Текст книги "Любовь и золото"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Глава 38. Военная база

Рене лежал на песке, накрыв глаза полотенцем, и размышлял о том, что неплохо бы остаться тут жить навсегда. Никакой суеты, никаких статей, редакторских правок, горячих материалов. Построить бы себе домик у самого моря, сидеть по вечерам на веранде и любоваться закатом, потягивая молодое вино. Но с другой стороны, где на этом острове взять молодое вино? Туг даже самого дешевого пива не достанешь. Да и остров этот через год-другой ядерных испытаний станет совершенно непригоден для жилья. Даже птицы разлетятся, не то что люди.

Жаль…

– Эй, Рене, ты где? Работать сегодня собираешься?

– Нет! – коротко ответил парень, но все же нехотя поднялся и стал собираться.

Начальник участка стоял немного в стороне. Как-то неловко, неестественно он смотрелся на этом залитом солнцем пляже в своей военной форме французской армии.

– Ну что, когда шахту закончите? – спросил Рене, сложив полотенце и натянув штаны.

– Месяца через полтора, не позже. Из Парижа каждый день телеграфируют, все не терпится свою бомбу поиметь, утереть нос янки и русским знакомым. Начальник участка Андре Варли снял промокшую от пота пилотку, заткнул за пояс и зашагал рядом. – Ты уж напиши в своей газетенке, что мы тут из кожи вон лезем за честь Франции, пусть там не думают.

– Напишу, конечно напишу, – засмеялся Рене. – Уже раз десять писал. Только это больше никого не интересует. Первый бум прошел, все и забыли. Вспомнят только, когда первый раз бабахнете.

Строительство на Мороруа шло уже около года. И все это время Рене торчал тут, на одном из островов атолла, за исключением рождественских каникул; когда он отправился в Париж к матери. Все в редакции откровенно завидовали ему – круглый год торчит на солнышке, жарится на пляже, а не бегает по улицам в поисках сенсации, но никто почему-то не захотел поменяться с ним местами.

А Рене просто уже начал дуреть от безделья.

Сначала все было просто отлично: отчеты требовали чуть ли не каждый день, всех волновало, когда же Де Голль наконец получит свою атомную бомбу. Но постепенно интерес охладел, отчеты стали писать покороче, а потом и вовсе забыли.

Рене пару раз пытался просить отозвать его обратно во Францию, но этого почему-то не делали.

– Ладно, давай переодевайся и дуй к шахте, я буду Ждать тебя там, – сказал Андре, когда они подошли к строительным домикам. – А то ты сейчас уговоришь с тобой кофе пить, и это затянется на час.

Шахту рыли для геодезического оборудования. Сам взрыв будет производиться под водой, в середине лагуны.

Вчера вечером рабочие напоролись на пустоты под землей – наверное, на какую-нибудь пещеру. Вся работа была приостановлена до утра.

Рене просто не мог пропустить такого события. Тут даже обнаружение завалящей пещеры было целым событием.

У шахты он был через двадцать минут. Его уже ждали.

– Ну что, готовы? – спросил он у Андре. – Если да, то можете взрывать.

Андре подал сигнал, все отошли в укрытие и раздался взрыв. Грохотало минуты две – видно, был обвал породы. Потом все стихло.

– Ну что, можно спускаться.

Это действительно оказалась подземная пещера, и не какая-нибудь, а довольно большая. Когда спустились в нее, то оказалось, что тут под землей целые галереи и залы, которые тянутся во все стороны.

– Опускайте сюда свет! Побольше света, а то ни черта не видно! – командовал Андре, с интересом рассматривая стены пещеры. – Интересно быть первооткрывателем – правда, Рене? Как ты ощущаешь себя в месте, куда до тебя еще не ступала нога человека? Будет о чем написать в своей газетенке. Сможешь из этого бульварного листка перебраться в «Фигаро» или еще куда-нибудь.

Рене ничего не ответил.

Наконец спустили прожектора, и пещеру смогли осветить. Это было очень красивое зрелище. Рабочие попали в зал, из которого вели несколько коридоров. Правда, некоторые из них завалило взрывами, но большая часть остались свободными.

– Интересно, а отсюда есть выход наружу? – спросил Рене, с интересом рассматривая высокие сводчатые потолки. – То-то будет смеху, если вы зря столько времени копались.

– Сейчас проверим. Так, нужно разбиться на несколько групп. Каждая пойдет в своем направлении. Только будьте осторожны – возможен обвал.

Рене пошел вместе с начальником участка. Они продвигались по проходу очень медленно, очень осторожно. Коридор был такой низенький, что все время приходилось пригибаться и от этого болела шея.

Вдруг Рене, который шел впереди всех, остановился и сказал:

– Вынужден тебя разочаровать, Андре. Ты не первый человек, который шагает по этой пещере.

– Что ты имеешь в виду?

– А вот, посмотри. – Рене направил фонарь себе под ноги. – Как ты думаешь, что это такое?

В луче света тускло поблескивал человеческий череп.

– Откуда он тут взялся? – Андре наклонился и осторожно взял его в руки.

– Это не мой, точно могу сказать. – Рене почему-то испуганно огляделся по сторонам. Ясно только одно – мы выбрали правильное направление. Пошли дальше.

Дальше двигались еще осторожнее. Хоть череп и мог пролежать тут лет сто-двести, но все равно стало страшно. Казалось, что из-за угла сейчас появится какое-нибудь сказочное чудовище и придется долго отбиваться от него чем попало.

– Тут развилка. Куда дальше – направо или налево? – спросил Рене, остановившись.

– Может, лучше назад? Ну его к черту! Вернемся сюда, собрав побольше народу, а то мне что-то не по себе.

– Нет уж, – ухмыльнулся Рене. – Ты что, забыл, что я газетчик? Пошли направо.

Андре вздохнул, и они двинулись дальше.

Первое, что бросилось в глаза, было огромное золотое распятие, прислоненное к стене. И только потом заметили сундуки, которыми была уставлена вся ниша. Минут пять Рене с начальником участка не могли произнести ни слова.

– Андре откашлялся и прохрипел:

– Ты когда-нибудь в своей жизни видел подобное?

– Сколько раз, во сне. Это же клад. – Газетчик наконец решился и подошел к одному из сундуков.

– Будет теперь о чем написать в газете. Интересно, что тут?

– Не трогай, я боюсь. – Андре почему-то стало страшно.

– Чего ты испугался? Радоваться надо! – Рене вдруг дико рассмеялся, и его хохот эхом разнесся по пещере. – Да это же настоящая сенсация, такого и во сне не придумаешь! Хотелось бы знать, кто все это здесь оставил? Прямо пещера Али-Бабы. – Он с грохотом откидывал крышки сундуков, полных серебра.

– Тут же миллионов на пятьдесят, если не на все сто! Слушай, Андре, мы ведь с тобой разбогатели! О, теперь я с потрохами куплю свою газетенку и первым делом вышвырну на улицу главного редактора! Мы с тобой миллионеры, Андре!

– Это принадлежит Франции, – сухо сказал военный. – Тебе из этого не достанется ни франка.

– Что? – Рене опешил. – Но ведь мы нашли…

– Я повторяю – это имущество Франции. Отойди от сундуков.

В руках Андре вдруг блеснул пистолет.

– С ума сошел, – невольно отступил от сокровищ Рене. – Ты что, мог бы в меня выстрелить?

– Ни на секунду не задумался бы, – спокойно ответил Андре. – И еще вот что – никаких информаций в газеты.

– Что? – Рене даже не сразу понял. – Ты что, хочешь сказать, что я не могу писать об этом?

Дело в том, что, поскольку строительство было секретным, все статьи перед отправкой в Париж читал Андре, и только после его разрешения их могли печатать.

– Нет, не можешь. Я запрещаю. Это военный объект – полная конфиденциальность. Никакого серебра, никакой пещеры – ты меня понял? А то не только вылетишь отсюда к чертовой матери, но и потеряешь работу. Все, пошли назад.

Работу в шахте остановили на целую неделю. По ночам шла погрузка сундуков на французский миноносец, который курсировал неподалеку.

Андре в тот же вечер уплыл на соседний остров, где был аэродром, и оттуда улетел в Париж, дав строжайшее указание лишить Рене всяческой связи с внешним миром.

Это газетчик обнаружил на следующее утро, когда пошел на почту отправить телеграмму матери о том, что не сможет приехать на ее день рождения.

– Простите, но я не могу принять от вас телеграмму, – сухо сказал ему дежурный телеграфист.

– Почему?

– Начальник участка запретил принимать от вас какие-либо послания, пока он не вернется.

– Андре? Так это он вам запретил? – Рене даже перекосило от злости. – Но ведь это сугубо личная телеграмма, вы же сами видите.

– Простите, – развел телеграфист руками. – Ничем не могу помочь. Это не в моей компетенции.

– Ладно. Как знаете. – Рене неожиданно улыбнулся и пожал плечами. – Не можете, так не можете.

Этого он так оставлять не собирался. Как будто какой-то чертик внутри него выскочил из табакерки. Раз запрещают, значит, это и нужно делать во что бы то ни стало. Он не успокоится, пока не сделает. Такой уж у него был склад души. За эту черту характера его и держали в редакции, хотя именно за нее и ненавидели все, включая начальника.

На пляже по случаю отмены всех работ было полно народу. Работяги плескались в прибрежных волнах, резвились, как дети, и дрыхли на песке. Рене посмотрел на них из зарослей и углубился в лес. Долго бродил между деревьями, пока не нашел то, что искал.

– Вот как раз то, что надо, – тихо пробормотал он и огляделся по сторонам. Никого вокруг не было. Тогда Рене скинул с плеча сумку, достал из нее пакет сухого льда, который стянул в столовой. Положил лед на ногу и перевязал скотчем. Чтоб не было страшно, откупорил бутылку бренди и выпил несколько глотков.

– Ну теперь, кажется, можно. – Он постучал по ноге кулаком и даже ущипнул. Нога замерзла совсем, даже начало пощипывать. Рене встал и сунул ее в развилку между двумя деревцами, слегка оттянув одно в сторону. Ногу зажало, как в тисках.

– Мамочка, как же страшно! – Рене зажмурил глаза, набрал в рот побольше воздуха и резко дернул ногу в сторону. Раздался хруст, и газетчик, сцепив зубы, тихо заскулил от боли.

– Помогите! Помогите!

Отдыхающие, услышав этот крик, как по команде завертели головами.

Затем, собравшись с силами, он, с трудом волоча ногу, пополз к берегу, влез в воду и закричал:

– Помогите, я разбился, помогите!

Наконец кто-то увидел того, кто звал на помощь.

– Вон он, у камней!

Все побежали к камням. Там, на отмели, лежал Рене. Вся голова у него была в крови, на плече виднелась огромная ссадина, а нога неестественно вывернулась. Его тут же подхватили и вытащили на берег.

– Как же тебя угораздило, приятель? – спросил кто-то.

– Купаться пошел, – еле слышно простонал Рене. – Волна… Меня понесло на камни… Нога…

– Быстро к врачу! – Он потерял сознание.

В лазарете вдруг выяснилось, что куда-то пропала его медицинская карта и не могут сделать укол.

– Да не могу я! – испуганным голосом оправдывался врач. – А если у него аллергия, и он у меня тут помрет? Нужно отправлять его в нормальную больницу, где сделают анализы. Быстро грузите его на катер и везите на соседний остров. Я только шину на ногу наложу.

К концу дня Рене уже лежал в больнице, в отдельной палате. Но утром, когда медсестра пришла делать ему укол против столбняка, в койке его не оказалось.

Самолет летел без посадок десять часов. И все это время пассажиры удивленно наблюдали за парнем, который летел прямо в больничной пижаме и с ногой в гипсе. Несколько раз к нему подходила стюардесса и каждый раз он просил одно и то же:

– Принесите анальгина и холодного бренди со льдом.

В Орли лайнер приземлился в четыре часа утра. Быстро пройдя таможню, Рене сразу бросился к телефону. Трубку долго никто не брал. Наконец раздался злой заспанный голос шефа:

– Алло! Кто это так глупо шутит?

– Привет, Лоран. Это я, Рене.

– Какой еще Рене?

– Тот самый, которого ты засунул на край света. Да проснись ты, наконец!

– А-а, это ты? – Лоран наконец сообразил, с кем говорит. Слушай, если хочешь узнать кое-что интересное, то в Париже сейчас половина четвертого утра. Смешно, правда? У вас там, небось, день в разгаре?

– Нет, у нас в Орли тоже половина четвертого. Приезжай за мной прямо сейчас, а то меня в полицию заберут в моем наряде! – Рене поежился от холода. – И захвати бутылочку «Бурбона*.

– Постой, так ты в Париже?! А какого черта?.. – начал было кричать Лоран, но Рене его перебил.

– Приезжай поскорее, а то я ждать не буду! Продам материалы Жаку из «Пари Матч* – не обижайся потом! – крикнул он и повесил трубку.

– Так ты точно уверен, что они нашли сокровища? – спросил Лоран, когда Рене закончил свой рассказ. – Может, ты ошибся?

– Клянусь тебе! Я держал это серебро в своих руках. – Рене отпил еще коньяка. – Господи, как нога болит, сил нет.

– Что-то мне не очень верится. – Лоран завел мотор и вырулил на трассу. – И из-за этого ты сюда примчался за свой счет?

– Если не веришь, вот на это посмотри. – Рене полез в карман и протянул шефу серебряную монету. – И не говори, что мне этим дали сдачу в местном баре.

Лоран повертел монету в руках, присвистнул, резко развернул машину и поехал в другую сторону.

– Осторожнее, черт! Ты куда? – завыл Рене, хватаясь за ногу.

– В редакцию. – Лоран бросил монету Рене на колени. – Попробуем сунуть это в утренний номер. Назовем «Клад пиратов на военной базе»… А потом хоть месяц сможешь валяться в больнице…

– Постой, а с чего ты взял, что это клад пиратов? – удивился Рене.

– А чей же? – вопросом на вопрос ответил Лоран.

«Действительно, – подумал Рене, – почему мне это раньше не пришло в голову. Пираты!..»

Глава 39. Мираж

Всю осень и зиму Виктор Кротов провел в тайге. Он чудом выжил, и если бы не могучее здоровье, кто знает, быть может, его замороженную, обглоданную дикими зверями мумию случайно обнаружили бы через несколько лет…

Но парню повезло – после двух суток блуждания по дремучему сосновому лесу он ненароком набрел на маленькую охотничью избушку. Провианта в ней не оказалось, но зато была крыша над головой. Виктор собирал грибы и ягоды, благо этого добра в таежных местах было невиданное количество, а зимой ловил зайцев в самодельные силки…

Поначалу больше всего он боялся, что в сторожку заглянут охотники. Потом ему было все равно, потом он молил Бога, чтобы в сторожку заглянула хоть одна живая душа. Никто не пришел.

Высшим милицейским чинам и в голову не приходило, что человек способен отважиться на такое, по существу обрекая себя на неминуемую смерть. Они решили, что Кротов предпринял какой-то хитрый обходной маневр. В срочном порядке были перекрыты все дороги в радиусе ста километров от зоны, во все близлежащие города, деревни, села, на станции и полустанки были разосланы фотографии сбежавшего преступника. Но операция «Перехват» не принесла ровным счетом никаких результатов. Кротов как в воду канул… После этого было принято решение прочесать лес. Собаки так и не взяли след, а длинная цепочка вооруженных солдат, отдалившись на порядочное расстояние от дороги, чуть не увязла в болоте…

Своим таинственным исчезновением Виктор во многом был обязан Сан Санычу. Высадив беглеца из армейского «козла», капитан проехал по извилистой дороге еще несколько километров, после чего вполне натурально скрутил себе руки-ноги найденной в «бардачке» проволокой и стал терпеливо дожидаться своих сослуживцев. На прямой вопрос начальника зоны, в какую сторону направился Кротов, Сан Саныч, не моргнув глазом, ответил:

– Вроде, туда… – и махнул рукой в противоположном направлении.

Лишь с приходом весны изголодавшийся, вконец обессиленный, заросший всклокоченной щетиной Виктор решился идти дальше, надеясь, что милиция уже похоронила беглеца и оставила всяческие попытки его отыскать. Кротов набил карманы сушеными грибами, прицепил к брючному ремню наполненную родниковой водой ржавую консервную банку и отправился в путь.

Пытаясь ориентироваться по звездам, окончательно потеряв счет времени, Виктор шел и шел через тайгу. Он понимал, что быстро выйти к людному месту не получится даже при самом благоприятном стечении обстоятельств. Быть может, именно поэтому он и не терял надежды, не впадал в панику. И, в конце концов, его терпение и мужество были вознаграждены. Ранним утром черт знает какого дня он увидел тонкий просвет между стволами деревьев. Эго была река с пологими берегами и неторопливым течением. На самой ее середине, покачиваясь в надувной лодке, рыбачил долговязый мужчина.

– Эй, браток! – закричал Виктор. Но из горла вырвался только хриплый стон. Почти полгода Виктор ни с кем не разговаривал. Пришлось повторить. На этот раз получилось лучше. – Эй, браток, где я нахожусь?!

– Заблудился, что ль? – снисходительно улыбнулся рыбак.

– Ага! Я сам из Москвы, мы поохотиться приехали, да вот… Неудачка вышла…

– Бывает… – Мужчина неторопливо сложил спиннинг, взял в руки весла и подгреб к берегу. – Садись, подкину до Ермолаевки, раз такое дело. А там рукой подать до Бобровска.

Виктор не мог поверить своим ушам. Бобровск находился в двухстах километрах от зоны… Во второй раз он воочию сталкивался с чудом. Сначала, оставшись в живых, когда его уже почти придушили люди Карапуза, и вот теперь…

– Что ж… – сказал Кротов, запрыгивая в лодку. – В Бобровск так в Бобровск…

Отныне Виктору нужно было опасаться не столько милиции, сколько Романа Макаровича Наливайко. Встреча с ним или с его подчиненными означала одно – шило под ребро. Но прежде чем залечь на дно, Кротов должен был вернуться в Спасск. Украденные восемь лет назад золотые и бриллиантовые!' побрякушки очень бы пригодились в дальнейшей жизни, облегчив тяготы скитаний.

Через месяц после неожиданной встречи с деревенским рыбаком Кротов добрался до Налимска. Там его приютил в своем гараже давнишний приятель, с которым он в одной колонии мотал первый срок. Тогда приятеля осудили за подделку документов, и теперь его талант сослужил добрую службу Виктору.

Через неделю, когда липовый паспорт был готов, Кротов покинул свое убежище, вышел к шоссе и сел на попутку, направлявшуюся в сторону Спасска. Кстати сказать, бороду Виктор так и не сбрил, сочтя ее неплохой маскировкой – вряд ли его кто-нибудь узнает в таком виде.

Он вновь оказался в родных краях, и сердце его ныло от тупой боли. Кротову так захотелось остаться здесь навсегда! Но он сознавал, что это невозможно, что, выкопав драгоценности, он вынужден будет незамедлительно покинуть Спасск, даже не повидавшись с родным братом…

Виктор вышел из машины на самой окраине города, в том месте, где было ближе всего до старой мельницы, и, посулив водителю немалые деньги, попросил подождать его пару часов. Недолго думая, водитель с радостью согласился.

Кротов быстро нашел тропинку, тянувшуюся вдоль берега безымянной болотистой речушки, и быстро зашагал по ней. Разумеется, он не мог забыть точные ориентиры тайника – несколько шагов на север от мельничных развалин, маленький островок сухой земли посреди болота. И уж, конечно, он не мог себе представить, что за восемь лет, проведенных им на «зоне», настолько может измениться местный ландшафт… Увиденное через несколько минут стало для него настоящим потрясением.

Болото было осушено, лес вырублен… Там, где раньше стояла мельница, теперь возвышалось огромное железобетонное строение, напоминавшее по своей форме египетскую пирамиду. Рядом велось активное строительство: лязгали ковшами экскаваторы, скрипели тормозами нагруженные щебнем грузовики, суетились рабочие в желтых комбинезонах, а под ногами Виктор вдруг ощутил твердую гладь асфальта.

Он растерянно смотрел на эту странную до нереальности картину и не в силах был поверить, что произошло непоправимое. Все его страдания были бессмысленны. То, ради чего он рисковал своей жизнью испарилось, исчезло, как мираж в пустыне…

Глава 40. Товарищ комиссар

Революционный комиссариат находился в самом центре Спасска, в национализированном здании бывшего Дворянского собрания.

От былого его великолепия не осталось и следа. Половина окон были разбиты и заколочены досками. Почернела и обвалилась богатая лепнина на фасаде. Стены были изрешечены пулеметными очередями, а вокруг некоторых окон чернел толстый слой копоти – дом два раза горел.

Внутри царил такой же развал. Уникальная мебель из карельской березы и ореха, некогда украшавшая интерьеры аристократического клуба, давно сгорела в буржуйках. Новые хозяева довольствовались грубо сколоченными из плохо оструганных досок лавками и табуретами, которые использовались вместо столов.

Ни на одном окне не сохранились шторы. Дорогие занавеси были разворованы восставшим пролетариатом на юбки женам, на конские попоны, а то и на портянки. В длинных анфиладах пустынных, грязных, изрисованных неприличными рисунками и надписями комнат сидели красноармейцы и занимались кто чем – чистили свои трехлинейные винтовки, покуривали самокрутки из вонючей махорки, готовили нехитрую снедь или же просто валялись на брошенных прямо на потемневшие паркетные полы шинелях.

Только в одной комнате был относительный порядок. Это был кабинет военного комиссара. Сюда натащили уцелевшую мебель со всего дома, так что большой полированный шкаф с копьями соседствовал здесь с кухонной этажеркой, а широкая оттоманка, обитая веселенькой тканью в цветочек, – с принесенной из прихожей подставкой для зонтиков, в которой хранилось несколько винтовок.

На стене висел большой кумачовый лозунг – «Ударим пролетарским террором по контрреволюционному саботажу». Под ним красовался фотографический портрет самого вождя революции. На стоящем у дальней стены большом письменном столе, за которым в свое время сиживал предводитель Спасского дворянства, была разложена подробная карта местности. Над ней склонились двое мужчин в военной форме.

На одном из них была надета еще и кожаная куртка. Видимо, это и был сам комиссар.

– Нет, Яков, – говорил он своему собеседнику.

– Брать Налимск приступом нельзя.

– Но почему, ептыть? – горячился другой. – По-моему, это самый лучший способ накрыть банду Мельника, к херам собачьим. Это же их логово. Вся банда – в одном месте.

Комиссар оторвал кусочек газеты и насыпал в нее щепоть табаку.

– Нельзя, – повторил он. – Кроме бандитов, там много пролетариев. Погибнут же люди.

Тот осклабился.

– Ну, значит, туда им и дорога, ептыть. Нечего врагов революции, к херам собачьим, привечать. Мы ж всегда так делали. Окружим деревню, кинем несколько гранат, а потом из пулеметов, ептыть…

По лицу комиссара пробежала тень. Он сунул в рот готовую самокрутку и чиркнул спичкой.

– Ну, вот что, товарищ помревком. Меня сюда назначили, и я буду решать сам. Мы здесь не для того, чтобы мирных крестьян расстреливать, поставлены, а чтобы с контрреволюцией бороться. Чувствуете разницу?

Яков проворчал что-то типа «Все они одним миром мазаны».

Комиссар продолжал.

– Так что надо придумать какой-нибудь другой план. Выясните, когда они пойдут на дело.

– Как это я выясню, ептыть?

– Через агентов. В конце концов, арестуйте кого-нибудь из банды.

– Ничего себе задачка… А если они никогда из Налимска ни х… не выйдут? Что тогда?

– Должны. Рано или поздно они соберутся на дело. Бандиты они или нет?

В дверь постучали. Вошел красноармеец небольшого роста, в буденновке и грязных обмотках.

– Товарищ комиссар! Вот, вражеский элемент привел.

– Кто такой?

– Да баба одна, е… ее в корыто. Корову в пользу революции отдавать не хочет, сука. А солдатикам есть нечего.

– Веди сюда.

В комнату вошла худая, очень бедно одетая крестьянка лет сорока.

Яков вышел из-за стола и подошел к ней.

– Ты что же это, курва, победному шествию революции помешать хочешь? Диверсии, ептыть, устраиваешь? Контрреволюцию, б…, разводишь?!

Он постепенно поднимал голос, так что последнюю фразу почти прокричал.

– Красноармеец Федоров! – повернулся он к солдату. – Почему просто не конфисковали корову?

– Так, товарищ помревком, она это… Ребятенка своего схватила и над колодцем держала. Выброшу, говорит, если корову отнимете.

– И ты испугался, мудак? – Яков рассмеялся. – Расстрелять, к херам собачьим, надо было на месте. Понял?! Выполняй приказ. А корову конфисковать.

Женщина истошно заорала.

Красноармеец взял ее за локоть и потянул к двери.

– Отставить! – закричал комиссар. Он вскочил из-за стола и подбежал к помревкому. – С ума сошли?! Без суда расстреливать людей?!

– Имею право, – нагло сказал тот. – У меня и мандат есть. Кстати, такой же, как и у вас, ептыть. За саботаж решений военных комиссариатов расстрел на месте.

Комиссар повернулся к солдату.

– Отпусти ее, – приказал он.

Женщина рванулась к двери и вылетела из комнаты.

– А с коровой как же быть, товарищ военком?

– А что, больше негде взять?

– Никак нет. Все по продразверстке изъяли подчистую. Только у нее корова и осталась.

Комиссар задумался.

Его помощник насмешливо улыбался.

– Ну, ладно… – в конце концов сказал он. – Конфисковывайте. Но женщину не трогать. Голову оторву!

Когда за солдатом закрылась дверь, Яков рассмеялся.

– Напрасно вы так, товарищ комиссар, с подчиненными разговариваете. Солдат должен получать ясные, четкие приказы. А хуже всего то, что вы отменили мой приказ. Подчиненные не должны знать о разногласиях в руководстве.

Комиссар хлопнул ладонью о стол.

– Вот, если бы вас на ее место…

– Как сознательный гражданин Советской России, ептыть, на месте этой бабы я бы сам привел сюда свою корову, – хохотнул Яков, – вступил в комитет сельской бедноты да еще и дал бы всем красноармейцам по разу.

Он развалился в кресле и закурил.

– Вы думаете, что совершили доброе дело? Херня! Она со своими детьми все равно подохнет с голоду без коровы. Вы только замедлили этот процесс. А я хотел сделать его более легким и быстрым, – цинично заметил он.

– По-вашему, можно просто так взять и расстрелять, кого хочешь?

Яков встал с кресла и прошелся по комнате.

– Если он отказывается выполнить наши требования – да. Если это враг революции – да. Я обязан это сделать как представитель Советской власти, ептыть!

– Послушай! – Комиссар метнулся к помревкому, схватил его за грудки и, приблизив лицо, прошипел: – Пока что я твой начальник, понял? Я буду решать, кто враг, а кто друг. И прекрати материться – у тебя же, кажется, курс гимназии, – добавил он, уже отпуская Якова.

– Имейте в виду, товарищ комиссар, – одернув кожанку, сказал помревком спокойным голосом. – Хоть вы здесь человек новый, ваша нерешительность в борьбе с контрреволюцией уже вызывает настороженность. И если так будет продолжаться и дальше, я вынужден буду сообщить от этом начальству.

Он развернулся и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Комиссар снял куртку, сделал еще одну самокрутку, сел за стол и обхватил голову руками.

Это был Никита Назаров.