Текст книги "Мастера и шедевры. Том 3"
Автор книги: Игорь Долгополов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
ДЕМЕНТИЙ ШМАРИНОВ
«Нет, ты посмотри, что за луна… Ах, какая прелесть!» – восклицает Наташа Ростова.
И в этом возгласе вся свежесть юного ощущения природы, когда спать невозможно, когда кажется, что еще минута и сама полетела бы к звездам, стала частью этого дивного спящего мира.
Все кругом будто окаменело в бесстрастном сиянии полнолуния. Кажется, что слышишь дыхание Наташи.
«Ты спи, а я не могу», – лепечет она.
Этот полный лирического трепета эпизод из романа Льва Толстого «Война и мир» великолепно запечатлел художник Дементий Шмаринов. Его серия иллюстраций к эпическому творению гениального русского писателя принадлежит к шедеврам отечественной графики. Образы Андрея Болконского, Наташи и Пети Ростовых, Пьера Безухова и других героев – поистине жемчужины нашего современного искусства.
Трудно себе представить, как художнику-иллюстратору удалось создать изобразительный ряд, столь тонко и точно восстанавливающий дух времени, сам голос эпохи, когда целый народ встал на защиту Родины.
Масштабность толстовского романа нашла адекватное выражение в композициях Дементия Алексеевича Шмаринова.
Значительность иллюстрации «Наташа в Отрадном» в том, что художник смог передать редкое слияние человека и природы, когда сам образ Наташи, кажется, излучает волшебный свет.
Но в этой умиленности и очарованности девушки проскальзывает нотка тревоги, ожидания, словом, всего сложного комплекса чувств, составляющих человеческий характер.
Главное в этом рисунке – ощущение чистоты, духовной целостности, и эта юная вера в величие матери-природы, в свою маленькую судьбу отражается в широко открытых блистающие очах Наташи, внешне хрупкой и тонкой, но, как выясняется ее временем, обладающей несгибаемой волей и твердым характером.
Это редчайшее сочетание столь разных примет и составляет неповторимую прелесть Наташиного образа, напоминающего по обаянию и очарованию пушкинскую Татьяну.
Перелистайте тома изданий шедевров нашей отечественной классики: Пушкина, Льва Толстого, Лермонтова, Некрасова, иллюстрированные Шмариновым.
Перед вами раскроется богатый мир образов любимых литературных героев, вы ощутите атмосферу тех давних времен, услышите биение сердец знакомых людей, вошедших в нашу жизнь с юности и навсегда, сделавших наши души богаче и добрее.
Какое счастье вот уже полвека запоминать и накапливать в памяти бесконечные выставки с их шумными вернисажами либо встречи с художниками и их творчеством в тихих, иногда очень одиноких мастерских, восстанавливать по записям забытые разговоры и споры с мастерами о живописи, графике, скульптуре. Основное то, что всегда при тебе – это непрерывная панорама картин, рисунков, скульптур с их внутренней жизнью, духовностью, борьбой и страстью, словом, всем тем, что носит высокое имя – Искусство.
Больших мастеров не так много, и встреча с ними оставляет след неизгладимый, ибо, как правило, значительный художник-это интереснейший человек, ярчайшая личность.
Вот почему никогда не забыть беседы с Александром Дейне-кой, Юрием Пименовым, никогда не уйдут из памяти мудрые слова, сказанные Игорем Грабарем.
Очень немногим художникам дано стать как бы вехой в искусстве своей страны.
Среди них можно смело поставить имя крупнейшего рисовальщика нашего времени художника Дементия Алексеевича Шмаринова.
Иллюстрация к роману Л. Н. Толстого «Война и мир»
Каждый большой художник сам по себе – существо непокорное, в этом-то и смысл его первичного, особого видения мира.
Соблюдая все условности и правила искусства, он все же ощущает совершенно оригинально суть бытия, природу, человека.
И вот представьте себе такого крупного мастера в роли иллюстратора произведения литературы.
Это акт глубочайшей перестройки всего хода творчества. Ведь в жизнь мастера властно вторгается кто-то другой, предлагая свой строй образов, свой свет и тени, свои звуки…
История искусств знает несколько примеров, когда великие художники прошлого – Делакруа, Домье или Врубель – принимались за иллюстрации, но если говорить точно, то это был лишь эпизод в творческой судьбе, который нисколько не противоречил ходу развития генеральной линии их искусства, ибо и гетевскии «Фауст» в рисунках Делакруа, и сервантесовский «Дон-Кихот» в полотнах Домье, и «Демон» Врубеля лишь углубили и обогатили оригинальную художническую концепцию живописцев.
Другое дело, когда художник, обладающий неподдельным высоким даром, вдруг почти отказывается от радостей станковой живописи или станкового рисунка (лишь иногда позволяя себе уделять им время) и в основном кладет свой талант на алтарь так называемой прикладной графики.
Художник, ставший иллюстратором, начинает жить особой, сложной, как бы двойной жизнью. С одной стороны, над ним довлеет его личный дар, полученная им школа, традиции, с другой стороны, каждый раз он как бы начинает свою жизнь сначала, вторгаясь в мир образов, созданных писателем или поэтом.
Дементий Алексеевич, как правило, никогда не начинает работать над отдельными иллюстрациями, не осмыслив, не прочувствовав всю книгу, не собрав весь нужный материал, а главное, не создав макета будущего издания.
Поэтому некоторые высказывания не в меру ретивых критиков о том, что Шмаринов создает станковую графику, то есть творения, не подчиненные конструкции книги, являются лишь мифом, выдуманным людьми, пытающимися подменить всю сложность психологической ткани книжной иллюстрации, ее глубину декоративными решениями: заставками, буквицами, оригинальными спусками, что, конечно, нужно, но никак не может заменить основную плоть книги – пластического выражения действия, времени, аромата литературного произведения, образов ее героев – иллюстрацию.
Иллюстрация к роману Л. Н. Толстого «Война и мир»
Интересно то, что Шмаринов, создавая десятки иллюстраций, начисто лишен какого-либо шаблона, приема в решении листа.
Его Пушкиниана поражает своей прозрачностью и ясностью языка, иллюстрации к «Преступлению и наказанию» предельно напряженны и динамичны.
Шмаринов умеет подчинить свою «гордыню» великолепного рисовальщика композиционному решению всего произведения, так расставить акценты, так скомпоновать макет книги, что нас чарует полная гармония текста и изображения.
Таков «Петр Первый» Алексея Толстого, шедевр графического искусства, причем новаторство шмариновской пластики заключается в глубочайшем использовании и проникновении в самые сокровенные традиции русской графики, давшей миру целую плеяду мастеров мирового класса.
Как разгадать истоки темперамента художника, где заложены основы его таланта, как утверждалось дарование? Ответ на эти вопросы, как правило, следует искать в детстве мастера, в тех первых мигах ощущения природы, людей, быта, которые определены были ему судьбою.
Дементий Шмаринов родился в 1907 году в Казани. Но мальчиком переехал вместе с семьей в Уфу, в предгорья Урала, в нетронутую глубинку, на родину Михаила Нестерова.
С юных лет будущий художник был очарован красой тихих летних вечеров, звонким разноголосьем цветущих лугов, навсегда запомнил бег вольных коней, полет птиц, одним словом, все то, что зовется родиной.
Когда началась первая мировая война, судьба забрасывает Дему и его близких в Киев. Туда он привозит с собою бесценный запас наблюдений природы, чувство общения с прекрасным, которое осталось с ним на всю жизнь.
Не забудет мальчуган и первых книг с картинками (а читать он начал в четыре года), которые познакомили его с загадочным миром искусства.
Уже в Киеве будущий мастер начнет копировать иллюстрации к сказкам Билибина, а некоторое время спустя по совету друга семьи, художника, рисовать с натуры.
Иллюстрация к повести А. С. Пушкина «Пиковая дама»
Но эти усилия нескоро принесут желанный успех. Начались годы учебы в гимназии. Там же состоялось знакомство с историческими картинами, выпускаемыми издательством Кнебель, где сотрудничали такие мастера, как А. Бенуа, Б. Кустодиев, С. Иванов, Д. Кардовский, А. Васнецов, В. Серов и другие. Эти репродукции расширяли художнический кругозор мальчика, воспитывали его вкус.
Великолепен, конечно, был сам Киев с его древностями, окруженный легендами. Дементий Шмаринов не раз любовался дивным пейзажем старинного города, открывавшегося с Владимирской горки, откуда особенно хорошо виден Днепр и задне-провские дали. Знакомство со старинными храмами и соборами, с прекрасными фресками и мозаиками, чтение книг по истории Руси увлекало юношу.
Не меньшую роль в формировании таланта Дементия Шма-ринова сыграли росписи Виктора Васнецова и Михаила Нестерова, которые предстали перед его восхищенным взором во время посещения Владимирского собора, и этот прямой контакт с живописью больших мастеров, а также изучение работ Михаила Врубеля, созданных им в Киеве, оставили неизгладимый след в его впечатлительной душе.
Еще одно немаловажное событие произошло в жизни гимназиста Шмаринова. Он приобрел монографию Игоря Грабаря о Валентине Серове, и произведения этого прекрасного мастера покорили душу Демы настолько, что Серов стал его любимым творцом на всю жизнь.
Так, неспешно, но основательно, в увлечении Врубелем, Серовым, Виктором Васнецовым и Нестеровым обретал свои привязанности в искусстве молодой Шмаринов. Эта первая школа и создала благодатную почву для становления дарования, с самых первых шагов тянущегося к вершинам мастерства.
Особую роль в развитии таланта подростка сыграла семья известного искусствоведа и археолога Адриана Викторовича Прахова. Сама атмосфера, царившая в его доме, преданность искусству, богатейшее собрание картин укрепляли стремление Дементия овладеть мастерством художника. Этому же способствовало и занятие в студии сына А. Прахова Николая.
Взглянем на автопортрет шестнадцатилетнего Демы.
Крепко сколочен этот рисунок.
В уверенных штрихах наброска чувствуется влияние Врубеля и Валентина Серова.
Мальчики с жеребенком.
Поражают энергия и фундаментальность, подчеркивающие твердый характер и далеко не школярскую уверенность молодого художника. Дата исполнения – 1923 год…
Далеко-далеко глядит этот юноша с внимательными, настороженными глазами, с четкой линией рта и жестко очерченным подбородком.
Да, видно, немало повидал и передумал он. Вспомним, сколько пришлось пережить Дементию лишь в Киеве в восемнадцатый – двадцатые годы.
Думал ли я, когда взбирался по стертым ступеням на мансарду старого семиэтажного дома на улице Горького (рядом с Моссоветом), что через полвека мне придется вспоминать об этой мастерской в связи с юбилеем нашего крупнейшего графика Дементия Алексеевича Шмаринова, который, создав свой неповторимый стиль в иллюстрации, является одним из основоположников современной школы живописи и графики рядом с такими художниками, какДейнека, Сергей Герасимов, Пименов.
В мансарде помещалась студия Кардовского, в которой прошли школу многие большие художники нашего времени.
Когда восемнадцатилетним юношей в 1935 году я пришел в эту школу, ею руководил Ксаверий Павлович Чемко, обаятельный и интеллигентный человек.
Частенько в студии бывал Петр Митрофанович Шухмин, блестящий рисовальщик, автор известного полотна «Приказ о наступлении».
В памяти навсегда запечатлелась атмосфера вечеров, когда к художникам приходили большие артисты, музыканты, композиторы, поэты. Звучали чудесные романсы, читались стихи…
По стенам были развешаны многочисленные репродукции с рисунков классиков: Микеланджело, Рафаэля, Леонардо, а также оригинальные листы Александра Яковлева, Шухаева, Кардовского.
Между этими шедеврами, помню, экспонировался чудесный рисунок мужской головы, исполненный сангиной.
Когда я спросил у Ксаверия Павловича, чей это рисунок, он ответил, что одного из лучших учеников Кардовского Дементия Шмаринова.
Это имя в середине тридцатых годов уже было достаточно известно по многочисленным рисункам, публиковавшимся в журналах, а также по иллюстрациям к произведениям современной литературы, к творениям Горького.
Иллюстрация к роману Ф. М. Достоевского «Идиот»
Но, конечно, тогда я и не догадывался о той встрече, которая предстоит мне в 1936 году в Музее изящных искусств…
Итак, 1936 год. Музей изящных искусств. Выставка, посвященная достижениям советской книжной графики. Никогда из памяти не уйдет вернисаж, на котором я столкнулся с работами Шмаринова к «Преступлению и наказанию» Достоевского.
Человек замер… Кровь стучала в висках…
Вот темная арка ворот. Двор. Глухие стены с подслеповатыми окнами. Узкая крутая лестница с кривыми обгрызанными временем ступенями.
Наконец, эта дверь…
Сердце, казалось, вырвется из груди, так реально вдруг предстала перед художником сцена из книги.
Вот старый звонок и оборванная клеенка…
Только откуда-то доносится глухой гут города, и автомобильные гудки вдруг возвращают тебя в тридцатые годы нашего века.
Неповторим был этот миг озарения.
Страницы из романа мгновенно ожили и оказались увиденными чеканно, стереоскопически ярко, художник почти услыхал, как шелестит платье старухи, как скрипнула дверь, и увидел, да, увидел, как из сумрака на него уставились два острых и недоверчивых глаза.
Он будто близко разглядел жиденькие, тщательно прилизанные, промасленные и собранные в крысиную косичку полуседые волосы старухи, ее морщинистый лоб и еще раз ощутил на себе пристальный, тяжелый, злой взгляд.
Процентщица из «Преступления и наказания» Достоевского – этот лист только часть большой серии рисунков, ставшей ныне хрестоматийной.
В те годы сама манера их исполнения – свободная, острая, напоминающая офорт по густоте игры света и теней, акцентированная углем, – поражала полнотой реалистического видения автора иллюстраций, его глубоким проникновением в текст произведения.
Грозовая, удушливая атмосфера романа, слепые брандмауэры Петербурга, темные подворотни, выбитые пыльные мостовые, а главное, люди, герои, данные крупным планом с обезоруживающей достоверностью проникновения в духовный мир «Преступления и наказания».
Иллюстрация к роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»
Вся эта огромная по объему работа исполнена в непривычной манере живописного, крайне экспрессивного, великолепно построенного рисунка, раскрывшего саму плоть гениального произведения русского романиста.
Это была новация…
Помню, что ушел с вернисажа с ощущением впервые увиденного, первичного, сокровенного искусства.
Иллюстрации к «Преступлению и наказанию», исполненные Шмариновым в 1936 году, увидели свет и были напечатаны только через двадцать лет, в 1956 году.
Так сложно воспринимались некоторыми людьми Федор Михайлович Достоевский и его творчество в то время.
Но этой своей первой серьезной работой Шмаринов сразу заявил о себе.
… Попробуем заглянуть в его мастерскую.
Вы увидите на мольберте портрет юноши, написанный в 1931 году, в годы влияния ОСТа, рядом на полу стоят стенкой великолепные пейзажи, а там, чуть вдали, – рисунки натурщиков, сделавшие бы честь даже Дейнеке.
Многообразие творческого языка, беспредельный поиск, неутомимость в разработке вариантов – тяжелейший труд этого немногословного человека.
Он больше похож на ученого-исследователя – огромный лоб, внимательные глаза, твердая линия рта.
Рисунки Шмаринова, его станковая графика – предмет особого разговора.
Портфель художника заполнен превосходными натурными и композиционно построенными листами, он свободно владеет акварелью, гуашью, темперой.
Он живописец со своим своеобразным видением природы…
Но вернемся к рисункам.
Казалось, что может быть проще по затрате материала и объему работ, чем рисунок? И, однако, белый лист бумаги, и свинцовый карандаш, уголь, сангина составляют основу жизни изобразительного искусства, ибо без рисунка нет и самого изображения.
Иллюстрация к роману А. Н. Толстого «Петр I». Юный Петр на Перес-лавском озере.
Рисунок определяет конструкцию и огромного станкового полотна, и миниатюрной гравюры на дереве. Художник раскрывает все свои личные качества – оригинальность взгляда, свежесть и первичность ощущения натуры – именно в рисунке. Рисунок – альфа и омега искусства.
Это аксиома.
И надо признаться, что Шмаринов владеет рисунком в совершенстве, что позволяет ему с такой внешней легкостью решать самые трудные задачи.
Но за кажущейся простотой – огромная школа, культура и самодисциплина труда этого на редкость волевого и устремленного художника.
Сам мастер, его всегда собранная, подтянутая фигура, корректность сочетаются с железным характером и упорством в достижении цели.
Дементий Алексеевич крайне вежлив и деликатен, но порой жесток и непримирим, когда разговор заходит о принципах высокого реалистического искусства. Его полувековое служение в мире нашей графики стало некой константой, призывающей соблюдать законы творчества, чувствовать пропорцию, гармонию человека и природы. Шмаринов в юности изучал музыку, играл на фортепиано. Музыкальность, чувство ритма остались у него на всю жизнь.
И еще одна поразительная по своей простоте истина. Хороший рисунок, исполненый мастером-реалистом, будь то Гольбейн или Дега, Александр Иванов или Валентин Серов, понятен любому зрителю, слесарю, академику и не натуралистичностью вовсе, а потому, что такой рисунок прежде всего ясен, конструктивен и четко выражает объем, движение, состояние.
Рисунок, по существу, это одна из форм общения, разговора художника с натурой, школа мастерства. Мы восторгаемся рисунками Леонардо, Тициана, других великих живописцев Ренессанса, но, как правило, рисунок служил тогда лишь этапом к подготовке холста либо фрески.
Сегодня мы воздаем должное Микеланджело или Тинторетто за ту мощь, раскованность и очарование, которые несут их рисунки.
Рисунок уже сам по себе является произведением искусства. Начало этому было положено давно такими мастерами, как.
Иллюстрация к роману Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол»
Гольбейн и Рембрандт, Гойя и Энгр, Кипренский и Александр Иванов.
В наше время станковый рисунок получил широкое и оправданное развитие.
Вопросы профессионализма, умения, мастерства необычайно остро стоят в наши дни, когда дилетантизм и пустое формотворчество пустили свои корни не только в живопись, но и в графику.
Не избежала этой беды нашего века и иллюстрация.
Личный пример Шмаринова как носителя высоких традиций русской культуры, его умение рисовать, а также его мастерство в создании психологических образов, полных поэзии и экспрессии, – все это сделало его имя и его искусство одним из образцов русской советской книжной графики, а его серии к нашей классике – примером высокого стиля и вкуса.
Самое главное, что динамизм иллюстраций Шмаринова достигается без каких бы то ни было потерь в полновесной реалистической форме. Наоборот, лучшие листы художника поражают своей прозрачностью и гармонией. Манера мастера, новаторская по существу глубинного постижения и проникновения в текст литературных шедевров, радует мелодическим единством с замыслом романов и повестей. Искусству Шмаринова абсолютно чужды какие-либо диссонансы или деформация, столь модные в наше время и выдаваемые порою за новации.
… В зеленом зеркале Переславского Озера неторопливо плывут пышные облака с синими донышками.
Только чайки, пролетая между стрельчатыми мачтами фрегатов, кричат пронзительно и весело.
На верфи на стапелях четыре осмоленных корабля с резными разукрашенными носами и покрытыми затейливой резьбой кормами.
По утрам над водою стлался туман и, казалось, корабли плыли, поблескивая черными лакированными бортами, рассекая узорными носами дымную, туманную мглу.
Но всходило солнце, мираж пропадал, и наступал день, до краев насыщенный круговертью стройки, жаркого труда.
В самой гуще работы был Петр…
«Юный Петр на Переславском озере».
Этот лист из серии рисунков к роману Алексея Толстого создан в 1945 году.
Высоко вздымается фигура молодого человека над окрестным пейзажем. В белой рубахе с засученными рукавами, с веслом и топором в жилистых руках, сам как символ молодости, задора, мечты, он возвышается – знаком добра и созидания.
Его вдохновенное лицо, открытое всем ветрам, со взором сияющим, устремленным вдаль, означает, что юный Петр видит все, всю огромную Русь: и грядущую Полтаву, и сказочный лик Северной Пальмиры – Петербурга.
Он верит в белопарусную мощь русского флота.
Дидро как-то сказал:
«Хороший стиль кроется в сердце».
Этот афоризм позволяет нам найти ключ к феномену искусства Шмаринова, многоликому по жанру, но сразу узнаваемому по удивительному чувству меры, такта и гармонии.
Живописные картины, этюды, бесчисленные рисунки с натуры, плакаты, графические серии эпохи Великой Отечественной войны, сотни иллюстраций к произведениям мировой, русской и советской классики…
Пьер Безухов на Бородинском поле… Его смятенный дух Ощущение масштабности события… «Война и мир» Льва Толстого.
Тонкие черты «Венеры Московской». Тайна трех карт. Зловещая тень старой графини… «Пиковая дама» Александра Пушкина.
Трагические минуты прощания. «По ком звонит колокол» Эрнеста Хемингуэя.
Князь Мышкин. Вечные вопросы бытия. На фоне – Дон Кихот, любимый литературный образ Федора Достоевского.
Иллюстрация к «Идиоту» сделана в 1987 году.
Мастер нисколько не утерял трепетности проникновения в глубину психологии образа.
И как полная неожиданность – «Мальчики с жеребенком», ранняя работа художника. В этом полотне Дементий Алексеевич демонстрирует, насколько широка его палитра.
