Текст книги "Седьмая пещера Кумрана"

Автор книги: Грэйм Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 3
СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ В ИЕРИХОНЕ, ДЕКАБРЬ 1972 года

За шесть недель до приезда Рубена в Израиль, неподалеку от развалин древних стен, которые вдохновили автора негритянского спиричуэла «Иисус выиграл битву за Иерихон», в старом доме на боковой дороге чуть в стороне от трассы к Тель-эль-Султану, произошел важный разговор.

Четверо старших членов арабской семьи Диаб были из тех палестинцев, что получили хорошее образование в зарубежных школах, Бейрута и Европы.

Грядет новая война. Через несколько месяцев, через год… скоро. Надо позаботиться о сокровище, – с медлительной патриаршей властностью заявил тщедушный семидесятивосьмилетний Самир.

Трое его детей средних лет кивнули.

Для супердержав это будет война по доверенности, как во Вьетнаме: Америка выступит за сионистов, а Советский Союз поддержит арабов. Палестинцы окажутся между молотом и наковальней. Возможно, нам придется бежать из страны… Я молился и чувствую, что перевозить надо сейчас, – заключил Самир.

Дети обменялись встревоженными взглядами. На сей раз отец говорил серьезно.

Найдя сокровище двадцать три года назад, Самир зарыл его в саду – пока «не уляжется пыль от проклятого арабо-израильского конфликта». Он собирался передать находку в палестинский музей. Но конфликт все гноился и прорывался бунтами или стычками вплоть до Шестидневной войны пятью годами позже. В результате израильтяне заняли Иерихон и западный берег Иорданской долины.

А значит, израильские власти имели право обыскать дом и земли Самира при малейшем подозрении в хранении оружия – или краденого сокровища.

– Не дай бог, нас убьют на следующей войне. В прошлый раз едва спаслись. – Самир невольно передернулся. – Тогда его никогда не найдут… Оно погибнет или пропадет навеки. Таким сокровищем нельзя рисковать. Вы спросите, почему бы не доверить его заботам церкви? – он печально покачал головой.

Ответа не требовалось. Семья знала, что бегство христиан в другие страны из-за конфликта снизило влияние церкви, кроме того, церковные власти могли уничтожить сокровище как святотатственное, использовать его в корыстных целях или спрятать под замок из чрезмерной осторожности.

Укрыть его где-нибудь в окрестностях Иерихона – тоже не лучшая мысль.

– Место неудачное, – добавил Самир. – Сокровище обнаружат застройщики. Да и безработные эмигранты гоняются за древними артефактами для черного рынка, порой даже не понимая истинной ценности своих находок.

– Ты уверен, отец? – спросил старший, Язид.

– Вспомни, как фермер обнаружил кувшин в пещере у Наг-Хаммади в Египте, – хмыкнул Самир. – Он разбил его, расстроился, что внутри нет золота, и с досады выбросил дюжину артефактов в кучу соломы, которую его мать приготовила на растопку. Представьте, что кто-нибудь найдет наше сокровище и продаст его невежественному туристу за несколько монет, а тот, пресытившись новой игрушкой, выбросит ее вместе с мусором.

– Ты видишь все в мрачных тонах, отец. Если тебе неспокойно, мы можем положить его в банковскую ячейку.

Дочь носила женский вариант отцовского имени – Самира.

– Он испортится в закрытом помещении. Опять же персонал банка узнает и доложит властям, – устало привел отец те же доводы, которые повторял всякий раз, когда они обсуждали судьбу своей находки.

Потягивая из стакана «ахве» – традиционный арабский кофе с кардамоном – и машинально выбирая оливки из закуски, приготовленной для этой беседы, Самира гадала, почему отец и братья не принимают ее всерьез. Любой их план казался куда рискованнее ее простых решений.

– Ну хорошо, раз мы не доверяем банкам, почему бы не отдать его зарубежной организации для выставки – например, нью-йоркскому музею, каирскому или в музей Аммана?

– Теоретически мысль хорошая, – насмешливо отозвался Язид. – Но подумай, как мы вывезем его? Перенесем через границу в сумке или прыгнем в самолет с сокровищем в ручной клади?

Как она могла забыть, что их, палестинцев, ждет тщательный обыск?

– И все-таки – что, если отдать его неарабу?

– А их не обыскивают? После бойни в Лоде? Ты полагаешь, израильские органы безопасности ничему не научились?

Критика брата обидела Самиру. Чтобы скрыть раздражение, она принялась для отца намазывать на хлеб смесь оливкового масла и приправы «захтар».

– Может, ты и прав, – кротко согласилась она, не желая ссориться, и тут же переключилась на новый план: —А почему бы отцу просто не передать его Еврейскому университету или археологическому музею Рокфеллера в Восточном Иерусалиме? Я знаю, после войны музей отошел израильтянам, но специалисты по крайней мере умеют обращаться с сокровищем. – Самира не теряла надежды отыскать простой безопасный выход. – Подождите, дайте мне закончить, – продолжила она, заметив, как братья насмешливо переглядываются – мол, придется слушать ее бредовые идеи. – Передадим его на глазах у представителей международной прессы, чтобы весь мир следил за условиями договора. Тогда израильтяне не посмеют его нарушить.

– Ха! С каких пор израильское правительство уважает соглашения, которые его не устраивают? – отмахнулся Язид. – Они постоянно игнорируют резолюции ООН – например, 242-ю, по которой должны освободить наши земли, оккупированные во время Шестидневной войны.

– Ладно, оставлять сокровище не будем, дарить организации – тоже. Тогда давайте отдадим его на хранение кому-нибудь, кто не вызовет подозрений, осознает его истинную цену и употребит на всеобщее благо.

Самира выразила вслух то, о чем все давно задумывались, хотя и боялись себе в этом признаться. Отец и старший брат кивнули. В принципе, мысль неплохая.

Хусам, младший, недоверчиво покачал головой. Пора и ему высказаться.

– То есть мы просто подойдем к первому встречному и спросим: «Ты знаешь цену древностям и всегда заботишься о благе человечества?» – Брат с сестрой считали Хусама легкомысленным и незрелым, но слушали внимательно. Его слова того заслуживали. – И если незнакомец ответит «да», как сделали бы девяносто процентов на его месте – ведь большинство из нас уверены, что руководствуются только высшими принципами, – мы скажем: «У наедая вас небольшой подарок». – Хусам язвительно усмехнулся и продолжил: —Он стоит всего пару миллионов долларов. Тем не менее, мистер Незнакомец, вы заявили, что у вас высокие моральные принципы, а значит, вам не грозят соблазны. Вы поймете, что его истинная ценность измеряется не деньгами.

– К чему ты клонишь? – осведомился Язид.

Хусам пропустил вопрос мимо ушей.

– Я так и слышу: «О, спасибо. Я буду чтить волю вашей семьи и сохраню его, пусть даже ценой собственной жизни, я поступлю справедливо на благо мира».

– Некоторые так бы и сделали. Например, я, – заявила Самира.

– Неужели, сестричка? Даже если бы узнала, что он стоит от двадцати до ста миллионов долларов? Представляю, о чем спросит наш гипотетический незнакомец, как только ему захочется разжиться сотней миллионов: «Кстати, какой аукцион вы бы посоветовали? „Сотби“ или „Кристи“? А может, у вас есть знакомый арабский шейх, который хотел бы купить подарок президенту Никсону или принести искупительную жертву сионистскому премьер-министру Голде Меир?» – Хусам помолчал, чтобы все в красках представили нарисованную картину, и продолжил: —Наш незнакомец будет считать, что правда на его стороне: ведь новый владелец сокровища обязательно присмотрит за своим драгоценным приобретением и выставит его на зависть окружающим.

– Послушай, Хусам, – вмешалась Самира, – на дворе семидесятые. Незнакомец может оказаться и незнакомкой. У женщины больше шансов вывезти сокровище из страны под носом у властей. А ты слишком циничен. Не у всех на уме только деньги. Некоторые придерживаются строгих моральных правил. Например, мы. И многие другие.

– Разве не женщина организовала стрельбу в Лоде? – возразил Хусам. – И оправдала бойню тем, что та якобы служила на благо человечеству? Эта женщина убедительно доказала равенство полов. Теперь власти подозревают всех.

Хусам был прав. Фусако Сигенобу, основательница «Японской Красной Армии», заявила после теракта в аэропорту Лод: «Пришло время показать империалистам, что вооруженная борьба – единственный гуманистический способ напомнить об угнетенных».

– Ладно, только военные обычно не трогают законопослушных иностранцев, которые далеки от наших проблем, – напомнил Язид. – Что, если мы отыщем добропорядочного знатока древностей, гражданина нейтральной страны, не участвующей в ближневосточном конфликте? Вдруг получится?

– Давайте разделим сокровище на две половины, и одну отдадим мужчине, а другую – женщине. Может, так скорее повезет? – предложила компромисс Самира.

Они до ночи обсуждали плюсы и минусы каждого варианта. Постепенно возможности исчерпались и начали повторяться. Наконец, дети обернулись к отцу в ожидании его слова.

Разговор подтвердил худшие подозрения старого Самира, из-за которых он горевал вот уже несколько месяцев. Заботясь о сохранности, они будут вынуждены расстаться с сокровищем, гордостью их семьи палестинских христиан. Что бы ни решили они, опасности не миновать.

– Мы исповедуем христианство со второго века, – начал Самир. – Это очень важно для нашей веры и семьи. У нас есть великий дар, и мы нуждаемся в Божьем совете. Хусам, ты говоришь, что стал агностиком. Но мы слишком многое поставили на кон. Я бы хотел, чтобы ты просил о помощи вместе с нами.

Члены семьи встали, взялись за руки и склонили головы в молитве, как восемнадцать поколений Диабов до них. Хусам слушал, Самир, Самира и Язид просили Бога ниспослать им верное решение, просили, чтобы предмет их спора попал в надежные руки и был использован по назначению.

Потом наступила тишина. Именно тогда Самиру явился ответ. Он поведал детям свой план, изобретательный и рискованный.

– Должно получиться… Если Бог на нашей стороне, – ответил за всех Язид.

Рубен Дэвис прибудет в Палестину шестью неделями позже, даже не подозревая, как исход семейного совета изменит его жизнь и пошатнет устои христианства.

ГЛАВА 4
КУМРАН

Рубен осторожно ступал по короткой тропке. Над Иорданской долиной просвистел «Фантом», его оглушительный рокот прокатился по всему бассейну реки. «Фантомы», «Скай-хоки» или «Нашеры», израильская версия французских «Миражей-5», патрулировали каждые десять минут.

Вдалеке в сторону Негева двигались три армейских грузовика с танками «Паттон М-48» на платформах. Они ездили все утро. Израиль твердо намеревался защитить свои территории, которые теперь рассматривались как особо важная буферная зона безопасности.

За соленым озером Ям-Хамелах – Морем Соли – длиной в пятьдесят пять километров виднелась гора Моаб и смутные очертания иорданских домов. Какими ничтожными, должно быть, чувствуют себя их обитатели перед этой военной мощью.

– Забыли плавки? Раздевайтесь и прыгайте в воду. Здесь никого, кроме нас.

Рубен вздрогнул и обернулся. Мысли об очаровательной рядовой из автобуса, военный парад и великолепие Мертвого моря затмили все вокруг. Он не заметил даже ручей, окруженный роскошной зеленью. Двое мужчин в плавках жестом приглашали его в исходящую паром воду.

– Давайте к нам. Мы – арабы, но обещаем ничего не красть, – сказал мужчина по-английски с южным акцентом.

Рубен улыбнулся этой самокритичной шутке и ответил в том же духе:

– Я сделаю даже больше. Попрошу вас приглядеть за вещами – вдруг будут проходить монахини и надумают вызволить из рабства мою одежду.

Они рассмеялись. Завязалось дружеское знакомство.

– Я сейчас. Только исполню долг туриста, нырну в Мертвое море.

– Вы там долго не пробудете. Вода потеплеет к вечеру.

Проворно скинув одежду, Рубен забежал в воду и попытался нырнуть.

Он, в общем-то, знал, что из Мертвого моря реки не вытекают, лишь впадают в него. Вода испаряется так быстро, что остаются лишь насыщенные соли, поэтому Мертвое море – самое плотное в мире. Однако такого эффекта Рубен не ожидал. Он почувствовал себя пробкой, скачущей на поверхности. Чтобы погрузиться в воду, требовались неимоверные усилия. Рубен плескался минут пять, потом все-таки сдался. Но хоть лично познакомился с Мертвым морем. Будет о чем написать домой.

Рубен перебрался в теплый ручей к новым знакомым.

– Мой сын знает английский хуже меня, – признал старший из арабов. Семейное сходство было очевидным, даже если бы оба не носили усов. Отцу на вид около шестидесяти, сыну – под тридцать.

– Я учился в Лондонском университете, когда британцы заправляли в Палестине, – объяснил араб и добавил: —Вы ведь не англичанин? Откуда вы? Родезия? Австралия?

– Из Новой Зеландии. Колониальная жизнь Австралии началась с более достойных британских переселенцев, – ответил Рубен.

– Вы о штрафной колонии в Новой Зеландии, – рассмеялся старик и пересказал смысл шутки сыну.

– Меня зовут Язид Диаб, а моего сына – Захи.

– Очень приятно. Рубен Дэвис.

– Мой отец высокого мнения о новозеландцах, – учтиво заметил Язид. – Он говорит, из всех оккупационных войск только они уважали палестинцев… Часть британских сил генерала Алленби, отбивших Палестину у оттоманов во время Великой войны.

– Спасибо. Я думал, наши солдаты пили пиво и волочились за женщинами не меньше остальных. Мусульманам это вряд ли нравилось.

– Да, наверное, вы правы, – признал Язид. – Но, по словам папы, они хоть считали нас за людей. Знаете что-нибудь о Кумране?

– Немного.

– Пойдемте с нами. Мы – помощники кураторов – те же гиды, но под красивым названием. Сейчас туристов почти нет. Насмотрелись новостей, боятся террористов. Да и зима – Рождество прошло, а до Пасхи еще далеко. Чем вас так привлекли развалины и пещеры?

– Я изучаю богословие в Оксфорде.

Рубен мысленно вернулся в прошлое.

Ессеи – мирная иудейская община численностью около четырех тысяч человек. Благополучно жили в окрестностях Кумрана с 200 года до нашей эры по 68 нашей эры. Ели простую пишу, молились и все время учились. Занимались сельским хозяйством и ремеслами, не знали частной собственности, отвергали рабство и почти все давали обет безбрачия. Верили в апокалипсис, Судный день, когда должны восстать правоверные.

– На экзамене спрашивали про Иисуса и ессеев, – припомнил Рубен.

– Прекрасно. Вот давайте и обсудим. – Язид начал с самого заковыристого вопроса: —Как вы считаете, Иисус из Назарета был ессейским монахом? Туристы интересуются. Мы почти слышим их мысли: «Если Иисус жил здесь, ясно, почему не женился, досконально знал Священное писание и посвятил себя Господу».

– Вывод очевиден, – согласился Рубен.

– Туристам любопытно, что Иисус за человек, откуда черпал свои идеи, как жил, занимался ли сексом. И все в том же духе.

– Представить Иисуса ессеем нетрудно, – возразил Рубен, – но все же, если не считать нескольких древних документов с наполовину выдуманными историями о его детстве, мы мало что знаем о первых тридцати годах жизни Иисуса. Только то, что в двенадцать лет он остался в храме поговорить с учителями о богословии.

– Во всяком случае, Иисус мог приходить в монастырь и перенимать верования ессеев, так?

– Рубен отпуск, не работа. Он хочет отдых, не разговор, – вмешался Захи на ломаном английском.

– Ничего, – улыбнулся Рубен. – Мне не скучно. – Беседа еще и отвлекала его от печальных мыслей о расставании с притягательной попутчицей. Он продолжил: —Вряд ли ессеи повлияли на Иисуса. Насколько нам известно, они были иудейскими фундаменталистами и не желали отдавать свою веру на поругание римским богам и завоевателям. Возможно, им не слишком нравились порядки в иерусалимском храме. Но…

– Разве Иисус не отвергал насилие, подобно ессеям? – перебил Язид. – Они жили в мире и не держали оружия.

– Да, но как же двое учеников Иисуса – Иуда Искариот и Симон Зилот? Они были террористами или повстанцами – смотря на какой вы стороне. Ученики Иисуса носили оружие. Петр отсек стражнику ухо мечом.

– То ученики, не Иисус.

– Иисус в гневе опрокинул бичом столы торговцев, потому что те оскверняли храм.

– Верно. Но Иисус мог быть ессеем прежде.

– Интересная мысль, Язид. Возможно, Иисус учился среди ессеев, а позднее отказался от некоторых идей, особенно тех, что касались грешников.

– Ессеи пытались сохранить чистоту веры. Иисус же наоборот. Он с радостью принимал согрешивших. Ессеи не ведали прощения. Они выкидывали паршивую овцу за дверь и наказывали не возвращаться.

Все трое засмеялись.

– Уж кто ессей, так это Иоанн Креститель: он вел простую жизнь пустынника и призывал к покаянию, – продолжил Рубен.

– С вами очень приятно беседовать, – радостно заявил Язид. – Захи не откажется провести обычную экскурсию, если появится группа, а я организую вам гранд-тур, заодно и поговорим.

– Спасибо, я с удовольствием.

Они еще поболтали втроем. О том, что спрашивают и делают туристы, об учебе в Англии, о своих семьях и событиях Шестидневной войны 1967 года.

Язид посерьезнел, вспомнив пятое июня, когда неожиданно напали израильтяне: египетские ВВС были побеждены, и в небе воцарились израильские самолеты.

Он рассказал, как иорданская армия вошла в Иерусалим с Западного берега, контратаковала израильтян и потерпела поражение.

– Солдатам пришлось отступить, – волнуясь, говорил Язид. – Особенно когда израильские военные самолеты атаковали 16-ю иорданскую бригаду по дороге из Иерихона. Моя семья, христиане, жила в Иерихоне со второго века. Путь оказался очень длинным. Я думал, нам конец.

– Очень страшно, наверное, – посочувствовал Рубен.

– Ужасно. Не знаешь, что делать. Мы стояли в доме и молились. Бомбы, танки – меня до сих пор преследует запах гари – выстрелы, ракеты… и этот грохот. Мы уже не надеялись выжить. В наш дом попал снаряд. Нам повезло. Только отца немного задело.

– Надеюсь, он выздоровел, – обеспокоился Рубен.

– С ним все в порядке. Теперь мы больше не принадлежим к Иордании. – Язиду хотелось поскорее свернуть рассказ. – Израиль утроил свою территорию, а мы присоединились к миллиону других палестинских арабов, теперь мы – оккупированный народ. Мы несвободны. Нами управляет израильский генерал. Административными вопросами занимаются арабы, но мы – все равно что колония. Иорданское правительство до сих пор выделяет прибавку к зарплате моей дочери, учительницы в младшей школе – сто долларов в месяц. Хорошо, потому что нам мало платят.

– Скоро будет новая война, – попытался объяснить Захи. – Повстанцы, готовые умереть за правое дело, получают помощь от Ливана и Сирии. Не Иордании. Король Хусейн отмахнулся от них два года назад. Говорит, что он за палестинцев. На самом деле хочет мира с Израилем. Слишком много войны для хашимитского короля и иорданского народа.

Рубен вспомнил новостные передачи того времени. Раньше король Хусейн привечал палестинских беженцев и побуждал бороться за родину, отобранную евреями. Особенно после Второй мировой войны. Но к середине семидесятых вооруженные до зубов палестинские федаины впали в немилость его правительства, и в Иордании наступил хаос.

На жизнь короля Хусейна покушались дважды, оба раза неудачно. Последней каплей стал угон трех международных авиалайнеров, которые федаины взорвали перед телевизионными камерами в Иорданской пустыне, предварительно высадив пассажиров и экипаж. В сентябре 1970 года конфликт перерос в яростную гражданскую войну, которая с подачи федаинов стала именоваться «Черный сентябрь» – по названию одной из группировок.

Но память сохранила не образ горящих самолетов. Рубена поразил яркий репортаж журналиста на «Би-би-си». Тот подробно описал ужас кота, спрятавшегося вместе с ним в разрушенном доме Аммана, когда вокруг взрывались снаряды сирийских танков, которыми управляли союзники федаинов.

Кот, в панике выгибающий спину и шипящий на невидимого врага, символизировал реакцию простых людей, угодивших под перекрестный огонь.

За следующий год погибло пять тысяч федаинов. Уцелевшие покинули страну и организовали лагерь в Ливане. Хашимитское государство Хусейна избежало анархии, а Израиль облегченно вздохнул. Арабское правительство взяло возможные проблемы на себя – до поры до времени.

– Четверть двенадцатого. Пора. Рубен, возьмите мое полотенце. Мы с Захи вытремся одним. Берите, берите.

Они оделись и пошли вверх по холму, мимо пересохшей речной долины, вади, до кумранского монастыря.

Развалины мостились на краю ущелья с видом на Мертвое море и широкое плато.

Рубена гранд-тур привел в восторг. Руины монастыря вместе с четырьмя внутренними двориками занимали участок где-то сто двадцать на шестьдесят метров. Ни жилых домов, ни комнат отдыха. Непонятно, где же монахи спали. Рубен прошелся по бывшим уборным, кухне и столовой, рядом с которой располагались кабинет и библиотека.

– Здесь стояли скамьи и письменные столы. В чуланах рядом – множество чернильниц. Там же, вероятно, хранились свежие пергамента. Но ни одного свитка не нашли. Только в пещерах. Монахи совершали ритуальное омовение и надевали белые одежды, дабы очиститься перед тем, как взять священные тексты. Здесь и кабинет, и библиотека древних свитков неподалеку, а кое-кто до сих пор сомневается, что Свитки родом отсюда.

– Неужели есть и такие? – удивился Рубен.

– Некоторые ученые даже заявляют, будто это не ессейская община, хотя иудейские авторы первого века, Иосиф и Филон, упоминают ессеев. Они могли писать с чужих слов, но с какой стати Иосифу и Филону ошибаться? Да и Плинию тоже? Как вы думаете, Рубен?

– Согласен с вами. Плиний иудаизм не исповедовал. Он писал, что ессеи построили монастырь на западной стороне, подальше от вредных испарений Мертвого моря. По его словам, среди ессеев не было женщин, монахи не испытывали плотских желаний – во что верится с трудом, – они не имели денег и жили под пальмами. Но деревьев тут немного.

– Возможно, ессеи орошали почву. Но я думаю, земля просто пересохла.

– Забавно, да?

– Что?

– Пока не нашли свитки, ессеями интересовалась лишь горстка современных ученых. Теперь свое мнение есть у каждого – целый набор теорий и сумасбродных идей.

– Вы правы. Чего только не услышишь. Туристы говорят, что ессеи прилетели из другой галактики, а в свитках заключен тайный код будущего или путь к несметным сокровищам.

Рубен расхохотался, глядя на недоумевающего Язида.

– Ой, я забыл свой дешифратор. Пойду, сгоняю в летающую тарелку – вам ее не видно подзащитным экраном – одолжу машинку у марсианских офицеров из службы кодировки.

– Смешно. Но мне приходится делать серьезное лицо, когда такое говорят. Кстати, вон могилы. Там похоронены и женщины. Выходит, Плиний ошибался на сей счет.

– Наверное. Другие авторы писали, что какая-то группа ессеев признавала браки, но только ради потомства. Ессеи не доверяли женщинам. Считали их чересчур сексуальными и к тому же склонными к измене. А может, женщины в могилах не из ессеев, – предположил Рубен. – Может, здесь хоронили местных бедуинок или места на кладбище давали всем подряд. Объяснений много.

Когда они добрались до места, где в древности стояли горшечная мастерская и печь для обжига с большими резервуарами рядом, Язид вернулся к хорошо отрепетированной роли гида:

– Тут мы нашли множество необожженных чашек, тарелок и горшков. Здесь же для свитков делали кувшины необыкновенной формы. Вот древняя красильная мастерская, рядом с прачечной. Возможно, там красили ткани. Чернила для письма получали из углерода – угля или сажи от костра, часто с добавлением камеди для стойкости… Видите трещины в ступенях и стенах? Они идут через все постройки – следствие землетрясения тридцать первого года до нашей эры.

– Ессеи, надо думать, восприняли его как знамение грядущего апокалипсиса, – пробормотал Рубен.

Показав мельницу, печи и стойла, Язид заметил:

– Вероятно, у вас есть вопросы. Не заглянуть ли нам в некоторые из пещер, где нашли Свитки? Они закрыты для туристов, но не для тех, кто со мной. Начнем с шестой. Туда легко забраться по древнему акведуку, через который ессеи получали воду для ритуальных омовений.

– Прекрасно.

К шестой пещере добрались без проблем. Другие тропы скорее подходили для горных коз. Рубен мучался на полуденной жаре, огибая зазубренные красно-коричневые края отвесной стены вади на пути к следующей пещере. История о пастушонке, которому пришлось так выбиваться из сил, лишь бы от скуки покидать камешки в пещеру, теперь казалась притянутой за уши. А вот версия с пропавшим животным не лишена правдоподобия. Может, в первую пещеру, где пастух наткнулся на сорок кувшинов, попасть легче?

Некоторые пещеры скорее напоминали альковы. Другие были размером со спальню или гостиную. Внутри – прохладно и сухо, на полу песок. Кувшины нашли далеко не во всех.

– Изначально на известняковой террасе умещалось около сорока пещер, – тоном лектора сообщил Язид. – Люди встречались и ели в монастыре, но спали в палатках или здесь, в пещерах. Может, хранили некоторые свитки дома, на случай если монастырь рухнет, как при том землетрясении – или от рук парфянских завоевателей за несколько лет до него.

Они залезли на южный выступ плато, ближе к развалинам монастыря. Вертикальный обрыв заканчивался долиной, далеко внизу паслись несколько овец и верблюд.

– Четвертая пещера.

Они спустились по лестнице.

– Она, видимо, самая знаменитая. Видите отверстия в стенах? Здесь крепились полки. Библиотека, скорее всего. Палестинцы, которые откапывали монастырь, нашли сотни мелких фрагментов рукописей – во время перерывов на обед. Мой отец тоже находил. Он работал в команде.

– Что делали со свитками?

Рубена интересовало, все ли фрагменты попали к властям.

– Говорят, мы крали и делили рукописи на мелкие кусочки, чтобы продать исследователям, потому что они платили за количество, а не размер… Так или иначе, большинство фрагментов археологи находили сами. Нам перепало немного – в целом пятнадцать тысяч из нескольких сотен различных книг.

Рубен воздержался от комментариев. Он задал вопрос, который интриговал множество туристов:

– Вы нашли что-нибудь? Что они пропустили?

Язид выдал стандартный ответ:

– Мы с Захи часто искали. Здесь – ничего.

Рубен отметил легкое ударение на слове «здесь». Язид намекал, что нашел где-то в другом месте?

– Давайте посмотрим седьмую. Кстати, пещеры обозначаются буквой и цифрами: 1Q, 2Q, 3Q. Эта —7Q. Она недалеко. Q – от «Кумран». 7Q может вас заинтересовать.

Они выбрались из 4Q и пошли к 7Q.

У Рубена вытянулось лицо.

«Что здесь особенного?» – удивился он про себя.

На пещеру 7Q не тянула. Скорее неровная ямка в утесе. 8Q напротив – гораздо глубже. Язид заметил разочарование Рубена:

– Пещера обвалилась много лет назад. Может, во время землетрясения. Взгляните. Под камнями лежали единственные свитки на греческом, обнаруженные в Кумране.

«Он хочет сказать, здесь нашли что-то важное». Рубен обдумал свое подозрение и решил проверить.

– Друзья рассказывали, что испанский ученый-иезуит Хосе О'Каллахан недавно опубликовал статью, в которой утверждает, будто отдельные фрагменты на греческом – отсюда? – содержат строчки из Нового Завета.

– Да, я тоже слышал. – нисколько не удивился Язид.

– Если не ошибаюсь, – припомнил Рубен, – из Евангелия от Марка и посланий Иакова и Фомы. Доказательства неубедительные. Но тогда получается, среди ессеев были верующие христиане… или они имели отношение к христианским свиткам. Разве мы не путаем понятия?

– Конечно, – немедленно согласился Язид. Похоже, он пытался его прощупать.

– Полагаете, здесь могли быть свитки Нового Завета? Ни один пока не нашли. Официально. Не упоминается и находок, касающихся Иисуса или конкретно христианства. – Рубен пожал плечами. – Я открыт для всего нового. Если бы здесь обнаружили фрагменты или, того лучше, полную книгу Нового Завета! Мы бы точно знали, что она написана до падения монастыря в 68 году нашей эры, то есть это самый древний из найденных христианских текстов.

– Верно. – Язиду явно хотелось, чтобы Рубен сказал что-то еще.

– Наш Новый Завет – копия копий, сборник цитат из работ первых церковных вождей, так называемых Отцов Церкви. Встречаются ошибки. Ученые работают над тем, что есть, предполагают, каким мог быть изначальный вариант.

– Да. Никогда не знаешь, что еще могут найти… или уже нашли, – протянул Язид, глядя на Рубена в упор.

Рубен отметил паузу, многозначительный взгляд и намек на нечто важное. Может, Язид знает о каком-то тайном свитке. Может, существуют фрагменты Нового Завета, спасенные из-под завала в пещере. Или он искусно нагнетает интерес, как мастер интриги и намеков?

Язид нарушил молчание:

– Я покажу вам, где археологи нашли Медный свиток —3Q. Его так и не разгадали до конца. Даже прославленные ученые говорят, что в нем указан путь к сокровищу.