Текст книги "Джонни Бахман возвращается домой"
Автор книги: Гейнц Зенкбейль
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
49
Джонни на дежурстве.
Тайный уход.
Серьезный упрек.
Заступив на дежурство, Джонни задумался. «Командир отделения, бой у Одера, три подбитых советских танка. А не Грилле ли это сделал?»
Трое мужчин, казалось, моментально уснули. Алеша, уткнувшись лицом в руки, спал на столе, а Франц – на кровати, лежа на спине и свесив ноги. Он даже не разулся. Рихард свернулся в клубок под тонким шерстяным одеялом так, что его худое тело нелегко было заметить.
«Если бы я мог убедиться в том, что это действительно Гарольд Грилле, – думал Джонни. – От него бы я узнал, жив ли Густав…»
Громко тикал будильник, стоявший рядом с маленьким радиоприемником. Франц похрапывал во сне. И Алеша, которому сползла на нос помятая, грязная кепка, несколько раз глубоко вздохнул.
Джонни охватило одно желание: узнать хоть что-нибудь о судьбе своего друга Густава. Его так и подмывало тихонько выйти из подвала, добежать со всех ног до баррикады и – быстро назад. На все это, по подсчетам мальчугана, могло уйти, включая небольшую остановку, минут тридцать. Всего полчаса.
«Никто и не заметит моего отсутствия», – думал Джонни. Он встал, достал из-под стола пустую консервную банку и поставил в нее коптящую свечку, отчего в комнате стало еще темнее.
«Будет большая польза, если я туда схожу».
Джонни встал со своего места и начал тихонько ходить взад и вперед по подвалу, всматриваясь в лица спящих.
«Если это действительно Грилле, – думал он, – пожалуй, я смогу его убедить отойти со своим отделением».
Джонни отодвинул задвижку. Дощатая дверь тихо заскребла по цементному полу. Ни один из спящих не только не проснулся, но даже не пошевелился.
«Вот было бы здорово, если бы я, Джонни Бахман, пришел к ребятам из гитлерюгенда и по примеру товарища Ешке убедил бы их прекратить борьбу. Франц наверняка был бы мне очень благодарен!» – так мысленно рассуждал мальчуган, идя по подвальному коридору, пока не оказался во дворе.
Предрассветное небо было затянуто сырой пеленой непроницаемого тумана. Моросило. В воздухе пахло чем-то горелым. Издалека доносился шум боя. А вокруг все было спокойно.
Джонни понадобилось не больше десяти минут, чтобы добежать до пустой лавки, которую разграбили накануне, а от нее рукой подать и до баррикады, служившей за прошедшие сутки ее укреплением. Во всю ширину улицы была перерыта мостовая, а перед баррикадой вырыта глубокая канава. Вытащенные из мостовой камни пошли на усиление заграждения, так что перебраться через него стало довольно трудно. На месте, где он вчера подслушал разговор двух старых ополченцев, притаились двое парнишек из гитлерюгенда. Они спрятались под брезентом, там же стоял тяжелый немецкий пулемет.
Джонни смело подошел к юношам, которые ошеломленно уставились на него. Он слегка поднял руку и помахал ею вместо приветствия. Затем непринужденно спросил:
– Сегодня довольно свежо, а?
Ребята из гитлерюгенда смотрели на него скорее с неодобрением, чем с недоверием. Наконец один из них, веснушчатый парень, ответил:
– Мы это и без тебя заметили.
Джонни попытался рассмеяться и спросил:
– Вы тут уже давно?
– А тебе какое дело?
– Я просто так спросил.
– Ступай-ка ты лучше к себе в кроватку, – проговорил другой юнец, у него был хрипловатый, каркающий голос, очевидно, оттого, что он сильно замерз. Шея его была обмотана толстой, расшитой цветными нитками шалью.
– Но вы же тоже не спите.
– Мы, мы! – бросил веснушчатый и принял воинственную позу.
Джонни ни в коем случае не хотел, чтобы разговор на этом закончился. Он показал на штабель фаустпатронов и спросил:
– Вы хотите ими стрелять?
– Конечно, не в кегли же ими играть.
– Ага, – сказал Джонни и усмехнулся. – Теперь понял: вы подпускаете танк поближе и тогда – шлеп по нему! Но что вы можете сделать вдвоем?
– Другие тоже здесь, – парень с каркающим голосом кивнул в сторону жилых домов. – Сушатся пока…
– И командир вашего отделения тоже здесь?
– Послушай, парень, ты начинаешь действовать на нервы, – сказал веснушчатый, желая поскорее отделаться от мальчугана. – Иди скорей к своей мамочке, а то она может тебя хватиться!
Джонни, однако, никак не прореагировал на это замечание.
– С командиром вашего отделения я бы охотно поговорил…
– О чем это?
Мальчик несколько смутился, но продолжал:
– Я лишь хотел его спросить кое о чем. Может быть, он позволил бы и мне принять участие в вашей затее?
– Тебе? – Веснушчатый презрительно скривил посиневшие от холода губы. – Командир отделения сейчас ни с кем разговаривать не станет. Он спит, ты понял? Спит!
«Как же поступить дальше? – раздумывал Джонни. – Если я сам начну разыскивать Грилле в здании, пройдет много времени».
– Я слышал, что он у вас боевой парень и уже сражался на Одере?
– А тебе какое дело?
– И даже подбил русский танк?
– Да, так он сам говорит…
– А зовут его Грилле? Гарольд Грилле, да?
– Парень, ты меня давно нервируешь, сматывай наконец отсюда удочки!
– Ну что же ты еще хорошего можешь мне сказать!
– Уходи же наконец!
Джонни понял, что на свой последний, решающий вопрос он не получит никакого ответа. Он постоял в нерешительности еще несколько секунд. Его охватило беспокойство, что в подвале его уже хватились.
– Я приду еще разок, – сказал он и пошел.
На улицах все еще было безлюдно. В доме фрау Шнайдебах тоже было тихо. Джонни быстро прошел через темный вестибюль. В это время начался дождь, громко барабаня по ржавому кузову старого автомобиля. Мальчик промчался стрелой мимо разбитого лифта, мимо остатков дымовой трубы. Пробежал дальше через развалины, находившиеся перед входом в подвал. И тут неожиданно столкнулся с Алешей, который появился перед ним как из-под земли.
Джонни от страха потерял дар речи. Он смог лишь пробормотать приветствие, но по выражению лица русского почувствовал, что это было отнюдь не к месту.
Алеша взял мальчика за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. Во взгляде его не было доброжелательности. Небрежно махнув рукой, он коротко сказал:
– Иди! – и показал на подвал.
Через несколько минут Джонни уже был в помещении с выломанными окнами, где он натолкнулся на Рихарда и Франца.
– Что-нибудь случилось? – спросил Джонни глухим голосом и посмотрел на них обоих с сознанием собственной вины. Он увидел, что они, как и Алеша, тоже были вооружены карабинами.
– Естественно, случилось, – сказал Рихард и покашлял.
Франц проворчал что-то непонятное. Его шрам на лице стал темно-багровым и выглядел как восклицательный знак.
– Где ты был?! – напустился Франц на мальчугана. Джонни быстро начал объяснять, но у него осталось ощущение, что своими словами он только разочаровал других.
– Так-так, – проговорил сердито Франц. – Ты без разрешения покинул свой пост и, попросту говоря, сбежал.
– Но…
– Ненадежный ты человек!
– Я хотел бы раньше ему… – вмешался было Рихард, но Франц прервал его:
– Да, ты хотел бы!..
– Да, я тоже хотел бы. И ты – тоже, все мы хотели бы! – тихо проговорил Рихард.
Между тем Франц несколько успокоился. Он обернулся к мальчику, который стоял не двигаясь. К горлу Джонни подступил комок. Он был близко к тому, чтобы заплакать.
– За тобой кто-нибудь шел? – спросил его Франц. Джонни покачал головой, но глаз не поднял.
– Ты уверен в этом?
– Да.
Франц повернулся к Рихарду и проговорил:
– Расскажи-ка этому герою немного о нас, чтобы он понял, почему мы сердимся на него.
– А ты что хочешь делать?
– Хочу добиться ясности.
– Лучше позволь мне уйти, – сказал Рихард. – Да ты и сам почти не спал. И вообще после проведения сегодняшней операции тебе, пожалуй, лучше пока не показываться на людях. Твой шрам на лице запоминается.
Франц сделал энергичное движение рукой.
– Ты пойдешь с мальчиком в подвал, Алеша останется снаружи на посту, а я поближе присмотрюсь к этим соплякам. Нам нужно непременно знать, что творится перед нашим носом.
50
Расплата за самоволие.
Команда смертников.
Задача номер один!
Просьба Джонни удовлетворена.
– Мы, конечно, очень разозлились на тебя, – сказал мальчику Рихард. – Мы не могли не доверять тебе, но, выполнив серьезное и важное задание, мы не могли допустить безрассудного поступка. Если бы не маленькая необдуманность, то мы бы уже держали за горло всю банду нацистов в округе…
– Вы уже давно боретесь против фашистов? – поинтересовался мальчик.
– Мы всегда боролись против них, с тех пор как они пришли к власти, даже тогда, когда мы сами находились в их власти. – Рихард сделал паузу. Его дыхание участилось: спуск в подвал утомил его. – До последнего времени все мы находились в лагере, в совершенно особенном лагере.
– В концентрационном лагере?
– Как ты догадался?
Мальчик коснулся шахмат, еще не расставленных на доске.
– Ты мне говорил о фигурах, которые вылепил Алеша, и о хлебе, который там, где вы учились шахматной игре, еще дороже, чем здесь…
Заскрипел плетеный стул. Рихард откинулся далеко назад. Он снял очки и стал массировать глаза, как будто бы хотел стереть из памяти те ужасные картины, которые вновь всплывали в ней помимо его желания.
– Собственно говоря, сколько лет ты мне дашь? – спросил он через некоторое время.
– Я не знаю, – нерешительно ответил Джонни. – Сорок пять? Пятьдесят?
– Около тридцати, – сказал Рихард.
Мальчик от удивления вытаращил глаза. Мужчина заговорил усталым голосом:
– Они доконали меня и мои легкие, каждому из нас они что-нибудь да отбили. Так, Франца один изверг ударил по лицу железной штангой…
– И товарищ Шнайдебах тоже был там?
– Он был вместе с нами в Заксенхаузене. Лагерь расположен недалеко от Берлина. Руди пробыл в нем дольше нас всех. Как только фашисты пришли к власти, они его сразу же бросили в тюрьму. Одиннадцать долгих лет просидел он в застенках.
– Расскажи мне о нем поподробнее, – попросил мальчик.
– Руди Шнайдебах был социал-демократом, работал на этом месте. Раньше здесь находилась мастерская по ремонту автобусов. Так он в этой лавочке и выполнял функции профсоюзного работника и не принимал никакого участия в нацистском путче. В тридцать третьем году за ним пришли и арестовали.
– Товарищ Ешке был его другом?
– Они были коллегами по работе, а также, без сомнения, друзьями. Коммунисту Ешке удалось скрыться, как позднее, в Заксенхаузене, рассказывал нам Руди. В последние дни жизни он довольно часто и подолгу рассказывал нам о себе и других. Между ними тоже не всегда было все гладко.
– Ты думаешь, что они часто ссорились?
– Да, но, разумеется, больше по политическим мотивам. Камнем преткновения для них было единство действий и создание единого фронта. – В этом месте Рихард замолчал и долго рассматривал мальчика. – Я вижу, что ты не имеешь ни малейшего представления об этом, позднее узнаешь обо всем в школе. Но в лагере, где коммунисты и социал-демократы лежали рядом на нарах…
– И красноармейцы, как Алеша, – вставил Джонни.
– Советских военнопленных фашисты тоже бросали к нам в концентрационный лагерь. Большинство их эсэсовцы сразу же расстреляли. С Алешей бандиты повременили, так как он был инженером. Он работал на московском часовом заводе, что трудно себе представить, глядя на его огромные руки. В Красной Армии он служил в инженерных войсках, где что-то делал с минами. Его принудили возглавить так называемую команду смертников. После каждого налета английской и американской авиации эсэсовцы выводили нас туда, где на земле валялись неразорвавшиеся бомбы. Они зарывались в землю по меньшей мере на метровую глубину или же находились в развалинах. Мы должны были обезвреживать их. Само собой разумеется, эсэсовцы всегда держались в стороне от нас. Прежде всего заслуга Алеши, что с нами ничего не случилось во время столь опасной работы. А Алеша прекрасно разбирался в бомбах и всевозможных взрывателях. Даже взрыватели замедленного действия, о которых никто не знает, когда именно они сработают, он обезвреживал безошибочно. А позднее он же разработал план нашего побега из концлагеря…
В этот момент на одной из труб под потолком раздался условный стук. Не обратив на него особого внимания, с таким интересом слушал Джонни рассказ, он спросил:
– Как вы это сделали, я имею в виду, как вам удался побег?
– В другой раз расскажу…
– Нет, пожалуйста, сейчас!
Коротко, не входя в детали, Рихард рассказал, как они нарочно взорвали восьмидесятикилограммовую бомбу, да так взорвали, что все, в том числе и эсэсовские охранники, подумали, что все трое, а их было тогда трое, погибли при взрыве.
– На самом же деле в момент взрыва мы уже находились в безопасности, среди руин. Ночью мы перебрались сюда, на Нойруппинерштрассе. Адрес этот мы узнали от нашего погибшего Руди Шнайдебаха. Анна нас, разумеется, приветила. Как она беспокоилась о нас! Достала нам и одежду, и продукты питания. Тем временем и мы не сидели сложа руки, а делали все возможное, чтобы приблизить конец фашизма. И если при этом мы действуем с большой осторожностью, то отнюдь не потому, что мы боимся, а потому, что отдаем себе отчет в важности всего того, что мы делаем. Теперь ты, видимо, понимаешь, почему мы так на тебя рассердились, когда ты самовольно удрал из подвала. А теперь иди открой дверь, они уже здесь!
Через минуту в подвал вошли Франц и Алеша. Франц поставил на стол тяжелый мешок и сказал:
– Атмосфера снаружи достаточно опасная: повсюду рыскают эсэсовцы и полевые жандармы.
– Но тебя они все же не схватили? – заметил Рихард.
– Хотели, но у нас хорошие документы.
– Мы от Анны, – сказал Рихард и, повернувшись к мальчику, спросил: – Все ему рассказал?
– Все.
– Хорошо, пусть знает, раз уж попал в нашу группу. А эти эсэсовские ищейки стали заметно нервозней.
– Вполне возможно. С каждым днем эсэсовцы становятся все больше сумасшедшими. Они подожгли на Ландсбергераллее большой склад с продовольствием, и это тогда, когда люди в подвалах голодают неделями, а эти бандиты сжигают продовольствие! – Франц кивнул в сторону мешка. – Это остатки оттуда. Сахар уже коричневого цвета, но все-таки, должно быть, сладкий.
– А уличная баррикада?
– Да, уличная баррикада… – повторил вслед за Джонни Франц, ставя свой карабин в узкий шкаф. – На баррикаде дежурят исключительно подростки. И первый сопляк у них идиот, что разыгрывает из себя предводителя! Он вышел из-за руины, что с правой стороны, где он как раз мочился. Застегнул штаны перед моим носом и сказал свысока: «Мы хотим здесь приготовить для русских большой фейерверк».
– Вы не узнали его имя? – спросил Джонни. Франц наклонился к нему и сказал:
– Ты правильно предположил, мой мальчик, этого идиота зовут Грилле, Гарольд Грилле. – Повернувшись к остальным товарищам, он добавил: – Товарищи, с этого момента эта баррикада для всех нас – задача номер один!..
– Мы не успокоимся до тех пор, – перебил его Рихард, – пока не разобьем их всех. Вот только как это лучше сделать?
– Прежде всего нам нельзя этих молокососов упускать из виду.
– Это я могу для вас сделать! – обрадованно воскликнул Джонни.
– Об этом не может быть и речи! – Франц бегло посмотрел на мальчика.
– Но ведь я знаю Гарольда!
– Каждый момент в этой части города может разгореться бой. И конечно, скоро начнется новый артиллерийский обстрел.
– Но я же уходил-то из подвала для того, чтобы помочь вам!
– Тогда было еще относительно спокойно.
Рихард побарабанил по столу своими сухими пальцами. Алеша, сидевший на кровати, придвинул к себе шахматы, придав лицу безразличное выражение.
– К тому же я смог бы для вас кое-что разведать. – Джонни не отступался от своего и продолжал: – Может быть, мне даже удастся убедить Грилле в том, что продолжать сопротивление – это глупость!
– Прежде всего – это преступление по отношению к мирному населению, – заметил Рихард.
– Я лично не согласен, чтобы мальчик опять рисковал! – воскликнул Франц.
– Но вы же сами уже давно рискуете! – волновался Джонни. – И Алеша тоже! И ты сам, Рихард! Да еще сколько! Вы распространяете листовки, нарушаете линии связи, пускаете на воздух склад с оружием – да это я еще не все о вас знаю. А бомбы, которые вы разряжали, разве это было не опасно? А вся ваша жизнь в концлагере? Я должен сидеть без дела и ждать сложа руки, когда кончится война?
Рихард тем временем молча выложил на стол кое-что съедобное: по крохотному кусочку черствого хлеба, как и накануне, и небольшой кусок сала, затем он развязал мешок, очевидно, хотел подать к завтраку и принесенный им сахар.
– Жаль, что вы меня не пускаете на баррикаду, – разочарованно проговорил Джонни, увидев, как Франц растянулся на кровати за широкой Алешиной спиной. – Заодно я мог бы узнать и о том, что сталось с моим другом Густавом.
– Я думаю, что паренек не из глупых, – сказал через некоторое время Алеша, который, хотя и занимался с шахматными фигурами, но на самом деле, видимо, внимательно следил за ходом разговора. Повернувшись к Джонни, он спросил: – Не правда ли, ты умный?
Джонни кивнул, повел, ничего не понимая, плечами, так как не знал, почему ему задают такой вопрос.
– Когда только начнется обстрел, немедленно беги в ближайший подвал или же сюда, ты понял?
– Это значит что?..
– Разреши ему пойти, – посоветовал Алеша Францу.
Тот помолчал несколько секунд, а затем кивнул головой Рихарду и спросил:
– На чьей ты стороне?
– Если Джонни не узнает, что стало с его другом, – он пожал плечами, – он всю жизнь будет нас упрекать.
Франц не спеша поднялся со своей постели.
– Ну катись! – нарочно сердито прикрикнул он на Джонни. – И держись лучше всего правой стороны улицы, где руины повыше и помассивнее.
51
Новая встреча со старым знакомым.
Шум вокруг похищенной двери.
«Мой друг Густав жив!»
Когда Джонни добрался до баррикады, там работа продолжалась вовсю. С соседних развалин мальчишки из гитлерюгенда таскали балки на баррикаду. Мелкий ров, который пересекал улицу, был расширен. Там работали многие из парней. Очевидно, они провели неспокойную ночь, так как вид у них был невыспавшийся. Работали они медленно, а некоторые даже неохотно. Лица почти у всех были угрюмыми. Темная униформа промокла от утреннего дождя.
На куче битого кирпича, вблизи которой Джонни вчера видел двух старых ополченцев, важно восседал командир отделения Гарольд Грилле. В своих недавних воспоминаниях Джонни представлял его себе гораздо крупнее. Во всяком случае, по сравнению с его подчиненными по отделению, которые почти все без исключения были долговязыми. А сам Грилле выглядел прямо-таки юнцом. Он натянул себе на голову конькобежную шапочку. Подложив одну ногу под себя, а другую отставив далеко вперед, он несколько отвалился назад, опираясь на руку. Точно так же, как и в тот раз, когда Джонни познакомился с ним. На плече у Грилле на кожаном ремне висел немецкий автомат. В свободной руке паренек зажал длинную палку, с помощью которой он, казалось, и руководил работой подчиненных. Лицо его за это время стало более бледным и худым.
– Я так и знал, что ты вернешься, – сказал он Джонни, когда тот подошел поближе. При этом лицо его не выражало ни (радости, ни огорчения. Затем он повернулся к парню из гитлерюгенда, который только что получил задание, но все еще стоял перед своим командиром. Грилле напустился на него: – Приятель, тебе сколько раз надо объяснять одно и то же? Не должны фаустпатроны еще раз промокнуть на дожде, это тебе ясно? Если ты не знаешь, чем их накрыть, то убирайся от меня. – При этом он сделал широкий жест рукой в сторону близлежащих домов: – Порыщи там по квартирам и что-нибудь да найдешь. Здесь только так и можно, сам никто ничего не хочет решать, каждый только и ждет указаний, – пояснил он Джонни. – Сегодня утром, когда дождь лил как из ведра, ни один из этих лоботрясов так и не подумал о том, чтобы накрыть боеприпасы. Правда, мой дежурный, после того как проснулся, доложил мне, что ты был здесь. Он кое-как описал тебя, но мне-то не нужно было долго соображать: я сразу же подумал, что это был ты. Почему ты меня не позвал?
– Меня же прогоняли отсюда.
– Вот как? – усмехнулся Горилле. – Ну, как я вижу, хоть здесь царит порядок. – И повернувшись к веснушчатому парню, который на противоположной стороне улицы протирал тряпкой пулемет, крикнул: – Скоро будет готово?
– Еще немного, – неприветливо ответил тот.
– Тоже мне герой нашелся, – продолжал Грилле, дотрагиваясь палкой до носка сапога. – Я его назначил своим заместителем. Сегодня ночью он стоял на дежурстве, а свой пулемет оставил под дождем, хорош заместитель! Впрочем, когда же мы с тобой, собственно говоря, познакомились? – обратился Грилле снова к мальчугану.
– Я точно не знаю, – ответил Джонни, – прошла целая неделя, а, может, даже две.
– Дай-ка сообразить. – Юноша сделал лицо, как-будто бы он напряженно думал. – Так это же было незадолго до дня рождения фюрера…
– Да, – согласился с ним Джонни. – Я вспомнил, ты еще говорил о чудо-оружии, которое тогда хотел ввести в дело фюрер…
Грилле сделал вид, что пропустил это замечание мимо ушей. Вместо ответа он толкнул палкой одного юнца, который недалеко от них копал канаву, и спросил:
– Ты, какое у нас сегодня число?
Тот выпрямился, вытер пот с лица и откинул рукой мокрые волосы, свисавшие на лоб.
– Двадцать восьмое, – неохотно пробурчал он.
– Двадцать восьмое, так это же было почти десять дней назад. Мне кажется, что с тех пор прошла целая вечность. Что же ты делал все это время? – спросил он Джонни.
Мальчуган был готов к подобному вопросу и поэтому осторожно ответил:
– Когда я бежал из эсэсовского лагеря, я все время шел на запад, в сторону Берлина.
– Все время следом за русскими?
– Да.
– И они тебя не сцапали?
– Нет, – возразил Джонни. – А здесь, в Берлине, я укрылся в одном спокойном месте.
Тут командир отделения Грилле впервые внимательно осмотрел мальчика, и; в его взгляде промелькнуло нечто вроде одобрения.
– Мое тебе почтение! При случае расскажешь подробнее. А где ты сейчас торчишь?
– Везде понемногу…
– Что так? Разве ты не дома?
Что касалось родного дома, то Джонни мог рассказать правду. И он объяснил, в каком состоянии он нашел свой дом на Кюстринерштрассе.
Вскоре тот самый парень, которому Грилле приказал накрыть патроны, притащил из вестибюля близлежащего дома входную дверь, снятую с петель. Он медленно приближался, а за ним по пятам следовала тучная, бедно одетая женщина с распухшим от слез лицом.
– Как нарочно, снял с моей квартиры! – пронзительно кричала она. – Спрятали бы свое барахло в другом месте!
– Ну, ну! – крикнул Грилле женщине, чуть ли не издеваясь. – Это же только маленькая жертва во имя любимого отечества!
– Что? – заорала вдруг женщина, подходя к юнцам из гитлерюгенда и энергично замахав своими толстыми руками. – Жертва во имя отечества? Как только ты осмелился сказать мне такое в лицо, ты, ты… – Ругательство, казалось, уже вертелось у нее на языке.
– Как бы там ни было, ваша дверь, – сказал Грилле, не слезая с кучи кирпича, – конфискована для нужд обороны!
– Для нужд обороны? – издевалась над Грилле женщина. – Какая там еще оборона?! Мы не хотим здесь обороняться. Мы хотим мира и покоя! Совершенно верно, покоя от всех вас!
– Но, дорогая фрау…
– Дорогая фрау? Да как ты можешь позволять себе такое! – Она быстро обернулась к жителям дома, которые, услышав крики, высунулись из окон. – Никакая я тебе не дорогая, ты, полупетушок! Я вот что тебе скажу: у меня двое маленьких детей. Они остались у меня там, внизу, – протянутой рукой она показала на вход в подвал. – Там они и сидят. И другие тоже там укрываются. Здесь все жители давно уже живут по подвалам. И каждый ждет не дождется, когда же наконец все это кончится. Совершенно верно, кончится, а вы, вы… – Женщина вдруг схватилась за сердце. Она начала тяжело дышать, лицо ее наливалось синевой.
В тот же момент из подъезда дома к ней заспешила одетая в темное старуха. Глядя на нее, Джонни никогда в жизни не подумал бы, что человек в столь преклонном возрасте может так быстро ходить. Старуха взяла разволновавшуюся женщину под руку и повела ее к дому.
– Я могу вам выдать расписку за дверь! – крикнул им вдогонку Грилле.
Женщина вырвалась из рук старухи.
– Выдай-ка лучше сам себе расписку, ублюдок, пока не пришли русские и не сделали из вас отбивные котлеты!
– Вот оно какое наше положение, – только вздохнул Грилле, после того как вокруг снова установилась тишина. – И в таких условиях нам нужно стойко держаться. Но, собственно говоря, на чем же мы остановились? Ах, да, на тебе. Так почему же ты сейчас так живешь? Чей питаешься?
– Причины самые различные, – ответил туманно Джонни.
Он все еще никак не мог позабыть бедную женщину. Постепенно ему становилось все яснее, почему Франца и двух других его товарищей так беспокоила эта баррикада.
– Это какие же именно? – удивился Грилле. – Понимаю: где попрошайничаешь, где крадешь!
Джонни ничего не ответил ему.
– Смотри только не попадись, – проговорил Грилле, кивнув в сторону магазинов и лавок, которые были разграблены жителями за день. Сейчас мимо них как раз шли, не обращая никакого внимания на разгромленные витрины, несколько бедно одетых людей. – Вчера здесь одного-таки схватили и сразу же повесили в переулке на балконной решетке. Но если ты хочешь, если тебе надоело бродяжничать, то можешь присоединиться к нам. Нам требуются подносчики боеприпасов.
– Подумаю, – ответил уклончиво Джонни.
– Соглашайся и переходи в мое отделение! – Грилле описал палкой большой полукруг, в который он включил всех парней из гитлерюгенда, которые работали на уличной баррикаде. – Мне удалось здесь многих собрать, одного за другим. Мы уже почти превратились во взвод. Однажды я даже сформировал отделение велосипедистов-охотников на танки. Но эсэсовцы тут же реквизировали у нас велосипеды, поступив довольно-таки не по-товарищески. Будь это солдаты, те бы так не сделали. Во всяком случае, мой дорогой, – с пафосом воскликнул парень, откинувшись еще дальше назад, – как видишь, Грилле не бездействует! С тех пор…
– С тех пор? – спросил Джонни. – С каких это тех пор?
– Ну, с той самой безобразной ситуации на холме, когда произошел тот случай…
«Сейчас он заговорит о Густаве», – мысленно решил Джонни.
– Мы тогда, честно говоря, отходили: Фюрстенвальде, Хандельсберг, Грюнхайде. А в пути было проявлено столько неумения, беспомощности, хочу я тебе сказать. А там еще тот флегматик на шее…
– Что за флегматик?
– Я имею в виду того неповоротливого зенитчика. – Здесь он взглянул на Джонни. – Разве он не был твоим товарищем?
Не ответив на вопрос, Джонни спросил, чувствуя, как его сердце бьется все сильнее и сильнее:
– А разве эсэсовцы тогда его не убили?
– Нет.
– Как же так? Ведь они собирались это сделать?
Грилле начал кусать верхнюю губу.
– Где он тогда сейчас находится? – не отступался от Грилле Джонни.
За их спиной что-то загромыхало. Оказалось, что парень, который приволок дверь, опрокинул два фаустпатрона, которые были прислонены к стене дома, и они с шумом грохнулись на проезжую часть, почти под ноги Джонни и командиру отделения Гарольду Грилле.
– Идиот! – заревел на парня Грилле, отскакивая в сторону, словно его выбросили катапультой. – Ты, краснозадая макака! Да разве так можно поступать с боевыми зарядами? – Он подождал несколько секунд, не спуская недоверчивого взгляда с фаустпатронов, которые, к счастью, не взорвались. Джонни же так растерялся, что не двинулся с места.
Грилле, чтобы не оказаться посрамленным, вновь занял свое место.
– Убрать эти два заряда! – приказал он. – Они могут теперь в любой момент взорваться! Да, нелегко с такими. – Он снова повернулся к Джонни: – Их еще всех надо учить да учить. Кроме веснушчатого, здесь еще никто не был в бою. Придется мне как следует за них взяться. Сегодня утром я одного-таки послал к черту. Намотал он себе на шею толстую цветную шаль, запричитал мне о страшных болях в горле. Слабовольный человек, и это в такое-то время! Ну, что тебя еще интересует?
– Густав… – вымолвил Джонни.
– Ах, он… Ну, это был твой хороший товарищ, полусвятой. Именно поэтому его и собирались вздернуть подальше в лесу, куда его и повели шарфюрер и обершарфюрер. Но в начавшейся суматохе мы его потеряли.
«Значит, Густав жив, – подумал Джонни. – Мой друг Густав жив!» – мысленно ликовал он. Если бы сейчас из-за угла дома вышла его родная мать, то мальчуган едва ли обрадовался бы ее появлению больше.