Текст книги "Кровь фюрера"

Автор книги: Глен Мид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

Фолькманн ослабил узел галстука. Жара в маленькой комнатке становилась невыносимой, даже несмотря на вентилятор. Отхлебнув ароматного мате, он поставил чашку на стол – вкус был очень резкий.

– А вы говорили с друзьями Родригеса, его знакомыми, или теми, кто, возможно, работал вместе с ним?

– Настоящих друзей у Родригеса не было. Он почти всегда работал один. А что касается тех, кто его нанимал, то он никому ничего не рассказывал. В таком деле каждое лишнее слово – верная смерть. – Санчес помолчал. – Однако есть один человек, с которым он иногда работал. Его зовут Сантандер, он тоже контрабандист. Мы пытаемся найти его, но пока безуспешно. – Санчес пожал плечами. – А даже если мы и найдем Сантандера, он, возможно, ничего и не знает. Родригес никогда не любил рассказывать что-либо о людях, с которыми он работал.

– А вы говорили с коллегами Руди из газеты и с его друзьями? – спросила Эрика. – Может быть, он посвятил кого-нибудь из них в свои дела?

Санчес помотал головой.

– Они ничего не знают о статье, которую писал Руди. Мы проверили стол Руди и сейф в редакции газеты «Ла-Тард». И его квартиру. Там не было ничего, что могло бы иметь отношение к этой статье. И фотографий, о которых вы говорили, тоже не было. Там не было ничего, что могло бы нам помочь.

– Руди сказал, что хранил все самое важное в надежном месте.

Санчес быстро взглянул на Фолькманна, перевел взгляд на Эрику и кивнул.

– Si, сеньорита. Я читал об этом в полученном отчете. Вчера я связался со всеми банками в Асунсьоне. В одном из банков у Руди Эрнандеса был счет. А вот банковской ячейки у него не было. Ни в одном банке. Сейчас мы проверяем банки под Асунсьоном – на всякий случай. Но это займет какое-то время. – Он внимательно посмотрел на девушку. – Я прочитал отчет, присланный сотрудниками сеньора Фолькманна, но мне бы тоже хотелось задать вам несколько вопросов. Руди что-нибудь рассказывал о доказательствах, которыми он располагал?

– Нет.

– Он не намекал, где находится это безопасное место?

Эрика Кранц покачала головой.

– Он сказал только, что у него мало доказательств. И что материалы хранятся в безопасном месте. Вот и все. В безопасном месте.

– Тот пожилой мужчина на фотографии, которую показывал вам Руди… Вы не могли бы его описать?

Девушка закусила губу, задумавшись.

– Фотографировали с большого расстояния, и снимок получился не очень четкий. Он старый, лет семидесяти. И очень худой. Вот и все, что я помню.

Детектив кивнул.

– Я распоряжусь, чтобы фотографию Руди показали всем банковским служащим, с которыми говорили мои сотрудники, – на тот случай, если Руди использовал чужое имя. Руди больше ничего не говорил? Хоть чего-нибудь, за что можно было бы зацепиться?

– Нет, я в этом уверена.

Санчес постучал пальцем по папке с переводом отчета Фолькманна. Зацепка там была: Эрнандес и Родригес следили за мужчинами у какого-то дома, то, что Родригес сказал Эрнандесу. Это наводило на определенные мысли. Хоть какой-то след! Он снова посмотрел на девушку.

– А этот дом… – начал Санчес, – Руди не говорил вам, где он находится в Асунсьоне?

– Нет. Мне очень жаль, но я не знаю.

– А что насчет того места, где снимали? Вы ничего не помните?

– Это был сад, а может быть и парк. Я не уверена.

– На заднем плане ничего не было?

Эрика покачала головой.

– Ничего примечательного. Деревья, возможно, и свободное пространство. Но я не уверена.

Санчес снова кивнул, взглянул на часы и погасил сигарету. Повисло долгое молчание. Все вопросы были заданы. Говорить было больше не о чем. Не о чем – до того момента, когда вернутся его сотрудники, да и то в том случае, если им повезет. Жара в маленькой комнатке стояла нестерпимая. Санчес уже собрался было положить папки в ящик стола, считая встречу завершенной. Однако, помедлив, снова посмотрел на девушку.

– Родители Руди, они ведь умерли, si?

Эрика Кранц кивнула.

– Его имущество… – Санчес посуровел. – Вещи Руди…

Он снова помолчал, и девушка кивнула. Она его поняла. Санчес вытащил брелок с ключами из конверта, находившегося в папке, и передал их ей.

– Это ключи от квартиры Руди, – пояснил Санчес. – На тот случай, если вы что-нибудь захотите оттуда взять. Что-то личное, может быть, фотографии. Копию ключей я оставил у себя.

Эрика взяла ключи.

– Спасибо.

С трудом подняв свое массивное тело из кресла, Санчес надел пиджак.

– А теперь, сеньор, сеньорита, я отвезу вас в гостиницу. – Глядя на девушку, он мягко сказал: – Могу я поговорить с сеньором Фолькманном наедине? Нам нужно обсудить кое-какие профессиональные тонкости.

Кивнув, Эрика Кранц вышла в вестибюль. Подождав, пока за ней закроется дверь, Санчес повернулся к Фолькманну.

– Служба безопасности моей страны, seguridad… У них есть досье на некоторых граждан. Руди Эрнандес был журналистом. А журналисты – это, мягко говоря, случай особый. Из-за их работы… ну, вы понимаете, о чем я?

Фолькманн кивнул, и Санчес, подойдя к столу, вытащил из ящика папку и передал ее Фолькманну.

– Вот копия досье. Тут не очень много. Эрнандес не доставлял спецслужбам особых проблем. Тут нет ничего интересного, но, возможно, эта информация поможет вам лучше понять, что за человек был Руди.

Фолькманн взял папку.

– Вы просили меня проверить человека по имени Винтер. Мои сотрудники сейчас работают с иммиграционной службой. Я сообщу вам, как только они что-то накопают, – сказал Санчес, натягивая плащ. – Тот отчет, который прислали ваши люди… Вам нечего больше добавить?

Фолькманн покачал головой.

– Вы получили фотографию Винтера?

– Si. Она у меня здесь.

Санчес вытащил фотографию из папки на столе. Это был увеличенный снимок молодого блондина с заостренными чертами лица и тонкими губами. Внимательно изучив фотографию, Санчес поднял голову.

– Мне кажется, это очень сложное дело, сеньор Фолькманн. Странное. Очень странное. А Руди… он был хорошим человеком. Хочу сказать вам, что сделаю все от меня зависящее.

– Вы были друзьями?

– Si. Много лет.

– Тела до сих пор в морге?

– Нет. Их похоронили три дня назад. Если бы я знал, что девушка приедет, я бы отложил похороны. Но судмедэксперты завершили свою работу. А полицейский морг переполнен. Завтра я схожу с девушкой на кладбище. Возможно, она захочет помолиться. Кроме того, я договорился с нашим художником – может, он с помощью девушки составит фоторобот старика, о котором говорил Руди.

– Я ей все передам. Спасибо.

– Кроме того, я схожу с вами в дом, где были обнаружены трупы. Мы также можем поговорить с Мендозой, редактором газеты, где работал Руди, и Торресом, который дал Руди оборудование.

Детектив вытер пот со лба.

– А теперь я отвезу вас в гостиницу. Вам заказали номер?

– Да. В гостинице «Эксельсиор», – ответил Фолькманн.

– Хорошая гостиница, – сказал Санчес.

Глава 13

АСУНСЬОН

Зарегистрировавшись в гостинице «Эксельсиор» и пообедав, Фолькманн заказал такси, чтобы поехать осмотреть квартиру Руди Эрнандеса.

Когда они приехали туда, было около восьми. На улице уже стемнело. Фолькманн нашел пульт кондиционера и включил его – жара в маленькой квартирке стояла невероятная.

Это была типичная квартира холостяка: спальня, кухня, гостиная и крошечная ванная. На письменном столе возле окна стояла старая портативная печатная машинка. Над столом – захламленная книжная полка, а на столе в рамке – изображение старой дрезины, приводимой в движение паровым двигателем. Кроме того, там была и большая фотография в рамке – снимок разобранного участка Берлинской стены неподалеку от Бранденбургских ворот, а вокруг толпы восторженных людей размахивали федеральными флагами. Еще на одном снимке была запечатлена разрушенная резиденция кайзера. Также Фолькманн увидел несколько резных изделий индейцев. С потолка над письменным столом на крюке свисал электровентилятор.

На одной из книжных полок стояло с полдюжины фотографий в серебряных рамках. «Должно быть, это семья Эрнандеса», – подумал Фолькманн. Он обратил внимание на снимок блондинки и типичного испанца. Мужчина широко улыбался, а лицо женщины было серьезным. Еще был снимок Эрики в баварской таверне. Выглядела она намного моложе, чем сейчас. На фотографии у нее были длинные волосы, и она смеялась прямо в камеру, зажав в руке кружку с пивом и обнимая молодого улыбающегося красавчика.

Фолькманн посмотрел на девушку. Она явно очень устала. Долгий перелет, разница во времени в семь часов между Франкфуртом и Асунсьоном давали о себе знать. Она, должно быть, думала о своем последнем посещении этой квартиры. Он увидел, что девушка взяла с полки фотографию и молча стала рассматривать ее.

– Это Руди? – спросил Фолькманн.

Она подняла голову, и он заметил, что тушь на глазах у нее размазалась.

– Да.

Девушка поставила фотографию на место и молча села на диван, а Фолькманн стал осматривать квартиру. Полицейские поработали неаккуратно. В спальне ящики комода были выдвинуты, было заметно, что в одежде рылись. В кухне остались распахнутыми настежь дверцы серванта. Там стояла пустая бутылка из-под скотча, нетронутая четвертинка водки и еще несколько бутылок с менее крепкими напитками.

Когда Фолькманн вернулся в комнату, девушка молча стояла у окна. За стеклом мерцали огни города – отсюда открывался роскошный вид на Рио-Парагвай, в сгущающейся тьме по реке плыли в разных направлениях паромы.

Фолькманн подошел ближе, девушка обернулась, и он увидел, что она плачет. Через мгновение она уже уткнулась лицом ему в грудь, а ее тело сотрясалось от рыданий. Он обнял ее и так стоял, пока она немного не успокоилась. Наконец она медленно отстранилась от него.

– Простите. Я… я никак не могу отогнать от себя воспоминания. О том, как я ночевала в этой квартире в последний раз. И о том, что рассказал сегодня детектив… как умер Руди.

– Сегодня был тяжелый день. Может быть, выпьем?

Девушка кивнула. Фолькманн отправился в кухню.

Водка и безалкогольные напитки стояли на кофейном столике, а между ними находилась мисочка со льдом. На лбу Эрики Кранц выступили мелкие капельки пота. Она сняла туфли, и Фолькманн не мог отвести глаз от ее длинных гладких ног, от ее идеальной фигуры. Тело девушки возбуждало его, и он разглядывал ее большие тугие груди, изгибы бедер, такую же загорелую до черноты кожу, как и у некоторых южноамериканских девушек. Он постарался выбросить эти мысли из головы.

– Расскажите мне о Руди.

– А что бы вам хотелось узнать?

– Все, что вы сочтете возможным мне рассказать.

Лицо девушки опять болезненно исказилось.

– Он был хорошим и добрым человеком и к тому же отличным журналистом. Он любил жизнь. У Руди всегда было отличное настроение – независимо от того, как обстояли дела. – Девушка пожала плечами. – Я действительно не знаю, что еще вам рассказать.

В папке, которую дал Фолькманну Санчес, собственно, мало что было: два листа тонкой бумаги с текстом на английском языке, специально переведенном для этого случая. Подробности личной жизни, политические предпочтения, возраст, семья. Но Фолькманну хотелось выслушать мнение девушки, узнать что-то еще. Тайны. Что-то личное. Нечто такое, что все мужчины держат при себе и чем иногда делятся с женщиной. Какую-нибудь зацепку, зацепочку, что-то, что могло бы пролить свет на это преступление.

Вытащив из кармана пачку сигарет, он предложил девушке закурить и поднес огонь сначала ей, а потом прикурил свою сигарету.

– Расскажите мне о родных Руди.

– Вы имеете в виду его семью?

– Да, его семью.

Девушка взглянула на стакан, а потом посмотрела Фолькманну в глаза.

– Наши с Руди мамы были сестрами. После войны, когда они еще были детьми, мои дедушка и бабушка привезли их в Аргентину. Через много лет мама Руди познакомилась с парагвайцем. Он учился в университете в Буэнос-Айресе, а после того, как он окончил университет, они поженились и переехали в Асунсьон, где Руди и родился. Он был их единственным ребенком.

Девушка повертела стакан в руках и посмотрела на фотографии на полке.

– Руди был очень похож на отца. Всегда смеялся над жизнью. Мать Руди была очень серьезной. Мне кажется, она была несчастлива.

Фолькманн посмотрел на фотографию хорошенькой блондинки. Хорошенькой, но неулыбчивой.

– Почему?

Эрика Кранц заправила прядь волос за ухо и посмотрела на Фолькманна.

– Однажды моя мама рассказала мне одну историю. Во время войны, когда они еще были детьми, они с сестрой жили в Гамбурге. В одну из ночей город бомбили. Это была одна из самых жутких воздушных атак. Люди сидели в бомбоубежищах и молились. Всем было страшно. Когда неподалеку упала бомба, закачались стены и погас свет. Люди начали паниковать. Мама Руди была тогда еще ребенком, и она очень испугалась. Она в панике выбежала из бомбоубежища, но через секунду увидела на улице настолько ужасную картину, что она навсегда осталась в ее памяти. Пылающие здания, трупы – настоящий ад. То была кошмарная ночь. Ее друзья детства и родственники… многие из них погибли. После этого она стала очень замкнутой. Она была чувствительным ребенком, и та ночь произвела на нее жуткое впечатление. Руди говорил, что всю свою жизнь она вновь и вновь проживала ту ужасную ночь. Она всегда была очень грустной.

– А родители Руди… как они умерли?

– Мой дядя часто брал с собой семью, отправляясь в экспедиции. Самолет, на котором они летели, разбился в районе Южной Амазонки. Руди тоже был пассажиром этого самолета, но он выжил. Его нашли через четыре дня в состоянии шока, он истекал кровью. На его лице так и остались шрамы. Он долго не мог оправиться от этой травмы. Он стал чаще приезжать к нам в Германию, ведь мы были его единственными родственниками. Но он говорил, что не может там жить, хоть и хорошо владел немецким языком. Мне кажется, Руди считал немцев слишком строгими людьми, слишком серьезными. Его народом были парагвайцы. – Девушка взглянула на свой пустой стакан. – А можно мне еще выпить?

Фолькманн налил им еще и бросил в стаканы кубики льда.

– А почему ваша семья вернулась в Германию?

Фолькманн внимательно смотрел на девушку. Та сделала глоток, сжимая стакан обеими руками.

– Моя мама познакомилась с отцом в Буэнос-Айресе и вышла за него замуж. Он был бизнесменом, немецким эмигрантом. Отец был намного старше ее. Но он умер, когда мне было всего три года, так что я его не помню. Дедушка и бабушка тоже умерли, после чего, как мне кажется, мама стала чувствовать себя как-то неуютно. Она продала бизнес отца и решила вернуться в Германию. У нее там остались родственники, и она считала, что мне лучше учиться там. После того как я окончила университет, она снова вышла замуж и переехала в Гамбург, и мы стали с ней меньше общаться. Как, собственно, и с другими родственниками. Но мы с Руди всегда переписывались. Он был для меня старшим братом.

Девушка отвернулась, ее глаза опять наполнились слезами. Отпив из стакана, Фолькманн посмотрел на девушку. Ему хотелось протянуть руку, коснуться ее, утешить, но он не знал, как она отреагирует на это.

– Дитер Винтер, молодой человек, которого Руди якобы видел у того дома… Руди не сказал, о чем они говорили при встрече в Гейдельберге?

Эрика Кранц нахмурилась.

– Я задала Руди тот же вопрос. Он сказал, что вначале они просто обменялись любезностями. Винтер был очень пьян, он пренебрежительно высказался по поводу происхождения Руди, имея в виду, что он был только наполовину немцем и родом из Южной Америки. Именно поэтому Руди показалось странным, что он встретил Винтера в Асунсьоне. На вечеринке Винтер спросил у Руди, сумел ли он адаптироваться в немецкой общине Парагвая. Руди сказал, что с немцами ему скучно и что он предпочитает приветливых испанцев. Очевидно, Винтеру не понравилось это замечание, он воспринял его как личное оскорбление и стал вести себя очень агрессивно.

– Именно поэтому он так не понравился Руди?

Девушка пожала плечами.

– Руди он показался надутым болтуном. К тому же Винтер сказал ему, что, если уж Руди так не нравятся немцы, пусть уезжает к себе. Так должны поступать все немецкие иммигранты, сказал Винтер. Еще один полукровка Германии не нужен.

Она поставила стакан на стол.

– Все дело в этом слове. Я уверена, что вам известно… оно оскорбительно. Так называют человека, который является немцем только наполовину. Лишь наполовину ариец.

Фолькманн кивнул.

Жара в маленькой квартирке усиливалась, несмотря на кондиционер. Поднявшись, Фолькманн поставил пустой стакан на стол и посмотрел на девушку.

– Санчес сказал, что заедет завтра утром, чтобы отвезти вас на кладбище, где похоронен Руди.

– А вы поедете с нами?

– Как вам будет угодно.

Девушка кивнула.

– Да, если это вас не затруднит. Спасибо, герр Фолькманн.

– Называйте меня Джо. – Он указал на телефон. – Вы не могли бы вызвать такси? Пора возвращаться в гостиницу.

Эрика Кранц кивнула.

Фолькманн собрал посуду с кофейного столика и пошел в кухню.

Они вернулись в «Эксельсиор» после восьми. В одном из залов гостиницы проходила предрождественская вечеринка. В холле стояли мужчины в смокингах и смуглые красивые женщины в вечерних платьях. Собравшись вокруг рождественской елки с зажженными гирляндами, они пили шампанское.

Эрика резко выделялась на фоне этой толпы. Она выглядела усталой, под глазами у нее размазалась тушь. Когда такси проезжало мимо здания редакции газеты «Ла-Тард», девушка внезапно начала плакать. В тускло освещенном салоне такси Фолькманн потянулся к ней и сжал ее руку, она прислонилась к его плечу, и он вдохнул запах ее духов. Ее светлые волосы касались его щеки, а девушка смотрела в окно машины и вытирала слезы, не выпуская его руки, пока они не подъехали к гостинице.

Поднявшись на лифте на шестой этаж, Фолькманн открыл дверь в двухкомнатный номер.

– Если вы не сможете уснуть или захотите поговорить, я в соседней комнате.

– Спасибо, Джо. Вы очень добры ко мне. Простите меня за слезы. Сегодня был очень тяжелый день.

Подождав, пока девушка закроет дверь в свою комнату, Фолькманн направился к себе. Кондиционер был включен, но в комнате было жарко и душно. Медленно раздевшись, он, абсолютно голый, лег на кровать.

В комнате было темно.

Все еще чувствуя запах ее духов, он закрыл глаза и уснул.

Через час в комнате Фолькманна зазвонил телефон. Включив бра, Фолькманн поднял трубку и услышал знакомый голос. Еще не до конца проснувшись, Фолькманн пытался разобрать английские слова, произносимые с сильным акцентом.

– Это Санчес, сеньор Фолькманн. Я вас разбудил? Прошу прощения… разница во времени… Я вспомнил об этом, только когда вы уже взяли трубку.

– Что-то случилось?

– Да нет, в общем-то ничего. Просто подвернулась кое-какая информация. О том человеке, который вас интересует… ну, о том немце.

– О Винтере.

– Si. О нем. И еще кое-что. Сантандер, тот человек, о котором я вам говорил. Который работал с Родригесом. Сегодня вечером его в Сан-Игнасио задержала полиция. Это недалеко от границы с Аргентиной. Этой ночью его привезут в Асунсьон. Было бы замечательно, если бы вы приехали ко мне в офис.

– Я сейчас вызову такси, – сказал Фолькманн.

– Да нет, вам лучше пока отдохнуть. Моим людям необходимо сначала проверить кое-какую информацию. Мне нужно немного времени. Я пришлю за вами машину к гостинице в полночь. Если хотите, берите с собой девушку.

– В полночь, – повторил Фолькманн.

– Si. Спокойного сна, друг мой, – сказал Санчес и положил трубку.

Глава 14

СЕВЕРО-ВОСТОК ЧАКО, ПАРАГВАЙ

Крюгер стоял на веранде и курил сигарету, наблюдая за тем, как работают его люди. Уже темнело, и тучи закрывали луну. Между ними, словно крошечные светящиеся булавочные головки, кое-где проглядывали звезды южного полушария, а внизу темнели джунгли.

Потоки света от генераторов заливали все имение, захватывая часть джунглей, возле которых стоял огромный грузовик и маленький пикап. От света ярко-зеленые листья тропических растений, посаженных возле гравийной дорожки, сияли, как отполированные.

Дождь уже давно прекратился, но воздух все еще был влажным. Крюгер расстегнул ворот своей синей хлопковой рубашки. На груди и под мышками проступили темные пятна пота.

Шмидт наблюдал, как трое его людей переносят в грузовик тяжелые ящики, и сам помогал им, перенося по два ящика за раз из гаража в грузовик.

Крюгер наблюдал за ним. Шмидтом следовало управлять, указывать ему нужное направление. Скажи ему убить – и он убьет. Скажи уйти – и он молча уйдет. Гора мышц и полное отсутствие мозгов. Но он очень полезен. Очень.

Крюгер провел рукой по черным волосам и взглянул на часы, а потом на гараж. Через открытую дверь лился свет. Гараж был заполнен деревянными и металлическими ящиками и картонными коробками. Нужно было еще много чего сделать. Все документы перевозились в Мехико отдельно, в стальных огнеупорных ящиках. Все шло по плану. До утра дом будет пуст. Единственная проблема, которая могла возникнуть, так это то, что коробки не влезут в грузовик, но Франц заверил его, что все поместится.

Он снова посмотрел на Шмидта, его мускулы выпирали из-под синего комбинезона. Казалось, что гигант был высечен из скалы.

Краем глаза Крюгер уловил какое-то движение и резко повернулся. Занавески в соседней комнате шевельнулись. Он увидел смуглое лицо Лопеса. Через мгновение появилось лицо и второго мальчика, Эмилио.

Каждому из них было не больше пятнадцати лет. Они были рады тому, что у них есть кров и пища, и если их вышколить, они станут отличными слугами. Никто не объяснил им, что происходит, и они с любопытством наблюдали за тем, как вещи переносили в грузовик. Их нежные лица напоминали лица молоденьких девушек – преданных, невинных, любопытных. Они смотрели, как мужчины ходят туда-сюда между гаражом и грузовиком. Сами они никогда бы не спросили о том, что происходит, зная свое место, ощущая благодарность за то, что они сыты. Один из них, Эмилио, посмотрел на Крюгера и улыбнулся. Крюгер улыбнулся в ответ. Лица детей скрылись, занавеску задернули.

Вскоре Крюгер услышал шаги в коридоре. Выпустив дым, Крюгер бросил сигарету на пол веранды и затоптал окурок.

К нему подошел седовласый мужчина. На нем поверх пижамы был легкий хлопковый халат: он собирался ложиться спать.

– Погрузку закончим до полуночи. Все, что мы не берем с собой, Шмидт сожжет, – сказал Крюгер.

Мужчина молча кивнул и положил руку Крюгеру на плечо, глядя на джунгли.

– Ты рад, что мы уезжаем, Ганс?

Крюгер улыбнулся.

– Прошло столько времени… Мы так давно здесь.

– Но ты не будешь скучать?

Крюгер покачал головой.

– Для меня это была тюрьма. – Он пожал плечами. – Когда я был моложе, все это не казалось мне адом, не вызывало приступов клаустрофобии. Но сейчас я рад, что уезжаю. – Он взглянул на седовласого, и тот убрал руку с его плеча. – А вы?

Седовласый чуть заметно улыбнулся.

– С этим местом у меня связано много воспоминаний, Ганс. Приятных воспоминаний.

Он помолчал, глядя на своих сотрудников в синих комбинезонах. Те ловко двигались, перенося металлические и деревянные ящики из гаража в грузовик. В них было упаковано все, что представляло для него ценность: личные вещи, документы в папках, накопившиеся за годы тяжкого труда.

– А мальчики? – тихо спросил он у Крюгера.

– Мы со Шмидтом отведем их в джунгли.

На этот раз седовласый пристально посмотрел на Крюгера и легко коснулся его руки. В его голосе прозвучало сострадание.

– Сделайте это быстро, Ганс. Я не хочу, чтобы они мучились. Никакой боли, ты понял?

Крюгер кивнул, и тень чего-то, напоминавшего печаль, промелькнула на его красивом лице. Седовласый отвернулся, прошел по веранде к двери и вошел в дом.

Крюгер подождал, пока шаги в коридоре затихнут, и снова принялся наблюдать за Шмидтом.

СЕВЕРО-ВОСТОК ЧАКО. ПОНЕДЕЛЬНИК, 5 ДЕКАБРЯ, 23:57

На дороге, кроме пикапа, не было машин. Он медленно пробирался через джунгли. Машин и не могло быть в такой час в этом районе Чако – отдаленном, пустынном, заброшенном. Сладковатый запах джунглей и сырой земли проникал сквозь окна машины, легкий бриз холодил Крюгеру лицо. Скорость пикапа не превышала тридцати километров в час, фары заливали зеленую траву серебристым светом.

Крюгер сидел рядом с водителем. Время от времени из чащи выглядывали какие-то животные, свет отражался в их глазах, а потом они прятались, отступая в кусты.

Грузовик резко свернул, и один из мальчиков рассмеялся, указывая на лобовое стекло. Крюгер увидел, как в свете фар дорогу перебежала мангуста и скрылась в зарослях деревьев. Мальчики захихикали.

Крюгер улыбнулся, но этого никто не заметил – в кабине было темно. Они вчетвером едва умещались в кабине пикапа: Крюгер, мальчики и гигант Шмидт. Его словно высеченное из гранита лицо не выражало ровным счетом ничего. Он уверенно вел машину по узкой раскисшей дороге.

Крюгер увидел просвет в джунглях и похлопал Шмидта по плечу. Гигант свернул налево, на узкую заросшую просеку. Машина стала взбираться по откосу, мотор взвыл.

Они были уже в часе езды от дома. Еще пять минут – и они приедут. Крюгер убрал локоть с оконного проема машины – пикап начал медленно протискиваться сквозь густые заросли. В кабину падали мелкие веточки и листья.

Это было всеми забытое место. Дорогой редко пользовались, а после того как тут много месяцев назад, во время сезона дождей, проехала какая-то машина, образовались глубокие колеи. Крюгер поднимался на эту гору всего раз, но он хорошо знал местность: здесь станут что-либо искать в последнюю очередь.

Машина снова подскочила на ухабе, и Крюгер услышал, как с грохотом подпрыгнули деревянные ящики за его спиной. Мальчики рассмеялись, и Крюгер им улыбнулся. В темноте он едва различал их лица – ясные глаза, невинные улыбки. Путешествие было для них настоящим приключением. Даже намека на страх не было.

– Мы уже приехали, сеньор? – Лопес взглянул на Крюгера.

Тот улыбнулся.

– Скоро приедем. Мы почти уже на месте.

Машина с трудом взбиралась на гору. Они проехали последний крутой участок дороги и оказались на небольшой поляне на вершине горы. Шмидт нажал не на ту педаль, и машину дернуло. Мальчики опять рассмеялись, а деревянные ящики подпрыгнули и снова стали на место.

Ящики были идеей Крюгера. Они объясняли необходимость этой поездки – мальчики якобы должны были помочь Крюгеру и Шмидту избавиться от деревянных ящиков в определенном месте. Так он им и сказал. Дети напоминали невинных мальчиков, поющих в церковном хоре. Они были настолько хрупкими, что больше годились для домашней работы – уборки и прислуживания за столом, чем для тяжелого физического труда. Но они невероятно обрадовались возможности проехаться в пикапе.

Их привезли в дом три года назад, после того как умер старый дворецкий. Крюгер понимал, почему так произошло: мальчики были неграмотными и едва понимали сказанное на их родном языке. Но они не задавали вопросов и чувствовали себя счастливыми в компании друг друга.

Мотор затих, и Крюгер резко поднял голову. Машина съехала чуть вниз. Шмидт включил передачу, а Крюгер смотрел вперед через лобовое стекло. Заросли здесь были не такими густыми из-за разряженной атмосферы. Они стояли на краю обрыва. Тучи разошлись, и усеянное звездами ночное небо раскинулось у них над головами.

Шмидт развернул пикап и заглушил мотор. Несколько секунд стояла тишина, а потом послышалось потрескивание в остывающем моторе, то и дело раздавались крики каких-то существ, обитающих в джунглях. Мальчики беспокойно ерзали на своих местах.

– Это здесь, сеньор?

– Si. Здесь, – ответил Крюгер.

– Так мы выносить ящики сейчас?

– Si.

Шмидт и Крюгер открыли дверцы и вышли наружу. В горах было немного прохладнее. Они стояли в десяти метрах от обрыва – глубокого разлома в скальных породах, который казался бездонным. Вниз никто никогда не спускался, разве что собравшиеся умирать животные. Крюгер вытащил большой фонарь из-за пассажирского кресла и направил луч на землю, а потом посмотрел на часы. Была полночь.

Было довольно светло, даже без фонаря. Фары пикапа были переключены на ближний свет, на небе ярко светила луна. Он устал. Очень устал. Он с удовольствием прилег бы прямо тут и уснул, но сначала нужно было завершить это последнее дело. Он взглянул на Шмидта, и они оба обернулись и посмотрели на мальчиков. Те подошли к кузову, готовясь открыть бортик пикапа.

Крюгер кивнул. Сунув руку под комбинезон, Шмидт достал длинный пистолет с глушителем и спрятал его за спину. Крюгер заметил рукоятку ножа Боуи, торчащую из кармана комбинезона над коленом.

Он посмотрел на мальчиков, которые все еще стояли у кузова. Они тихо перешептывались на индейском диалекте. Их чуть слышное возбужденное бормотание вполне могло сойти за предсмертную молитву.

В этот момент Шмидт сделал шаг в их сторону. Крюгер увидел, как он поднял пистолет с глушителем и направил его в затылок одного из мальчиков.

Пф-ф-ф!

Через долю секунды пуля пробила голову второго мальчика, в тот момент, когда он обернулся – Крюгер увидел его открытый в ужасе рот.

Пф-ф-ф!

Два тела резко упали вперед в тот момент, когда звуки выстрелов рассекли тишину. Второй мальчик даже успел вскрикнуть, когда пуля вошла в основание его черепа. И снова повисла тишина, нарушаемая лишь звуками джунглей.

Крюгер направил свет фонаря на мертвые тела. Из крохотных Ран у основания черепов мальчиков текла кровь. Одно из тел конвульсивно дернулось, и послышался звук выдыхаемого воздуха. Среагировав на движение, Шмидт мгновенно прицелился и выстрелил. Хрупкое тельце снова дернулось и замерло. Крюгер кивнул Шмидту, и громила выстрелил еще раз, на этот раз во второе тело. Крюгер снова осветил трупы фонарем. Ни звука, ни движения.

– Раздень их. – Он повернулся к Шмидту.

Шмидт положил пистолет в бардачок пикапа, а Крюгер отвернулся, вытащил пачку сигарет и закурил. Он слышал кряхтенье Шмидта, когда тот опустился на колени рядом с трупами и начал снимать с них одежду.

Крюгер как раз докурил, когда Шмидт закончил работу. Крюгер погасил окурок в пепельнице пикапа. Он старался не оставлять следов. Они даже надели плоские накладные подошвы. И даже собирались попросить Франца сжечь шины пикапа, когда тот вернется на машине в Асунсьон. Окровавленная одежда была сложена в метре от Шмидта. Подойдя к хрупким телам детей, Крюгер осмотрел их и кивнул громиле.

– Ты знаешь, что тебе делать. Не торопись. Сделай все как положено.

Крюгер смотрел, как Шмидт принялся за работу. Он не мог не смотреть – ему необходимо было удостовериться в том, что все сделано как следует. Он раньше видел, как убивали людей, убивал людей и сам. Но он еще ни разу не видел, как тело освобождают от плоти. От лица и от подушечек пальцев. Отпечатков пальцев мальчиков никто никогда не снимал, и вероятность того, что их тела когда-нибудь обнаружат, была ничтожно мала. Но Крюгер не хотел рисковать. Он должен был удостовериться в том, что никто не сможет установить, что они как-то были связаны с его домом.