Текст книги "Седьмая пещера Кумрана"

Автор книги: Грэйм Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Автор цитировал Рубена: тот передавал, что любит Донну, просит похитителей вернуть ее живой и сделает все необходимое, чтобы ее спасти.

– Слова типичного философа. Как понимать «все необходимое»? – вздохнула Донна. – С точки зрения полиции, похитителей или его собственной?

Дальше высказалась Эмма: «У Донны потрясающая жизнь. Но это уже слишком. Пожалуйста, отпустите ее и верните нам невредимой».

В конце поместили маленькую фотографию Бена и подписали: «Бен, парень Донны, говорит, что Донна классная. Она знает, как вести себя в сложной ситуации, и он надеется на ее скорое освобождение».

Напоследок автор напоминал читателям, что Рубен может иметь отношение к нацистам.

– Уроды! Когда только его оставят в покое. Он и так с ума сходит от беспокойства, а тут еще соль на раны сыплют.

Гнев на обидчиков папы заставил Донну позабыть о своих несчастьях, и ей вдруг полегчало. Перечитав статью, она поняла, что на ее поиски брошены немалые силы. Как только похитители связались с ее отцом, тот, конечно, позвонил в полицию.

Полиция удостоверилась, что Донна не появлялась в школе. Объявили тревогу, и полицейский у резиденции премьер-министра вспомнил странный автомобиль, резко затормозивший перед кортежем. За рулем сидел один мужчина, на заднем сиденье – второй, с девочкой в школьной форме. Полицейский заметил, как девочка уронила голову на мужское плечо.

Сидя на кровати и пытаясь проглотить невкусную еду, Донна представила два силуэта, мелькнувших в дверном проеме. Оба были в штанах, но того, что поменьше ростом, выдавала фигура – широкие бедра, узкая талия и колени слегка внутрь. Донна вспомнила просвет между крутыми бедрами. Значит, один из похитителей – женщина?

У девушки появилась надежда. Если рядом женщина, насиловать ее вряд ли будут. С другой стороны, женщина быстро раскроет и пресечет любые хитрости, на которые Донна может пуститься, чтобы разжалобить похитителей мужского пола.

ГЛАВА 34
ОТВЕТНАЯ РЕАКЦИЯ

Никогда бы не подумал, что вы тайный нацист. В газетах не всему можно верить, да? – поприветствовал Рубена администратор теологического факультета в понедельник утром. – Хорошо бы заполучить манускрипт Q. Он выведет нас на мировую арену.

И вам доброго утра. Надеюсь, вы хорошо провели выходные.

Рубен понимал, что нацистское клеймо будет смущать коллег. Они знали, что обвинения несправедливы, и с нетерпением ждали, когда он передаст манускрипт университету, но все равно испытывали неловкость в его компании.

Рубен взял свои записи и в девять отправился на лекцию к студентам средних курсов. Сегодня они обсуждали тему религии и нравственности: студенты любили об этом поспорить.

Когда он вошел в аудиторию, по рядам пролетел шепоток. Студенты уткнулись в свои книги, откуда-то с задних рядов послышалось «хайль Гитлер», некоторые захихикали. Не обращая внимания на колкость, Рубен взял фломастер, чтобы написать тему дискуссии. Посредине доски красовался рисунок, из-за которого студенты не поднимали голов от учебников.

Рубен молча стер гигантскую свастику и написал вместо нее: «Различия между правильным поступком, намерением его совершить и мотивацией». Началась лекция.

Является ли поступок правильным, если вам кажется, что его вдохновил Бог? Или вы делаете то, что считаете нужным, и ждете от Бога одобрения? Например, захотел бы Бог, чтобы вы развернули клеветническую кампанию на основе бездоказательных слухов? И если представить на минуту, что да, правильно ли подчиняться такому божеству? Или правильнее развернуть клеветническую кампанию и надеяться, что Бог вас поддержит, потому как вы уверены в своей правоте? Есть ли тогда разница, верите вы в Бога или нет? Ответ частично состоит в том, что мотив, намерение и поступок – разные вещи. Мотивы нравственного поведения включают любовь к Богу, желание угодить близкому человеку, патриотизм, вознаграждение, например деньги…

В конце лекции студент, который нарисовал свастику, встал и извинился. Рубен поблагодарил его за смелость и заявил классу, что никогда не имел отношения к нацистскому движению, придерживается либеральных гуманистических взглядов и отвергает авторитарные режимы, и левые и правые, потому что они всегда оправдывают средства идеологической целью.

В начале одиннадцатого, когда Рубен шел к себе в кабинет, завибрировал его сотовый – пришло сообщение. Он ошарашенно и недоверчиво уставился на маленький экран.

– О, нет! Спаси ее господь… это какой-то родительский кошмар, – выдавил он прерывистым шепотом. Побелел и, спотыкаясь, добрался до кабинета.

Может, опять липа, новая грубая попытка выудить манускрипт? Но в глубине души Рубен знал, что ошибается. Шестое чувство подсказывало – Донна в беде. Разве мало они вытерпели? Донна говорила тоже самое. Теперь вот удар ниже пояса.

Дрожа от потрясения, Рубен набрал номер школы, и ждал, вопреки всему надеясь, что интуиция его подвела. Нет, Донна не появлялась на занятиях. Неважно себя почувствовала и вернулась? Он несколько раз позвонил домой. После семи гудков телефон каждый раз отключался. Рубену стало дурно от тревоги.

Оставалось только одно. Рубен позвонил в полицию. Потом сказал администратору факультета, что отменяет все лекции из-за больших семейных неприятностей. Когда администратор предложил свою помощь, Рубен поблагодарил, отказался и вышел на улицу как во сне, ждать полицию, которая отвезет его домой.

– Сообщение явно отправлено с телефона вашей дочери… где-то через час после начала занятий в школе. Очень рано для подобной записки, – отметил инспектор полиции. Он в третий раз перечитал сообщение, которое получил Рубен с телефона Донны.

Меня похитили. Обменяют на манускрипт. Инструкции далее. Ответить не могу.

– Не похоже на сообщение отцу, – заметил опытный полицейский. – Не говорит, что вам нельзя идти в полицию, искать ее или сообщать журналистам. Обычно заложники только это и пишут. Правда, в Новой Зеландии людей не часто похищают, – добавил он.

То есть Донна мастерски разыграла собственное похищение, чтобы прогулять школу или запасть где-то вдвоем с приятелем? Или инспектор намекает на любительскую попытку вымогательства? Или хочет сказать, что похитители убили Донну и воспользовались ее телефоном… Да нет же!

Грудь пронзила острая боль. Словно сердечный приступ, только Рубен представлял его совсем иначе. Из-за сильной тревоги грудные мышцы сократились и застыли в спазме. На глаза навернулись слезы, Рубен вытер их рукавом плаща.

– Что с вами, доктор Дэвис? – Инспектор махнул констеблю, который делал пометки в блокноте, чтобы тот усадил Рубена на стул. – Мы сделаем все, чтобы найти вашу дочь и вернуть ее целой и невредимой. Тяжело, когда не знаешь, что происходит с любимым ребенком.

Рубен жадно глотнул горячего чая, который приготовил для них троих, когда приехал домой, и рискнул предположить:

– Сообщение послала не Донна. Кто-то другой. Донна, как и все дети ее возраста, сокращает слова и пропускает точки. Это особенно заметно по студенческим сочинениям.

– Она бы написала вот так. – Рубен трясущимися руками нацарапал записку в блокноте и показал инспектору:

Похищ дай Q инфо скоро отв не могу

Констебль спрятал улыбку, а его начальник ответил:

– Наверное, вы правы, Рубен. Ничего, что я вас так называю?

Инспектор стремился установить взаимопонимание.

– Ничего.

– A Q, я так понял, и есть тот манускрипт, о котором столько говорят в последнее время? Просто хочу убедиться, что мы об одном и том же.

– Да. Манускрипт Q, или, скорее, его часть… Еще мне кажется, похитителям Донны нужна реклама. Они используют ее, чтобы давить на меня. Вот почему они не запретили обращаться в полицию и к прессе. Когда за дело берется полиция, журналистам становится интереснее.

– Почему?

– Знаете, когда случается нечто подобное, репортеры вытаскивают на свет все, что касается похищений. Они проведут мрачные параллели с убитыми и покалеченными жертвами в Новой Зеландии и пленниками в Ираке и Перу. Расскажут о спасенных – и замученных после получения выкупа. В таком духе.

– Возможно. Но как они могут давить на вас через прессу?

– В газетах появятся фотографии Донны в школьной форме и упоминание о том, что манускрипт Q у меня. Все скажут: «Почему ее придурочный отец не отдаст старый обрывок кожи похитителям? Как он может подвергать опасности жизнь дочери?» Ну или что-нибудь такое.

Рубен снял очки, высморкался и промокнул глаза влажным платком.

Инспектору не хотелось обсуждать печальный исход.

– По-моему, осведомленные люди скорее приведут нас к злоумышленникам и вашей дочери. Новая Зеландия – страна маленькая, здесь трудно спрятаться. Французские тайные агенты, которые заложили бомбу на гринписовском корабле «Воин радуги» в оклендском порту в середине восьмидесятых, этого не учли и поплатились.

Рубену пришлось признать, что инспектор говорит дело. Но все-таки ему казалось, что похитители прекрасно организованы и предпочитают играть на рекламе, чем рисковать потерять все.

– Кто-то шепнул журналистам про меня и манускрипт, намекнул, что я тайный нацист. Очень эффективный ход. Эти люди знают, что делают.

– А вы нет, Рубен? Нацист, значит… По работе нам положено наблюдать за теми, кто проповедует крайние политические взгляды, которые могут привести к нарушению закона. Ваше имя мне никогда не встречалось. Как бы то ни было, вы, скорее всего, правы насчет рекламы.

Констебль передал папку инспектору, тот пролистал страницы и закончил:

– Если это те же люди, что беспокоят вас с недавних пор, они не ждут, пока рак на горе свистнет.

Рубен кивнул.

– Мы часто встречаемся с вами и Донной, доктор Дэвис. Ваш древний манускрипт привлекает слишком много внимания. Несколько взломов, в том числе нападение… Поправьте меня, если я ошибаюсь, но и трагический инцидент в Вайрарапа тоже имел отношение к Q? Верно?

– Те двое нас преследовали. – Рубен не видел смысла увиливать.

– Меня насторожили кое-какие оговорки Донны при допросе на месте происшествия. Кстати, Рубен, вы не сообщили о преследователях полиции.

– Не придал особого значения. Заправка взорвалась, а они просто оказались не в том месте не в то время. Совпадение – ничего более. Но раз вы спросили, они увязались за нами в надежде испугать меня и выудить манускрипт.

Рубен рассказал, как все происходило. Он понимал, что если хочет вернуть Донну и остаться при манускрипте, придется посвятить полицию в детали.

– После взрыва кто-нибудь вас преследовал? Или, может, Донна жаловалась?

– Нет, как ни странно. Только один раз. Новых преследователей я не заметил.

Рубен точно знал, что к нему не приставили очередных Лорела и Харди. После путешествия в Вайрарапа они с Донной вели себя как параноики. Он также не сомневался, что в прошлый вторник за его встречей с Клэр в музее никто не наблюдал.

– Те двое приехали из Австралии, назвались туристами. Возможно, их сменщики похитили вашу дочь. Это всего лишь подозрение, но мы проверим, кто за последнюю неделю прилетел из Австралии.

Инспектор молодец. К Рубену вернулись крохи уверенности. Может, он прав. Сменщики играли жестко.

– Мы должны знать о Донне все. Что носит, фотографии, друзья, враги, спорт, мальчики, убеждения, что ее трогает, как относится к вам, школа, дурные привычки, как, по вашему мнению, она справляется сейчас.

– Ладно. – Рубен обрадовался, что можно отвлечься. – Донна – обычная семнадцатилетняя девчонка, самостоятельная, но пользуется популярностью и старается помогать людям. Врагов, кажется, нет, завистников тоже.

– Хорошо. Еще нам понадобится маршрут, по которому она ходит в школу, вдруг найдутся свидетели. Если вы дадите нам нестираный предмет ее одежды, мы снарядим ищейку.

– По-моему, в корзине с грязным бельем есть носки, – указал Рубен в сторону ванной. – Я принесу, когда мы закончим.

– Спасибо. Мы отправим кого-нибудь в школу, поспрашиваем там, свяжемся с телефонной компанией и попробуем выяснить, через какую передающую станцию пришло сообщение. Была бы неплохая зацепка. Если ее телефон не выключили, мы определим его местонахождение. Но мне почему-то кажется, что преступники все понимают и вряд ли воспользуются им снова.

Следующие сорок минут Рубен отвечал на вопросы, показывал комнату Донны и ее школьные фотографии. Наконец, отдал носки, которые дочь носила вчера. Когда его спросили о журналистах, согласился на пресс-релиз для вечерних новостей.

«Докажем похитителям, что нам не все равно, – размышлял Рубен. – Да и Донна взбодрится, когда про нас услышит. Может, инспектор в самом деле прав: так больше шансов, что объявится свидетель».

– Теперь у вас нет частной жизни, – предупредил инспектор, собираясь уходить вместе со своим писцом. – Мы, конечно, будем прослушивать все телефонные звонки – с домашнего, мобильного, рабочего – просматривать электронную почту и проверять адреса. Если кто-то кинет вам записку под дверь или обратится напрямую, сообщайте нам.

– Да, конечно.

– Это важно. Мы думаем, с вами свяжутся. Вообще-то дальнейшие действия мы планируем в зависимости от контакта, так что лучше не договаривайтесь с преступниками за нашей спиной. Не мутите воду, и нам будет легче найти Донну.

– Верно.

– Идя на сделку, вы провоцируете других потенциальных похитителей, – добавил инспектор для пущей убедительности.

– Я не стану ни с кем договариваться, не предупредив вас. Донна, конечно, большая озорница, но я люблю ее и хочу вернуть целой и невредимой. На манускрипт у меня тоже другие планы. Но если придется отдать его ради Донны… я согласен – только бы они не забрали и то, и другое.

От мысли, что он может потерять Донну, у Рубена невольно выступили слезы.

– Простите, – он снова утерся мокрым платком.

– Ничего страшного. Обычная реакция любящего родителя, – сочувственно ответил инспектор. – Будьте уверены, Рубен, мы всех на уши поставим, но спасем Донну и поймаем ублюдков. Преступление очень серьезное, похищениями мы занимаемся в первую очередь.

Инспектор и констебль обещали возвратиться к вечеру, если похитители или Донна не выйдут на связь раньше десяти.

Рубен был совершенно разбит. Полицейские советовали позвонить родственникам, друзьям или психологу из службы поддержки. Но ему хотелось только забыться сном.

Заварив себе зеленого чая, он улегся на диван и тихо заплакал. Он потерял Джейн. Неужели потеряет и Донну? В голове проносились образы: Донне сбривают длинные белокурые волосы, отрезают по одному пальцы на руках и ногах, с садистским удовольствием обезображивают лицо. Рубен передернулся, будто съел улитку на листе салата. Но больше всего терзала мысль о групповом изнасиловании его жизнерадостной дочери.

Постепенно Рубен задремал, и ему приснилось, как Донне бреют голову. Ее белая блузка и темно-синий школьный костюм пропитались кровью из пальцев с вырванными ногтями. Рубен видел, как дочь с мольбой смотрит на него. Ее лицо исказилось от боли, когда она потянулась окровавленной рукой за салфеткой, стереть кровь и слезы.

Рубен вздрогнул от ужаса, приглядевшись к салфетке. Это был манускрипт Q, священные слова залиты слезами и кровью. Донна скомкала манускрипт и выкинула сквозь прутья тюремного окна в быструю речку, а тем временем ритмично звонил колокол, возвещая смену тюремных стражников…

Колокол не унимался. Рубен вырвался из ужасного сна в кошмарную реальность. Донна? Он с надеждой прижал трубку к уху.

– Рубен, это ужасно.

Надежда испарилась. Только его не хватало. Ричард.

– Мне позвонили с национального радио, спросили, как я отношусь к похищению твоей дочери. Я в шоке. Бедная девочка. Наши искренние соболезнования. Представляю, как бы мы с женой себя чувствовали, вздумай кто-нибудь украсть нашего мейнкуна. Даже думать не хочется.

– Спасибо, Ричард.

Рубен представил, как у Ричарда крадут призового Маг нификата, чтобы разжиться штукой баксов, продают и переименовывают в Барсика. Он слабо улыбнулся.

– Я так понял, ублюдкам нужен наш манускрипт. Если мы его отдадим, нет никаких гарантий, что они вернут Донну целиком, да?

– Да, если мы отдадим наш манускрипт, нет никаких гарантий, что они вернут Донну целиком, как ты изящно выразился.

Ричард остался глух к сарказму:

– Я хорошо понимаю, что тебе пришлось пережить. Я знаю, что такое стать жертвой невежества и недопонимания. Тебя обозвали нацистом. Какой позор, тебе нельзя с этим мириться. Как солдаты, которые гибли, сражаясь за свободу и демократию, мы платим высокую цену за верность науке, правда?

– Наверное.

– Если я могу помочь, только скажи. Я уже просил похитителей отпустить твою дочь. Передал всем на работе, что случилось, и наказал тебя не тревожить.

– Спасибо за беспокойство, Ричард, – едва выговорил Рубен и бросил трубку. Он невыносим. Как же, волнуется он за Донну. Просто надеется, что я не променяю манускрипт и его мечты о научной империи на ее свободу.

Рубен радовался, что последовал совету инспектора не встречаться с журналистами до появления новой записки. За нарушение эмбарго, согласно пресс-релизу, в дальнейшем Рубен отказывался от любых пресс-конференций и интервью на эту тему.

Инспектор полагал, что любые пресс-конференции и мольбы Рубена перед телекамерами об освобождении Донны надо отложить на потом, если они вообще понадобятся. Он надеялся решить дело раньше.

Полиция вернулась вскоре после того, как Рубен расправился с поздним ужином, больше по привычке, чем утоляя голод.

– У меня новости. Немного, но начало хорошее.

Инспектор рассказал, что собака учуяла следы Донны у китайского посольства, а охранник премьер-министра заметил кое-что необычное: школьницу, похожую на Донну, положившую голову на плечо мужчине на заднем сиденье серого «седана», который вел еще один мужчина.

Инспектор подтвердил, что Донна не появлялась в школе, и никто из друзей ее не видел. Сообщений на сотовый тоже не получали.

По сведениям телефонной компании, сообщение с мобильника Донны прислали из центрального делового района.

– Возможно, Донна там. Или похитители знали, что мы их выследим, и решили нас обмануть, отправив сообщение из города, – добавил полицейский. Потом спросил Рубена, как тот себя чувствует, и снова посоветовал обратиться к психологу.

Вечер тянулся мучительно долго. Рубен пытался читать легкий роман. Сюжет напомнил ему об ухаживании за Джейн после их встречи в университете Доминион, когда Рубен вернулся с учебы в Оксфорде.

Вначале он не обратил на Джейн внимания, потому что искал девушку, похожую на Мириам, с которой мимолетно познакомился в Израиле. Мириам разожгла его романтическое воображение своей кокетливой сексуальностью и манящей красотой. Но Джейн, преподававшая английскую литературу, постепенно завладела его мыслями.

Их соединило не страстное увлечение или идеализированный образ. Любовь выросла из крепкой дружбы, множества споров, уважения и общих ценностей, вскормленная близостью и интимной жизнью. Когда появилась Донна, они наслаждались тем сумбуром, который она внесла в их однообразные жизни, с гордостью показывали ребенка друзьям. Рубен и Джейн сотворили маленькое чудо, которое еще больше их сблизило. Теперь их маленькое чудо попало в беду.

По телу прокатилась волна тошноты, грудные мышцы опять свело. Рубен уже это проходил – когда дежурил у кровати Джейн последние пять дней ее жизни, беспомощный и убитый горем.

Он уронил книгу на пол и снова задремал на диване. На сей раз ему приснилась Джейн. Она тихонько напевала и кормила Донну грудью.

В начале шестого ожил телефон. Родственники и друзья сочувствовали, обещали молиться за них и предлагали всяческую помощь.

Позвонила Эмма, подружка Донны, и расплакалась так, что Рубену пришлось ее успокаивать, заверять, что Донна сильная, неглупая и умеет о себе позаботиться. Он надеялся, что говорит убедительно. В его словах не было лжи. Только вот похитители подтасовали карты в свою пользу.

Бен, приятель Донны, сообщил, что послал ей сообщение, но ответа не получил. К удивлению Рубена, Бен вызвался приготовить ему ужин. Он поблагодарил за любезное предложение, но побоялся, что в таком пришибленном состоянии не сможет как следует принять гостя.

Чуть позже семи в дверь постучали. Анна заключила Рубена в объятия.

– Боже мой, – проговорила она по-русски. – Какой ужас. Я смотрела вечерние новости и думала, что речь о ком-то другом, пока не увидела фотографию Донны. Телевизионщики разыгрывали похищение с другой школьницей там, где Донну запихнули в машину. Не могу поверить, что кто-то мог причинить зло такой милой юной девушке. Я так расстроилась. Тебе, наверное, очень плохо. – Анна отстранилась и со слезами на глазах посмотрела на Рубена. – Тебе кто-нибудь приготовил ужин?

– Я пообедал, спасибо. Нет аппетита.

Рубен не хотел показываться друзьям в таком состоянии. Когда болела и умирала Джейн, он видел, как его эмоциональная трагедия восхищала и даже заряжала остальных. Может, утром ему полегчает, но у него еще оставалась гордость, и не было никакого желания доставлять удовольствие родственникам и друзьям, позволяя сострадать его тревоге и горю.

– Ничего. Я приготовлю нам обоим. Если тебе не захочется, я не обижусь.

– Анна, твои люди связаны с похищением?

В душе Рубен уже обвинил ее боссов. Но инспектору насчет Анны пока не обмолвился, она – единственный черный ход, который мог его привести к Донне и похитителям.

– Ни в коем разе, – по-русски ответила Анна и перевела: —Нет. Они мне ничего такого не говорили. Мне поручено только убеждать тебя, или искать, где спрятан «манускрипт». Я все тебе рассказала.

– За мной или Донной кто-нибудь следил? – Рубен догадывался, что она ответит.

– Нет. Мне ни о ком не сообщали со времени взрыва на газовой заправке… то есть на бензоколонке, – Анна помялась и добавила: —Правда, мне не все говорят. Только то, что мне надо знать. Меня предупредили о «жучках», чтобы я их не выдала по ошибке и подводила тебя ближе во время разговоров. Я тоже думаю, что тебе полагалось их найти.

– И я.

– Меня известили об агентах, которые вас преследовали, потому что ты мог заговорить со мной о них и о тайнике, куда спрятал манускрипт. Но о Донне речи не заходило. Так что я знаю не больше тебя… Прости. Мне очень жаль.

– И мне, – уныло пробормотал Рубен.

– Я в ужасе. Донна такая невинная и милая… Я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Не говори, что у тебя нет аппетита. Это плохо. Донна хотела бы, чтоб ты поел и перестал беспокоиться.

Анна оказалась права. После еды Рубен чуть повеселел. Они пытались разговаривать на разные темы весь вечер. Но каждые пять минут мысли Рубена возвращались к Донне. Анна внимательно слушала, а он рассказывал о первых днях жизни дочери, о том, что она делала, о ее забавных особенностях, открытиях, вспомнил, как неделю назад она помогала ему спасать людей, и предположил, чем занимается сейчас.

Когда они выпили на двоих чайник зеленого чая, Анна уселась на диван рядом с Рубеном.

– Я бы с радостью сняла твою боль, – пробормотала она. – Это ужасно и неправильно. Пусть у меня будут неприятности с боссами из-за того, что я тебе сейчас скажу, – прошептала Анна ему на ухо. – Мне плевать, что случится с манускриптом. Маме необязательно ехать ко мне в Америку. Донна важнее. И твое счастье тоже, потому что я люблю тебя. Поступай так, как тебе подсказывает совесть, и возвращай Донну.

– Обязательно. Спасибо.

– Я бы хотела заняться с тобой любовью. Передать тебе силу своего тела.

– Мне лестно, Анна, очень мило с твоей стороны. Но я слишком расстроен.

– Понимаю. Я тоже. Я с радостью буду ждать, пока ты не почувствуешь то же, что и я. Нам обоим должно понравиться.

Когда Анна ушла, в доме стало тихо, Рубен заглянул в комнату Донны и поплелся в свою спальню, молясь сквозь слезы, чтобы скоро увидеть дочь живой.