Текст книги "Среди людей"

Автор книги: Гюрза Левантская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Ира задумалась. Идея окрестить его каким-то из русских имён для неё выглядела глупо. Он не русский, никакого отношения к её стране не имеет. Да и сама будет чувствовать себя неловко, каждый раз зовя его Васей или Петей. Дать забугорное? Сэмы-Джоны? Ещё глупее. Оставалось только прозвище. Для аборигенов всё равно будет звучать марсианской азбукой, чем не имя? К тому же в техническом вузе люди, называющие друг друга никами из сети или компьютерных игр, – явление обычное, не привыкать.

– Можно я звать ты Птичка? На моя язык это «урни».

Ира попробовала скопировать ту позу, в которой парень сидел на заборе. Скорее всего, вышло не так изящно и даже смешно, но парень не улыбнулся.

– Ты – урни. Голова кивать. На заборе.

– Пти-и-и-чка?

– Нравится?

– Нравится, – прошептал он, отворачиваясь, чтобы посмотреть на архи.

Иру несколько смутила подобная реакция на обычную договорённость из серии «как вас называть». Ей трудно было представить, как живут люди без имён и прозвищ, что при этом испытывают, но было приятно, что её предложение было воспринято парнем положительно. Теперь уже Птичкой.

– Я звать Ирина. Ты звать Ира.

– Знаю. Слышал.

Пока они говорили, архи успокоился и стоял в свете лун, периодически выискивая что-то носом между передними копытами. Птичка пошарил по земле и сорвал какую-то травинку.

– Вот. Это синий равник. Видишь листья? Это их самая любимая трава. Но если ты выкопаешь корень, то у тебя будет приманка. Перед запахом корня равника никто из них не устоит. Чего расселась, копай давай!

Ира усмехнулась командирскому тону, но беспрекословно подчинилась. Через полчаса у неё была приличная горка корешков. Если их надломить, то сок с тяжёлым запахом начинал течь по пальцам. Ире запах казался странным, но вот рыжий реагировал однозначно: аромат корня манил его, как кошку валериана. Он тихо ржал в ночи, шаг за шагом сокращая расстояние между ними.

– Дома корень засушишь, – продолжал меж тем объяснения Птичка, – чуть-чуть будешь носить с собой. Учти, за тобой начнут ходить все архи. Этот запах плохо выветривается. Будь меж ними, гладь, но корня не давай, как бы ни просили. Архи ревнивы.

– Что?

– Ну… драка будет. Надо знать, кого кормить и когда. О! Смотри! Достаточно. Вставай. Медленно убери все корни, оставь только один. Я отхожу. Протягивай руку. Ладонь раскрой! Да, вот так! Не двигайся. Дай ему тебя обнюхать. Ни шагу назад! Он не стукнет копытами! Он встаёт на задние ноги, проверяя на храбрость. Не бойся! А теперь шаг вперёд! Грудь в грудь! Ещё! Ещё шаг! Ещё! Шагнул? Протяни руку ещё раз!

Мягкая морда ткнулась в Ирину ладонь, и по всему телу прошла волна тепла. Дыхание согрело пальцы, и она не смогла удержаться, чтобы не тронуть морду в ответ. Клацнули зубы, и корень исчез во рту архи. Он отбежал, отбив дробь копытами, поднявшую в воздух комья земли.

– Поторопилась. Но так тоже неплохо. Сегодня он уже не подойдёт. Сейчас ещё круги покрутит и вернём в загон. Эй, ты чего столбом встала?

– Слова потеряться. Он идти я!

Ира тронула ладонь, которой касались губы вздорного животного.

– Спасибо мало. Много мало. Еда. Ты любить еда – сказать мне, я нести. И история. Океан?

– Сегодня уже поздно для историй. Скоро старший пастух на проверку явится. Завтра приходи раньше. Еда – мне без разницы… Только…

Он замялся.

– Ты же всё равно таскаешь сладкие шары для архи…

Ира молча вывернула карманы и высыпала весь сахар парню, который, скорее всего, уже много лет его не ел.

С той ночи они виделись постоянно. Ира ходила с синяками под глазами от недосыпа, потому что расходились сильно за полночь. Весна была уже в самом разгаре, вокруг буйствовало цветение всего и вся. Согласно календарю скоро она должна была кончиться, и наступит полноправное четырёхмесячное лето. День становился длиннее, вечер наступал с каждым днём всё позже и позже. Чтобы на всё хватало времени, они встречались на поляне засветло, разводили костёр. Птичка много объяснял, учил её правильно свистеть и подавать сигналы хлопками, показывал, какой травой лучше всего кормить, а взамен получал свой ужин, полный карман сахара и историю. Когда темнело, они проводили подмену коней и возвращались на поляну уже ради практики. Птичка не переставал её дразнить за слишком восторженное состояние от процесса приручения архи, но Ира ничего не могла с собой поделать. Когда рыжий подходил на расстояние вытянутой руки, её переполняло чувство безмерной радости. Он уже не шарахался от неё, спокойно принимал еду, давал почесать морду. С нетерпением и страхом ждала она того момента, когда сможет сесть ему на спину.

Косящие в разные стороны, но при этом блестящие, как от первой влюблённости, глаза скрывать было трудно. Однако помня договорённость с Птичкой, она держала язык за зубами и никому не поведала о причинах своего состояния. Труднее всего было общаться с пастухами. Они ну никак не могли не обратить внимания, что из праздного гуляки она вдруг превратилась в человека, за которым табун ходит как приклеенный – днём она училась применять полученные знания.

Табун был единым организмом со своей иерархией. Надо было чётко знать, как общаться с каждым из архи, чтобы не вызвать недовольство вожака или жеребцов, которые, защищая свои интересы, могли броситься на человека. Раньше, когда её разбирало желание приласкать животных, её постоянно сопровождал кто-то из пастухов и тщательно следил, чтобы она не лезла к кому не следует. Теперь они разводили руками, видя, как она постепенно находит общий язык с самыми строгими архи. Не стоило удивляться тому, что подобные новости быстро дошли до хозяина. Как-то днём он зашёл посмотреть на всё собственными глазами, а после пригласил на разговор.

– Ирина, как ты это делаешь? – в лоб спросил он, стоило ей зайти в комнату. Она не стала строить из себя дурочку, прекрасно понимая, о чём он спрашивает.

– Дэкин. Я не мочь сказать.

– Почему?

– Я как это… не мочь. Дэкин, я не делать плохо… я…

– Да, вижу, что не делаешь, но я никогда не видел подобного и хочу знать, что происходит!

Ира впервые видела его в таком настроении, он готов был трясти её за шиворот. Архи были для Дэкина делом всей жизни. Любимым делом. И в конце концов, он владеет этим табуном. Он не выпустит её отсюда, пока не получит адекватного ответа, который она, к сожалению, ещё не может ему дать, не нарушив данное Птичке слово.

Жуя губу в раздумьях, она присела на кресло.

– Дэкин, я не делать плохо. Вы много делать я. Я хотеть дать вам… вещь… праздник…

– Подарок?

– Да! Подарок я ты. Найти делать подарок. Но я надо дни. Не делать плохо! Любить архи! Не хотеть говорить. Рано. Мой подарок Дэкин. Я уйти искать колдовать, дать Дэкин подарок и сказать всё.

– Если я правильно понял, ты хочешь что-то дать мне? Это связано с моими архи? Тебе нужно время?

– Да! Я не делать плохо!

– Да понял я…

Ира видела, как тяжело даётся Дэкину решение, он близко к сердцу принимал всё то, что касалось его животных. Трудно сказать, что именно перевесило чашу весов в пользу её просьбы, но в итоге он сказал:

– Ладно. Но слушайся конюхов. А то на днях довела Румуна до икоты, когда полезла к Синей Пятке. Он же даже на своих бросается!

– Синий Пятка есть хороший архи. Он я не трогать. Хотеть Дэкин видеть он глаза? Дэкин не бояться, Румун не бояться, все не бояться. Я показать: Синий Пятка Ира не трогать.

– Покажешь! Ещё как покажешь! Ладно. Значит, договорились? Но я жду рассказа! Не уедешь, пока не объяснишь, что ты сделала с моими архи, что они к тебе так липнут! Поняла? Ну и умница. И ещё… у меня к тебе дело есть. Помнишь это?

Он достал небольшой мешок и выложил на стол несколько шкурок. Ира моментально признала тех зверушек, которые попались к ней в силки, когда она путешествовала по лесу. Сейчас шкурки были выделаны и представляли собой готовый материал для шитья или изготовления поделок.

– Я помнить! Ловить эти звери.

– Это твоё. Возвращаю.

– Спасибо, Дэкин! Я думать, потеряться они. Дэкин, мочь спрашивать? Я не знать эти звери. Эти, – она указала на шкурки, – много деньги? Мало деньги?

Дэкин почесал в затылке.

– Вот эти, – он указал на коричневые шкурки, – в принципе не очень дорогие… Обычные. А вот этот можно хорошо продать. Белый хусса – редкий зверь. А зачем тебе? Тебе нужны деньги? Ты можешь попросить у меня. Чего-то не хватает?

– Дэкин, моя дом женщина есть деньги. Сама купить. Сама продать. Дэкин дать много, я плохо чувствовать не мочь купить сама. Без деньги моя сумка. Я хотеть продать один это и быть деньги. Не просить. Дэкин много-много дать я. Я плохо быть, не мочь сама и мало дать ты.

– Ты вольна поступать с твоими вещами как вздумается. Только… помощь нужна, чтобы посчитать?

Ира набрала в грудь воздуха для ответа. Ей потребовалось тщательно оглядеться вокруг, чтобы понять, что с запретом на счёт среди женщин всё обстояло не так плохо, как она думала после предупреждений Лэтте-ри. Да, женщины не читали и не писали, но вот счётом на элементарном уровне владели. Во всяком случае, Цыран прекрасно справлялась с обязанностями хозяйки там, где надо было присматривать за работой ключников . Скорее, тут не поощрялась женская тяга к более глубоким знаниям – всё в рамках необходимого для выполнения бытовых обязанностей. Например, та же Кесса владела счётом едва ли в пределах первых двух десятков. Именно поэтому в открытую говорить о своих способностях она всё ещё опасалась.

– Мне нужен помощь. Не считать. Я уметь считать. Мне нужен помощь, я не… Я не знать, сколько стоить эта вещь. Дорого? Мало? Я не хотеть я… слово не знать.

– Я понял. Ты не хочешь, чтобы тебя обманули торговцы, потому что не знаешь цены? Хитта проводит тебя на ярмарку и поможет. Он хорошо умеет торговаться. Ирина, а ты хорошо считаешь?

– Ну… как Цыран, да. Как Цыран, – ответила она.

«Если опустить тот факт, что хозяйка не знакома с интегральным исчислением и формула Ньютона – Лейбница для неё – набор колдовских знаков», – додумала она про себя.

Дэкин сдержал своё слово и в этот же день отпустил её на ярмарку в сопровождении Хитта – слуги, который умел торговаться так бойко, что сделал бы честь любому восточному базару. Ира наслаждалась тем, как он это делает, наблюдая летающие по воздуху руки, напирающую на торговца грудь и слушая бас, разносившийся по всем торговым рядам. Итогом этого представления стала горстка разноцветных кругляков с печатными птицей и мечом, которую мужчина всыпал ей в ладонь. Глаза продавца, ошалевшего от вида женщины с личными денежными средствами, были куда круглее монет.

На обратной стороне вместо герба был отпечатан профиль некоего государя с нахмуренным лицом. Ира с любопытством рассматривала его, подозревая, что именно от письма этого человека зависит её дальнейшая судьба. Некоторое время они походили по торговым рядам. Ира тиранила Хитта вопросами, прицениваясь и пытаясь уложить в голове, сколько и чего можно купить на полученную сумму, если без торга. Это позволило получить денежные эквиваленты и примерно понять, какие товары являются дорогими, а какие дешёвыми. Например, хлеб был дёшев, равно как и продукты, выращенные на земле, а вот изделия из металла влетали в копейку. Очень дорого обходились обувь, украшения и богатая многослойная одежда, и указанных вещей было представлено крайне мало. Хитта пояснил, что покупают их, исключительно чтобы преподнести в подарок по важному случаю, для остального хватает рукодельниц и рукастых мужиков в каждом доме. Предметы из дерева имели очень разную цену, которая зависела от отделки. Готовые повседневные изделия были представлены скудно, поскольку люди сами себя ими обеспечивали и не было необходимости поставлять их на рынок в больших количествах. Покрутившись по базару, она закончила свой путь в лавке торговца тканями. Хитта помог ей купить отрез полотна и несколько клубков тёплой пряжи.

Птичка встретил её возле уже разведённого костра. Он сидел на коленках, грея ладони, о чём-то глубоко задумавшись.

– Топаешь, как целое стадо, – буркнул он, заслышав её шаги.

– Я не учить ходить тихо, – пожала она плечами, уже привыкнув к его постоянным подначкам и грубости.

Ира протянула ему свой котелок, который Птичка сразу повесил на огонь, залив водой. Кормила она его остатками с кухни, но вот горячий напиток из сушёных трав, заменявший жителям Ризмы чай, всегда готовили свежий.

– Ты сегодня не торопилась.

– Хозяин звать. Он много-много удивиться архи идти я. Хотеть знать. Не бояться, – сделала она успокаивающий жест, заметив, что парень напрягся от этой новости. – Я не сказать ты. Помнить. Дать слово ты. Я сказать хозяин, что хотеть дать подарок и надо дни. Он сказать можно ходить архи. Птичка, когда я ноги сидеть архи?

– Ну… в лучшем случае ещё декада и будем пробовать.

– Это есть хорошо. Я не любить говорить… не говорить… не говорить хозяин я делать.

– И откуда ты такая честная выискалась на мою голову! Слушай, а расскажи сегодня, как ты у нас очутилась. Ну, как к хозяину попала. А то в городе чего только не бают. Уже надоело про большую воду слушать.

Ира вздрогнула.

– Это… это есть долгий и грустно история. Страшно.

– Не тороплюсь. Мне некуда.

– Хорошо. Но это… Я сказать ты эта история, ты сказать мне ты история.

– Какую ещё историю?

– История ты. Твой дом. Твой семья. Папа-мама. Где жить. Стать сын деревьев. Ты история.

Птичка ответил не сразу.

– Это тоже грустная история.

– Мой грустный история – твой грустный история. Можно история море океан. Ты думать.

Думал Птичка недолго и в итоге согласился на бартер рассказами. Его повествование, изложенное короткими фразами, было незамысловатым, но жестоким. Он родился в населённом пункте к югу от Ризмы в семье мясника, который отрабатывал долги в Доме судьи. Птичка не помнил своих родителей, но рассказывали, что его мать была редкой красавицей. Её красоту не могло спрятать ни одно покрывало, поскольку слухи, передаваемые от соседки к соседке, рано или поздно доходили до мужчин. Отца Птички считали счастливчиком. Хоть он и обладал тяжёлым характером и был несколько нелюдим, но обожал молодую жену без всякой меры. Когда она понесла, в их семье, несмотря на все проблемы, счастье стало неописуемым и продолжалось целых полтора года после рождения малыша. Пока слухи о прелестях женщины не дошли до одного из помощников судьи. А дальше… хрупкая женщина не могла оказать должного сопротивления, и в процессе их застигли. Сколько ни рыдала она, говоря, что не хотела, но молодую мать даже не стали слушать, оторвали от ребёнка, сорвали покрывало и с позором «дочери деревьев» изгнали из Дома. В отчаянии она пыталась вернуться за малышом, но слуги устроили «охоту», гнали её за пределы города, загоняя в леса. В какой-то момент у неё не выдержало сердце, и она рухнула под ноги преследователям. Отец семейства пытался сыскать справедливой кары для обидчика у закона, но того защитили чин и связи. Что мог сделать простой мясник против судейского помощника? В итоге из-за судейских трат он ещё больше увяз в долгах, не выдержал и утопился с горя. Маленького Птичку сунули нянькам-мамкам, которым он не был нужен. Среди них оказалась только одна молодка, которая по-доброму к нему относилась, и, наверное, именно поэтому Птичка не смог до конца растерять веру в людей.

Когда чуть подрос, его пристроили к работе, подчас непосильной для ребёнка, заявив, что отныне он должен отрабатывать свой хлеб. Он и отрабатывал. Его единственной отдушиной стали несколько архи в судейских стойлах, за которыми его постоянно отправляли убирать навоз. Он любил животных, а они платили ему взаимностью. Там он и получил свои первые навыки. А после у одной из кобыл родился рыжий архи. Мальчик души в нём не чаял. Как-то судья пришёл проверить своих питомцев и заметил паренька, который ловко обхаживает его ездовых животных. Поглядев на работу конюхов, он позволил себе заметить: «Вот тот пацан управляется с архи лучше, чем все мои работники. И за что только деньги плачу?» Естественно, такое замечание конюхи не могли простить какому-то заморышу из числа мелкой прислуги. Парня стали травить. Но конюхам, почуявшим в нём реального конкурента, этого оказалось мало. «Рыжий – значит, мясо», – сказали они и зарезали рыжего жеребёнка на глазах у Птички, удерживая втроём рвущегося на помощь к другу мальчика. Это стало последней каплей. Потратив ночь, чтобы оплакать погибшего друга, Птичка покинул негостеприимный Дом, добровольно став «ребёнком деревьев». Ушёл из города. Здесь, в Ризме, он нашёл… нет, не людей, он нашёл табун, который принял его, и остался жить рядом с ним, научившись выживать. Один. В лесу.

– Здешний хозяин на удивление хороший мужик, он меня не преследует. Жаль только, что, как и все, считает рыжих мясом. Эй, ты что, рыдать вздумала?

– Угу. Мало-мало.

Ира уткнулась в рукав, по-новому осмысливая поведение Птички. Причина, по которой он подошёл к незнакомке, – это не любопытство и не желание поглядеть на иностранку поближе. Это искренняя мечта спасти рыжего архи, сделать то, что не получилось несколько лет назад. Даже ценой близкого знакомства с людьми. Он просто увидел в ней возможного союзника. Архи для Птички – семья. Семья, ради которой он готов рисковать.

– А ты жить? Без деньги. Без еда. Зима… Ты есть дом?

Птичка замялся, в глазах мелькнула настороженность.

– Есть. Я делаю запасы летом, охочусь. Рыба опять же. С огнём, правда, туго, но я приноровился поддерживать его.

– Рыба? Ты ловить рыба речка?

– Не-а. Плаваю плохо. Учить некому было, а одному в течение сигать… боязно. Тут есть лесное озеро. Неглубокое.

– Озеро? Круглый вода?

– Агась. Сводить?

– Хотеть! Ну… ты я понимать хотеть моя история, да?

– А то!

Птичка был не по-человечески внимательным слушателем. Его желание услышать было глубоким, сопереживающим. Наверное, именно поэтому животные поверяли ему свои тайны. Оказавшись рядом с подобным существом, Ира решилась рассказать свою историю от начала до конца. Среди людей она делала это впервые. По молчаливому соглашению они решили не тратить этот вечер на занятия. Ира говорила и говорила… Рассказывать про родной мир было трудно, не хватало нужных слов, зато про жизнь у дайна-ви уже получилось легче. Поведав, как получила свободу, перешла к жизни у людей и постепенно дошла до причины, почему стала сутками пропадать на пастбище. Эта часть повествования заставила Птичку встрепенуться.

– Шукар Мираф? Ты ему дорогу перешла?

– Да, он… Ты он знать?

– А то нет! А я-то думал, почему его люди стирают сапоги вокруг земель хозяина!

– Что?! – Ира побледнела.

– Ну да. Я видел несколько человек, ошивающихся на границе пастбищ. Я эти рожи знаю, они работают на него. Значит, они за тобой?

Ира молчала, не в силах вымолвить ни слова. А она-то считала себя в безопасности! Вот дура! Естественно, жирный колобок не попрётся за ней сам, у него слуг как грязи!

– Знаешь что, Ира. Вроде взрослая девка, а… За тобой не присмотришь и вляпаешься в дерьмо. Тебе надо одну вещь научиться делать. Раз уж эти типы объявились здесь, рано или поздно ты можешь попасться. Я научу тебя прятаться и защищаться. И надо убраться отсюда подальше. Завтра уходим на озеро. Здесь небезопасно.

Утром Ира поведала Дэкину о том, что вокруг его пастбища ходят незнакомые ей личности. Она не хотела наводить паники, потому просто поинтересовалась, не знает ли он, что это за люди, которых ей «случайно удалось увидеть». Дэкин нахмурился и отдал распоряжения пастухам усилить бдительность и выяснить, кто покушается на его границы.

После обеда она снова ушла к Птичке, который уже ждал её в оговорённом месте. Они потихоньку двинулись по лесным тропкам, парень жевал сахар, смакуя каждый кусок. Ирин рассказ о том, что она предупредила хозяина о чужаках в его владениях, он воспринял спокойно, коротко кивнув.

– Не трясись. Я уже давно от пастухов прячусь. Не тронут они меня. Сказала и сказала. Так. Пришли.

Ира во все глаза уставилась на лесное озеро. Оно было изумительным, кристально чистым, у берега на дне была видна каждая песчинка. Вокруг полно цветов, под слоем воды копошилась водяная живность, плавали мелкие жучки. Чуть подальше плескалась рыба. Плакучие деревья опускали свои ветви почти к самой воде, словно русалки, моющие волосы. Над поверхностью тучами летали насекомые, от мелких жучков до бабочек. Периодически с деревьев срывалась то одна, то другая птица, врываясь в тучу мошкары и унося в клюве законную добычу. Стоял птичий гвалт: кто-то красовался перед самочкой, кто-то обозначал территорию, кто-то защищал место будущего гнездовья. Дикая, нетронутая красота.

– Этот озеро купаться есть можно?

– Если хочешь промёрзнуть до костей – вперёд. Рано ещё. Вода студёная. Тут ключей много. Прогревается очень долго. Но потом будет можно.

– Ты купаться тоже!

– Ещё чего! Что я, баба, что ли?

– Баба нет. Чисто – это не болеть. И не… – она картинно прикрыла нос двумя пальцами.

Парень насупился.

– Ты нравиться. Тепло – я принести много для купаться.

Птичка показательно выдохнул, смиряясь со своей участью. Потом стал серьёзным.

– Ладно. Мы не затем сюда тащились. Я хочу научить тебя прятаться в табуне.

– Табун?

– Да. Как архи общаются до тебя дошло?

– Ну… говорят, наверное, – она не знала слова «ржание» и просто указала на рот.

– Вот зря с тобой вожусь, честное слово! Их речь – это разговор копытами! Они отбивают дробь. Почему я, думаешь, учил тебя стучать и свистом выводить ритм! Даже в беге у архи свои слова. Сколько люди ни пришпоривают их, если захотят передать послание для другого архи, побегут иначе. И есть два послания: «защити члена табуна» и «защити самку». Будем учить оба, хотя… дай Сёстры, чтобы ты хоть один выучила. Так. Ладони к бедру. Хлоп-хлоп! Хлоп-хлоп…

Птичка оказался прав. Вывести эти ритмы было непростой задачей.

– А архи делать я дать хлоп-хлоп?

– По первому зову за тебя вступятся вожак и сильные жеребцы, второй – весь табун. Никогда не применяй эти ритмы, если твоей жизни ничто не угрожает! Применишь – на твою защиту встанут насмерть. Поняла? Архи будут убивать! Жизнь отнимать. Я дам тебе ещё один ритм. Не закатывай мне тут глаза! Он позволит прятаться среди них. Это тоже зов защиты, но они будут просто отгонять непрошеных гостей. Руки!

Ира училась, пока ладони не пошли красными пятнами. Птичка остался недоволен – на его животный слух, она что-то делала неправильно, потому они продолжали день, и ещё день, и ещё… Потом он дал ей несколько команд и на пару дней отправил отрабатывать их на практике. Она должна была проходить маршруты среди животных, подавая сигналы, чтобы её не трогали. Маршруты включали дефиле и мимо вожака, и мимо групп половозрелых горячих жеребцов и неадекватных в своём поведении жерёбых кобыл. Конечно, она слышала, что кони, как и любые животные, имеют свой характер, но архи были совсем… с характером. Не говоря уже о том, что своей агрессивностью сильно отличались от привычных ей лошадей. Если обычные кони при опасности бежали всем табуном подальше, то архи, наоборот, встречали беду, выставив вперёд грудь и отбивая воздух копытами. Она прониклась искренним уважением к деятельности Дэкина – чтобы заниматься этими животными, требовалось колоссальное терпение и волевой стержень. У любого архи был выводок тараканов в голове, и вырастить из него достойное верховое транспортное средство стоило титанических усилий, глубоких знаний и искренней чуткости к животным. Неопытному человеку эти звери сразу садились на шею, вальяжно свесив копыта. Потому подпаски, которым доверяли присматривать за целым пастбищем, очень гордились своей должностью.

Птичка, прячась на деревьях, каждый день наблюдал за её успехами, и когда его устроил результат, объяснил, как использовать движение и озвученные ранее ритмы.

– Только практиковать не вздумай раньше времени. Приведёшь в движение весь табун, точно в угол зажмут за объяснениями. Ещё, не приведи Сёстры, кто пострадает. Отвечать придётся, и не посмотрят, что чужачка.

Ира кивнула, не переставая каждый день доводить ритмы до автоматизма. Птичка всё так же придирчиво её оценивал, со временем расщедрившись только на замечание: «Ну, уже не так паршиво, как в первый раз».

И вот настал день икс. Иру трясло с самого утра от предвкушения и радостного ожидания. За завтраком сидела как на иголках, давилась едой, да и есть, если честно, совсем не хотелось. Сегодня. Сегодня она попробует сесть верхом! Она унеслась на пастбище, как только Дэкин подал знак об окончании трапезы, едва не позабыв второпях сумку с припасами. Сегодня её утяжеляла небольшая, но толстая верёвка, заблаговременно выпрошенная у одного из слуг.

Весь день Птичка гонял её, заставляя делать невообразимые упражнения и запоминать целые комплексы. Ира ругалась про себя на чём свет стоит, но беспрекословно его слушалась, пытаясь замереть в позе «буква зю», продемонстрированной наставником. Ловкость, полученная от упражнений под руководством сая, и сила рук, приобретённая в рабском труде, конечно, способствовали выполнению некоторых упражнений, но не настолько, чтобы удовлетворить Птичку.

– Ну что за ерунда! Руки, как у кузнеца, а ноги – что твои веточки. Сильнее толкаться! Ногами! Ещё сильнее! Как верхом сидеть собралась, если ноги вообще не чувствуешь?! Ещё! Ещё, я сказал! И почто я согласился бабу верхом сажать, кто за язык тянул?

Он расходился во время занятий, вкладывая в своё творение страсть и злость. Там, где дело касалось архи, Птичка становился упрямым, как осёл, не желающий двигаться с места, и подчас – жестоким. Ира молча терпела, хотя пот и слёзы боли не переставая катились по лицу. У них с парнем была одна цель на двоих – сделать всё, чтобы спасти жизнь одному очень красивому животному. Можно было и потерпеть.

К вечеру Иру посетило откровенное дежавю. Такой же набор ощущений она испытывала в первый день на добыче поруха. А уж как «весело» будет завтра утром… Птичка остановил занятия, когда его удовлетворил результат, и ни минутой раньше. Дал ей подышать и чуть позже – перекусить и напиться. Потом заставил в спокойном темпе гулять, присаживаясь исключительно на высокие пни и поваленные деревья. Ира и сама чувствовала, что ляг или сядь она на травку, и подняться будет уже не в состоянии. В таком неспешном темпе они дождались темноты, и Птичка ушёл за архи. Если говорить честно, в тот момент у Иры уже не осталось той восторженности, какая была утром. Тело болело, хотелось добраться до постели. Приведя рыжего, Птичка заставил его носиться по кругу по поляне добрый час.

– Он застоялся. Нужно, чтобы сбросил свою прыть, а то она вся достанется тебе по мягкому месту. Не передумала ещё, Ира? – спросил он, глядя, как она потирает глаза.

– Нет.

Через час архи уже просто бегал, не вставая на передние ноги и не отбивая воздуха задними. Когда примерно минут пятнадцать он пробегал ровно, Птичка решил, что пора.

– Слушай внимательно. Он – жеребец. Подходишь к нему, подавая ритм старой кобылы. Помнишь? Хлоп-тара-тара-фью-ю-ю-ю который. Даже если он решит тебя скинуть, после такого будет предельно аккуратен и не наступит на тебя копытами.

– Я думать, это есть хорошо. А… он есть мальчик… Я слышать, архи мальчик ну…

– Он злой, но не настолько, как кроющие жеребцы, если ты об этом. Его злость – это характер. Упрямство. В драку за первенство и в битву за кобылу он не полезет. Если только специально этим не заняться и не опоить особыми травами заранее. Может, с возрастом и проявит охоту… Но тебя это не касается! Всё, что тебе надо знать, – на нём ты в безопасности, пока делаешь всё правильно. Держаться будешь здесь, – он взял в горсть гриву в самом низу холки: – Держись крепче! На шею я сейчас ему верёвку накину, но она не для того, чтобы за неё хвататься. Пока вообще не брать! Пускай просто висит.

– Держать одна рука?

– А то! Другая тебе для равновесия. Ты думаешь, что – он сейчас тебя катать будет? Нет, конечно! Тебе ещё доказать надо, что ты его стоишь. Теперь. Когда грохнешься попой на землю, сразу не вставай. Осмотрись! Потом медленно поднимись и сразу иди на него, что бы он ни делал. Не отступать и ни шагу назад! И главное, глаза в глаза. Запомнила?

«Я же правильно перевела: когда? когда упадёшь?»

– Помнить. Залезать?

– Пошли к тому поваленному дереву. Ты сегодня, что та развалина. Потом научу, как с земли садиться. Когда будешь в состоянии ногами пользоваться. А сегодня-завтра, так и быть – подсажу. Только сначала одна вещь. Дай ему имя.

– Имя? Я?

– Да. Это важно. Думай быстрее.

«Как вы яхту назовёте…» – Ира проигнорировала спешку и крепко задумалась. Она знала много интересных слов и словосочетаний, но вот как подобрать, чтобы шло… Рыжий конь, в своём беге и своём неистовстве, напоминал ей пожар, настолько он был стремителен и непредсказуем.

– Смага . Я называть он Смага. Это старый слово мой язык. Это огонь.

– Сойдёт. Так. Теперь подойди к нему. Смотри в глаза. Ещё ближе. Не отрывай взгляд! А теперь. Медленно. Положи руки ему на уши. Да, он нервничает. Спокойно. Смотри в глаза. Успокоился? Ещё держи. А теперь я замолкаю, а ты постой с ним в тишине. Потом убери медленно руки и скажи имя. Чтобы это был первый звук, который он услышит.

Ира считала ритм собственного сердца. Руки потихоньку сползли вниз.

– Смага, – сказала она, и архи склонил голову, утыкаясь лбом ей в грудь.

– Получилось! Он тебя принял. Только это вовсе не значит, что будет послушным, так что не расслабляйся. Пошли к дереву.

Ира влезла на поваленный ствол и с опаской уставилась на широкую спину без седла, стремян и вообще без единого приспособления, за которое можно было бы схватиться. Она взялась за гриву и перекинула ногу, поддерживаемая под локоть Птичкой. Архи заходил ходуном на месте практически сразу, спина затряслась, Ира почувствовала, как её пружинкой вытряхивает в воздух. А потом он побежал. Иру хватило продержаться секунд пятнадцать. Она начала сползать набок, чуть было не схватилась за верёвку, а потом круп стукнул её по попе, и она ушла в полёт. Что ни говори, а навыки правильного падения сая вбил в неё крепко. Убрав голову на грудь и уйдя в перекат через плечо, она приземлилась, практически сразу встав на четвереньки. «Стоп. Медленно». Она нашла глазами архи и поднялась. Начала наступать, пока не столкнулась с ним грудь в грудь.

– Ну и засранец ты, Смага, – сказала она, с улыбкой утыкаясь в тёплую морду.

Жить в доме стало трудно. Если недосып был мелочью, то синяки, то тут, то там появляющиеся у неё на теле, хорошо видные при общем купании, и неспособность по утрам полноценно владеть ногами внимательная Цыран заметила моментально. Иру буквально засыпали вопросами, где она могла так удариться, не заболела ли она. В какой-то момент хозяйка в очередной раз привела Лоппи, но Ира наотрез отказалась проходить «магический осмотр». В итоге они чуть не поругались. Отчаявшись добиться от гостьи адекватного поведения, Цыран сообщила мужу. Дэкин позвал Иру и уставился на упрямо вздёрнутый подбородок.