Текст книги "Вице-президент Бэрр"

Автор книги: Гор Видал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Что-то будет! Больше недели ни полковника, ни Нелсона Чейза не было в конторе. Господин Крафт и я по мере сил справляемся с работой. В числе моих недавних обязанностей был вчерашний прием партнеров полковника по «техасскому проекту». Как я и подозревал, в документах на аренду земли не все оказалось в порядке; никакие немцы не приедут. Полковник потерял все деньги. Партнеры вне себя от негодования. Я выпроваживаю их. «Полковника нет в городе». Что же мне еще говорить?

Сегодня поздним вечером под моими окнами остановилась громадная желтая карета, внушительная, как солнечная колесница. Кучер меня окликнул.

– Мадам ждет вас в гостинице «Сити».

Карета отъехала – без меня. Как видно, придется пройтись пешком.

У подножия подковообразной лестницы в главном зале стояли мадам и Нелсон Чейз. У обоих такой вид, будто они только что плакали. Гнев от печали сразу не отличишь.

Мадам ухватилась за мою руку так, будто вот-вот рухнет на пол.

–  Онпродал мою вторую карету и моих серых лошадей!

–  Онисчез. – Нелсон Чейз шмыгал носом. Как оказалось, не от гнева и не от слез, а из-за сенной лихорадки.

Мадам повела нас в обеденную залу, приказала подать чаю и быстро долила в свою чашку рома из серебряной фляжки, украшенной наполеоновскими пчелами.

– Это невероятно! Incroyable, Chariot! [47]47
  Невероятно Шарло (франц.).


[Закрыть]– Ром немножко ее успокоил. – В понедельник он сказал мне, что поедет в Олбани. На лодке. Я говорю: «Нет, – как дура! – возьмите мою вторую карету». Он уезжает, машет мне шляпой из окна! Ma foi! Я готова убить его. Неделю от него нет вестей…

Чай с ромом, попав не в то горло, вызвал приступ кашля, и уже Нелсон прожужжал мне конец этой истории. Мадам увидела свою карету сегодня утром в Боулинг-грин. Она подумала, что полковник только что вернулся. Она спросила кучера – незнакомого, – и тот рассказал, что его хозяин, некто Дженнингс из Ньюберга, купил карету несколько дней назад у полковника Бэрра за пятьсот долларов.

– Она стоила тысячу! – Кашель сразу прекратился.

– Где он? – Чейз посмотрел на меня с таким видом, точно я обязан был это знать.

– Он сказал, что уезжает в Олбани. – Это была правда. – Но я ничего не знаю. – Тоже правда.

– Он нев Джерси-Сити. – Чейз бросил на меня многозначительный взгляд.

– О, мы все знаем про Джерси-Сити! – Мадам приложила палец с перстнем к носу, как это делают итальянские оперные певцы, и подмигнула до того непристойно, что сама мадам Таунсенд была бы шокирована. – Il у a une fille à Jersey City [48]48
  В Джерси-Сити у него есть девушка (франц.).


[Закрыть].

– Ее зовут Джейн Макманус. – Нелсон Чейз сидел мрачный как туча. – Подумайте, в его-то годы!

– Его годы тут ни при чем! – Гнев мадам, никогда долго не задерживавшийся на одном объекте, с быстротой молнии перекинулся на Нельсона Чейза.

– Я только хотел сказать…

– Полковник прежде всего – мужчина!Он полон огня! Марс и Аполлон соединились в нем! Пусть верность блюдут эти жалкие заурядные типы! – Мадам величественным жестом обвела комнату, полную нью-йоркских дам с поклонниками. Они с восхищением смотрели в нашу сторону. – Мне не нужен муж, которому не хватало бы puissance [49]49
  Силы (франц.).


[Закрыть]! Пусть держит своих девочек в Джерси-Сити, он совсем еще не стар…

Я не верил своим ушам. Полковнику семьдесят семь. Чудо, что он еще в силе, но то, что мадам закрывает на нее глаза, просто не умещается у меня в голове.

– Дело не в девочках, Шарло. Но он ничего не смыслит в деньгах! Продать мою новую карету с лошадьми за полцены!Он меня разорит!

– Он уже потерял те деньги, что вы передали ему после продажи коннектикутских акций. – По каким-то своим соображениям Нелсон Чейз теперь разрушает брачный союз, которому сам способствовал.

– Он неисправим! Он успел промотать сотню состояний. Моего ему не видать! Так ему и скажите. Скажите, что, если он не вернет тысячу долларов, которые должен мне за карету и лошадей, я с ним разведусь.

– У нас хватает доказательств. – Нелсон Чейз расплылся в улыбке.

Я заверил их, что, как только увижу полковника, немедленно все ему передам. Затем проводил их до лестницы, ведущей к внутреннему подъезду для карет. Мадам пришла в доброе расположение духа, лицо ее пылало от рома.

– Скажите ему, Шарло, что я жду его с нетерпением.

– С тысячей долларов, – сказал Нелсон Чейз.

– Всей душой! – Слегка пошатываясь, мадам спускалась по лестнице в сопровождении Нелсона Чейза.

Я вернулся в главный зал. По пути я заглянул в просторную и комфортабельную обеденную комнату – оттуда всегда так аппетитно пахнет уксусом и жареным мясом. Иной раз полковник обедает здесь в углу, в одиночестве. Сегодня его нет.

Кто-то потянул меня за полу пиджака. Я оглянулся и увидел престарелого доктора Богарта. Он узнал меня, несмотря на затуманенные катарактой глаза.

– Садитесь, мой мальчик! Я всегда ужинаю в этот час. Один раз ем на заре и один раз – на закате. Что и вам советую. – Я сел рядом. Он жевал деснами вареный картофель.

– Я не видел нашего друга полковника с того великого дня. – Доктор Богарт мерзко захихикал. – Все счастливы, надеюсь?

– О да, сэр.

– Прелестная пара. Это самое меньшее, что она могла сделать для Аарона. Долг платежом красен.

– Чем же он ее осчастливил?

Но доктор Богарт гнул свое.

–  Тасвадьба – совсем другое дело, уж поверьте мне.

Ей-богу, мне было безразлично, но он стал рассказывать:

– Первая миссис Бэрр была очень простая женщина. Бедняжка Теодосия! Она была десятью годами старше Аарона и с ужасным шрамом на лбу. И больна раком. И пятеро детей от первого мужа. И ни единого пенни. Но Аарон ее обожал. И мы все. Моя родня жила неподалеку – в Парамусе.

– Где они познакомились? – Раз все равно надо его слушать, хоть узнаю факты по порядку.

– На войне. – У доктора Богарта был мутный взгляд, он ковырял вилкой картофель; прошлое постепенно всплывало в его памяти. – Полковник Бэрр был неподалеку, в графстве Орэндж на реке Рамапо. Я помню все это потому, знаете, что тоже был там. – Старческие глаза смотрели на меня, глаза, которые видели не только битвы, но и молодого Бэрра. – Он был просто писаный красавец. Стройный, гибкий. Крепкий, как ветка орешника. И разумеется, ум! Какой ум! Не было девушки, которая не была бы хоть чуточку в него влюблена.

Им повезло, подумал я, ведь он так живо откликался на эту любовь.

– Теодосия Прево – так ее звали. Она жила в Эрмитаже. Через дорогу от фермы Богартов. Муж ее, английский полковник, служил в Вест-Индии. По закону ее полагалось выслать как тори, но, поскольку она родилась в Америке, дружила с Джорджем Вашингтоном и Джемми Мэдисоном, ей разрешили остаться, и все ваши офицеры приезжали к ней с визитами. Однажды приезжал даже сам Вашингтон. Затем молодой полковник Бэрр – он был моложе всех в нашей армии – начал свои ночные налеты на англичан. Там до сих пор его вспоминают. То есть те, у кого память еще не отшибло… – Доктор Богарт потерял нить рассказа и тупо уставился в тарелку.

– Полковник Бэрр, – подсказал я, – Теодосия Прево.

Доктор Богарт вернулся из небытия, в которое столь часто проваливается старческий ум.

– Муж ее умер, война кончилась, и она вышла замуж за полковника в Парамусе. Ах, какие это были дни! – И доктор Богарт пространно заговорил о временах, когда небо было голубее, вода чище, картошка рассыпчатой, чем теперь. Знаю я эту басню. Старческая болтовня.

Я спросил о подвигах Бэрра во время Революции.

– С того самого дня, как приехал в Кембридж к генералу Вашингтону, он знал, чего он хочет. Приехал незаконно, сказал бы я, потому что не достиг еще совершеннолетия. Его опекун был вне себя от гнева. Ну, вы знаете. В два года Аарон остался сиротой. И вот его опекун, Эдвардс, послал курьера с письмом, требуя немедленного возвращения Бэрра домой на том основании, что он не только слишком юн, но, по мнению домашнего врача, слишком слаб для службы в армии.

Тонкие синие губы доктора Богарта сложились в тонкую синюю улыбку: он тоже пережил многих докторов.

– Так вот, Аарон сказал курьеру – пусть только попробует забрать его из лагеря, он прикажет его поверить. Тогда этот человек вручил ему второе письмо от опекуна – тот, без сомнения, знал своего подопечного, – и это письмо оказалось куда мягче, и в нем было даже немного денег. Так Аарон пошел на войну и стал одним из первых наших героев. После Квебека его имя было у всех на устах.

Доктор Богарт рассказывал бы еще, но тут рядом со мной нагло уселся Уильям де ла Туш Клэнси (может быть, я похож на деревенского мальчика из-за маленького роста?), и я быстро простился с доктором.

Клэнси зло посмотрел на меня. Видимо, вспомнил случай на Файв-пойнтс.

Сегодня днем я один в кабинете полковника. Я снова, как вор, попытался открыть сундук под письменным столом с зеленой обивкой. Мне это удалось. Полковник не до конца повернул ключ, и задвижка замка не плотно вошла на свое место.

В сундуке оказалось примерно то, что я и ожидал увидеть. Пачки писем. Вырезки из газет. Игрушки для внука, который умер вскоре после возвращения полковника из Европы в 1812 году. Я обратил внимание, что он то внука, то себя часто называет «шалопутом».

Тщетно искал я упоминания о Ван Бюрене. Правда, нужно не меньше месяца, чтобы разобраться во всех бумагах и письмах, не говоря уже о многостраничном дневнике, который полковник вел в Европе для своей дочери Теодосии. Так он и не попал в ее руки. После смерти ребенка Теодосия отплыла в Нью-Йорк. Корабль пропал, и дневник покоится на дне сундука, скорее всего никем не читанный. Думаю, полковнику и лучше, чтоб он никому не попал на глаза.

С поразительной откровенностью полковник пишет о своей бедности в Лондоне и Париже, о попытках добиться приема у Наполеона, занять денег, получить паспорт у американского консула, который его презирает и отказывает в том, что положено каждому гражданину. Но больше всего меня поразило, как полковник описывает все свои интимные связи, вставляя французские словечки, не всегда мне понятные, как особый язык, на котором они с дочерью переписывались.

Отдельные страницы из дневника, 2 мая 1811 года, Париж

Забыл рассказать тебе, что вчера ночью я снова бодрствовал, пока ночной страж не отбил два часа. Чай за обедом был слишком крепок, а я слишком слаб и не смог отказаться. Провалялся в постели, не выходил до трех. Позавтракал картофелем. Вареным.

Пошел в Тюильри полюбоваться на красивых женщин, увидел только одну – в экипаже, une duchesse au moins [50]50
  По меньшей мере графиня (франц.).


[Закрыть]. То, что выше пояса, прелестно и столь же пышно, как у миссис X. Из Хартфорда, помнишь?

Потом отправился в Пале-Ройяль посмотреть на filles [51]51
  Девочек (франц.).


[Закрыть](так здесь называют публичных женщин).

Прекрасный день. В галереях Пале-Ройяль щебечут filles.

Широкий выбор, как на Бэтери в такой же весенний день. Но в отличие от Бэтери за небольшую плату вы получаете все что угодно, и никаких разговоров о браке.

Меня очень привлекло смуглое создание, похожее на креолку жену красавчика Неда Ливингстона, с мушкой в уголке пухлого рта. «Bonjour, mademoiselle» [52]52
  Добрый день, мадемуазель (франц.).


[Закрыть]. Я был сама галантность. Раскланялся. Она окинула меня величественным взглядом. Я практиковался во французском. Она – в арифметике. Спустя несколько минут мы были уже en route [53]53
  На пути (франц.).


[Закрыть]в ее atelier [54]54
  Ателье (франц.).


[Закрыть], состоящее из единственной комнаты на четвертом этаже ветхого дома позади Пале-Ройяль и, судя по звукам, виду (и запахам), часто посещаемого filles и их amis [55]55
  Дружками (франц.).


[Закрыть].

Довольно чисто (все-таки Франция). Сносное постельное белье. Настроение brio [56]56
  Приподнятое (франц.).


[Закрыть]. Она из Дижона в Бургундии. Брат (по ее словам) служит в иностранной миссии. В общем, все было очень приятно. Я следую совету Вандерлина, основанному на новейших медицинских теориях (de-partement de venise) [57]57
  Раздел венерических болезней (франц.).


[Закрыть]и после splendeurs de l’amour [58]58
  Радостей любви (франц.).


[Закрыть]требую vase de nuit [59]59
  Ночной горшок (франц.).


[Закрыть]и писаю всласть.

* * *

Что все-такипредставляет собой полковник? И что представляла собой его дочь Теодосия? Когда я читаю его письма к ней и ее ответы, я вспоминаю переписку лорда Честерфильда с сыном (если бы сын не уступал отцу – у Теодосии блестящий стиль, и она образованна), но, когда я читаю дневник, когда вижу, как они друг с другом интимно беседовали, я просто теряюсь.

Интересно, что будет с дневником? Наверное, мистер Дэвис его уничтожит. И самое милое дело, раз он берется защищатьполковника.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сегодня утром, когда я пришел в контору, полковник Бэрр уже сидел в кабинете.

– Очевидно, ты видел мадам. И знаешь все! – Он горестно развел руками. – Мы отдалились друг от друга. Но лишь временно. Следующие несколько дней я проведу у моего юного протеже в Бауэри. Многообещающий серебряных дел мастер, если такое уместно сказать о серебряных дел мастерах.

– Очевидно, это Аарон Колумб Бэрр. – Я поразился собственной наглости. Однако стиль полковника заразителен.

Меня вознаградил удивленный взгляд, какой я впервые уловил на этом старом мудром лице. Светлые брови взметнулись, едва не коснувшись оправы очков, которые, как всегда, сидели на лбу.

– Чарли, ты начинаешь меня интересовать. Ей-богу. – Он остановился, раздумывая, вероятно, как выразить этот интерес. – Уж не следил ли ты за мной ненароком? Как Нелсон Чейз?

– Нет, сэр. Я просто угадал. Кто-то говорил, что у вас есть сын, серебряных дел мастер.

– Да уж какой тут секрет. Ведь его матушка окрестила сына моим именем, мудро добавив «Колумб» в надежде, что когда-нибудь он, подобно Колумбу, откроет не только своего отца, но и Новый Свет – что он и сделал в возрасте восемнадцати лет. А теперь он собирается перевезти в Нью-Йорк свою матушку. – Полковник вздохнул. – Когда я с ней познакомился, она служила у часовщика на улице Ройяль. И прекрасно разбиралась в механизмах. Могла починить все что угодно – от часов до компаса. У меня нет ни малейшего желания ее видеть. Я попытаюсь уговорить Колумба, чтоб он не ввозил сюда maman.

Бэрр срезал кончик сигары.

– Я сказал ему, что его дом слишком мал для него самого с женой – очаровательное создание из Статсбурга – и двумя прелестными детишками, не говоря уже обо мне, старом «шалопуте», который навещает их время от времени. – Он зажег сигару и весь засветился нежностью: детей, я думаю, он любит даже больше, чем женщин.

– Ты еще увидишь Колумба. Он красивый парень и говорит по-английски с ужасным акцентом. Я уделял бедному мальчику недостаточно внимания. – Сигарный дым кривым ореолом окутал голову полковника. Он переменил тему. – Наш друг Нелсон Чейз устроил на меня настоящую охоту в Джерси-Сити. Вот почему я перебрался в Бауэри.

– Он работает на мадам. – Я, так сказать, продемонстрировал полковнику свою преданность.

Он кивнул.

– Как тебе известно, я часто навещаю милую девушку по имени Джейн Макманус. Ее общество мне мило, как и общество ее бабушки лет пятьдесят назад. Она тоже была из Джерси-Сити – очевидно, это место мистически притягивает меня. Ну, так вот, нас застала врасплох,мисс Джейн и меня, ее служанка, пучеглазое создание, подкупленное Нелсоном Чейзом. Она сама в этом призналась, когда я ее вздул. Мадам платила ей, чтобы она поймала нас во грехе и могла дать свидетельские показания, если мадам когда-нибудь придет в голову расторгнуть священные узы, которые нас с ней связывают. Девчонка нас-таки уличила. Мисс Джейн рыдает. А мадам постыдным способом добилась своего.

– Я полагаю, сэр, что мадам не против ваших… ваших…

– Привязанностей? – Молодые глаза блеснули иронией. Конечно же, люди правы: Аарон Бэрр действительно заключил сделку с дьяволом. Все легенды про него – чистая правда.

– Она огорчается из-за денег, которые вы потеряли на аренде техасских земель.

Полковник нахмурился. В чем бы ни состояла его сделка с дьяволом, вести денежные дела тот его не научил. Мэтью Дэвис рассказал мне однажды, что сразу после Революции полковник стал самым богатым нью-йоркским адвокатом и все до последнего пенни потерял на спекуляциях и промотал, ведя самый экстравагантный образ жизни.

– Конечно, я не должен был продавать нашэкипаж без ее согласия. Я поступил неучтиво. Но предложение было такое заманчивое. А деньги так нужны. К тому же кучер Джейк, честный малый, сказал, что серые лошади не так уж и хороши. Ну, да ладно, дело сделано.

Внезапно налетевший ветер трижды простучал в пыльное стекло виноградной лозой и пурпурными листьями – так заколачивают крышку гроба. Почему я подумал об этом? Бэрр вечен. Но вечен он или нет, Бэрр невольно вздрогнул от этого звука.

– Мы должны соблюдать осторожность, Чарли.

– Да, сэр. Знают они, где вы остановились?

– Пока нет. Пускай немножко помучаются. Меня теперь занимает новая идея… – Полковник замолчал. Вечно он скрытничает, боится выболтать прежде времени свои планы. Отсюда все его несчастья. Никто не может его предостеречь.

– Ты должен посмотреть новую пьесу в Парк-тиэтр. Я был там вчера с Колумбом. Мелодрама, но не такая уж глупая. Мы занимали ложу, это стоило по семьдесят пять центов за место. Такое транжирство.

Полковник показывает на стол, где лежит стопка старых книг.

– Я купил их для тебя, Чарли. Кажется, они не новые. Это «Закат и падение Римской империи» Гиббона. Возьми. Читай. Просвещайся.

В кабинет вошел мистер Крафт с бумагами для старшего партнера и нарушил атмосферу интимности.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ровно в шесть часов я постучал в дверь дома номер три по Бридж-стрит. Я нервничал даже еще сильнее, чем когда узнал, что Леггет договорился о встрече.

Дверь открыла очень полная женщина. Не спросив моего имени, она просто сказала:

–  Онв большой гостиной. – И исчезла в задней части дома, откуда слышался женский смех. Гулкий шум доносился сверху, как будто там носились наперегонки дети. Великий человек не одинок в своей нью-йоркской резиденции, хоть он и холостяк.

У камина, под картиной, изображавшей мавританский замок (Альгамбра, что ли?), стоял Вашингтон Ирвинг. В книгах, которые я читал в школе, его изображали мечтательным стройным юношей. Увы, он уже не юноша. Теперь это солидный пожилой человек, с кривой, но приятной улыбкой. Глаза настороженные, выжидающие; он изучает вас всего, дюйм за дюймом, как художник, перед тем как сделать набросок. Он кажется застенчивым. Голос его сначала был таким тихим, что я почти ничего не расслышал. «Очень польщен… мистер Леггет… скоро уезжаю в Вашингтон… не привык… пожалуйста, садитесь… вам не жарко?»

Мы уселись перед камином в кресла с подлокотниками, почти касаясь друг друга коленями. По комнате гулял сквозняк. Он еще раз внимательно меня оглядел.

– Скайлер? Какой Скайлер?

– Не тот. – Пустившись в привычные объяснения, я почти успокоился. Я сказал, что мой отец держал трактир в Гринич-вилледж и никак не был связан со славными Скайлерами.

– Я неравнодушен к голландцам, – Ирвинг ничем не выдал своего разочарования, очевидно, утешаясь непреложностью моего голландского происхождения. С моими соломенными волосами и голубыми глазами я типичная карикатура на голландского увальня. Я весь в свою покойную мать из семьи Скермерхорн, опять-таки не из богачей Скермерхорнов.

Ирвинг попробовал заговорить со мной по-голландски и был разочарован, когда я не понял ни слова.

– Старый язык забывается. Теперь нас не отличить одного от другого. В начале этого месяца я был в Киндер-хуке, у… – последовала восхитительная пауза. Всем известно, что он навещал вице-президента Ван Бюрена. – … у старого друга голландской крови. И тщетно мы искали места, памятные нам по нашей юности. Голландцы теперь такие же, как все. Теряется колорит. – Ирвингу свойствен, видимо, меланхолический тон, каждая фраза к концу замирает.

– Таверна Ван Бюренов еще сохранилась в Киндер-хуке? – вставил я чересчур поспешно.

– Да, да. Вам она знакома? – Вежливый интерес, ничего больше.

– Я столько слышал о ней от полковника Бэрра. Я служу в его юридической конторе.

– Аарон Бэрр. – Ирвинг произнес это имя мягко, с чувством. Но я не мог понять, с каким именно. Нет, явно не враждебно. С удивлением, пожалуй. Или сожалением? – Да, мистер Леггет рассказывал, что вы интересуетесь карьерой полковника Бэрра. Мой брат когда-то, очень давно, издавал газету для полковника Бэрра. – Глаза Ирвинга закрылись. – Она называлась «Морнинг кроникл». Мой брат Питер и тогда был, да и теперь по уши погружен в политику. Он убежденный бэррит. Полковник Бэрр был вице-президентом, когда я впервые начал печатать мои, – глаза его широко раскрылись, – мелочив этой газете.

Я сказал ему, что еще в школе читал заметки Джонатана Олдстайла [60]60
  Ирвинг впервые начал печататься под этим псевдонимом, публикуя заметки о нью-йоркских нравах.


[Закрыть].

Видимо, уже тогда люди с упоением вспоминали «добрые старые денечки» Нью-Йорка. Насколько я восхищаюсь произведениями Ирвинга, настолько же не разделяю его умилений голландскими причудами. Ни голландцы, ни шуточки по поводу голландцев не приводят меня в восторг.

– Любопытно, что в одной из последних мелочей,которые я напечатал в этой газете, я критиковал дуэли. Это было ровно за два года до… – Ирвинг развел руками. Он избегал моего взгляда и рассматривал мавританский замок над камином.

Сверху донесся отчаянный крик. Ирвинг испуганно вздрогнул, вздохнул.

– Дети, – сказал он и на мгновение утратил учтивость манер. Он явно непривычен к семейной жизни. Все-таки последние двадцать лет, проведенные в Испании и Англии, он прожил холостяком. Теперь он скорее англичанин – и из самых вежливых, – нежели американец. Он мог хоть сегодня выйти на сцену Парк-тиэтр и с превеликой легкостью сыграть роль дворецкого.

– Вы, очевидно, встречались с полковником Бэрром в Ричмонд-хилле?

Ирвинг улыбнулся.

– О, да. Но я не принадлежал к «маленькой шайке». Так называли себя почитатели полковника. И были преданы ему всем сердцем. Еще бы. Полковник Бэрр был нью-йоркским меценатом. Он любил артистов. Помогал им. Если хороший артист просил у него денег, он никогда не отказывал. И Теодосия тоже…

– Миссис Бэрр?

– Нет, к тому времени она уже умерла. Я имею в виду его дочь. Самая поразительная женщина, какую мне довелось встречать. – Ирвинг заговорил с неподдельной нежностью, его круглые глаза затуманились. – Красавица. Небольшого роста, смуглая, с греческим профилем. Говорила на многих языках. Знала науки. Читала Вольтера. Переписывалась с Джереми Бэнтамом. И при этом была такая женственная, любящая…

По всем рассказам Теодосия и в самом деле была верхом совершенства, но Ирвинг, мне кажется, по каким-то тайным причинам, известным ему одному, преувеличенно восхищается давно умершей красавицей в торжественных, отработанных фразах, а тем временем единственная слеза медленно катится по щеке в крепость высокого накрахмаленного воротника, чтобы исчезнуть во мраке под подбородком… Но я уже впал в его стиль.

– Мистер Ван Бюрен часто приезжал в Ричмонд-хилл?

Но вот был извлечен шелковый платок, он стер влажный след, оставленный слезой на гладкой пухлой щеке (я не могу забыть, что передо мной человек, написавший любимые рассказы моего детства).

– По-моему, нет. – Ирвинг насторожился. – Об их дружбе говорят много лишнего.

– Но разве полковник Бэрр не остановился у Ван Бюрена в Олбани, вернувшись из Европы?..

– Мистер Ван Бюрен был некогда его другом. И разумеется, навсегда сохранил дружеское расположение… Но между ними не существовало никаких политическихсвязей. – Это прозвучало резковато. Об Ирвинге часто говорят как о вероятном государственном секретаре в кабинете Ван Бюрена. Кроме того, он искушенный дипломат, был некоторое время поверенным в делах американского посольства в Лондоне. Он служил там еще в прошлом году, когда Ван Бюрен прибыл в Лондон посланником президента Джексона, но сенат тут же оскорбительно отверг это назначение, подстрекаемый злобным вице-президентом Кэлхуном. Проницательный Ирвинг проявил, однако, большое внимание к дискредитированному послу, добился для него приема у короля и в большинстве лондонских салонов.

Ирвинг будто бы сказал тогда Ван Бюрену, что с отклонения сенатом его кандидатуры начнется его взлет. «Потому что, – сказал будто бы Ирвинг, – и в политике можно перегнуть палку. Теперь вы станете вице-президентом Джексона, и Кэлхуну конец».

Далекий от земных страстей Ирвинг оказался и добрым другом, и политическим пророком. Стоит ли удивляться, что эта парочка совершает теперь путешествия по Гудзону и созерцает голландские руины. Как будто сам Рип Ван Винкль восстал из мертвых и явился под ручку с будущим президентом.

– Вряд ли я чем-то буду вам полезен, мистер Скайлер. – Передо мной был уже настороженный дипломат. – Не скрою, мне было бы крайне интересно прочитать исследование о карьере полковника Бэрра. Но не кажется ли вам, что такое исследование, пожалуй, несколько преждевременно? Многие еще живы…

– Например, мистер Ван Бюрен.

– Но ведь говоряти другое, что президент Джексон был даже теснее связан с полковником Бэрром. – В мелодичном голосе Ирвинга зазвучали резкие нотки. – А также и сенатор Клей…

Но тут в дверь вломился блондин мощного телосложения.

– Мистер Ирвинг? О, извините. Вы не один. – Юноша в нерешительности остановился на пороге. Я поднялся.

– Это Джон Схелл, мистер Скайлер. – У юноши было убийственное рукопожатие. – Я познакомился с Джоном на корабле, по пути из Лондона. Он живет здесь, хочет прочувствовать нашу новую страну.

– Еще раз извините. – У молодого человека был сильный немецкий акцент. Он сдержанно поклонился и оставил нас одних.

Ирвинг продолжал:

– Я хотел сказать, что когда я увидел сенатора Клея вчера вечером в Парк-тиэтр…

– Вчера вечером? Полковник Бэрр тоже там был.

– Знаю. – Ирвинг улыбнулся. – Он рассказал вам, что произошло?

Я покачал головой.

– Генри Клей пришел около девяти. Почти все встали. И аплодировали. Аплодировали бурно. – Тонкая кривая усмешка. – Я елеусидел на месте во время этой демонстрации вигов.

Затем, в антракте, гуляя по фойе, я вдруг увидел, как полковник Бэрр – случайно, по-видимому, – столкнулся с Клеем нос к носу. Один тощий, с безумными глазами, ужасным рыбьим ртом, другой – как исчадие ада. Дьявол протянул руку, и мистер Клей отшатнулся– не найти другого слова, чтобы передать его чуть не обморочное состояние. Доброжелатели подхватили его и увели. Вряд ли хотя бы десять человек из тех, что стояли вокруг, узнали полковника Бэрра, а если кто и узнал, то едва ли вспомнил, что много лет назад Клей, честолюбивый молодой адвокат из Кентукки, успешно защищал Аарона Бэрра в суде против обвинения в измене – и этим чуть не погубил свою политическую карьеру в самом зародыше. О, многим видным деятелям сегодня лучше не вспоминать вашего Аарона Бэрра!

– В том числе и президенту?

– Я полагаю – да и вы, наверное, – что их отношения в свое время исчерпывающе объяснил генерал Джексон.

Более чем сдержанный ответ. Однако друг Ирвинга не станет нашим следующим президентом, если его не поддержит нынешний; поэтому Эндрю Джексон должен быть выше подозрений. Все они выше подозрений. Но все-таки находятся люди, которые убеждены, что вся эта компания была когда-то замешана в измене – Бэрр, Джексон, Клей. Сколько же на свете всяких секретов! И Вашингтон Ирвинг не намерен мне их открывать.

Шум из кухни в нижнем этаже напомнил нам, что наступает время ужина. Я встал.

– Вы никогда не встречаетесь с полковником Бэрром?

Ирвинг тяжело поднялся. Мы стукнулись коленями.

– Я виделего вчера вечером. Но мы не разговариваем. Да и зачем? Конечно, он был очень обаятелен когда-то. Но я полагаю – в общем и целом, – что он оказывает самому себе – да и всем нам – плохую услугу… – Снова уклончивая кривая улыбка, голос вдруг, и притом ненатурально, теплеет. – … тем, знаете ли, что он живеттак нестерпимо долго – так неестественнодолго, – постоянно напоминая нам о том, что следует забыть.

– А по-моему, это прекрасно, что он еще среди нас. И может рассказать, как все было на самом деле.

– На самом деле? Возможно. Но не лучше ли нам написать свою, приемлемуюверсию нашей истории, а грустные и менее поучительные детали забросить на чердак, где им и место?

Ирвинг проводил меня до парадной двери, перед ней стояла детская лошадка. Вместе мы убрали ее с дороги.

– Засвидетельствуйте мое почтение мистеру Леггету. Если увидите его, скажите, что я встречусь с ним в среду в гостинице «Вашингтон» для нашего еженедельного tête-à-tête. Вы, конечно, тоже придете? – Его рука вдруг отяжелела на моем плече, как окоченевшаярука покойника. – Мне жаль, что я не смог быть вам полезен. – Рука его упала и повисла вдоль тела. – У меня есть заметки, которые я делал, когда Бэрра судили в Ричмонде за измену. Если хотите, я приготовлю вам копию.