Текст книги "Мертвый эфир"
Автор книги: Иэн М. Бэнкс
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
– Вот я и узнал.
– И ты хочешь мне что-то сказать по этому поводу?
– Еще не решил. Вообще-то я думал, вдруг ты поняла, что натворила, на чей номер позвонил твой мобильник и в какой именно момент, а если так, то не начнешь ли сокрушаться и каяться, либо придумаешь какое-нибудь неуклюжее объяснение.
– И сам собирался бросить меня?
– Не так чтобы очень, Джоу. Мне и раньше приходило в голову, что все эти путешествия за границу, ночные отлучки, рок-н-ролльная жизнь с бухлом, драгзами и тэ дэ… Короче, я в некотором роде предполагал, что ты вполне можешь гульнуть на сторону, а потому…
– А сам-то? – огрызнулась она, снова подняв голову, и отблески подводного света вновь засияли на ее металлической сбруе.
– Ты имеешь в виду, гулял ли я на сторону тоже?
– Именно. Ну?
– Подожди-ка, – сказал я, начиная наконец злиться, – Минуточку. Похоже, я переборщил со своим стремлением к справедливости. Ведь это яслышал, как тытрахалась неизвестно с кем прошлым вечером; я тебя слышал, а не ты меня. А теперь ты говоришь, что готова меня оставить, да еще ищешь себе оправдания? Нет, так не пойдет. Ты не имеешь никакого, бдя, права задавать мне вопросы. Да, да и еще раз да, я собираюсь с тобой расстаться, если на то пошло. На самом деле и в мыслях, и в сердце я бросил тебя еще раньше, чем ты мне об этом заявила.
– Ты прямо как ребенок.
– А иди-ка ты, Джоу.
– Тебе что, даже не интересно, почему я решила с тобой порвать?
– Не знаю и знать не хочу. Наплевать. Может, у парня, с которым ты теперь трахаешься, член больше, мне-то, черт возьми, какое дело?
– Ну, Кен, ты и задница.
– Послушай, я очень хочу надеяться, что вы оба чрезвычайно счастливы, о’кей? А теперь вали с «Красы Темпля» подальше. И прихвати все свои манатки! – «Ага, так уже лучше», – подумал я. Похоже, я перехватил инициативу. Так и надо, черт подери, ведь кто пострадавшая сторона, как не я, – И даю тебе срок до понедельника, чтобы забрать свое барахло, а то оно полетит за борт. Прощай.
Я развернулся и удалился прочь, хотя, к сожалению, не столь эффектно, как хотелось бы, ибо при этом сразу на кого-то наткнулся, выплеснув на рукав бедолаге немного пильзенского, так что, удаляясь гордой поступью, пришлось еще бормотать под нос извинения.
Отчасти я ожидал, что Джоу увяжется за мной и начнет выражать свое несогласие; ей богу, мне даже показалось, что сейчас тот случай, когда формулировка «выражать несогласие» или даже «выражать протест» окажется уместнее, чем слова «возражать» или «спорить», или что-нибудь в этом роде. Но она осталась стоять, где стояла.
Оставшуюся часть вечеринки я провел, стараясь как следует оглушить себя всеми видами алкогольных напитков, какие еще оставались на столах, но Джоу нигде больше не видел. Похоже, она восприняла всерьез мою угрозу выбросить ее вещи за борт, а потому, учитывая мое пьяное состояние, решила не искушать судьбу и не дожидаться понедельника, ибо когда я, уже за полночь, подкатил к причалу на такси, с трудом вылез из него и переполз на мою «Красу Темпля», то обнаружил, что Джоу успела тут побывать: одежда и прочее барахло исчезли, а внутри, на коврике у входной двери, лежал ее ключ.
Некоторое время я пялился на него, ничего не понимая, потом поднял (не более чем с четвертой или пятой попытки), вышел на палубу и, размахнувшись, бросил его в подступившие темные волны.
– Рано или поздно это должно было произойти. Вы друг другу совсем не подходили.
– Боже, Крейг, ты говоришь ну в точности как моя мать.
Мы сидели на скамье у самой вершины Парламентского холма в парке Хемпстед-Хит и смотрели на Лондон, утонувший в этот холодный январский день в ливнях и в лучах солнца, тоже кажущегося влажным. Крейг пришел сюда пешком, я добрался на метро.
Во-первых, я был с бодуна и все еще слишком нетрезв, чтобы сесть за руль, а во-вторых, по-любому не смог бы этого сделать – во всяком случае, не в Ленди, – даже если бы очень захотел: прошлой ночью кто-то проколол на ней пару покрышек и вдобавок разбил обе фары. Я заявил о случившемся в полицию, но там мне сказали, что они в курсе: патруль уже приезжал, когда сверхчуткая система сигнализации зарегистрировала наклон на одну сторону и тут же оповестила центр безопасности в «Маут корпорейшн», а уже оттуда операторы сообщили копам. Те минут десять барабанили в мою дверь, а затем еще с полчаса названивали мне по телефону, однако так и не смогли потревожить мой пьяный сон. Теперь, заявили они, им предстоит изучить записи на кассетах с камер наружного наблюдения. Возможно, порезвились дети, только и всего.
Ну, как раз, подумал я, стоило только размечтаться, что мои неприятности заканчиваются.
– Ну да, – согласился Крейг с моим обвинением, что он говорит, словно моя мать, – Матерям всегда лучше видно.
Я покачал головой.
– Эту фразочку – вы, мол, друг другу совсем не подходили – всегда говорят, только когда уже поздно.
– А как же иначе. Если ты кому сказанешь подобное в начале, когда это еще может помочь, тебя запросто обвинят в ревности и еще бог весть в чем, а потом, когда отношения зайдут в тупик, ты же окажешься и виноват. Шансов у тебя никаких. Остается только терпеть и ждать, когда все кончится.
– Тебе не нравилась Джоу?
– Не то чтобы не нравилась. Джоу клевая девчонка. Тут не тот случай, когда дожидаешься конца, чтобы высказать приятелю все, что думаешь о его экс-стерве. Это я тебе теорию излагал. Джоу клевая, но почти такая же чокнутая, как ты, да к тому же с большими амбициями. Тебе нужен кто-то, кто сумел бы тебя немного сдерживать, а не подруга по шизе, с которой можно еще и трахаться.
– Не думаю, чтобы Джоу действительно была такой психованной, как ты говоришь.
Крейг наклонил голову.
– Знаешь, иногда она точно сходила с рельсов. Просто чудо, что вы протянули так долго.
– Вот и Кулвиндер сказал тогда, одиннадцатого сентября, что его тоже это удивляет, – ответил я со вздохом и посмотрел на процессию больших реактивных самолетов, неторопливо огибающих далекую гряду облаков, выворачивая на запад в пологом снижении к аэропорту Хитроу.
–, Знаешь, – проговорил Крейг, – однажды она ко мне подкатывалась.
Я уставился на него.
– Ты шутишь! – Господи, подумал я, теперь еще это.
– Вовсе нет. Между прочим, это случилось еще летом. Она тогда тебя потеряла или что-то в этом роде. Вы повздорили, ты ушел в растрепанных чувствах, и она решила, что ты мог зайти ко мне. Появилась на моем пороге без предупреждения. Ну я и пригласил девушку войти, не хлопать же дверью перед самым ее носом, это было бы уж слишком невежливо, ведь она пришла вся в слезах. Предложил ей выпить, выступил в роли наперсника, выслушал исповедь…
– И согласился, что я действительно тот самый мерзавец, каким она меня расписала?
– Прости, но мне действительно пришлось балансировать на грани между мужской солидарностью и желанием выказать сочувствие расстроенной даме.
– Ну, слово за слово, одно к другому, ясное же дело, – заключил я.
Черт побери, а вдруг он и вправду ее трахнул? Что, если он просто не хочет мне говорить? Да, но что из этого, Кен, подумай. Действительно ли тебя колышет подобное? А может, нет?
Вообще-то не очень. В смысле, я вообще не имею права ревновать или огорчаться, и уж всяко не в случае с Крейгом, из-за некогда происшедшего между мной и Эммой, хотя, конечно, подобная логика типа услуга за услугуне оказывает никакого влияния на тот набор древних инстинктов и запрограммированных изначально реакций, из которых, в сущности, и состоит человек.
– Вовсе нет, – возразил Крейг, – Ничего не одно к другому. Она чуть ли не набросилась на меня. Вдруг, ни с того ни с сего.
– Господи!
– Мы и выпили-то всего по полбутылки…
– Вина?
– Разумеется, вина. Не стану же я спаивать девушку виски.
– Извини.
– И только я собрался раскупорить еще одну…
– Ах, даже так?!
– Вот именно. И все в рамках приличий, вел себя культурно и вообще. Так что иди куда подальше со своими подозрениями и гнусными намеками, понял?
– Прости.
– Джоу буквально повисла на мне. Оборачиваюсь к ней в изумлении, а она впивается губами в мой рот, а рукой хватает меня за яйца.
– Охереть, – произнес я, переводя взгляд с далеких туч на Крейга, – Надеюсь, ты повел себя подобающим образом.
– Вовсе нет, Кеннет, – возразил Крейг, вытягивая ноги в серых трениках, которые, как и его куртка, вышли из моды лет десять назад, – Вести себя подобающе означало бы показать ей, насколько прекрасен любовный акт с настоящим мужчиной, но я этого не сделал.
– Спорю, что взасос-то ты с ней нацеловался, подонок. Джоу это классно умеет.
Лицо Крейга приобрело задумчивое выражение.
– Хм… Я склонен был относить это на счет нервного возбуждения, но теперь понимаю, что ты прав.
– А ты ее точно не трахнул?
– Нет, потому что принес себя в жертву дружбе. «Ты красивая, – сказал я ей, – и твое внимание мне льстит, но утром мы пожалеем о том, что сделали». Господи, мы даже сошлись на том, что, хотя ты и заслуживаешь самого гнусного предательства, мы лишим себя такого удовольствия.
– Только… Ах, черт побери!
– Ну, что теперь?
– Так, пришла в голову неприятная мысль.
– Какая? И кому ты звонишь?
– Однажды она пошла искать меня к Эду.
– Ну и ну!
– Вот именно!
Крейг сделал такое движение, словно собрался встать со скамейки.
– Хочешь, я…
– Ну если желаешь поглядеть на мое унижение, гляди прямо сейчас. Раньше сяду – раньше выйду.
– Ты трахался с ней, да?
– Нет, не было такого!
– Слушай, Эд, Джоу сама говорила, что однажды пошла к тебе. А в другой раз она сходила к Крейгу и стала приставать к нему…
– Эй, – вмешался Крейг, – попрошу меня не впутывать!
Его замечание я проигнорировал.
– …так ты что, станешь утверждать, будто она не пыталась проделать то же и с тобой?
– Э-э-э…
– «Э-э-э»? Так ты говоришь «э-э-э»? И это все, что ты можешь сказать?
– Видишь ли…
– Так, значит, ты вправду трахал ее! Сукин ты сын!
– Да она сама запрыгнула ко мне в постель. По сути, это было изнасилование!
– Иди-ка подальше с такими объяснениями, Эд.
– И потом, она сказала, что никогда не делала этого с черным парнем. Что мне оставалось? Лишить ее этой возможности?
– Только не примешивай сюда, бля, проблему межрасовых отношений! И прибереги для кого-нибудь другого легенду о потрясающих в постели черных жеребцах-рекордсменах.
– Я ничего не примешивал, браток, это все она!
– Ах, Эд, как ты мог, какого хрена тебе это понадобилось?
– Не сумел удержаться, старик.
– Пора, бля, и научиться, юнец-переросток!
– Слушай, старик, я жутко сожалею. На другой день чувствовал себя просто отвратно, и такое больше не повторялось, ей-ей.
– Ага, позабавился, трахнул девушку лучшего друга и сделал еще одну зарубку на своих гребаных зеркалах над кроватью, эка невидаль, да?
– Слышь, Кен, ежели б я мог вернуться в прошлое и сделать, чтобы того раза никогда не было, поверь, я так бы и поступил. А не говорил те потому, что не хотел причинить боль или испортить ваши с Джоу отношения. Чесслово, мне б хотелось, чтоб такое никогда не случалось. Но так уж вышло, и я об этом жалею, старик. Мне совестно. Прости меня, а? Прошу.
– Ну… В общем… я не… – промямлил я, но затем вскипел: – Слушай, дай мне еще хоть немного на тебя позлиться, так тебя и разэдак!!! – А потом прибавил уже менее пылко: – Мерзавец.
– Сожалею, старик.
Да уж, подумал я. Мы все о чем-нибудь, да сожалеем. Каждый только и делает, что сожалеет. Человечеству давно пора взять двойную фамилию. Получилось бы Хомо Сапиенс-Со-жалеюнс. Разумный, носожалеющий. Может быть, нам удалось бы ее взять по результатам опроса общественного мнения, имеющего целью посчитать, сколько за нами числится оплошностей и ошибок.
– Послушай, – сказал Эд.
Что-то оборвалось у меня внутри, и я похолодел: ну вот, теперь то же самое «послушай» мне довелось услышать от Эда. О чем же мне придется узнать на сей раз?
– В чем дело? – спросил я.
– Твоя телепередача назначена уже на завтра, так ить?
Ах, черт побери, он все-таки разведал про этого Роуба и вычислил, что я, видно, задумал взять пушку прямехонько в студию.
– Удачи с ней, ладно? Желаю тебе, чтобы все прошло хорошо. Устрой тому нацистскому ублюдку настоящую выволочку, слышь?
– Слышу, – сказал я.
– А теперь, ежели хошь, можешь задать трепку мне, или наори на меня опосля, когда встретимся через неделю. Ежели мы встретимся. Мы ведь не расстанемся насовсем?
– Надеюсь, что так.
– Ьце раз извини, приятель.
– Угу.
– По-прежнему братишки?
– Ага, братушки.
Крейг пригласил меня пойти к нему поужинать. Я подозревал, что он сделал это из жалости. Ожидалось, что Никки заночует у него, а также придет Эмма. Скорей всего, намечался тихий семейный обед, на котором я рисковал оказаться лишним.
Чего мне действительно хотелось, так это увидеть Никки – просто удостовериться, что все о’кей и в наших отношениях ничего не изменилось, во всяком случае в худшую сторону, с той новогодней вечеринки, то есть после поцелуя, верней после двух поцелуев, из-за которых я все-таки беспокоился. Ведь я позволил ей целоваться со мной и даже отвечал ей, и чем больше об этом впоследствии думал, тем стыднее мне становилось, и я жутко хотел сказать ей, что на самом деле поцелуи ничего не изменили и, разумеется, ничего подобного более не повторится, и что еще я сожалею и о том случае, когда мы с ней ехали под дождем в «лендровере», а я пытался – о боже, какой недостойной, отчаянной представлялась теперь та попытка склонить ее к тому, чтобы со мной пообедать, – и что я для нее всегда, навеки останусь добрым другом и добрым дядюшкой, на всю оставшуюся жизнь… Правда, в то же самое время мне хотелось, чтобы не пришлось вообще ничего говорить, чтобы все устроилось само собой, а между нами просто все осталось по-прежнему, как было всегда, без какой-либо неловкости или отстраненности.
Главная же проблема заключалась в присутствии Эммы, так что если бы Крейгу вздумалось упомянуть о том, что случилось с Джоу – хоть я и умолял его ничего не говорить Эмме или Никки, а в особенности даже не заикаться о происшедшем между Джоу и Эдом, – вот тогда положение станет действительно щекотливым, с учетом той давней истории с Эммой. И пусть я успокаивал себя тем, что все давно быльем поросло, от этого данная ситуация не переставала таить в себе смертельную угрозу для моей дружбы с Крейгом.
Я рисковал потерять подругу, двух лучших друзей, а назавтра, может быть, работу и даже свободу – и все за какой-то сумасшедший двухдневный период.
Не расслабляйся, говорил я себе. Выше нос. Хорошенько поужинать мне точно не помешало бы, из-за жуткого похмелья пить я, скорей всего, сегодня уже не смогу, так что застольная беседа послужит мне очень удачно подвернувшейся репетицией предстоящей передачи. Ведь завтра нелегкий день. И вместе с тем я решил отказаться от приглашения. Скажу: нет, спасибо, другие планы.
– Привет, Кен.
– Эйми, детка, ну как ты?
– Превосходно. А ты?
– Да так себе, сама знаешь…
– Нет, дорогой, не знаю. А в чем дело? Какие-нибудь проблемы?
– Мы с Джоу… В общем, между нами все кончено.
– Ох! Какая печальная новость. Мне казалось, вы так близки.
– Да уж… – пробормотал я, а сам подумал: «Так ли?» Я бы так не сказал, пожалуй, но, может, так все и говорят, услышав подобные вести. – Ну, ничего не поделаешь. Разбежались окончательно. Собственно, к этому давно шло… да вот, сознаюсь, задело за живое чуток сильней, чем я ожидал.
– Бедняжка.
– Мы ведь были вместе почти два года.
– И вправду.
– Ага. Но такое чувство, будто бы дольше.
– Бывает.
– Должен сказать, я сильно к ней привязался.
– Еще бы.
– А теперь все в прошлом…
– Сочувствую.
– Вот так…
– Мм. Тебе, наверное, очень плохо?
– Ничего, Эйми. Жизнь не кончается.
– Звучит не слишком оптимистично.
– Справлюсь. Хоть и не сразу.
– О! Я могу как-то помочь?
– Пожалуй, да… Ты могла бы позволить пригласить тебя пообедать… Да хоть бы и прямо сегодня. Что скажешь?
– Кен, идея просто чудесная, черт побери. Я сама, знаешь, сейчас как неприкаянная.
Глядя на дисплей мобильника, я подумал: «А зря. Ведь ты, милая, могла бы догадаться пораньше».
– Эйми, не надо. Тут даже не одна, а две неправды: во-первых, будто частная собственность по определению управляется эффективнее, чем общественная…
– Но ведь так и есть. Ты когда-нибудь имел дело с муниципальными советами, Кен? Толку от тамошних идиотов ноль. В реальном мире они не протянули бы и двух минут!
– То же самое случилось и с железнодорожной компанией «Рейлтрек» [103]103
Railtrack – ipynna компаний, управлявшая с 1996 г. приватизированной при консерваторах инфраструктурой железных дорог Британии; в 2001 г., когда ее долги превысили 3 миллиарда долларов, вернулась под административный контроль государства.
[Закрыть], стоило только правительству лишить ее субсидий.
– Ха! Готова спорить, они набирали персонал из числа членов местного муниципального совета!
– Ой, только не надо… и вот еще. Вторая ложь состоит в том, будто частная собственность обходится дешевле. Будто привлекаются дополнительные инвестиции и начинают поступать дополнительные доходы. Бред собачий! Это если считать по правилам, установленным нашим казначейством. Расходы на инфраструктуру все равно велики, кто бы их ни производил. Без займов так или иначе не обойтись, а по займам платить надо с процентами, и все это еще до того, как дело начнет приносить прибыль, ради которой, собственно, и старается частный вкладчик. А теперь спроси-ка сама себя: кто способен занять деньги дешевле, чем любая фирма? Ответ: государство.
– Ну, Кен, это смотря какое государство.
– Ну хорошо, британскоеправительство способно брать кредиты под меньший процент, нежели любая коммерческая организация.
– Да, потому что оно не тратит деньги на то, что у частного сектора получается лучше.
– Но это же смешно, Эйми.
– Вовсе нет. А к тому же как насчет риска?
– Какого риска? Если что-то пойдет не так, бедный налогоплательщик все равно раскошелится.
– Риск есть всегда, Кен. Жизнь такая штука, в которой всегда полно риска.
Я откинулся на спинку кресла. Мы сидели в «Ла-Итерии», новом ресторане в Ислингтоне, эдакой претенциозной архимодной едальне. Столы и стулья представляли собой деревянную садовую мебель, а стены были обиты тем перфорированным оранжевым пластиком, из которого строители делают временные ограждения. Меню претенциозное, пища неадекватная, персонал держится заносчиво. Странно, что народу не совсем битком. Как-никак воскресный вечер.
Эйми выглядела потрясающе, ее прелестные волосы, теперь прямые и белокурые, сияли в лучах светильников, похожих на подвешенные к потолку автомобильные фары. На ней была черная юбка с черными же колготками, какой-то облегающий джемпер с широкими рукавами и глубоким квадратным декольте, где на загорелой коже поблескивала золотая цепочка.
Так что и выглядела она классно, и явно принарядилась – появись она передо мной в заляпанных краской джинсах и наглаженной футболке, я понял бы сразу, что мне сегодня ничего не светит, – и тут на тебе, она вдруг превращается в эдакую юную «мисс капитализм» и принимается рьяно его защищать.
До сих пор, когда мы выбирались куда-то пообедать или поужинать, мы занимались на этих наших свиданиях, которые на Самом деле и свиданиями-то не назовешь, тем, что ели, пили и флиртовали. Вот когда мы веселились вовсю, черт побери! И уж разумеется, никаких проклятых споров о частной и общественной собственности. То есть я, конечно, знал, что лоббистская фирма, где она работает, занимается пропагандой подобного дерьма, но, слава богу, моей приятельнице никогда не взбредало в голову втюхивать его мне. Я и сделал всего-то одно замечание экспромтом относительно «Рейлтрека» и радужных перспектив «Рейлтраха» и «Рейлкраха», а она прямо накинулась на меня.
– Знаешь, Эйми, о чем я только и думаю в последнее время? – спросил я, кладя вилку.
Есть главное блюдо я только что начал, и на тарелке еще громоздилась гора всяческой снеди. Здешний повар, похоже, уделял основное внимание тому, чтобы производимый его кухней материал укладывался в как можно более высокие прочные небоскребы, для чего проявлял при отборе ингредиентов и кулинарных методов известную одержимость, пренебрегая вкусовыми свойствами и вообще съедобностью блюд: эти качества находились в его списке приоритетов где-то между жесткостью каркаса, роль которого в сей железобетонной конструкции выполняло полусырое жаркое, и быстротой затвердевания строительного раствора, представляющего собой мгновенно схватывающуюся смесь картофельного пюре и горчицы.
– Нет, не знаю, что тебя беспокоит, Кен, – проговорила Эйми, поднося ко рту вилку с комком баранины и гарнира, – но чувствую, что тебе до смерти хочется мне это рассказать.
До смерти… А ведья, черт возьми, даже еще и не начал рассказывать ей историю о лже-Рейни, о моей невольной поездке в Ист-Энд, о телефонном звонке с угрозами и о проколотых шинах на моем автомобиле. Обо всем этом я рассказал раньше Крейгу, Эду и Джоу, заставив их поклясться, что они станут молчать, но Эйми я ничего не говорил, приберегая историю для такого вот вечера. Однако теперь засомневался, стоит ли откровенничать с ней на данную тему.
– Я ют о чем. Почему, хотелось бы знать, то, в основе чего лежит обыкновенная жадность, всегда ставится выше желания облагодетельствовать общество? Чем плохо стремление принести людям пользу? Разве не о таком намерении нам постоянно твердят политики? Разве не говорят они, что только мечта послужить народу заставила их заняться партийной работой? Так почему же они вечно не находят общего языка с медсестрами и учителями, пожарными и полицейскими, для которых подобное не пустые слова?
– С полицией они находят общий язык, Кеннет.
– Ну с этими ладно. А как с остальными? Врали политики о своей мечте служить людям или они просто еще не включились в процесс?
Эйми откинулась на спинку, вздохнула и пожала плечами. Я старался смотреть ей прямо в глаза и в то же время использовал периферийное зрение, чтобы оценить ее грудь, которая заслуживала, конечно, куда более пристального внимания. Особенно при том, что, если нашим отношениям суждено было и дальше развиваться в подобном русле, большего мне явно не светило.
Эйми встряхнула головой и проговорила:
– Тебе не кажется, Кен, что ты чересчур наивен?
– А тебе так кажется?
– Да. Ты выглядишь умным и даже проницательным, но на самом деле, сдается мне, ты просто скользишь по поверхности вещей.
– Тебе, наверное, видней, Эйми.
Она пристально на меня посмотрела. Ее глаза были зеленовато-голубыми, и у радужной оболочки граница казалась слишком резко очерченной, как иногда случается из-за контактных линз. Она продолжала глубоко дышать, и я позволил себе откровенно перевести взгляд на ее грудь, и хотя дела мои, похоже, обстояли плохо, вид оной меня порадовал.
– У сэра Джейми ты не более чем ручная дрессированная мартышка, хотя сам почитаешь себя крутым радикалом, верно, Кен?
Я задумался над ее словами.
– В удачные для меня дни так и есть, плюс армия фанатов.
– Наверное, называешь себя честью и совестью «Маут корпорейшн», или как-то так, да?
– О нет. Скорей зубоскалом, дешевым шутом, знаешь ли, не более.
Эйми придвинулась поближе.
– Подумай вот о чем, Кен, – сказала она; я тоже придвинулся поближе, размечтавшись заполучить то, о чем стоило подумать, – Ты позволяешь сэру Джейми заходить дальше, чем он смог бы без тебя, – сообщила Эйми, – Наняв тебя и разрешив слегка переступать границы дозволенного, а также позволяя критиковать отдельные участки империи «Маут корпорейшн» и те организации, с которыми она давно делит ложе, сэр Джейми делает вид, будто он над схваткой, эдакий беспристрастный третейский судья, даже позволяет критику в свой адрес. А в результате все темные делишки, которых в его корпорации ничуть не меньше, чем в любой другой, получают гораздо меньшую огласку, нежели они того заслуживают, а все благодаря тебе. – Эйми отодвинулась; я последовал ее примеру. Но она еще не закончила, – Конечно, иногда ты приносишь убытки: из-за тебя могут не разместить рекламу или «Маут корпорейшн» не получит какой-то контракт, но в конечном итоге сэр Джейми неплохо на тебе зарабатывает, Кен, можешь не сомневаться. Так что и ты часть системы. Ты помогаешь ей функционировать. Мы все этим занимаемся. Просто одни из нас отдают себе в этом отчет, а другие нет.
И она промокнула салфеткой уголок рта. Глаза ее сияли. Она улыбалась. Я же вспомнил о Селии и внезапно задался вопросом, какого черта меня занесло в этот ресторан вместе с Эйми.
– Итак, – спросил я, – удастся мне все-таки тебя сегодня трахнуть или нет?
Она рассмеялась и вновь наклонилась вперед, что само по себе показалось мне хорошим знаком. На сей раз она заговорила вполголоса:
– У тебя есть наркотики, Кен? Экстази? Кокс?
И тут мне пришло в голову соврать и ответить, что нету. Можете вы в такое поверить?
– Не с собой.
– Раздобудь.
– Ладно.
И мы раздобыли, но результат получился как-то не очень. И наркотики не очень, и секс.