Текст книги "Кровь фюрера"
Автор книги: Глен Мид
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)
Выехав с парковки, он двинулся по дороге на Фридберг, откуда собирался свернуть на трассу Е-11, чтобы двигаться в южном направлении. Во Фридберге он остановился возле первой попавшейся гостиницы, зашел в вестибюль и оттуда позвонил, чтобы выяснить телефонный номер больницы в Дюссельдорфе, федеральная земля Северный Рейн-Вестфалия, где лечился Клаген.
Позвонив в больницу, он объяснил дежурной, что является родственником Отто Клагена, и спросил, значится ли у них такой пациент. Девушка проверила список пациентов и сказала, что Отто Клаген у них зарегистрирован. Тогда Фолькманн попросил позвать к телефону лечащего врача Клагена.
Минут через десять он, наконец, смог поговорить с врачом, которому сказал, что Отто Клаген его дядя и что он звонит из Баварии, чтобы осведомиться о его здоровье. Фолькманн спросил также, нельзя ли проведать дядюшку и поговорить с ним.
– А вам что, ничего не известно о его состоянии?
– Видите ли, я был за границей и только недавно узнал об этом. Неужели мой дядя настолько плох, доктор?
– Мне очень жаль, но он пережил инсульт, герр Клаген. У него парализовало правую сторону тела, возникли проблемы с речью. Если вы придете, он не сможет с вами нормально общаться, но, несомненно, мы не против вашего визита.
– Как вы думаете, когда он сможет говорить?
– Это зависит от течения болезни и терапии, герр Клаген. Но на данный момент прогноз неутешителен, перспективы у него не очень-то хорошие, а учитывая его возраст, боюсь… ну, вы меня понимаете?
Фолькманн поблагодарил врача и сказал, что еще позвонит, чтобы выяснить, как у дяди дела.
Потом он позвонил к себе домой. Трубку взяла Эрика, и он сообщил ей, где он находится, а также о том, что узнал от Тэда Биркена и что произошло с Клагеном, но ни слова не сказал о том, что ему рассказал Иван Мольке. Он вздохнул, и она спросила:
– А что насчет второго мужчины, Буша?
– Я в часе езды от Дахау, так что поеду туда. Надеюсь, с ним мне повезет больше, чем с Клагеном.
– И когда ты вернешься?
– Это зависит от того, найду я Буша или нет. Кроме того, даже если я его найду, он может не захотеть со мной говорить. Ты как сама, нормально?
– Да, прогуляюсь в парке, а потом вернусь, попью твоего вина и посмотрю телевизор. Может, тебе чем-то помочь?
Фолькманн улыбнулся.
– Погрей мне постельку. И скрести пальцы на счастье, чтобы Буш был поздоровее Отто Клагена. Скоро услышимся.
В четыре часа он доехал до городка Дахау, свернув с центрального автобана Е-11 к Обротту, расположенному к северу от Мюнхена.
Очаровательный баварский городок с древним замком казался идиллическим. Фолькманну представлялось абсурдным то, что этот городок когда-то дал имя всемирно известному концентрационному лагерю, а теперь был освещен сияющими рождественскими огоньками. В маленьком парке возле железнодорожного вокзала стояла наряженная елка. Сгущались сумерки.
Он направился по указанному Тэдом Биркеном адресу. Домик находился на улице со старыми довоенными зданиями, в десяти минутах от дороги, ведущей к концлагерю. В окне дома виднелась елка. Фолькманн по бетонной дорожке подошел к входной двери и долго звонил, но никто не отозвался.
Он стал раздумывать, что же делать дальше, и тут возле дома остановился белый «фольксваген», и из него вышла молодая женщина, ей было под тридцать. В руках она несла несколько сумок с покупками, так что Фолькманн пошел ей навстречу, чтобы помочь.
– Danke schön.
Улыбнувшись, девушка полезла в сумочку за ключом, а потом, внимательнее присмотревшись к Фолькманну, спросила:
– Извините, мы с вами знакомы?
Фолькманн увидел, что у нее на руке нет обручального кольца.
– Я ищу Вильгельма Буша. Насколько я знаю, он живет здесь.
– Вы дедушкин друг?
– Нет, мы с ним не знакомы.
Фолькманн протянул ей удостоверение, и девушка внимательно его изучила, внезапно побледнев.
– Вы из полиции? У дедушки что, неприятности?
Фолькманн улыбнулся.
– Нет, никаких неприятностей, уверяю вас. Я могу с ним поговорить?
– Дело в том, что его нет.
– А как мне с ним связаться?
– Мой парень отвез его в Зальцбург к родственникам – дедушкина сестра себя плохо чувствует.
– И когда ваш дедушка вернется?
– Завтра. Если хотите, можете заехать. Что мне ему передать?
– Видите ли, фрау Буш, это достаточно щекотливый вопрос, так что мне хотелось бы обсудить его при личной беседе.
Девушка пожала плечами.
– Хорошо, я скажу ему, что вы приезжали.
С этими словами она повернула ключ в замке и вошла в дом.
Фолькманн подъехал к небольшой гостинице, расположенной напротив парка, недалеко от железнодорожного вокзала, и снял там номер на ночь.
Ему не хотелось ждать так долго, но больше он ничего не мог предпринять. У него с собой не было сменной одежды, да и сумка с дорожным набором, лежавшая в багажнике, была почти пуста. Поэтому он зашел в магазин неподалеку от ратуши и купил пару одноразовых бритвенных станков и пену для бритья, а по дороге к гостинице, прогуливаясь по старым мощеным улочкам, зашел в магазин одежды и купил пару носков, белье и свежую рубашку.
Окна его номера выходили на маленький парк. Побрившись и приняв душ, Фолькманн спустился в бар и выпил пива, а потом пообедал в ресторане на углу. Он решил съездить к дому Буша и узнать, не вернулся ли старик раньше, но у дома стоял только белый «фольксваген», на первом этаже горел свет, а в окне переливалась огоньками рождественская елка.
Дойдя до конца улицы, он свернул налево, чтобы проехать к центру городка, и увидел дорогу, ведущую к лагерю. Доехав до центра, он припарковал машину у гостиницы, поднялся в свой номер и позвонил дежурному офицеру в Страсбург.
Трубку взял молодой французский офицер по фамилии Делон. Фолькманн объяснил, что ему нужно проверить три имени и зачитал список имен из записной книжки Кессера, произнося их по буквам.
– У тебя есть адреса или описания?
– Боюсь, нет, Андре.
– Да, это все усложняет. А что ты ищешь, Джозеф? Что-то конкретное?
– Мне нужно выяснить, не встречались ли эти имена в наших Документах и есть ли между этими тремя какая-то связь.
– Это связано с криминалом?
– Не знаю, Андре, но лучше из этого не исходить. Главное – попытаться обнаружить между ними какую-то связь.
Молодой француз вздохнул.
– Если ты пытаешься обнаружить связь, то необходимо будет сначала проверить имена по отдельности в поисковике. Это может занять какое-то время.
– Я понимаю, но это важно. Если не повезет с нашей базой данных, обратись за помощью в немецкий отдел. Судя по именам, это, скорее, их епархия. Однако существует вероятность того, что эти трое – сотрудники государственных секретных предприятий, так что, если немцы скажут, что доступ к файлам ограничен, отступай, ничего не объясняя. В общем, попытайся что-нибудь накопать.
Он также дал французу описание Ханны Рихтер, которую ему порекомендовал Мольке, и попросил Делона попытаться ее найти.
– Хорошо. Похоже, работой на свою смену я обеспечен. Как с тобой связаться?
– Если я не приду на работу, оставь сообщение на автоответчике у меня дома. Если трубку возьмет девушка, скажи, что ты звонил.
– Девушка? Ух ты! И что, как она? Давай рассказывай!
– Ну… симпатичная. Оч-чень симпатичная. Ну ладно, Андре, счастливо.
Он решил пройтись, чтобы подышать свежим воздухом, чувствуя, как внутри нарастает беспокойство.
Древний замок на холме был залит желтым светом, и Фолькманн понял, что непосвященный наблюдатель не увидит здесь ничего, что свидетельствовало бы о мрачном прошлом этого городка, о расположенном неподалеку концлагере и чудовищных зверствах, которые там творились.
Это был маленький городок, ничем не отличавшийся от остальных городков Германии. Улицы и кафе в эти предрождественские дни были заполнены молодежью, у всех было отличное настроение. Фолькманн смотрел на этих молодых людей, проходя мимо баров. Они пили и шумели, а их голоса были громкими, грубыми и самоуверенными.
Около полуночи он вернулся в гостиницу и, заказав у портье двойной скотч, выпил его перед сном. Он лежал на кровати, было темно, с улицы доносились громкие голоса – молодежь расходилась по домам. Шумели прямо под окном, какие-то парни кричали так, как умеют кричать только немцы. Наконец голоса стихли, и послышался звук проходящего поезда.
Глава 41
Утром он проснулся в восемь и, рассчитавшись за номер, снова отправился к дому Вильгельма Буша.
Было, конечно, маловероятно, что старик вернется так рано, но Фолькманн решил на всякий случай проверить. Белого «фольксвагена» у дома не было, и когда Фолькманн позвонил в дверь, ему никто не ответил.
Вернувшись в центр городка, он около часа бродил по улицам, по-прежнему ощущая смутное беспокойство.
Потом он еще час просидел в парке возле железнодорожной станции, читая газету «Франкфуртер цайтунг». На следующие сутки обещали снег, и Фолькманн решил, что если Буш к вечеру не приедет, то, пока погода не испортилась, стоит съездить в старый монастырь, который находился неподалеку от дороги на Зальцбург, а в Дахау вернуться позднее.
Ему оставалось только ждать, и его продолжало мучить беспокойство. Сев в свой «форд», он поднялся на холм за городом и, спустившись с другой стороны и переехав через реку Ампер, увидел дорожный указатель с надписью «Дорога нибелунгов».
Через пять минут он доехал до концлагеря. Парковка для туристических автобусов была пуста. Поставив «форд» недалеко от нового входа, он подошел к воротам. Железнодорожных рельсов там уже не было, но старый ров остался, его склоны поросли ежевикой и сорняками. Отсюда были видны смотровые вышки, по-прежнему стоявшие по периметру территории.
Ворота были открыты, но на железной калитке висело объявление о том, что сегодня концлагерь закрыт для посещения туристами. Внутри стоял грузовик со стройматериалами, но Фолькманн никого не заметил и решил пробраться внутрь.
Концлагерь остался таким же, каким был во время войны, хоть все было вычищено. Из блокхауза, полукруглого барака, где раньше находился склад и размещалась администрация, теперь сделали музей с кинозалом. Направо находились камеры, где раньше содержались особо важные заключенные, которых эсэсовцы держали в изоляции.
Лагерь по-прежнему был окружен блочными бетонными стенами и колючей проволокой, но от рядов бараков для заключенных, которые когда-то стояли здесь, осталось Только два деревянных строения, реконструированные позднее для того, чтобы посетители видели, как тут жилось заключенным. Напротив блокхауза находилась просторная площадка – Аппельплатц, где заключенных каждое утро собирали на перекличку. От площади отходила лагерштрассе – длинная улица, она тянулась до центра концлагеря, по обеим ее сторонам когда-то стояли забитые людьми деревянные бараки. Напротив бетонного здания блокпоста, установленного на входе в Дахау, стояли те самые ворота с надписью «Arbeit Macht Frei»[50]. За зарослями елей вдалеке виднелась красная труба – там по-прежнему находился крематорий.
Слева от блокхауза находилась восстановленная пристройка с табличкой «Verwaltungsgebäude» – здание администрации. Открыв дверь, Фолькманн вошел в просторное пустое помещение. Вдоль стен тянулись ряды металлических полок с книгами. На стене висела табличка с надписью по-немецки «Библиотека справочной литературы». Из этого помещения направо вела дверь с табличкой «Музей».
Открыв эту дверь, Фолькманн заглянул внутрь. Музей в блокхаузе разместили в просторной комнате. Свет почему-то был включен. В толстых стенах с двухметровым интервалом были сделаны оконные проемы. В помещение проникал бледный свет зимнего солнца, в лучах которого кружили пылинки.
На стенах висели увеличенные фотографии, а в застекленных стеллажах находились экспонаты. Сваленные в кучу очки, напоминавшие произведение современного искусства; рваная лагерная форма с нашитой на рукав желтой звездой Давида. В центре помещения стояло мрачное напоминание о жестоких пытках: деревянный столб для битья, к которому привязывали заключенных.
Слева на стене висели фотографии: жертвы лагерных экспериментов, грузовой вагон, забитый трупами, горы изувеченной плоти, которая когда-то была мужчинами, женщинами и детьми. Худенькая девушка с распахнувшимися в момент смерти глазами прижимает к себе мертвую девочку с тоненькими как спички ножками; она лежит у стены барака, а рядом, уперев руки в бока, стоит офицер СС и ухмыляется.
Фолькманн не знал, зачем он сюда пришел, но он долго ходил по музею и рассматривал фотографии, пока его сознание не переполнилось образами насилия и пыток.
За спиной послышался какой-то шум, и Фолькманн обернулся. В дверном проеме стояла женщина с пачкой бумаги в руках, должно быть, одна из администраторов. Казалось, женщину испугало его присутствие.
– Вы из строительной бригады?
Фолькманн покачал головой, и женщина сказала:
– Лагерь сейчас закрыт для посетителей. Вы что, не видели объявления на воротах?
Ничего не сказав, он прошел мимо нее и направился к выходу из лагеря.
Десять минут спустя он выехал с парковки и настолько углубился в воспоминания о своем отце, что не заметил, как в ста метрах за ним появился темно-зеленый «фольксваген».
Он подъехал к дому Буша, и хотя машины там по-прежнему не было, он решил еще раз проверить, нет ли кого-нибудь дома.
Он позвонил в дверь и увидел за запотевшим стеклом тень, а потом дверь открылась. На пороге стоял мужчина. Несмотря на весьма преклонный возраст, этот мужчина высокого роста был статным и подтянутым, его лицо было загорелым, да и в целом выглядел он неплохо. На носу у него были темные очки с толстыми линзами, а снежно-белые густые волосы были зачесаны назад. На мужчине был плотный шерстяной свитер серого цвета.
Он сурово посмотрел на Фолькманна.
– Да?
Тон был резким, агрессивным. Присмотревшись, Фолькманн понял, что кожа у этого мужчины на самом деле болезненно желтого цвета, а не загорелая.
– Герр Вальтер Буш?
– Да, я Вальтер Буш. Что вам нужно?
– Герр Буш, мне бы хотелось с вами поговорить.
– О чем? Кто вы такой?
Фолькманн протянул ему свое удостоверение. Зажав удостоверение в морщинистой руке, старик долго его рассматривал, а потом посмотрел на Фолькманна.
– Вы тот самый парень, который заезжал вчера. Мне внучка сказала. Что вам нужно?
Это прозвучало по-хамски. Он вернул Фолькманну удостоверение.
– Я надеюсь, что вы мне поможете, герр Буш. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– О чем? – возмущенно спросил старик.
– Мы могли бы поговорить внутри?
Буш уже открыл рот, чтобы ответить, но внезапно закашлялся и, достав носовой платок из кармана, прикрыл им рот. Фолькманн услышал свистящее дыхание. Откашлявшись, Буш отер рот носовым платком и резко сказал:
– Ладно, заходите.
Старик впустил его в прихожую, и как только Фолькманн вошел, Буш снова закашлялся. Он довольно долго кашлял, прижимая носовой платок ко рту, а потом указал на дверь справа.
– Подождите в оранжерее, – сдавленно произнес он.
Старик открыл ему дверь в оранжерею, а сам ушел, и Фолькманн стал его ждать. Помещение было просторным, на противоположном конце вниз, на еще один ярус, вели ступеньки. Сквозь стекла проникал яркий солнечный свет, и в помещении было тепло. Тут было очень уютно, стояла плетеная мебель, а на ней лежали подушки в пастельных тонах. Полуоткрытая дверь вела из оранжереи в большой сад, там, в центре лужайки, вокруг деревянного стола для пикников стояли четыре крепких стула. Лужайку окружали перекопанные грядки и голые фруктовые деревья, а в глубине сада виднелся дощатый сарай.
На стенах оранжереи висели фотографии в рамках, и Фолькманн подумал, что на них, скорее всего, изображены родственники Буша. Внезапно его взгляд остановился на старой черно-белой фотографии, на которой Буш был в офицерской форме.
Осмотрев оранжерею, Фолькманн сел на плетеный стул.
Вскоре вернулся Буш. Несмотря на возраст, он казался весьма энергичным, но когда сел напротив Фолькманна, то положил руку на грудь – очевидно, его мучила одышка, да и выглядел он уставшим.
– Возраст сказывается, да и курю я много, герр Фолькманн. Лекарства помогают, но не очень. Ну так в чем дело?
Голос мужчины по-прежнему звучал резко, и это раздражало Фолькманна. Скорее всего, Буш привык отдавать приказы. Фолькманн еще отчетливо помнил фотографии на стенах музея в концлагере, и, глядя на снимок Буша в эсэсовской форме, он почувствовал, что его охватывает ярость.
– Вы знаете, что такое DSE, герр Буш? – деловым тоном спросил Фолькманн, повернувшись к мужчине.
– Я слышал об этой организации.
– После войны вы были офицером разведки, служили в «организации Гелена».
– Да, это верно. Но какое это имеет отношение к…
– Во время войны вы были офицером Абвера.
Выражение водянистых голубых глаз Буша изменилось.
– Это было давно. Объясните мне, в чем, собственно, суть вопроса.
– Я сейчас расследую одно дело и рассчитываю на то, что вы мне поможете.
Замявшись, Буш натянуто улыбнулся.
– Герр Фолькманн, я не работаю в разведке уже много лет. – Его тон немного смягчился. – Я не имею к этому никакого отношения, даже косвенного. Так что я не понимаю, чем могу вам помочь.
Фолькманн рассказал об убийстве Эрнандеса и о статье, над которой работал журналист. А когда он заговорил о доме в Чако и его владельце, увидел удивление на лице Буша и пояснил:
– Герр Буш, владелец дома вступил в национал-социалистическую партию в Мюнхене в 1927 году. Номер его членского билета – 68964, отличается от вашего всего на двенадцать номеров.
Удивление на лице Буша сменилось пониманием, и старик воскликнул:
– Вот оно что! – Он отвернулся на мгновение, а потом посмотрел Фолькманну в глаза. – А как вы меня нашли, герр Фолькманн?
– Вы знаете о Берлинском центре документации?
– Да, конечно.
– Там подняли личные дела членов национал-социалистической партии, а потом я направил запрос в WASt, чтобы узнать теперешнее место регистрации. В WASt имеется ваш послужной список, необходимый для получения государственной пенсии. В Германии в живых осталось только двое национал-социалистов, номера членских билетов которых так мало отличаются от номера партбилета того Мужчины, о котором я говорил. И вы – один из них.
Фолькманн рассказал об Отто Клагене, и Буш кивнул. Старик отвернулся и стал смотреть в сад. В оранжерее было душно, Буш Нетерпеливо поерзал на стуле.
– Вы сказали, что этот человек из Парагвая мертв. Я не понимаю, какое отношение он имеет к убийству журналиста, о котором вы говорили?
– Очевидно, никакого, герр Буш. Но он был владельцем дома и его окрестностей, где мы нашли фотографию, и его прошлое весьма туманно. В доме жил какой-то его родственник, который, скорее всего, причастен к убийству. Если я буду знать больше о том человеке, это поможет расследованию, заполнит пробелы в нашей схеме. – Фолькманн помолчал. – Кроме того, я узнал, что, проживая в Парагвае, владелец дома получал крупные суммы из Германии вплоть до конца войны. Причины этого я не знаю. Ваши номера членских билетов не намного отличаются. Я надеялся, что вы его вспомните и это прольет свет на расследуемое дело. – Фолькманн снова помолчал, глядя на Буша. – Я понимаю, что это маловероятно, герр Буш, но вы – единственная зацепка, которая у меня есть.
Улыбнувшись, Буш покачал головой.
– Герр Фолькманн, все это было давно. Очень давно.
– Да, я понимаю. Я просто прошу вас посмотреть на фотографию и сказать мне, узнаете ли вы этого человека.
Прежде чем Буш что-либо ответил, Фолькманн достал из бумажника фотографию Эрхарда Шмельца и протянул ему.
Вздохнув, старик медленно взял фотографию и стал внимательно ее разглядывать, а потом покачал головой, переведя взгляд на Фолькманна.
– Это лицо… простите, я не помню. К тому же мои глаза уже не те, что раньше. Мне очень жаль, что вы зря потратили время. – Он протянул Фолькманну фотографию. – А как звали этого мужчину?
– Эрхард Шмельц. Он родом из Гамбурга. Но, как я уже сказал, в партию он вступил в Мюнхене.
В водянистых глазах старика мелькнуло озарение, и он снова внимательно присмотрелся к фотографии. Когда он, наконец, поднял голову, его морщинистое лицо выражало изумление.
– Вы его помните? – спросил Фолькманн.
– Да, я его помню, – медленно произнес Буш.
– Вы уверены?
Желтизна лица Буша сменилась бледностью.
– Я много раз его видел. – Буш запнулся. – И звали его… да… я помню. Эрхард Шмельц. Из Гамбурга.
– Что вы можете рассказать о нем? – спросил Фолькманн.
Замявшись, Буш посмотрел в сад. Он казался очень смущенным.
– Вы не против, если мы выйдем в сад, герр Фолькманн? – Голос у него теперь звучал мягко. – Эта жара… мне нужно на воздух.
Фолькманн кивнул. Старик встал и, пошатываясь, пошел к двери.
Они сели друг напротив друга в деревянные кресла у садового столика. Буш все еще держал в руке фотографию Эрхарда Шмельца и внимательно на нее смотрел. Голос у него немного дрожал, и когда он поднял голову, то стал смотреть не на Фолькманна, а на голые фруктовые деревья, растущие вокруг лужайки.
– Эрхард Шмельц из Гамбурга. Да, герр Фолькманн, я был с ним знаком.
– Вы можете мне о нем рассказать?
– А что вас интересует?
– Каким он был человеком, как вы с ним познакомились. Все, что угодно, любая информация может нам помочь.
Буш отвернулся, погрузившись в воспоминания.
– Он был знакомым моего отца. Поэтому Эрхард Шмельц стал и моим знакомым. Он участвовал еще в Первой мировой войне, так что был намного старше меня. Они с отцом в то время работали вместе. Каким человеком был Шмельц? Он был крупного телосложения. Сильным, надежным. Простецкий парень, а не интеллектуал. Такие подчиняются, а не повелевают.
– Как вы познакомились?
Буш помедлил.
– Это произошло зимой 1927-го. Перед тем, как я вступил в партию. В те дни нацистское движение набирало силу. После войны Германия осталась ни с чем. – Буш пристально посмотрел на Фолькманна. – Говорят, сейчас дела плохи, но тогда все обстояло намного хуже, поверьте мне. Вы знаете, каково это – видеть, как кто-то тащит сумку, набитую банкнотами, в магазин, чтобы купить буханку хлеба, герр Фолькманн? Это безумие. Но именно так в двадцатые годы и было. Каждый день вспыхивали бунты, устраивали марши протеста, вооруженные анархисты выходили на улицы. Германия погрузилась в хаос. Никто не мог найти приличной работы. И когда Университетских профессоров увольняли с работы и те шли на Улицу продавать безделушки и спички, все понимали, что дела совсем плохи. – Сняв очки, Буш потер глаза. – Мой отец был солдатом в Первую мировую, как и Шмельц. Вернувшись домой, он оказался не у дел. Он сменил множество плохо оплачиваемых работ. Мы снимали жилье и постоянно переезжали, едва сводя концы с концами. В доме всегда не хватало хлеба, наша семья голодала. И тут появились нацисты. Они обещали благополучие. Они обещали работу. Они дали людям надежду. Они обещали сделать Германию великой страной. Тонущий человек хватается за соломинку, а мы, немцы, тогда тонули, уж поверьте мне. Конечно, за это пришлось дорого заплатить, но это произошло намного позже.
Буш перестал тереть глаза и посмотрел на Фолькманна.
– Вы, конечно, можете спросить, как все это связано с Эрхардом Шмельцем. Собственно, никак. Но мне хотелось бы, чтобы вы понимали тогдашнюю ситуацию.
– Расскажите мне о нем, – тихо попросил Фолькманн.
– Шмельц работал на том же заводе в Мюнхене, что и мой отец. В начале зимы 1927 года завод закрылся. Тем вечером мой отец с коллегами пошли пить, чтобы залить свое горе, а потом мой отец привел некоторых из них к нам домой, познакомить с семьей. – Буш помолчал. – Мой отец и его друзья тогда сильно напились, все они были в очень плохом настроении. Среди гостей был Эрхард Шмельц. Они все сидели за столом в нашей кухне и ели суп с хлебом, рассуждая о безнадежном положении Германии. Я сидел с ними. Насколько я помню, Шмельц был спокойным человеком. Он был на заводе начальником цеха. Трудолюбивый и надежный. Потеря работы привела его в отчаяние. За столом он начал говорить о национал-социалистах. Большинство наших гостей были сторонниками коммунистов или социалистов. Мой отец не интересовался политикой. А Шмельц сказал, что собирается поддерживать национал-социалистов и будет вступать в их партию. Он считал, что они – единственная надежда Германии, и стал уговаривать моего отца и всех остальных примкнуть к нацистам. Когда они отказались, Шмельц попытался заинтересовать меня. Я был тогда очень молод, и энтузиазм Шмельца меня заразил, как и тот факт, что он был знаком с Гитлером и во время Первой мировой войны служил вместе с ним и некоторыми другими высокопоставленными нацистами. Через неделю я подал заявление на вступление в партию, и меня приняли.
– Вы часто виделись со Шмельцем?
Буш покачал головой.
– После той ночи я не видел Эрхарда Шмельца по меньшей мере год. В партию я вступил без его помощи, не он меня рекомендовал. Мы с ним не были близкими друзьями, ведь он был намного старше меня.
– Вы сказали, что он знал лично некоторых высокопоставленных национал-социалистов. С кем он был знаком?
Буш немного помолчал.
– С Гиммлером, Герингом, Борманом. А с Гитлером они были закадычными друзьями, так как служили в одном полку. Впоследствии я слышал, что сам Генрих Гиммлер дал ему рекомендацию для вступления в национал-социалистическую партию. Больше мне ничего не известно. Я никогда не слышал, чтобы Шмельц упоминал о своих связях после той ночи. Он был очень замкнутым человеком. Но от этого его положение в партии лишь упрочивалось.
– А какие обязанности были у Шмельца в партии?
Буш пожал плечами.
– Ничего важного. Он был обычным партийным функционером. Помогал на выборах, был телохранителем. Я много раз видел его на партийных съездах и в мюнхенских пивных с крупными шишками. Чаще всего с Борманом и Гитлером. Но он не был человеком, который смог бы сам подняться на вершину. По происхождению он был простым крестьянином и занимался фермерством до того, как обанкротился во время Великой депрессии. Тогда он поехал на юг, в Мюнхен, вместе со своей сестрой. Мышц у него было больше, чем мозгов. Но он был стойким и надежным партийцем.
– Шмельц носил форму?
Буш кивнул.
– Да, он носил форму. Черные ботинки, фуражку и коричневую рубашку. Стандартная форма SA.
– Вы знали, что Шмельц эмигрировал в Южную Америку, герр Буш?
– Нет, не знал. Сообщив мне об этом, вы разрешили старую загадку.
– Какую?
– В 1931 году Эрхард Шмельц исчез. Никто не знал, куда он делся. Но если то, что вы говорите, правда, тогда все становится ясно.
Помолчав, Фолькманн окинул взглядом сад, а потом повернулся к Бушу.
– Вы не знаете, по какой причине Шмельц мог отправиться в Парагвай? Если он был благонадежным членом нацистской партии, зачем ему было уезжать из Германии?
Старик печально посмотрел на Фолькманна.
– Почему это так важно, герр Фолькманн? Все это происходило более шестидесяти лет назад. Какое отношение это имеет к настоящему?
– Не знаю почему, но я уверен, что все это взаимосвязано. Вам известно, зачем Шмельц уехал в Парагвай, герр Буш?
Буш медленно покачал головой.
– Нет, не известно. Но я помню, что после его исчезновения появились всякие слухи по этому поводу.
– Какие слухи?
– Что он пошел против какой-то большой шишки в партии, и его убили. – Буш пожал плечами. – Собственно, слухов было очень много. Что его отправили выполнять особое задание. Что его на чем-то поймали, и ему пришлось покинуть страну. Что из этого правда, я не знаю. Я знаю только, что вот он был, а вот его не стало, буквально за один день. Но, учитывая то, что происходило в партии в то время, о таком человеке, как Шмельц, быстро забыли. – Буш колебался. – Вы сказали, что у вас есть фотография какой-то женщины?
– Да.
– Могу я на нее взглянуть?
Фолькманн достал из бумажника фотографию и протянул ее Бушу. Тот внимательно посмотрел на снимок.
– Вы когда-либо видели эту женщину, герр Буш? – спросил Фолькманн.
Старик поднял голову.
– Герр Фолькманн, в моем возрасте очень трудно вспоминать лица. Девушка может оказаться кем угодно. И мои глаза… боюсь, вижу я не так уж хорошо. Вы знаете, как ее звали?
Фолькманн покачал головой.
– Нет. На обороте фотографии стояла только дата. 11 июля 1931 года.
– И все?
– Да, это все.
Буш еще раз внимательно посмотрел на фотографию, а потом покачал головой.
– Боюсь, я не знаю этой девушки.
– Возможно, она была родственницей Эрхарда Шмельца?
Буш немного подумал, и в последний раз посмотрев на фотографию, пожал плечами и передал ее Фолькманну.
– Может быль. Это вполне вероятно. Я сначала подумал, что это его сестра. Но я ее часто видел, и это не она.
– Может быть, это его жена или девушка?
Буш решительно покачал головой и улыбнулся.
– Нет, это я вам точно говорю. Однозначно. Понимаете, Шмельца Казановой назвать было трудно. Он был здоровенным неуклюжим деревенщиной и всегда ужасно смущался в присутствии женщин.
Буш помолчал, а потом хотел было что-то сказать, но передумал. Фолькманн положил фотографию в бумажник, и Буш спросил:
– Вы ведь не все мне рассказали, правда, герр Фолькманн?
День начинал угасать. Солнце зашло за тучи, становилось все холоднее, а легкий ветер шелестел опавшими сухими листьями.
– Эрхард Шмельц эмигрировал в Парагвай в ноябре 1931-го, – начал рассказывать Фолькманн. – Согласно документам, он приехал в Асунсьон со своей женой, Инге, и с маленьким сыном по имени Карл. При этом у Шмельца при себе было пять тысяч американских долларов. Через два месяца он получил банковский перевод из Германии – еще пять тысяч долларов. После этого с интервалом ровно в полгода он стал получать переводы из Германии по пять тысяч долларов каждый. Сначала денежные переводы приходили от частных лиц, но после того как нацисты пришли к власти, деньги ему стали переводиться от имени государства, с использованием тайных счетов Рейхсбанка. Происходило это до самой смерти Шмельца в Асунсьоне в 1943-м. После этого деньги получала его жена. До февраля 1945-го, именно тогда переводить деньги перестали. – Фолькманн запнулся. – Мне бы хотелось выяснить, почему Шмельц получал эти деньги, герр Буш. Это может и не иметь никакого отношения к делу, над которым я работаю, но мне все равно необходимо это выяснить. Это часть загадки.
Даже в сумеречном свете Фолькманн увидел, что старик снова побледнел. Он отрыл рот, словно собираясь что-то сказать, но тут же закрыл его.
– Что-то не так?
Буш поколебался, а потом медленно покачал головой.
– Да нет.
– Что-то из услышанного вас удивило?
Помолчав немного, Буш сказал:
– В общем-то, все, что вы рассказали об Эрхарде Шмельце, меня удивило.
Он отвернулся и стал смотреть на сад, а потом посмотрел на Фолькманна. Лицо у него было бледным как мел.