Текст книги "Медленный яд (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Глава 39. Александра
Сашка
Запах Поддубного внезапно становится таким родным, таким нужным.
Я цепляюсь за полы пальто, утыкаюсь лбом в грудь, и дышу, дышу им. Господи, пусть все случившееся окажется одним сплошным недоразумением, пожалуйста!
Я так боюсь, что сейчас Илья заговорит и скажет что-то не то. Мы с ним будто идем вдоль края пропасти, один неверный шаг – и лететь обоим вниз, по отдельности, каждому в свою бездну. Хочется крикнуть – почему, почему ты меня бросил одну, оставил вариться в собственных переживаниях, додумывать то, что не рассказал сам?
Только я молчу, растягивая секунды, во время которых мне кажется, – я ему действительно нужна. Поддубному не все равно, что будет с нами.
Он берет меня на руки, обжигая ледяными ладонями, и несет в комнату. Я слышу, как быстро стучит его сердце. Прячу заплаканное лицо, все еще не понимая, чем закончится наша с ним встреча. Шерсть пальто, к которому я прижимаюсь щекой, колкая и чуть влажная от растаявшего снега. Я провожу по ней ладонью, стирая с ворсинок не успевшие еще растаять снежинки.
Илья бережно опускает меня на диван, сам садится рядом, скидывая верхнюю одежду прямо на пол.
– Саша, – я глаза на него поднимаю, ежась. Саша. Не Влади.
Смотрю на мужчину, боясь разрыдаться, прикусывая указательный палец. Бровь у Поддубного дергается, выдавая его волнение. Сколько бы я отдала, чтобы узнать о чем он думает сейчас.
– Кто такая Алина? – шепчу. Скажу громче – голос предательски сорвется, а я и так держусь из последних сил.
– Моя бывшая.
– И давно… она бывшая?
Он выдыхает шумно, опуская голову вниз.
«Значит, виноват», – проскальзывает в голове, но я обещала выслушать его, не вынося вердиктов раньше срока.
– Официально – вчера. По факту, как только я в первый раз остался ночевать у тебя.
Кажется, дышать становится чуть-чуть легче. Натягиваю свитер на колени, подтягивая ноги к себе ближе.
Слезы все равно текут, как не стараюсь их сдержать.
– Я собирался с ней поговорить, но тянул. Мне было настолько хорошо с тобой, что больше ничего не хотелось.
Я киваю в такт его словам, тыльной стороной ладони смахивая слезы. Илья сидит, наклонившись вперед, упирается подбородком в руку. Взгляд рассеянный, в никуда.
Достаточно протянуть ладонь, чтобы коснуться его, но я только крепче сжимаю полы свитера, комкая вязаную ткань.
Расстояние между нами все еще размером с черную дыру, и я никак не пойму, как его сократить.
– Когда ты собирался сказать о ней?
– Не знаю, – он пожимает плечами, – в любом случае, обманывать тебя я не стал бы, Саша.
– А про голосование?
Лицо его меняется. Поддубный смотрит исподлобья, медленно выпрямляясь:
– Так, у тебя Федоров был? Что он тебе наговорил? Блядь, он точно доиграется у меня.
Перемены в нем настолько разительны, что я пугаюсь. Теперь в стальном голосе слышны нотки раздражения: еще немного и бросится бить рожу Федорову.
– Что ты можешь прийти ко мне ради голосов.
– Блядь, – он поднимается, проходит к дальней стене, останавливаясь у пианино. Поднимает крышку, проводя по клавишам быстрым движением. Звук выходит минорным, грустным. – Этот старый козел пытается обскакать меня по всем фронтам. Олег в СИЗО, ты знаешь?
Я киваю, но Илья не видит, стоя ко мне спиной.
– И если я проголосую против слияния, велик шанс, что там и останется. Федоров вынуждает нас действовать по его указке, используя для каждого свой метод. Сержикову, скорее всего, пообещал денег. Меня шантажирует свободой Суворова. А тебя, похоже, пугает мной? – он оборачивается, – Саша, когда я шел к тебе в первый раз, то да, моей целью были голоса. Но я прекрасно справлюсь и без тебя.
– В каком… смысле?
Фраза звучит настолько двусмысленно-ужасно, что в животе все обмирает, покрываясь изнутри тонкой ледяной коркой. Вот оно, да?.. Сейчас он скажет, что я ему не нужна...
– Я разберусь с Федоровым сам. Одного меня достаточно, чтобы слияние не состоялось. Я не собираюсь перекладывать свои проблемы на женские плечи.
– Почему ты против него?
– Потому что я не хочу стать мальчиком на побегушках у чужих людей. Мы справляемся самостоятельно в рамках своей компании. Единственной проблемой стала ситуация с «Палладиумом», но люди выпутываются и из большего дерьма. Я не отдам никому то, что создал отец. Кирилл, кстати, тоже был против слияния.
Упоминания мужа совсем не кстати, я сразу чувствую себя виноватой еще и перед ним.
Поддубный за короткий срок превратился из заклятого врага в кого-то близкого, и чувства к нему далеки от тех, которые должна испытывать вдова.
Но кто я для Ильи?
Пока этот вопрос остается главным.
– Понятно, – я не знаю, что добавить к сказанному. Словно чувствуя это, Поддубный снова подходит ко мне, присаживаясь на корточки так, чтобы смотреть мне прямо в глаза:
– Саша, я хочу быть с тобой.
У меня непроизвольно дергается нижняя губа. Я киваю, протягиваю к нему ладонь, хватаю за ворот футболки и тяну к себе. Илья оказывается рядом в одно мгновение, и я уже стаскиваю с него одежду. Мне физически нужно ощутить, что он не просто рядом, что он – мой. Руки у него все еще холодные после улицы, и касания вызывают мурашки, но мне все равно. Мы целуемся остервенело, забывая о нежности, дорвавшись, наконец, друг до друга.
Кажется, что со вчерашнего утра, когда Поддубный уходил из моей квартиры, до этого момента, прошла целая вечность, за которую я уже успела поверить, что больше его не увижу.
Больше не почувствую, какими колкими бывают его поцелуи из-за колючей темной щетины, и как после жжет кожу вокруг рта.
Как требовательно его руки касаются моего тела, лаская и сжимая, заставляя выгибаться ему навстречу.
Илья задирает мой свитер, касаясь поочередно сосков губами, а руки уже стаскивают с меня шорты вместе с бельем. Он отрывается лишь на мгновение, подтягивая к себе за щиколотки. Оказавшись под ним, я торопливо растегиваю ремень на джинсах, помогая ему освободиться от лишней одежды. Хочу без всего, телом к телу, кожей к коже.
– Тише, Саша, не торопись. Я никуда не денусь.
И от этих слов хочется и плакать, и смеяться. Изнутри меня наполняет такое нереальное ощущение счастья, делая все тело легким, как перышко.
– Ты только мой, – шепчу, прикусывая его за плечо, и он эхом отзывается:
– Только твой.
Нам еще о многом нужно поговорить, но сейчас остается важным только сказанная им фраза. Я закрываю глаза и счастливо смеюсь, когда Поддубный целуют меня в губы.
Глава 40. Александра
Илья спит, лежа на животе, а я наблюдаю за ним, шалея от счастья.
Сон стирает с расслабленного лица обычно суровое выражение, и теперь он выглядит на свой возраст: двадцатипятилетним парнем, на плечах которого не лежит груз ответственности за целую компанию и судьбу своего друга.
Когда Поддубный успел стать таким… мужественным? Взрослым, мудрым. Теперь мне кажется, что это он старше меня на пять лет, а не я.
Верю ли я тому, что он сказал мне сегодня?
Возможно, это чересчур наивно, но я не задумываясь отвечаю – да.
Слова Федорова и его излишнее внимание и раньше вызывали неприятные чувства, а теперь становится понятно, с чем все это связано.
Когда мой муж и отец Ильи решили организовать строительную компанию, они не предполагали, что достигнут таких размахов. Первая фирма числилась на Матвееве, который тогда еще жил в нашем городе, но уже собирался переезжать в Москву. Он же и вложил начальные средства, помогая толковым ребятам раскрутиться. Федоров тогда работал в администрации района, откуда его и выдернул потом мой муж. Уже позже появился Сержиков, при каких обстоятельствах, я не помню. Он был моложе всех остальных учредителей, но ему доверили финансовые вопросы. Возможно, напрасно.
А теперь Матвеев в столице, Поддубного-старшего и Кирилла уже нет в живых. Из старичков остались только двое, и Федоров на правах главного решает править компанией по своему усмотрению.
Когда Илья проснется, я обязательно попрошу рассказать его все как есть, еще раз. И не только о фирме.
Вспоминаю Алину и жмурюсь, выталкивая смазливую брюнетку прочь из своей головы.
Все, она осталась в прошлом, не хочу копаться в той части жизни Ильи, которая была до меня. Слишком много всего за плечами у обоих, если не прекратить сейчас, мы утонем во взаимных обидах.
Илья поворачивается и, не открывая глаз, притягивает меня ближе к себе.
– Чего вздыхаешь?
Я поворачиваюсь к нему, утыкаясь в шею.
– Просто так.
– Ну ладно, – хмыкает, но не верит. И правильно делает. – Есть хочу. Холодильник пустой, как обычно?
Я киваю смущенно:
– Хотела сходить в магазин, но пришел…
Не называю имя вслух, и так обоим понятно, о ком речь. Илья подтягивается, и я, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как плавно перекатываются мышцы под его кожей. В вечерних сумерках татуировка кажется только тенью, и я провожу по ней пальцем. Кожа под ней гладкая, горячая.
– Все, хватит валяться. Собирайся, поужинаем где-нибудь.
Поддубный перехватывает мою руку, целуя, и легко встает с дивана, на котором мы уснули полтора часа назад. Не стесняясь, идет в ванную, абсолютно голый, а я понимаю, что улыбаюсь, глядя ему вслед: так естественно он смотрится в моей квартире, точно жил здесь всегда.
Чтобы собраться, мне требуется гораздо больше времени, чем ему. Пока я сушу волосы после душа, Илья натягивает джинсы и устраивается на кухне с моим ноутбуком.
– Значит, моя секретарша – твой осведомитель? – перекрикивая шум фена, спрашивает Поддубный. Я смотрю на него через отражения зеркала и киваю головой:
– Только не вздумай ее за это уволить!
– Да теперь уже поздно. Знал бы, сразу не взял.
– Боишься, что она будет тебя сдавать?
– Боюсь, что уже сдает.
– Катька твой фанат, – улыбаюсь я, – и всегда на твоей стороне.
– Даже так, – Илья отрывается от ноутбука, – значит, поднимем ей зарплату и выпишем премию за преданность делу.
– Так, не увлекайся, – я шутливо тычу в его сторону расческой. Поддубный задумчиво смотрит на меня, и его взгляд, такой мужской, раздевает, проходясь сверху донизу:
– Саша, ты такая красивая.
– Если ты будешь продолжать, мы никогда не выйдем из дома, – теперь я смущаюсь стоять перед ним в одном белье, хватая рубашку и накидывая на плечи.
– Что тоже неплохо. Ладно, у тебя двадцать минут, пока я проверяю почту. Машину уже завел.
Я успеваю даже быстрее. В лифте мы целуемся, как подростки, и прижимаясь к Илье ощущаю, что он снова возбужден. Провожу рукой по молнии на его джинсах, но Поддубный перехватывает руку, качая головой:
– Ты сейчас точно оставишь нас обоих без ужина, – и оттого, с каким выражением мужчина говорит об этом, у меня в очередной раз сбивается дыхание.
Это так странно, когда давно знакомый тебе человек внезапно начинает возбуждать одним только своим присутствием. Сказанными фразами, касанием вскользь, дыханием, щекочущим шею, нечаянным взглядом.
Почему раньше с нами такого не было?
В ресторане Илья выбирает закрытую кабинку, разваливается на диване с мягкими подушками. Пока несут заказ, я пересаживаюсь на его половину, скидываю обувь и забираюсь к нему с ногами.
– Когда ты ушел вчера, я боялась, что больше не появишься, – шепчу ему в ухо. Он притягивает меня ближе, целуя в губы, крепко сжимая в объятиях:
– Все хорошо, Саш.
– Ты заметил?
– Что? – поднимает брови. Не заметил.
– Я теперь не Влади, а Сашка.
Илья хмурится, переваривая услышанное, а потом хмыкает:
– И вправду, Влади, ты теперь Сашка.
Мы неспешно ужинаем, болтая обо всякой ерунде, а после Поддубный складывает руки на столе, отодвигая от себя чашку чая. Меня настораживают его жесты, и я снова начинаю готовиться к худшему.
– Я завтра вечером улетаю в Москву.
Я застываю, сразу пугаясь. Любое расставание с ним кажется теперь трагедией, а Москва и вовсе ассоциируется с Алиной. Я так четко помню их совместную фотографию, которую она обрабатывала в телефоне, точно она была заставкой на моем рабочем столе.
– Надолго?
– До воскресенья. Мы с Матвеевым договорились о встрече, Олега надо вытаскивать.
– Можно это как-то сделать без Федорова?
– Я жду ответа от Скворцова.
Я непонимающе смотрю на него:
– Того самого? «СМУ»?
– Да. Что-то обязательно сработает, надо только быстрее действовать. Ладно, этот вопрос я сам решу, не переживай. Выдержишь без меня до воскресенья?
– Не знаю, – честно признаюсь я. Впереди выходные, которые я не знаю, как занять, а в понедельник уже голосование. Если Поддубный хочет успеть все сделать до этого дня, то у него остается в запасе не так много времени. Это для меня в отсутствие Ильи оно будет тянутся бесконечно долго, а для него пролетит в одно мгновение.
– Мы же увидимся до собрания?
– Конечно, – так уверенно отвечает он, что во мне распрямляется очередная туго сжатая пружинка, – я часов в шесть утра уже буду дома.
Илья достает из кармана ключи и протягивает их мне:
– Если хочешь, можешь дождаться меня там. Адрес знаешь.
Я киваю, сжимая в ладони холодный металл, внезапно ставший драгоценным лично для меня.
Глава 40. Александра
В субботу родители ждут меня на обед.
Почти всю ночь до этого мы переписываемся с Ильей, и под конец сообщения становятся уже такими горячими, что я не могу уснуть до пяти утра.
В одиннадцать просыпаюсь, с трудом открывая глаза, и думаю: может отказаться от визита к ним, сославшись на болезнь?
Но мама ничего не желает слушать:
– Я сварила огромную кастрюлю твоего любимого борща, запекла в рукаве мясо. Не выдумывай, вызови такси.
Выбора не остается.
Родительский дом наполнен такими аппетитными запахами, что едва зайдя внутрь, я ощущаю, как тянет в пустом желудке.
Сестра помогает маме, разливая по тарелкам суп. На лице, наконец, начинает играть румянец, да и в целом она выглядит уже значительно лучше, чем в нашу прошлую встречу. Мне до сих пор неловко говорить с Лизой после ее откровений, да она и сама избегает прямого общения, не отходя от мамы ни на шаг.
По суровому взгляду матушки я понимаю, что и она отмечает странное поведение Лизы, но молчит, привычно поджимая в тонкую линию губы, едва тронутые кирпичного цвета помадой.
Обед проходит спокойно, не считая того, что я постоянно отвлекаюсь на жужжание телефона. Поддубный присылает сообщения, от которых я краснею и прячу стыдливо глаза, точно родители могут догадаться о моей эротической переписке с ним.
«Прекрати, – пишу ему, – я уже не могу сидеть спокойно, а у нас еще партия шахмат с папой»
«Все Влади – зануды», – тут же отвечает Илья, и я, скрывая улыбку, откладываю мобильный.
– С кем ты там бесконечно переписываешься? – не выдерживает мама, но я лишь пожимаю плечами, уходя от ответа. Мне не хочется делиться Поддубным ни с кем.
Спустя полчаса мы остаемся вдвоем с папой, выпивая по третьей чашке чая. Мама моет посуду на кухне, Лиза уходит смотреть телевизор в свою комнату.
– Ты знаешь, что Митя пытался повеситься?
Я поднимаю на отца удивленный взгляд, откладывая ложку.
– Нет, откуда? И как он сейчас?
– В больнице. Ульяна горюет, едва отошла от прошлого приступа. Боюсь, как бы второй с ней не случился.
Разговор на эту тему мы прекращаем, переходя к шахматам. Я продуваю ему три партии, занятая мыслями о Мите, и обещаю взять реванш на следующей неделе.
– До Нового года точно отыграюсь!
Мне хочется навестить Ульяну.
Я не испытываю к ней ничего, кроме жалости, и именно поэтому, распрощавшись с родителями, еду к Самойловой.
Поначалу мне кажется, что в квартире никого: звонок отдается гулкой трелью, теряясь в их большой квартире, и ни одного звука больше. Но спустя пару минут Ульяна, все же, впускает меня.
– Зачем пришла? – спрашивает, борясь с одышкой, запахивая на груди теплый халат. Я вижу, что она похудела – возможно, ей не мешало сделать это еще раньше.
– Тебе нужно было подписать документы для страховой, помнишь?
– Не помню…
Я стою в коридоре, не решаясь пройти дальше, не снимая сапог. Под ногами растекается лужа из растаявшего снега, тянет поясницу, и чувствую я себя неожиданно паршиво.
– Может, тебе нужна помощь? Я…
– Помолчи, Бога ради. Какая помощь? У меня сын убил мужа. Не только ты его, Сашка, любила, я тоже. Даже не смотря на то, что мы развелись столько лет назад. Пошли на кухню, чего стоишь, как сирота казанская?
Я следую за ней. Квартира наполнена запахом лекарств: валерианы, корвалола, чего-то еще, сладковато-противного. На столе – пакет с хлебом, рядом нарезанные куски докторской, заветрившиеся по краям. Недоеденный салат, две чашки с чаем.
– Хочешь выпить? – ошарашивает Ульяна меня вопросом, но я отказываюсь:
– За рулем.
– А я выпью.
– У тебя же давление, нельзя!
– Ой, много ты знаешь, соплюшка, – женщина наливает себе на дно стакана водки, пряча бутылку под столом. – У меня вся жизнь перед глазам пролетела, когда из больницы позвонили. Ой, Митя, ой, дурак… Не место ему в тюрьме, не выживет он там.
Я поджимаю губы, не вступая в дискуссию. Он убил моего мужа, своего отца, оставив его в беспомощном состоянии. Так просто было хотя бы попытаться ему помочь, но…
Сделанного уже не воротишь. Однако, каждый должен нести наказание по своим заслугам.
Между тем, Ульяна все продолжает говорить, переключаясь с одной темы на другую, но я перебиваю ее:
– Ты знала, что Лиза была беременна от Мити?
– Конечно, знала, – пожимает она пухлыми плечами. – Мы, можно сказать, из-за этого и развелись.
– Почему?
– Потому что Кирилл отправил Лизу на аборт. Я умом понимала, что по-другому никак, девчонке семнадцать лет, с Митькой у них ничего серьезного. Не жениться же им? Но что-то в наших отношениях это сломало. Бесконечные ссоры… Вот и стала твоя семья, Сашка, причиной наших проблем. Родила твоя мать дочерей, которые кидались на взрослых мужиков.
– Ты знала, что Лизе нравился Кирилл?
– Ну что ж я, совсем дура, по-твоему? Когда такими глазами на взрослого мужика смотрят, явно не просто так все. А потом ты уже появилась. Тоже с влюбленными глазенками. Но тебя-то Кирилл любил.
– Он изменял мне, – я не скрываю от нее горькую правду.
– Эх, Сашка… Разве о чем-то это говорит? Любил он тебя, любил, я это точно знаю. Ладно, иди давай, по своим делам. Не надо нас жалеть ходить. Ты не поймешь меня, ты не мать.
Последние слова больно ранят, но мне нечего добавить. Я и вправду не пойму, как можно защищать убийцу, и надеюсь, мы с ним никогда не увидимся.
От разговора остается только неизбежная горечь. Пнув по колесу, я достаю из кармана связку ключей, на которой теперь еще одни – от квартиры Ильи. Сжимаю их крепко. Сегодня я буду ночевать у него, в его кровати, а все остальное меня уже не трогает.
Глава 41. Илья
В шесть утра в воскресенье город тих и пуст.
Я захожу домой, устало снимаю обувь после дороги и натыкаюсь на женские сапоги.
И лишь спустя долгие секунды понимаю, что это не Алина.
Сашка.
Она все-таки пришла ко мне.
Улыбка сама по себе расплывается по лицу. Стараясь не шуметь, прохожу в глубину квартиры, прислоняясь к косяку.
Влади спит, обнимая скомканное одеяло рукой и ногой. На ней моя серая футболка, из-под которой виднеются низкие кружевные шорты, обтягивающие ее зад.
При виде такого зрелища я болезненно морщусь, ощущая, как вся кровь концентрируется теперь в одном месте ниже пояса. Подхожу, проводя по ноге ладонью. Сашка моргает, глядя на меня сквозь полуприкрытые веки:
– Поддубный, почему у тебя всегда такие холодные руки?
Я тихо смеюсь, укрывая ее одеялом:
– Сейчас согрею и вернусь.
На пятнадцать минут – в горячий душ, до тех пор пока холод не уходит из тела, оставляя приятную истому.
Наверное, в первые жизни меня греет мысль о том, что в моей постели лежит женщина. Не просто женщина: желанная.
Алина оставалась ночевать у меня, но это всегда были другие ощущения, приправленные раздражением. А теперь я тороплюсь оказаться рядом с Влади, чтобы провести сегодняшний день в кровати.
Она все так же спит, перевернувшись на спину, раскинув в стороны руки. Опускаюсь на кровать, двигаясь вперед, осторожно, чтобы не задеть ее раньше времени.
Целую в приоткрывшуюся полоску кожи над трусиками. Влади слабо дергается, когда моя щетина колет ее. Двигаюсь ниже, ниже, прокладывая цепочку из поцелуев, едва касаясь губами. Кружевное белье тонкое и почти прозрачное – настолько, что я вижу кожу под ними. Целую, не снимая ткань, – прямо так, поверх, обжигая горячим дыханием.
Влади инстинктивно пытается сжать ноги, но я не позволяю ей, удерживая под коленями. Не сейчас.
Язык скользит по ткани, делая ее мокрой, вверх-вниз, и Сашка вздрагивает каждый раз, когда я задеваю определенную точку на своем маршруте. Ноги ее еще напряжены, но она уже не пытается свести их вместе.
Лишь на секунду отрываюсь, чтобы посмотреть на нее. Влади не открывает глаз, но по пальцам, коммкающим простыню под ладонями, понимаю, что она проснулась. По крайней мере настолько, чтобы продолжить с ней начатое.
Отодвигаю пальцами ткань, ощущая, что под ней Сашка уже мокрая. Скольжу подушечками указательного и среднего, аккуратно раздвигая кожу в сторону, так, чтобы оголить клитор.
Тихонько дую, и Влади почти всхлипывает, подаваясь бедрами вперед, практически заставляя меня коснуться ее губами.
– Не торопись, – говорю тихо, – я буду трахать тебя весь день.
– Илья, – выдавливает она в ответ. Голос после сна непривычный, с хриплыми нотками.
Я целую ее, осторожно втягивая губами нежную кожу в самом чувствительном месте. Поглаживаю языком, скользя языком вверх и вниз, заставляя Сашку выгибаться на кровати.
Когда у нее начинает мелко дрожать мышцы ног, ускоряюсь, понимая, что скоро. Движения становятся быстрее, жестче, а головка клитора набухает в моем рту, становясь горячее. Мне нравится, какая она: горячая, мягкая после сна, такая податливая.
Лишь на мгновение отрываюсь, чтобы протолкнуть два пальца внутрь ее, вырывая из женских губ протяжный длинный вдох, похожий на всхлип.
Она туго сжимает мои пальцы, и от понимания того, насколько в ней тесно, влажно и горячо, мне и самому сносит крышу, заставляя терять остатки самообладания.
– Еще, Илья, еще, – шепчет Влади. Лежать на животе становится невыносимо, стоящий колом член мешает, и я меняю позу, притягивая девушку к себе и приподнимая за бедра вверх. Она недовольно ерзает, но тут же затихает, когда мой язык снова начинает двигаться у нее между ног.
Влади хватает меня за волосы, давит на голову и кончает.
Так бурно и громко, резко отодвигаясь от меня, будто ей внезапно стало больно. Но я еще не закончил.
Дав ей выдохнуть несколько мгновений, снова возвращаюсь на то же место, опять втягивая разбухший бугорок губами.
– Илья?..
Но то, что я делаю с ней языком, заставляет ее замолчать, а еще через несколько мгновений оргазм повторно накрывает Влади. Она дергается в моих руках. дышит тяжело, как после спринта и не может держать ноги. Я опускаю их, подтягиваясь вверх на руках, нависая над ней на согнутых локтях.
За окном светает, и в утренних сумерках, окутавших комнату, я могу разглядеть бессмысленное выражение ее лица. Губы, припухшие от ее собственных укусов, сейчас широко открыты, и это кажется таким заманчивым, что я не могу устоять. Занимаю позу поудобнее, нависая членом над лицом девушки, и она понимает без слов.
По-кошачьи облизывает свою ладонь, делая ее влажной, и обвивает вокруг него, приподнимаю голову.
Проводит рукой, выдавливая из меня стон, а потом, поняв, что теперь уже я в ее руках, отрывает голову от подушки и смыкает свои губы вокруг члена.
Я закрываю глаза, упираясь в стену над ней, двигая бедрами вперед, навстречу Сашке.
Каждое ее движение обжигает. Я хочу оказаться так глубоко внутри, насколько возможно, но пока сдерживаюсь, позволяя девушке самой задавать темп. Когда она скользит по головке языком, едва касаясь чувствительной кожи зубами, я понимаю, что разрядки осталось не так далеко.
– Подожди, – я помогаю ей подняться, разворачивая к себе спиной. Сашка послушно встает на колени, упираясь на спинку кровати, прогибаясь.
Я замираю на мгновение, разглядывая ее сзади: в такой позе она кажется похожей на скрипку, с тонкой талией, округлыми бедрами, безумно сексуальной.
От этого зрелища, открывшегося перед мной, в голове исчезают последние мысли, остается только дикое желание владеть ею.
Я хватаю ее за ягодицы, чуть раздвигая их в стороны с влажным, хлюпающим звуком, заставляя Сашку еще сильнее прогнуться в пояснице. Она такая мокрая, что влага течет по ее бедрам. Я вхожу одним резким движением, насаживая ее, притягивая к себе. Нахожу руками тяжелые полушария грудей, чувствительно сжимая их в ладонях.
Грудь у Саши большая, соски торчат упругими горошинами, царапая ладони. Мы двигаемся с ней, нарушая тишину комнаты влажными шлепками, тихими вздохами и стонами. Сколько я не пытаюсь растянуть время, уменьшая темп, Саша каждым своим действием пытается ускориться, пока я не шлепаю ее по заднице ладонью.
– Глубже, хочу глубже, – шепчет Влади и я забываю о своих планах, начиная двигаться жестче, вдалбливаясь в ее тело. Она играет мышцами, сжимая меня внутри себя, и с каждым разом это движение приближает развязку.
И когда я думаю, что больше просто не выдержу, Влади в очередной раз захватывает меня, сдавливая за головку. Я не успеваю остановиться, кончая прямо в нее, ощущая, как болезненно-приятные спазмы волнами прокатываются по всему телу, теряясь в затылке.
Утыкаюсь в темные волосы, от которых пахнет моим шампунем.
– Оставайся у меня жить, – шепчу ей в макушку, глубоко вдыхая ее запах, успевший смешаться с моим.
– Я заставлю всю ванную своими шампунями, – смеется она тихо, опираясь на меня и медленно спускаясь ниже.
– Ты знаешь мою цену: я буду трахать тебя за это так же, как сейчас.
– Тогда готовься, – бормочет она, оборачиваясь и целует меня в губы.
