Текст книги "Программа"

Автор книги: Грегг Гервиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

35

Из «порша» Фрида, припаркованного на подъездной дорожке дома Таннино, капало масло. Рядом с ним стояли принадлежащие начальнику службы судебных исполнителей «бронко» [26]26
  «Бронко» – марка автомобиля. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]и классический «олдс», [27]27
  «Олдс» – марка автомобиля. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]на котором Таннино ездил по выходным, – желтоватый, с отделанным вельветом салоном. О том, что Фрид раз и навсегда распрощался с семейным бизнесом, свидетельствовал не только протекающий радиатор, но и его обычное водительское удостоверение. Единственным свидетельством былой роскоши были сделанные на заказ номерные знаки.

Фрид и Томас ожидали Медведя и Тима в доме. С ними были Таннино и прокурор Винстон Смит, двумя руками державшийся за поля своей брендовой фетровой шляпы жестом фермера, надеящегося получить заем в банке. Мужчины сидели, утонув в мягкости огромного дивана Таннино, а его жена и сестра шумно суетились вокруг, ставя на стол эспрессо и сладости. Со стоящих на пианино фотографий в красивых рамках смотрели многочисленные родственники Таннино.

Жена Таннино погладила Тима рукой по щеке:

– Тим, дорогой, я не видела тебя со времен… – Она взмахнула рукой с накрашенными ноготками, посчитав, что этот жест служил исчерпывающим объяснением того, что она имела в виду. – Сейчас я вам принесу фиников. Джордж, у меня есть потрясающая штука. – Она была единственным человеком, называвшим Медведя по имени, не считая судей, которые делали это по долгу службы. – Цуккини, которые я приготовила на ужин. Пальчики оближешь. Нет, нет, вы сидите.

Извинения и отказы Тима с Медведем в этом доме просто игнорировали.

Племянница Таннино выбежала из своей комнаты, принарядившаяся и готовая отправиться на свидание. Мужчины вымученно улыбались и старались ее не замечать – она была настоящей красавицей, а бдительности Таннино было не занимать. Они с Таннино поцеловались – быстро чмокнули друг друга в губы, причем в этом жесте не было ничего неприличного.

– Этот парень, с которым она встречается, – Таннино показал на дверь, через которую только что вышла его племянница, – его арестовывали за кражу в магазине…

– Марко, – возмутилась его жена, протягивая Медведю тарелку, – ему было тогда одиннадцать.

Медведь воспользовался тем, что она отвлеклась, быстро сбросил вырезанный в форме цветка кусок цуккини в салфетку и сунул его в карман.

Сестра Таннино оставила подставки для салфеток, которые как раз расставляла на столе, и скрестила руки на груди:

– Винстон, выпей свою самбуку. [28]28
  Самбука – итальянский ликер с ароматом аниса. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]

– Спасибо, но я…

Она вздернула бровь, и Винстон тут же сделал то, что она просила. Она не сводила с него взгляда до тех пор, пока он не осушил свой стакан с дикой гримасой на лице.

Ко всеобщему облегчению Таннино заявил:

– А сейчас мы пойдем обратно в кабинет.

– Марко, – запротестовала его жена, – твои гости ведь еще не поели.

Таннино развел руки и сделал какое-то странное поглаживающее движение в воздухе. На этом все споры были закончены. Мужчины встали и, как отряд скаутов, гуськом пошли за ним по тускло освещенному коридору, по стенам которого были развешаны мрачные полотна с изображением святых, безропотно сносящих жуткие мучения. Двери кабинета захлопнулись, и они наконец-то оказались в безопасности.

Таннино щелкнул пальцами. Медведь протянул ему салфетку, в которую спрятал злосчастный цуккини, начальник службы судебных приставов открыл окно, свистнул одного из своих ретриверов и вытряс содержимое салфетки на землю.

Мужчинам понадобилась минута, чтобы прийти в себя и приобрести свою обычную самоуверенность после атаки жены и сестры Таннино.

Таннино показал Тиму на старый кожаный диван, сел рядом с ним и окинул его взглядом, полным то ли облегчения, то ли отеческой гордости:

– Я рад, что с тобой все в порядке.

Винстон и Фрид поддержали Таннино, Томас кивнул.

Тим вынул из кармана куртки неподписанную видеокассету и бросил ее на диван:

– Когда выдастся свободная минутка, взгляните на это. Это видео с начальной стадией внушения. На следующей стадии Программы Беттерс может уже управлять людьми, не присутствуя при этом лично.

– Девочка, – сказал Таннино. – Что с девочкой?

– Утром мы встречаемся с ее родителями.

Винстону вдруг вспомнилась самбука, и ему стало не по себе:

– Что ты сумел нарыть на Беттерса?

Тим рассказал обо всем, стараясь не упускать ни малейшей детали, честно повествуя о тех моментах, когда сам попадал под действие Программы. Томас, казалось, смягчился к тому времени, как Тим закончил перечисление своих унижений. Когда человек их профессии ради пользы дела шел на то, чтобы позволить другим оскорблять его достоинство, это могло усмирить самое сильное негодование коллег.

Медведь, сидевший возле телевизора с большим экраном, опершись на руки, прогудел:

– Дайте нам ордер на обыск, и мы поедем надерем этим уродам задницу.

Государственный обвинитель неохотно выступил в очередной раз в привычной роли гонца, принесшего дурную весть. Он сказал слегка резковатым тоном, как бы защищаясь:

– Мне нужны более весомые доказательства. – Винстон поднял руку, чтобы остановить обрушившийся на него со всех сторон поток возражений и протестов. – Вы просите меня выдать ордер на обыск, который серьезно обострит и без того неустойчивую ситуацию. Эта секта базируется на отдаленной территории, и в ее состав входят вооруженные люди. Да для того чтобы привести этот ордер в исполнение, потребуется целая рота. Мы не можем просто послать туда пару приставов, чтобы они позвонили в дверь и осмотрелись.

Таннино потер веки большим и указательным пальцами – недобрый знак.

Винстон продолжал:

– Вспомни, Рэкли, ФБР уже сделало нечто подобное и в результате получило кучу судебных исков, которые не может разгрести до сих пор.

– Убили девушку. Я могу дать показания. Я очевидец этого преступления.

– А ты видел, как ее застрелили?

– Я слышал выстрел.

– Да в ту ночь была гроза с громом и молниями.

– Когда собаки выбежали из-за деревьев, у них были влажные блестящие носы.

Винстон обхватил руками колено:

– Значит, это были здоровые собаки.

– В лес вошли три человека. Вышли только два.

– Мы признаем обвиняемых виновными в этом преступлении, Ваша честь.

Тим с раздражением повернулся к начальнику службы судебных исполнителей:

– Нужно обыскать там все с нашими собаками, натренированными искать трупы.

– После дождей в дикой местности нам понадобится на это очень много времени. – Голос Таннино звучал мягче, чем голос Винстона, в нем слышалось больше сожаления. – Мы не можем просто так войти туда маршем и разбить на их территории лагерь на пару дней. Для того чтобы сделать это, нам нужны очень веские основания.

– Послушай, Рэкли, – обратился к нему Винстон. – Конечно, мы все понимаем, что, вероятнее всего, девушку убили. Но это не имеет никакого значения. Необходимы достаточные основания или конкретные улики, чтобы организовать такой рейд. Ты не узнал ничего такого, на чем можно строить дело. Нам нужны хоть какие-то основания для того, чтобы его завести.

– Ли сказала мне, что Нэнси постоянно принуждали идти на сексуальный контакт.

– Домыслы, ничем не подкрепленные.

Медведь вклинился:

– А как насчет записей в папках с названием «Отработанный материал»? Все, кто ушел из Программы, либо покончили жизнь самоубийством, либо пропали, либо загремели в дурдом.

– Это их систематическая линия поведения, – поддержал Медведя Тим. – Ни один человек, способный разоблачить Программу, не выходит оттуда целым и невредимым. ТД не станет так рисковать. Уж на этой фазе точно не станет.

– И опять же к делу тут подшить нечего, – возразил Винстон. – Вы можете потом поискать сведения об этих людях…

– Я уже это сделал, – снова встрял в разговор Медведь. – Не считая Реджи Ронделла и… – он полистал свой блокнот, – Уэйна Топпинга, которого Фрид все еще проверяет, мы проверили весь архив ТД. Его данные верны для всех, кого он отнес к «Отработанному материалу».

– Вести досье на покинувших ряды организации членов не является преступлением. А то, что эти люди пропали, ни для кого не новость. Они считаются пропавшими еще с тех пор, как вступили в секту. Если бы мы сумели легально определить природу и источник компьютерных файлов с пометкой «Отработанный материал», то, возможно, смогли бы построить на этом дело. Но имя и статус на листочке бумаги? Нет, здесь все по нулям.

– А мы не можем задержать его за физическое насилие? – спросил Тим. – Комната роста – это настоящая ритуальная пытка. Так же, как и длительное лишение людей сна.

– Ты хочешь, чтобы мы подняли по тревоге спецотряд по проведению арестов только из-за того, что кого-то щипнули за руку или не дали кому-то выспаться?

– Да брось. Ты прекрасно знаешь, что здесь есть законные основания для предъявления обвинений в физическом насилии, – сказал Тим.

– Насилии над кем? Ты хочешь, чтобы сами жертвы свидетельствовали на суде против нас? Почитай «Переполох». [29]29
  «Переполох» – бестселлер, написанный прокурором Винсентом Буглиоси, в котором речь идет о ритуальном убийстве актрисы Шэрон Тейт, совершенном в 1969 году Чарльзом Мэнсоном. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]Получишь представление о том шуме, который поднимется в обществе, если мы сделаем эту глупость, – отрезал Винстон.

– Но ведь Буглиоси сумел добиться обвинительного приговора для Мэнсона и его людей.

– Ага, сумел. Ценой процесса длительностью почти десять месяцев и стоимостью девять целых одна десятая миллиона долларов 1971 года. К тому же здесь у нас нет мертвой Шэрон Тейт, которой можно было бы воспламенять массы и будить их праведный гнев.

– Но у Беттерса охват намного шире, чем у Мэнсона. К концу следующего месяца он будет вести свою деятельность в шести штатах, – попытался убедить его Тим.

– И по всем признакам он будет это делать в соответствии с действующим законодательством. – Винстон откинулся на спинку дивана и сложил руки на коленях. – Мы не можем использовать в качестве доказательств ничего из того, что ты нарыл в его офисе. Беттерс с полным основанием полагает, что там он имеет право на некоторую конфиденциальность.

– Да ладно тебе, Вин, – сказал Таннино. – Ты ведь и сам знаешь, как это все делается. Я сам сказал Рэкли, чтобы он…

– Я не хочу ничего знать об этом. – Винстон изобразил приступ глухоты, потирая уши. – Похоже, у меня временные проблемы со слухом.

Тим спросил напрямик:

– Ты не можешь построить дело ни на чем из того, что я тебе принес?

– Ты показал отличный пример оперативно-следственной работы. Но если мы пойдем с этим в суд, то добьемся только того, что поднимется протестная волна движений и организаций, вопящих об ущемлении их прав. Никакого толку из этого не выйдет. Ордер на обыск раздавят, все улики отбросят в сторону, как гнилые яблоки. – Винстон устало улыбнулся и сказал то ли в шутку, то ли всерьез: – Ну как же, наш старый враг – Четвертая поправка к Конституции.

Тим почувствовал, как его уверенность начала таять. Он был благодарен Фриду за то, что тот вступил в разговор:

– У нас есть доказательство того, что Беттерс обманом заполучил десятки миллионов долларов.

– И в чем состоит этот обман? Это мошенничество? Из того, что я здесь слышал, я могу заключить, что Беттерс не использует никакую схему или прием. Они отписывают ему состояния просто потому, что он просит их об этом. Это их право.

– Можно заявить об их ограниченной дееспособности.

– Идиот, которому промыли мозги, не подпадает ни под одно юридическое определение ограниченной дееспособности. А даже если и так, кто станет выдвигать эти обвинения? Уж точно не верные слуги Беттерса. Мозги у них промыты очень профессионально. Я вообще не вижу здесь оснований для работы гособвинителя. Все, о чем мы с вами говорили, находится в ведении штата. И, поверьте мне, местный прокурор, у которого и так дел невпроворот, не больше меня захочет повесить на себя такой подарочек.

– А как насчет хранения оружия? – спросил Томас.

– Рэкли не нашел там ни мечей, ни гранат, ничего запрещенного. Беттерс может хранить у себя кучу огнестрельного оружия, если оно не фигурировало в каких-нибудь преступлениях.

– Бьюсь об заклад, все оружие у него зарегистрировано, – пробормотал Томас.

– Мы не можем рисковать, полагаясь на судьбу и надеясь вопреки очевидному, что это не так, – заметил Винстон.

У Тима пересохло во рту:

– Короче, ты не захотел выдать мне ордер на использование средств наблюдения, а теперь не хочешь открывать дело потому, что у меня недостаточно улик.

– Ну да, что-то вроде того, – Винстон помолчал, словно этот парадокс был непреложной и неоспоримой истиной. – Понимаешь, Рэкли, у нас есть законы. Они не идеальны, но других пока не придумали. И даже если начальник службы судебных приставов и прокурор и решили бы позволить себе немного вольное толкование, то ты уж точно не тот пристав, которому… – он осекся. – Послушай, ты отлично поработал по этому делу. Я не меньше тебя расстроен тем, что мы ничего не можем сделать. Я понимаю, что выступаю здесь в роли злодея, когда говорю, что пройдет в суде, а что нет. Но в последнее время нам приходится действовать очень осторожно. Защитные механизмы Конституции сильно проржавели под влиянием множества различных современных течений, и я не хочу в данном случае являться козлом отпущения, который будет отдуваться за всех. Мы все здесь в одной лодке – мы должны защищать репутацию Министерства юстиции и Службы судебных приставов. В таком деле один неверный шаг – и начнется такое: пресса развопится по всему миру; приспешники ТД будут с пеной у рта доказывать, что верблюды мы, а не он; правозащитники будут отстаивать священное право каждого человека делать с собой все что угодно, любую хрень, которая только ему в голову взбредет.

Тим взглянул на Медведя, который заочно окончил юридический факультет и в этом смысле имел перед ним преимущество. Медведь тихо выругался и провел ладонью по своей мощной шее. Не такой реакции Тим от него ожидал – он хотел, чтобы в ситуацию была внесена предельная ясность.

– Послушай меня, – сказал Таннино, – Терренс Беттерс настоящая заноза, которая все время раздражает федеральное правительство. За ним охотится налоговая, Министерство обороны давно имеет на него зуб, да и ФБР тоже. Я больше всего на свете хочу надрать ему задницу, но я не могу рисковать и лезть туда, зная, что мне от этого толку не будет, а будет только хуже, потому что у меня на него ничего нет.

– Когда имеешь дело с такими умными парнями, как Беттерс, иногда случается, что на то, чтобы их прижать, нужно затратить слишком много ресурсов, так что это вообще того не стоит. – Винстон встал и два раза быстро хлопнул рукой по своей шляпе, стряхивая с нее пылинки. – Вот тебе мой совет: вытащи девочку и забудь об этом. Не давай Беттерсу поводов к началу войны. Дай ему свободу действий и просто подожди. – Он кивнул Таннино. – Пожалуйста, поблагодари жену от моего имени за выпивку. – Винстон вышел и заботливо прикрыл за собой дверь.

В комнате воцарилось мрачное молчание.

– Мне жаль, сынок, – вокруг рта и глаз Таннино собрались морщинки. Когда ему приходило по локоть влезать в бюрократические процедуры, он всегда выглядел старше своего возраста. – Похоже, тут мы больше ничего поделать не сможем.

Тим коротко кивнул и поднялся.

– Рэкли, мне нужно…

– Да, конечно. – Тим вынул из кармана значок. – Я очень ценю, что имел возможность снова поработать с вами.

Фрид был занят вдумчивым изучением ковра, даже Томас неловко кашлянул.

Тим протянул значок Таннино, который принял его с кислой физиономией. Потом Рэкли вынул из кобуры «Смит-энд-Вессон», положил его на стол, пожал всем руки и вышел.

Дрей сидела на надувном матрасе, Ли спала рядом с ней, одной рукой обняв Дрей за живот. На полу возле старой магнитолы валялась скомканная тряпка с кровавыми разводами.

Когда Дрей увидела Тима, остановившегося в дверном проеме, она ловко вывернулась из-под руки Ли. Та только застонала и зарылась лицом в простыни: ее кожа блестела от пота.

– Может, тебе просто раскрыть ее? – прошептал Тим.

– Она любит, чтобы ей было жарко. – Дрей нажала на магнитофоне кнопку обратной перемотки. – Ты устроил встречу?

– В девять часов в отеле у Реджи. Что это?

– Я убедила Ли записать на магнитофон сообщение, которое она должна оставить ТД на автоответчике в семь утра, чтобы она могла спокойно поспать. Я встану утром, наберу номер и прокручу запись. – Когда Дрей с Тимом вышли в коридор она наконец заметила, какое у него застыло на лице выражение. – В чем дело?

Он жестом попросил ее пройти с ним в ванную. Пока Тим принимал горячий душ, Дрей сидела на крышке унитаза и слушала его. Она почти ничего не сказала: тут и говорить-то было нечего.

Тим лег в постель, а Дрей уткнулась носом в книгу – это был ее обязательный к выполнению ритуал на сон грядущий. Продолжая читать, она потянулась к нему и взяла его за руку. Тим смотрел на сейф с оружием, на потолок, на темные листья, мягко постукивающие по стеклу за окном.

Не отрываясь от очередной страницы, Дрей сказала:

– Она очень хрупкая.

36

Проходя по коридору, Тим слышал тихий голос Дрей. В сероватом утреннем свете полированная поверхность стойки тускло переливалась.

Ли сидела, наклонившись над миской разноцветных кукурузных хлопьев, ее рука исправно отправляла в рот внушительные порции питательных злаков. Несмотря на то что вот уже двадцать часов Ли имела неограниченный доступ на кухню, она все еще ела, как сирота из зоны военного конфликта. В компании с Ли и Дрей Тим начинал смущаться из-за своего слабого аппетита.

На Ли была надета любимая водолазка Дрей еще со времен ее обучения в Академии. И когда у Ли молоко потекло по подбородку, она вытерла его рукавом: самое интересное, что Дрей ни словом об этом не обмолвилась. Кожа Ли приобрела здоровый розоватый оттенок, волосы блестели и были аккуратно причесаны так, что прядки на лбу закрывали ссадины.

– Доброе утро, – одновременно сказали Ли и Дрей.

Тим выдавил из себя улыбку. Он ощущал внутри жуткую пустоту с того самого момента, как вчера отдал Таннино значок, и никак не мог избавиться от этого ощущения:

– Готова?

Ли глубоко вздохнула.

Дрей проглотила утреннюю дозу витаминов, вытряхнула из баночки еще столько же и протянула их Ли:

– Возьми сок и выпей это.

Ли встала и заглянула в холодильник:

– Апельсиновый или яблочный?

– Какой хочешь.

Ли воззрилась на Тима так, как будто он заговорил с ней по-китайски. Потом еще раз заглянула в холодильник и снова перевела взгляд на Дрей и Тима. Она явно воспринимала это как кризисную ситуацию:

– Скажи какой.

– Давай, Ли, выбери сама.

Ли неуверенно потянулась к одной коробке, к другой, затрясла головой и заплакала.

Дрей встала, вынула пакет апельсинового сока и налила ей стакан.

– Если мы напрямую начнем критиковать секту, она либо замкнется, либо утопит нас в море догматов, – сказал Бедерман. – А вот если мы сосредоточимся на контролирующих аспектах работы секты, это поможет нам продвинуться вперед. Но все выводы она должна делать сама.

Тим сидел рядом с ним на кровати, которую придвинули к стене, чтобы расставить стулья кругом в освободившейся части комнаты. Реджи сдвинул мусорное ведро и устроился прямо на полу, прислонившись спиной к углу с коричневым бумажным пакетом на коленях. После беглого осмотра мебели, которой был обставлен номер мотеля, Эмма решила вообще не садиться. Она стояла, напряженно выпрямившись, посредине потертого ковра. Когда она знакомилась с Реджи, Эмма взяла его руку тремя пальцами, стараясь как можно меньше касаться его ладони при рукопожатии, как будто ее заставили взять в руки использованный подгузник. Уилл стоял лицом к полупрозрачным занавескам, почти не закрывающим окно номера. Снаружи большая мусоровозка подцепила мусорный бак и вскинула его высоко в воздух, свернув клешню, как гигантский скорпион, издающий устрашающие бряцающие звуки. Мусоровозка опустошила бак и начала медленно и шумно опускать его на место.

– Не могли бы вы повернуться, – попросил Бедерман.

Уилл резко крутанулся, сжимая в руках пластиковый стаканчик. На подоконнике валялись две пустые маленькие бутылки «Абсолюта» из мини-бара, тут же были разбросаны пустые крышки. Хотя Уилл и воздержался от того, чтобы надеть галстук, он все равно выглядел слишком официально в своем костюме – его вид вызывал легкую иронию.

Бедерман спокойно рассматривал его через свои очки в тонкой проволочной оправе:

– Мы должны помочь ей живо представить себе картину счастливого будущего, которое ожидает ее вне секты.

Реджи, у которого вихры волос налезали на глаза, широко развел руки и сказал:

– Аминь!

– Мы должны создать у нее впечатление, что она контролирует ситуацию. Реджи правильно сделал, решив сесть на пол. Так мы не будем выглядеть угрожающе.

– Мне бы не хотелось садиться на пол, – сказала Эмма.

– Может быть, вы могли бы присесть на стул? – Бедерман махнул рукой в сторону Уилла, который подошел к бюро и оперся на него с важным видом. – И вы тоже.

Эмма отряхнула сиденье стула и примостилась на самый краешек:

– У меня такое ощущение, что я ее больше не знаю. Если она даже и придет, это будет все равно что разговаривать с незнакомым человеком.

– Вам нужно будет пройти курс специальной терапии, – сказал Бедерман. – Всем вам.

Уилл остался на ногах:

– Да откуда у этого города такая любовь к психоаналитикам?! Здесь это все равно что в парикмахерскую сходить. – Он осушил свой стаканчик и бросил его в корзину. – Я за пятьдесят восемь лет своей жизни ни разу не ходил к психотерапевту…

– Просто невероятно, – вставил реплику Реджи.

– …и не собираюсь начинать делать это из-за того, что моя падчерица забила себе голову всякой чепухой.

– Насколько я понимаю, Ли ваша дочь, – уточнил Бедерман. – Вы ведь ее удочерили.

Тим спросил:

– Неужели ради спасения вашей семьи вы не можете пойти на эту жертву? Вам всего-то и надо будет раз в неделю час проторчать в кабинете с кондиционером и поговорить о вашей матери.

Лицо Эммы вдруг посуровело:

– Иногда я думаю, что для всех нас было бы лучше, если бы мы просто позволили ей жить так, как она хочет.

Уилл напрягся:

– Эмма.

В дверь постучали, и Дрей заглянула внутрь:

– Готовы?

Бедерман кивнул. Дрей распахнула дверь, терпеливо глядя куда-то за косяк. Прошло не меньше минуты, прежде чем Ли вошла в комнату. Дрей тихо удалилась, закрыв за собой дверь.

Ли провела рукой по лицу, заправляя за ухо выбившуюся прядку волос, и отважилась наконец взглянуть на родителей:

– Привет.

Эмма не сумела сдержать судорожный вздох. «Интересно, – подумал Тим, – как бы она отреагировала, если бы увидела Ли до того, как та привела себя в относительный порядок». Уилл снова вернулся к наблюдению за манипуляциями мусоросборщика. Во взгляде Ли, обращенном к ее отчиму, Тим почувствовал отчаянное желание заслужить его одобрение.

– Привет, Уилл.

– Повернитесь к своей дочери и посмотрите на нее, – сказал Бедерман.

Чуть согнувшись в талии, Уилл прикрыл лицо рукой и пару секунд постоял так. Когда же он повернулся, его глаза блестели влажным блеском, но лицо сохраняло обычное непроницаемое выражение:

– Ли.

Какое-то время они смотрели друг на друга так, словно в комнате никого больше не было.

– Меня зовут Глен, а это Реджи. Мы пришли сюда вместе с твоими родителями, потому что хотим узнать о тебе больше…

– Почему мои родители здесь?

Эмма сидела на стуле не шевелясь. Ее лицо вытянулось и побледнело. Руки Уилла беспокойно двигались, словно в поисках стакана с водкой.

– Ну, – наконец сказал Бедерман, – потому что они тебя любят и волнуются за тебя.

Ли не спускала глаз с Уилла:

– Это правда?

– Да, правда, – сказал Уилл. – Господи, Ли. Это было ужасное время для нас. Твоя мать…

– Простите, что осложнила вам жизнь.

– …ты вот так просто наплевала на все и сбежала и…

– Мистер Хеннинг. – В голосе Бедермана слышалась злость родителя, которого ослушалось дитя, и непререкаемый авторитет. Как не удивительно, но Уилл замолчал. У него был такой вид, как будто его и самого шокировал тот факт, что он послушался.

Бедерман снял очки и протер их о рубашку, сначала одно стеклышко, потом другое.

– Не хочешь войти и присесть, Ли? – Он указал на один из стульев. Она села, и все последовали ее примеру, за исключением Реджи, который так и остался в своем углу. Вид у него был такой, как будто его сейчас вырвет.

– Я люблю Программу, – сказала Ли. – Это самое важное из всего, что случалось в моей жизни…

– Это ты сейчастак думаешь, – откликнулся Уилл.

Бедерман снова заставил его замолчать, сделав предостерегающий жест, и сказал Ли:

– Я это понимаю. И мы хотим подробнее обсудить это. Но мы хотим также услышать и о том, что тебе не нравится в Программе.

Ли покраснела:

– Нет ничего такого, что мне не нравится.

Уилл весь скривился:

– Ей промыли мозги. Конкретно промыли…

– Это неправда.

Бедерман бросил суровый взгляд на Уилла, прежде чем снова повернуться к Ли:

– Но ведь в мире не бывает ничего идеального, правда?

– Так мне говорили, – тихо сказала Ли.

Бедерман попросил ее перечислить несколько положительных аспектов Программы. Уилл и Эмма ерзали на своих местах во время ее рассказа, но не перебивали. Порасспрашивав Ли о том, что ей нравилось в этой группе, Бедерман вернулся к своей прежней линии:

– А какие у Программы есть недостатки?

– Я думаю… я думаю, она недостаточно быстро распространяется.

Уилл издал возмущенный сдавленный возглас и изо всех сил сжал зубы.

– Хорошо, – сказал Бедерман. – Это честный ответ.

Ли с силой почесала свою сыпь сквозь ткань водолазки Дрей:

– И может быть… может быть, мне хотелось бы, чтобы она была более снисходительной. – В глазах Ли мелькнула паника. – Но это всего лишь моя слабость…

– Нет, – возразил Бедерман, – это тоже прекрасный ответ. – Он провел рукой по своей аккуратной бородке. – А есть что-нибудь, что заставило бы тебя задуматься об уходе из Программы?

Ответ последовал немедленно:

– Нет.

– Совсем ничего? Ну же, используй свое воображение. Это необязательно должно быть что-то реальное. Например, представь, что ты узнала, что они планируют массовое самоубийство или собираются заняться распространением детской порнографии.

– Или истреблением коренной народности Гватемалы? Это невозможно. ТД на это не способен, как и все мы.

Уилл издал раздраженное восклицание, а Бедерман только улыбнулся:

– Хорошо, хорошо. – Он несколько раз задумчиво кивнул. – Если бы ты никогда не встретила ТД – если бы ТД и Программы вообще не существовало и ты могла бы заниматься тем, чем хотела, что бы ты стала делать?

Ли покусала нижнюю губу, несколько минут подумала и так подвинулась на стуле, что теперь практически балансировала на одном бедре. Ее глаза наполнились слезами, и она сказала дрожащим шепотом:

– Не думаю, что хочу сейчас отвечать на этот вопрос.

Уилл сказал:

– Мы все собрались здесь для того, чтобы ты отвечала…

– Мы пригласили ее. Она пришла сюда по нашему приглашению, и она имеет право задавать нам вопросы, а не только отвечать на те вопросы, которые мы задаем ей. – Голос Бедермана звучал все так же мягко, но в нем появились какие-то новые едва уловимые нотки. Похоже, Уилл все-таки наткнулся на человека, не уступающего ему по жесткости натуры.

Взгляд Ли стал холодным:

– Вы ничего не знаете о ТД. Он знает, что нужно людям. Вы просто слишком слабы, чтобы понять это.

В своем углу Реджи вдруг резко поднял голову. Он сидел так тихо, что Тим почти про него забыл:

– Я тоже так думал, – сказал Реджи. – Правда.

Ли повернулась на стуле, чтобы видеть его. Ее губы зашевелились, но она ничего не сказала.

Реджи откинулся назад, вжимаясь плечами в стену, словно хотел с ней слиться:

– Да, я тот единственный счастливчик, который выбрался оттуда. И вот что я тебе скажу: если бы ты была избранной, ты бы стала вести себя так, как ведет себя он? Ломать людей через коленку? Забирать у них все деньги? Заставлять девственниц будить себя по утрам, руками доводя до оргазма?

Эмма вся обмякла на стуле. Уилл напрягся:

– Это правда? Пока мы с ума сходили, сбивались с ног в поисках, ты торчала на ранчо и мяла член какому-то фальшивому мессии? – Эмма застонала, и Уилл положил руку ей на плечо, стараясь успокоить. Ли отвела взгляд. – Господи, – продолжал он, – да ты хоть подумала, как мы волновались…

– Нет, я не думала о вас. Ни об одном из вас. Я в первый раз в жизни думала о себе и о том, чего я хочу. – Ли взглянула в лицо своей матери. – Я не обязана перенимать ваши слабости.

– Перенимать наши слабости? – Уилл дошел до точки кипения и перешел ее. – Ты говоришь, как робот. То, чем ты там занимаешься, Ли, не имеет никакого отношения к силе. Это просто лень. Ты слишком ленивая, для того чтобы иметь дело с реальным миром.

– Слушай, папаша, – сказал Реджи, – когда ты в последний раз поднимал свою задницу с кровати в шесть утра и работал двадцать часов в сутки?

– Ты явно очень мало знаешь о кинопроизводстве. Я делал это много раз. И это чуть посложнее, чем пялиться на аквариум с рыбками в придорожной хибаре, куда приезжают по большей части для того, чтобы перепихнуться по-быстрому. То, что происходит на этом «ранчо», это уж точно не работа. Это проявление незрелости.

– Не нападай на него, – сказала Ли.

Бедерман тоже начал протестовать, но в разговор вмешалась Эмма, демонстрируя мягкость, благоразумие и полные раскаяния глаза:

– Ты никогда не отличалась особой проницательностью, Ли.

Ли тяжело вздохнула:

– Все так, как он меня и предупреждал.

Лицо Уилла исказила гримаса отвращения:

– Что это значит? Что тебе говорил Учитель?

Ли наклонила свою тонкую шейку, внимательно изучая ковер под ногами:

– Что вы будете оскорблять меня и мой опыт. Что вы будете орать, вместо того чтобы выслушать меня.

Уилл пару секунд издавал какое-то невнятное шипение, подбирая слова:

– Ты не оставляешь нам выбора. Ты несешь несусветную чушь, которую тебе вдолбили в голову, – эту чушь невозможно слушать. До тебя невозможно достучаться.

– А как насчет тебя самого, Уилл? Полдня ты проводишь с бутылкой, заливаясь спиртным, а остальную половину лижешь задницу агенту Колина Фаррела. [30]30
  Колин Фаррел – голливудский актер. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]И ты называешь это жить в реальном мире и вести себя зрело? – Ли повернулась к Эмме, которая сидела, сжавшись на своем стуле, судорожно теребя руками концы своего шелкового шарфика: – Или, может, тыбудешь учить меня разумному поведению? Да все святые мученики просто скоты по сравнению с тобой! Для тебя люди вообще не существуют, они представляют собой исключительно источники неприятностей.

Уилл достал из кармана сотовый телефон и нажал кнопку. Мускулы на его влажном от пота лице дрожали:

– Я не собираюсь сидеть тут и выслушивать хамские замечания в свой адрес. Не так просто было быть твоим отцом. Можешь обвинять нас в чем угодно, но это ты приняла глупое, опасное решение. То, что ты делаешь, просто глупо, Ли. И все в этой комнате знают, что я прав. Нам просто приходится притворяться, чтобы задобрить тебя и убедить…