Текст книги "Кровь фюрера"

Автор книги: Глен Мид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

– Так ты что, не с Кессером и его людьми?

– Дай мне сказать, Фолькманн. Мы принимали его помощь, но это было вынужденным шагом.

– А где мы находимся?

– В тихом месте, где нас никто не побеспокоит.

Фолькманн обвел взглядом комнату. Двое людей Любша стояли у двери, ведущей на улицу. Один держал в руке вальтер. Фолькманн узнал обоих. Одним из них был уже известный ему Гартих, который бежал тогда за машиной, а вторым – человек со шрамом, который орудовал дубинкой. Оба смотрели на него с невозмутимыми лицами. Фолькманн повернулся к Любшу.

– Зачем ты привез меня сюда? Чтобы твои друзья могли свести со мной счеты?

– В общем-то, нет. Нам есть что обсудить.

– И что же мы будем обсуждать?

– Кое-что важное для нас обоих. – Любш помолчал. – Ты должен понять, почему мои люди так себя вели, Фолькманн. Но, видишь ли, мы подумали, что люди Кессера придут искать своего исчезнувшего дружка. А вместо этого пришел ты. Вот такой сюрприз получился.

Фолькманн посмотрел террористу в глаза.

– А где Кессер? Он у вас?

Проигнорировав его вопрос, Любш встал. Он подошел к окну и повернулся лицом к Фолькманну.

– У нас, немцев, есть свои недостатки. Мы можем вести себя слишком громко, агрессивно, быть бесчувственными. Но мы не звери, Фолькманн. Даже мы, так называемые террористы. И далеко не все мы хотим возникновения нового Рейха.

– Так ты знаешь, какова цель таких, как Кессер?

– Да, Фолькманн, знаю.

– Это Кессер тебе сказал?

– Ему было бы сложно это сделать. Он мертв.

Фолькманн хотел что-то сказать, но Любш его перебил:

– Двое моих ребят ждали его возле квартиры. Я приказал им взять Кессера живым. Я надеялся, что он расскажет все, что нам нужно знать. Кессер вышел из дома и поехал в горы. На середине дороги мои ребята обогнали его машину и заблокировали путь. Когда Кессер понял, что происходит, он вытащил пистолет и убил одного из наших. Мои стали отстреливаться. Один из них попал Кессеру в голову. Он был все еще жив, когда его привезли в безопасное место. Но к тому времени, как я туда добрался, он уже умер.

Фолькманн глубоко вздохнул, кипя от злости, а потом, выдохнув, спросил:

– Ты вообще понимаешь, что ты наделал, Любш?

– Этот мир стал лучше без него, поверь мне, Фолькманн.

– Ты и Винтера убил?

– Нет, это были люди Кессера.

– Почему они это сделали?

– Я тебе уже рассказал об этом на озере, Фолькманн. Винтер был хвастуном. В особенности, когда выпивал. Ему нравилось рассказывать о новом режиме, который они с друзьями планировали создать. О новой Германии. И чем меньше времени оставалось до этого момента, тем больше Винтер болтал. Так что Кессер стал использовать его все реже и реже. Винтер слишком много пил и слишком много болтал. И вот однажды Кессеру позвонили из Берлина и сказали, что Винтер сидит пьяный в баре и распускает свой поганый язык, мелет о чем не надо. За это Кессер приказал его убить. Так что они грохнули его неподалеку от станции Цо, чтобы копы подумали, что его убили из-за наркотиков.

Отвернувшись, Фолькманн посмотрел на огни города через стеклянную дверь балкона, а потом взглянул на Любша.

– И зачем вам понадобился этот Кессер?

– Затем же, зачем и тебе. Чтобы узнать, что собираются делать его люди. Двое моих ребят следили за твоей квартирой в Страсбурге. Они увидели, что девчонку забрали двое мужчин, приехавших на черном «мерседесе». Затем они узнали о взрыве и решили проследить за автомобилем. Им удалось следовать за «мерседесом» до самого Аугсбурга, но потом из-за плохой погоды они его потеряли. Мы думали, что именно люди Кессера стоят за всем происходящим, и решили нанести ему визит.

На лице Фолькманна выступил пот.

– Ты знаешь, где сейчас девушка?

– В том месте, куда ты следовал за Кессером, на Кальберге.

– Она жива?

– Понятия не имею, Фолькманн.

– А как ты узнал, что она в горах?

– Точно так же, как узнал о Винтере. После всего, что произошло с Кессером, мы пошли к его девушке. Когда мы показали ей труп Кессера, она быстро все рассказала. Она тоже во всем этом участвует, вот только ее верность идеалам не настолько сильна, чтобы она могла пожертвовать своей жизнью. Люди Кессера планировали забрать Эрику из Страсбурга. Они хотели узнать, что известно ей и, соответственно, тебе и твоим людям.

– А что еще рассказала девушка Кессера?

Любш пристально посмотрел на Фолькманна.

– Много чего: о людях, которые стоят за этим. О том, что они собираются сделать. Все, что она знала.

– Рассказывай.

Любш помедлил и, взяв бутылку с шнапсом, налил в один из стаканов. Он передал его Фолькманну, но Фолькманн оттолкнул стакан.

– Я не хочу пить, Любш. Я хочу знать, что сказала тебе девушка.

– Пей, Фолькманн. Это тебе пригодится, когда услышишь то, что я уже знаю. А потом, друг мой, я расскажу тебе, что мы будем делать.

За окном валил снег. Фолькманн опустошил стакан и поставил его на стол. Любш налил себе выпить и подошел к камину.

– У них на Кальберге ракета. У нее не обычная боеголовка, а ядерная. У них созданы ячейки неонацистов – и в армии, и в полиции, к тому же их поддерживают многие политики. Тот человек, о котором ты спрашивал меня на озере, Шмельц, сейчас там, в горах. Это он дергает за ниточки. Его люди пытаются повторить опыт с путчем – так же, как действовали нацисты в 23-м. Вот только на этот раз у них есть боеголовка, и если кто-либо извне попытается нарушить границы Германии и вмешаться в ситуацию, это будет чревато мировой катастрофой. – Любш выпил огненную жидкость одним глотком. – Девушка не была такой уж большой шишкой, чтобы все знать, но знала она достаточно. В первую очередь о том, что они собираются убить Долльмана и его министров.

Любш увидел, как изменилось выражение лица Фолькманна.

– Как?

– В Берлине возле озера Ванзее есть домик, где живет любовница Долльмана. Ее зовут Лизль Хенинг. Она человек Кессера. Долльман явится туда после полуночи, а там уже будет сидеть турок по имени Кефир Озалид, который собирается всадить ему пулю в лоб…

– А его министры?

– Этого девушка не знала. Она только рассказала, что после того, как застрелят Долльмана, всех министров убьют.

Фолькманн внезапно понял смысл слов, записанных на кассете. У него волосы стали дыбом.

– А почему Озалид? Почему не один из людей Кессера?

– Потому что они очень умные, Фолькманн. Как только Озалид покончит со всеми министрами, улицы городов наполнятся немцами, пылающими праведным гневом и жаждущими крови иммигрантов. Друзья Кессера все это очень ловко подстроили. Они обвинят иммигрантов-экстремистов в смерти Долльмана и его кабинета. Они настроят немцев против иммигрантов, страну охватит хаос, и путчисты пройдут к власти прямым путем, как на параде. – Любш поставил свой стакан на стол. – Они продумали все до мельчайших деталей. Ты же видел тот монастырь. А ты знаешь, для чего он? Это будет местом ссылки… для нежелательных элементов. Иммигрантов и всех остальных. Еще один Дахау. И это не единственное такое место. У Кессера большой список подобных «приютов», которые можно будет использовать, когда его люди придут к власти. А после убийства Долльмана и его кабинета большинство населения страны встанет на их сторону.

Фолькманн долго смотрел в окно, ничего не говоря, а затем повернулся к Любшу.

– Ну и что ты собираешься делать?

– Я знаю, что мы можем сделать. Мы не сможем добраться до Берлина, но Кальберг в получасе езды отсюда. Я с моими ребятами отберу у них боеголовку. Нейтрализую.

– Ты совершаешь ошибку, Любш. Ты не сможешь провернуть все это сам. Давай я позвоню в Берлин. Они пришлют своих людей.

Любш покачал головой.

– Ты представляешь, сколько времени ты будешь их убеждать, что это необходимо, Фолькманн? А к тому моменту будет уже слишком поздно.

– А почему ты думаешь, что у тебя и твоих людей все получится?

– Фолькманн, в такую погоду нам обязательно повезет, надо только подняться на гору. Но если нам это удастся, у нас есть шанс. А если мы проинформируем Берлин, то шанса не будет. Девушка не знала, как именно друзья Кессера собираются убивать министров, но это должен сделать кто-то из них. Если убьют только Долльмана, страна это еще как-то переживет. А без правительства наступит полный хаос, и дружки Кессера смогут творить все, что захотят. Судя по словам девушки, в особняке не больше полудюжины вооруженных охранников. Со мной трое ребят. А если считать тебя и меня, нас пятеро, так что шансы у нас, в общем-то, равны.

– Вам потребуется оружие.

– А оно у нас есть. Пистолеты-пулеметы, гранаты. – Любш улыбнулся. – Большую часть всего этого нам поставили люди Кессера. Ирония судьбы… Как тебе это? – Любш помолчал. – Так что скажешь, Фолькманн. Ты с нами?

Фолькманн взглянул в окно на огни, переливающиеся сквозь пелену падающего снега, а потом повернулся к Любшу и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Почему ты это делаешь, Любш? Почему ты мне помогаешь?

– Я тебе уже объяснил, Фолькманн. Я не хочу, чтобы возник новый «рейх» или нечто подобное. Для тебя я просто террорист. Но я верю в лучшее будущее для моей страны. Возможно, это будущее тебе и не нравится, и, конечно же, мои рассуждения грешат идеализмом, но в одном я уверен: таких, как Кессер, в моем будущем быть не должно. Я не хочу, чтобы повторились ошибки прошлого. Если это произойдет, то лучшей Германии никогда не будет. – Любш мрачно усмехнулся. – Я, конечно, знаю: тебе кажется абсурдным объединять с нами свои усилия, но это мое предложение. – Любш внимательно смотрел на Фолькманна. – Так что, ты с нами?

Фолькманн подумал.

– У меня есть два условия.

– Какие?

– Во-первых, я все-таки позвоню в Берлин.

Любш немного помолчал, а потом спросил:

– А во-вторых?

– Тот человек… Шмельц.

– Что?

Фолькманн отвернулся и снова посмотрел в окно на падающий снег, а потом повернулся к террористу.

– Если мы доберемся до вершины горы, то он – мой.

Любш снова помолчал.

– Это ведь не только из-за Эрики, правда, Фолькманн? Не только из-за этой Эрики Кранц?

– Девушка Кессера не все рассказала вам о Шмельце.

Террорист покачал головой, и в его голосе внезапно зазвучало напряжение.

– Нет, Фолькманн. Она нам все рассказала. Я не стал говорить об этом, так как решил, что ты сочтешь меня сумасшедшим. – Любш покачал головой, словно сам этому не верил. – С одной стороны, мне кажется, что она сказала правду, но, с другой стороны, я понимаю, что это безумие. И все-таки я знаю, что она не лгала. В особенности теперь – ты ведь подтверждаешь это? Говорят, история повторяется. Вот только в данном случае возможно ли в это поверить? – Он запнулся. – Чего же ты хочешь, Фолькманн? Отомстить за чью-то смерть?

Глава 56

БЕРЛИН. СУББОТА, 24 ДЕКАБРЯ. 00:16

«Мерседес» остановился на гравиевой дорожке.

На крыльце горел фонарь, и когда Риттер открыл дверь машины, канцлер выбрался из теплого нутра лимузина.

Девушка ждала его в холле. После того как Риттер прошел в кабинет, она закрыла входную дверь, и они с Долльманом направились в гостиную.

Стол в гостиной был накрыт к ужину: в серебряном ведерке с колотым льдом стояла бутылка «Дом Периньон», а рядом – холодные закуски в ассортименте. В вазе были свежие цветы, стол освещали две зажженных свечи. Девушка задернула шторы от любопытных глаз охраны, а когда Долльман плюхнулся в кожаное кресло у камина, она подошла к нему.

Девушка начала массировать его плечи, и Долльман постанывал от наслаждения. Через минуту он схватил ее за руку и притянул к себе. У него было звериное выражение лица, которое она видела уже не раз. Он любовался ее роскошной грудью, обтянутой блузкой.

Она видела нетерпение на его лице, но сказала:

– Давай сначала поедим.

Рука Долльмана скользнула по ее бедру, но девушка, улыбнувшись, перехватила его руку и повела его к столу.

Долльман жадно набросился на еду и выпил за ужин три бокала шампанского. Когда они приступили к десерту, девушка встала, чтобы подать ему шоколадный мусс. Он страстно смотрел на ее высокую грудь, любовался ее пышными манящими бедрами и длинными ногами в черных шелковых чулках. Он скользнул ладонью по внешней стороне ее бедра и нащупал пояс от чулок. Девушка улыбнулась ему.

– А как же десерт?

Канцлер ухмыльнулся.

– Я предпочту тебя любому десерту, сладенькая.

Она игриво улыбнулась, и Долльман, встав, взял ее за руку и повел на второй этаж, в спальню.

Через пять минут Долльман разделся, лег на кровать и стал наблюдать, как Лизль ставит диск в музыкальный центр. Комнату вновь наполнили звуки музыки Вагнера.

Девушка медленно разделась и, подойдя, легла рядом с ним на розовые шелковые простыни. Несколько секунд Долльман любовался ее идеальным телом, а потом страстно вошел в нее, лихорадочно двигая бедрами. Через пять минут он кончил, и по его телу прошла волна наслаждения.

Он поцеловал ее в плечо, и запах ее духов смешался с мускусным запахом секса. Он протянул руку, чтобы довести ее до оргазма, но она нежно ее оттолкнула.

– Спи, liebchen. Ты устал.

Долльман что-то пробормотал, благодаря ее за отказ, и повернулся на другой бок.

Девушка подождала несколько минут, а потом встала с кровати и, подойдя к окну, слегка сдвинула штору и выглянула в образовавшийся просвет. Она увидела три машины, припаркованные внизу: одна стояла на улице, а две – на гравиевой дорожке возле дома. Никакого движения во дворе не было. Как бы то ни было, люди Риттера все равно находились там, она это знала. Да и сам Риттер сидел внизу, в кабинете, – как обычно.

Отпустив штору, она повернулась и услышала, что Долльман начал храпеть. Его огромное тело сотрясалось под одеялом. Посмотрев на часы, она подошла к музыкальному центру и приглушила звук так, что музыка теперь звучала еле слышно. Она подождала ровно одну минуту, чувствуя, как бешено бьется ее сердце. Потом она постепенно увеличила громкость так, что музыка стала звучать по-прежнему. Надев шелковую ночную рубашку, она села у трюмо. Закурив сигарету, она снова взглянула на часы, чувствуя, как от страха и возбуждения начинает болеть желудок, как начинают трястись руки.

01:10.

Через десять минут все закончится.

Сидя в подвале, Озалид услышал, как музыка Вагнера стихла, и включил фонарик. Он смотрел на секундную стрелку. Прошла ровно одна минута, и музыка зазвучала с прежней громкостью.

До этого он слышал, как к дому подъехали машины, слышал шаги на лестнице, когда мужчина и женщина поднимались в спальню, но за последние полчаса ничего не происходило. До этого момента.

Он напрягся. Часы показывали час и десять минут. Выключив фонарик, он стоял в темноте, чувствуя, как сжимается от страха желудок, как волна ужаса проходит по всему его телу. Но он был собран, и адреналин гнал кровь по венам.

Сердце выпрыгивало из груди, а ноги затекли от долгого сидения. Положив «беретту» на пол рядом с сундуком, он пару минут массировал ноги. Потом он нервно поерзал и, сделав несколько глубоких вдохов, поднял оружие.

Пять минут. На всякий случай.

А потом он начнет действовать.

00:46

Кристиан Бауэр был главой берлинского Ландесамта. Это был высокий стройный мужчина лет пятидесяти с седыми, зализанными назад волосами и красивым лицом. На нем была синяя мятая пижама из хлопка, а сверху он набросил купальный халат, но даже в таком виде он производил впечатление дипломата.

Он приготовил кофе, но Вернер Баргель проигнорировал поданную ему чашку с горячей черной жидкостью. Со второго этажа донесся храп жены Бауэра, и тот виновато улыбнулся, но Баргель не ответил на его улыбку. Баргель позвонил ему пять минут назад и сказал, что заедет, что это очень срочно.

Это был деловой визит, и Бауэр удивился, увидев мертвенно-бледное лицо своего помощника. Однако разговаривал он с Баргелем спокойно, словно уже привык к неожиданным визитам среди ночи.

– Ну, рассказывайте, что же у вас произошло, Вернер.

Баргель глубоко вздохнул.

– Перед тем как я позвонил вам, сэр, у меня было два телефонных разговора. Оба раза мне звонили из Мюнхена. Первый звонок был от человека по имени Фолькманн. Он сейчас работает в DSE, но раньше работал здесь, в Берлине, в британском разведывательном управлении.

– Продолжай.

Баргель говорил быстро.

– Фолькманн сообщил, что человек по имени Кефир Озалид собирается совершить покушение на канцлера Долльмана. – Баргель сделал небольшую паузу, видя, насколько изумлен Бауэр. – Кроме того, он сказал, что готовится покушение на всех членов кабинета министров.

– Когда? – открыл от удивления рот Бауэр.

– Сегодня. Сейчас. Фолькманн не знает, каким образом будут совершаться покушения на министров, но сказал, что это произойдет после убийства Долльмана. – Баргель сглотнул. – Сейчас все министры находятся в Берлине, сэр, так как Вебер завтра утром проводит совещание со спецслужбами в Рейхстаге.

Поставив на стол чашку, Бауэр приподнял брови. Кровь отлила от его лица, а его заместитель демонстративно поглядывал на часы.

– Прежде чем приехать сюда, я попросил нашу охранную службу проверить, что у нас есть на Озалида. Кроме того, мы пытаемся выяснить, где сейчас канцлер.

– И какую информацию выдал компьютер?

– Действительно, существует некий Кефир Озалид. Он проходит по второй категории риска для безопасности страны. Турок. Эмигрировал в Германию в подростковом возрасте. Сейчас ему двадцать семь лет.

Бауэр нервно встал.

– Хорошо, у нас есть на него информация, но каков мотив? Зачем ему убивать Долльмана?

– Два года назад Озалид три месяца провел в тюрьме за попытку убийства чиновника министерства внутренних дел в Бонне. Срок заключения у него был бы намного больше, но суд принял во внимание смягчающие обстоятельства.

– Какие смягчающие обстоятельства? – спросил, удивленно подняв брови, Бауэр.

– В его личном деле значится, что он и его жена стали жертвами погрома в Эссене, совершенного группой праворадикальных экстремистов. Озалид получил ожоги второй степени, когда экстремисты забросали бутылками с зажигательной смесью иммигрантское общежитие, куда он с женой пришел в гости. Жена умерла от полученных ранений. Она была беременна. Экстремистов так и не привлекли к ответственности. – Баргель сделал паузу. – Канцлер Долльман был в то время министром внутренних дел и отвечал за федеральную безопасность. Насколько нам известно, Озалид несколько раз в письменном виде обращался к нему и обвинял его в том, что этих экстремистов не нашли и не осудили. Он считал, что Долльман несет за это личную ответственность. Чиновник, на которого Озалид совершил покушение в Бонне, был одним из подчиненных Долльмана.

– О Господи! – выдохнул Бауэр. – А в компьютере ничего не значится о недавнем прошлом Озалида?

– Год назад он покинул Германию и, по нашим данным, в последнее время находился в Стокгольме. Но он мог вернуться в Германию по фальшивому паспорту.

Бауэр немного подумал.

– А вы доверяете этому Фолькманну?

– Да.

– Где он находится в Мюнхене? Мы можем с ним поговорить?

Баргель сокрушенно покачал головой, понимая, что они теряют время. Его лоб взмок.

– Он позвонил мне домой, передал мне эту информацию чрезвычайной важности, а потом повесил трубку. – Баргель сделал паузу. – Но есть еще кое-что, сэр. Об этом тоже сообщил Фолькманн. Меня это очень беспокоит.

Бауэр внимательно смотрел на своего заместителя.

– Что именно?

Баргель глубоко вздохнул.

– По словам Фолькманна, покушение на убийство Долльмана и всех министров – лишь часть плана. Они собираются совершить путч.

– Кто – они? – Кристиан Бауэр был поражен.

Когда Баргель начал ему обо всем рассказывать, Бауэр качал головой и время от времени произносил:

– Господи Иисусе!

Баргель, ни на что не отвлекаясь, рассказал Бауэру о ядерной боеголовке, о ее предполагаемом месторасположении. На мгновение ему показалось, что его начальник вот-вот упадет в обморок. Баргель, чтобы перевести дыхание, сделал глубокий вдох. Лицо Бауэра было белым как мел.

– А где Долльман сейчас? – резко спросил директор Ландесамта.

– У своей любовницы.

– У которой из них?

– Наша служба безопасности считает, что у той, которая блондинка. Лизль Хенинг. Но наши люди в этом не уверены, и когда все выяснят, свяжутся со мной. – Баргель сглотнул. – Фолькманн сказал, что она тоже участвует в заговоре.

– Он назвал ее имя?

– Да, сэр. Я приказал офицеру службы безопасности связаться с личным телохранителем Долльмана Риттером и в качестве меры предосторожности проинформировать его о готовящемся покушении. Однако в связи с чрезвычайностью ситуации и требованием устава, я не могу отдать все необходимые приказы, так как для этого требуется ваше разрешение.

– Какие приказы вы уже отдали?

– Я передал дежурному офицеру список старших офицеров армии и сотрудников спецслужб, с которыми необходимо связаться. По вашему приказу они немедленно прибудут сюда. Команда, состоящая из двадцати человек, уже движется к дому девушки возле Ванзее – я взял на себя смелость отдать этот приказ, как только получил информацию от Фолькманна. – Баргель поспешно посмотрел на часы. – Они будут там с минуты на минуту. Другая команда сейчас в Мюнхене, готовится к операции на Кальберге. Мы сможем руководить их действиями отсюда по секретной линии. – Баргель помолчал. – Естественно, вы можете отменить мои приказы, сэр.

– А что насчет министров?

– Я уже приказал, чтобы их личную охрану поставили в известность о происходящем.

Баргель выжидающе смотрел на своего начальника. На лице Кристиана Бауэра блестели капельки пота. Он явно нервничал.

– Хорошо. Так мы и будем действовать. – Бауэр поспешно кивнул. – Сообщите, что я подтверждаю ваши приказы.

– А как быть с министром внутренних дел, сэр? Его также необходимо проинформировать.

В Федеральной службе безопасности Германии царила строгая иерархия, и Бауэр не мог пренебречь своим долгом. Министр внутренних дел и вице-канцлер Вебер находились на вершине пирамиды.

Испытывая сильный стресс, Бауэр затараторил:

– Я сам свяжусь с Вебером, но, Бога ради, установите контакт с Риттером!

В этот момент зажужжала рация, которую Баргель держал в руке. Он принял сообщение, а потом, прикрыв микрофон рукой, посмотрел на Бауэра и сказал:

– Долльман и его охрана в домике девушки на Ванзее.

Последовала короткая пауза – Баргель снова стал слушать, что ему говорили по рации, а потом резко сказал в микрофон:

– А вы попытайтесь! Бога ради, свяжитесь как-то с ним! Баргель снова прикрыл микрофон рукой и поднял голову. По вискам у него стекал пот, а лицо побледнело еще больше.

– Что случилось? – испуганно спросил Бауэр.

Баргель недоуменно пожал плечами.

– Речь идет о Риттере, сэр, телохранителе Долльмана. Он не отвечает на наши вызовы.

Карл Шмельц вышел на заснеженную террасу и застегнул зеленое полупальто на все пуговицы. Дойдя до угла, он всмотрелся в заснеженную тьму.

Призраки.

Кругом одни призраки.

Ледяной ветер завывал в долине, поднимая вихри снега. Шмельц смотрел в долину. Шел густой снег.

Он уже бывал здесь раньше, в этих горах, слушал, как гудит фён – теплый сухой ветер, характерный для долин Германии. Он знал это наверняка. Это осмос. Это у него в крови. Память была разлита в нем, словно легкая приятная боль.

Впервые он почувствовал себя… как дома? Собственно, он чувствовал себя на своем месте. Это его судьба. Он знал, что это признаки меланхолии, и всегда пытался подавлять такие мысли, но на этот раз он позволил себе это удовольствие.

Пушистые снежинки падали на его щеки. Прикосновение холодных снежинок приводило его в хорошее настроение.

Леденящий холод.

Он сделал глубокий вдох, чувствуя, как холодный воздух проникает в легкие, словно его касались чьи-то холодные нежные руки.

Как хорошо!

В юности его привозили сюда, на юг страны, дважды. Он помнил лица, помнил имена: Борман, Менгель, Эйхманн. Тайные поездки, надежные дома, засекреченные встречи.

«Да, вот наш мальчик. Посмотрите на него хорошенько. Когда-то, возможно не при вашей жизни, когда наступит подходящее время, когда подвернется возможность…»

Арийская форма черепа у всех окружавших его людей. Крепкие рукопожатия. Клятвы верности. Знакомые лица, новые лица. Люди, которые продолжали нести свет идеи.

Кто бы мог подумать, что потребуется столько времени?

На террасу обрушился шквал ледяного ветра. Шмельц сделал еще один глубокий вдох и сцепил зубы.

Близко. Так близко.

Услышав какой-то звук, он повернулся и посмотрел на застекленную дверь. На террасу вышел Майер, под его ботинками захрустел снег.

Шмельц вопросительно взглянул на него, и Майер сказал:

– Девушка уже здесь.

Шмельц кивнул, и они пошли обратно в дом.

Озалид включил фонарик.

01:14.

Прошло четыре минуты. Все это время он слышал каждый удар своего сердца, каждый звук в доме, каждый шаг в холодной темноте за окном – там ходили охранники.

Он выключил фонарик.

Озалид сделал глубокий вдох. Он сгорал от нетерпения, жаждал действия. Он хотел, чтобы это, наконец, произошло. Чтобы все поскорее закончилось.

Он думал о Лайле.

О ее красивом загорелом лице, о ее улыбке и о том, что сделали с ней эти звери. Он чувствовал какую-то странную легкость в голове, и знал, что его час вот-вот пробьет.

Давай!

Времени думать не было.

Просто сделай это.

Он еще раз прислушался к звукам в саду и, не услышав ничего подозрительного, встал, включил фонарик и подошел к ступенькам, чувствуя, как дрожат ноги.

Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался взять себя в руки. Когда дрожь в ногах прошла, он начал очень медленно подниматься по ступенькам.

Дойдя до двери, он снял «беретту» с предохранителя, выключил фонарик, положил его в карман, а затем легонько коснулся ручки двери.

Когда он приоткрыл дверь, то увидел, что свет в коридоре включен, а дверь в кабинет закрыта. Очевидно, свет в той комнате, где должен был отдыхать охранник, не горел.

Он тихо вышел в коридор.

На лестничном пролете, ведущем на второй этаж, было темно, он слышал, как из спальни доносятся негромкие звуки музыки. Он очень четко осознавал все происходящее вокруг, и внезапно страх исчез. Озалид чувствовал странную легкость в теле, расслабленность. Он знал, что мгновение, которого он так долго ждал, вот-вот наступит.

Дойдя до лестницы, он начал медленно подниматься по ступенькам.

Дойдя до площадки второго этажа, он остановился. Музыка теперь звучала громче. Дверь в спальню была слегка приоткрыта, из дверного проема струился свет.

Озалид глубоко вздохнул, тихо приоткрыл дверь и поднял «беретту» с глушителем.

А потом сделал шаг вперед, к свету.

В темноте кабинета Риттер внезапно услышал жужжание рации и проснулся.

Он прилег на диван и выключил настольную лампу, так как очень устал после сегодняшнего напряженного дня, проведенного с Долльманом. Он хотел дать отдых глазам, но быстро уснул, убаюканный успокаивающей музыкой Вагнера.

Он потянулся в темноте за рацией и сонно сказал:

– Риттер.

– Риттер, это Вернер Баргель. Где вас черти носят? Вы с канцлером?

Риттер протянул руку к настольной лампе и включил ее, чуть не сбросив со стола.

– Что случилось? – прохрипел он.

– Нет времени объяснять, просто слушайте, Риттер, и слушайте меня внимательно. На канцлера готовится покушение. Оставайтесь возле него. Вы меня слышите? Оставайтесь возле него! Не упускайте его из виду. К вам едет команда поддержки. Через пару минут они уже будут у вас. Главное – оставайтесь с Долльманом!

Риттер бросил рацию и встал. Он окончательно проснулся. Схватив вторую рацию, лежавшую на столе, он быстро отдал приказы охранникам. Сердце выскакивало у него из груди. Он не стал ждать, пока охранники в машинах ответят.

– Охранное подразделение! Экстренная тревога! Повторяю. Экстренная тревога! Охранное подразделение! – кричал Риттер в рацию, глотая окончания слов. – Перекрыть все входы и выходы в здание. Выполняйте!

Риттер метнулся к двери и побежал по коридору, на ходу лихорадочно вытаскивая девятимиллиметровый пистолет «Зиг и Зауэр» Р-6. Подняв пистолет в руке, он на бегу осматривал первый этаж. Теперь он слышал не только музыку, но и скрип ворот, беготню охранников, выполнявших его приказ.

Добежав до лестницы, Риттер увидел открытую дверь в подвал. У него сжалось сердце, и всем своим существом он ощутил опасность. Он помедлил секунду, мысли прыгали в его голове, которая, казалось, была охвачена огнем. Дверь всегда была закрыта, и сегодня тоже. В этом он был уверен. А если сейчас она открыта, значит, кто-то…

Господи!

Он слышал, как охранники лихорадочно бегают вокруг дома, но, не обращая внимания на эти звуки, бросился вверх по лестнице, слыша стук своего сердца. С пистолетом наготове он бежал вверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Когда Озалид вошел в спальню, он увидел мужчину на кровати с розовым постельным бельем и молодую красивую женщину в ночной рубашке, сидящую возле трюмо с сигаретой в руке. Она молча с ужасом уставилась на него, но не издала ни звука.

Во всей этой ситуации было что-то нереальное, особенно учитывая звучавшую фоном оперу. На мгновение Озалид остановился, глядя на девушку.

Он узнал это красивое лицо – он видел девушку на фотографиях. Их глаза встретились, и когда она посмотрела на «беретту» с глушителем, которую сжимал в руке Озалид, ее, казалось, переполнил страх. Потом она нервно перевела взгляд на фигуру на кровати, словно указывая на мишень.

Озалид увидел Долльмана, наполовину прикрытого розовым покрывалом, его белые плечи, шею и часть торса, седые волосы на груди. Толстый живот размеренно поднимался и опускался.

Озалид почувствовал, что его переполняет ненависть. Сделав шаг вперед, он опустил руку с «береттой», прицеливаясь, и в этот момент услышал шум на лестнице, перекрывавший звуки музыки.

Кто-то бежал по ступенькам. Потом послышались и другие звуки внизу – стук по дереву и хлопанье двери… Озалид обернулся – дверь спальни распахнулась, и появился телохранитель с пистолетом в руке. Озалид понимал, что это верная смерть, и он был ей рад, но он обязан был выполнить свой последний долг…

Риттер увидел пистолет в руке Озалида, и это вызвало у него шок. Он явно был не в выгодной позиции.

Внезапно Риттер дернулся вправо, и Озалид в этот момент быстро выстрелил два раза подряд. Одна из пуль попала Риттеру в левое плечо. Охранник вскрикнул от боли, когда пуля впилась в мышцу и раздробила ему кость, но турок уже не обращал на него внимания. Он повернулся к своей мишени.

Он взял Долльмана на прицел как раз в тот момент, когда канцлер проснулся. На его лице застыло выражение изумления, его огромное тело дернулось.

Прежде чем канцлер успел что-нибудь сказать, Озалид выпустил две пули.

Он увидел пятно крови на левой щеке Долльмана, под глазницей, куда попала первая пуля, а потом тело Долльмана дернулось на кровати, когда вторая пуля пробила ему грудь.

Озалид уже нажимал на курок в третий раз, когда краем глаза увидел, что телохранитель поднимает пистолет.