Текст книги "Мертвый эфир"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Нервы мои на взводе, и при слове «безопасность» я готов разразиться истерическим смехом, но понимаю, что рассмеяться прямо сейчас Мерриэлу в лицо было бы недипломатично, и здравый смысл одерживает верх. Серия коротких, но бурных и громких всплесков, сопровождающихся выбросами зловонных газов, указывает на то, что моя прямая кишка инстинктивно исполнила долг, завершив естественные отправления, и теперь я могу хоть драться, хоть убегать, избавившись от избыточного наполнителя. Вот уж спасибо, как нельзя кстати – особенно если учесть, насколько я обездвижен и беспомощен.

– Да, – проговорил Мерриэл, осматриваясь, – мне здесь нравится. Очень здорово, что в свое время тут обустроили такое местечко. – И он указал на пол, где рябь на воде успела исчезнуть и вновь создалось впечатление сплошной черноты. – Прямо-таки наводнение. – Он покачал головой и поджал губы, – Через год-два вообще все зальет. – Он посмотрел на меня, – Это грунтовые воды, Кеннет. Уровень фунтовых вод в Лондоне опять повышается. В течение многих лет он понижался, а если разобраться, то даже в течение многих столетий – ведь воду для каких только нужд не брали: для дубилен, для пивоварен и для всего такого прочего. На тех станциях метро, что поглубже, насосы откачивают воду круглые сутки, и то же самое касается подземных многоэтажных автостоянок, – На его губах появляется тонкая улыбка. – Что бы, спрашивается, не использовать эту воду как питьевую вместо того, чтобы затапливать живописные долины в близлежащих графствах, да только слишком уж она грязная. Вообще-то сущий позор, вам не кажется?

– Мистер Мерриэл, – говорю я дрожащим голосом, – честное слово, мне даже в голову не приходит, почему…

Мерриэл поднимает руку, останавливая меня, и смотрит куда-то в направлении пандуса, по которому меня недавно вели вниз. Показывается свет фар, и слышится звук двигателя большого автомобиля. По склону съезжает здоровенный «рейнджровер». Он протискивается между приоткрытыми створками забранных металлической сеткой ворот и заезжает в темную лужу. Медленно подруливает к нам, мы слышим шипенье шин, затем видим, как они гонят бурунчики чернильных волн; потом машина разворачивается, вновь исчезая в темноте, и опять показывается, останавливаясь по другую сторону островка из поддонов, так что последний оказывается меж нею и «бентли»; позади нас миниатюрные волны, скорей рябь, одна за другой тихонько плещутся о деревянные берега. Фары «рейнджровера» гаснут. В воздухе начинает вонять выхлопными газами.

С противоположной стороны открывается водительская дверь, и выходит Кай. Он идет, разбрызгивая воду, ступает на поддоны и кладет ладонь на ручку пассажирской двери.

Я знаю, кто может за ней сидеть. Знаю, кто наверняка окажется за темным тонированным стеклом. Мерриэл пристально смотрит на меня, я чувствую это кожей. И не отрываясь гляжу на дверцу «рейнджровера». Я готов сделать все, что в моих силах, чтобы спасти Селию, пока есть хотя бы малейшая возможность. Кажется, существовать такой возможности остается совсем недолго, но это все, что я могу сделать, и я постараюсь использовать этот единственный шанс, позволяющий хоть как-то повлиять на ситуацию. Когда дверца открывается и я вижу Селию, я изображаю удивление, но и только. Смотрю на нее какое-то время, затем оборачиваюсь и бросаю мимолетный взгляд на Мерриэла.

С Селией явно пока не случилось ничего плохого. Она смотрит на Мерриэла, затем на Кая, который все еще придерживает для нее дверцу. Она выходит, делает шаг вперед и морщит нос, почувствовав дурной запах. На ней синие джинсы, плотная красная блузка и желтая с белым походная куртка. Волосы распущены. Туристские ботинки. Лицо выражает холодную злость.

– Что ты думаешь… – начинает она вопрос, обращенный к Мерриэлу, но тут же останавливается, будто только сейчас заметив меня; о боже, девочка, только не торопись, подожди, не ляпни лишнего. Она глядит на меня и хмурится,—

Это… Это же Кен Нотт. С радио. – Она мечет в Мерриэла обвиняющий взгляд. – Какого дьявола, что, интересно, он-то мог натворить? – В конце ее вопроса звучит чуть ли не смех.

Мерриэл сидит, где сидел, то есть на крыле «бентли». Кай аккуратно закрывает дверцу «рейнджровера» и, сложив руки внизу живота в позе вышибалы, встает рядом с Селией, наблюдая за происходящим. Те двое парней, которые меня привезли, неподвижно стоят у меня по бокам.

– Давай спросим его самого, ладно? – любезно предлагает Мерриэл. Он смотрит мне в лицо, – И как вы думаете, Кен, почему вы оказались здесь?

– Мистер Мерриэл, – говорю я. – Мне абсолютно ничего не известно на сей счет. Не знаю, в чем вы меня подозреваете, однако…

Мерриэл недовольно крутит головой.

– Так не пойдет, Кен. Вы сразу же начинаете врать, разве не так? – Он делает вид, что очень мной разочарован, – Мне казалось, в своих передачах вы всегда убеждаете слушателей говорить правду, даже если она не слишком приятна, но согласитесь, первый же ваш ответ оказывается самой банальной ложью.

– Е-е-если, – начинаю я, заикаясь, наверное, впервые после того, как мне минуло четыре года, и, выдохнув почти весь воздух, с большим трудом продолжаю: – Если я сделал что-то такое, чем вы недовольны, мистер Мерриэл, то искренне о том сожалею.

Мерриэл пожимает плечами, приподнимает брови и недовольно выпячивает нижнюю губу.

– Знаете, все сожалеют, когда их застукают, Кеннет, – отвечает он довольно резонно. И мягким голосом добавляет: – Я думаю, вы все-таки знаете, отчего вы здесь.

Боюсь, что на данном этапе я не могу сказать ничего полезного. А потому предпочитаю еще раз сглотнуть слюну. Дерьмо у меня в штанах начинает остывать, особенно в том месте, где задница лежит на самом краешке стула, к которому я крепко привязан. Боже, какая вонь. Какая жалость, Селия, что тебе приходится все это видеть, нюхать и терпеть, лучше бы ты сбежала, например, далеко на север или еще куда-нибудь, лишь бы подальше от этого человека.

– Кай, – объявляет Мерриэл. – У тебя имеется первое доказательство. Продемонстрируй его.

Кай кивает и идет открывать заднюю дверцу «рейнджровера».

– Джон, – вмешивается Селия, – понятия не имею, что тут происходит, но не желаю принимать в этом участия. Я ухожу домой. И немедленно. – Голос ее звучит ровно и спокойно, однако в нем чувствуется скрытая ярость.

– Мне бы хотелось, чтобы ты осталась тут еще на некоторое время, Селия, – возражает Мерриэл.

– Я не желаю оставаться, – отвечает она сквозь стиснутые зубы.

– Я так и думал, что ты не захочешь, – говорит ей Мерриэл. Он покачивает свисающей с крыла «бентли» ногой, осторожно касаясь каблуком борта, – Но я настаиваю.

Кай держит в руках раскрытый лэптоп.

Глаза Селии сужаются. Она переводит дыхание.

– Моли Бога, Джон, – произносит она очень медленно, – чтобы у тебя имелись на это очень веские причины, – Она обводит взглядом гараж, бросив при этом на меня краткий взгляд, в котором читаются жалость и даже некоторое отвращение, – До сих пор ты позволял мне оставаться в стороне от… от подобных вещей. Мне всегда казалось, что ты догадываешься, как я отреагирую, если на деле столкнусь со всем этим, – Ее яростный взгляд снова перескакивает на Мерриэла. – То, что произошло сегодня, меняет характер наших отношений, Джон. Теперь возврата к прошлому у тебя нет. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.

В ответ Мерриэл лишь улыбается.

– Покажи Кеннету доказательства, Кай.

Белобрысый верзила держит портативный компьютер открытым где-то на расстоянии метра от меня. Селии с того места, где она стоит, экран тоже виден. Кай нажимает соответствующую клавишу, большое серовато-голубоватое окно, уже открытое на экране, моргает, и в нем появляется движущееся изображение.

Ох, черт! Если бы я не обделался раньше, то уж наверняка сделал бы это сейчас.

Передо мной внутренний вид дома Мерриэлов, одна из лестничных площадок, залитая светом, проникающим сквозь окно. Второй этаж; я вижу лестницу, уходящую вниз, к парадной двери, и дверь в каморку, где я поздней спрятался. От каждой двери видна только часть. Блок сигнализации вообще не просматривается. А вот и я, поднимающийся вверх по лестнице, – изображение нечеткое, то и дело дергается, замедленное какое-то – в общем, точь-в-точь как в тех телепрограммах, – в которых показывают настоящие записи ограблений банков, ссудных касс или почтовых отделений. Немое кино. И такое впечатление, будто съемка велась откуда-то с потолка.

– Камеры вмонтированы в датчики пожарной сигнализации, – сообщает Мерриэл как бы между прочим, – Я тебе говорю об этом, чтобы ты не слишком удивлялась, – И он бросает взгляд в сторону жены; Селия глубоко дышит, ярость переполняет ее, – У меня, – поспешно поясняет Мерриэл, – зародилась парочка небольших подозрений, так что пришлось…

– Ты поставил камеры наблюдения в моем доме? – проговорила Селия, выплескивая наконец накопившуюся ярость, – И даже не то что не спросил, а вообще не удосужился сообщить?

Мерриэл выглядит почти смущенным.

– Вопросы безопасности – это мое дело, а не твое, Селия, – возражает он, глядя уже не на нее, а на меня, – Да и установлены они только в прихожей и на лестничных площадках, больше нигде.

– Ты что, ума лишился, муженек? – цедит вполголоса Селия, обращаясь скорее к себе самой, чем к кому-либо еще. – Как ты мог? Как ты мог?!

Мерриэл не отвечает.

Между тем на экране, затянутом серой рябью, я тыркаюсь во все двери, а затем исчезаю наверху. Тогда включается запись, сделанная другой камерой, установленной на следующем этаже, и я вижу, как поднимаюсь по ступенькам. Затем направляюсь в спальню напротив той, что принадлежит Селии. Съемка на портретную не тянет, но получился я все-таки достаточно хорошо, чтобы присяжные заседатели в суде согласились, мол, на пленке действительно я. К тому же я до сих пор не расстался с той дурацкой одеждой, которую тогда на себя напялил.

– Достаточно, Кай, – мягко говорит Мерриэл; Кай закрывает компьютер и убирает его обратно в «рейнджровер», – Итак, Кеннет, – обращается ко мне Мерриэл, – что вы делали в моем доме?

Я гляжу на него. Сглатываю. И говорю:

– Мне надо было стереть запись с вашего автоответчика.

Он кивает головой. И выглядит слегка удивленным.

– Вот как? А собственно, зачем это вам понадобилось?

– Потому что я оставил на нем сообщение, о котором немедленно пожалел, как только проснулся на следующее утро, сообщение, которое, если б вы его прослушали, навлекло бы на мою голову беду… – Я обвожу взглядом оба блестящих автомобиля, островок из поддонов и черную, почти невидимую воду. Судорожно хватаю ртом воздух, – Вот именно такую.

Мерриэл кивает.

– Что было в этом сообщении, Кеннет?

– Оно оскорбило бы вас, мистер Мерриэл.

– Что же именно вы сказали, Кеннет?

– Честно говоря, мне трудно вспомнить дословно, – отвечаю я, на несколько секунд прикрывая глаза, – Клянусь, я не могу этого сделать. Я был… Я был очень пьян, когда нелегкая дернула меня сделать звонок. Жутко пьян, честное слово. По правде сказать, у меня тогда выдался очень тяжелый день, в эмоциональном плане. – Я выдавил улыбку в надежде, что она окажется заразительной, но, похоже, у мистера Мерриэла имелся к подобным вещам иммунитет. – Видите ли, мой друг проведал, что я… э-э-э… встречался с его отставной женой, – продолжил я, мужественно решив идти напролом, – И я также узнал, что на меня в суде закрыли дело, от которого я не ждал ничего хорошего. А потому мне требовалось и утопить в вине горе, и одновременно как следует отпраздновать большую удачу. Мне здорово удалось и то и другое, и я жутко надрался. Я не сумасшедший и ни за что не сделал бы того звонка, если б не напился до такой степени. Но, увы, я напился… – Тугя облизнул холодные, сухие губы и прокашлялся, – Послушайте, – произнес я, стараясь, чтоб мой голос звучал жалостно и просительно. – Вы не будете настолько любезны, чтобы подать мне немного воды, а?

Мерриэл кивает.

– Вы угадали, Кеннет, не буду. Продолжайте.

Во рту великая сушь. Сглатываю с гримасой на лице.

– Случилось так, что я узнал от кое-кого из моих друзей, что… чем вы занимаетесь, мистер Мерриэл, – говорю я ему, – Какая, э-э-э, у вас профессия и что она подразумевает, – Тут я пожимаю плечами и отвожу глаза, – И мне стало противно, что в своей передаче я выполнил ваш музыкальный заказ… ну, то есть вашей жены. Я почувствовал себя замаранным, ну, соучастником, что ли. Затем позвонил вам, чтобы все это высказать, ну и меня несколько занесло, если можно так выразиться. Я оскорбил вас так, как ни за что не оскорбил бы вас теперь, когда мы находимся лицом к лицу, мистер Мерриэл. А обо всем недосказанном мной, уверен, вы можете прекрасно догадаться сами.

Мистер Мерриэл медленно кивает.

– Ну а как насчет моей жены?

Я позволяю своим ресницам затрепетать и смотрю на Селию, которая, в свою очередь, с отвращением глядит на мужа. Тихим голосом я говорю:

– Я, гм, возможно, отозвался о ней как о… как о гангстерской подстилке или что-то в этом роде.

Отчасти я надеюсь, что сказанное может вызвать смех или хотя бы улыбку, но Мерриэл выглядит совершенно серьезным.

– А затем вам пришла в голову мысль вломиться в мой дом? – Судя по тону, моя история его не очень убедила. Нисколько не убедила, точнее.

– Только проснувшись я осознал, что натворил, – говорю я, – Тогда я опять позвонил на ваш домашний телефон. Автоответчик еще оставался включенным, и я догадался, что вы уехали на уик-энд. Я поехал к вам, перелез через стену сада с крыши своего «лендровера», нашел ключ от задней двери в одном из искусственных камней, догадался, что сигнализация не включена и подумал: «Эге, парень, Провидение теперь на твоей стороне!» – Я начинаю ерзать на стуле, и это оказывается ошибкой; дерьмо, напоминающее какое-то отвратительное желе, выдавливается из трусов в джинсы и просачивается в комбинезон, – Потом мне позарез понадобилось в туалет, и я отправился его искать. В конце концов нашел. После опять спустился в кабинет, стер пленку и…

– Во всей этой истории как-то выпала спальня моей жены, – вставляет Мерриэл. Затем смотрит на Селию и улыбается, – Извиняюсь, что приходится напоминать.

Селия мечет в меня пламенный взгляд и скрещивает на груди руки.

– Я заранее продумал, что если как-то у вас наслежу, лучше обставить дело так, словно к вам залез вор, – объясняю. – Вот я и прихватил с туалетного столика миссис Мерриэл пару колец. Затем, когда уже стер пленку, меня посетила другая мысль: отсутствие колец как раз и привлечет внимание к тому факту, что в доме кто-то похозяйничал. Потому я вернулся в ее комнату и положил кольца туда, где их взял, – Смотрю на мистера Мерриэла и оцениваю выражение его лица как скептическое. Тогда пожимаю плечами как можно невиннее. – Никогда не занимался раньше ничем подобным, мистер Мерриэл. Мне доводилось болтать с людьми о подобных вещах, и я немало наслышан о ключах, спрятанных в искусственных камнях или жестянках «кэмпбелловского» супчика, об электрических розетках, в которых прячут драгоценности, и о прочей подобной лабуде. Но я вообще-то и мечтать не мог, что сигнализация не сработает ни когда я буду входить, ни когда пойду обратно. Но это не имело значения. Я решился войти любой ценой и каким угодно способом: разбить окно, выломать дверь, все, что угодно, потому что даже если бы меня сцапали полицейские, какой бы приговор ни вынесли мне, какой бы штраф ни заставили уплатить и какой бы срок ни пришлось отсидеть, это оказалось бы менее… менее неприятно по сравнению с тем, что произошло бы, доведись вам прослушать сообщение на автоответчике.

– А если бы мои друзья из лондонской полиции поймали вас и стали допрашивать, как бы вы стали им объяснять, почему вломились в мой дом?

Я вновь пожимаю плечами.

– Знаете, моей первой мыслью было заявить, будто я потерял голову из-за вашей жены, но потом решил, что и такой поворот событий вас, вероятно, тоже очень расстроит; тогда я подумал, лучше будет сказать, будто я затеял… э-э-э… журналистское расследование или вроде того, пытаюсь найти доказательства вашей преступной деятельности, или просто дать вам почувствовать на собственной шкуре, каково это, когда кто-то является без спроса к вам в дом, то есть сделать вас самого жертвой преступления. И мне все равно, как глупо и неуклюже звучали бы подобные оправдания – лишь бы удалось стереть запись с пленки.

– Но ведь кабинет я запирал, Кеннет, – не без резона возражает Мерриэл, – Как же вы туда проникли?

Я хмурю брови. «Просто солги», – подсказывает внутренний голос. Отрицай видеозапись как улику. Представь, что сейчас имеешь дело с Лоусоном Брайерли. Доверься зернистости изображения и тому, что на видеопленке дверь кабинета видна не под самым удачным углом. Кроме того, мои большие перчатки должны скрыть тот факт, что я пользовался ключом.

– Нет, – говорю я, – Кабинет был открыт.

– Кеннет, – мягко говорит Мерриэл и кивает на «рейндж-ровер», куда Кай положил портативный компьютер, – Мы можем это проверить.

– Он точно был открыт, – заверяю. – Помнится, я просунул в дверь голову, увидел, что здесь не спальня, заприметил автоответчик и взял его в оборот! – И я перевожу взгляд на Кая, – Точно так. Я все сделал за две секунды, я был тогда в таком состоянии… я был готов… – Тут я позволил голосу задрожать, а сам перевел взгляд на свои колени, – Я вчера чуть не сделал того, что со мной приключилось сейчас. Господи боже мой. Я быстренько огляделся, прикрыл за собой дверь и принялся за дело, – Теперь я дышу часто и глубоко. В глазах слезы. Смотрю на Мерриэла, – Боже, то, о чем я сейчас рассказываю, достаточно скверно. Ну что, скажите на милость, может быть еще хуже, чего мне скрывать?

Мерриэл переводит взгляд на Селию. И смотрит на нее как-то задумчиво.

– Вот и я тоже все время задаю себе подобный вопрос, Кеннет, – Затем глядит на Кая, – Это возможно? Ну, то, о чем он только что рассказал?

Кай пожимает накачанными плечами.

– Вообще-то да, – изрекает он. Голос у него глубокий, но звучит не очень по-шведски; я ожидал иного. – Камера снимает один кадр в три секунды. У него имелось достаточно времени, чтобы открыть и закрыть дверь между кадрами.

Мерриэл смотрит на меня.

– Когда я вернулся домой, кабинет был закрыт, – говорит он.

И вновь я пожимаю плечами.

– Не знаю, в чем дело! – отвечаю я, чуть не плача. – Может, я нечаянно задел снек.

Мерриэл выглядит озадаченным.

– Задел что?

– Это шотландское слою, – объясняю я с отчаянием в голосе. – Та-та-такая штучка на замке, которая, если ее опустить, его запирает, когда дверь захлопывается. Собственно, я уже собирался уходить, когда вы вернулись, и потому спрятался в шкафу, который в тренажерном зале. И слышал, как вы разговариваете с женой по телефону, мол, ждете приезда кого-то по имени не то Скай, не то Кайл, как-то так. Затем, пока вы принимали душ, я почти добрался до передней двери, но туг… тут… – здесь я кивком показываю на Кая, – вошел вот он; тогда я спрятался в раздевалке у входной двери. И когда он стал подниматься вверх по лестнице, я просто вышел, – Я делаю глубокий, судорожный вдох, меня бьет дрожь, – Вот и все. Правда и ничего, кроме правды.

Мистер Мерриэл поджимает губы. В течение нескольких секунд он смотрит на меня, и я, стиснув зубы, выдерживаю его взгляд. Тогда он кивает.

И тут я понимаю, что возник маленький шанс на спасение. А появился он оттого, что я осознал: в нашем с Селией заговоре, призванном обмануть мистера Мерриэла, удивительным образом обозначился третий сообщник, который станет нам помогать, – сам мистер Мерриэл.

На самом деле ему вовсе не хочется выяснить, что ему наставили рога. Он знает, что подозрительность проявлять следует – подозрительность как таковая разумна и обеспечивает безопасность; подозрительность неотделима от того образа жизни, который он ведет уже многие годы, она – часть избранной им профессии; и все же он вовсе не горит желанием обнаружить, что его жена с другим мужчиной одурачили его. Он не зайдет чересчур далеко – лишь настолько, чтобы убедить себя: ничего особенного не случилось; он предпочтет остаться в рамках разумного, всего лишь постарается выяснить, в чем дело, – насколько того требует долг, не более; да, он должен развеять сомнения, но он не собирается усердствовать так, как если бы речь шла о денежном долге или об оскорблении, нанесенном другим гангстером.

Его собственная гордость заставляет его встать на нашу с Селией сторону: никому из нас не хочется, чтобы он узнал всю правду.

Мерриэл издает хмыкающий звук, который при известном воображении можно принять за смех, слезает с крыла «бентли» и медленно идет ко мне, сложив ладони под подбородком, словно для молитвы. Останавливается и смотрит на Селию.

– Видимо, последней из дома выходила Мария, – говорит он, – Думаю, нам придется нанять новую горничную.

Селия хмурится еще сильнее. Мерриэл подходит ко мне. Осторожно присаживается на мое правое колено. Вот черт, черт, черт. Ну и дерьмо. Как можно так облажаться? Все мои прежние выводы оказались неверными. Гадство. Ну вот, те-перь-то как раз и начнется.

Он улыбается.

– Я кое-что вам должен, Кеннет, – говорит он приятным голосом и очень просто. – Думаю, это сущий пустяк по сравнению с тем, что последует, но он предназначается вам лично от меня, за то, что вы без спроса влезли в мой дом.

Он делает изрядный замах и изо всей силы бьет прямо по яйцам.

Я и забыл, как это больно. В последний раз такое случилось со мной на школьной площадке; все имевшие тогда место ощущения абсолютно выпали из памяти: и эти искры из глаз, и тошнота, и набегающие одна за другой волны боли, каждая нового типа, которые поочередно пронизывают тело после удара. И все это усугублялось тем, что я был лишен возможности согнуться от невыносимых мучений. Такое впечатление, словно мозг сперва накопил все оргазмы, испытанные в жизни, а затем выдал их разом, но изменив полярность, так что прежний экстаз превратился в муку, и то, что некогда занимало по нескольку секунд в день, теперь длилось пять или даже десять минут – пять – десять минут беспримесного концентрата чудовищной пульсирующей боли.

Я завизжал громко и пронзительно, а затем, когда стало мало-помалу отпускать, еще долго хрипел, задыхался и хватал ртом воздух.

Когда я немного пришел в себя, Мерриэл уже стоял рядом с «бентли».

– Как ты, черт побери, посмел? – спросила Селия.

Теперь в ее интонациях почувствовалась такая холодная угроза, какой до сих пор нельзя было ощутить даже в голосе ее мужа. Я проморгался и сквозь оставшиеся слезы посмотрел на нее. Она глядела на Мерриэла с каким-то мрачным спокойствием. Мерриэл оглянулся на нее.

– Ты о чем, дорогая? – спросил он. Но голос его прозвучал уже менее уверенно.

В тоне Селии звучало явное преимущество.

– Как ты, черт возьми, смеешь делать с ним такое и заставляешь меня на это смотреть? – выпалила она, явно перехватив инициативу.

Она двинулась к Мерриэлу по настилу из поддонов. Кай следовал позади на полшага, и у него был встревоженный вид. Селия остановилась в метре от мужа.

– Ты не имеешь такого права. – Голос ее дрожал от еле сдерживаемого гнева, – Ты не имеешь права заставлять меня видеть все это, не имеешь права делать меня частью этого, не имеешь права равнять себя с законом, а меня со своими долбаными головорезами.

Последнее слово она выплюнула, точно выбитый зуб.

Мерриэл потупился.

– Знаешь ведь, я не люблю, когда ты швыряешься такими словами, Селия, – сказал он спокойно.

– Я не состою в твоей гребаной банде! – выкрикнула она.

Мерриэл поднял глаза и несколько раз моргнул.

– Ради всего святого! – заорал он в свою очередь, – А на что, интересно, покупаются тебе драгоценности, платья, на что ты ездишь отдыхать по всему свету?!

– Я не идиотка! – взорвалась Селия, – Я не какая-то глупышка! Я все прекрасно понимаю. Mon dieu! [134]134
  Боже мой! (фр.)


[Закрыть]Ядумала, я наивно полагала до сегодняшнего дня, что я не вовлечена в такие дела, – она мотнула головой и сделала жест рукой в мою сторону, – и считала, что готова оставаться с тобой на таких условиях, хотя и знала, чем ты занимаешься, во что превратился!

Мерриэл тряхнул головой и нервно одернул манжеты, он явно чувствовал себя несколько неловко, хотя самообладание и вернулось к нему.

– Мы так жили всегда, Сели. Ничего не изменилось.

(И когда вместе с искоркой надежды умерла и еще одна частица меня самого, я подумал: «О нет! Только не это, он называет ее Сели, использует то же самое уменьшительное имя, что и я!»)

Она стиснула выставленные вперед кулаки и тряхнула волосами.

– Я не выходила замуж за это!– проговорила она, и ее голос исказился от возбуждения, которое она усилием воли пыталась подавить, – Я выходила за тебя.Брала в мужья человека, который вытащил меня из дурного места, увел от дурных людей, спас от всего дурного, что имелось во мне самой; я шла за человека, который дал мне почувствовать себя желанной и защищенной, – Она сделала шаг назад. Затем, выпрямившись и расправив плечи, измерила его взглядом, – А этого мне не нужно, Джон.

Он опять опустил глаза.

– Ты завела с кем-то роман, – произнес он тихо.

– Что? – переспросила она, и только то, как она произнесла это одно-единственное слово, выдало, что ее родной язык французский, а не английский, причем такое случилось всего в третий или четвертый раз с тех пор, как мы встретились.

– У меня есть фотографии, даже видеозаписи, – проговорил он, не поднимая глаз, – Затем посмотрел на меня, потом на Кая.

Она уставилась на него. И медленно покачала головой.

– У тебя нет ничего, – сказала она тихо.

Последовало молчание. Я расслышал, что где-то в темной гулкой дали, там, где пахнет сыростью и плесенью, медленно и едва слышно падают какие-то капли. И Селия повторила:

– Ничего, кроме твоей паранойи.

Он взглянул на нее. Она опять тряхнула волосами.

– У моих подруг, – произнесла она медленно, – есть любовники, мужья и братья, иногда мы встречаемся вместе, и тогда кто-то из них может подъехать чуть раньше меня или чуть позже. И не воображай, что если кому-то удалось сфотографировать меня в ресторане рядом с незнакомым мужчиной, это непременно означает, будто у меня с ним роман. Пусть эти люди останутся за пределами твоего воспаленного воображения.

Мерриэл перевел взгляд с нее на меня.

Селия нахмурилась и снова обернулась в мою сторону.

– С ним? – спросила она и рассмеялась. Затем встала лицом ко мне и перестала смеяться, приняв серьезный вид. – Мистер Нотт, вы уж не обижайтесь, но я могла бы выбрать кого получше.

– Извинения приняты, – сумел я просипеть, превозмогая боль.

Селия вновь повернулась к супругу:

– Ну, покажи-ка мне, покажи свои доказательства.

Мерриэл только улыбнулся в ответ, но улыбка вышла натянутой, и тогда даже мне стало понятно то, что она интуитивно чувствовала с самого начала: у него действительно на нее ничего нет, он пытался выудить у нее признание с помощью одних только голословных обвинений.

Селия пристально посмотрела на мужа, и ее взор стал ледяным. Впрочем, «ледяным» – это еще мягко сказано, до абсолютного нуля оставались жалкие доли градуса. Взор этот пробудил во мне страх божий, а ведь меня он задел только краем. Мерриэл, на котором он сфокусировался, сумел каким-то образом его вынести – видимо, в силу выработавшегося за годы их совместной жизни некоторого иммунитета, – но не без потерь. Некая придурковатая часть меня, явно не слишком-то сильно связанная с моими почти раздавленными и все еще чертовски сильно ноющими яичками, готова была чуть ли не пожалеть мерзавца.

– Я оставалась тебе верной женой, – заявила Селия спокойным голосом, в котором звучали разом и самообладание, и абсолютная уверенность в себе. – Я всегда была тебе верна! – И тут голос ее дрогнул.

И, черт возьми, даже я ей поверил. Я готов был подняться в суде или выйти на ристалище и до последнего своего дыхания клясться, что эта женщина есть наивернейшая из жен и что предполагать нечто иное – значит оболгать ее самым бессовестным образом.

Некая часть меня нашла самое время задаться вопросом, каким образом ей удается подобное, и именно тогда до меня дошло: очень может быть, дело в тех самых ее абсолютно бредовых идеях. Может, в данный момент она свято верила, что она добродетельная супруга, ибо в другом мире, связь с которым она ощущала столь остро, она таковой и являлась? Так что она говорила не столько от своего лица, сколько от лица Селии, находящейся по другую сторону трагического разлома в ее жизни, той Селии, что осталась безупречной женой, которой никогда в жизни не приходилось никого обманывать, той Селии, которая с полным правом могла утверждать, что всегда оставалась верной своему мужу.

– А можешь ли ты сказать мне то же самое, Джон? – Теперь голос ее прозвучал гулко, словно эхо в долине, и так печально, как стучат комья земли, ударяясь о крышку детского гроба.

Мерриэл встретился с ней взглядом.

«Кап, кап, кап» – звучало вдали. Я тяжело дышал, мое пересохшее горло конвульсивно сжималось. Запах смерти и фекалий уже не так сильно раздражал, как раньше, – но, скорее всего, лишь оттого, что я к нему немного привык. Наконец Мерриэл произнес:

– Конечно, сказать это могу и я, Селия.

Последнее оставшееся на шкале Кельвина деление выше абсолютного нуля, печально всхлипнув, растворилось в окружавшей нас темноте.

– Не обращайся со мной как с дурочкой, Джон, – потребовала Селия (если бы горному леднику вздумалось заговорить, его голос зазвучал бы именно так, и то был бы голос самого древнего, самого обрывистого, обширного и могучего ледника, без труда перемалывающего в песок базальтовое ложе; словом, самого величественного ледника в нашем гребаном мире – конечно, после того, как он досконально обдумал бы все, что хочет сказать, и придал мыслям форму самых что ни на есть ледяных слов).

Мерриэл закашлялся. Я даже не сразу понял, что для него это просто повод отвести взгляд и дать себе передышку, прежде чем вновь встретиться глазами с Сели, да и то для этого ему потребовалось страшное, совершенно изматывающее усилие воли.

– Ты…

– Я хочу развода, Джон.

Вот это да! Бомба!

Мерриэл моргнул. Они оба в течение нескольких секунд смотрели друг другу в глаза. Он, сидя вновь на крыле «бентли», болтал ногой в воздухе, не отдавая себе в том отчета, а она глядела на него сверху вниз взглядом, все еще исполненным ярости.

Мерриэл посмотрел на меня, на Кая, на двух других парней, прежде чем снова взглянуть на Селию.

– Не думаю, что сейчас подходящее…

– Нет, мы станем говорить об этом здесь и сейчас, – возразила Селия. – Сегодня ты привез меня сюда полюбоваться нынешним зрелищем и тем изменил наши правила. Ты поставил камеры наблюдения у меня дома! – Ее голос почти дрогнул, у нее чуть не перехватило дыхание, и она поспешила сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, – Так что твой бизнес и наш брак соединились, – продолжила она, – они теперь суть одно. Повторяю: мне нужен развод.