Текст книги "Повести и рассказы (ЛП)"

Автор книги: Говард Фаст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 57 страниц)

Я сдался.

– Хорошо, – сказал я. – Попробуем по-твоему. План, конечно, сумасбродный, но я попытаюсь. Только – ты в этой игре не участвуешь. Я не хочу, чтобы ты была дома, когда он придет.

– Нет, Джонни, – Алиса покачала головой. – Нет. Мы увязли вместе – и не спорь со мной. Вдвоем у нас шансов куда больше, чем порознь. Только я настаиваю на одном – говорить с ним должна я.

– Нет!

– Пожалуйста, Джонни – доверься мне. Энджи ни на что не пойдет, пока не переговорит с Монтесом. Если же он даже и решится на какие-то крайности, я его приторможу. Меня он не тронет – пока, во всяком случае. Поверь мне, Джонни, это так.

Я помотал головой.

– Пожалуйста, Джонни, не упрямься.

В дверь позвонили. Алиса обняла меня за плечи.

– Сиди здесь, Джонни. Сиди и слушай. Я открою сама.

6
ПОЛЛИ

Звонок задребезжал снова, громко и требовательно. Я сказал себе:

– Сейчас он войдет. Попробует ручку, увидит, что дверь не заперта, и войдет.

Однако случилось иначе – Алиса подошла к двери сама, а я остался сидеть на кухне. Да, вы правы – я и сам предпочел бы поступить иначе, как, разумеется, и большинство мужчин, привыкших поклоняться более самоотверженным и мужественным идеалам, но в последующие несколько часов мне предстояло узнать очень многое об отваге и трусости. Мне пришлось расстаться со многими жизненными иллюзиями, которые я питал до сих пор. Главное, впрочем, состояло в том, что Алиса пошла к двери, а я остался на кухне.

Домик у нас маленький. Я услышал, как она открыла дверь и сказала:

– Здравствуйте. Вы, должно быть, и есть мистер Энджи. Заходите, пожалуйста.

Сидя с колотящимся сердцем, я почему-то подумал, насколько нелепо, что Алиса назвала его мистером Энджи. Разве она не знала, что Энджи – имя, а не фамилия?

Затянувшееся молчание снова нарушил голос Алисы:

– Заходите же, мистер Энджи, – сказала она. – Я – миссис Кэмбер. Вы ведь хотите поговорить с нами?

Я встал.

– Сейчас я выйду, – сказал я себе. – Что со мной творится? Что я за мужчина?

– Меня зовут Энджи, – послышался его голос. – Это – мое имя, миссис Кэмбер. А фамилия моя – Кэмбосиа.

Стоя посреди кухни, я попытался взвесить поведение Алисы. Внезапно мне пришло в голову, что я абсолютно не знал свою жену. Она предстала передо мной в совершенно новом, неожиданном виде.

– Как похоже на нашу фамилию, – мило сказала Алиса. – Сравните сами: Кэмбер и Кэмбосиа. Занятное совпадение, не правда ли?

Снова последовало молчание. Я мысленно представил, как Алиса стоит перед дверью, а Энджи разглядывает её, пытаясь сообразить, как держаться с этой веснушчатой, синеглазой женщиной, которая разговаривает с таким утонченным английским акцентом. Он привык иметь дело с женщинами, которых называл свиньями, суками, шлюхами или потаскухами. Алиса к известным ему категориям не относилась.

– Заходите же, прошу вас, мистер Кэмбосиа, – настойчиво пригласила она. – Мой муж ждет вас. Вы ведь, наверное, хотите поговорить с нами обоими, не так ли?

Я услышал, что дверь закрылась. Пройдя в гостиную, я увидел Энджи. Вид у него был озадаченный. Он поочередно переводил взгляд с меня на Алису, пытаясь сообразить, как себя вести.

– Вам не очень докучает наше яркое солнце? – вежливо поинтересовалась Алиса.

Солнце заливало нашу гостиную веселыми лучами, проникавшими сквозь застекленную балконную дверь-витраж. Некогда – мою гордость.

– Некоторые наши друзья уверяют, – как ни в чем не бывало щебетала Алиса, – что солнце выжжет мебель и ковры, но какой смысл иметь яркую мебель, когда твоя собственная жизнь скучна и бесцветна? Это я к тому, что не могу позволить себе вычеркнуть из своей жизни ещё и солнце. Там, где я выросла, мистер Кэмбосиа, солнечный свет ценили на вес золота! Вам-то это не понятно. Но вы не подумайте, что я вас уговариваю – вовсе нет. Просто порой нас посещают гости, которые не выносят солнца, и тогда – что ж, мне приходится задергивать шторы.

Энджи оторопело уставился на нее.

– Задернуть шторы? – мило улыбнулась Алиса.

Энджи взял себя в руки.

– Слушайте, миссис, – грубо сказал он. – Мне наплевать на ваши ковры, шторы и солнце. Меня интересует только ключ.

– Ну, разумеется, – улыбнулась Алиса. – Надеюсь, вы не откажетесь выпить чашечку кофе? Я его мигом сварю. У нас сложная семья. Я пью только чай, тогда как Джонни предпочитает кофе, а наша дочурка Полли не может и дня прожить без какао. Так что вы можете выбирать. Мне не трудно приготовить любой из этих напитков. Итак, что желаете?

– Я не хочу кофе, миссис, – терпеливо ответил Энджи. – Ни кофе, ни чая, ни какао. Мне нужен ключ. Я приехал, чтобы забрать его.

– Очень хорошо, – кивнула Алиса. – Знаете, моя мамочка любила мне повторять: «Алиса, очень скверно, когда гость голоден, но ещё хуже принуждать его есть.» Вы согласны с этим, мистер Кэмбосиа?

– Слушайте, миссис… – начал Энджи.

– Знаю, знаю, – замахала руками Алиса. – Вам нужен ключ. Тогда присядьте, пожалуйста. Сейчас поговорим о вашем ключе.

– Нам не о чем разговаривать! – взорвался Энджи. Он, похоже, начисто забыл о моем существовании.

– Нет, есть о чем, – возразила Алиса. – И нам будет куда удобнее, если мы сядем. Ты тоже садись, Джонни.

Она присела на кушетку. Я занял место рядом, чувствуя себя так, словно, пройдя через кухонную дверь, внезапно очутился в каком-то нереальном, иллюзорном мире. Энджи обвел нас недобрым взглядом, но все-таки послушался и сел. Потом вытащил сигарету и, не спросив у Алисы разрешения, закурил. Я тоже закурил и с наслаждением затянулся. Алиса взяла пепельницу и, прежде чем Энджи успел возразить или остановить её, ловко водрузила пепельницу ему на колени. Энджи обалдело уставился на мою жену и недоуменно потрогал пепельницу, но убирать не стал.

– Так вот, насчет ключа… – начала Алиса.

– Где он?

– Сейчас я об этом скажу, мистер Кэмбосиа. Все в свое время…

– О, нет! – рявкнул он. – Слушайте, миссис – мне нужен ключ. И нечего мне тут зубы заговаривать! Гоните ключ – и баста! Я не собираюсь выслушивать ваши сказки.

– Я знаю, что вам нужен ключ, – заворковала Алиса. – Это очень ценный ключ и он безусловно вам необходим. Мы это прекрасно понимаем.

– Где он? – заорал Энджи.

– Вы без конца задаете мне этот вопрос, мистер Кэмбосиа, – укоризненно сказала Алиса. – Я как раз и собираюсь рассказать вам, где он, но сперва вы должны меня выслушать.

– Хорошо, – скрепя сердце, согласился Энджи. – Только покороче.

– Постараюсь, – кивнула Алиса. – Дело в том, мистер Кэмбосиа, что сам по себе этот ключ – ничто. Изготовление его дубликата обойдется в каких-нибудь четверть доллара. Следовательно, интересует вас не сам ключ, а кое-что другое – то, что он отпирает. В данном случае – дверь некоего сейфа. Вас интересует содержимое сейфа, до которого вы не можете добраться без этого ключа, и вы готовы на большие жертвы, чтобы этим ключом завладеть. В подтверждение моих слов ваш мистер Монтес посулил моему супругу за ключ десять тысяч долларов. Это – приличная сумма, мистер Кэмбосиа, но она одновременно свидетельствует о том, что содержимое сейфа представляет изрядную ценность. Вместо того, чтобы предложить нам честно поделиться – если не пополам, то хотя бы в отношении три к одному, – вы начали угрожать моему мужу, а потом швырнули ему жалкую подачку.

– Кто ему угрожал? – выкрикнул Энджи.

– Вы, мистер Кэмбосиа.

– Десять кусков для вас – жалкая подачка? Да это же огромные башли!

– Это зависит от того, как на них посмотреть, мистер Кэмбосиа. Если содержимое сейфа стоит всего двадцать тысяч, тогда вы совершенно правы, а десять тысяч долларов – щедрое и благородное предложение. Если же то, что находится внутри сейфа, стоит миллион или два миллиона, то десять тысяч превращаются в жалкие крохи, как вы безусловно…

– Черт побери, миссис, – не выдержал Энджи. – Я за ключом пришел понятно? Я хочу получить ключ, а не выслушивать ваши бредни про капусту. Кэмбер, который вот тут сидит, обо всем договорился с толстяком. – Он развернулся ко мне. – Кто ей все рассказал, Кэмбер?

– Она – моя жена, – уныло сказал я.

– По мне, пусть твоя баба – хоть царица Савская, – вспылил Энджи. – Мне нужен ключ!

– Одну минуту, мистер Кэмбосиа, – ледяным тоном произнесла Алиса. – Вы – гость в моем доме. Я держалась с вами очень вежливо. Я даже предложила угостить вас чаем или кофе…

– Миссис, мне ваш чертов кофе на дух не нужен!

– Не перебивайте, прошу вас. Так вот, как гость, вы должны вести себя прилично. Мне не нравится, когда меня называют бабой или иным скверным словом. Вы должны передо мной извиниться.

– Кэмбер, она совсем свихнулась, что ли?

– Нет, я в здравом уме, – холодно ответила Алиса. – И, поскольку вы продолжаете кричать про ключ, я готова поговорить на эту тему. Хотя я предпочла бы, чтобы вы сначала извинились.

– О`кей, миссис, будь по-вашему. Только теперь – гоните ключ!

– Спасибо, – кивнула Алиса. – Вы получите ключ. Нам он ни к чему. Только десять тысяч за него – недостаточно. Мы хотим получить двадцать пять тысяч.

– Что! Двадцать пять штук? – взревел Энджи. Если бы не пепельница, так некстати примостившаяся у него на коленях, он бы, наверное, подскочил до потолка.

Мое сердце стучало, как отбойный молоток. Мне стоило огромных усилий подавить в себе желание выкрикнуть: «Алиса, не надо, расскажи ему правду! Скажи, что у нас нет ключа. Признайся, что мы его потеряли». Однако я проглотил эти слова, одновременно ощутив, что Алиса загнала нас обоих в пропасть, из которой нам уже не суждено выбраться. Я спросил себя лишь об одном – как я мог допустить, чтобы Алиса говорила от моего имени?

– Я вовсе не считаю, что мы просим чего-то особенного, – спокойно произнесла Алиса. – Вы ведь знаете, что находится в сейфе и прекрасно понимаете, что это стоит вознаграждения в размере двадцати пяти тысяч.

– Кэмбер, – отрывисто пролаял Энджи. – Ты зря со мной в кошки-мышки играешь. Ты что – держишь меня за фраера? Я сыт твоей сучкой по горло. Я со свиньями дела не имею и даже не разговариваю…

– Как вы смеете! – взвилась Алиса.

– В общем, Кэмбер, если ты сейчас не отдашь мне ключ, я тебя в клочья разорву. Ты на себя полгода смотреть не захочешь, как, кстати, и на свою свинью, когда я с ней закончу.

– Господи, какой бред! – воскликнула Алиса. – Вы считаете меня идиоткой, мистер Кэмбосиа? Сейчас без пяти четыре. Я оставила ключ своей подруге. Неужели вы считаете, что я держала бы его у себя дома? Если я не позвоню ей ровно в четыре, она отнесет ключ в полицию. Если я позвоню ей и попрошу принести ключ сюда, она тоже обратится в полицию. И в том случае, если за ключом приедем не мы с Джонни, а кто-то другой – она тоже вызовет полицию. Мне кажется, мистер Кэмбосиа, что вы просто жалкий глупец. Вы только и умеете, что размахивать кастетом и консервным ножом, но не способны произнести подряд даже пять слов на классическом королевском английском. Лично мне вы омерзительны, а позже, когда я расскажу мистеру Монтесу, как вы запороли свое задание, я надеюсь, что он вам тоже всыплет по первое число.

Она бросила взгляд на наручные часы.

– У меня осталось ровно две минуты, чтобы позвонить подруге. Вы хотите, чтобы я ей позвонила? Или – предпочитаете вернуться к мистеру Монтесу с пустыми руками и сообщить, что ключ исчез навсегда?

Я думал, что Энджи задохнется от злости. Жилы у него на шее угрожающе вздулись, а лицо побагровело. Мелко дрожа, он прошипел:

– Снимайте трубку и звоните.

– Только после того, как вы покинете мой дом, мистер Кэмбосиа. Наши условия вам известны, а я уже достаточно на вас насмотрелась. У вас осталась одна минута и десять секунд.

Энджи встал, а Алиса прошагала к двери и резко распахнула её перед его носом. Затем захлопнула дверь за спиной Энджи и задвинула засов. Потом, вернувшись в гостиную, вдруг захихикала.

– Джонни, – с трудом проговорила она, превозмогая приступ хихиканья. – Налей мне чего-нибудь холодненького, пожалуйста. Боюсь, что у меня начинается истерика. Горло страшно болит и во рту совсем пересохло.

Мы сидели в гостиной. Алиса потягивала холодную воду, а я сидел и смотрел на нее. До тех пор, пока Алиса не попросила, чтобы я перестал поедать её глазами. Пояснила, что ей уже страшно, когда на неё так смотрят.

– У него ведь змеиные глаза, – сказала она. – Честное слово – змеиные, Джонни. Он – в точности такой, каким ты его описал. Я никогда не видела такую узкую и сплющенную голову – в ней просто не остается места для мозгов – разве что они приютились в самом темечке. Ты ведь знаешь, Джонни – я стараюсь думать о людях только самое хорошее, но этот человек, по-моему, исключение.

Я кивнул, все ещё не в силах оторвать от неё взгляд.

– А его глаза – с ними что-то не так, Джонни. Что говорят о людях, которые употребляют наркотики? У них ведь что-то с глазами неладно? То ли они сужаются, то ли расширяются – да, Джонни?

– Не глаза – зрачки.

– Да, вот это я имела в виду.

– По-моему, у всех наркоманов они расширяются. Сколько времени мы уже с тобой женаты, Алиса?

– Восемь, – не задумываясь, ответила она.

– Восемь лет, – задумчиво произнес я. – Казалось бы, вполне достаточный срок, чтобы узнать свою жену поближе.

– Ой, Джонни – я так перепугалась.

– Нет, – медленно покачал головой я. – Ты совершенно не испугалась. Он просто вывел тебя из себя.

– Да, но ведь обозвал меня свиньей. Худшего оскорбления нельзя было и придумать. Пусть я и не образец чистоты, но на всей улице не найдешь более опрятного и аккуратного дома, чем наш. И ты это знаешь, Джон Кэмбер.

– Знаю, но…

– И я тоже. Пусть я не такая красавица, как эта твоя непорочная девственница-нимфоманка, но…

– Она вовсе не моя. Я тебе уже это сказал.

– Но я стараюсь следить за своей внешностью. Я никогда не расхаживаю по дому в халате и шлепанцах и не транжирю твои деньги в салонах красоты. Я все делаю сама…

– Он не это имел в виду, Алиса. Говоря «свинья», он подразумевал просто женщину. Любую женщину. Кралю. В его кругу это общепринятый термин. Как, например, «штука», «капуста» или «башли». Это американский жаргон. Сленг.

– Значит ваш американский жаргон рассчитан на недоумков.

Я покачал головой.

– Алиса, я не понимаю, что происходит. Мы сидим тут и обсуждаем, как он тебя обозвал, как будто вся эта история уже позади.

– Но ведь так и есть, Джонни. Теперь у нас появилась передышка, по крайней мере, на несколько часов, и мы успеем что-нибудь придумать.

– Ключ мы за это время не найдем.

– И замечательно! – с горячностью воскликнула Алиса. – Меньше всего на свете я бы хотела сейчас иметь этот проклятый ключ.

– Почему?

– Неужели ты не понимаешь, Джонни? Мы же сказали этому недоноску, что готовы расстаться с ключом за двадцать пять тысяч долларов. Допустим, твой толстяк согласится на наши условия – и что тогда? Мы влипнем по уши. Я все-таки считаю, что мы должны сообщить в полицию. Причем прямо сейчас же, не откладывая.

– Мы уже это обсуждали.

– Как знаешь, Джонни. Но я боюсь, что ты совершаешь ошибку.

– Возможно. Скажи мне вот что, Алиса. Тебя тревожит, что случится, если толстяк пойдет на сделку, а ключ будет у нас. Допустим же, что он пойдет на сделку, а ключа у нас не окажется – что тогда?

Алиса изменилась в лице.

– Вот об этом я не подумала, – вздохнула она.

Мне нелегко нарисовать для вас объективный портрет Алисы – как-никак, мужем-то ей прихожусь все-таки я, а не кто-то другой. Женщины отличаются от мужчин по невообразимому количеству признаков, среди которых – полное отсутствие желания прославиться своим героизмом. Напротив, они не считают сколько-нибудь зазорным для себя проявить некоторую слабость или даже трусость, когда этого требуют обстоятельства. Когда же, в силу тех же обстоятельств, женщины вынуждены вести себя храбро и решительно (а это случается довольно часто), они потом чувствуют себя виноватыми.

Как-то раз Алиса сказала мне: «Разница между нами, Джонни, состоит в том, что мы по-разному воспринимаем действительность. В детстве мы с тобой оба знали нужду, только я воспринимала её как совершенно нормальную жизнь. Тебя же приучили относиться к нужде, как к чему-то постыдному и ужасному, поэтому все наши затруднения и кажутся тебе чем-то страшным.»

Да, в то время я и не подозревал, насколько Алиса права.

– Нам уже пора забирать Полли, – сказал я.

Алиса посмотрела на часы и кивнула.

– Съездишь за ней? А я подожду дома, – предложил я.

Алиса замотала головой.

– Нет, Джонни, мы поедем вместе. Сейчас нам нельзя расставаться. Я не хочу оставаться одна, да и тебя одного не оставлю.

– А как насчет завтра? Я ведь ещё не уволился с работы.

– Вот завтра и разберемся. А пока мы должны держаться вдвоем; и ещё нам следует научиться запирать двери.

Выйдя на улицу, она подчеркнуто заперла дверь. Дженни Харрис, наша соседка, подошла к нашему старенькому «форду» и поинтересовалась, ничего не случилось ли.

– Смотря как это оценить, – улыбнулась Алиса. – Как-нибудь я тебе все расскажу.

– Вы поехали за Полли?

– Да, – кивнула Алиса. – Мы уже и так опаздываем.

– На обратном пути заскочите в супермаркет. Там сегодня представляют новый стиральный порошок и, если тебя выберут из толпы покупательниц для того, чтобы помахать перед камерой свежевыстиранным полотенцем, то ты получишь двадцать долларов, в придачу ещё и целый ящик порошка. Там надо, правда, ещё сказать несколько слов, но ты не бойся – их даже не нужно заучивать. Перед тобой будут держать бумажку. Осчастливь их своим английским акцентом.

– Господи, как мне надоели все эти причитания по поводу моего английского акцента, – вздохнула Алиса, когда я разворачивал автомобиль. И ведь никому даже в голову не приходит, что правильно говорю именно я, а акцент – у вас, американцев.

– Это сообразить непросто. Надеюсь, ты не поделишься с Дженни нашими новостями?

– Нет, конечно.

– Тогда почему ты ей пообещала все рассказать?

– Это было не обещание, а обычная вежливость. Дженни – очень славная женщина. Ты сказал – у них черный «кадиллак»? Слава Богу – его не видно.

Детский сад располагался менее, чем в миле от нашего дома. Я оставил машину у входа и мы с Алисой прошли внутрь. В продленные часы воспитательницами в саду работали обычно две учительницы-пенсионерки, мисс Прюитт и мисс Климентайн, обе лет за семьдесят и очень довольные, что могут так подзаработать. Поскольку мы уже очень задержались, в садике остались только два ребенка – Полли среди них не было. Узнав нас, мисс Климентайн встала и с изумленным лицом заспешила навстречу.

– Что-нибудь случилось? – спросила она Алису.

– Нет. А где Полли?

– Как, разве она не дома, миссис Кэмбер?

– Дома? – Алиса на глазах вдруг побелела, как полотно, а у меня оборвалось сердце и противно засосало под ложечкой. Душу охватило то же щемящее отчаяние, которое я испытывал в «кадиллаке» Монтеса. – Надеюсь, вы её не отправили домой одну?

– Нет, конечно. Как вы могли такое подумать, миссис Кэмбер? Просто, когда за Полли заехала сестра мистера Кэмбера, я посчитала, что могу отпустить ребенка с ней.

Ладонь Алисы взлетела к губам.

– Сестра мистера Кэмбера?

Я едва не проговорился, что никакой сестры у меня нет, и хотел уже наорать на престарелую гусыню, но Алиса предостерегающе стиснула мое запястье. А сама сказала, совершенно спокойным тоном:

– Какая сестра, мисс Климентайн? Как она выглядела?

Увидев мое выражение, старушка что-то испуганно залопотала, но Алисе удалось её успокоить.

– У мистера Кэмбера две сестры, – объяснила она. – Прошу вас, мисс Климентайн, не нервничайте. Я просто должна знать, какая именно из сестер приезжала за Полли. Опишите её внешность.

– Она очень милая, миссис Кэмбер. В противном случае, уверяю вас, я бы не отпустила с ней Полли.

– Как она выглядела?

– Довольно темненькая, темные глаза, темные волосы и очень-очень хорошенькая. Такая вежливая, воспитанная и совсем-совсем молоденькая. Я ещё подумала, что она совершенно не похожа на мистера Кэмбера.

– И Полли охотно пошла с ней? – спросил я.

– Она сказала Полли, что приехала за ней по вашей просьбе, и вручила ей изумительную куклу. Просто потрясающую куклу. Глаза у Полли разгорелись – больше она ничего не видела и не слышала… Надеюсь, ничего не случилось?

– Нет, – прошептала Алиса. – Все нормально.

И, не выпуская из руки моего запястья, повела меня к машине.

7
МОНТЕС

Мы молча сидели в машине. Теплые лучи весеннего солнца пронизывали ветви деревьев, выстроившихся по обеим сторонам улицы. Весна в этом году была ранняя и кроны деревьев уже были подернуты нежным изумрудным налетом. На лужайке перед детским садиком порхали пташки, а чуть поодаль вышагивали, взявшись за руки, маленькие мальчик и девочка.

Самая обычная мирная картина, типичная для любого нью-йоркского предместья, но для меня – не было сейчас зрелища ужаснее. Мир внезапно сошел с ума.

– Ты просто не понимаешь, ты ни черта не понимаешь, – бубнил я Алисе. Мне и в самом деле казалось, что никто не способен понять глубины охватившей меня пустоты и тупого отчаяния, вгрызавшегося циркулярной пилой в мое нутро.

– Я все понимаю, Джонни, – холодно ответила Алиса.

– Они забрали Полли. Они похитили нашего ребенка.

– Я знаю, – безжизненно произнесла Алиса. Не гневно, встревоженно, испуганно или истерично – а именно безжизненно. – Я все понимаю. Ее похитила твоя девственница. Твоя паршивая девственница.

– Алиса, ведь я же этого не хотел. Кто мог подумать, что до такого дойдет? Господи, я бы скорее отрубил себе правую руку!

– Тогда от тебя было бы меньше пользы, чем сейчас.

– Да, я просчитался, – взмолился я. – Переоценил себя. Сейчас же обращусь в полицию. Плевать на все, что меня ждет! Я больше не боюсь сейчас же иду в полицию и выложу им все, без утайки.

– Почему ты не сделал это вчера?

Я завел автомобиль.

– Сделаю сегодня.

– Нет, теперь уже поздно, – холодно произнесла Алиса.

– Что? Разве не ты сама побуждала меня пойти в полицию?

– Да, я. Но это было до того, как они похитили Полли. Теперь моя дочка у них в руках. Неужели ты этого не понимаешь? Моя дочка – у них в руках!

– Да, именно поэтому я и намерен обратиться в полицию.

– И что, по-твоему, сделает полиция? Эти люди похитили Полли из-за ключа. Нет, Джонни, ты не пойдешь в полицию.

– Ты просто обезумела! – выкрикнул я. – Что за бред ты несешь! Полли, между прочим, и моя дочь. Неужели ты думаешь, что я стану спокойно сидеть и ждать, пока моя дочь находится у этих бандитов? Господи, откуда в тебе столько хладнокровия? Или это безразличие?

– Я отвечу тебе, Джонни, – тихо ответила Алиса. – Если мне не изменяет память, Джонни, то я всегда хотела иметь детей. Много детей. Я мечтала о собственном доме, полном детских голосов. Но нам не повезло. Один ребенок, и все – больше нам не дано. Одна только Полли. Вот какая я хладнокровная, Джонни.

– Прости, пожалуйста.

– Этого мало, Джонни.

– Что же нам теперь делать, Алиса? Я тебя только об одном спрашиваю что нам теперь делать?

– Ты хочешь знать, что нам делать? Сейчас мы с тобой отправимся домой, сядем и все обдумаем. Мы должны быть максимально собранными и рассудительными, потому что от нашей собранности и рассудительности может зависеть жизнь Полли. Плакать и убиваться я не стану, Джонни, а также не позволю страху и гневу разъедать свою душу. Это не поможет ни нам, ни Полли. И ругать тебя я тоже не стану – я и так уже высказала тебе слишком много горьких слов. С этой минуты в наших руках находится жизнь существа, которое мы оба с тобой без памяти любим, поэтому ошибиться нам нельзя. Возможно, нам и придется обратиться в полицию. Пока я ещё этого не знаю. Только давай не будем метаться. Ты со мной согласен, Джонни?

– Да, Алиса.

И я отвез её домой.

Алиса сидела в гостиной, зарывшись лицом в ладони, и смотрела на меня – женщина, на которую я столько смотрел, но так и не разглядел, которую я знал, но так до конца и не понял. Стараясь унять дрожь в голосе, она сказала:

– Все дело только в ключе, Джонни. Они хотят получить его как можно быстрее.

– Плевать мне на этот ключ! Я думаю только о Полли.

– Должно быть, тебе сейчас тяжелее чем мне, – сказала Алиса. – Мне трудно это признать. В том смысле, что я не могу допустить даже мысли о том, что кто-то на свете может сейчас страдать больше, чем я. И все же умом я понимаю, что тебе ещё тяжелее. Умоляю тебя, держись, Джонни.

– Я стараюсь.

– Ключ… Мы должны сейчас думать только про этот ключ, Джонни. Будь он у нас в руках, мы бы хоть имели возможность поторговаться. Теперь же у нас не осталось ничего. И это страшно.

– Что толку сейчас ломать голову из-за ключа?

– Есть толк, – настаивала Алиса. – Взгляни на случившееся с другой стороны. Допустим, мы сообщим в полицию или в ФБР – так ведут себя разумные люди, когда похищают их ребенка. Ты про это читал. Я тоже. Пойдем к ним и все расскажем. Потом, когда нам позвонит Монтес…

– Нам никто до сих пор не позвонил. Ни Монтес, ни кто-либо другой.

– Позвонит, Джонни, можешь мне поверить. Еще и часа не прошло, как они похитили Полли. Но давай подумаем, сможем ли мы через это пройти. В полиции нам скажут: «поговорите с похитителем, составьте какой-нибудь план.» Они начнут прослушивать наш телефон. Но Монтес – воробей стреляный, его на мякине не проведешь. Он позвонит таким образом, что напасть на его след полиции не удастся. Ему нужен ключ. Мы договариваемся о встрече. Полицейские отдают нам свой ключ и велят, чтобы мы соглашались на все условия похитителей. Мы оставляем ключ в условном месте. Монтес его забирает. Потом…

– Что – потом?

– Нет, это глупо. Будь Монтес обыкновенным жуликом, наш план удался бы, но ведь он дипломат. На что он рассчитывает? Ведь ему это с рук не сойдет.

– Я тоже тщетно пытался это понять, – кивнул я. – Но меня уже заклинило: о чем бы я ни думал, ответ получается один и тот же. – Я метнул на Алису затравленный взгляд.

– Кто-то должен произнести это вслух, – прошептала она.

– Ты хочешь сказать, что они убьют Полли?

– Да.

– Что бы мы ни сделали? Отдадим мы им ключ или нет? В любом случае?

– Да, Джонни. В любом случае. Только – на этом они не остановятся.

– На чем?

– На убийстве Полли. Разве ты не понимаешь?

– Нет! – выкрикнул я.

– Джонни, возьми себя в руки. Мы вынуждены говорить о самом страшном. Я прекрасно понимаю, как это тебе тяжело, но, поверь – мне тоже несладко. Джонни, для тебя такое в новинку, но мне было двенадцать лет, когда немцы бомбили Лондон. Представляешь, каково находиться под бомбардировкой двенадцатилетнему ребенку? Как будто весь мир вдруг обезумел и рассыпался на куски. И нужно было сохранять выдержку для таких разговоров: «Ты знаешь, кажется, бабушка погибла». «Ты думаешь?». «Я точно не уверена. Но у неё нет головы». И вот представь, каково жить в таком мире. Гротескном, вывернутом наизнанку. Но приходилось о нем думать и разговаривать, в противном случае – выжить было невозможно.

– Но ведь наш мир не обезумел. Нас окружают цивилизованные люди.

– В самом деле, Джонни? Разве не эти люди задумали убить Полли лишь потому, что им понадобился ключ? Да, ключ стоит денег. Им нужны деньги. Значит, они должны убивать. Нет, Джонни, мы живем не в цивилизованном мире. Это мир, в котором гремят ядерные взрывы, а на городских улицах ежедневно режут и стреляют людей. Еще не родившихся детей приговаривают к смерти всякий раз, когда русские или американцы взрывают очередную атомную бомбу. Цивилизованные…

– Господи, хоть сейчас не читай мне лекцию!

– Я никогда прежде не читала тебе лекций, Джонни, – горько произнесла Алиса. – Просто мы оба должны срочно повзрослеть.

– А что толку?

– Наша Полли попала в руки к очень скверным людям, Джонни. Нужно смотреть правде в глаза.

– Почему ты так уверена, что они решили её убить?

– Во мне говорит обыкновенный здравый смысл, Джонни. Они зашли уже слишком далеко и теперь у них не остается иного выхода, как убить Полли, тебя и меня. Всех нас троих.

– Как ты можешь такое говорить? Почему?

– Потому что им безразлично, скольких человек убить, а, оставив нас в живых, они непомерно рискуют.

– А почему они так уверены, что мы не обратимся в полицию?

Алиса покачала головой.

– Судя по твоим словам, Джонни, мистер Монтес – весьма проницательный и влиятельный человек. Он играет по крупному. Он ведь даже не мужчина, Джонни. Его безразличие к сексу, использование жены как шлюхи, лукулловы замашки – все это говорит о том, что он не человек, а ходячая бомба. Он нацелен на саморазрушение, но свято верит, что деньги очистят его от грехов. Он, конечно же, убежден, что мы не обратимся в полицию. Если мы это сделаем, Полли погибнет. И он прекрасно понимает, что мы это сознаем.

– Но что случится, если мы все-таки обратимся в полицию?

– Ему все равно придется убить нас. Другого выхода у него нет. Не забудь, что он обладает дипломатической неприкосновенностью и вдобавок представляет в ООН страну, которая в глазах всего мира и так много страдает от пренебрежительного отношения Америки. Думаю, что убрав всех нас с дороги, он будет в полной безопасности. Да и кто выдвинет против него обвинение?

– Мы бы могли.

– Мертвые – нет. К тому же я не хочу покупать себе жизнь ценой жизни Полли. У нас есть ещё несколько часов и мы должны придумать какой-то выход. Господи, если бы только у нас был ключ!

– Если все то, о чем ты говорила – правда, то нам лучше обойтись без ключа. Я не думаю, что Монтес посмеет тронуть Полли до тех пор, пока у него не будет ключа. Ему нет смысла убивать Полли, если ключ не попадет к нему в руки – тогда он лишится единственного своего оружия.

– Да, а нашим оружием был ключ, да и тот мы утратили, – вздохнула Алиса.

– Но они-то этого не знают. Попробуем сблефовать. Нельзя дать им понять, что у нас нет ключа.

– Да, Джонни, ты прав…

Ее прервал телефонный звонок.

– Я сниму параллельную трубку в спальне, – внезапно охрипшим голосом сказала Алиса. – А ты в ту же секунду возьми свою. – Она вихрем пронеслась в спальню и выкрикнула: – Давай, Джонни!

Я схватил трубку – как мне показалось, одновременно с Алисой; щелчка, во всяком случае, я не услышал. Звонил сам Портулус Монтес.

– Мистер Кэмбер? – спросил он шелковым голосом.

– Я вас слушаю.

– Мне очень приятно снова разговаривать с вами. В наше время редко выпадает удача познакомиться с цивилизованной личностью, а каждое расставание с ней несет за собой горечь утраты.

– Где моя дочь?

Поразительно, но ни мой голос, ни рука, твердо сжимавшая телефонную трубку, не дрожали. Что-то во мне стало меняться.

– Ваша дочь? Разве я могу это знать?

– Еще бы, черт побери! Послушайте, Монтес, если, не дай Бог, с ней что-нибудь случится, клянусь, что я доберусь до вас. Пусть это займет у меня всю оставшуюся жизнь, но я вас выслежу и прикончу!

– Вы меня поражаете, мистер Кэмбер, – сказал он. – Какие свирепые – и какие преступные – угрозы. Если даже сделать скидку на свойственные американцам романтизм и невоспитанность, ваши угрозы все равно ужасны и недопустимы. А что случилось с вашей дочерью?