Текст книги "Мастера и шедевры. Том 3"

Автор книги: Игорь Долгополов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

ИСКУССТВО ИЛИ ЗРЕЛИЩЕ

Что ясно, понятно, то, конечно, презирается…

Другое дело, с завитком и неясность.

Мы этого не понимаем, значит тут глубина.

Достоевский

Можно ли проверить гармонию алгеброй? – извечный салье-риевский вопрос.

Ответ однозначен: поиски гармонии, прекрасного, заключенного в природе, окружающем нас мире, разгадка тайны своего времени, все это постижимо. Но для этого кроме ежедневного каторжного труда (может, не всем заметного) у всех больших мастеров был еще и талант. Это слово как-то стыдливо забыто в нашем веке, как, кстати, почему-то не упоминается такое бесхитростное, но точное понятие, как бездарность. Определение неприятное, но снимающее массу вопросов, претензий, амбиций.

Открытие секретов гармонии предполагает в художнике прежде всего любовь к изучению и освоению основ рисунка, ощущение большой формы, тонкого чувства цвета, обладание природным даром понимания колорита, композиции. Без всех этих достоинств, соединенных воедино, не было бы никогда великих Леонардо да Винчи, Тициана, Эль Греко, Рубенса, Рембрандта, Вермеера Делфтского, Делакруа, Александра Иванова, Михаила Врубеля, Исаака Левитана.

Странно рассматривать произведение искусства лишь как срезанный цветок, забыв, что когда-то это дивное создание имело корни или клубни.

Так, по меньшей мере странно отличать портрет с «визуальной схожестью» от изображения человека – метафоры.

Амбивалентность… Модный ныне принцип в искусстве. Он заключается в неоднозначности прочтения. Это освобождает художника, скажем, живописца, от всякого сходства с натурой. Говоря языком простонародным, сие излагается: «Что хочу, то и ворочу». Этот посыл весьма выгоден некоторым художникам. Ведь отражение правды природы, гармонии, заключенной в натуре, будь то пейзаж или портрет, требует от мастера высокой ответственности. Не только перед собой, но и перед зрителем.

Инструмент амбивалентности, любое абстрактное выражение натуры напрочь снимает проблемы мастерства, художественности. Не надо ничего уметь.

Дилетантизм, а чаще элементарная пошлость подменяют глубинное желание проникнуть в тайну времени, отразить натуру.

Подмена правды анекдотом либо гримасой (что, естественно, находит любителей повеселиться, поглазеть), полное отрицание гуманизма, красоты, прекрасного – вот истинная подоплека амбивалентности.

Многоплановость, метафоричность, присущая всем великим произведениям прошлого, выстроена на высочайшем и прочном фундаменте – гуманизме. Человеколюбие, любовь к жизни, добру, ненависть к злу, мраку отличают творения Фидия и Микеланджело Буонарроти, Джотто и Рублева, Босха и Брейгеля, Рембрандта и Гойи, Сурикова и Ге…

Какое отношение имеют все эти Мастера к тем фокусникам от искусства, задача которых поразить, ошеломить гротеском, фарсом, а если нужно – клоунадой современника. Находит ли подобное творчество своего зрителя? Конечно. Ибо зрелище всегда доступно и не требует затрат духовных.

Но достойно ли подобное искусство нашего времени? Стоило ли дгш этого дожить до порога нового тысячелетия? И если подумать, зачем нам подобные щекочущие паллиативы искусства? Неужели ныне роль живописца, некогда бывшего не только ремесленником, но и философом, гражданином, передовым человеком своей эпохи, должна снизиться до роли балаганного паяца, услаждающего самые расхожие вкусы, какими-то «заковыками»? Думается, что жанр рыночного шута не к лицу художнику.

Еще в двадцатые годы Владимир Ильич Ленин говорил, что народ достоин большего, чем зрелище. Он призывал к созданию высокого искусства для народа…

С. Мурадян Не дождались.

Д. Жилинский. Играет Святослав Рихтер

ЖИВОПИСЬ И МУЗЫКА

Искусство растет с народом.

М. Горький

Дмитрий Жилинский. «Играет Святослав Рихтер». Интерьер музея имени Пушкина на Волхонке. Это – храм искусства. И вот в «Итальянском дворике» стоит открытый рояль. Рядом цветы. Из-за ажурной решетки струится призрачный свет. Прозвучал аккорд. Поднята рука гениального исполнителя музыки. Художнику кажется, что вместе со звуками сонаты в зал влетают крылатые духи гармонии. Все в полотне созвучно: живопись, зодчество, ваяние, музыка. Холст показывает нам, как философски наполнен живописец, как трепетно звенит у него в душе метафора картины.

Живопись и музыка… Сестры. Так сказал Леонардо да Винчи. Они желанны всем. Понятны. Ведь можно не знать языка, на котором говорили Бетховен или Эль Греко, надо только смотреть и слушать… И размышлять.

Посему ныне так важны гуманистические позиции в искусстве. Ведь его влияние на род человеческий огромно.

Проходя каждый день мимо прекрасной скульптуры или дивного здания, глядя на шедевры живописи в музее или в хорошей репродукции, слушая симфоническую музыку, мы вольно или невольно приобщаемся к прекрасному.

… Миллиарды людей любят музыку. Не представляют себе жизнь без нее. Ведь от колыбельной песенки матери, романсов, танцев, прекрасных симфоний… до траурного марша… наша судьба связана с музыкой.

Но вдумайтесь и попробуйте ответить: многие ли знают, что такое контрапункт, обертоны, диезы, бемоли или даже обыкновенные ноты, которые графически обозначают звучание мелодии? Эти знаки – тайна для большинства землян.

Однако разве неведение всех премудростей профессии композитора означает, что надо отлучить от любви к музыке массы рода человеческого? Неужели незнание нот должно указывать на то, что рядовой слушатель музыки лишь обыватель, неуч, профан?

Кстати, неплохо бы напомнить строгим знатокам, что многие мелодии, сочиненные народом, ложились как лейтмотив в сочинения таких великих композиторов, как Бах, Глинка, Чайковский…

Не пора ли, наконец, разобраться, кто этот таинственный обыватель, а говоря точнее – большинство населения страны.

Словарь Даля отвечает: «Обыватель-ница – житель на месте, водворенный, поселенный прочно, владелец места, дома. Обыватели, горожане, посадские, слобожане, жители местечка, пригорода и пр. Сельские обыватели, поселяне».

Делая скидку на старомодность некоторых понятий, все же ясно одно: это – большинство, народ.

Попробуйте спросить у некоторых знатоков искусства, что такое цирелеум, индиго, кобальт, берлинская лазурь… А ведь это лишь немногая часть синих или голубых красок. Так же существуют не всем знакомые крон, хром, кадмий, стронциа-новая – малая толика модификаций желтых. Все это отлично известно живописцам-профессионалам. Это ноты их палитры.

Широкий зритель может этого не ведать. Как, кстати, вовсе не знать таинственный «знаковый код».

Но неужели это непростительная беда, и непосвященный в эти секреты зритель опять огульно обзывается обывателем? А значит, почти неграмотным человеком.

А ведь сколько людей обожают живопись, проводят свободные часы в музеях и галереях, коллекционируют репродукции, гравюры, собирают монографии о жизни больших художников, рассказывающие об их творчестве… обывателей миллионы.

Может, и не стоило бы отводить столько места этой проблеме, но очень много, особенно в последнее время, разыгрывается этот термин – обыватель, хотя во многом он уже потерял свой первичный, по Далю, смысл. Очень изменился наш массовый зритель и слушатель… Он стал другим. Грамотным и искушенным.

М. Суздальцев. Анюта.

Искусствоведение – прекрасная наука. Она ставит задачей кроме специфических исследовательских работ по атрибуции отдельных произведений, классификации стилей и направлений в живописи или скульптуре еще и приближение народа к искусству.

Музыка и живопись, как истинное созвучие, всегда будут представлять основу гармонии высокого гуманизма, свойственного нашей эпохе. Хочется верить, что это искусство будущего будет обладать полной клавиатурой чувств от восторга до трагедии, ибо сама жизнь бесконечно многообразна.

Таким было великое искусство прошлого, показывая и драму судьбы, и счастье бытия.

Подлинное искусство… А нуждается ли оно в лабиринте наукообразных «знаковых» кодов, специальной искусствоведческой лингвистике, которую вовсе не обязан знать широкий зритель? Так почему же люди, не постигшие «правила игры» модернизма, должны именоваться мещанами, обывателями? Это нелогично. Ведь от того, что иной эстет будет кричать: «Ново, ново, ново!», простой зритель при всем старании увидит лишь пустой натянутый холст с кляксой посреди или ржавый водопроводный кран на стенде выставки…

Остроумно? Возможно…

Но подобными стараниями искусство вперед не двинется.

Вот уже ряд лет с огромным успехом проходят декабрьские музыкальные концерты в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Замысел этих концертов-выставок казался простым: показать зримые, ощутимые нити, связывающие живопись и музыку. Творения художников и композиторов, творивших в одну и ту же эпоху.

Инициаторами этих зимних встреч со зрителем и слушателем была директор музея Ирина Александровна Антонова и великий пианист Святослав Теофилович Рихтер.

Попасть, пробиться на эти вечера практически бывает невозможно, хотя их воспитательный, эстетический резонанс весьма весом.

Г. Ханджян. Портрет дирижера Давида Ханджяна.

Научить людей видеть и ел у шать прекрасное, находить ассоциативные связи – это значит давать работу душе. Подобные часы не проходят для любого человека бесследно. Однажды включившись, настроившись, что-то поняв, так просто все это не бросишь. Почувствуешь нехватку чего-то очень необходимого. Вот почему так жадно илросительно ищут «билетик» на эти далеко не модные концерты.

Одно печально: почему до сих пор не подхвачена эта инициатива?

Ознакомьтесь с небольшой частью тех программ, которые проходили в Музее:

«Русские художники и музыка» – Венецианов, Валентин Серов, JI. Пастернак; и композиторы – Глинка, Глазунов, Рахманинов.

«Образы Англии» – Гейнсборо, Лоуренс, Рейнольде; Перселл, Бриттен и другие.

«Мир романтики» – Делакруа, Жерико, Фридрих; Шуберт, Шуман, Шопен.

«Чайковский и Левитан».

И если добавить, что среди исполнителей музыки выступали такие виртуозы, как Святослав Рихтер, квартет имени Бородина, Архипова, Нестеренко, Нина Ли, Плетнев, Вирсаладзе, то можете себе представить, какой багаж прекрасного уносил с собой зритель-слушатель, еще прослушав комментарии…

Концертный зал музея рассчитан всего на 350 мест. Хотя народу бывает значительно больше.

Забиты все проходы…

Связь живописи и музыки возникает на телеэкранах спонтанно. Так же как и серии «Рассказов о художниках». Какой-то стратегии или планирования уловить в этом потоке весьма трудно… Не говоря уже о видео. Тут, увы, глухо. Ясно, что увлекательно можно было бы иметь дома видео, фильмы,_ пропагандирующие шедевры мирового, отечественного, советского искусства. Специально сценарно разработанные, знакомящие и с творческим портретом мастера и с историей рождения картины, анализом ее качеств.

Стоит позавидовать западным фирмам, рекламирующим шлягеры массовой культуры. Вот где бездна выдумки, остроумного монтажа, экспрессии! И все это для того чтобы восславить очередного мотылька эстрады.

В наши дни, когда вопросы идеологии, воспитания молодежи стоят как никогда остро, думалось, что стоит подумать об опыте музея имени Пушкина. Надо дать работу сердцу зрителя и слушателя.

Надо воспитывать прививать вкус к понятию прекрасного. Ведь это чувство заложено в глубине души почти каждого человека.

В жизни каждого смертного бывают иногда счастливые совпадения. Четверть века тому назад я написал свой первый материал: «Встреча с Делакруа». Эпиграфом той публикации были слова, сказанные великим художником: «Живопись вызывает совершенно особые эмоции, которые не может вызвать никакое другое искусство. Эти впечатления можно было бы назвать музыкой картины». Так вот, день заднем, почти четверть века писались эти книги. Конечно, многое, о чем мечталось, не сделано. Не рассказано о сотнях интереснейших встреч с крупнейшими художниками нашей эпохи… Но даже не это главное. Многое хотелось бы сделать по-другому. Особенно в разговорах о современниках. Но может быть, доведется что-то и переписать. Не я первый, испытывающий подобное чувство…

Хотелось бы поделиться одним, пожалуй, самым сокровенным ощущением, которое переполняет мое сердце. Я бесконечно благодарен судьбе, что уже больше полувека связан с миром искусства. Разное я испытал, но основное – это преклонение перед прекрасным и теми великими мастерами, которые воплотили свое чувство в картины.

Бесконечно благодарен своим учителям Игорю Эммануиловичу Грабарю и Александру Александровичу Дейнеке, всем дорогим друзьям, которые помогли мне.

Ярче всего выразил это чувство Михаил Булгаков. Он написал: «Надо любить своих героев».

С. Коненков. Нике

ЭПИЛОГ

Планировать шедевры – все равно что сначала написать мемуары, а потом жить по ним.

Н. Акимов

Париж, Лувр. Вечереет. В серебряных сумерках мерцает беломраморная Афродита Милосская. У подножия античной статуи – небольшой человек в черном костюме. Он застыл в неловкой позе. Чуть прикрытое упавшими волосами бледное лицо его залито слезами. Темные глаза широко открыты.

Генрих Гейне. Один из самых ироничных, пронзительно остроумных людей XIX века. Мало кто как он мог уничтожить противника одним едким словом, единственной разящей строкой. Усмешкой. Меткой метафорой. Но Гейне знал, что такое восторг.

Ирония и восторг. Казалось, полярные чувства. Но тем велик Человек, что ему свойственно быть гневным и нежным, добрым и требовательным, суровым и мягким. Ныне очень модна ирония. Как нужна любому цивилизованному обществу сатира, острая, обличающая. Не говоря уже о юморе. Но любое из этих свойств людского характера – лишь одна из граней, не более… Если отдельная особь человеческая лишена ощущения восторга, чувства прекрасного, она достойна лишь сожаления. Душа ее обеднена.

Когда миланская,Ла Скала» привезла в Москву «Бал-маскарад» Джузеппе Верди, мне удалось встретиться с художником спектакля – Николаем Бенуа. Эго – сын знаменитого мастера, одного из зачинателей «Мира искусства» Александра Бенуа.

Симпатичный, небольшого роста, очень подвижный, Николай Александрович темпераментно, почти по-итальянски жестикулируя, рассказал:

– Меня часто удивляет какое-то странное невежество: незнание за границей русского искусства, русской живописи. На рубеже этого столетия, когда Мутер выпустил свою знаменитую книгу об искусстве XIX века, мой отец, Александр Бенуа, восстал против того, что автор совершенно упустил из вида русскую живопись! Он по этому поводу написал Мутеру возмущенное письмо. Тот ему ответил: пожалуйста, пишите сами! И тогда вышел том, посвященный русской живописи XIX века, – книга, написанная моим отцом. Ему тогда было лет тридцать.

Продолжая линию своего отца, Александра Бенуа, Николай Александрович весьма нелестно отозвался об оформлении спектаклей «авангардистского толка». Он довольно логично отметил, что «авангарду» начала века уже не менее трех четвертей столетия, хотя его пытаются поднести как вечно молодое искусство.

Тут он лукаво улыбнулся:

– Хотят выдать много раз разогретые щи за свежий суп. Но широкий зритель давно уже потерял вкус к таким кулинарным увлечениям эстетов: «модерн» надоел, он стал удивительно однообразным, примитивным. И тщетны попытки выдать ухищрения фокусников за особую мудрость.

Я глубоко верю в новый Ренессанс в искусстве нашего века. И я также абсолютно убежден, что этот Ренессанс – обновление в поисках красоты – произойдет именно у вас, в Советском Союзе…

Искусство – суть движение. Об этом прекрасно сказал Эдуард Манэ: «Никогда не оставаться на одном уровне, не повторять завтра того, что сделано сегодня, постоянно искать новый аспект, заставить звучать новую ноту. О эта косность, все эти мастера, застывшие на одной формуле, которая приносит им ренту. Какое дело до всего этого подлинному искусству?» Искусство – вечное обновление.