Текст книги "Кровь фюрера"

Автор книги: Глен Мид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

– Отчет наблюдателей из Байя-Негро. Они сказали, что зафиксированный ими самолет был потерян, когда двигался по направлению к Корумбе, это уже в Бразилии.

– Si.

Санчес провел пальцем линию на карте.

– Это недалеко от Кампо-Гранде.

Кавалес почесал подбородок.

– Да, наверное.

– В Кампо-Гранде есть аэропорт, оттуда можно долететь до Сан-Паоло, насколько мне известно.

– Я не понимаю. – Кавалес нахмурился.

– А ты подумай. Из Паоло можно долететь до Мехико. Туда и летит Либер. Те люди из дома в Чако, возможно, тоже полетели тем же маршрутом. До Мехико. А теперь Либер обеспокоен. Ему нужно поговорить с ними. Лично.

Кавалес улыбнулся.

– Это ведь вариант, правда? – спросил Санчес.

– Si. А может быть, Либер просто пытается сбежать.

Санчес покачал головой.

– Сомневаюсь. У таких людей, как Либер, много связей. Нет. Он чего-то боится. Мы его сегодня напугали. Ты видел, какое у него было выражение лица, когда я говорил о записи на кассете? Это его очень обеспокоило. – Санчес немного подумал, а потом сказал: – Свяжись с Мехико, с главным инспектором Эдуардо Гонсалесом. Проинформируй его о вероятном прибытии Либера под именем Монка. И пусть наши люди проверят списки пассажиров рейсов из Сан-Паоло в Мехико за последние десять дней. Если всплывет имя Карла Шмельца, извести меня об этом. Я сомневаюсь, что он засветится, учитывая, что наш друг Либер пользовался фальшивым паспортом, – Шмельц мог сделать то же самое. Но проверить надо.

– Этот Гонсалес из Мехико, он ваш друг?

Санчес кивнул.

– Мы встречались на конференции в Каракасе. Перешлите ему копию фотографии Либера. Билеты Либера были на имя Монка, так что на случай, если он воспользуется другим паспортом, они должны суметь опознать его по фотографии. И свяжитесь с Сан-Паоло. Пусть они следят за Либером, когда тот приедет туда, также они должны удостовериться, что он сядет на самолет до Мехико. Я хочу знать, с кем он встретится. Но попросите их быть очень осторожными. Пусть задействуют лучших людей для слежки. Дело чрезвычайной важности. Мы ничего не должны упустить.

– Вы хотите, чтобы этот Гонсалес взял Либера?

– Нет. Пусть просто следит за ним. Я хочу знать, куда он пойдет. И с кем он встретится.

Кавалес кивнул, собравшись уходить.

– Да, Кавалес…

– Что-то еще?

– Зарезервируйте два билета на первый же рейс до Мехико. – Санчес хмыкнул. – Но не на тот же рейс, которым летит Либер, конечно.

Улыбнувшись, Кавалес кивнул и ушел.

Открыв бумажник, Санчес посмотрел на фотографию. Это фото трех мужчин он вытащил из альбома в доме Либера. Он сделал это незаметно. Это, конечно, воровство, но оправданное воровство. Он сомневался, что Либер это заметил, – тот был слишком растерян.

Положив фотографию на стол, он присмотрелся к лицам мужчин, стоявших справа от Либера. Молодой коренастый брюнет и высокий седовласый красавец. Судя по крою костюмов, Либер не солгал, сказав, что фотографию делали давно. Скорее всего, около десяти лет назад. За спинами мужчин находилась выкрашенная в белый цвет веранда – такая же, как в доме, который они обнаружили в джунглях Чако. Судя по всему, это и был дом в Чако.

Он снова посмотрел на фотографию. Нужно будет проверить этих двоих. Может быть, на них есть какая-нибудь информация.

Подумав о том, что ему предстоит сделать, он вздохнул и провел рукой по редеющим жирным волосам. Нужно позвонить жене и рассказать ей о своих планах. Если повезет, то в Мехико он проведет не больше двух дней. Еще раз взглянув на фотографию, он поднял трубку и начал набирать свой домашний номер.

Розария его поймет.

Это ради Эрнандеса.

Это личное.

Глава 30

Утром Фолькманн уже летел в Амстердам. Он оставил сумку с вещами в камере хранения в Шиполе.

Из аэропорта он позвонил Якобу Фишеру, сотруднику берлинской криминальной полиции, но дежурный полицейский сказал, что Фишера на рабочем месте нет и вернется он только поздно вечером. Фолькманн попросил передать, что он звонил и позвонит позже.

На этот раз, выходя из терминала в Шиполе, он внимательно осмотрелся, чтобы убедиться в том, что за ним не следят. Поймав такси, он доехал до улицы Раадхуизштраат и прошелся пешком по узким мощеным улочкам до канала, пока, наконец, не нашел нужный дом на Херенграхте.

Магазинчик антиквариата находился на первом этаже одного из четырехэтажных старых голландских зданий, между секс-шопом и маленькой гостиницей. На табличке у входа в магазин было написано «Классический антиквариат». Фолькманн толкнул дверь, и над головой зазвенел колокольчик.

На красном диване в углу, уютно устроившись, сидела молодая блондинка – не старше двадцати лет, а на коленях у нее лежал серый персидский кот. Фолькманн догадался, что именно с ней он говорил по телефону. На девушке были облегающие джинсы, красная майка и кроссовки. Встав с дивана, она смотрела на Фолькманна. Глаза у нее оказались карие. Кот потерся о ноги Фолькманна, а девушка, подойдя ближе, взяла перса на руки и улыбнулась.

– Привет.

Маленький магазинчик был забит реставрированной антикварной мебелью. Длинный стеклянный стеллаж использовался в качестве прилавка, а внутри него находились старые фотографии в серебряных рамках и прочие антикварные вещи. Фолькманн заметил зеленую занавеску, перекрывающую вход в глубь магазина. Девушка взглянула на Фолькманна.

– Если хотите осмотреться, то пожалуйста. Или вам что-нибудь подсказать?

Судя по тому, что девушка говорила по-английски, она решила, что он турист.

– Я ищу Коула Эрдберга. – Фолькманн улыбнулся.

– Вы что, коп?

Фолькманн снова улыбнулся.

– Почему вы так решили?

– У вас это на лице написано.

Девушка уже не улыбалась, а перс, сузив зеленые глаза, внимательно смотрел на Фолькманна.

– Коул здесь?

Помедлив, девушка спросила:

– А зачем вам Коул?

Девушка говорила по-английски с небольшим акцентом, но Фолькманн решил, что она не похожа на голландку. Покрепче прижав к себе кота, девушка пристально смотрела на Фолькманна.

– Передайте ему, что с ним хочет встретиться друг Тэда Биркена.

– Кого?

– Тэда Биркена.

– А как вас зовут?

– Фолькманн. Джо Фолькманн.

Девушка помедлила и в нерешительности поджала губы.

– Подождите здесь.

Развернувшись, она зашла за зеленую занавеску, унеся с собой перса. Девушка была хорошенькой, с красивой фигурой, и узкие джинсы плотно обтягивали ее пышные формы. Фолькманн увидел за занавеской дверь, девушка скрылась за ней. Фолькманн остался один в захламленном магазине. На стене возле витрины висел старинный кремневый мушкет, а под ним два пистоля. На другой стене он увидел голландские пейзажи XVIII века. Магазинчик пропах затхлостью и котами, а кроме того, Фолькманн чувствовал резкий запах марихуаны. Дверь за его спиной открылась.

Из-за занавески вышел высокий худой мужчина с трехдневной седой щетиной на щеках и подбородке. Он был почти лыс, а остатки волос на затылке были выкрашены в черный цвет и собраны в хвост. В руке он держал очки в тонкой оправе. Надев очки, он посмотрел на Фолькманна. Мужчине было уже под шестьдесят, на нем были бриджи цвета хаки, кроссовки без носков, черная хлопковая рубашка была расстегнута, а на поросшей седыми волосами груди блестел золотой медальон.

Мужчина посмотрел на Фолькманна.

– Мы с вами знакомы? – Он говорил с акцентом, присущим жителям южных штатов США.

– Коул Эрдберг?

– Да, эт я.

– Меня зовут Фолькманн. Джо Фолькманн.

– Миша сказала мне, что вы друг Тэда Биркена. Что вас привело ко мне?

– Тэд сказал, что, возможно, вы мне поможете.

– Вы из этой же конторы?

Фолькманн улыбнулся.

– Нет, я не из ЦРУ, мистер Эрдберг.

– Тогда кто вы?

Фолькманн протянул ему удостоверение, и Эрдберг внимательно его изучил, а потом, подняв голову, улыбнулся.

– Как поживает старина Тэд? Все еще живет один в Альпах, с этими гребаными швейцарскими сырами?

Фолькманн улыбнулся шутке, а Эрдберг продолжил:

– Пусть найдет себе красивую молодую девку и насладится жизнью хоть года два, что ему остались.

Глаза у Эрдберга блестели, словно он только что накурился.

– Так чем могу помочь, Джо?

– Тэд сказал, что вы эксперт по СС. Что вы можете помочь мне опознать одного человека на фотографии.

За спиной Эрдберга шевельнулась занавеска, и в комнату вошла блондинка с котом на руках.

– Миша, принеси мне и Джо по чашечке кофе, пожалуйста. Кофе хочешь, Джо?

– Да, спасибо.

– Две чашечки кофе, Миша. И не пускай этого гребаного серого паршивца в мою комнату. Ладно, зайка?

Девушка надула губки и, скорчив недовольную гримасу, вышла из комнаты. Игриво шлепнув ее по попке, Эрдберг проворчал:

– Да, да, и я тебя тоже люблю.

Потом он повернулся к Фолькманну.

– Иди-ка сюда, Джо.

Они прошли в дверь за зеленой занавеской. Эта комната была одновременно и складом, и реставрационной мастерской. Там было полно ветхой мебели на разных стадиях реставрации и те же запахи, что и в торговом зале, но с примесью запахов лака и средств для полировки. На длинном столе были разбросаны документы вперемешку с частями стула. На одной из выкрашенных в белый цвет стен висел постер с изображением мужчины в ковбойской шляпе и сапогах, сидящего на унитазе. Под изображением была подпись: «Я горжусь тем, что я засранец из Эль-Пасо».

Эрдберг прошел к двери в противоположной от входа стене, достал из кармана ключ, открыл дверь и включил свет. Как и во всех зданиях в Амстердаме, комната была длинной и узкой. В длину она была метров двадцать, и когда зажегся свет, Фолькманн увидел, что она, скорее, напоминает маленький музей.

Комната до самого потолка была заставлена глубокими стеклянными стеллажами, в которых были выставлены военная форма, медали и ордена времен Третьего рейха. Церемониальные фашистские мечи и стилеты, и еще много оружия: десятки винтовок, автоматов и один пулемет МП-40 с поврежденным дулом. В конце комнаты стоял полированный ореховый стол, а на нем – очень необычная серебряная настольная лампа. На квадратном основании лампы был выгравирован нацистский орел со свастикой, зажатой в когтях.

В комнате было холодно. Эрдберг передернул плечами и прикурил сигарету.

– Так чем я могу вам помочь, Джо? – Увидев, с каким интересом Фолькманн осматривает комнату, Эрдберг спросил: – Впечатляет, да?

Фолькманн подошел к стеклянному стеллажу с мечами и стилетами нацистов и увидел там серебряную нашивку на воротник – знак отличия нацистской Feldgendarmerie^[41].

– Извините меня за вопрос, но как вы со всем этим связаны, мистер Эрдберг?

– Называйте меня Коул. Как я с этим связан? Я продаю все эти гребаные шмотки. И коллекционирую их.

– Продаете? КОМУ?

– Коллекционерам. Психам, свихнувшимся на нацистских атрибутах. Всем, кто этим интересуется. А интересуются многие. Вы удивитесь, насколько много таких людей. Я сдаю в аренду эти вещи кинокомпаниям, когда им нужно что-то особое, что-то уникальное. В задней части дома у меня склад. Форма. Нашивки. Медали. Можно сказать, что я консультант по этим вопросам.

Фолькманн осмотрел стеклянные стеллажи.

– А это вас… не смущает?

– Смущает? Меня бы смущало, только если бы этим никто не интересовался. Но такого не бывает. Бизнес у меня идет отлично. Магазинчик напротив приносит прибыль, достаточную только для того, чтобы оплатить аренду, а мой магазин приносит деньги на выпивку, девчонок и все, что нужно любому здоровому мужчине, чтобы нормально себя чувствовать.

Открылась дверь, вошла девушка с двумя чашками кофе.

– Тебя это смущает, Миша? – Эрдберг указал на стеклянные стеллажи.

Передав мужчинам чашки, девушка пожала плечами.

– Нет.

– Миша, познакомься: Джо Фолькманн. Джо, это Миша. – Эрдберг улыбнулся. – Миша еврейка.

Девушка улыбнулась Фолькманну. Такую девушку можно встретить в кибуце: светлые волосы, карие глаза, отличная фигура.

Повернувшись к Фолькманну, Эрдберг сказал:

– Должен заметить, я не неонацист. Но все, связанное с Третьим рейхом, безумно меня заводит. А вас, Джо?

– Я бы так не сказал.

После того как девушка ушла, Фолькманн провел ладонью по ореховому столу.

– А вы знаете, кому принадлежал этот стол? – спросил Эрдберг.

– Вы мне скажете.

– Эрнсту Кальтенбруннеру. Второй человек в СС после Гейдриха. Его прикончили чешские повстанцы. Кальтенбруннеру, одному из отпетых гребаных маньяков СС. Он часто сидел за этим столом пьяный, подписывал смертные приговоры. Евреям, инакомыслящим и всем, кому хотел. – Эрдберг подошел к столу поближе и, улыбнувшись, провел рукой по полированной поверхности – с любовью, словно лаская женские бедра. – Пугающе, правда?

– Вы знаете, кто служил в Лейбштандарте СС?

– Да я их всех знаю, как каждый волосок у себя на заднице. Элита СС. Официально Лейбштандарт сформирован архинацистом Дитрихом Зеппом в 1934 году. Больше эти орлы известны как личная охрана Гитлера. Изначально Лейбштандарт состоял из ста двадцати лучших из лучших, но впоследствии его укрупнили до дивизии. Каждый из них клялся на крови в верности Адольфу Гитлеру. Использовались как моторизированная дивизия в Польше в 1939-м, участвовали в военных компаниях в Греции и России с 41-го по 44-й. Обвиняются в Мальмедийском погроме в Бельгии в 1944-м и бесчисленных погромах в России. Если бы я продолжил рассказывать вам об этом, мы просидели бы тут всю эту гребаную ночь. Последняя дивизия, воевавшая в Венгрии и Австрии в 1945-м. Хотите узнать больше? Да я только разогреваюсь. Собственно, что конкретно вас интересует относительно Лейбштандарта СС?

– Вы знаете большинство из этих эсэсовцев?

– Думаю, да.

– А как насчет их жен, подруг, любовниц?

– Некоторых знаю, а что?

Фолькманн вытащил копию фотографии молодой блондинки и передал ее Эрдбергу.

– Вы узнаете эту женщину, Коул?

Тот посмотрел на снимок. Помедлив, он снял очки и вытащил из одного из ящиков стола увеличительное стекло. Поднеся его к фотографии, он долго ее рассматривал.

– Кто она?

– Именно это я и хочу узнать. Я надеялся, что вы можете мне помочь.

Эрдберг покачал головой.

– Я ее никогда не видел.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– А фашистская повязка на рукаве мужчины? В ней нет ничего особенного?

Эрдберг снова внимательно посмотрел на фотографию, а потом поднял голову.

– Нет, ничего особенного. Обычная фашистская повязка со свастикой.

– А что насчет самого рукава?

Эрдберг снова посмотрел на фотографию и пожал плечами.

– Сложно сказать. Снимок плохо сохранился. Да и формы почти не видно.

– Но этот человек из Лейбштандарта СС?

– Несомненно, они носили такие повязки на левом рукаве. Но так же поступали и многие другие эсэсовцы и даже просто члены национал-социалистической партии. Но у тех, кто служил в Лейбштандарте, на левом рукаве еще была серебристо-серая нашивка со словами «Адольф Гитлер». Это было отличительным знаком Лейбштандарта. На фотографии может быть изображен и эсэсовец, но мне нужно увидеть не только рукав формы, чтобы дать однозначный ответ на этот вопрос. – Эрдберг улыбнулся. – Но, насколько я понимаю, это невозможно, так ведь?

Когда Фолькманн покачал головой, Эрдберг протянул ему фотографию.

– Где же вам удалось это раздобыть?

– В Южной Америке.

Эрдберг ухмыльнулся.

– А в чем, собственно, проблема? Вы выслеживаете какого-то старого фашиста? Я не думаю, что до наших дней дожил хоть один из тех, о ком стоит говорить.

Фолькманн покачал головой.

– Нет. Я пытаюсь выследить одного человека. До войны его отец эмигрировал в Парагвай, и, возможно, эта фотография может нам помочь.

– О каком времени идет речь?

– 1931 год.

Американец нахмурился.

– А при чем тут Лейбштандарт СС?

– Отец этого человека был коричневорубашечником, членом SA. Тэд Биркен сказал мне, что некоторые коричневорубашечники впоследствии служили в Лейбштандарте СС.

– Да, это правда. – Помолчав, Эрдберг пожал плечами. – Извините, но я ничем не могу вам помочь.

– А вы не знаете, у кого еще можно проконсультироваться по этому вопросу?

– Насчет фотографии? Да с кем угодно. – Эрдберг снова пожал плечами. – Если вы думаете, что она была женой или подружкой кого-то из высокопоставленных офицеров, то вам может помочь хороший историк. Кто-нибудь, кто специализируется на довоенном времени – тридцатых годах. Навскидку я никого не назову, но даже если кого и вспомню, то не уверен, поможет ли он вам. Я имею в виду, что эта девушка сама по себе не могла быть важной птицей. К тому же, кроме Евы Браун и Магды Геббельс, сможете ли вы вспомнить женщин высокопоставленных фашистов? А девушка на вашей фотографии явно не одна из этих двух дамочек.

– Да, Коул, еще кое-что. Вы ничего не слышали о так называемом Бранденбургском завете?

Подумав немного, американец пожал плечами.

– Вроде бы нет. А что это такое?

Фолькманн улыбнулся.

– Скорее всего, это не имеет большого значения. Спасибо за то, что уделили мне время.

– Не стоит.

Фолькманн взял фотографию и положил ее в бумажник, а потом еще раз окинул взглядом стеклянные стеллажи.

– У меня есть очень интересные вещицы, – сказал Эрдберг. – Железные кресты с бриллиантами и дубовыми листьями. Церемониальный меч Гиммлера. Партбилет Мартина Бормана. А вы приходите ко мне с вопросом о фрице, который переехал в Южную Америку. Если время есть, я вам могу кое-что показать.

– У меня скоро самолет, но все равно спасибо.

– Как увидите Тэда, передайте ему от меня: пусть найдет себе классную телку. Лет двадцати. С большими сиськами. И упругой попкой. Пусть займется этим, пока не поздно.

Фолькманн улыбнулся.

– Я ему передам. Ну, я пошел.

Остановившись у двери, Фолькманн спросил:

– Можно задать вам личный вопрос, Коул?

– Валяйте.

– Тэд сказал, что вы работали в ЦРУ.

– Да, двенадцать лет.

– А за что вас уволили?

– Вы чё, смеетесь? – Эрдберг улыбнулся. – Вы б не уволили?

Фолькманну достался билет на самолет до Берлина, вылетающий в четырнадцать часов. Он просидел два часа в Шиполе, но слежки не заметил. Около четырех он приземлился в аэропорту Тегель. Уже начинали сгущаться сумерки. Через туристическое агентство он забронировал комнату в гостинице «Швайцерхоф». Он доехал на такси до гостиницы, расположенной на Будапештерштрассе, а через полчаса позвонил Якобу Фишеру. Пришлось ждать пять минут, пока Фишер возьмет трубку. Детектив извинился за то, что Фолькманну пришлось ждать.

– Давно не виделись, Джо. Как поживаешь, дружище?

– Хорошо, а ты?

– Мне полгода до пенсии. Я уже жду не дождусь. Чем могу помочь, Джо?

– Сообщение мое получил?

– Да, сегодня утром.

– Хочу попросить тебя кое о чем, Якоб.

Фолькманн изложил ему суть вопроса, сказал, что интересуется Гербертом Раушером, и Фишер спросил:

– Это официальный запрос, Джо?

Фолькманн ответил, что это лишь его просьба и что пока он не хочет афишировать свое расследование.

– Скажи мне, чего именно ты хочешь? – спросил Фишер.

– Я хочу узнать, что есть у ваших по убийству Раушера. И вообще, какая на него имеется информация?

– Ты же сказал, что Раушер жил в Восточном Берлине. Это не в нашей компетенции, Джо. Конечно, сейчас наши работают и в восточной части города, криминальная полиция занимается всем городом. Но ребята из отдела убийств могут что-то заподозрить, если я попрошу их проверить досье. Ты не знаешь, этот Раушер никакой преступной деятельностью не занимался?

– Не знаю, Якоб.

– Ладно. Я все равно попытаюсь посмотреть, что в его досье. Большая часть информации у нас сейчас на компьютере, и я могу получить к ней доступ.

– Было бы просто здорово, Якоб.

– Тогда ты мне расскажи все, что знаешь об этом, чтобы мне легче было искать.

Фолькманн рассказал Фишеру все, что знал о Раушере из газетных вырезок, и детектив спросил:

– Где ты остановился?

– В гостинице «Швайцерхоф» на Будапештерштрассе.

– Ладно, я тебе через час позвоню.

– Спасибо, Якоб.

Якоб Фишер позвонил через два часа.

– Видишь ли, у меня все же ограниченный доступ к компьютерной базе данных, Джо. Информации я накопал немного, так что решил позвонить тому, кто расследовал это дело, но он в отпуске. Я поговорил с одним из детективов из того же отдела, и он рассказал мне все, что мог. Этого, конечно, не достаточно, но вдруг тебе пригодится.

– Расскажешь мне это по телефону?

– Нет, я думаю, нам лучше встретиться, Джо.

– Скажи только где.

– Давай в твоей гостинице. Попьем пива, и я введу тебя в курс дела.

– Когда?

– Через час в баре. Мне тут еще кое-что нужно проверить.

– Хорошо, давай через час.

– Ну, до встречи.

Бар в «Швайцерхофе» был пуст, если не считать двоих мужчин в деловых костюмах, разговаривающих у барной стойки. Спустившись в бар через час, Фолькманн сел у двери, а вскоре пришел Якоб Фишер. Детектив сильно постарел с тех пор, как они не виделись, и, как показалось Фолькманну, немного прихрамывал, но вид у него был по-прежнему боевой. В голубых глазах затаилась усталость, а в пышной копне волос, которой он всегда гордился, проглядывала седина. Пожав руку Фолькманну, он сел в большое кресло напротив.

Фолькманн спросил детектива, успел ли тот пообедать, но Фишер заказал только сэндвич и бокал пшеничного пива. Минут пять они поговорили о старых добрых временах. Доев сэндвич, Фишер вытер рот салфеткой и сказал:

– А в чем суть расследуемого тобой дела, Джо, ты не мог бы мне рассказать?

Фолькманн рассказал ему все, что знал, и Фишер удивился:

– Да уж, это похоже на серьезное дельце! А почему этим занимаются ваши, а не наши?

Фолькманн объяснил ему ситуацию, и Фишер кивнул.

– Ладно, тогда слушай, что я выяснил.

– Рассказывай.

– Сначала кое-что о Раушере, это весьма любопытно. Герберт Раушер родился в Лейпциге. Умер насильственной смертью в возрасте сорока девяти лет. В Берлин переехал двадцать восемь лет назад. Холост, женат никогда не был. До падения Стены работал в крошечном издательстве менеджером. Потом потерял работу. Зарегистрировался как безработный, а через три месяца открыл свое дело. У Штази было на него досье, но что в нем – я не знаю. Многие документы исчезли или были уничтожены после падения Стены. Исчезло и дело Раушера. После убийства нашим удалось выяснить Кое-что у бывших сотрудников Штази. Очевидно, Раушер не был добропорядочным гражданином ГДР, каким казался.

– В смысле?

– Он печатал левые материалы. Порнографию. Глянцевый журнальчик с девчонками, достаточно заводной. Этим же бизнесом он занялся, когда потерял работу. После объединения страны и отмены цензуры его бизнес стал быстро набирать обороты. Кроме того, после падения Стены Раушер приторговывал наркотиками, но не по-крупному. Он купил себе подержанный «мерседес» и переехал в квартиру получше, но все равно в Восточном Берлине. А через полгода его убили. Это произошло вечером, около одиннадцати. Два выстрела в голову. Детектив, с которым я говорил, сказал, что на черепе были ожоги и следы пороха, так что стреляли с близкого расстояния.

– А что эксперты говорят о пулях и оружии?

– Они считают, что использовалась «беретта» с глушителем. Но у меня нет информации по пуле, кроме калибра: 9 мм.

– Где его убили?

– В его квартире. Это неподалеку от музея Пергамон. Его девушка пришла домой и обнаружила труп. Девушку тоже проверили, но ее невиновность была доказана.

– А вы не знаете, где сейчас девушка?

– Я пытаюсь это выяснить, Джо, так как решил, что ты захочешь с ней поговорить. Но пока мне не повезло. Ее зовут Моника Ворх. Это все, что я знаю. – Фишер улыбнулся. – Да еще то, что она позировала для журнальчика Раушера.

– А твои люди ничего нового не накопали насчет смерти Раушера?

Детектив покачал головой.

– Ничего, Джо. Они проверяли обычные версии. Людей из того же бизнеса. Но, по словам детектива, с которым я говорил, ничего не обнаружили. Но Раушер наверняка знал убийцу, так как следов взлома в квартире не было, убили Раушера в гостиной. Один из охранников, дежуривший в тот день, сказал, что ничего не видел. То же говорят и соседи. Детектив подозревает, что Раушер кому-то перешел дорогу. Попытался слишком быстро расширить свой бизнес и кого-то потеснил. После падения Стены уровень преступности в Восточной Германии повысился. Все пытаются заниматься бизнесом, хотят добиться успеха и подзаработать деньжат. Так что, может быть, Раушер кого-то обидел, влез на чужую территорию. Это единственная разумная версия. А вообще-то наши люди зашли в тупик.

– Раушер имел отношение к политике?

Нахмурившись, Фишер покачал головой.

– Насколько известно нашим людям, нет. Судя по тому, каким типчиком был этот Раушер, ответ скорее отрицательный. Он больше интересовался денежками, а не политикой. А что, ты думаешь, Раушера убили за политические убеждения?

Фолькманн помедлил.

– Я не знаю, Якоб.

Он посмотрел в окно. По вечерней улице двигались машины, мимо окна прошли несколько человек с поднятыми из-за холода воротниками. Фолькманн повернулся к детективу.

– А что насчет девушки Раушера?

– В смысле?

– Ты можешь ее для меня найти?

Якоб Фишер пожал плечами.

– Конечно, если она все еще в Берлине. Но это может занять некоторое время. Я думаю, она не оставила этот бизнес. В общем, я поспрашиваю.

– Квартира Раушера по-прежнему свободна? – спросил Фолькманн.

– Думаю, да.

– Можно мне на нее взглянуть?

Фишер улыбнулся.

– Я так и знал, что ты захочешь это сделать. Моя машина стоит перед гостиницей. Допивай пиво, и я тебя подвезу. Надеюсь, благодаря моему полицейскому удостоверению мы сможем проникнуть внутрь.

Около девяти они подъехали к многоэтажке, расположенной недалеко от музея Пергамон.

Это было одно из роскошных зданий, построенных СССР тридцать лет назад для своих высокопоставленных чиновников, проживающих в Восточном Берлине. Дом хорошо сохранился, перед входом был разбит аккуратный садик. Дом был девятиэтажным, а квартира Раушера находилась на последнем этаже.

Перед подъездом горел фонарь, освещавший двойную стеклянную входную дверь. Проигнорировав домофон, Фишер, как настоящий полицейский, начал молотить кулаками в дверь. Через пару минут к ним вышел сутулый мужчина средних лет в потертом синем костюме.

Это был ночной консьерж. После того как Фишер помахал у него перед носом своим удостоверением и сказал, что хочет посмотреть квартиру Герберта Раушера, консьерж, испугавшись наглых ноток в голосе Фишера и его значка, поспешно впустил их и пошел за ключами.

Через пять минут он вернулся, и Фишер сказал, что они сами поднимутся на лифте. Консьерж отдал им ключи, Фолькманн и Фишер поехали на скрипучем лифте на верхний этаж.

На входной двери был прикреплен знак отдела убийств берлинской полиции, запрещающий посторонним входить в квартиру. К тому же в дверь вставили дополнительный замок. Фишеру пришлось спуститься на лифте к машине, после чего он почти полчаса вскрывал дополнительный замок, орудуя отмычками, имевшимися у него в большом количестве на металлическом кольце. Когда они вошли внутрь, Фолькманна поразила роскошь квартиры. Из окон открывался панорамный вид: на первом плане – гранитный фасад Пергамона, а вдалеке виднелись подсвеченная верхушка Бранденбургских ворот и узкие мощеные улочки старого восточного квартала, освещенные желтыми фонарями.

В квартире было душно. Здесь была дорогая полированная мебель темного дерева. В углу стоял телевизор «Сони» и видеомагнитофон, а у окна – дорогая система «хай-фай» фирмы «Вэнг и Олафсен», на которой лежали диски с роком и джазом. В стеклянном шкафчике выстроились в ряд с десяток порнографических видеокассет, а выше висела полка с книгами.

На стеклянном кофейном столике стояла мраморная шахматная доска с серебряными шахматными фигурками, а пол устилали пушистые ковры кремового цвета. Когда Фолькманн подошел к окну, то увидел на полу возле кофейного столика пятно засохшей крови. Пятно было большим и темным, можно было подумать, что кто-то пролил тут красное вино. Полицейские не оставили после себя беспорядка. Фолькманн неторопливо осмотрел две жилые комнаты и остальную часть квартиры.

Шкаф был полон дорогих костюмов, но женской одежды в нем не было. Фолькманн подумал, то девушка Раушера, очевидно, забрала все свои вещи. В одной из комнат находилась небольшая коллекция порнографических журналов, открытых на разных страницах, – судя по всему, их просматривали детективы, но в целом квартира была тщательно убрана, а комод в спальне был почти пуст – только небольшое количество белья и шелковые шорты с монограммой.

Ничто не свидетельствовало о том, что Раушер был как-то связан с политикой, из книг здесь были только пара детективов в мягких обложках и несколько эротических романов.

В одиннадцать Якоб Фишер отвез Фолькманна обратно в «Швайцерхоф». Детектив сказал, что свяжется с Фолькманном, как только будут новости о девушке Раушера. Фолькманн попросил оставить для него сообщение, чтобы он сам мог связаться с Фишером, и Фишер пообещал так и сделать.

Глава 31

На следующее утро он на такси отправился в Кройцберг к Вальтеру Массову.

Его офис находился в обветшалом довоенном здании неподалеку от Блюхерштрассе, в центре старого района в юго-восточной части города, где жили иммигранты из Азии. Фасад здания был разрисован граффити, которое пытались закрасить, а на окнах двух нижних этажей были решетки.

Фолькманн приехал туда в десять утра. Он подошел к молодому человеку, сидевшему за столом на первом этаже, тот беспокойно поднял голову, когда Фолькманн вошел внутрь. Молодой человек внимательно проверил удостоверение Фолькманна, а потом нажал на кнопку под столом – открылась дверь, за которой была лестница, ведущая наверх.

Фолькманн поднялся на четыре пролета. В приемной сидела молодая секретарша и что-то печатала. Она попросил Фолькманна подождать, пока она сходит за Массовым. Через пару минут она вернулась с мужчиной лет пятидесяти – высоким и широкоплечим. Он был в очках, его вежливые манеры и тихий голос контрастировали с внешним видом.

– Герр Фолькманн, я Вальтер Массов.

Крепко пожав Фолькманну руку, он провел его по коридору в свой большой захламленный кабинет.

Сквозь большое окно в комнату заглядывало яркое зимнее солнце, а вдоль ободранных стен стояли металлические шкафы с картотекой. На заваленном бумагами столе лежал недоеденный сэндвич в бумажной обертке. Окно кабинета выходило на небольшой парк, было видно также несколько полуразвалившихся зданий. На балконах было развешено белье, то и дело из окон высовывались женщины-иммигрантки.

Секретарша принесла им кофе, а когда она ушла, Массов сел в кресло. Взяв с подноса зубочистку, Массов зажал ее в зубах и посмотрел на Фолькманна.

– Могу я узнать, в чем, собственно, суть вашего дела, герр Фолькманн?

Несколько минут Фолькманн объяснял причину своего визита. Он постарался дать минимум информации – объяснил Массову, что расследует убийство мужчины по имени Дитер Винтер, а в ходе расследования было установлено, что имя Массова упоминалось в связи с попыткой убийства политика. Фолькманн рассказал, кто такой Винтер и об обстоятельствах его смерти, но в подробности вдаваться не стал.