Текст книги "Медленный яд (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Медленный яд
Гузель Магдеева (Чертова Кукла)
Пролог
В мщении и любви женщина более варвар, чем мужчина.
Фридрих Ницше
Александра
По виску катится капля пота, оставляя влажный след и слегка щекоча кожу. Я опираюсь на комод, разглядывая свое лицо в зеркало и, закусив губу, продолжаю двигаться в заданном им ритме. Мне хочется закрыть глаза, но я не отвожу взгляда от отражения, чтобы помнить, как низко я падаю, отдаваясь сейчас с таким упоением.
За моей спиной высится мужская фигура. На его груди, с левой стороны, переходя в плечо, выступают очертания кельтской татуировки в виде лат. Он сделал ее совсем недавно, не больше месяц назад, но я уже успела выучить каждый узор, вбитый в его кожу, до самой последней детали.
Ты пытался укрыть от меня свое сердце, глупый?
Ничего не вышло, да?
Мы смотрим друг на друга через зеркало, и я чувствую, как от этого он сильнее сжимает пальцы на моих бедрах. Движения становятся резче, глубже, и я прогибаюсь в пояснице, подавляя свое сопротивление.
Мне нравится ощущать его в себе: это кажется новым, необычным.
Нет, не так.
Неправильным, странным, притягательным. Так не должно было быть, но даже если я сейчас попытаюсь отмотать время на час назад, не пойму, как мы дошли до секса.
Он приехал, без предупреждения заваливаясь в мой дом. Вряд ли в тот момент хоть у кого-то из нас могла мелькнуть мысль, что скоро он будет трахать меня, нагибая вперед, выбивая стоны, наматывая на ладонь длинные спутанные волосы.
Мужчина переворачивает меня, усаживая на комод. Бретельки от ночной рубашки скользят вниз по плечам, обнажая до пояса. Он проводит по моим ребрам ладонями, поднимаясь вверх, сминает грудь, чувствительную к его грубым ласкам. Я прогибаюсь, призывно разводя ноги, не испытывая стыда.
Смотри, сегодня все это для тебя.
Я ощущаю кожей прохладу красного дерева под собой, но куда сильнее жар, исходящий от его тела. Он наклоняется вперед, мы соприкасаемся лбами, и тяжелое дыхание – все, что остается между нами в эту секунду. Мгновение – и мужчина снова оказывается во мне, продолжая прерванные движения, но уже гораздо медленнее. Мы смотрим в глаза друг другу, и внутри каждого из нас такая боль, что хочется не стонать, а орать во весь голос.
Но мы не произносим ни слова, позволяя заходить себе все дальше и дальше. Его горячая рука оказывается на моей шее, и на какой-то миг я согласна с тем, чтобы он сжал ее крепче – до тех пор, пока мне уже не станет все равно. Иначе как жить нам с тем, что происходит сейчас?
– Влади, – мне кажется, или он произносит это вслух? Собственная фамилия, сказанная им, кажется необычайно притягательной и странной.
Оттого, как медленно входит в меня его член, по коже несутся мурашки, а живот сводит сладкой истомой. Слишком чувственными выходят движения, слишком влажной я становлюсь для него.
Зеленые глаза с короткими ресницами изучают мое лицо, словно до этого момента ему не доводилось ни разу видеть меня.
Смотри, я не против.
Я занимаюсь тем же. Левую бровь перечеркивает шрам, разделяя ее на две части. Обычно довольно бледные губы кажутся ярче, но я не могу утверждать: нас освещает только свет уличного фонаря, сужающий палитру цветов. От этого все кажется нереальным, выдуманным. Возможно, у меня снова температура, и я брежу. И никого нет рядом, и я не двигаю сейчас бедрами навстречу чужому мужчине.
Но он тут.
А я борюсь с желанием ощутить вкус его поцелуя, и это тоже сводит с ума. Сегодня секс между нами – не только необходимость, но и расплата. Я трусь щекой о его руку, когда он отводит мои волосы назад, и мужчина вздрагивает, словно не ожидая от меня этого. Мы почти не касались друг друга, и уж точно не проявляли ласки, и я сама не понимаю, откуда во мне это желание.
В зеленых глазах – тысяча эмоций, и поддаваясь одной из них, я все же тянусь вперед, подставляя приоткрытые губы. Он ждет всего мгновение, словно оценивая ситуацию, а позже впивается в меня поцелуем, – жестким, требовательным.
И я отвечаю ему тем же. Руки снова скользя по моей груди, скручивая соски, оттягивая их в сторону. Сегодня мне нравится, что все происходит так, и это тоже заводит.
Я откидываю голову назад, позволяя ему целовать мою шею. Язык оставляет влажную дорожку, а следом он впивается, словно вампир. Наверняка, будет засос, но я не сопротивляюсь.
Мужчина спускается еще ниже, находя губами мои соски, и я выдыхаю громко сквозь сжатые зубы. Опираюсь на руки, раздвинутые в стороны, и прислоняюсь макушкой к зеркалу, закрывая глаза – но всего лишь на несколько секунд. Стоит ему провести языком по моей промежности, как я резко открываю их, вглядываясь в темную макушку, устроившуюся у меня между ног. Он хватает меня за лодыжки, разводя их широко в стороны, не давая мне сдвинуть ноги. Я задыхаюсь от каждого его движения. Дыхание мое становится быстрее, вдохи – неглубокими, и я понимаю, что еще чуть-чуть и сорвусь.
Оргазм ослепляет. Я сжимаю пальцы на ногах, ощущая биение собственного сердца в ушах, и слышу свой длинный протяжный стон словно со стороны.
Он не дает мне расслабиться и прийти в себя, входя рывком. Его глаза снова оказываются напротив моих, и я целую его, ощущая на губах свой вкус.
Теперь он наверстывает упущенное, вбиваясь в меня, заставляя комод стучать об стену. Ритм ускоряется, и я сжимаю мышцы влагалища, приближая его разрядку. Внутри меня все пульсирует, и это движение отдается приятной истомой.
Кончает он бурно, притягивая меня к себе, сжимая бедра, но почти не издавая ни звука.
Горячие капли стекают между ног, обжигая нежную кожу, сводя с ума. Прижимаюсь лицом к его чуть влажной груди, не отпуская от себя, впиваясь пальцами в предплечья. Нам бы оттолкнуться друг от друга, но происходит все ровно наоборот.
Он пахнет мужчиной, духами и сексом, и от этого аромата меня вышибает из реальности. Не сдержавшись, я провожу языком по рисунку на коже, ощущая соль. На татуировке едва выступают красные полосы – следы от моих ногтей. Латы не защищают его от меня.
Меня не защищает от него ничего.
– Влади, – повторяет он, наконец. Голос кажется еще более охрипшим и совершенно чужим. Он сам – чужой.
Я поднимаю на него глаза, с трудом отпуская из своих объятий. Мне жарко и холодно одновременно. Я все еще болею, но теперь к моей болезни присоединяется и он.
Его застывшее лицо не выражает никаких эмоций. Я жду, что мужчина скажет дальше, и молчу; молчит и он.
Это было ошибкой с твоей стороны, милый? Поражением? Говори, я готова.
– Мне пора.
Внутри все горит, но я не подаю вида. Не проявит свое истинное лицо и он.
– Иди, – отвечаю спокойно, слезая с комода и поправляя сорочку. Белый флаг, маячивший на дальнем плане, окрашивается в красный. Перемирие не состоялось. Мы снова по разные стороны баррикад, только теперь мне предстоит забыть еще и его запах, и вкус поцелуя на губах.
Громко хлопает дверь, подводя черту под сегодняшней ночью.
Я не боюсь проиграть, потому мне больше нечего терять. Между нами снова остается только месть.
Глава 1. Александра
Полгода назад
Александра
Мне не хватает воздуха в душном кабинете на третьем этаже Исполнительного комитета города. Я сижу возле окна, в самом конце помещения, вслушиваясь в его неторопливую, уверенную речь. Публичные слушания, которые длятся не более получаса, сегодня затягиваются на дополнительные сорок минут, но он продолжает бодро отвечать на вопросы и улыбаться так убедительно, что хочется верить каждому его обещанию. Я отвожу взгляд, как только мужчина поворачивает голову ко мне. Тонкая занавеска, поддавшись потоку ветра, отделяет нас друг от друга пыльной, полупрозрачной тканью. Не выдержав, я чихаю, максимально тихо, но он видит. Я отворачиваюсь, чувствуя, как алеют щеки.
«Чтоб ты сдохла», – читаю скрывающийся в его взгляде посыл.
«Чтоб ты сдох», – отвечаю мысленно.
Вдоль спины течет капля пота, отпечатываясь на черной блузке вертикальной линией. Я поправляю темную юбку, прикрывающую колени, и мечтаю быстрее оказаться у себя дома, в прохладной тишине ванны.
– Есть еще вопросы к застройщику? – громко вопрошает председатель собрания, промокая несвежим платком влагу на висках.
Все молчат, уставшие от нехватки воздуха и высокой температуры; заседание, начавшееся так бурно, наконец-то сходит на нет. Из двух десятков присутствующих больше половины – свои. Мы соглашаемся со всем, что предлагает застройщик, изображая жителей соседних домов. Настоящие же возмущаются, требуют отказать в изменении разрешенного вида использования земли.
Нам все равно разрешат – как бывало это семь раз прежде, как будет еще сотни раз – впереди.
Заместитель главного архитектора поправляет костюм, расстегивая верхние пуговицы рубашки. Кажется, не жарко только ему. Под пиджаком – светлая футболка, темные джинсы. «Я свой, – хочет показать он, – такой же как вы». Но это не так.
Наконец, слушания заканчиваются. Я дожидаюсь, когда из кабинета выйдут все до последнего, уже не вслушиваясь в чужую речь, и только после этого поднимаюсь. Тянет левую ногу и болят вены из-за дурацких каблуков, но в сумке ни таблеток, ни мази.
Медленно иду на выход, превозмогая неприятное ощущение под коленкой, и спускаюсь пешком с четвертого этажа, проклиная Исполком за отсутствие лифта.
На улице еще хуже; я шагаю по парковке в сторону автомобиля, ощущая, как от каждого шага задирается узкая юбка. Темный автомобиль обжигает горячим боком; завожу его и включаю климат, прислоняясь к раскаленному капоту.
Провожу рукой по лбу, пытаясь сосредоточиться на том, что буду делать дальше, но не могу. Мысли рассыпаются, не давая вспомнить нужное.
– Собрание через полчаса.
Его голос исподтишка затрагивает все нервные окончания, заставляя вздрагивать. Я резко поворачиваю голову в сторону синего «Мерседеса», остановившегося почти вплотную со мной.
– Успею.
Он кивает, закрывая стекло, и покидает стоянку, резко входя в поворот.
Без сил опускаясь за руль, касаясь его лбом, и закрываю глаза.
Ненависть, такая острая, что невозможно дышать, заполняет меня полностью, до самой макушки, заставляя крепче цепляться за кожу рулевого колеса. Ее настолько много, что кажется, еще немного – и она выльется из глаз кровавыми слезами, окрашивая все вокруг в цвет опасности. Но я не плачу – не плачу с тех самых пор, как сорок семь дней назад умер мой муж, оставив меня один на один с этим миром и монстром на синем автомобиле.
Глава 1. Илья
Когда я захожу в кабинет, порывом со стола сдувает стопку документов, принесенных секретарем. Перешагиваю через них, скидывая пиджак на спинку стула. Напряжение постепенно отпускает, оставляя блаженное состояние расслабленности. Слушания отняли времени и сил больше, чем я ожидал: несмотря на предварительную работу пиар-отдела, недовольных слишком много. Три новых свечки, которые мы планируем построить почти вплотную со старыми домами, заставляют жильцов переживать. Еще бы, их застройщик наляпал откровенную лабуду, и в четырехлетней многоэтажке уже сейчас трещины в квартирах и течет крыша.
Я обещаю им огромную дворовую территорию, отдаю под детский сад сотни квадратов земли, – тут уже уступка городу, иначе заветной подписи не получить, но они все равно недовольны.
Из некоторых людей невозможно вытравить дурь, чтобы ты не делал, везде найдется причина для возмущения.
Открываю шкаф, доставая оттуда бокал и коньяк, и наливаю на самое дно, буквально на палец. Раздумываю, стоит ли пить в жару, но тут же делаю большой глоток, позволяя рту наполнится послевкусием дуба – или чем там обещают маркетологи марки? Букет не раскрывается, и мне приходится повторить.
Обманчивое тепло растекается по телу, но я знаю, что это ненадолго. Ладони по-прежнему холодные, я сжимаю и разжимаю их, пытаясь разогнать кровь.
В дверь стучатся, но я резко бросаю:
– Занят! – и усаживаюсь на стол.
Перед глазами некстати всплывает ее бледное лицо, со светлыми глазами и взглядом, полным плохо скрываемой ненависти.
Почти зеркальное отражение моих собственных чувств, которые я еще пытаюсь прятать на людях. Но не она.
Нажимаю пальцами на веки, будто пытаюсь вдавить изображение обратно. Пошла нахер, Влади.
Робко стучит секретарь. Блядь! Я знаю, что она не будет беспокоить попусту, но все равно злюсь. Распахиваю дверь размашистым жестом, застывая в проходе.
– Илья Сергеевич, совещание, Вас ждут.
В голосе Наташи прячутся застенчивые, извиняющиеся ноты. Сдерживаюсь, чтобы не грубить, и иду в кабинет, где собирается совет директоров.
Овальный длинный стол, двенадцать стульев, доска на стене. Комната без окон, именуемая «душилкой». Ненавижу это место, но терплю.
Занимаю привычное место; напротив сидит Влади, крутя в руках непочатую бутылку с минеральной водой. Она поднимает на меня взгляд зеленых глаз, наблюдая из-под бровей за тем, как я откидываюсь на стул, вытягивая ноги под столом.
Сука, как ты бесишь меня.
Отворачиваюсь к Федорову; он изучает стопку бумаг, пожевывая губы. Морщусь и понимаю, что инициативу снова придется брать в руки, начинаю совещание:
– Ну что ж, для «Гарден тауэра» разрешение подписано…
Говорю, озвучивая повестку дня, а сам чувствую, как ее зеленые глаза жгут дырку в моей щеке.
«Пошла нахер, Влади», – в который раз за день повторяю мысленно.
Глава 2. Александра
Дома первым делом скидываю с себя всю одежду, прямо в коридоре. Иду в ванну, с наслаждением ощущая холодную плитку под босыми ногами. Включаю душ, забираясь внутрь, и подставляю лицо прохладной воде.
Сегодняшний день стекает к ногам с потоками пены. Я опираюсь о стену спиной, думая о муже. Эта квартира напоминает о нем куда меньше, чем дом или дача, но не бывает дня, чтобы я не вспоминала о Кирилле. Сорок седьмой день подходит к концу, а рана даже и не думает заживать.
Не вытираясь, прохожу в зал. Квартира, купленная мужем для сына, достается мне. Я не претендую на огромный дом, два дорогих автомобиля, находящихся в его гараже. Мне нужна только эта квартира, – в качестве укрытия, надежной ракушки, где можно спрятаться и тихо скулить, а потом снова идти в бой. В компанию, которая была смыслом его жизни.
Кирилл должен был запускать «Гарден Тауэр», но на его месте сидит этот сопляк, сжигая меня ненавидящим взглядом. Только мы оба знаем, что мой муж погиб после встречи с ним, но вместо того, чтобы вымаливать прощение, Илья Поддубный давит на меня, пытаясь выжить из фирмы, как ненужного свидетеля.
Черта с два.
Я не сдамся, пока не заставлю его страдать за то, что он сотворил; за разрушенную семью, за то, что я в свои двадцать девять – вдова.
Я сжимаю кулаки и кричу, закрывая глаза. Только после этого становится легче, легче пережить сегодняшний день, близкое соседство с Поддубным, и взгляд глаза в глаза.
….
В последнее время я ненавижу выходные, ощущая себя хоть немного живой лишь на работе. Утро субботы радует ярким солнечным светом, заливающим комнату, а я чувствую себя несчастной, не представляя, чем заняться, чтобы отвлечься.
Можно поехать в офис, но сегодня там только колл-центр, и вряд ли они будут рады, что вместо расслабленного режима выходного дня им придется напрягаться от моего присутствия.
Я встаю, потирая лицо, и останавливаюсь напротив зеркала в пол, вглядываясь в собственные глаза.
Красная сетка полопавшихся сосудов сильнее выделяет радужку, делая ее неуместно яркой. Я беру красную помаду и рисую на зеркале губы, сложенные в грустную улыбку, и обвожу глаза. Такой я себя чувствую – раненой.
Нужно брать себя в руки, ехать на дачу, разбирать вещи.
Я откладываю это уже столько времени, что если не решусь сейчас – позже и вовсе не переступлю через себя.
Завожу машину, щурясь от яркого солнца. Темные очки остаются на тумбочке в коридоре, но возвращаться – плохая примета.
Верю ли я в них? В плохие – да.
Ароматизатор в автомобиле пахнет духами мужа. Я забываюсь на каждой остановке, когда вдыхаю знакомый запах. Не выдерживая, открываю окна, впуская раскаленный воздух, пропитанный городским смогом. В носу свербит, и я не понимаю – непрошенные слезы или горячий ветер тому причина.
Срываю шнурок с зеркала заднего вида и выкидываю баночку с духами в окно. Легче не становится.
По трассе еду на максимально разрешенной, держась за руль, как за спасательный круг. Кирилл всегда просил не гнать, – я сама не замечала, как все время куда-то спешила. А сейчас спешить некуда, но только скорость отвлекает от мыслей, высверливающих монотонно мозг.
На сидении вибрирует сотовый, я нажимаю на кнопку руля, отвечая по громкой связи.
– Сашенька, здравствуй, дочка.
Мамин голос, вкрадчиво-спокойный, заставляет снова чувствовать себя маленькой девочкой. Не просто маленькой – провинившейся в чем-то. У меня всегда такое ощущение, когда я разговариваю с ней. Я притормаживаю, включая аварийку, не доверяя в этот момент себе.
– Привет, мам.
– Приедешь к нам на чай? Я испекла пирог, как ты любишь.
Пытаюсь улыбнуться сквозь потоки текущих слез, но это чертовски тяжело. Я хочу, чтобы меня жалели и, в тоже время, не могу общаться ни с кем. Кирилл отлично справлялся с этой ролью, заменяя мне долгие годы и отца, и мать, а сейчас я ощущаю себя снова одинокой. При живых родителях и сестре.
– Лиза будет?
Мама молчит, и я представляю, как она в этот момент поджимает губы.
– Нет.
– Я приеду часа через два.
Она сбрасывает, не произнеся более ни звука, а я еще долго вытираю лицо, отвлекаясь на мысль о сестре, с которой мы не общаемся последние годы – с тех пор, как я вышла замуж. Лиза старше меня на пять лет, но пропасть между нами исчисляется не годами, а километрами, и у я не испытываю ни малейшего желания сокращать это расстояние. Она тоже.
«Обо всем, Саша, мы будем жалеть после»
Да, Кирилл, и мое время почти наступило.
Поселок, в котором находится дача, считается элитным. Закрытая территория, большие дома, напоминающие замки, а не загородные домики. И наш – бревенчатый двухэтажный сруб, на втором этаже балкон, на первом – просторная веранда с окнами во всю стену.
Я вижу припаркованный «Вольво», значит, сын Кирилла здесь. Разуваясь, захожу внутрь, чувствуя под ступнями бревенчатый пол. Каждый квадратный метр сочится теплым солнечным цветом. Здесь все еще пахнет лаком и хвоей – так по-уютному и по-родному.
– Это я, – откашлявшись, словно молчала годы, предупреждаю о своем появлении.
Мне на встречу выходит Митя, в руках его охапка бумаг, из которой сыпятся на пол, разлетаясь под ноги, чеки, квитанции, счета на оплату.
– Привет, Саня, – он подходит, дежурно целуя в щеку – высокий, худой, и, в последнее время, сутулый, словно на него навалилась вся тяжесть вселенской скорби. – Разбираю отцовские документы. Перебираю, перебираю, а им ни конца, ни края.
Мы садимся на ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Дерево, прогретое солнечными лучами, теплое и кажется живым, но холод, присутствующий внутри нас, даже ему согреть не по силу.
– Хочешь, помогу? – предлагаю ему, аккуратно вытягивая из пальцев часть бумаг. Он кивает, занятый своими мыслями, кусает обветренные губы, почесывает подбородок, заросший недельной щетиной, и не знает, куда деть руки.
– Я ведь сам в этом… Хотя ты знаешь, – обрывает себя мужчина, горько усмехаясь. Такая работа вызывает у Мити скуку и отчаянье, поэтому и отец завещает долю в фирме не ему, а мне. Мы с ним учились в одной музыкальной школе, я – игре на пианино, а Митя на скрипке. Талант позволил ему поступить в Гнесинку, а тяга к алкоголю помогла вылететь из государственного оркестра.
Сын для Кирилла был и гордостью, и позором, но он любил его безусловно, как и должен каждый родитель любить своего ребенка.
Я забираю остатки документов, складывая их у себя на коленях – мне все равно придется заниматься ими, ни Митя, ни его мать не способны на подобные подвиги.
– Как мама? – спрашиваю скорее из вежливости.
– На телефоне, – чуть улыбаясь краешками губ, отвечает Митя.
– Ты ездишь к ней?
– Не хочу.
Бывшая жена Кирилла, Ульяна, создание, на мой взгляд нелепое и неприспособленное к жизни, – возможно, даже больше, чем ее сын. После развода ей удалось сохранить хорошие отношения с Кириллом, – на протяжении долгих лет он содержал их обоих, чувствуя себя виноватым – за то, что не смог больше жить с Ульяной, что не нашел сил сделать Митю настоящим мужчиной. «Я откупаюсь от своих ошибок», – говорил муж, прекрасно понимая, что старается компенсировать деньгами то, что можно было бы исправить вниманием.
Но если не их развод, наших отношений бы не было. Нет худа без добра.
– Что будет дальше, Саня? – Митя смотрит на меня, точно ребенок, ожидающий, будто я смогу решить все проблемы разом: и его, и свои.
– Не знаю, – мотаю головой, так сильно, что из собранных в пучок волос выпадают пряди, падая мне на лицо.
– Я скучаю по нему, – он наклоняется вперед и прячет в руках лицо, а я глажу его по спине, чувствуя, как вибрируют под моей ладонью позвонки от сдерживаемых рыданий, что рвутся в мужские ладони с длинными, тонкими пальцами.
– И я, Митя, и я, – задираю голову вверх, сдерживая слезы, и прошу у Бога помощи. «Помоги мне пережить все это, Боже, помоги».
