Текст книги "Кровь фюрера"

Автор книги: Глен Мид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

– Министерство внутренних дел время от времени обращается ко мне за консультациями. Раз-два в год. – Мольке помолчал. – Откуда у тебя мой номер телефона?

– Вернер Баргель дал.

Мольке кивнул.

– Ну рассказывай, что там у тебя, Джо.

Фолькманн минут пятнадцать излагал Мольке суть происшедшего, а потом протянул ему копию черно-белой фотографии женщины из Чако. Мольке, нахмурившись, внимательно ее изучил, а потом передал Фолькманну.

– Интересно. Но какая связь между прошлым и настоящим? Между Южной Америкой и Германией?

– Именно это я и пытаюсь выяснить, Иван. Потому-то мне и нужна твоя помощь.

– И ты не можешь узнать, кто эта женщина на фотографии?

Фолькманн покачал головой.

– Не везет мне с этим, Иван. Кроме того, снимок сделан очень давно. Это может быть самая обычная женщина, не имеющая никакого отношения к Шмельцу. Но вот мужчина на фотографии… Это, вероятно, может стать зацепкой.

Мольке немного подумал.

– Лет двадцать назад, когда Вилли Брандт начал закручивать гайки, требуя эффективной работы от организаций, занимавшихся поиском бывших фашистов, во время расследований мы пользовались помощью экспертов, помогавших установить личность человека по фотографии. Экспертами были историки, специализировавшиеся на периоде нацизма, да и сами бывшие нацисты. Я могу поспрашивать экспертов по поводу этого фото. Если девушка на фотографии была заметной фигурой, они смогут определить, кто она такая.

– Спасибо, Иван.

Мольке улыбнулся.

– Я не говорю, конечно, что тебе обязательно повезет, но попытаться стоит. Кстати, что ты собираешься предпринять в отношении этого Кессера, чью квартиру ты осматривал?

– Хочу последить за ним пару дней. Может, что-то узнаю. Если согласишься помочь, я гарантирую, что твои услуги будут оплачены.

Улыбнувшись, Мольке отмахнулся.

– Ты мой старый друг, Фолькманн. Будем считать, что я окажу услугу тебе лично. Когда собираешься начать?

– Сегодня, если ты не против.

Мольке взглянул на часы.

– Хорошо, только мне придется отменить одну встречу. Ничего особенного, я просто собирался пообедать с одним давним приятелем. Кроме того, мне еще надо будет договориться на работе. – Он встал. – Ладно, тогда я сейчас заеду к этому приятелю. Ты где остановился?

– В «Пенте». Номер 128.

– Встретимся там через час.

– Спасибо, Иван.

– Не стоит, Джо. Ты хочешь следить за ним на одной машине или на двух?

– На двух.

– Я тогда прихвачу пару раций, чтобы быть на связи. Они действуют на большом расстоянии. Новейшая модель.

Фолькманн кивнул. Мольке встал.

– Ну вот и хорошо. Все, я пошел.

В 20:30 они припарковались перед поворотом к дому Кессера. Дождь уже закончился. В гостиной у Кессера горел свет, а «фольксваген» стоял на парковке.

Вернувшись к машинам, они переставили БМВ Мольке на улицу перед парком, чтобы можно было видеть окна квартиры Кессера. Мольке дал Фолькманну одну из раций, а Фолькманн показал ему фото Кессера.

Они просидели в БМВ до полуночи. Наконец свет в квартире Кессера погас. Чуть позже они решили, что на сегодня слежку стоит завершить, и договорились встретиться в парке в 5:30.

Проспав до пяти, Фолькманн встал, умылся и побрился.

Через полчаса он был на стоянке у парка. Было очень темно, но Мольке уже приехал. В гостиной у Кессера горел свет, и Фолькманн заметил в окне тень, двигавшуюся по комнате.

Он сел в БМВ рядом с Мольке, и тот сказал:

– Свет включили минут десять назад, как только я приехал. Похоже, он куда-то собирается. Поедешь первым?

– Да, конечно.

– Не забудь включить рацию. Можем связываться каждые десять минут. Машин на дорогах сейчас будет мало, так что нужно быть поосторожнее.

– Ладно, Иван.

Фолькманн вышел из БМВ, а Мольке, ухмыльнувшись, сказал:

– Я надеюсь, Кессер не собирается просто совершить утреннюю пробежку в парке, дружище. Обидно было бы встать в такую рань зря.

Улыбнувшись, Фолькманн пошел к своей машине.

Через полчаса Кессер вышел из дома. Он был одет в синюю непромокаемую куртку, а в руках нес «дипломат».

Дождь усилился, и Кессер, поспешно сев в свой «фольксваген», выехал с парковки. Дав ему пятьдесят метров форы, Фолькманн поехал за ним, заметив, что зажглись фары БМВ Мольке.

Через пятнадцать минут «фольксваген» остановился у ресторанчика при заправке на мюнхенской кольцевой дороге. Кессер не спеша позавтракал, читая газету, а потом заправил машину и поехал по дороге на Бад-Тольц.

К 7:30 движение стало интенсивнее, а через полчаса Кессер свернул на дорогу, ведущую к Тергенскому озеру, и «фольксваген» стал взбираться на холм. Тут движение было не столь интенсивным, так что Фолькманну и Мольке пришлось отстать. Наконец они увидели, что серый «фольксваген» Кессера свернул направо и начал преодолевать подъем по узкой крутой дороге.

Фолькманн остановил «опель» в ста метрах от подъема. Там был указатель, однако название местности на нем не значились, но сообщалось о том, что начинаются частные владения и нарушение их границ является преступлением. Осмотревшись, Фолькманн увидел, что за густым сосновым лесом возвышается заснеженная вершина, над которой нависла дождевая туча.

Подъехав, Мольке вышел из БМВ и сел в машину к Фолькманну. Протерев запотевшее стекло, он стал внимательно осматривать поросшие соснами склоны горы.

– Ну что, Джо? Рискнем? Пошли за ним?

Фолькманн задумался.

– А ты знаешь, как называется эта гора?

– В километре отсюда я видел дорожный знак, на котором указано, что неподалеку находится гора Кальберг. – Мольке улыбнулся. – Наверное, там, на этой горе, что-то интересное, раз Кессер отправился сюда, в такую даль. Сыграем роль заблудившихся туристов? В городке, который мы проезжали, я видел охотничий магазин. Я могу быстренько вернуться и купить нам трости и дождевики. Да и размяться нам с тобой не помешает.

– Почему бы и нет?

Мольке выбрался из машины под мелкий дождь.

– Если Кессер надумает вернуться, посигналь мне. Я пулей.

Фолькманн поставил «опель» на придорожной площадке для стоянки автомобилей, в пятидесяти метрах от поворота на горную Дорогу. На склоне, ближе к подножию горы, росли сосны, а влево уходила огромная долина. Вдалеке сквозь пелену дождя виднелись деревянные домики тирольской деревеньки.

Фолькманн курил, слушая радио. Примерно через час он увидел, что к стоянке сворачивает зеленый БМВ Мольке. Тот купил две трости для прогулок в горах и оливкового цвета дождевики, а из бардачка достал цейсовский бинокль.

Они решили держаться подальше от размытой дождем дороги, по которой поехал Кессер, и пошли через сосновый лес. На полянах и между деревьями лежал снег, таявший под дождем, превращаясь в слякоть. Им два раза пришлось пересечь дорогу. Присмотревшись, они обнаружили, что дорога посыпана гравием. Углубившись на сто метров в лес, Иван Мольке дернул Фолькманна за рукав и указал на деревья.

Посмотрев в указанном направлении в мощный бинокль, Фолькманн разглядел небольшой деревянный домик. Перед ним стояли двое. Справа от домика виднелись невысокие металлические ворота наподобие шлагбаума, выкрашенные в серый цвет. Двое мужчин, стоявших перед домиком, были в гражданском, но у каждого на груди висела винтовка «Хеклер и Кох». Один из мужчин курил. За шлагбаумом Фолькманн увидел узкую дорогу, ведущую вверх.

Наверху, за деревьями, Фолькманну и Мольке удалось разглядеть покатую высокую крышу большого типичного для этих мест бергхауза^[48] под серой черепицей. Весь дом рассмотреть было нельзя – видимость была плохой, а вершина горы была окутана дождевой тучей. Фолькманну показалось, что он видит балкончик на одной из стен бергхауза, но он не был уверен. Рядом с домом стояло какое-то строение, по его крыше, едва видной с того места, где стояли Фолькманн и Мольке, можно было предположить, что это большое квадратное здание, сооруженное из бетона или металла, выкрашенное в оливковый цвет. Длина стены здания составляла примерно двадцать метров, но с такого расстояния можно было и ошибиться. Справа от здания находились два старых деревянных амбара, типичные для этих мест постройки с покатыми крышами.

Через пятнадцать минут они спустились вниз и сели в БМВ Мольке.

Иван прикурил две сигареты и, дав одну Фолькманну, спросил:

– Ну и что ты думаешь обо всем этом, Джо?

Фолькманн покачал головой.

– В этой части Германии есть закрытые государственные научно-исследовательские центры?

– А что?

– Кессер пару лет назад работал в государственном исследовательском учреждении. Парни на пропускном пункте были без формы, но с винтовками.

– Естественно, в Баварии есть пара «ящиков», но где именно – я не знаю. Выяснить это для тебя?

Фолькманн немного подумал.

– Это нужно делать осторожно, Иван. Я не хочу, чтобы Берлин или Лондон ополчился на Фергюсона за действия вне правил.

– Ладно, я проверю. Но если запахнет жареным, я замету следы. Ну что, хватит на сегодня?

Фолькманн кивнул.

– Мне бы хотелось, чтобы за Кессером последили еще несколько дней. Мне нужен отчет о том, что он будет делать, с кем будет видеться.

– Мне этим заняться?

– Было бы здорово, Иван. Я хочу делать это неофициально, иначе мне придется привлекать своих сотрудников, и тогда могут возникнуть проблемы с немецким отделением DSE. А пока все уладится, мы потеряем пару дней.

Мольке кивнул.

– Я могу привлечь пару человек из своей организации, это не проблема. – Мольке помолчал. – Поставить жучок в телефон Кессера?

– А ты сможешь?

Мольке пожал плечами.

– Если его девушки не будет дома, это вполне возможно.

– Предупреди своих людей, чтоб они были поосторожнее, так как Кессер вполне может быть вооружен. Можно звонить тебе домой?

– Да, конечно. А если меня не будет – оставь сообщение. Слежку я начну сегодня.

Фолькманн рассчитался с гостиницей, вернул арендованную машину и через два часа, проехав по Бриннерштрассе, уже сворачивал к аэропорту.

Проезжая мимо дорожного указателя на Дахау, Мольке и Фолькманн увидели бело-зеленый туристический автобус, ехавший из Концентрационного лагеря.

Старый лагерь в Дахау оставили в таком же виде, каким он был во время войны. Он находился в нескольких километрах к северу, туристы и просто любопытствующие могли осмотреть одно из немногих сохранившихся со времен Третьего рейха мест, оставленных нетронутыми в туристических целях. Когда-то Фолькманн осматривал этот лагерь, это было незадолго до выпускного вечера в Кембридже. Он стоял на знаменитой лагерной площади Аппелльплатц, где когда-то холодными зимними утрами стоял и его отец во время переклички. Он смотрел на обнесенную колючей проволокой территорию лагеря, смотровые вышки, газовые камеры и печи – чудовищное, ужасное напоминание о кошмаре, пережитом его отцом.

За забрызганным дождевыми каплями стеклом туристического автобуса виднелись лица пассажиров – молодые ребята и девушки смотрели в окна. Фолькманн заметил, что на головах некоторых из них были ермолки, а на стекле увидел табличку с надписью «Студенческая туристическая группа из Тель-Авива».

Они проехали мимо автобуса, и Фолькманн заметил, как помрачнел Иван Мольке, но никто из них ничего не сказал.

Когда он прибыл в Страсбург, было уже почти семь, но он все-таки решил пойти в офис и проверить почту. Сообщений для него не было, и ни Петерса, ни Фергюсона не оказалось в их кабинетах. На дежурстве оставались двое итальянских офицеров. Они стояли у кофеварки и разговаривали с Жаном де Ври. Фолькманн поболтал с ними минут десять, а потом позвонил Эрике и поехал домой.

Казалось, Эрика была рада его видеть, и Фолькманн понял, что за эти два дня успел по ней соскучиться. Он заказал столик в ресторане в районе Пти Франс, и за обедом Эрика спросила, чем он занимался последние два дня. Фолькманн не стал вдаваться в подробности и рассказывать о слежке за Кессером, а просто сказал, что собирал дополнительную информацию о Кессере и Винтере и что ведутся дальнейшие разработки в этом направлении. Эрика не стала расспрашивать его, хотя он видел, что она сгорает от любопытства.

После ужина они прогулялись по Пти Франс. Старый центр города с его очаровательными домиками, узкими мощеными улочками и набережными был практически пуст. У одной из дамб Фолькманн остановился и посмотрел вниз, на воду. Он чувствовал на себе взгляд Эрики и, повернувшись, окунулся в ее глубокие голубые глаза.

Он не успел ничего сказать, как она шагнула к нему и коснулась губами его щеки, а он вдохнул запах ее духов.

Она взяла его под руку, и они пошли к машине. Вокруг было так же безлюдно.

Фолькманн дважды оборачивался, но не заметил никого, кто мог бы за ними следить.

Глава 38

МЕХИКО. 21 ДЕКАБРЯ, 00:10

В подвале, в комнате для допросов, было душно. В воздухе ощущалось напряжение.

Гонсалес был разочарован.

Серые стены заливал яркий свет, а Гонсалес, сжав зубы, смотрел на бразильца Эрнесто Брандта, сидевшего за столом. Его левое плечо было перевязано, а на руку наложили гипс. Судя по его виду, ему было очень больно. В больнице врачи позаботились о его ранах, ему сделали укол обезболивающего, но это было несколько часов назад, и действие лекарства, очевидно, заканчивалось. Лицо Брандта побледнело, время от времени он от боли морщился и сжимал зубы.

Гонсалеса еще на вилле осмотрел фельдшер. Он дал Гонсалесу несколько желтых таблеток и посоветовал срочно обратиться к врачу. Боль в руке не проходила, но с больницей придется подождать – у Гонсалеса было невероятно много дел и очень мало времени.

Он смотрел на бразильца.

У того были жидкие каштановые волосы, он носил очки в металлической оправе с толстыми линзами. Высокий лоб делал его похожим на профессора или инженера. Бразилец был невозмутим, и хотя на его лице отражались страдания, он молчал уже три часа – все время, пока длился допрос.

Гонсалес приставил к нему двух лучших дознавателей, и они Допрашивали Брандта в течение часа, пока не приехал Гонсалес. Он посмотрел на часы. Было уже за полночь.

Напротив него сидел переводчик, застенчивый мальчик в очках. Он попусту терял время, так как Брандт ничего не говорил.

Переводчик зачитал Брандту его права на португальском. Гонсалес и сам немного говорил по-португальски, достаточно хорошо для того, чтобы воспринимать чужую речь и быть понятым. Он решил, что у Брандта не будет никакого адвоката, пока тот не заговорит. И еще – ни еды, ни воды, ни обезболивающего. Ничего. Это, конечно, крайние меры, но и ситуация была критической. Прошло уже несколько часов, а Гонсалес словно разговаривал со стеной.

Когда он вошел в комнату два часа назад, сразу после разговора с комиссаром полиции Мехико – это была горячая дискуссия, после которой Гонсалес вышел из кабинета измочаленным и злым, – Брандта уже час допрашивали два старших детектива и переводчик.

Перед тем как войти в комнату для допросов, Гонсалес перекинулся парой слов с одним из детективов, вызвав того в коридор. Детектив был раздражен.

– Я словно сам с собой разговариваю.

– В смысле? – буркнул Гонсалес.

– Его зовут Эрнесто Брандт.

– Это он вам сказал?

Детектив покачал головой.

– Он нам ничего не сказал. Не говорит ни единого слова. Сидит себе, и все. Мы его обыскали и нашли ключ от номера в гостинице «Конрад». Я отправил туда сотрудника, чтобы тот проверил регистрацию.

– И?

– Наш немой друг зарегистрировался там два дня назад, прилетев сюда из Рио. Мой сотрудник осмотрел его личные вещи. Обычное барахло. Там также был бразильский паспорт на имя Эрнесто Брандта. Возраст – пятьдесят лет, место рождения – Рио. Паспорт, похоже, настоящий.

Гонсалес поднял брови.

– Ты проверил это в посольстве Бразилии?

Детектив кивнул.

– Они сейчас связываются с Бразилией. Перезвонят нам, как только что-нибудь узнают.

Гонсалес вздохнул.

– Никаких новостей с блокпостов? – спросил детектив.

Гонсалес покачал головой.

– Никаких. Но они ведь не знают, что искать. Найди то – не знаю что, да еще в этом городе с двадцатью тремя миллионами жителе…

Брандт должен знать, сколько людей было на вилле и кто они такие. На какой машине сбежали или сбежал тот, кто убил Санчеса.

С определенностью можно было утверждать, что на вилле было трое: Либер с фальшивым паспортом на имя Монка и два дворецких.

Дворецкий, который выжил, ничего не мог им сообщить. По содержимому его бумажника они выяснили, что он работал в компании, занимающейся доставкой пищевых продуктов, услугами которой Гальдер часто пользовался. Проблема в том, что дворецкий страдал хроническим психическим расстройством, вызванным нервным перенапряжением. Два месяца назад он выписался из психиатрической клиники. После происшедшего на вилле он проглотил 150 мг ларгактила и 20 мг серенака. Сильный коктейль из транквилизаторов. Сейчас он, будучи в состоянии кататонии, находился в психиатрическом отделении больницы «Вальпарез» на Кале-Чилдад. Зомби.

Его лечащий врач сказал, что через сутки полиции, возможно, и удастся с ним поговорить, но сейчас он из-за воздействия транквилизаторов абсолютно невменяем.

«Ваши вопросы сейчас ему – как об стенку горохом, – сказал доктор. – Стрельба, кровь, трупы снова вызвали у него шок». Рядом с его кроватью дежурил детектив на случай, если он придет в себя. Но в ближайшие часы это было маловероятно.

А вот времени как раз у Гонсалеса и не было.

Он узнал, что старик по имени Гальдер после перестрелки был еще жив. У него случился инфаркт. Этот старый ублюдок умер в машине «скорой помощи», как и Хуалес. А ведь он мог быть полезен, мог дать им какую-то зацепку.

Детектив мотнул головой в сторону комнаты для допросов и спросил:

– Вы хотите лично допросить Брандта? Мне кажется, что вы от шимпанзе в зоопарке большего добьетесь. У этого парня рот на замке.

Скрипнув зубами, Гонсалес кивнул.

– Ладно. Давайте я с ним поговорю.

Он вошел в комнату, и все посмотрели на него. Гонсалес чувствовал, как в нем нарастает ярость, и ему хотелось избавиться от нее, хотелось выбить из Брандта всю необходимую информацию, хотелось измолотить его лицо в кровь. Хуалес умер. Кавалес умер. Санчес умер. И еще одиннадцать человек.

Тринадцать трупов. Кровавый счет.

А этот ублюдок молчал. Никакого страха на лице! Полное спокойствие. Он контролировал себя, несмотря на боль. Часы допроса – угрозы, стук кулаками по столу перед его носом – ничего не дали.

– Имя? – Гонсалес решил еще раз попробовать.

Тишина.

– Почему ты был на вилле?

Брандт смотрел на стену прямо перед собой. Гонсалес скрипнул зубами.

– Назови имена тех, кто был с тобой на вилле.

Брандт не реагировал.

– Говори!

Брандт облизнул нижнюю губу, но не перевел взгляд, даже не моргнул.

Гонсалес сделал глубокий вдох. Молчание Брандта заставляло Гонсалеса буквально дрожать от ярости. Ему хотелось избить этого гребаного ублюдка, бить его по лицу, ломать кости. Чувствовать, как под кулаком рвутся кожа и мышцы. Хотелось кричать.

Но Гонсалес взял себя в руки и сказал:

– Последний раз спрашиваю. Мы можем пойти простым путем, а можем – сложным. Против тебя выдвинуты серьезнейшие обвинения. Соучастие в убийстве шести офицеров полиции. Сопротивление при аресте. Попытка бежать с места преступления. Я мог бы продолжить, но я теряю терпение. Ты понимаешь? – Гонсалес стукнул кулаком по столу. – Говори! Почему ты был на вилле? С кем встречался Либер?

Тишина.

– Говори!

Брандт продолжал невозмутимо смотреть перед собой, и его лицо при этом ничего не выражало.

Гнев все больше завладевал Гонсалесом.

– Ах ты гребаный ублюдок! Говори! Ты меня слышишь? Говори!!!

Брандт молчал.

Гонсалес протянул руку, схватил Брандта за лацкан пиджака со стороны раненой руки и замахнулся правой рукой, крепко сжав кулак.

Брандт впервые отреагировал. Он закричал от боли.

Гонсалес выбросил сжатый кулак вперед.

Его кулак остановился в миллиметре от лица Брандта, и Гонсалес глубоко вздохнул от разочарования. Так поступать было нельзя, но что ему оставалось делать? Краем глаза Гонсалес увидел, с каким ужасом смотрят на него детективы и переводчик, и медленно отпустил лацкан пиджака.

Лицо Брандта исказилось от боли. Он медленно откинулся на спинку стула, бросив на Гонсалеса взгляд, однако ничего не сказал. На его лице по-прежнему не было страха, лишь некоторое удивление. Немного, еще совсем немного, и его лицо расквасил бы удар кулака.

Сделав шаг назад, Гонсалес сжал зубы, чувствуя, как пот стекает по лицу и капает на рубашку. За все годы работы полицейским он еще не сталкивался с подобным упрямством. Даже самые закоренелые преступники рано или поздно начинали давать показания. Гонсалес знал, когда это случится. Сначала они упорствовали, но в их глазах всегда был страх, ему было ясно, что они заговорят – кто раньше, кто позже. А вот с Брандтом все было по-другому: Гонсалес словно говорил с каменной стеной.

Гонсалес попытался взять себя в руки.

– Послушай, Брандт, или как там тебя зовут. Слушай меня внимательно. Тринадцать человек мертвы. Среди них и полицейские, а некоторые из них были моими близкими друзьями. Очень близкими друзьями. Это были хорошие люди. Люди, которым было не все равно, что творится вокруг.

Гонсалес помолчал, глубоко вздохнул и продолжил:

– Тебе выдвинуты серьезные обвинения. Но если ты поможешь мне и назовешь имена, опишешь людей, которые были на вилле, сообщишь хоть что-нибудь, хоть мельчайшую деталь, я сделаю все, чтобы твоя помощь была учтена во время судебного разбирательства, понимаешь?

Произнеся последнюю фразу, Гонсалес замолчал, ожидая ответа. Повисла гнетущая тишина. Он слышал звуки собственного дыхания и дыхания тех, кто находился в комнате. Из-за отражающегося от серых стен яркого света у него болела голова.

Казалось, прошла целая вечность, когда Брандт, наконец, моргнул. Подняв голову, он посмотрел на Гонсалеса, а Гонсалес впился в него взглядом. «Он заговорит», – подумал Гонсалес.

И тут Брандт открыл рот и сказал на испанском, с презрением глядя на Гонсалеса:

– Мне нечего сказать. Нечего. Только одно: я хочу видеть своего адвоката.

Гонсалес зарычал от отчаяния.

Какую-то долю секунды ему захотелось броситься вперед и ударить еще раз, но на этот раз ударить по-настоящему, выбить из Брандта все дерьмо, раздробить кости, размозжить плоть, уничтожить это лицо, на котором читалось презрение. Но тут в дверь постучали, она приоткрылась, и в комнату заглянул молодой детектив. Рассерженно посмотрев на парня, Гонсалес с яростью рявкнул:

– Пошел вон!

Детектив дернулся от неожиданности. Он явно смутился. Потом Гонсалес услышал разговор на повышенных тонах в коридоре, и молодой детектив нервно сказал:

– Сэр, я думаю, вам лучше выйти…

Рыбацкая деревушка находилась в трехстах километрах на северо-восток от Мехико, на берегу Карибского моря.

На холме, откуда открывался великолепный вид на море, особняком стояла большая вилла, окруженная двухметровым каменным забором. Здание было выкрашено в белый цвет, его окружал роскошный сад, а забор защищал от любопытных глаз жителей деревушки, расположенной под холмом.

Старый ржавый грузовик остановился у заднего въезда на виллу, и из грузовика выбрались двое усталых мужчин. В воздухе висел отвратительный запах гниющей рыбы, поднимавшийся из гавани, и даже аромат цветов в саду не мог перебить эту ужасную вонь.

На плечи мужчин были наброшены типичные пеонские накидки, а на головах у них были соломенные шляпы. Внешне мужчины напоминали крестьян, возвратившихся домой после тяжелой работы в поле.

Из тени вышел охранник и быстро открыл ворота. Мужчины вошли внутрь, и ворота тут же закрылись. В саду пахло гиацинтами и пуансетами. От виллы им навстречу шел высокий мужчина средних лет в белом льняном костюме и рубашке с галстуком. Он улыбался, словно считал честью принимать в своем особняке этих мужчин, переодетых крестьянами.

Втроем они пошли к вилле. Тут запах рыбы был слабее, его перебивал сильный цветочный аромат. Пройдя сквозь сад, освещенный фонарями, они приблизились к дому.

– Все готово? – спросил Крюгер.

Хозяин виллы кивнул.

– Корабль уже готов и ждет вас. Мы подумали, что этот вариант лучше, чем самолет. В этом регионе самолеты проверяются более тщательно, поэтому лететь опасно. Паспорта готовы. Вы доберетесь до Вера-Крус, а оттуда чартерным рейсом полетите в Майями. Я не думаю, что возникнут проблемы.

Высокий мужчина с серебристыми волосами мягко положил руку на плечо хозяина виллы.

– Мне срочно нужно позвонить, Фредерик.

Хозяин виллы смотрел на красивое лицо пожилого мужчины с явным обожанием.

– Да, конечно. Следуйте за мной.

Фредерик проводил его через сад к дому с телефоном.

На стуле напротив Гонсалеса сидел высокий седой мужчина в дорогом, великолепно сшитом костюме. У него было загорелое и по-мужски привлекательное лицо.

Они сидели вдвоем в кабинете Гонсалеса. За окном переливались огни большого города.

В левой руке Гонсалес зажал визитную карточку, которую ему дал этот человек несколько минут назад, когда они были в подвале. Гонсалес снова внимательно ее изучил. Тисненые позолоченные буквы на блестящей гладкой бумаге. Гонсалес провел по ним пальцем.

«Первый заместитель его превосходительства посла Бразилии», и имя этого мужчины под титулом.

– Я хотел бы, чтобы вы разъяснили мне ситуацию, – сказал он на очень чистом испанском.

Гонсалес не стал утруждать себя, придумывая вежливые формулировки, и рассказал, как все было. Обо всем, что произошло на вилле. Упомянул о тринадцати трупах.

Лицо дипломата оставалось невозмутимым до того момента, пока Гонсалес не сказал, каково количество погибших. Тогда визитер слегка приподнял бровь и сочувственно вздохнул.

Когда Гонсалес закончил свой рассказ, возникла длинная неловкая пауза, а затем дипломат заговорил.

– После того как ваш детектив позвонил в посольство, мы связались с центральным управлением полиции Бразилии. Паспорт на имя Брандта – подлинный, а что касается самого Брандта, то я думаю, что глава полиции Бразилии свяжется со своим коллегой в Мехико, чтобы обсудить этот вопрос.

Мужчина помолчал, и Гонсалес увидел, что на верхней губе у него выступил пот. Казалось, он чем-то напуган. Обеспокоен. Когда Гонсалес в подвале вышел к нему в коридор, дипломат попросил разрешения взглянуть на Брандта, только взглянуть, не говорить с ним. Гонсалес впустил его в допросную. Дипломат молча смерил Брандта долгим взглядом, а потом, побледнев, кивнул, и Гонсалес проводил его наверх, в свой кабинет.

– Продолжайте, – сказал Гонсалес.

Дипломат снова сделал паузу, словно сомневаясь, стоит ли еще что-то сказать, а потом протянул:

– Это весьма… щекотливый вопрос. Я думаю, мне следует сначала поговорить с вашим комиссаром.

Нахмурившись, Гонсалес глубоко вздохнул, сдерживая гнев, и посмотрел дипломату в глаза.

– Этим делом занимаюсь я. Вы можете говорить только со мной. У меня тринадцать трупов, а ваш соотечественник как-то в этом замешан. Мне нужны гребаные ответы, и быстро. Кто такой Брандт? Почему ваша сторона настолько заинтересована в нем, что сюда является сам первый заместитель посла? Рассказывайте, и рассказывайте быстро.

Лицо дипломата покраснело от гнева. Он не привык, чтобы с ним говорили таким тоном. «Да пошел ты!» – мысленно произнес Гонсалес. К черту протокол. Уверенность, с какой он говорил, должна была убедить дипломата в том, что Гонсалес не намерен носиться со всяким дерьмом.

Посматривая на Гонсалеса, дипломат достал серебряный портсигар и прикурил сигарету. Он долго молчал, его загорелое лицо выражало обиду, словно Гонсалес глубоко оскорбил его своим неуважительным отношением. Обычная реакция представителя правящего класса. Однако его обеспокоенность не исчезала. Пот по-прежнему проступал на верхней губе и лбу.

– У меня мало времени, сеньор. Так что рассказывайте, – нетерпеливо заявил Гонсалес.

«Мудак ты гребаный» – хотелось ему добавить, но он поборол искушение.

Несколько секунд дипломат злобно смотрел на него, возмущенный хамским тоном и манерами Гонсалеса. А потом, глубоко затянувшись, почти фамильярно сказал:

– Ну что ж, старший инспектор. Ваш начальник, несомненно, узнает об этом, как только поговорит с начальником нашей полиции. Однако вам я расскажу. Эта информация является конфиденциальной, дело крайне щекотливое…

01:02

Поверхность залива была гладкой как зеркало, а воздух напоен ароматами цветов. Корабль вышел из гавани и взял курс на восток.

Через час после начала путешествия седовласый мужчина вышел на подсвеченную зеленым светом палубу и прошел к корме. Небо над головой было чистым и звездным. Он переоделся в чистую одежду, на нем были ветровка, теплые хлопковые брюки и плотный шерстяной свитер. Душ освежил его уставшее тело и помог избавиться от запаха гнилой рыбы, которым он пропитался, пока они ехали от виллы до гавани.

Он залюбовался расходящимися за кормой волнами и бурлящей белой пеной.

Он позвонил. Передал информацию. Расставил приоритеты.

Близко. Так близко.

Все их планы едва не рухнули.

Но он выжил. Очень жаль Шмидта, однако тот выполнил свою задачу.

И Гальдера. Старый товарищ. Ему уже и так немного оставалось. Стоял одной ногой в могиле. Но его совет очень бы пригодился сейчас.

Тот полукровка, Брандт, свою роль тоже уже сыграл. Груз был доставлен. Груз. Один из ключевых моментов плана.

Корабль резко качнуло, и у него сжался желудок. Он схватился за поручень.

Он был уверен в двух вещах.

Первое – все идет по плану.

Второе – люди, виновные в происшедшем в Мехико, должны умереть. Они и все остальные, кто представляет угрозу. Позвонив, он отдал этот приказ.

Конечно, девушка – совсем другое дело. Она – одна из них. Она – часть сети. Как и ее отец. Полученная от нее информация будет чрезвычайно ценной. Пора ее задействовать, сделать частью системы.

Этим займется Майер.

Он посмотрел на небо.

Будущее определяют не звезды, а мы сами.

И это не спорное утверждение. Наши звезды. Наше будущее.

В последний раз взглянув на море, он развернулся и пошел в каюту.

Дипломату хватило пяти минут на то, чтобы все объяснить.

Гонсалес слушал его молча, не прерывая. Время от времени он, побледнев, с ужасом смотрел на дипломата; услышанное было чудовищным, теперь он понимал, почему Брандт отказывался говорить.

Дипломат закончил. Гонсалес долго молчал, а потом, поняв, что дипломат рассказал все, поблагодарил его и проводил до двери. Когда он вернулся к своему столу, раздался телефонный звонок. Звонил комиссар.

Разговор длился около двух минут. Гонсалес положил трубку и сразу же стал делать необходимые телефонные звонки. Все пограничные посты, все службы аэро– и морских портов нужно было поднять по тревоге.

Он попытался дозвониться в Центральное полицейское управление Асунсьона, но номер был занят. Тогда он позвонил диспетчеру на первом этаже, назвал ему номер телефона и велел дозваниваться, пока не свяжется с Асунсьоном. Он взглянул на часы. Вскоре нужно будет ехать в Такубайю, сообщить жене Хуалеса о смерти ее мужа. Это была тяжкая обязанность. Хуалес был хорошим, опытным полицейским и его близким другом.