Текст книги "Кровь фюрера"

Автор книги: Глен Мид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

Массов не выглядел обеспокоенным или удивленным. Он просто сидел и слушал. Когда Фолькманн закончил, политик отпил кофе и откинулся на спинку кресла. От его веса кресло жалобно заскрипело.

– Могу я узнать, почему это дело расследует офицер британского отдела DSE? Этим ведь должна заниматься полиция, не так ли, герр Фолькманн?

Фолькманн объяснил, что оружие, из которого убили Винтера, ранее уже использовалось – для убийства британского бизнесмена в Гамбурге. Массов понимающе кивнул, и Фолькманн спросил:

– Вы когда-либо слышали о Дитере Винтере, герр Массов?

Политик уверенно покачал головой.

– Нет, не слышал.

Фолькманн спросил:

– А вы не знаете, герр Массов, почему Винтер хотел вас убить?

Улыбнувшись, Массов пожевал зубочистку.

– Вы сказали, что этот Винтер был правым экстремистом.

– Скорее всего, да.

Кивнув, Массов печально улыбнулся.

– Герр Фолькманн, если бы мне давали по одной дойчмарке при каждой угрозе меня убить, или за каждое письмо, полное ненависти, полученное от подобных людей, я сейчас был бы очень богатым человеком. – Массов внезапно встал. – Я хочу вам кое-что показать.

Политик подошел к шкафу и вытащил папку. Порывшись в кипе бумаг, он вернулся к столу и сел. Отодвинув недоеденный сэндвич, он разложил документы на столе.

– Это письма, – объяснил Массов. – Очень неприятные письма. Это копии. Оригиналы – в полиции. Но это ничего не дает. Они этих людей никогда не находят.

Выбрав одно письмо, Массов протянул его Фолькманну. Это была копия письма, которое составили, наклеив буквы, вырезанные из газет.

Вверху страницы была всего одна-единственная строчка: «ЖИДОЛЮБ. МЫ ЗА ТОБОЙ СЛЕДИМ».

Фолькманн отложил письмо, и Массов передал ему другое.

На этот раз на листе была тоже всего лишь одна строчка, но написанная от руки – большими жирными буквами:

– «ПРОЧЬ ИММИГРАНТОВ! МАССОВ, ТЫ ТРУП!»

– Это еще не самые страшные угрозы. – Массов улыбнулся. – Говорят, это результат моей позиции. – Политик указал на окно. – Район, который я представляю, герр Фолькманн, населен в основном иммигрантами, как вы, должно быть, знаете. Турки. Поляки. Славяне. Азиаты. Греки. Африканцы. Я стараюсь помочь им, чем могу. Но, как и в любой стране, здесь есть люди, которые считают, что таких, как мои подопечные, следует отправлять обратно, откуда бы ни приехали они или их родители. Для них не имеет значения, что эти люди родились здесь, что они такие же достойные граждане этой страны, как и остальные. – Массов покачал головой. – Это происходит в любой стране, герр Фолькманн. Франция. Германия. Англия. Италия. Несомненно, если бы дать волю экстремистам и расистам, они бы и таких как я выдворили из страны вместе с иммигрантами. – Массов пожал плечами. – Время от времени всякие головорезы, которые называют себя «истинными немцами», швыряют в меня «коктейль Молотова» или пытаются взорвать здание. Но я к этому привык. Мои сотрудники – преданные и порядочные люди. Я не хочу сказать, что это нас не беспокоит, но мы занимаемся своим делом, что бы ни происходило вокруг.

Указав на письма, Фолькманн спросил:

– Кто те люди, которые присылают вам это?

– Наверно, такие, как этот ваш Винтер. Экстремисты. Неонацисты. Иммигрантофобы. Мизантропы. Психи. – Массов вздохнул. – Я думаю, что перечислил все возможные варианты.

– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Вольфганг Любш?

Массов нахмурился.

– Это тот террорист?

– Да.

– Да, я о нем слышал.

– Вы хорошо знакомы?

Массов удивленно приподнял брови, а потом, улыбнувшись, осторожно сказал:

– Герр Фолькманн, этот человек разыскивается, ему выдвинуто обвинение в терроризме. Много лет назад, когда он был студентом, я познакомился с ним в Гамбурге во время предвыборной кампании. Он мне не друг, если вы на это намекаете. И эту тему я обсуждать не склонен.

– А что насчет угрозы убийства, о которой я говорил?

– В смысле?

– Как вы думаете, кто мог за этим стоять?

– Не знаю, герр Фолькманн, не знаю. Может быть, какой-то психопат. Я, собственно, об этом уже говорил. Я же сказал вам, что получаю очень много писем с угрозами. – Массов улыбнулся. – На самом деле, если бы угрозы прекратились, мне пришлось бы волноваться по поводу того, что я стал импонировать расистам и фанатикам. Вот это действительно могло бы меня напугать.

– Но почему эти люди хотят вашей смерти?

– Потому что для экстремистов и расистов такие как я – будто заноза в пальце.

– Почему?

Массов встал и подошел к окну. Солнце осветило его лицо, заставив прищуриться. Он серьезно посмотрел на Фолькманна. В ярком свете одежда Массова казалась еще более потрепанной, а на большом добром лице проявились морщины.

– Вы вообще представляете себе, как относятся к иммигрантам в этой стране, герр Фолькманн? В Германии пять миллионов иммигрантов. Во Франции и Италии существует та же проблема. Но меня беспокоит Германия. Многие из этих людей приехали сюда в послевоенное время, когда не хватало рабочих рук, а местные жители не хотели выполнять грязную работу. Иммигранты приехали сюда трудиться, и выполняли ту работу, которую отказывались выполнять немцы. Они пустили тут корни, обзавелись семьями и жили себе спокойно. Сейчас они составляют семь процентов населения. Это больше, чем в Германии было евреев до войны. Но, в отличие от большинства евреев того времени, многие иммигранты живут за чертой бедности. Раньше эти люди были нужны. А сейчас немцы из восточного блока и этнические немцы, недавно приехавшие в страну, хотят выполнять эту работу. Согласно немецкому законодательству все потенциальные работники равны, но на самом деле все обстоит иначе. Зарплата иммигрантов ниже средней, а уровень безработицы среди них достигает 25 %. Они живут в самых настоящих гетто, в иммигрантских общежитиях. Таким образом, проблема очень серьезная. Но особенно опасна реакция Германии на это. Когда расисты и неонацисты прибегают к насилию, это вызывает не только возмущение. Раздаются призывы ограничить количество иностранцев, переезжающих в эту страну. Словно виноваты в происшедшем жертвы, а не те, кто творит насилие. – Массов нахмурился. – Итак, когда совершаются террористические акты, политики говорят, что полиция бессильна. Но в то время, когда террористы бесчинствуют в стране, полицейские охраняют почти каждого важного бизнесмена и чиновника. – Массов подставил лицо свету, а потом опять посмотрел на Фолькманна. – Когда вы выйдете из этого здания, герр Фолькманн, прогуляйтесь по Кройцбергу. Посмотрите, как живут эти люди. Присмотритесь к лицам этих людей. Присмотритесь повнимательнее. Эти люди напуганы. Они боятся бритоголовых подонков, которые нападают на их дома. Боятся будущего. То, что вы увидите там, снаружи, герр Фолькманн, – это пороховая бочка, достаточно искры, чтобы произошла катастрофа. Потому что однажды эти люди объединятся и постоят за себя. И тогда у всех будут большие неприятности. Вся эта чертова страна погрузится в хаос. – Массов удрученно покачал головой. – Иногда я спрашиваю себя, изменилось ли хоть что-нибудь за последние пятьдесят лет?

– Что вы имеете в виду, герр Массов?

Массов взял свежую зубочистку и, внимательно ее осмотрев, сунул в уголок рта.

– Перед войной у нацистов был лозунг: «Judenfrei». Свободная от евреев. Сейчас этот лозунг звучит как «Ausländerfrei»: свободная от иностранцев. На сегодняшний день в Германии почти не осталось евреев, но новыми козлами отпущения могут стать иммигранты. Они у многих вызывают те же чувства. И причины этому те же. Так как эти люди не арийцы – у них не светлые волосы и не голубые глаза, – они не считаются немцами. – Массов уселся поудобнее. – Приведу вам пример. Ультраправая партия Deutsche Volksunion^[42] однажды использовала простой антииммигрантский слоган на выборах в федеральной земле Бремен. «Лодка переполнена», заявили они. И в результате получили шесть мест в парламенте.

Массов медленно откинулся на спинку кресла.

– Простите, герр Фолькманн. Вы ведь не об этом пришли поговорить. Вы спросили насчет этого Винтера, а я начал читать вам лекцию о проблемах Германии.

– Герр Массов, вы абсолютно уверены, что никогда не слышали о Дитере Винтере?

Массов покачал головой.

– Нет, не слышал.

Фолькманн встал, и Массов протянул ему руку.

– Желаю успехов в вашем расследовании. Всего доброго, герр Фолькманн.

Он прогулялся по Кройцбергу до станции метро.

Светило солнце, воздух был чистым и холодным. Район представлял собой оживленный лабиринт улиц, заполненных людьми. По пути до станции метро он последовал совету Массова. Речь Массова показалась ему слишком пафосной, вполне в стиле политиканов. Кройцберг всегда был рабочим районом, еще с довоенных времен. Иммигрантские дома здесь были ободранными, их никто не ремонтировал.

Недалеко от метро он купил у турка кебаб, и пока ожидал поезд на станции, заметил, что все стены исписаны расистскими призывами. Кое-где виднелись поспешно нарисованные свастики.

У людей на платформе были такие же испуганные карие глаза, как и у его отца, и на мгновение Фолькманн вспомнил лица на старых черно-белых фотографиях из гетто в Варшаве и Кракове.

Он отогнал эту мысль – к станции подходил поезд.

В полдень он вернулся в гостиницу, где ему сообщили, что десять минут назад звонил Якоб Фишер, который оставил контактный телефон. Фолькманн решил сразу же позвонить ему.

– Я нашел девушку, Джо.

– Где она?

– Она в Берлине. Но теперь она весси^[43]. Я взял ее адрес у одного детектива из полиции нравов. Она живет с каким-то продюсером, который снимает порнофильмы.

– У тебя есть номер ее телефона, Якоб?

– Да, конечно. Я с ней уже созвонился. Она сказала, что не хочет говорить об убийстве Раушера. Я попытался объяснить ей, что мог бы вызвать ее в полицию и заставить пройти обычную рутинную процедуру. Я сказал, что это не займет у нее много времени – всего лишь небольшая дружеская беседа.

– И что она ответила?

– Она с нами поговорит. Она придет домой около восьми, а ее парня сегодня не будет. Давай я заеду за тобой в полдевятого.

– Да, конечно. Я буду в фойе.

Квартира девушки находилась в южной части города, в районе Фриденау. Они вышли из лифта на четвертом этаже, и Фишер позвонил в дверь.

Девушка оказалась очень красивой, лет тридцати, с длинными светлыми волосами. На ней были узкие черные спортивные брюки, туфли на платформе, а белая футболка была заправлена в брюки, что подчеркивало ее высокую грудь. Фигура у нее была роскошной, и Фолькманн невольно залюбовался ею, идя следом за девушкой в комнату.

Интерьер был оформлен в стиле «модерн», в квартире было мягкое освещение, современные картины на стенах, а также несколько Рисунков углем в стиле «ню» в дорогих металлических рамках.

Якоб Фишер предъявил девушке свое удостоверение, но та не обратила на него особого внимания, а на Фолькманна она вообще не смотрела.

– Я уже говорила вам по телефону – я рассказала вашим людям все, что знаю.

– Я понимаю, фрау Ворх, но моему коллеге хотелось бы задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени.

Фолькманн посмотрел на девушку, ее взгляд выражал равнодушие.

– Вы долго были знакомы с Гербертом Раушером, фрау Ворх?

– Два года.

Фолькманн смотрел ей в глаза.

– Вы когда-нибудь слышали такое имя – Дитер Винтер?

– Нет.

– Вы уверены, что Герберт Раушер не знал этого человека?

Девушка пожала плечами.

– Я не знаю.

Фолькманн назвал ей остальные имена, но девушка лишь равнодушно качала головой.

– Я не была знакома с его друзьями по бизнесу. Из наших общих знакомых он дружил только с несколькими фотографами, чьими услугами он пользовался.

– Вы никогда не слышали, чтобы он упоминал эти имена?

– Нет.

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, фрау Ворх.

– Я уже говорила. Я никогда этих имен не слышала.

Девушка все время смотрела в глаза Фолькманну, и он понял, что она говорит правду.

– Раушер состоял в какой-нибудь политической группировке?

Девушка удивленно вскинула голову.

– Что вы имеете в виду?

– Он когда-нибудь высказывался о политике?

Девушка нахмурилась, а потом пожала плечами.

– Он часто говорил, что дерьмово было жить при Советах. Вы это имеете в виду?

– Что-нибудь еще?

Девушка улыбнулась, но улыбка тут же сползла с ее губ.

– В основном мы говорили о сексе. О том, сколько денег он заработает. Или какую машину хочет купить. Вот и все.

– Он никогда не позволял себе расистских высказываний?

– Я не понимаю, о чем вы.

– Он никогда не говорил вам, как относится к иммигрантам в этой стране?

Девушка посмотрела на Фишера.

– Что все это значит?

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос, фрау Ворх.

Девушка повернулась к Фолькманну.

– Нет.

– У него были какие-нибудь знакомые, друзья или враги с право– или леворадикальными взглядами?

– Что вы имеете в виду?

– Экстремисты. Неонацисты. Террористы.

Девушка рассмеялась, и ее грудь заколыхалась под тоненькой хлопковой футболкой.

– Это что, шутка такая?

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос, – сказал Якоб Фишер.

– Герберт с такими людьми не общался.

– А что насчет его родных?

– Это вы о чем?

– Он никогда не говорил о своем прошлом? Родителях? Семье? Девушка пожала плечами.

– Да, конечно, пару раз говорил. Но не много.

– Что же он вам сказал?

– Его мать умерла, когда ему было двадцать лет. А отца он не знал.

– Почему?

Девушка снова пожала плечами.

– Он умер в каком-то лагере.

– В концентрационном лагере?

Девушка нахмурилась.

– Нет. В одном из лагерей в Сибири, куда русские ссылали наших солдат после войны.

– А почему отца Раушера сослали туда?

– Он был нацистом. Каким-то там офицером. Подробнее я не знаю. Герберт говорил об этом всего один раз. И то он был пьяным.

– И что же он сказал?

– Сказал, что его отца ранили в Берлине в конце войны. Его взяли в плен русские и отправили в лагерь в Сибири. И что он был нацистским офицером.

– Вы помните, чтобы он еще что-нибудь говорил о своем отце?

– Нет, я уже все вам рассказала. Он мало говорил о своем прошлом.

– Но вы уверены, что его отец был нацистским офицером? – спросил Фолькманн.

– По крайней мере, так сказал Герберт. – Вздохнув, девушка нетерпеливо взглянула на Фолькманна. – Слушайте, вы еще долго собираетесь задавать мне вопросы?

– Последний вопрос. Вы знаете, почему убили вашего парня?

Девушка покачала головой и раздраженно сказала:

– Понятия не имею. Я это вашим уже сотню раз говорила.

Фолькманн посмотрел на Якоба Фишера и кивнул. Тот встал, собираясь уходить.

– Спасибо за то, что уделили нам внимание, фрау Ворх.

Выпив с Якобом Фишером в баре «Швайцерхофа», он поблагодарил его за помощь, а затем проводил до фойе.

– А что насчет отца Раушера, Джо? Ты не собираешься проверить, кем он был?

– Я не вижу в этом смысла, Якоб. Можно поспрашивать у русских, но я сомневаюсь, что они нам помогут. Я не знаю его звания, да и вообще мало информации о нем, чтобы направить запрос в Берлинский центр документации. Им нужны хотя бы дата рождения и имя, ведь офицеров по фамилии Раушер может быть сотня.

– Как бы то ни было, если что-нибудь раскопаешь, дай мне знать.

– Да, конечно, я позвоню. Еще раз спасибо за помощь, Якоб.

– Был рад увидеться, Джо. Береги себя.

Проводив Фишера, он поднялся к себе в номер и налил в стакан скотча. Встав, он открыл балконную дверь и вышел на балкон.

Все это казалось ему бессмысленным. Если Моника Ворх сказала правду и отец Раушера был нацистским офицером, то Раушер не должен был стать мишенью для людей Винтера. В его образе жизни не было ничего, что свидетельствовало бы о его связи с право– или леворадикальными группировками. Кроме того, когда отца Герберта Раушера взяли в плен русские, Герберт был маленьким мальчиком и, возможно, отца даже не помнил.

Интересно, является ли простым совпадением то, что отец Раушера был нацистом? У многих немцев возраста Раушера родители служили в фашистской армии, так что, скорее всего, это тупиковый путь, нужно разрабатывать другие версии.

Прежде чем раздеться и лечь спать, Фолькманн позвонил Эрике. Он рассказал ей о встрече с Вальтером Массовым и о том, что ему удалось узнать о Раушере. Он услышал, как она разочарованно вздохнула.

– А что насчет той женщины, Гедды Пол? – спросила Эрика.

– Можем съездить к озеру Констанс, может быть, что-нибудь и узнаем.

– Когда ты вернешься, Джо?

– Я прилечу завтра первым рейсом.

Последовала пауза, после чего Эрика тихо сказала:

– Джо…

– Да?

– Я по тебе соскучилась.

– Я по тебе тоже.

Глава 32

Они подъезжали к красивому городку Фридрихсхафен, расположенному возле озера Констанц. Фолькманн любовался заснеженными горами Швейцарии. В воздухе кружились снежинки. Они проехали по набережной, и Фолькманн припарковал «форд». Выйдя из машины, они пошли вдоль озера. В витринах старых зданий в баварском стиле стояли рождественские елки, и весь город был залит огнями.

Они с Эрикой пообедали в симпатичном ресторанчике, выходящем окнами на озеро, после чего Фолькманн решил, что лучше всего им будет обратиться в полицию. Он не мог воспользоваться удостоверением сотрудника DSE, не желая вызвать подозрения у местной полиции, но у него было и журналистское удостоверение, и он решил им воспользоваться. Оставив Эрику в машине, он направился в полицейский участок, который находился недалеко от озера.

В приемной участка дежурили два офицера. Фолькманн предъявил удостоверение и сказал, что хочет поговорить с дежурным старшим детективом. Ему пришлось ждать минут десять, пока к нему не вышел мужчина средних лет: крупный, с пивным животиком, нависавшим над брючным ремнем, с красным лицом. Он представился: детектив Хайнц Штайнер. Фолькманн предъявил ему журналистское удостоверение и сказал, что хочет поговорить с ним наедине. Пожав плечами, Штайнер отвел его в маленький кабинет. Сев, детектив выжидающе посмотрел на Фолькманна.

– Чем могу помочь, герр Фолькманн?

Фолькманн сказал детективу, что он свободный журналист, что пишет серию статей о нераскрытых убийствах для популярного немецкого журнала и хочет поговорить об убийстве местной Жительницы по имени Гедда Пол, совершенном пять месяцев назад. Детектив поднял брови и спросил, что именно интересует Фолькманна. Фолькманн объяснил, что он узнал о деле Гедды Пол из мюнхенских газет и подумал, что это может заинтересовать его читателей. Глаза Штайнера загорелись от любопытства, но он постарался держать себя в руках.

– Что конкретно вас интересует, герр Фолькманн?

Фолькманн улыбнулся.

– Обстоятельства жизни этой женщины, герр Штайнер. В газетных статьях об этом практически ничего не было написано. Может быть, вы подозреваете кого-то в убийстве? Я буду благодарен вам, если вы изложите свою версию.

Штайнер покачал головой и сменил тон на более неформальный.

– Я понятия не имею, кто убил ее и почему, Фолькманн. Но дело еще не закрыто.

Фолькманн вынул из кармана записную книжку и ручку.

– Вы не могли бы мне рассказать, как она была убита?

Штайнер прикурил тонкую сигару и выпустил дым в потолок.

– В нее стреляли трижды, один раз в грудь и дважды в затылок, с близкого расстояния. Пули 38-го калибра. Однажды вечером она сказала сыну, что поедет погулять на набережную, села в свою машину и уехала. Насколько нам известно, на набережную она не поехала. И домой не вернулась. Через два дня ее тело нашел в лесу бродяга – в двух километрах от опушки леса. Ее сумочку выпотрошили, а кошелек украли. – Штайнер нахмурился, на его лбу собрались морщины. – Но убийство было очень странным.

– Чем именно, герр Штайнер?

– Вы же журналист, Фолькманн. Вы знаете, что подобные преступления нечасто совершаются в наших местах.

– Конечно, но я думал, что вы имеете в виду само убийство.

– Да, и это тоже. Гедду Пол трудно назвать типичной жертвой.

– Что вы имеете в виду?

– Тут много странного. Стиль убийства больше напоминал гангстерский. А Гедде Пол было шестьдесят два. Вдова. Обеспеченная, но не богатая. Без каких-либо пороков. Абсолютно никакого криминального прошлого. Собственно, она даже ни разу не платила штраф за парковку в неположенном месте. Очень приличная женщина, занималась общественной деятельностью, помогала церкви. – Штайнер затянулся сигарой. – Да, еще кое-что. Мы обнаружили ее машину тоже в лесу. Такое ощущение, что она приехала туда встретиться с кем-то из своих знакомых. Но ее близкие о назначенной встрече ничего не знали.

Фолькманн что-то пометил в своей записной книжке и спросил:

– Она не занималась политикой?

Штайнер поднял брови.

– Нет. Абсолютно точно. А почему вы спрашиваете?

– Просто так, пытаюсь представить себе эту женщину. Вы ее хорошо знали, герр Штайнер?

Фолькманну показалось, что детектив хотел что-то сказать, но тот лишь откинулся на спинку кресла.

– Да, достаточно хорошо.

– Может быть, есть еще какие-то обстоятельства ее жизни, которые могут быть интересны читателям?

Штайнер пожал плечами.

– Ее муж был уважаемым бизнесменом. Он умер лет десять назад.

– А он не занимался никакой преступной деятельностью?

Рассмеявшись, Штайнер покачал головой.

– Он был чист, как лютеранский священник. Хороший человек был. Очень приличный.

– А как он умер?

– Насколько я помню, от сердечного приступа.

– А что насчет ее семьи?

– Все очень порядочные люди. Как я уже говорил, Гедда Пол была хорошей женщиной, и в округе ее любили. – Штайнер пожал плечами. – Что касается убийства, единственная логичная версия, которая приходит на ум, – она подобрала попутчика, путешествовавшего автостопом. Какого-то психа, который решил ограбить ее и убить.

– А улики какие-нибудь были?

Затянувшись сигарой, Штайнер покачал головой.

– Ничего. Ни отпечатков пальцев, ни других улик. Кто бы это ни сделал, он был очень осторожным. Наверное, матерый преступник. Или профессиональный убийца. Мы проверили все обычные версии. Семья, друзья, знакомые. Но нам не удалось выявить ничего подозрительного.

Взглянув на часы, Фолькманн сказал:

– Спасибо за помощь, герр Штайнер. Я уверен, что вы очень занятой человек, так что не буду отнимать у вас драгоценное время.

– Не стоит, Фолькманн. Пришлете мне копию статьи?

– Непременно.

Они гуляли по набережной. Снег уже перестал идти, и с озера дул прохладный свежий ветер. Девушка держала Фолькманна под руку. Они прошлись до одной из лавочек, стоявших у воды, и она сказала:

– Нет никаких очевидных причин, по которым люди Винтера хотели бы убить эту женщину. У нее не было ни связей с террористами, ни криминального прошлого.

– Должна быть какая-то связь между Раушером, Геддой Пол и Массовым, Эрика. Мы просто не можем ее уловить.

– И что теперь?

Фолькманн покачал головой.

– Хотел бы я знать.

Он увидел, что девушка поджала губы, словно собиралась что-то сказать, но передумала. Она вздрогнула, и Фолькманн удивленно взглянул на нее.

– Что случилось?

– Ничего. – Она покачала головой.

– Точно?

В голубых глазах мелькнула улыбка.

– Я просто замерзла. Пойдем к машине, Джо.

Встав, Фолькманн посмотрел на серое озеро Констанс, поверхность которого была покрыта рябью. Вдалеке на волнах качалась маленькая лодочка с синим парусом, пытаясь обогнуть береговой выступ. Весь пейзаж в целом вызывал у Фолькманна приятные ощущения. Ему вдруг показалось, что он попал в затерянный мир, и в этот самый момент он решил поговорить с Вернером Баргелем из Берлинского федерального ведомства. Это ведомство, Ландесамт, было немецким эквивалентом МИ-5, в его задачи входило расследование дел террористических и экстремистских организаций всех видов. Фолькманн знал, что это его единственная надежда получить больше информации о Кессере и Винтере. Если в прошлом эти мужчины совершали какие-то значительные правонарушения, то в архивах Ландесамта это должно быть отражено. Конечно, существовала вероятность того, что Баргель станет рассматривать его запрос как официальный, но Фолькманн уже слишком далеко зашел и пребывал в такой растерянности, что решил пойти на этот шаг. Ведь для него это был единственно возможный вариант.

Глядя на озеро, Фолькманн думал о том, не раскопал ли чего Санчес. Скорее всего, нет. Он бы в этом случае связался с ним, в этом Фолькманн был уверен. Повернувшись, он подал Эрике руку, а она крепко его обняла, и они так, в обнимку, пошли к машине.

МЕХИКО. 01:02

Крюгер стоял у бассейна с переливающейся бирюзовой водой и курил в темноте сигарету, думая о телефонном звонке из Асунсьона. Проведя рукой по волосам, он вздохнул.

Неприятности. Это большие неприятности.

Так близко.

А теперь еще и это.

Придется ждать, пока приедет Либер, чтобы услышать всю историю от начала до конца, но и услышанного хватило, чтобы вызвать у него беспокойство. У всех вызвать беспокойство. Гальдер сказал, что Брандт уехал, но вернется на встречу с Либером. Все остальные пошли спать, и Крюгер остался один.

Погасив сигарету в пепельнице на столике возле бассейна, он прошел через виллу, направляясь в сад.

Пройдя пять комнат и кухню, он вышел на лужайку. Взглянув на часы, он засек время и быстрым шагом двинулся по залитой лунным светом траве.

Благоухание. Пение сверчков. Запах эвкалиптов. Но сейчас Крюгер думал о другом. О непредвиденных обстоятельствах. Когда Либер прилетел в Мехико, он тщательно проверил его на наличие хвостов, прежде чем привезти сюда. Следует всегда соблюдать осторожность.

Крюгер дошел до деревьев на краю лужайки и в лунном свете снова взглянул на часы, поднеся их к лицу.

Ровно две минуты.

Он уже засекал, сколько времени требуется, чтобы пересечь огромную лужайку и дойти до старого гаража за деревьями, но Крюгер хотел еще раз проверить. Он прошел мимо одного из часовых, и тот ему кивнул.

Дойдя до старого здания, он открыл дверь и вошел в гараж. Внутри было темно. Тут пахло смазкой и машинным маслом. Большие деревянные створки двери крепились на болтах.

В темноте он дошел до двери в противоположной стене, пройдя мимо темных очертаний машины, и, потянув за болт, распахнул дверь. Заросшая дорожка за гаражом едва виднелась в лунном свете.

Гальдер рассказал ему о старом гараже и тайном выходе еще в первый день их пребывания на вилле. Вряд ли им понадобится запасной путь, но старик Гальдер понимал необходимость подобных мер предосторожности. Гараж стоял в ста метрах от виллы, спрятанный за эвкалиптовыми деревьями, а самым главным было то, что узкая дорожка, на которую можно было из него попасть, переходила в другую дорожку, ведущую к лабиринту Чапультепек. Мало кто знал о нем. Об узких дорожках, заросших дерном и лианами. Но на машине там можно было проехать. Идеальный запасной путь.

Обычный задний выход на другой стороне сада легко перекрыть, если кто-то захочет это сделать, но эта узкая дорога была почти не заметна снаружи.

Это был идеальный путь бегства, но Крюгер сомневался в том, что он им понадобится. И все же подобные предосторожности входили в перечень его обязанностей. Вместе со Шмидтом он уже десяток раз ездил в укромное место, используя две различные дороги. Теперь они оба были знакомы с планом побега – на случай необходимости.

Он вернулся в гараж, закрыл дверь и, подойдя к противоположной стене, щелкнул выключателем. Помещение залил яркий свет, и Крюгер увидел ничем не примечательный «форд» темного цвета, стоявший в центре гаража.

Полный бензобак топлива и новый аккумулятор. Он приказал Шмидту каждый день проверять машину. Все это было частью его плана действий на случай непредвиденных обстоятельств.

В последний раз осмотрев гараж, Крюгер выключил свет, закрыл дверь и пошел по лужайке к вилле, считая шаги.

Глава 33

МЕХИКО. ЧЕТВЕРГ, 20 ДЕКАБРЯ, 15:15

Старший инспектор Эдуардо Гонсалес был худым энергичным мужчиной пятидесяти лет. У него было грубое нагловатое лицо, совсем не соответствующее его острому уму.

Несмотря на бандитскую внешность, особым здоровьем Эдуардо Гонсалес не отличался, и не мудрено: последние тридцать лет он выкуривал по три пачки сигарет в день. В результате голос у него окончательно охрип, каждая произнесенная фраза сопровождалась сильным кашлем, а пальцы потемнели от никотина. Однако светло-серая форма с красными эполетами была тщательно отутюжена, а складки отглажены на славу – единственный внешний признак его щепетильности.

Окна его кабинета выходили на Плаца де Сан Фернандо – открывался роскошный вид на Мехико, огромную бурлящую метрополию, за которую и он тоже нес ответственность. В его кабинете все было аккуратно расставлено по своим местам, и впечатление портили только переполненные пепельницы, стратегически размещенные по всей комнате в соответствии с привычками Гонсалеса: одна у окна с панорамным видом, вторая – на металлическом шкафу возле двери. Еще две пепельницы стояли на столе, одна была изготовлена из простого стекла, а вторая – из дерева с великолепной резьбой, в форме половинки кокоса. Такие пепельницы делали индейцы из Чако в Парагвае, ее дно было покрыто тонким слоем кварца. Подарок его друга, капитана Веллареса Санчеса.

Темное дерево имело острый запах, который чувствовался до сих пор, несмотря на то что в течение многих лет в пепельнице гасили сигареты. Это было настоящее произведение искусства. На темном твердом дереве были вырезаны уродливые задумчивые лица мулатов с опущенными веками, а над лицами нависла тщательно вырезанная рука. Рука настолько контрастировала с уродливыми лицами, что на первый взгляд напоминала гедонистскую чашу, а деревянные лица были похожи на сморщенные головы индейцев Амазонки, выставленные в музее. Но вид у пепельницы не был устрашающим. Скорее она напоминала о том, что добро должно быть над злом и сильная рука способна сдерживать порок. Красоте и порядку подчиняются зло и уродство.

По крайней мере, так считали индейцы.

Об этом ему рассказал Санчес, когда дарил пепельницу в Каракасе много лет назад. Но улыбка на его лице тогда говорила о том, что эта история вполне могла быть выдумкой.

Гонсалес, обладающий чувством юмора, принял это объяснение, несмотря на то что его жизненный опыт свидетельствовал: такое положение вещей не всегда соответствует реальности. В этом безумном, почти лишенном кислорода городе с двадцатью миллионами жителей царили анархия и хаос. Как бы то ни было, подарок Веллареса Санчеса занял почетное место на его столе, и когда кто-нибудь обращал на него внимание, Гонсалес с улыбкой пересказывал эту историю.

Яркое декабрьское солнце заливало светом весь кабинет. Несмотря на то что была зима, стояла жаркая погода. От Мексиканского залива веяло теплом. Кондиционер, встроенный в стену под потолком, выдувал тонкую струйку прохладного воздуха.

На столе у Гонсалеса стоял металлический поднос, а на нем бутылки с газированной водой, графин свежевыжатого лимонного сока со льдом и четыре стакана. Несмотря на жару, к воде и соку никто не притронулся, хотя молодой полицейский принес поднос еще пятнадцать минут назад.