355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иэн М. Бэнкс » Мертвый эфир » Текст книги (страница 1)
Мертвый эфир
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 14:26

Текст книги "Мертвый эфир"


Автор книги: Иэн М. Бэнкс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Иэн Бэнкс
МЕРТВЫЙ ЭФИР

Посвящается Роджеру.



Автор также выражает благодарность Мик и Брэду


Глава 1
Не все то яблоко, что летит

– Тебя плохо слышно.

– …говоришь?

– Да ладно, не важно.

– …казал?

– Пока! – Я сложил мобильник.

Дело было за три недели до всей этой истории с клубом «Круть» и с повстречавшейся там Рейни (пардон, с клубом «Круть» и с лже-Рейни), и еще с такси, проездом под железнодорожной эстакадой, а еще с тем злополучным окном и, наконец, со всем тем, что случилось той серой лондонской ночью, которую я провел где-то между Ист-Эндом и Уэст-Эндом, когда, собственно, и узнал, что какие-то сволочи – ведь не одна же она была, эта сучка, – всерьез собрались кинуть мне подляну или даже – во всяком случае, так они сами пообещали – убить.

От всех тех событий совсем недалеко до нынешнего места в моей истории (с которого мы и начнем, а начнем мы с него потому, что именно тут, похоже, закончилось время, когда все знали, что с нами происходит, а после началось уже что-то совсем иное) – случившееся еще совсем свежо в моей памяти, и, кажется, до него можно камнем добросить или даже потрогать рукой, так близко оно, это место, с которого мы начали. Конечно, в это трудно поверить, потому что места, с которого мы начали и где все закрутилось, больше не существует.

Как бы то ни было, я уверен, что случившееся в одном месте всегда неразрывно соединено с происшедшим в другом, а также с тем, что какие-то, казалось бы, посторонние вещи уже начались или закончились, подобно тому, как одна костяшка домино валится на следующую в этих показушных стадионных шоу с огромными цепочками ложащихся друг на друга элементов затейливых узоров, которые должны побить очередной рекорд и где одно-единственное малозначительное падение ведет к тому, что все прочее тоже начинает рушиться и опрокидываться, – короче, к целой лавине таких же незначительных одиночных явлений, расходящихся веером, ведущих к ветвящемуся каскаду мелких событий, происходящих в быстрой последовательности и так тесно связанных, что они становятся похожими на одно очень большое событие, – и вот вся выстроенная из тщательно расставленных друг за другом столбиков композиция выходит из состояния покоя и начинает свое кажущееся бесконечным нарастающее и неудержимое движение.

– С кем ты разговаривал? – спросила Джоу, подходя к парапету.

– Не имею понятия, – солгал я, – Даже не сумел вспомнить, чей это номер.

Она сунула мне в руку низкий бокал. В нем было виски со льдом, а наверху сидело яблоко, ни дать ни взять толстая румяно-зеленая задница на эдаком прозрачном унитазе. Я посмотрел на свою подругу поверх затемненных очков. Она выудила веточку сельдерея из своей «Кровавой Мэри», и наши бокалы чокнулись.

– Тебе надо поесть.

– Я не голоден.

– То-то и оно.

Джоу была низенького росточка, с очень густыми черными волосами, коротко подстриженными, и нежной белой кожей, проколотой в самых разных местах. У нее был широкий рот, как у рок-звезды, что нельзя было назвать неуместным, поскольку она занималась пиаром на лейбле «Айс-Хаус». Сегодня она оделась, считай, под Мадонну времен «Утонувшего мира» [1]1
  «Drowned World» – сингл Мадонны с альбома «Ray of Light» (1998).


[Закрыть]
– на ней были черные колготки, коротенькая юбка из шотландки и потертый кожаный пиджачок поверх драной футболки, с большим искусством доведенной до такого состояния. Я знал, что многие, и даже не только американцы, отзываются о ней как об остроумной, миленькой и зажигательной, – хотя, как правило, не более одного раза. Она была с норовом, отчего я и соврал насчет телефонного звонка, это вышло как-то машинально, ведь никакой серьезной причины для вранья не имелось. Ну, почти никакой.

Я взял яблоко и вонзил в него зубы. Выглядело оно потрясающе, но на вкус так себе. Пожалуй, Джоу оказалась права, и мне действительно следовало что-нибудь съесть. На завтрак у нас с ней было только по апельсиновому соку и по несколько дорожек кокаина. Вообще-то в последнее время я баловался им совсем мало, но у меня есть на этот счет своя теория, гласящая, что негоже укокошиваться на ночь глядя и насиловать отгулявший свое организм, ведь тогда есть хороший шанс выкинуть из жизни весь следующий день; лучше уж вынюхать еще в светлое время, а затем ненавязчиво перейти к алкоголю и таким образом соблюсти нечто, отдаленно напоминающее обычный суточный ритм.

В результате на этой свадьбе, состоявшейся днем, мы с Джоу почти ничего не съели – наверное, надо было действительно себя заставить, во избежание эксцессов. С другой стороны, яблоко оказалось слишком уж неаппетитным. Я положил его на кирпичный парапет, который мне был по грудь, – оно вздрогнуло и покатилось к самому краю, готовясь упасть. Мне удалось подхватить его и тем уберечь от падения с высоты доброй сотни футов на разбитый асфальт заброшенной автостоянки. Хотя, пожалуй, на сей раз она выглядела не такой уж заброшенной. Мой приятель Эд оставил на ней свой сияющий лаком новехонький желтый «порш», только у другого конца, поближе к воротам. Все же остальные припарковались с другой стороны здания старой фабрики, где мы сейчас находились, на почти неестественно пустой и тихой улочке.

Кулвивдер и Фэй вот уже года два как поселились в этом еще не успевшем стать фешенебельным уголке лондонского Ист-Энда к северу от пристани Кэнэри-Уорф, хотя и прекрасно понимали, что дом в любой момент могут снести. Фабричному зданию из красного кирпича было больше ста лет. Первоначально тут делали всякую всячину из свинца – например, «оловянных» солдатиков и дробь (для ее производства, оказывается, нужна была высоченная башня, с самого верха которой капельки расплавленного металла падали бы в большой бассейн, заполненный водой). Отсюда и высота всей постройки: восемь этажей с невероятными потолками, где последний десяток лет или около того находились в основном студии художников.

Кулвиндер и Фэй снимали половину чердака, превратив его в пентхаус в нью-йоркском стиле – большой, просторный и гулкий. Там все было выкрашено в белый цвет, как в картинной галерее, и большинство помещений можно было легко спутать одно с другим, зато там имелось то, что люди, связанные со сценой, называют «объемами». Объемов там было хоть отбавляй, и их чуть ли не до краев заполнял всяческий минимализм – правда, очень дорогой и высокохудожественный.

Увы, какому-то застройщику в конце концов удалось заполучить разрешение на снос, так что дому оставалось простоять всего неделю-две. Кул и Фэй уже купили жилье в Шордитче. Это приобретение, похоже, подвигло их на дальнейшие свершения, потому они и вступили утром в законный брак (церемонию мне пришлось пропустить – утренний эфир), а вернувшись с регистрации, устроили нынешнюю пирушку в своем пентхаусе. Во время которой, как я уже рассказал, мы с Джоу почти ничего не съели.

Нахмурившись, я полез пальцем в бокал, выковырял оттуда лед, а потом высыпал его блестящие на солнце кубики на широкий кирпичный парапет.

Джоу пожала плечами.

– Лед входил в комплект, дорогуша, – проговорила она.

Я отхлебнул холодного виски и бросил взгляд в сторону невидимой отсюда Темзы. Терраса, окаймлявшая крышу, выходила на юг и на восток, с нее открывались туманные дали – под кучевыми облаками, плывшими над небоскребами, что недавно выросли близ Кэнэри-Уорф, к бесконечным хаотично застроенным равнинам Уэссекса. Свежий ветерок холодил мои мокрые пальцы.

Мне совсем не нравилось, когда Джоу называла меня «дорогуша». Звучало как-то слишком уж нарочито. И вместо «танцы» она иногда говорила «танцульки». Выросла она в шикарном районе Манчестера, но, послушав ее, можно было подумать, что она родом из какого-то местечка между Манхэттеном и кварталом Мейфэр [2]2
  Mayfair – дорогой район в центре Лондона: между Сохо, Сент-Джеймс-ским парком, Гайд-парком и Оксфорд-стрит.


[Закрыть]
. Я смотрел на тающие льдинки, медленно превращающиеся в маленькие лужицы на кирпичной кладке, и размышлял, нет ли каких похожих мелочей, связанных со мной, которые могли бы вызывать раздражение у Джоу.

Резким движением я смахнул полурастаявшие ледышки за борт, на усеянный трещинами асфальт автостоянки.

– Кен, Джоу, – обратился к нам подошедший Кулвиндер, – как поживаете?

– Прекрасно, Кул, – сообщил я ему.

На нем был клевый черный костюм с белой рубашкой и воротником в стиле Джавахарлала Неру. Кожа у него была насыщенного цвета, блестящая, напоминающая темный мед, а еще – большие влажные глаза, в данный момент прикрытые очками в серебристой оправе от Окли. Он был концертным промоутером и принадлежал к тем возмутительным типам, которым ничего не стоит попадать в струю моды, в особенности когда они откапывают какое-нибудь старье, о котором все и думать забыли, но которое – стоит его вытащить на белый свет кому-то вроде Кулвиндера – внезапно начинает пользоваться успехом, потому что все вокруг понимают, как на самом деле классно все это на нем смотрится.

– А как ты, жизнь в браке тебя все еще устраивает?

Он улыбнулся:

– Пока очень недурно.

– Милый костюмчик. – Джоу тронула Кула за рукав.

– М-да… – произнес Кул и, приподняв руку, принялся разглядывать ткань, – Подарок от Фэй к свадьбе.

Фэй работала журналисткой на той же радиостанции, что и я, читала новости; они с Кул ом и повстречались-то однажды вечером в нашем «рабочем» пабе. Кажется, я когда-то в прямом эфире назвал Фэй «хорошенькой».

– Когда вы отправляетесь в Нью-Йорк? – спросил я.

Они собирались поехать на медовый месяц в Штаты: Нью-Йорк и Йосемитская долина. Всего шесть дней, это из-за работы Кула, а затем, на следующей неделе, переезд на новое место жительства.

– Завтра.

– Где собрались остановиться?

– «Плаза», – сообщил Кул и пожал плечами, – Фэй всегда хотелось там побывать, – Он отпил пива «Хобек» из бутылки.

– Полетите на «конкорде»? – осведомилась Джоу.

Кул обожал путешествовать стильно, даже по Лондону он ездил в «фантомасовском» «Ситроене DS».

– Нет, – помотал он головой, – их пока еще снова не пустили [3]3
  После аварии 25 июля 2000 г. эксплуатация сверхзвуковых лайнеров «конкорд» была приостановлена и возобновилась 7 ноября 2001 г.; окончательно их полеты прекратились в 2003 г.


[Закрыть]
.

Джоу посмотрела на меня с упреком.

– Кен ни за что не повезет меня в Штаты, – поплакалась она Кулу.

Тот взглянул на меня, вопросительно приподняв брови.

Я шевельнул плечами.

– Пожалуй, следует подождать, пока они там не восстановят демократию.

Кулвиндер хмыкнул.

– Ты так сильно недолюбливаешь Дабью? [4]4
  Dubya (Дабья) – прозвище Буша и среди друзей, и среди противников; от обычного в южноамериканских штатах редуцированного произношения Double-U-B.


[Закрыть]

– Вообще-то да, но не в этом дело. Просто я сохранил какую-то старомодную веру в то, что, если проигрываешь гонку, приз тебе доставаться не должен. Если ты его получаешь в результате манипуляций с голосами, если полиция в штате, где заправляет твой братец, не пускает черных на избирательные участки, если толпа правых штурмует пункт подсчета голосов, а Верховный суд битком набит свиньями-рес-публиканцами, это называется… погоди-ка. тут, черт побери, кажется, есть официальный термин? Ну да, государственный переворот.

Кул покачал головой и одарил меня взглядом своих больших темных глаз.

– О, Кен, – проговорил он с грустью, – ты опять сел на своего конька; и не высоко там тебе, не пора спуститься на землю?

– У меня таких целая конюшня, Кул, – возразил я.

– Засада, – проговорила Джоу, уставясь на дисплей мобильника.

Я и не слышал, как тот зазвонил: обычно она ставит его на режим вибрации. (Что с полгода назад помогло мне придумать прикол, ставший одной из самых долгоиграющих и успешных хохм в программе, которую я веду. Долгоиграющей в том смысле, что я до сих пор время от времени к ней возвращаюсь, и успешной по нашим извращенным меркам, когда меня и моего режиссера очень радует, если в результате к нам приходят десятки жалоб на нашу грубость и непристойность – что много против нормального их количества, обычно не столь уж большого.)

Джоу сердито нахмурилась, нажала на кнопку и героически произнесла абсолютно неискренним жизнерадостным тоном:

– Тодд, это ты? Как дела? Нужна моя помощь?

Она покачивала головой и издевательски лыбилась в трубку все время, пока Тодд, один из ее боссов в «Айс-Хаусе», по слухам абсолютно неадекватный во всех отношениях, что-то ей говорил. Она отвела в сторону трубку и скорчила страдальческую гримасу, потом отвернулась и снова поднесла ее к уху.

– Понятно. Это не может подождать? – проговорила она, медленно прохаживаясь по широкой террасе. – Хорошо… Нет… Понимаю… Да… Да… Нет, конечно…

– Ну а как насчет тебя, Кен? – спросил Кул, облокачиваясь на парапет и поглядывая на Джоу, которая теперь стояла уже в нескольких шагах от нас, издали тыча в телефон отставленным средним пальцем, однако продолжая издавать в него какие-то звуки, – Джоу еще не собирается сделать из тебя честного человека?

Я перевел взгляд на него.

– Свадьба? – мягко спросил я и опять посмотрел на Джоу, – Ты говоришь о свадьбе?

Он только ухмыльнулся. Я тоже облокотился на парапет и переключил внимание на постепенно темнеющую мякоть яблока.

– Не думаю. Мне одного раза хватило.

– А как Джуди?

– Насколько я слышал, у нее все хорошо.

Моя бывшая в настоящее время жила с каким-то полицейским в солнечном Лутоне.

– Общаетесь? – задал вопрос Кул.

– Очень редко, – пожал я плечами.

Тут надо было осторожно, потому что мы с Джуди время от времени пересекались, после чего все иногда заканчивалось в постели, несмотря на тот неприятный осадок и то взаимное недовольство, которые обычно остаются после развода. Но мне совсем не хотелось, чтобы об этом кто-то знал, например Джоу или новый дружок Джуди в его полицейской форме. Собственно, это совсем не стоило того, чтобы болтать на такую тему с приятелями. Да и вообще, подобного не случалось вот уже более полугола, так что, кажется, все действительно осталось в прошлом. Может, и к лучшему.

– Вы с Джоу встречаетесь примерно с того самого времени, когда познакомились и мы с Фэй, – пустился в воспоминания Кул.

Джоу теперь находилась на другом конце террасы, она облокотилась на парапет, обращенный к югу, все еще разговаривала по телефону и при этом трясла головой.

– Так давно?

– Да, около восемнадцати месяцев, – Он опять отпил из бутылки и посмотрел невидящим взглядом куда-то сквозь меня и Джоу, – Я думал, вы либо остепенитесь, либо расстанетесь, – произнес он тихо.

Я позволил себе проявить то удивление, которое действительно почувствовал при его словах.

– Почему?

– Кен, твои связи с женщинами редко продолжались дольше полутора лет. В среднем около года.

– Господи, Кул, ты что, вел им учет?

– Нет, – покачал он головой, – у меня просто хорошая память, и я вижу закономерности.

– Ну… – начал я и, возможно, дал бы ему отчасти понять, что наши с Джоу отношения на пороге того, чтобы зайти в тупик, но тут она захлопнула свой мобильник и быстрым шагом вернулась к нам.

– Проблемы? – спросил я.

– Ага, – подтвердила она и чуть не плюнула. – Опять эти мудаки из «Аддикты».

«Аддикта» являлась последней горячей находкой фирмы «Айс-Хаус». Воплощение уловленного момента; их время было здесь и сейчас. Мне вроде как даже нравилось то, что они исполняют: мелодичный английский грандж с оазисами удивительной меланхолии, но из солидарности с Джоу я уже начинал их ненавидеть – такой обычно надежный источник сведений заставлял верить, что они и впрямь самые поганые и вонючие задницы, с которыми кому-либо из нормальных людей только приходилось иметь дело.

– Этот гребаный никчемный сученыш хочет, чтобы я отправилась поддержать их под их сраные локотки, пока этот гребаный супердрагоценный придурок, который только и умеет, что нажимать на кнопку фотоаппарата, будет расставлять их на фоне вонючего «бентли» или чего-то еще в том же роде. Все должно было произойти еще вчера, но этот гребаный болван, видите ли, позабыл мне сказать! – И она пнула парапет ботинком «Док-Мартенс». – Вот сученыш.

– Ты расстроена, – заметил я, – понимаю.

– Кен, пошел ты… – выдохнула она и ринулась в чрево пентхауса.

Я проводил ее взглядом. Пойти следом и попытаться ее успокоить или действительно оставить ее наедине с самой собой, чтобы не вышло еще хуже? Я колебался.

Джоу на минутку остановилась, чтобы перемолвиться с Фэй, которая проходила мимо нее с группкой гостей, а затем ушла. Через пару секунд Фэй уже улыбалась мне и представляла спутников, так что возможность улизнуть и попробовать успокоить мою подругу оказалась упущенной.

– Кен! Думала, ты меня избегаешь.

– Эмма! Если бы… – возразил я, присаживаясь рядом с ней на одну из двух сияющих хромом и кое-где обтянутых черной замшей кушеток, размещенных в одном из главных «объемов».

Мы подняли бокалы и чокнулись.

– Выглядишь потрясно, – сообщил я ей.

Простенькие джинсики, свободная шелковая блуза и ленточка в волосах, как у Алисы из Страны чудес, но Эмма действительно смотрелась классно. Конечно, мы все тогда были подшофе, но дело заключалось, разумеется, вовсе не в том, ничего общего с теми разговорами в подпитии, когда все бабы кажутся красавицами. Она же только слегка приподняла брови.

Эмма была женой Крейга Виррина, моего лучшего друга, с которым мы учились в одной школе в те времена, когда я жил в Глазго; у нас с Крейгом, когда мы ходили в пятый и шестой выпускные классы, образовалась там своя маленькая, состоявшая всего из двух человек команда, но потом он уехал, пошел учиться в Лондонский университет и уже через год обзавелся женой и маленькой дочкой. Тогда как меня злокозненные учителя сделали козлом отпущения под тем надуманным предлогом, что я, видите ли, плохо подготовился к экзаменам, и я остался дома, готовить чай и добывать наркотики для еще более ленивых и беспутных диджеев с радиостанции «Стратклайд-Саунд».

Эмма была и стильная, и забавная, и привлекательная, и все это в той мягкой, милой и ненавязчивой манере, которая свойственна некоторым блондинкам; она всегда нравилась мне до безумия, но все то, что соединяло нас, дало трещинку из-за того печального и заставившего нас терзаться виной секрета, о котором мы, конечно, никому не рассказывали и который состоял в том, что однажды – всего один раз – мы с ней переспали. Когда это случилось, они с Крейгом как раз переживали трудную полосу: он загулял на стороне, она об этом узнала – впрочем, теперь они опять разошлись, вот уже года два как… но все равно. Жена моего лучшего друга – и о чем, черт меня подери, я тогда думал? Следующее утро выдалось, наверное, самым поганым за всю мою жизнь. И ей, и мне стало так стыдно, что попросту не имело смысла притворяться друг перед дружкой, будто все является не тем, чем было на самом деле, – а именно, колоссальной ошибкой.

Похоже, это и есть одна из тех вещей, о которых мечтаешь, чтобы ничего подобного никогда с тобой не случалось. Но из памяти такое не выкинешь, хотя мы и старались сделать это изо всех сил, и только время несколько притупило чув-ство вины, однако все-таки иногда, когда наши с ней взгляды встречались, возникало ощущение, что все произошло только вчера, и нам приходилось отводить глаза. Я жил в нескончаемом страхе, что Крейг может узнать.

Думаю, это отчасти напоминало те случаи, когда мы с Джуди оказывались в одной постели после нашего с ней развода, но здесь присутствовало и нечто совсем другое. Это была еще одна связь, о которой я никому не мог рассказать. Если задуматься, то я вообще не смог бы никому рассказать о большинстве своих связей, интрижек, или как там их еще, – либо по одной, либо по другой причине. И разумеется, я не стал бы никому говорить о своих серьезных делах с Селией – Селией сноровистой, Селией сексапильной, Селией сногсшибательной, – никогда. Бог ты мой, если бы человек поверхностный задумал взять у меня интервью о моей личной жизни, он бы ушел под впечатлением, что во флирте мне нравится привкус опасности, но в данном случае была даже не просто опасность, здесь могло дойти до нешуточной беды, а то и хуже.

В минуты уныния мне порой приходило в голову, что все эти заморочки – а то даже и какая-то одна из них – когда-нибудь могут свести меня в могилу.

– Давненько тебя не видела, – наклонясь ко мне, произнесла Эмма так тихо, что ее слова почти растворились в окружающем нас гвалте.

– Закрутился, жизнь прямо бурлит.

– С этим не поспоришь. Я видела, в каком бурном настроении выскочила отсюда Джоу и как ее при этом штормило.

– О нет, это еще не шторм. Хотя, конечно, не самая обычная ее походка. Так, где-то посередке; скорее просто поспешная.

– Что ты ей сказал?

– На этот раз я вообще ни при чем. Просто напряг по работе, оттого и буря. Где Крейг?

– Забирает Никки, – Она взглянула на часы, – Скоро придет.

– Ну а как прекрасная…

– А как там твоя программа? – перебила меня Эмма.

– Ты еще спрашиваешь! – Я притворился обиженным, – Не слушаешь, что ли?

– Ты меня отвадил, когда говорил, что оружие должны иметь одни преступники.

– Собственно, мы, кажется, выразились не совсем так.

– Может, стоило выражаться яснее. Так что ты сказал?

– Не помню, – солгал я.

– Нет, помнишь. Что преступники должны иметь оружие.

– Вовсе нет! Совсем другое. Я привел такой довод: если вы заберете оружие у нормальных законопослушных людей, то получится, будто оружие останется у одних преступников. На самом деле довод очень дерьмовый и придуман теми, кто просто хочет иметь оружие.

– Почему?

– Потому что именно обыкновенные законопослушные граждане и сходят с ума, а потом отправляются в какую-ни-будь начальную школу и там открывают огонь по детям; по сравнению с ними уголовники пользуются оружием куда более осмотрительно и ответственно. Для них оружие является обычным орудием труда, которое они используют против других преступников, а вовсе, добавил бы я, не против целого класса детишек, которым не исполнилось и восьми.

– Ты сказал: преступники должны иметь оружие – это цитата. Я слышала.

– Если я это и сказал, то преувеличивая, для комического эффекта.

– По правде сказать, я не думаю, что это…

– Ты, кажется, пропустила целый кусок моих рассуждений, – остановил ее я, – Помнится, мы пришли к выводу, что оружие можно давать только тихим психам и людям, с головой ушедшим в себя, а там уже как получится, преступники они или нет. Потому что сходят с ума только тихони. Ты не замечала? А потом их потрясенные соседи твердят одно и то же: он всегда был такой спокойный, мы и подумать не могли… Так вот: оружие – только психам. В этом весь смысл.

– Ты сам себе противоречишь. Только что ведь говорил – мол, оружие должно иметься у всех.

– Эмма, я же профессиональный спорщик. Зарабатываю на жизнь, говоря всякую всячину всем наперекор. Может, я передумал. Осознал вдруг, что играю на руку тем, кто заявляет, будто Америка и Израиль превратились в благословенный рай, царство мира и порядка благодаря тому, что там каждый вооружен до зубов.

Эмма усмехнулась.

– Однако, – возразил я только что сказанному, делая патетический жест рукой, в которой не было виски, – статистика не больно-то на их стороне. В Швейцарии тоже вот оружия много, а преступлений, связанных с его применением, не очень.

Эмма заглянула в свой стакан и легонько его встряхнула, закрутив содержимое водоворотом.

– В Штатах ты бы долго не продержался, – пробормотала она.

– Почему? – спросил я с удивлением.

– Тебя бы прикончили.

– Что? – Я рассмеялся. – Там даже Говарда Стерна [5]5
  Говард Аллен Стерн (р. 1954) – американский теле– и радиоведущий, юморист, эпатажный скандалист.


[Закрыть]
никто до сих пор не подстрелил.

– Я, скорее, имела в виду ревнивых мужей, бойфрендов и так далее.

– Ага. – Я выпил залпом остатки своего виски, – Вот это уже действительно совсем новый поворот темы, – Я встал, – Тебе принести еще выпить?

В длинной блестящей галерее, которая служила кухней, Фэй сметала с кафельного пола осколки разбитого бокала. Развозчики, только что доставившие еще несколько охлаждающих контейнеров с едой, распаковывали их. Я начал протискиваться сквозь толпу людей, которых едва знал, и мимо своих приятелей-рекламщиков, говоря направо и налево «Привет!», «Здравствуй!», «Как дела?», улыбаясь и похлопывая по плечу, пожимая протянутые руки.

Кул стоял, прислонившись к кирпичного цвета холодильнику «SMEG», а какой-то «пиджак» с багровым лицом и тоненьким кейсом тыкал его в грудь и что-то втолковывал.

– …понимаешь, обязательно выйти сегодня на работу хотя бы после перерыва, – говорил «пиджак», – Намечено совещание.

Кул пожал плечами:

– Приятель, я организую концерты. Работаю без выходных. Это первый день, когда мы оба смогли все бросить к черту и что-то устроить.

– Ну ладно, так и быть, на этот раз ты прощен, – заявил багровый «пиджак», покачиваясь, – Но больше чтобы этого не было, – И он громко расхохотался.

– Ха-ха, – подхватил Кул.

– Да, и чтобы больше ни-ни, – повторил «пиджак», направляясь к выходу. – Ну, это было потрясающе. Потрясающе. Спасибо. Спасибо за приглашение. Получилось великолепно. Надеюсь, вы будете счастливы.

– Спасибо, что пришел. Береги себя.

«Пиджак» на кого-то наткнулся и разлил виски.

– Извиняюсь, извиняюсь.

Он обернулся и поискал глазами Куда, чтобы помахать ему рукой, но тот уже повернулся и пошел в сторону главного в его пентхаусе «объема».

Я занялся самообслуживанием и плеснул себе какого-то ординарного виски, затем увидел, что кто-то принес бутылку «лафройга» бочковой крепости, так что я отставил свой первый бокал и налил этого напитка богов во второй, после чего пошел к холодильнику за льдом.

– Привет, Кен!

Я закрыл дверцу холодильника и увидел Крейга – того самого, который считался моим лучшим другом (по Шотландии). С его обычной слегка застенчивой усмешкой и в какой-то потрепанной, мятой одежде, на бритой голове круглые очочки. В ту пору, когда цвет его волос еще поддавался определению, они у него были черными, как и у меня; может, вились немного больше. Мы с Крейгом всегда были схожей, довольно стройной комплекции, только с третьего класса старшей ступени школы я обгонял его на пару дюймов. Нас иногда принимали за братьев, что каждый из нас считал для другого незаслуженной лестью. У нас были глаза разного цвета – у него карие, а у меня голубые. Рядом с Крейгом стояла, балансируя на костылях, его дочь Никки. Чтобы узнать ее, мне потребовалось несколько секунд.

В последний раз я видел Никки больше года назад, когда она еще училась в школе; угловатая, неловкая, она все время краснела. А теперь вытянулась и стала такая же высокая, как отец, и такая же красивая, как ее мама. У нее были длинные шелковистые волосы, золотистые, но с рыжинкой, наполовину скрывающие бледное личико с тонкими чертами, прямо-таки сияющее молодостью и здоровьем.

– Крейг! Никки! – воскликнул я. – Девочка, ты выглядишь неподражаемо, – я посмотрел на ее свежезагипсован-ную ступню, торчащую вперед под некоторым углом из-под высоко подвернутой штанины джинсов, – но ты, кажется, сломала ногу.

– Футбол, – И она повела плечами, так широко, насколько позволили костыли.

Мы с Крейгом обменялись тычками и похлопали друг друга по спине в полном соответствии с каледонской традицией, предписывающей подобное поведение для всех давно не видевшихся земляков-шотландцев. Я обнял и Никки, но несколько более сдержанно. Она как бы наклонилась, чтобы попасть в мои объятия, и «клюнула» меня в щеку. От нее пахло той сельской свежестью, какая встречается лишь на приличном расстоянии от Лондона.

– Слышал, ты в Оксфорд надумала, ага? – проговорил я, глядя на нее и качая головой.

Она покивала.

– Угу… Просто воду или что-нибудь вроде того, – Эго она уже обращалась к отцу.

– Китайский, кажется? – спросил я.

– Эге, – кивком подтвердила она.

– Здорово. Тебе повезло. Сможешь научить меня ругаться по-мандарински.

Она хихикнула, внезапно опять превратившись в ребенка.

– Если только пообещаешь делать это в прямом эфире, дядюшка.

Я втянул воздух сквозь зубы.

– Умоляю, не называй меня дядюшкой, о’кей? Подари мне, старику, немного счастья, пусть люди подумают, что ты просто шальная девчонка, которую мне случайно удалось подцепить.

– Кен! – И она заехала мне по ноге костылем.

– Эй ты, – пробормотал я, потирая голень, – должен же я поддерживать репутацию. Или придерживать.

– Ты ужасен!

– Да ладно тебе. Пойдем лучше где-нибудь присядем, – предложил я, протягивая руку, чтобы она могла опереться, и объявил: – Крейг, нам здесь больше делать нечего, мы двинем туда.

Он помахал мне рукой. Никки мотнула головой, подавая знак, чтобы я шел впереди.

– Хромай за мной, – распорядился я и стал протискиваться сквозь толпу, направляясь к главному «объему», а Никки заковыляла следом.

Я обернулся, чтобы опять взглянуть на нее, когда мы выбрались из кухонной толчеи, и вздохнул:

– Ах, Никки, Никки!

– В чем дело?

– Знала бы ты, сколько сердец разобьешь в Оксфорде, малютка.

– Ага, значит, вместо того чтобы ломать кости, ты советуешь взяться сразу за внутренние органы, удачная мысль.

– М-да. Так, значит, футбол?

– Девчонки, знаешь ли, нынче тоже в него поигрывают.

– Господи, не может быть! И как только вам не мешают длинные юбки… Ой! Да поосторожней ты с костылями!

– Ну…

– И кем ты на поле?

– Форвардом; меня сбили как раз в штрафной. Кстати, это был бы хет-трик.

– Вот свинство!

– Никки, Никки. Эй, Никки! – Откуда-то появилась Эмма. Она крепко обняла дочь, аж глаза закрыла.

Я немного помаячил возле, но на диванчике, на который они присели, больше не нашлось места, и к тому же Эмма, такое впечатление, сознательно меня игнорировала. Я помахал Никки и побрел прочь. Пора втянуть еще пару дорожек, а то и сыграть быстренько разок-другой на приставке «Плей-стейшн-2», которая, как я знал, есть у Кула (если вам кажется, что я похож на мальчугана, которому родители не хотят или не могут купить собственную игрушку, то, во-первых, умоляю простить мне мои приступы детства, а во-вторых, такая приставка еще недавно имелась и у меня, только я одной пьяной летней ночью сильно разозлился и выбросил ее за борт. Обитая на приспособленной под жилье барже, я иногда могу такое проделывать).

Занюхав пару дорожек, выпив еще пару бокалов и потрепавшись еще с несколькими людьми, я почувствовал себя лучше и опять вышел на террасу, чтобы насладиться открывающимся с нее видом и сделать несколько глотков свежего осеннего воздуха. Теперь, когда Джоу ушла, у меня появилось ощущение свободы, дополненное предвкушением открывающихся возможностей, ведь впереди заманчиво расстилались и остаток дня, и вечер. У меня имелась с собой парочка «Иво-8», и я подумывал, не закатить ли колесо. Хватит на остаток дня. Хотя это означало бы, что я опять войду в противофазу с Джоу, если доведется воссоединиться с ней до конца дня. Правда, если уж вклинились ребята из «Аддикты», на скорую встречу с ней я могу не рассчитывать, но кто знает.

Чья-то рука обняла меня за пояс. Затем ко мне прижалось ласковое тело, последовал поцелуй в щеку и вкрадчивый, как у кошечки, голосок прошептал:

– Привет, мур-мур-мур.

– А, Эйми, привет и тебе.

Мы с Эйми ладили. Вообще-то первоначально она считалась одной из подруг Джоу, но, мне думается, последнее время наши с ней отношения развивались гораздо лучше, чем отношения между нею и Джоу, которая, похоже, к ней охладела. Эйми была почти одного роста со мной; ее ухоженные, доходящие до плеч темновато-белокурые волосы вились от природы. А еще у нее имелись очень длинные ноги и потрясающая фигура. Вместе с тем она словно попала в какую-то временную петлю, потому что, будучи на год младше Джоу, одевалась и вообще вела себя так, словно была на пять или даже на десять лет старше. Пресс-секретарь в фирме, занимающейся лоббированием всевозможных проектов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю