот случай тоже придумано кое-что.

Но, с другой стороны, сколько ни придумывай – жизнь обязательно сюрприз выкинет.

Жизнь, она вообще из сплошных сюрпризов. Ну кто мог подумать, что какой-то учитель истории и его братец-уголовник из Богом забытого Спасска доберутся до клада самого известного в истории пирата! Более того, что остановят испытание ядерной бомбы! Что вернутся героями!

И вот те на – какой-то поганый Наливайко теперь все это поставил под большой вопрос! Ну не сюрприз?

– А знаешь что, Витек… – Наливайко рассматривал на свет хрустальную рюмочку. – Не дам я тебе отсрочки. Нет, не из вредности. Просто боюсь, что ты опять какую-то фигню выкинешь. Насрешь себе же на голову. Поэтому делаем так – сейчас мои ребята идут с тобой в банк, ты выписываешь чек на предъявителя, они берут денежку и – ариведерчи, Рома.

– Да нету же денег, Роман Макарович! – вскочил на ноги Виктор.

Вот оно, все расчеты насмарку.

– Есть денежки, Витя, я узнавал. Лежат в банке. Много-о-о! – Наливайко откинулся в кресле. – Ты думал, я твою лапшу на своих ушах оставлю? Не-а. Не оставлю. Я ее смахну – вот так. – Роман театральным жестом сбросил со стола хрустальную рюмочку. – И хватит трепаться – вперед!

– Никуда я не пойду! – зарычал, вцепившись в кресло, Виктор.

Здоровые охранники стали разжимать ему пальцы, но он не отпускал.

– Не трудитесь, ребятки, он сам пойдет, добровольно. Сейчас послушает по телефону, как маленький мальчик Миша плачет, что ему отрезают пальчик, и пойдет.

«Все! – пронеслось в голове Виктора. – Не успели. Все!»

Наливайко потянулся к телефону, огромным желтым ногтем на мизинце набрал номер. Нажал на рычаг, набрал снова.

– Занято, – сказал неуверенно. Ну-ка, Петь, Дай мне «Моторолу».

«Вот они, сюрпризы, вот они! – стучало в голове Виктора. – Мобильный телефон так просто не отключишь!»

Тем же ногтем Наливайко поковырял черную трубочку и приложил ее к уху.

– Вовчик, это Роман Макарович. Слушай меня внимательно, Вовчик. Возьми большой-большой, тупой-тупой ножичек и отрежь мальчику Мише пальчик…

Виктор зажмурился. Сейчас случится самое страшное.

Пират Френсис Дрейк страшно мстит за свои сокровища.

Виктор ожидал, что к его уху сейчас прикоснется теплая пластмасса телефона и он услышит истошный детский крик.

Но крик раздался не детский.

– Что?! Что ты сказал, козел?! – орал Роман Макарович. – Как увез?! Он здесь сидит, прямо передо мной! Ты зенки-то свои пьяные раскрой!

Только сейчас Кротов посмотрел на своего врага. А тот на него. До Наливайко, наконец, дошло. Догадался…

Он запустил «Мотороллу» в стену и бросился на Виктора с кулаками.

– Сука! Урою! Гад!

Виктор только выставил вперед ногу. Каблук ботинка попал Наливайко в промежность. Роман согнулся в три погибели, зарычав, как подбитый кабан.

Виктор успел увернуться от взмахов над своей головой – охранники его не достали. Но это был только секундный выигрыш.

В следующее мгновение Кротов увидел направленный на себя пистолет, успел чудом среагировать, отскочив в сторону, а дальше события наложились одно на другое, как это и бывает в жизни – в общую кучу.

Раздалось два почти одновременных выстрела.

Но сначала грохнула дверь.

Нет, кажется, сначала все же выстрелы, а потом дверь.

Впрочем, этого, не могло быть, потому что вторым стрелявшим была Надя. А она не могла стрелять, не ворвавшись в комнату. Значит, все-таки сначала дверь, потом два выстрела.

Какой из них был первым – не важно. Важны результаты.

Выстрелом Наливайко Виктору пробило плечо и охраннику ногу.

А выстрелом Надежды – сытое лицо Наливайко.

На нем так и осталось озлобленно-изумленное выражение.

Наливайко с корточек кувыркнулся назад и замер на мягком ковре.

Но это еще не все звуки.

Потому что Надежда кричала. Это не так просто убивать человека, даже такого злодея. Надя кричала дико и пронзительно.

Может быть, от ее страшного крика второй охранник свалился на пол, закрывая голову руками и тоже дико крича:

– Не стреляй! Не стреляй! Не стреляй!

Виктора положили в больницу. Мишку – тоже. Правда, по разным причинам. Но условие было – обоих в одну.

Мишка стал приходить к Виктору, которого по-прежнему путал с Вадимом.

– Дядя Вадик, ты уколов не бойся, – говорил он. – Это полезные уколы. Один раз больно, зато всю жизнь здоров.

Виктор слушал маленького философа и думал:

«Господи, какой умный! Как же я с ним? Дурак ведь дураком!»

С полицией начались проблемы, но быстро разрешились, как только Фифи вмешалась в дело.

Она быстро отыскала адвоката, который за три дня свел все к самому благополучному исходу. Адвокат был чудный. Впрочем, за такие деньги можно было нанять целую армию защитников.

Он даже ухитрился послать в Россию бумаги на пересмотр дела Виктора Кротова. Был вполне уверен в успехе, но на всякий случай посоветовал Виктору из Франции не выезжать.

А вот Вадим уезжал.

С Надеждой у него был длинный и очень добрый разговор. Она, конечно, оставалась. Мишку вот-вот должны были начать лечить. Но оставалась она еще и из-за Виктора.

Вадим все понял. К этому последние дни все и шло. Он теперь остался один. Он должен был вернуться в Спасск, он оставил там столько недоделанных дел.

Пришел проститься с братом. Особенно не поговорили. Виктор был уверен, что расстаются ненадолго. Так, мелочи какие-то обсудили. Обнялись. Рука у Виктора заживала.

Внимание прессы Вадиму надоело, поэтому он скрыл день и час своего отъезда. Выбрал самый неудобный ночной рейс, тихонько выбрался из гостиницы и отправился в Орли.

Он ехал домой. Ночной Париж не спал, только был как-то вял и задумчив.

«А ведь я сюда еще вернусь, – подумал Вадим. – И вообще, есть еще порох в пороховницах. Спасск – гнездо. Но надо же из гнезда вылетать хоть иногда. Скажем, сокровища Тутанхамона…»

К окошку регистрации стояло всего пять человек. Никто не говорил по-русски. Это расстроило Вадима, но не сильно. Как-то на душе было тоскливо, не хотелось сейчас ни с кем говорить.

Он протянул регистраторше билет. Она внимательно осмотрела его и, сказав: «Момент!», куда-то убежала.

Вадим облокотился о стойку, заскучал.

– Мерд! Террибль! – услышал он вдруг за спиной и даже не успел догадаться, что ругательные слова эти относятся к нему, потому что, едва обернувшись, получил звонкую оплеуху.

Фифи! Она была просто фурия в этот момент.

Такие заковыристые и темпераментные ругательства были под силу только отъявленным клошарам с набережной Сены.

– Ты негодяй! Подонок! Дерьмо! Импотент! Дикарь! Думаешь, я в тебя втрескалась? Да ты придурок! Кретин! Можешь уезжать в свою Россию! Не заплачу! Подумаешь, говно на палочке! Я на тебя плюю! Ты! Вали отсюда! Нам тут таких не надо!

Вадим поставил на пол свой чемодан, схватил Фифи и притянул к себе.

– Поехали со мной? – сказал он.

Спасск встречал их, как героев. Фифи все время охала и ахала, щелкала фотоаппаратом и направо-налево «поливала» окрестности видеокамерой.

Уже на вокзале в Налимске их встречал мэр. Подали хлеб-соль. Дети были с цветами. Даже оркестр духовой.

Вадим жутко смущался, а Фифи чувствовала себя, как рыба в воде. Словно она всегда принимала такие знаки всенародного обожания. Отломила кусочек хлеба, макнула в солонку, съела, трижды поцеловалась – правда, не с мэром, а с его водителем, который выглядел не менее представительно.

Кавалькада машин тронулась по дороге к родному городу.

– Музей восстановим, – говорил мэр, – улицу назовем имени Никиты Назарова. Мемориальную доску повесим. И Николая Ивановича Боброва не забудем. Его имя уже носит ваша школа.

– Стойте! – сказал вдруг Вадим.

Машины остановились, а Вадим, оставив в машине недоумевающих хозяев и растерянную Фифи, пошел через высокую траву к монастырю.

Почему он сделал это? Он и сам не знал. Только решил он сейчас, что на восстановление этого старого здания отдаст столько, сколько нужно будет. А ведь никогда особенно верующим не был. Разве что иконку носил, Иоанна Воина.

«Кстати, где она?» – подумал Вадим, опуская руку в привычный карман, где всегда был образок с ликом святого покровителя всех ищущих.

Иконки не было. Нет, она не потерялась. Карман был застегнут, даже зашпилен большой английской булавкой. Вадим переложил иконку из портсигара только недавно, в поезде.

Иконка исчезла.

И почему-то Вадим этим обстоятельством расстроен не был.

«Все возвращается на круги своя», – подумал он.

Не зная, что эти же слова были сказаны когда-то отцом Артемием Никите Назарову.