Текст книги "Джонни Бахман возвращается домой"

Автор книги: Гейнц Зенкбейль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

6

Неожиданное знакомство с Грилле из гитлерюгенда.

«Настоящая французская водка!»

Джонни вступает в бой.

Тайна Густава раскрыта.

Повязка на ноге вся пропиталась грязью и слиплась. Она плотно прилипла к ране. Солдат снимал ее круг за кругом при помощи своего ножа. Потом озабоченно посмотрел на разбинтованное колено.

В этот момент растрепанная курица поспешно вылетела из сарая, пронзительно кудахтая. Ее вспугнул громкий стук и грохот разбитых кирпичей.

– Эй, приятели! – позвал чей-то звонкий голос из-за дочерна обгорелых стен.

Джонни был слишком слаб даже для того, чтобы испугаться. Он устало взглянул на пустой, развалившийся дверной проем. Но там никого не было видно.

– Покажись сперва ты, дружище! – крикнул Густав. Он старался говорить решительно и бодро, но голос его звучал хрипло.

Из дверей неуклюже вышел подросток. На нем была темно-синяя, перепачканная зимняя форма гитлерюгенда. Рукава слишком свободной гимнастерки он закатал, что придавало ему ухарский вид. На левом плече у него висел на ремне немецкий автомат, ствол которого угрожающе был направлен в сторону крыльца. Бледное лицо под лыжной шапочкой со сломанным козырьком, несмотря на строгость выражения, выглядело совсем по-детски.

– Что, любуетесь моим видом? – подчеркнуто небрежно спросил паренек, вразвалку подходя ближе.

– Видали и не таких, – ответил Густав.

Паренек ухмыльнулся, словно это была очень остроумная шутка. Его маленькие серые глаза оглядели все кругом и изучающе остановились на солдате.

– Я знаю, юный Зигфрид выглядел, конечно, куда более впечатляюще. Но и твоя физиономия не напоминает киноактера.

Голос Густава обрел привычную звучность, когда он сухо заметил в ответ:

– Пока я не собираюсь сниматься ни в каком фильме.

Паренек засмеялся.

– А ты, я вижу, за словом в карман не лезешь, – заметил он, подходя к крыльцу. Он снял с плеча автомат и, покачивая, держал в руке. Потом выпрямился, подтянулся: – Ну что же, познакомимся!

– С визитными карточками или без?

– Я серьезно, – сказал паренек.

– Тогда начинай, – пробурчал Густав. – Право первенства – молодым.

– Ладно, – ухмыляясь согласился тот и отвесил нарочитый поклон. – Позвольте представиться: Грилле. Имя довольно обычное, но, во всяком случае, настоящее немецкое, Гарольд Грилле. – Затем большим пальцем он указал на свои погоны: – К тому же ротенфюрер, значит, не в особенно высоком звании, боевая группа «Мюнхеберг». Ну, а ты?

– Канонир Фельгенхау, – не вставая, ответил Густав. – Густав Фельгенхау. Первый зенитный дивизион. – Он угрюмо добавил номер полка и своей батареи.

– А что вы тут делаете? – спросил парень, поднимая автомат и стирая пыль с прорези прицела и мушки.

– Ты же видишь, ухаживаю за мальчиком!

Паренек подошел ближе. При этом он все время держался чуть в стороне, чтобы одновременно видеть и солдата, и Джонни.

– Ай-я-яй, – сказал он, качая головой, – рана выглядит не лучшим образом. Гноится?

– Это не столь важно, – деловито ответил Густав, – видишь, все зажило. А колено распухло потому, что было очень туго затянуто.

– Надо как следует его охладить.

– Попробуй украсть грош из кармана у голого человека! Для того чтобы охладить, нужна вода. Может быть, у тебя есть хоть немного? – Солдат кивнул на обернутую войлоков флягу с завинчивающейся крышкой, висевшую на боку у паренька.

– Тут есть колодец, – ответил тот, указывая стволом своего автомата на середину двора. – Воды там хватит на добрую половину армии.

– Там вода отравлена, – пробормотал Густав, – ты туда сам-то заглядывал?

– Когда же? Я ведь только что пришел.

– Там плавают мертвые овцы. Их всех прикончили. Эти паршивые мерзавцы, будь они прокляты!

– Ты кого имеешь в виду? – понизив голос, прошипел парень.

Густав промолчал.

– Во всем должен быть свой резон, – уже спокойно заметил парень. – Или ты хочешь, чтобы все это досталось русским Иванам?

Солдат ничего не ответил, подтянул к себе рюкзак и стал в нем что-то искать. Джонни, старавшийся не пропустить ни одного слова из этого разговора, внимательно смотрел на своего друга. Капли пота застыли у него на лбу, он выглядел очень обеспокоенным.

– А где сейчас эти русские? – как бы между прочим поинтересовался Густав.

– Черт их знает, – ответил Гарольд Грилле и сплюнул в пыль. – Сегодня утром мы задали им перцу у Фалькенхагена, бои шли три дня подряд. Ну и бои были, скажу я вам!

И в нескольких словах, небрежно бросаемых сквозь зубы, он рассказал, что шестнадцатого апреля, рано утром, когда еще было совсем темно, у Кюстрина, с плацдарма на Одере, началось давно ожидаемое большое наступление Красной Армии с получасовым непрерывным артиллерийским налетом.

– Ни одного квадратного метра земли не осталось нетронутым, – утверждал Грилле. – Неожиданно нас ослепила резкая вспышка света. Мы думаем: может, у Иванов новое чудо-оружие? Но это были просто прожектора. Даже не знаю сколько, но, должно быть, очень много. И при свете этих самых прожекторов они начали нас атаковать. Примерно так я представлял себе светопреставление. Но мы сдерживали их в течение трех дней, этих Иванов, особенно возле Зееловских высот. Я сам подбил один танк. Из панцерфауста. Подпустил поближе, а потом как бахнул!

– Так, значит, ты уже созрел для ордена? – не без ехидства заметил Густав.

До сих пор веселое лицо Грилле на секунду приняло глуповатое выражение.

– К сожалению, никто из начальства этого не видел или, точнее говоря, все, кто видел, давно уже… – он показал пальцем вверх, – вознеслись на небо. Слушай, чем они нас только не били, – продолжал он, – из всех артиллерийских калибров. А потом поперли танки. Первым вышел из строя наш командир, ему оторвало обе ноги. А потом пошли все один за другим.

– А сюда-то как тебя занесло? Зеелов ведь северо-восточнее отсюда…

Парень опустился на каменное крыльцо возле Джонни. Сдвинул на затылок свою лыжную шапочку, так что из-под нее выбились тонкие рыжие волосы. Автомат он положил себе на колени.

– Нас оттеснили на юго-запад. А когда мы, конечно согласно приказу, хотели оторваться от оставшихся, на нас пошла колонна русских танков с пехотой. Никто не предполагал, что они будут наступать нам на пятки. Мы были вынуждены рассыпаться на местности поодиночке. Каждый, кто только мог, бежал куда глаза глядят.

– Когда это случилось с колонной? – поинтересовался Густав.

– Уже порядочно, часа два назад.

– Странно, – Густав впервые поднял голову, – что здесь ничего не осталось.

– Это вроде мертвого пространства между двумя атакующими сторонами, – поучительно произнес Грилле.

Наконец Густав нашел то, что искал. Он вытащил из рюкзака длинную плоскую бутылку с яркой этикеткой и, подняв, посмотрел на солнце. В бутылке была коричневатая прозрачная жидкость.

– А что ты теперь намерен делать? – спросил между тем солдат.

– В приказе было ясно сказано: всем отступать до следующей зоны заграждений.

– А где это?

Грилле взглянул Густаву в глаза.

– Вот так вопрос, – протянул он, – вы что там, со своими зенитчиками, на луне живете, что ли?

– Я пропустил очередной тактический инструктаж, – нашелся солдат.

– Следующая зона заграждений находится непосредственно на подступах к Берлину.

– И там тоже будут идти бои?

– Слушай, уж не думаешь ли ты, что мы пропустим туда Иванов?

Густав проворчал что-то непонятное себе под нос.

– Или ты в этом сомневаешься?

Солдат, тщетно пытавшийся пальцами вытащить пробку из бутылки, наконец решил сделать это зубами.

– Дожить бы только до дня рождения фюрера, – продолжал болтать парень, – тогда все пойдет иначе!

Густав выплюнул пробку. Потом взял свой носовой платок, смочил его жидкостью из бутылки и приложил к колену Джонни.

– Ну как, лучше? – с участием спросил он.

– Чудесно охлаждает, – ответил мальчик.

И тут Грилле, наблюдавший за всей этой процедурой, спросил неожиданно и строго:

– А где, собственно, расположилась твоя таинственная зенитная батарея?

Густав показал в направлении ближайших к усадьбе высоких деревьев:

– Там, в лесу.

– Зенитные орудия в таком высоком лесу? Как же вы оттуда сможете вступить в наземный бой, например, если появятся русские танки?

Солдат снова смочил платок, пожал плечами.

– Спроси у кого-нибудь другого. Нас, низших чинов, об этом нечего спрашивать.

– Слушай, приятель, у тебя не только нет в физиономии ничего актерского, – насмешливо заговорил Грилле, – но ты, как я посмотрю, вообще совершенно не приспособлен для игры. Ты думаешь, если ты мне сейчас расскажешь, что твой карабин стоит в камере хранения вокзала Фюрстенвальде, я тебе так и поверю? Уж не считаешь ли ты меня за идиота, дружище! Это нехорошо, мое сокровище, очень нехорошо. – Он снял автомат с колен, прислонил его к стенке возле себя и нагнулся к бутылке, которую Густав поставил у своих ног. Вызывающе схватив бутылку, он встряхнул ее, посмотрел на этикетку и понюхал у горлышка. – В самом деле, французская. Настоящая французская водка! Где это ты добыл?

– Трофейная, – недовольно пробурчал Густав, – и в дальнейшем не суй нос не в свое дело.

– Да, да, – прошипел парень, и глаза его угрожающе сузились, – ты рискуешь высказаться откровенно.

– А ты тут мешаешь!

Паренек нагло ухмыльнулся:

– Трофейная. А ты знаешь, что такое грабеж? А знаешь, что будет, если я тебя здесь сейчас же прикончу? Ничего не будет! Тебе небось известен приказ фюрера? – Он снова с видимым удовольствием приложился к бутылке и сделал небольшой глоток.

– Приказ фюрера? – медленно спросил Густав. – Фюрер выпустил много приказов. Все их разве упомнишь.

– Я имею в виду приказ от шестнадцатого апреля, трехдневной давности! Самовольный уход из части – предательство, и предатель должен быть расстрелян на месте…

Джонни испугался. Хотя он и старался внимательно следить за этой словесной перепалкой, принимавшей все более угрожающий характер, но понимал он из нее мало. Его распухшее и ставшее круглым, как мяч, колено занимало все его внимание. Однако слова «предательство», «предатель» сразу же насторожили его. «К кому они относятся? Неужели к Густаву?»

Мальчик видел, что солдат презрительно пожал плечами.

– Убить – в этом нет ничего нового. Такое уже давно можно услышать. А если ты хочешь испортить мне настроение, то это и я с успехом могу тебе сделать.

Грилле сделал еще один большой глоток.

– Ты забываешь одно существенное обстоятельство, мой дорогой. Я… – он махнул рукой в сторону стены, – у меня еще есть оружие.

Джонни вдруг стало безразлично, о чем идет речь в их перепалке. Его беспокоило только то, что Густава, его спутника и товарища, так самоотверженно заботившегося о нем и помогавшего ему вот уже целых два дня, обижает этот парень из гитлерюгенда. Он отнял у них даже бутылку. И все только потому, что у него есть автомат, которым он может хвастаться и всем угрожать? Джонни беспокойно задвигался по крыльцу. Еще кусочек, еще. Теперь осталось только протянуть руку.

– Брр… – произнес в это время Грилле, встряхнул плечами и довольно вытер рукой влажные губы. Потом предостерегающе закричал: – Эй, эй!

Но было уже поздно. Мальчик схватил автомат за ремень и потянул к себе.

– Густав, держи!

Густав поймал автомат.

– Спасибо, Джонни, отлично действуешь!

Лицо Грилле приняло еще более глупое выражение, чем раньше.

– Отдай автомат! – потребовал он.

Густав быстро подскочил и встал прямо перед ним.

– Ты уже довольно наболтал, – злобно проговорил он, – и достаточно надоел нам.

– Что ты собираешься делать? – спросил Грилле.

– Ты так любезно напомнил мне о приказе фюрера…

Парень откинулся к стене.

– Я готов, – сказал он и расстегнул две верхние пуговицы на гимнастерке. – Можешь стрелять. Ну, стреляй же! – вдруг закричал он, и его тонкий голос оборвался. – Или ты думаешь, я боюсь?

– Ты сейчас в том возрасте, когда ломается голос, – пробормотал Густав, – к тому же я больше ни в кого не стреляю.

Он повернулся к колодцу, открыл крышку ствольной коробки, вынул затвор, потом магазин и выбросил то и другое в колодец. Потом он взял автомат за ствол и стал изо всех сил бить им по каменной колоде колодца, пока ствол не согнулся, а затем выбросил его в колодец.

– Вот так-то лучше, – сказал он, вернувшись, потирая руки. – Вот так! – А потом заметил тоном человека, который в этот день неплохо потрудился: – Время обеда давно прошло, а в животе у нас еще пусто. – Он повернулся к сжавшемуся в комок пареньку и спросил: – У тебя есть что-нибудь пожевать?

Грилле отрицательно покачал головой.

– Ах, мальчики, мальчики, – задумчиво произнес Густав, – они бросают вас в огонь и в воду. А вот есть не дают. Может, у тебя во фляжке что-нибудь осталось?

– Только чай.

– Давай ее сюда. А если у тебя найдется перевязочный пакет для мальчика, тоже давай. И не жалей, за это мы тебя накормим.

Затем они втроем ели запасы из рюкзака Густава; Грилле тоже получил свою порцию. Он уселся в сторонке у стены и зажал между колен банку с тушенкой. Он вынимал вилкой большие куски мяса и накладывал их себе на большой ломоть черного хлеба.

У Джонни не было аппетита. Он съел только несколько небольших кусочков, потом попил чаю.

– Послушай, Густав, – помолчав, сказал он, и неуверенно посмотрел на друга.

– Что тебе?

– Он назвал тебя предателем… – Джонни показал на парня из гитлерюгенда.

– Я это слышал.

– Но ведь ты никакой не предатель, правда?

В эту минуту Грилле отбросил пустую банку на другой край двора. Она покатилась с ужасным шумом. Парень же с удовольствием погладил свой живот.

– Отличное ощущение появляется сразу, когда поешь, – сказал он, слегка отрыгивая, – а вот это вам, наверное, еще пригодится. – Он щелчком подвинул Джонни и солдату перевязочный пакет. – А теперь позвольте вас спросить: когда вы собираетесь трогаться в путь?

– А ты как думаешь? – обратился Густав к Джонни.

– Я бы хотел еще немножко передохнуть, – попросил тот.

– Мы не можем оставаться здесь долго.

– Густав, пожалуйста, ну еще хоть часок!

– Так долго? – подал голос Грилле. – И попасть здесь в руки русских?

– Наелся и опять надулся от спеси? – недовольно проворчал Густав.

Грилле потянулся. Он действительно чувствовал себя отлично.

– Задержать вы меня не можете, – сказал он, позевывая. – А короткая передышка мне и самому нужна. – Он поднялся, вышел на середину двора и снова уселся в тени колодца, повернувшись к Густаву и Джонни спиной.

– Послушай, Джонни, – возобновил Густав прерванный разговор, – я хочу тебе кое-что объяснить.

– Да?

– Когда мы еще были в шалаше, ты мне рассказывал о солдатах, которые хотели ехать на поезде с беглецами, помнишь?

Мальчик кивнул. Перед глазами его снова возникла ужасная картина: полевые жандармы сталкивают с поезда ефрейтора, и тот надрывно плачет.

– Я такой же, как и он, – тихо продолжал Густав. – Но, видишь ли, слово «предатель» здесь никак не подходит. Так говорят только те, – он на секунду замолк, подыскивая нужное слово, – только свиньи, да-да, свиньи. Твоя мать нашла для них самое подходящее название.

– Так, значит, ты все-таки расслышал меня тогда?^: – подавленно спросил Джонни.

– Расслышал. Твоя мать, должно быть, умная и понятливая женщина…

Мальчику пришлось по душе такое замечание.

– Она, конечно, не слишком рада этой войне?

Джонни постарался смягчить свой ответ:

– Она иногда ругается.

– Я тоже больше ничего не хочу знать о войне. Она принесла столько горя, стоила стольких жизней! Я не собираюсь отдать ей и свою, я хочу жить, ты понимаешь?

Джонни удивленно посмотрел на друга. Конечно, такой храбрый солдат, как Густав, никогда не умрет так просто.

– Я просто должен остаться в живых, – говорил Густав. – Мой отец погиб в Польше, в самом начале войны. Мой старший брат получил гроб бесплатно: он погиб в подводной лодке где-то в Атлантике. У матери остался теперь я один. Поэтому я не хочу больше воевать. Вот, собственно, почему я и скрываюсь. Я не хочу погибнуть сейчас, за пять минут до конца войны!

Солдат замолчал, пристально глядя в глаза мальчику.

Джонни не знал, что ему ответить; он чувствовал себя слишком смущенным. Где-то он мог понять своего взрослого друга. «Моя мама тоже за меня боится», – подумал он.

– Но что же будет? – спросил он через некоторое время.

– Мы пойдем дальше, Джонни.

– А что мы будем делать с ним? – Он кивнул в сторону Грилле, отдыхавшего в тени возле колодца.

Густав пожал плечами.

– Я и сам не знаю. Во всяком случае, не можем же мы тащить его с собой до самого Берлина…

Джонни встрепенулся:

– Ты тоже хочешь попасть в Берлин?

– Да, – ответил Густав, – я тоже там живу.

Джонни облегченно вздохнул. Густав тоже пойдет в Берлин! Этот ответ разрешил сразу все проблемы. Его друг никакой не предатель. Глупости все это. Кто хочет остаться живым ради того, чтобы увидеть маму, тот не может быть предателем. А уж Густав-то знает, что он делает!

7

В пути через заколдованный лес.

Встреча с танками.

«Ну и вопрос!»

«Откуда вдруг взялось столько пчел? Раньше их здесь не было. Только одинокая пугливая растрепанная курица копошилась в пыли. И вообще, настоящая весна началась только теперь…»

Джонни повернулся набок, собираясь еще немного подремать. Что-то давило на голову.

«Да, здесь лежать еще хуже, чем на деревянных скамейках в бомбоубежище, – подумал он. – И пчелы жужжат все громче». Он схватился за висок, начавший болеть еще сильнее.

Потом мальчик с трудом открыл глаза и посмотрел на солнце, большое, круглое и оранжевое, как апельсин. Оно стояло низко над лесом. Его лучи преломлялись в кронах деревьев и окружали противоположное здание красноватым сиянием, отчего оно стало немного похожим на старинную разрушенную крепость.

Джонни поднялся. Пригладил ладонями волосы. Увидел, что голова его лежала на обломке кирпича, а напротив находится не старая крепость, а обгоревший сарай. А жужжали вокруг него совсем не пчелы.

Его взгляд скользнул вдоль полевой дороги, которая шла через одичавший фруктовый сад и луг с трупами коров, и остановился на склоне холма. Над невысокими верхушками сосен стояло черно-серое облако пыли.

– Где же Густав?

Джонни испуганно оглянулся. Согнувшись и скрестив на груди руки, солдат спал, сидя у стены дома. Пилотка соскользнула у него с головы.

– Подъем! – Джонни потряс солдата за плечо. Пыльное облако над лесом поднималось все выше. – Вставай же, Густав!

Но тот только тяжело вздохнул и продолжал спать. Верхняя часть туловища у него наклонялась все ниже, он мог вот-вот свалиться на землю. Тогда мальчик начал дергать его за волосы и колотить по спине. Здоровой коленкой он толкал его в бок. Он буквально стонал от своей беспомощности и отчаяния, а вдали все нарастал скрежет гусениц и многоголосый гул моторов.

– А? – наконец очнулся солдат.

– Здесь очень страшно! – вскрикнул Джонни. – Ты только послушай.

Густав медленно открыл глаза и, ничего не понимая, огляделся вокруг. Земля дрожала, от стены сарая отрывались куски штукатурки и катились по двору.

– Танки!

Солдат подскочил, забросил за спину рюкзак и надвинул поглубже на лоб пилотку.

– Скорее, за дом!

Он схватил Джонни за руку и потащил за собой. Вдруг Джонни вспомнил о парне из гитлерюгенда:

– Мы забыли Грилле!

Солдат поспешил назад.

– Его нигде нет, – сказал он, когда вернулся обратно.

– Как это нет?

– Странный вопрос! У колодца никого нет!

– Где же он может быть?

– Да идем же скорее, танки с минуты на минуту будут здесь!

Они обежали разрушенный дом, осторожно прокрались вдоль старого забора, а оттуда по обросшему мхом бревенчатому настилу выбрались на узкую дорогу, ведущую к лесу. Там они почувствовали себя уверенней, однако не стали останавливаться, чтобы передохнуть. Под высокими деревьями царил приятный полумрак. Шум танковых моторов звучал здесь более приглушенно.

– И как только я мог так заснуть! – сокрушался Густав. – Ведь я все время старался держать себя в руках.

Они пошли медленнее.

– Какое счастье, мальчуган, что ты проснулся!

Тропинка, по которой они шли, пружинила под ногами. По обе стороны от нее между стволами елей и буков землю покрывал зеленый ковер мха. Когда он стал темнее, им с трудом удавалось не сбиться с тропы. До них все еще доносился гул танков, но уже не сзади, а со всех сторон. Потом послышались приглушенные звуки пушечных выстрелов и треск пулеметов. Когда стемнело, стало видно, как в небе время от времени вспыхивали осветительные ракеты, которые с минуту держались в вышине. Их желтоватый свет оживлял лес – заколдовывал, как казалось Джонни. Кроны деревьев сияли, стволы поблескивали, а тени от них качались на матово блестящей земле, как маятник огромных часов.

Шум боя утих далеко за полночь. Солдат и мальчик, не сходя с тропинки, сделали уже не один привал, раз от разу становившийся все продолжительнее. В последний раз они устроились под еще голым кустом и так провели последние ночные часы. Оба боролись со сном и, не будь ночь такой прохладной, наверное, заснули бы. Едва небо на востоке заалело, они отправились дальше.

Наконец они добрались до опушки леса и остановились перед полого спускающейся вниз, поросшей отдельными группками деревьев равниной. Вдалеке, в нескольких километрах, виднелась поросшая лесом цепь холмов. Справа, наискосок от леса, проходила темно-серая лента дороги, скрывавшейся дальше за ближайшей группой деревьев.

Солдат тихо заметил, что им обязательно нужно обойти эту дорогу стороной.

«Жаль, – подумал Джонни, стуча зубами. Ночной холод не принес ему пользы. – Теперь мы должны ото всех прятаться, не только от своих, от немцев, которые могут схватить Густава, но и от русских». – А вслух он задумчиво пробормотал:

– Если ты так считаешь…

Они осторожно вышли из леса. Хотя вокруг было тихо и спокойно, чувствовалась какая-то напряженность. Горизонт багрово светился.

– Там что-то горит, – прошептал мальчик.

Он уже начал разбираться в пожарах. Когда после ночной воздушной тревоги где-нибудь над домами большого города показывался такой свет, Джонни знал, что это горит улица или даже целый квартал.

– Это далеко от нас, – отозвался Густав, – наверное, в Фюрстенвальде или же в Мюнхене. Там наверняка уже идут бои.

Все яснее вырисовывались очертания деревьев и кустов; уже можно было различить сосны на той стороне холма. Неожиданно в небо бесшумно взлетел сноп траекторий; трассирующие пули были похожи на жемчужины, нанизанные на нитку.

Густав выпрямился, и мальчику показалось, что тот похож на медведя, трусливо ожидающего подкрадывавшегося к нему охотника.

– Черт знает что кругом творится, – пробормотал он.

И словно в ответ из глубины леса донесся звук мотора.

– Ну ладно, – сказал солдат, и в его голосе послышались успокоительные вотки, – посмотрим, нельзя ли нам перебраться на другую сторону!

Они снова пошли, но уже быстрее.

Шум усилился. Потом стали слышны металлический звон и лязг гусениц.

– По ту сторону лощины я бы чувствовал себя спокойнее, – проговорил Густав.

– Танки скоро будут здесь? – спросил Джонни.

– Пожалуй.

Неслышимые из-за стоявшего вокруг шума, появились легкие бронемашины на колесном ходу. Они мелькали между деревьями, на секунду останавливались, наверное, чтобы уточнить путь, а затем почти бесшумно катились дальше. Чуть позже из леса с грохотом показались первые танки.

– Опоздали мы! – в отчаянии выкрикнул Густав. – Буквально на несколько минут!

Танки шли один за другим с одинаковыми интервалами. Иногда у них из-под гусениц вылетали искры. Они шли без яркого света: горели только небольшие подфарники. Джонни удивленно разглядывал длинные стволы орудий, торчащие из вращающихся башен, как окаменевшие хоботы неведомых зверей.

«Странно, – думал мальчуган, – как странно, что я совсем не боюсь. – Он только удивлялся себе, что стоит здесь и смотрит на все это, вместо того чтобы бежать отсюда сломя голову. – Интересно, какие солдаты сидят в этих железных колоссах?» – мысленно спрашивал он себя.

Джонни представлял русских в виде чудовищ, как старался им внушить школьный учитель. Однако отец, приезжавший однажды после ранения в отпуск, ни разу не говорил о русских пренебрежительно. Напротив, он упоминал о них всегда с уважением. Потом Джонни как-то увидел военнопленных. Эта картина надолго врезалась ему в память. Их гнали под строгой охраной по Кюстринерштрассе к вокзалу. Изможденные пленные, одетые в форму, уже превратившуюся в лохмотья, были больше похожи на тени, нежели на людей.

– Людей можно убивать и так, – тихо заметила тогда при их виде мама. Да, она так и сказала «людей»!

«Как же выглядят русские люди, когда они не измождены и не одеты в лохмотья? Что они испытывают, проезжая по немецким улицам?»

– Слушай, Густав…

– Да? – раздался голос Густава, который шел справа, под прикрытием ветвистого кустарника.

– Густав, скажи, а что будет, если мы выберемся на дорогу и пойдем по ней?

– Ну и вопрос!

«Русские не только посадят Густава в тюрьму, а, наверное, даже приговорят к смерти, – размышлял про себя Джонни. – Ну, а как же остальные?»

– Слушай, почему ты не ответил на мой вопрос? – спросил Джонни еще раз солдата, который хранил упорное молчание.

– Ну что тебе на него ответить? Я знаю только одно: мы русским причинили много горя и зла.

– Думаешь, они будут мстить?

– Возможно…

– Что же мы натворили там, в их России?

– Мы им все разрушили, много городов и деревень.

– И бомбили их тоже?

– И бомбили тоже.

– А почему же они не забрасывают нас бомбами, как другие? Может быть, все-таки они нам ничего не сделают? – Джонни скорее рассуждал, чем спрашивал.