Текст книги "Повести и рассказы (ЛП)"

Автор книги: Говард Фаст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 57 страниц)

Когда я путано бормотал слова благодарности, мои губы предательски дрожали.

– За что? За то, что нашли дурака? Думаете, мне это приятно?

– За то, что вы спасли жизнь моей дочери.

– Бросьте, Кэмбер! Пора вам становиться мужчиной. Это будет вашей первой проверкой.

– Позвольте мне хоть заплатить вам! – спохватился я.

– Вали отсюда, молокосос, пока я не передумал! И ещё учти, Кэмбер когда хочешь кого-то подкупить, не предлагай полсотни баксов! Впредь приходи с нормальными деньгами.

Я отошел по причалу на дюжину футов, когда Маллиген окликнул меня:

– Кэмбер!

Я обернулся.

– Еще кое-что, Кэмбер. Сегодня ночью…

– Да, сэр?

– Сегодня ночью позабудь про свою интеллигентность. Хватит причитать над своими обидами. Разозлись, Кэмбер! Покажи им, где раки зимуют!

Я кивнул и зашагал прочь.

9
ШЛАКМАН

Алиса встречала меня, стоя у окна. Дождавшись, пока я припарковал машину у входа, она открыла дверь и – порывисто бросилась мне на грудь.

– О, Джонни, как я тебя заждалась. Мне показалось, что прошла целая вечность. Почему ты так задержался?

Я поцеловал её и мы ещё немного постояли, тесно прижавшись друг к другу. Я пообещал, что непременно обо всем расскажу. Чуть позже.

– Но тебе хотя бы удалось взять лодку?

– Да, – кивнул я. – Лодку я взял.

– Слава Богу. Знаешь, Джонни, мы ведь с тобой ещё ничего не ели.

– Я совсем не голоден. Да и потом у меня сейчас кусок в горло не полезет.

– Я открыла банку сардин с помидорами. Съешь хоть что-нибудь, Джонни.

– Нет-нет, я не могу. Звонил кто-нибудь? Я имею в виду…

– Нет, – помотала головой Алиса. – Было всего три звонка. Но не от них. Странно все-таки устроены люди: они каким-то образом пронюхали, что у нас что-то неладно. Снова звонила Дженни Харрис, за ней – Фрида Гудман и наконец – Дейв Хадсон.

Я насторожился.

Уже на полпути в кухню Алиса обернулась и сказала:

– Он был очень встревожен, Джонни.

На кухонном столе уже были расставлены тарелки и кое-какая нехитрая снедь. Пахло свежесваренным кофе.

– Сядь, – сказал я. – Выпей хотя бы кофе. А что встревожило Дейва? Надеюсь – не мой чек?

– Нет, Джонни – не чек.

Тогда я рассказал ей про спортивные пистолеты. Алиса выслушала и вздохнула.

– Бедный Джонни.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы меня жалели, – раздраженно выпалил я.

– А что бы ты сделал с этим пистолетом?

– Сам не знаю. Я ведь никогда ещё ни на кого не злился по-настоящему. Что бы со мной ни случалось, я всегда винил самого себя. Занятно вышло, когда я впервые увидел этого Маллигена, владельца лодочной станции – ну ты знаешь, да? Так вот, раньше я бы сказал себе: «это смутьян – держись от него подальше». Я ведь всегда страшился таких людей и сторонился их, как чумы. Так вот, этот Маллиген в качестве напутствия пожелал мне, чтобы я разозлился. Всю обратную дорогу я размышлял над его словами. Ты понимаешь, что я имею в виду, Алиса?

Чуть помолчав, она ответила:

– Кажется, понимаю, Джонни. Но, с другой стороны, все это случилось уже после того, как ты пытался купить пистолет у Дейва.

– Да, это верно. Я был тогда сам не свой.

– Джонни, зачем тебе сдался этот пистолет? Нас ведь уже не изменишь. Что бы ни случилось с Полли, мы с тобой останемся прежними. Или ты считаешь, что ты способен прицелиться и хладнокровно выстрелить в живого человека?

Я взвесил её слова, прежде чем ответил:

– Нет, не могу.

– Я рада, – кивнула Алиса.

– Что от меня мало толку в такой передряге? Что я вообще ни на что не годен?

– Что ты такой, какой есть.

Тогда я выложил ей все про Ленни и про красный «мерседес». Не утаив ни слова. Выслушав мою исповедь, Алиса, должно быть, с минуту, а то и две, молчала. То, о чем она потом спросила, неприятно меня поразило. Алиса пожелала знать, какие чувства я питаю к Ленни Монтес.

– Никаких. Абсолютно никаких.

– Ты ведь мог силой затащить её в полицию, – медленно произнесла Алиса. – Мисс Климентайн хорошо разглядела её, когда она приезжала за Полли. Неужели это не пришло тебе в голову, Джонни? Или – пришло?

– Нет.

Никогда прежде мне не приходилось видеть на лице Алисы такого выражения – ужаса, перемешанного с презрением.

– Клянусь тебе – я этого просто не сообразил. Ей-богу, Алиса, я даже не подумал, что мисс Климентайн может опознать Ленни.

– Неужели, Джонни?

Слезы отчаяния, гнева и безнадежности навернулись мне на глаза.

– Нет, нет и ещё раз – нет! Что я, по-твоему – совсем чудовище?

– О, Джонни, я больше не знаю, что и думать.

– Как бы я ни поступил, – попытался оправдаться я, – ведь Полли все равно осталась бы у них.

– Джонни, Джонни, неужели ты не понимаешь – но ведь она-то оказалась бы у нас в руках! Твоя стерва! У нас наконец была бы козырная карта, с которой мы могли бы обратиться в полицию и покончить с этой шайкой.

– Что ты пытаешься этим сказать? – выкрикнул я. – Что я собственноручно подписал смертный приговор нашей дочери? Ты к этому клонишь?

– Нет, Джонни, я этого не говорила.

– Ты совсем безжалостная, Алиса.

– Ты сам не хочешь, чтобы тебя жалели.

Мы молча сидели в гостиной, следя за бегом часов и ведя собственный мучительный отсчет времени. Мы просидели так около двадцати минут, но это были самые томительные и страшные минуты в моей жизни. Ничто не могло сравниться с безудержным и агонизирующим отчаянием, которое охватило меня в те минуты. Только что состоялся суд, признавший меня виновным в преступной небрежности. Приговор – убийство собственной дочери – я вынес себе сам. Поставьте себя на мое месте – и вы поймете, каково было мое состояние в эти двадцать минут.

Алиса это прекрасно понимала. Она не пыталась хоть как-то ослабить мое бремя – это было бы бесполезно, – но через двадцать минут вдруг нарушила молчание и произнесла, как бы между прочим:

– Знаешь, Джонни, пока тебя не было, я все время ломала голову над загадкой исчезновения ключа…

Я промолчал, а она продолжила:

– И, мне кажется, я поняла, кто его взял.

– Ты это поняла?

– Думаю, что да. Точно я не уверена. Но, чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь в своей правоте.

– И кто же его взял, Алиса?

– Полли.

– Полли?

– Да. После того, как ты мне позвонил утром, я положила его на кухонный стол, а сама вышла в гостиную. Полли оставалась на кухне. Она видела, как я положила ключ на стол. Она ещё спросила меня, что это такое. Когда я показала, она воскликнула: «Ой, какой забавный ключик! Он совсем плоский». Я объяснила, что этот ключ отпирает специальный шкафчик, в котором люди хранят свои самые большие ценности, например, такие, как её куколки. Должно быть, этот ключ поразил воображение нашей малышки. Потом, когда я собралась, я просто крикнула из гостиной: «Пойдем, Полли, а то опоздаем». В кухню я больше не заходила и ключа не видела.

– Да, но Полли скорее всего зажала бы ключ в своей ладошке. И ты бы его увидела. В её платьицах ведь карманов нет! Или я ошибаюсь?

– Она была в своем сером костюмчике, а в нем как раз карманы есть. Должно быть, малышка просто положила ключ в один из них.

– В таком случае, – с расстановкой произнес я, – они уже могли его найти…

– Я как раз об этом подумала.

– И, если нашли…

– Джонни, вполне возможно, что они его не нашли, а Полли о нем забыла. Да и с какой стати им бы понадобилось расспрашивать маленького ребенка или – шарить у неё по карманам? Но все же…

В этот миг кто-то позвонил в дверь черного хода.

Я пошел открывать через кухню, погруженный в мысли о том, что мы опять вернулись к ключу, и – одновременно пытаясь переложить хотя бы часть вины на Алису. Не потеряй она ключ, мы бы отдали его Энджи, и наша дочурка была бы сейчас дома и в безопасности. И все же нутром я сознавал, что сравнивать степень нашей виновности неправомерно. Ведь я не предупредил Алису, что ключ имеет для меня такое огромное значение…

Я открыл заднюю дверь. Точнее, повернул ручку вниз, а тот, кто стоял за дверью, рывком распахнул её и вошел в кухню. Увидев его, я остолбенел: никогда в жизни мне не приходилось сталкиваться с таким исполином. Незнакомец был не столь высок – хотя и далеко за шесть футов, – как могуч; широченные плечи, бычья шея, ноги-бревна и – чудовищной толщины руки с ладонями-лопатами. У него было круглое, мертвенно-бледное лицо, крохотные синие глазки, нос-пуговка и коротко подстриженные соломенные волосы, торчавшие, как иголки на спине ежа. Щеки заросли двухдневной щетиной. Губы были такие тонкие, что рот походил на едва затянувшийся шрам. Словом, с более отвратительной, отталкивающей и вместе с тем устрашающей личностью я никогда не сталкивался.

Звериную силу чудовища я испытал на себе сразу же. Распахнувшаяся дверь ударила меня по плечу так, что меня отшвырнуло назад, как котенка, и я врезался в стену. Я невольно подумал, что, окажись на пути двери моя голова, она бы треснула от страшного удара, как бильярдный шар.

Вошедший остановился и уставился на меня, тупо моргая белесыми ресницами. Одет он был в черные джинсы, желтую спортивную рубашку и зеленую куртку с капюшоном. За спиной я услышал тихие шаги и догадался, что Алиса проследовала за мной в кухню.

– Кто вы такой? – спросил я. – Что вам нужно?

– Ты – Кэмбер? – Зычный гортанный голос с неуловимым акцентом показался мне знакомым. Где-то я его уже слышал. Но вот где и когда?

– Да, я Кэмбер.

– А я – Шлакман. Ганс Шлакман. Я звонил тебе утром – вспоминаешь?

– Да, – прошептал я. Во рту у меня внезапно пересохло. – Помню. Речь шла о вашем отце…

– Точно, – ухмыльнулся Шлакман. – Мой папаша перепутал поезд метро с мясорубкой. Или ты сам столкнул его? – Он смерил меня взглядом, потом, все ещё ухмыляясь, презрительно покачал головой. – Нет, такой заморыш, как ты, никого не столкнет. Заморыш и слюнтяй.

– А сами-то вы кто? – вскричала Алиса. – Вы вовсе не сын этого старика. Вы бы тогда не ухмылялись здесь, как горилла.

– Ха, вы только её послушайте, – изумился Шлакман, тыча в сторону Алисы огромной, как бычья лопатка, лапищей. – Вот что я вам скажу, дамочка – будь этот старый сукин сын Шлакман вашим отцом, вы бы сейчас тоже стояли и ухмылялись. Старый мерзавец! По-вашему, я должен по нему слезы лить?

Говоря, он одновременно продвигался вперед, перемещаясь по нашей кухне, как слон по тесной клетке.

– Слушайте, дамочка, банка пива у вас есть? Глотку промочить. Значит, по-вашему, я должен обрыдаться из-за герра Шлакмана? Эх, дамочка, если бы вам хоть раз намяли бока, как мне – меня этот ублюдок колошматил раз пятьсот, – вы бы отплясывали джигу прямо в подземке, на его костях. А я ведь совсем не ангел. – Видимо, он сказал что-то очень остроумное, потому что вдруг громко заржал. – Да-да, я вовсе не ангел. Так где пиво-то?

Он рывком распахнул дверцу холодильника и отыскал баночку пива. Откупорив её, он запрокинул назад голову и принялся жадно пить; струйки пива тоненькими ручейками стекали с уголков его безгубого рта. Допив, исполин довольно крякнул.

– Эх, хорошо пошло. Так вот, дамочка, я не ангел, но и концлагерем не заправляю. Старик подох. Чтоб ему на том свете пусто было! А я жив, и мне нужен ключ.

– Ключ, – сдавленно повторил я.

– Да, мозгляк – ключ…

Внезапно верзила ухмыльнулся и без малейшего усилия стиснул опустевшую пивную банку двумя пальцами. Баночка смялась с такой легкостью, словно была склеена из газетной бумаги. Ухмыляясь, он походил на какую-то неизвестную допотопную рептилию эпохи динозавров.

– Я люблю договариваться по-хорошему, – сказал он. – Полюбовно. Почему ты не отдал ключ толстяку?

Алиса в отчаянии всплеснула руками.

– Я в игрушки не играю, – заявил Шлакман. – Пусть толстяк развлекается. Дуралей ты, Кэмбер – теперь вот твой ребенок у толстяка, а ключ достанется мне. А с толстяком я тебе играть в кошки-мышки не советую. Пара идиотов – позарились на денежки! Двадцать пять штук из толстяка тянули! Ха, да он скорее родную мать удавит, чем отдаст двадцать пять штук! И с чем вы теперь останетесь? С носом. Ни ребенка, ни ключа. Толстяк установил за вашим домом слежку, вот мне и пришлось пролезть сзади. Пара остолопов. Гоните ключ!

– У нас нет ключа, – еле слышно прошелестел я.

– Прелесть какая, – осклабился Шлакман. – Два горшка с дерьмом – стоят и сказки мне рассказывают.

Он снова взял в чудовищную лапищу пивную жестянку, двумя пальцами согнул её пополам, а потом скрутил, как крендель перед выпечкой.

– Видели? Представляешь, Кэмбер, что станет с твоей ручонкой, когда я стисну её и начну вот так выкручивать? Так что – гоните ключ. Без фокусов.

– Знаете, что я думаю? – вдруг выпалила Алиса. – Мне кажется, мистер Шлакман, что вы такой же дуралей, как и мы. У всех у вас нет ни унции ума ни у вас с вашими мышцами, ни у Энджи с его кастетами, ни у толстяка с женой-потаскухой. Меня просто тошнит от всех вас!

Шлакман неожиданно захихикал.

– Слышал, Кэмбер? – проговорил он, давясь от смеха. – Ее от нас тошнит. Во, сука, её от нас тошнит!

И он покатился от хохота.

– Да, тошнит, – повторила она. – От вас за милю разит помойкой – я даже не представляла, что на свете есть такие люди. Вы даже думать не способны. Неужели вы и вправду считаете, что мы не отдали бы им этот проклятый ключ, если бы он у нас был?

Шлакман перестал хихикать и серьезным голосом сказал:

– Да, дамочка, я так считаю. С какой стати вам бы понадобилось отдавать им ключ?

– Хотя бы для того, чтобы к нам не врывались такие орангутаны и не угрожали нам.

– Дамочка, этот ключ стоит дорого.

– Нам он ничего, кроме горя, не принес.

– Он стоит денег, дамочка, – изрек Шлакман. – Больших денег.

Внезапно он схватил меня за руку и сдавил. Я невольно вскрикнул.

– Прекратите! – завизжала Алиса. – Выслушайте меня!

Великан отпустил меня и кивнул.

– Хорошо, дамочка. Я слушаю.

– Вам нужен ключ?

Он снова кивнул.

– Нужен.

– Очень хорошо, Вам нужен ключ. Нам нужен наш ребенок. Вы – заодно с толстяком, или – против него?

– Я, дамочка, заодно с самим собой. Ключ мне нужен для меня, а не для толстяка.

– Очень хорошо. Так вот: ключа здесь нет. Слушайте внимательно и не пытайтесь пустить в ход свою мускулатуру. Сегодня утром я положила этот ключ на стол, вот сюда.

Шлакман шагнул к столу и внимательно посмотрел на место, указанное Алисой.

– Его тут нет, – буркнул он.

– Совершенно верно, – согласилась Алиса. – Я оставила здесь дочку, а сама прошла в гостиную. Потом я отвезла дочку в детский сад, а, когда вернулась, ключа уже и след простыл. Вот почему мы не отдали ключ Энджи, и вот почему они похитили нашего ребенка.

– А двадцать пять тысяч долларов?

– Мы просто пытались выиграть время, Шлакман, – вмешался я. – Мы обманули Энджи. Господи, я только и мечтал избавиться от проклятого ключа, но мы перевернули весь дом вверх дном, а его так и не нашли. Он как в воду канул.

– Но теперь-то вы его нашли, – сообразил слабоумный гигант.

– Нет, – покачала головой Алиса. – Но я знаю, где он. Моя дочурка взяла его и сунула в карманчик своего костюма. Ключ должен быть там, потому что больше ему быть негде. Раз он вам нужен, можете его забрать. Мы хотим только одного – вернуть ребенка. Если вы можете найти нашу дочку, то ключ ваш.

– Может быть, вам известно, Шлакман, где её прячут? – вставил я. – Давайте объединимся – нам всем это выгодно. Вы получите ключ, а мы вернем Полли.

– И я должен поверить в такую чушь? – фыркнул Шлакман. – Наплели тут, понимаешь, с три короба – а я должен вам поверить?

– Вы должны поверить, – настаивал я. – Возможно, у вас своих детей нет, но вы же читали, что происходит с родителями, у которых похищают детей. Взгляните только на нас. Можем ли мы врать? Только посмотрите на нас повнимательнее. Мы же перенесли все муки ада. Мы живем в каком-то кошмарном сне.

– Погодите-ка, – сказал Шлакман, растопырив ручищи. – Я должен подумать.

Это оказалось для него серьезным испытанием. Великан сморщил крохотный лоб, надул щеки и запыхтел. Хотя я твердо знал, что это невозможно, мне все же показалось, что от натуги в его скудных извилинах что-то заскрипело.

Наконец, он сказал:

– Содержимое сейфа стоит больше двух миллионов. Энджи вы ключ не отдали – с какой стати вы отдадите его мне? Значит, вы врете. Ничего, я умею управляться с врунами, – закончил он, приняв решение. И снова устремился ко мне.

– Послушайте только! – выкрикнула Алиса. – Не будьте остолопом, выслушайте меня! Вам ведь ничего не стоит убить нас обоих голыми руками, верно?

Шлакман довольно ухмыльнулся.

– Да, дамочка, вы верно толкуете. Вот, смотрите, что я сейчас с ним сделаю!

– Стойте! Вы проводите нас к Полли. Если ключа у неё не окажется, вы можете тут же на месте с нами расправиться. Подумайте сами – стали бы мы водить вас за нос, зная, какая участь нас ждет?

Шлакман задумался.

– А фараонов вы не позовете?

– Нет. Заверяю вас – нам нужна только наша дочка. Вам нужен ключ. Мы можем получить и то и другое. Если вы сейчас нас искалечите, никто не получит ничего. Понимаете?

Шлакман снова наморщил лоб – мы с Алисой стояли, еле дыша, и смотрели на него во все глаза. Наконец, он разлепил губы и медленно произнес:

– Знаешь, Кэмбер, вы затеяли опасную игру. Как будто сдаете карты и пытаетесь решить, сшельмовать или нет. Так вот, я хочу, чтобы вы знали, с кем имеете дело. Мой папаша, Густав Шлакман, был последней скотиной, но толстяк – ещё хуже. Мой старик был отъявленным садистом. Он наслаждался, убивая людей. Вот почему он пошел в СС. Против СС я лично ничего не имею, оттуда можно было выйти в люди. Но моему папаше – чтоб он горел в геенне огненной – было на все наплевать – он стремился только убивать. Вид крови и мучений возбуждал его. Усекли?

Я кивнул, а Алиса сказал, что все поняла.

– O'кей, дамочка. У вас есть голова на плечах. И мозги. Усекли, что я хотел сказать?

– Усекла, – твердо сказала Алиса.

– Хорошо. Так вот, толстяк – ещё больший мерзавец, чем мой папаша. Допустим, кто-то убивает, чтобы испытать удовольствие. Я говорю: ладно, всякое бывает. Но толстяк – он убивает любого, кто становится у него на пути. Любого, кто причиняет ему малейшее неудобство. Вот так! – Он щелкнул пальцами. – Усекли?

Мы дружно закивали.

– Я хочу обставить толстяка. Раз так, я должен быть уверен, что никто не обставит меня. Усекли?

– Вы хотите, чтобы содержимое сейфа досталось вам.

– Да, дамочка. Вы, я вижу, все верно кумекаете. Но только попробуйте меня обхитрить – и вам всем крышка. Вам, ему и вашей дочке. Вы мне верите?

– Верю, – прошептала Алиса.

– Ладно, тогда заметано. Тебе велели взять напрокат лодку, Кэмбер. Ты её взял?

– Да.

– Где она?

– На лодочной станции. На реке Хакенсак.

– Хорошо. Пушка у тебя есть?

Я покачал головой из стороны в сторону.

– Кретин, – сплюнул Шлакман. – Собираешься сдавать карты и не можешь отличить двойку от туза. Хрен с тобой, пойдем без пушки.

– Только одно условие – я поеду с вами, – заявила Алиса.

– Чего? – вылупился Шлакман.

– Вы меня слышали. Я еду с вами.

– Отвали, дамочка, – презрительно фыркнул он. – С бабами я на дело не хожу.

– Там моя дочка – и я еду с вами. И еще, Шлакман – не смейте со мной так разговаривать!

– Как?

– Называйте меня миссис Кэмбер. На «вы». И – никаких дамочек и баб. Слышите?

Шлакман обалдело открыл рот.

– Ваши мышцы меня не пугают, – сказала Алиса. – Я иду на это только ради своего любимого ребенка. А вы – или вы ведете себя прилично, или сделка расторгается. Вы меня поняли?

– Ладно, дамочка, можете ехать с нами. Только не разевайте варежку. От бабьего визга у меня уши вянут.

10
РЕКА

Мне вдруг пришло в голову, что неплохо бы подумать, как сложатся обстоятельства, если ключа у Полли не окажется. У меня не было ни малейших сомнений, что в этом случае Шлакман без колебаний убьет меня, а также, вполне вероятно, и Алису с Полли. Противостоять его чудовищной силе я безусловно не мог и даже не питал надежды. Поразительно, что, сознавая все это, я тем не менее не опустил руки, а продолжал борьбу, уповая разве что на чудо. Еще вчера я был на это неспособен. Что ж, оказывается даже Джон Кэмбер способен меняться.

Ганс Шлакман предусмотрительно оставил свою машину в нескольких кварталах от нашего дома. Мы незаметно выскользнули из черного хода, прокрались мимо дома Мак-Каули, примыкающего к нашему заднему двору, и выбрались на ту улицу, где стоял автомобиль Шлакмана. Весь свет в доме мы оставили включенным.

Уже по дороге, сидя рядом со Шлакманом на переднем сиденье, я спросил гиганта про его отца и про ключи.

– А кто его преследовал? – спросил я. – Энджи?

– Наверное, – пожал плечами верзила. – Он ведь насел на тебя в подземке.

– А каким образом у вашего отца оказались оба ключа?

– Господи, Кэмбер, неужели тебе не ясно? У него был один ключ, а второй хранился у толстяка. Старик его попросту спер. Старый мерзавец хотел вычистить сейф и дать деру. Чтобы мы тут с Монтесом отдувались. После всего, что я для него сделал! По окончании войны, когда мы перебрались в страну Монтеса, мне было всего двенадцать. Ты, небось, думаешь, что старый козел прихватил меня с собой из любви? Как бы не так! Первый год мы там протянули лишь благодаря тому, что он выгнал мою мать на улицу, заставляя спать со всеми подряд. Когда кто-то пришил её, воткнув нож в спину, папаша нанял двух шлюх, а меня приставил к ним альфонсом. Вот тогда я и поклялся, что в один прекрасный день замочу его – только сперва дождусь, пока он разбогатеет. Потом он связался с толстяком и они организовали это дельце…

– Какое дельце? – поинтересовалась Алиса, пытаясь унять дрожь в голосе.

– Я имею в виду то, что находится в сейфе, дамочка.

– Шлакман, – произнес я. – Мы ведь не знаем, что там находится.

– Что?

– Честное слово. Мы даже понятия об этом не имеем.

– Чтоб меня разорвало! – прыснул Шлакман и гнусненько захихикал.

– А что там находится, мистер Шлакман? – спросила Алиса.

– Орешки, – ответил гигант и покатился со смеху. – Земляные орешки.

Из-за горизонта медленно показалась луна. Когда мы подкатили к лодочной станции, она уже выплыла почти наполовину – толстое, раздувшееся желтоватое полушарие, более похожее на летнее светило, чем на луну конца марта, созидательная луна, луна надежды, но никак не отчаяния. В лачуге Маллигена горел свет, а в конце причала на привязи темнела обещанная моторная лодка.

Оставив машину в кустах у пристани, мы быстро зашагали по дощатому причалу. Лодку Маллиген подобрал на славу: шестнадцатифутовое суденышко с алюминиевым корпусом, легкое и быстрое, с мощным джонсоновским мотором на корме. Внутри лежали две пары весел, багор и моток прочной бечевки; десятигаллоновая канистра с топливом была присоединена к мотору резиновым шлангом. Маллиген не просто предоставил мне лодку – он ещё и заботливо оборудовал её всем необходимым, всем, что могло мне понадобиться. Мысленно я поблагодарил бывшего боксера и дал себе зарок когда-нибудь отплатить ему за его доброту.

Стоя у конца причала, я сказал:

– Я хотел бы знать, куда нам держать курс, Шлакман? Я хочу знать, где находится моя дочь.

– На лодке толстяка – где же еще.

– А где это?

– Не гони лошадей, Кэмбер. Придет время – все узнаешь.

– А что у них за лодка?

– Моторная яхта. Какое тебе дело? Мы же уговорились – вам девчонка, мне – ключ.

– Я просто хочу знать, в какую сторону вести лодку.

– От тебя требуется только одно – запустить мотор и выйти на открытую воду. Ты умеешь управлять моторкой?

– Умею.

– Тогда – полезайте. Хватит тявкать.

– Не спорь с ним, Джонни, – сказала Алиса. – Теперь уже поздно пререкаться.

Я покрутил рукой, ловя на запястье отражение лунного света. Было без восемнадцати десять. Ночь стояла тихая и безветренная, приливная вода была гладкой, как зеркало. К югу от нас небо озаряли ночные огни Нью-Йорка.

Шлакман уселся на носу лодки вполоборота к нам, а мы с Алисой разместились на корме. Шлакман оттолкнул лодку от причала, а я потянул за шнур, чтобы запустить мотор. Прекрасно отрегулированный механизм завелся сразу. Я ослабил дроссель и вывел лодку на середину реки. В ту же секунду я проклял себя за глупость – мне даже в голову не пришло, что нужно было захватить с собой фонарь. Впрочем, пока небо оставалось безоблачным, луна сияла так ярко, что я мог вполне обойтись и без него. Во всяком случае, очертания берегов я различал с легкостью, да и о приближении к очередному мосту узнавал с приличным запасом.

Хакенсак – река неширокая. Начинаясь всего в двадцати милях севернее как крохотный ручеек, она быстро разливалась и превращалась в приливное русло, которое вскоре вливалось в Мидоус – огромную болотистую пойму величиной с Манхэттен. Здесь река лишалась берегов, а для обозначения прежнего русла служили только редкие бакены и буи. В остальном, пробираться приходилось вслепую, почти на ощупь.

В том месте, где мы находились, была ещё река и я, стараясь держась посередине, взял курс на юг. Шли мы довольно медленно. Шлакман требовал увеличить скорость, но я отказывался.

– К чему нам привлекать лишнее внимание? – сказал я. – Мотор и так слышно издалека. Если я прибавлю обороты, он будет реветь, как реактивный самолет.

– Ты хоть знаешь эту реку?

– Достаточно, чтобы добраться до Мидоуса, – ответил я.

Вплоть до самого Мидоуса никто из нас больше не раскрывал рта. Я сидел на корме возле мотора, держа руку на рычаге дросселя, а Алиса, сидя по соседству, сжимала меня за вторую руку. Я был признателен за этот знак, Алиса таким образом давала мне понять, что я частично прощен. Шлакман по-прежнему восседал на носу, огромный и зловещий; я был рад, что во мраке не различал его черт – любование такой русалкой доставляло мне мало радости.

Время от времени мы проходили под мостами. Мосты жили своей собственной жизнью – некоторые вибрировали из-за проносившихся машин, однажды прямо над нами прогромыхал поезд, а ещё раз нас кто-то окликнул.

В целом же, мы перемещались в своем собственном замкнутом мирке, отделенные от внешней суеты несколькими десятками ярдов водной глади.

Хакенсак и днем – не слишком посещаемое место. Сейчас же, когда всходящая луна поменяла свою оранжевый покров на серебристо-голубую мантию, река приобрела совсем призрачный облик, превратившись в маленький затерянный мир, совершенно оторванный от цивилизации, до которой было отсюда рукой подать. Наконец, когда мы выскользнули в темный лабиринт Мидоуса, Шлакман нарушил молчание.

– Слушай, Кэмбер – ты знаешь протоку Берри-Крик?

Мы перемещались по заливчику, окаймленному с обеих сторон высоким сухим тростником; к западу тростниковые заросли простирались, казалось, до бесконечности, а к востоку – отделяли нас от автострады Джерси. Там, в отдалении, виднелись огни магистрали, покрытой светлячками фар, а ещё дальше возвышалась мерцающая игла – башня Эмпайр Стейт Билдинга.

– Днем, мне кажется, я бы её нашел, – ответил я.

– Я же тебя не про день спрашиваю, Кэмбер.

– Разумеется, я попытаюсь найти эту протоку, Шлакман. Уж не мне ли хотеть туда добраться.

– Как думаешь, далеко до неё отсюда?

– Точно не знаю. – Я заметил первый плавучий маркер и показал его Шлакману. – Видите вон тот бакен? Река пересекает весь Мидоус, но берегов у неё дальше уже нет. Во время отлива найти нужную протоку было бы легче, сейчас же просто нельзя понять – где река, а где – болото.

– Нам нужно сперва найти канал Крик.

– Не знаю я, где тут такой канал, – уныло сказал я.

– А как его найти? – спросила Алиса.

– Он расположен к северу от нашей протоки, примерно в полумиле.

– Я найду его, – пообещал я. – Там находится яхта Монтеса?

– Там, – ухмыльнулся Шлакман.

Я немного увеличил скорость и лодка, задрав нос (несмотря даже на колоссальную тушу сидевшего на нем Шлакмана), понеслась в невидимую мглу, оставляя за кормой вспененные серебристые бурунчики.

– О, совсем другое дело! – радостно проорал Шлакман.

Я сказал, что эти места мне знакомы, но уже скоро придется сбавить обороты.

– Осадка у нас небольшая, – добавил я, – но в такую ночь глубина в один дюйм выглядит так же, как и фут. Мне бы не хотелось, чтобы мы завязли в иле. Прилив продолжается, а оттолкнуться там будет не от чего. Если мы угодим в болото, нас могут неделю не найти. В марте сюда никто не ходит.

– А если нас услышат полицейские? – предположила Алиса.

– А что они сделают? С берега они нас не увидят. Сейчас ночь, да и тростниковые заросли скрывают нас с головой. Если полицейские чего-то заподозрят, то могут вызвать патрульный катер из залива Ньюарк, только – с какой стати? Подумают, что подростки шалят.

Последние слова я произнес ей на ухо. Шлакман заметил это и заорал:

– Эй вы, бросьте там шептаться! Кэмбер, я этого не потерплю! Никаких секретов!

Я приглушил мотор. Мы уже приближались к южной оконечности Мидоуса и я искал буй, обозначавший начало канала.

– Нет у нас никаких секретов, – отмахнулся я.

– Тогда говорите вслух. Если что-нибудь задумаете, я вас обоих в клочья разорву!

– Господи, как мне надоели ваши угрозы, – вздохнула Алиса. – Неужели вы и вправду такой бесчувственный, мистер Шлакман?

– Слушай, сестренка, – взъярился он. – Кто ты такая, черт побери?

– Я знаю, кто я такая, мистер Шлакман, и я прекрасно знаю, кто вы такой. Симпатии к вам я не питаю, как и вы ко мне, но сейчас мы с вами волей случая очутились в одной упряжке. Может, вы все-таки прекратите угрожать нам, а лучше – попытаетесь помочь? Легко думаете, искать нужное место в такой темноте? Мой муж и так уже из кожи вон лезет.

– Опять она тявкает! – громыхнул Шлакман. – Слушай, Кэмбер, если ты сейчас не заткнешь ей глотку, я ей пасть порву. Усек?

– Он очень неуравновешен, – шепнул я Алисе уголком рта. – Пожалуйста, не выводи его из себя.

– Говори громче, Кэмбер! – взвился Шлакман.

– Я прошу, чтобы она молчала. Вы ведь этого хотели?

В эту минуту я наконец заметил нужный буй и указал на него.

– Вот, нам туда!

Мы медленно ползли по Мидоусу. Теперь, когда залив остался позади, я больше не рисковал запускать мотор. Мало того, что я не знал, какова здесь глубина, но я вдобавок опасался проскочить то место, где стояла на якоре яхта Монтеса. Поэтому от буйка до буйка мы шли на веслах.

Однажды мы прозевали очередной буй и мне пришлось описать круг и начать все сначала. Впрочем, заблудиться я не боялся – мне достаточно было встать, выпрямиться во весь рост и найти взглядом шпиль Эмпайр Стейт Билдинга, и я уже знал, где восток, а где запад.

Впервые с той минуты, когда начался весь этот кошмар, я совершал созидательный поступок – уверенно, не потеряв головы, продвигался в нужном направлении. Ближе к полночи, правда, я немного занервничал: вскоре бандиты должны были позвонить к нам домой, а я даже не представлял, что они предпримут после того, как наш телефон не ответит. Смогут ли они связаться с яхтой? Ведь Монтес наверняка ни в чем не полагался на случай. Если они поймут, что их провели, то первым делом избавятся от Полли. Тогда, даже если мы обратимся в полицию, никаких улик у нас не останется, а Монтеса вдобавок защитит от полиции его дипломатическая неприкосновенность.