Текст книги "Джонни Бахман возвращается домой"

Автор книги: Гейнц Зенкбейль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Гейнц Зенкбейль
Джонни Бахман возвращается домой

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА ГОРОДСКОЙ ОКРАИНЕ

1

На железнодорожной насыпи.

Фантастические летающие устройства.

Неудача на реке.

«Я хочу только домой».

Солнце обогревало железнодорожную насыпь и болотистые канавы по обе стороны. Впереди между неровными группами ольхи и прозрачными островками мелкого кустарника мальчик увидел реку.

Река была неширокая. По ее берегам застыли заросли прошлогодних сухих камышей. В тени тускло поблескивали остатки серого снега. Черная, местами темно-зеленая вода вяло плескалась о дамбу.

Мальчик наклонился вперед. Он был небольшого роста и казался совсем хрупким. Его лицо было худым и бледным. На лбу выступили капли пота. Светлые, растрепанные, давно не стриженные волосы сосульками свисали на шею. Мальчик внимательно посмотрел вниз, на воду, а потом вперед, где должен быть мост. Где же мост? Ему и в голову не приходило, что моста могло и не быть. Только ясный воздух. Правда, внизу, под косогором, по болоту, камышам к воде было проложено что-то вроде мостков из стальных подпорок, шпал и обрезков рельсов.

Кругом было тихо. Только с востока, с той стороны, откуда всходило солнце, доносилось приглушенное гудение. На воде мальчик заметил свою тень и рассердился: вот еще общество нашлось!

«Нет ли здесь лодки?» – подумал мальчик.

Рукавом пиджака с протертыми локтями, который был ему явно велик, он вытер вспотевшее лицо, но лоб тут же снова покрылся испариной. У него вдруг закружилась голова. Вспомнилась сказочная история о летающем сундуке. Этот сундук может свободно летать по воздуху – стоит только раскрыть его и сесть внутрь. Перед мысленным взором мальчика прошли фантастические семимильные сапоги, ковры-самолеты, пушечное ядро, оседланное бароном Мюнхаузеном, и конь, который благодаря своей волшебной силе может огромными скачками перенести кого угодно через мхи, болота и леса. Но все видения так же неожиданно исчезли.

«Я должен как-то перебраться на ту сторону», – решил мальчик и посмотрел на откос.

Лишь колючие кустарники покрывали бесплодную, усыпанную галькой землю. Медленно переставляя ноги, почти на ощупь он стал спускаться вниз. На нем были неуклюжие тяжелые башмаки. Мелкие камешки срывались из-под ног и катились по откосу вниз.

Когда мальчик оступился и упал, вслед за ним в грязный подтаявший снег с шумом посыпался острый щебень. Длинные тесные брюки порвались. Из ранки на колене сочилась кровь. Он не чувствовал боли, только в голове сильно стучало. Он поднялся, сбросил башмаки и начал раздеваться. Завязал одежду в узел и, держа над головой, осторожно вошел в воду.

Вода в реке была холодной как лед, а дно ускользало из-под ног. Через несколько шагов вода дошла ему уже до бедер; он с трудом вытаскивал ноги из илистого дна. Суставы застыли и стали безжизненными; он чувствовал, как их пронзают тысячи мелких игл. Мужество покинуло его. Неверными шагами он побрел назад, к берегу.

Разбитая коленка все еще кровоточила. В голове шумело.

«Хоть бы не заболеть», – подумал мальчик, одеваясь. Он связал ботинки шнурками и закинул себе на шею. Теперь он решительно направился к разбитому мосту.

Окрашенное в серый цвет железо нагрелось на солнце. Его ноги ощущали шелушившуюся краску и шершавую ржавчину. Головки заклепок больно царапали голые ступни.

Метр за метром мальчик медленно продвигался вперед. За ним тянулся тонкий кровавый след. И вот наконец он добрался до середины реки. Теперь осталась только половина пути! Он поднял глаза и вдруг увидел, что сидит на изогнутой балке, которая ведет не к берегу, а вверх. Ее обломанный конец медленно раскачивался на фоне чистого неба.

«Как же теперь быть?» – мальчик нагнулся. Часть мостовой фермы лежала в воде.

Он судорожно сглотнул.

– Нет, – прошептал он, – нет, нет!

Он до тех пор смотрел на блестящую поверхность воды, пока не зарябило в глазах. Вдруг что-то скользнуло по его шее и плечу. Всплеск – и его ботинки, как два связанных кораблика, закачались на волнах.

– Помогите! – закричал мальчик, ногтями вцепившись в железо. Голова у него раскалывалась от боли. Дышать было тяжело. Он зажмурил глаза. Вокруг заплясали огненные круги. – Помогите!

Не слышно даже эха.

– Я хочу домой! – всхлипнул мальчик.

Над лесом и цепью заросших холмов приглушенно прокатились гулкие раскаты, от которых, казалось, сотрясается все болото.

2

В шалаше.

Солдат Густав.

Чудесный мешок.

«А что же будет завтра?»

Когда мальчик очнулся, перед глазами у него все еще стояла туманная желто-зеленая пелена. Он чувствовал себя изможденным и вялым. По телу медленно растекалось тепло. Все члены расслабились и казались тяжелыми.

«Где я? – подумал он. – Дома?» Но над ним был не серый растрескавшийся потолок родительской спальни, а сложенный из листьев купол нежнейшего зеленого цвета. Он попробовал повернуться на бок. Лежать было очень мягко. «Что это, пуховый матрац?» Мальчик спокойно вздохнул и снова закрыл глаза. Он чувствовал себя в царской опочивальне. «Сейчас я снова засну…»

– Эй, малыш, довольно тебе спать! – вспугнул его чей-то незнакомый голос.

Он поднял голову. Как сквозь пелену тумана увидел странное сооружение, сплетенное из ветвей и камыша. Проникавший сквозь отверстие туманный вечерний свет позволил разглядеть фигуру сидящего на корточках человека.

Мальчик удивленно протер глаза и разглядел молодого мужчину, широкоплечего, подтянутого, в солдатской форме.

– Ну что, пришел в себя? – спросил солдат.

Ветки шалаша затрещали, когда он медленно поднялся. Мундир на незнакомце был довольно-таки изношен. На правой стороне его груди мальчик заметил нашивку с орлом, вцепившимся когтями в свастику. Орел по краям обтерся, свастика была погнута.

– Где я? – приглушенно спросил мальчик и чуть отодвинулся от незнакомца. «Кто знает, какие у него намерения?» – мелькнуло у него в голове.

– Не бойся, – успокоил его солдат. – Ты здесь в полной безопасности.

Состояние оцепенения постепенно прошло. Остался только горьковатый привкус во рту. Мальчик оперся на руки и хотел было согнуть ноги, но, почувствовав боль в правом колене, закусил губу.

– У тебя что-нибудь болит? – солдат повернул к нему свое круглое лицо. Его светлые жесткие волосы были коротко острижены. Нос был довольно крупный, уши – большие, мясистые – чуть оттопырились.

– Мне кажется, у меня что-то с ногой, – ответил мальчик.

– Ты себе проделал неплохую дыру, – заметил солдат. – Такое впечатление, что у тебя под ногами взорвалась граната.

– Да нет, я только упал.

– Только? – вздохнул солдат и добавил: – Я думаю, пора сменить тебе повязку.

Удивленный мальчик откинул одеяло. На ноге белела повязка.

– Когда ты успел меня перевязать?

– Вчера, – объяснил солдат, – вчера после обеда, когда подобрал тебя.

– Как? – удивился мальчик. – Значит, я здесь уже долго?

– До сих пор ты спал как убитый и проспал почти двадцать четыре часа. Я уже думал, ты никогда не проснешься. – Солдат невозмутимо стянул с себя узкий мундир, достал из кармана перевязочный пакет, перочинный ножик. Ножик был широкий, тяжелый, с несколькими лезвиями. Солдат раскрыл тонкое, узкое лезвие. Осторожно снял с ноги засохшую повязку. Мальчик взглянул на него:

– А где ты меня нашел?

– Недалеко отсюда, – ответил тот, не поднимая глаз, – внизу, у реки.

– Да? – мальчик вздрогнул.

– А что? – спросил солдат, осторожно снимая с раны пропитанный кровью бинт.

– Ничего, – ответил мальчик.

– Если будет больно, скажи.

– Пока не больно. Я думаю, как ты мог найти меня на реке. Ай! – вдруг вскрикнул малыш.

– Потерпи немного, – сказал солдат и скомкал в руке повязку, – лучше сразу, рывком! Да, я нашел тебя на реке, а точнее, на берегу.

– Забавно! – проговорил мальчик и вытер слезу со щеки.

– Ты лежал на животе, распластавшись, как камбала, без движения и еле дышал. Вот я и притащил тебя сюда. Не сказать, чтобы ты был особенно тяжелым. Надеюсь, теперь ты пойдешь на поправку.

Солдат раскрыл перевязочный пакет, отмотал кусок чистого бинта. Потом снова присел на корточки и положил больную ногу мальчика на свое колено. Края раны уже затягивались, но в середине проглядывало водянисто-белое.

– По-настоящему тебя надо бы в лазарет отправить, – проворчал солдат.

– Здесь тоже вполне прилично, – попытался отшутиться мальчик.

Солдат начал перевязывать колено. Делал он это медленно и осмотрительно.

– Ты есть хочешь? – спросил он. Мальчик кивнул.

– Так, значит, ты голоден, – с удовлетворением заметил солдат. Перебинтовав ногу, он вытащил из темного угла шалаша туго набитый военный рюкзак. – Еда здесь, – объявил он радостно и развязал тесемки. – Погляди-ка!

Мальчик потянулся вперед, насколько позволяла раненая нога, и широко раскрыл глаза.

– На твоем лице все написано, – добродушно пробурчал солдат. – Ну скажи честно, когда ты ел в последний раз?

– Довольно давно, – нерешительно ответил мальчик.

– Как ты вообще попал в такую неприятную историю?

– Я ехал, – объяснил мальчик, – ехал по железной дороге. И позавчера отстал от поезда. Это было так: мы сели в поезд в Шёнайхе. Это большая деревня недалеко от Одера. Туда была эвакуирована почти вся наша школа. Но занятий у нас уже давно не было, все больше военная подготовка да уборка картофелехранилищ…

– На них похоже, – прервал его солдат. – Русские сидят на Одере с начала февраля. Дураку ясно, что они рвутся на другой берег. А они посылают туда вас, малышей.

Мальчик хотел было возразить, сказать, что его друзья давно уже не малыши. Ведь он уже помогал рыть окопы и устанавливать противотанковые заграждения! Это будет непреодолимый рубеж, на котором большевики захлебнутся собственной кровью, как им не раз говорил учитель и один из руководителей юнгфолька. Но зачем же затевать спор с человеком, который так о тебе заботится?

– Я надеюсь, русские там не забросали вас чемоданами?

– Что-что?

– Чемоданами, ну, тяжелыми гранатами.

– Нет, – ответил мальчик, – там все время было тихо. Но потом надо было срочно уехать. Это было несколько дней назад. Сначала мы ехали пассажирским, но недолго; у Франкфурта все с поезда сошли. Несколько километров шли пешком до другой линии, где стоял товарный состав. Там еще было много людей кроме нас. Большинство беженцы. И несколько солдат. Трое… Один ефрейтор. Но они не смогли поехать с нами. Потому что полевые жандармы, ну те, которые ходят с бляхами на шее, им не разрешили.

– Цепные псы, – пробормотал сквозь зубы солдат.

– Они хотели предать Германию, сказал наш учитель, и мы должны были закидать их камнями и грязью, – горячо рассказывал мальчик. Потом, внезапно успокоившись, задумчиво продолжал: – Но ефрейтор сопротивлялся; тогда они просто столкнули его, толкали автоматами в спину, пока он не упал из вагона…

– Толкали все?

– Не все, только некоторые.

– А ты? – допытывался солдат.

Мальчик покачал головой.

– Почему?

Мальчик молчал. Ему было неприятно, что солдат его так расспрашивает. Не кидал, и баста! И он продолжал рассказывать, словно не слышал вопроса.

– Ефрейтор, которого жандармы столкнули с поезда, захромал и заплакал; взрослый, но он заплакал.

Лицо солдата было задумчивым. Прошло некоторое время, прежде чем он спросил:

– А дальше что было?

– Состав стоял еще несколько минут. Мы все очень устали. А поесть нам дали один раз: каждый получил кусочек хлеба и маленький кусочек колбасы. Потом наконец поезд тронулся. Он шел очень медленно, потому что часто делал остановки. То локомотив ломался, то пути были разворочены бомбами. Иногда появлялись штурмовики, и мы сломя голову бежали прятаться в лес. Позавчера вечером они тоже прилетели. В лесу я прилег на землю и сразу же уснул, потому что очень устал. Локомотив всегда перед отправлением давал три свистка, но в этот раз я не слышал ни одного. Когда я проснулся, то увидел, что остался совсем один.

– И ты хотел добраться домой по шпалам?

– Да.

– До самого Берлина?

Мальчик кивнул.

– Ты мужественный парень, – сказал солдат.

Мальчик почувствовал себя польщенным. Такой похвалы он давно, уже много недель, ни от кого не слышал. Он выпрямился.

– До самого Берлина, – произнес он небрежно, – что же в этом такого?

– Ты живешь в Берлине? – спросил солдат.

– Я берлинец.

– Так-так, – пробурчал солдат. Он о чем-то ненадолго задумался, потом спросил: – Когда ты шел по шпалам, ты, наверное, видел ответвление железной дороги, а?

– Кажется, а что?

– Эта дорога ведет не в Берлин, – заметил солдат. – Она ведет южнее, к Котбусу.

Мальчик дочесал в затылке, как это порой делают взрослые, когда они чем-то озабочены.

– Как же это могло случиться!

– Успокойся, – проворчал мирно солдат. – Есть люди, которые затевали большие авантюры – и гораздо худшие. К тому же благодаря этому разрушенному мосту ты не так далеко успел уйти. Ты сейчас находишься на дальних подступах к столице. Только скажи мне, неужели по пути ты не встретил никого, кто бы мог помочь тебе?

– Сначала я встречал много людей: вермахтовцев, фольксштурмовцев, эсэсовцев. Но у них не было времени заниматься мной: они должны были идти вперед. Однажды недалеко от путей я наткнулся на артиллерийскую позицию. Там все было вверх дном. Какой-то офицер сказал мне, чтобы я поживей убирался оттуда.

– А потом?

– А потом я уже больше никого не встречал.

– Ни одного человека?

Мальчик покачал головой.

– Только однажды я проходил мимо сгоревшей будки путевого обходчика.

Солдат потер сильной рукой крепкий подбородок. Потом весело обернулся к мальчику:

– Ну, а теперь ты здесь, – и раскрыл рюкзак.

– Да здесь у тебя чего только нет! – воскликнул радостно мальчик.

– Все что угодно изголодавшемуся человеку: хлеб, масло, сыр, колбаса. У меня даже шоколад есть.

– Слушай, да это просто волшебный мешок! Настоящий шоколад?

– Это шоколад, который выдают летчикам. Я его забрал из сбитого американского самолета. – Он вытащил буханку хлеба и длинным широким лезвием ножа стал нарезать толстые ломти. Потом открыл жестяную банку с колбасой. – Ну вот, этого нам вполне хватит, теперь закрой банку.

Тем временем в шалаше стало сумрачно, только через входное отверстие еще проникал скупой свет. Снаружи виднелось несколько деревьев, далеко за ними непроницаемой стеной стоял сосновый бор.

Мальчик наконец поел и теперь пил из миски маленькими глотками сгущенное молоко.

– У тебя здесь хорошо, – сказал он, оглядываясь, – а этот шалаш стоял здесь и раньше?

Солдат покачал головой.

– Я построил его сам, – объяснил он, – сначала притащил тебя, потом построил шалаш.

– Как это у тебя получилось…

– Это не так трудно, особенно для специалиста: я ведь плотник. До сих пор я строил только бункеры и оборудовал огневые позиции. Это мое первое настоящее жилище. Тебе нравится?

– Да.

– А как тебя зовут?

– Джонни, – ответил мальчик.

– Как только в наше время разрешают носить такое имя.

– А что?

– Звучит по-английски, почти как Томми.

– На самом деле я Иоганнес, – разъяснил мальчик. – Иоганнес Бахман. Но мама всегда звала меня Джонни. Меня все называли Джонни: и бабушка, и дедушка, которые уже умерли, и дядя Альфонс, и тетя Клерхен.

– Ладно, последую их примеру, идет? – сказал солдат.

– Идет, – согласился мальчик.

– Сколько тебе лет?

– Скоро тринадцать.

Солдат оценивающе посмотрел на него:

– Глядя на тебя, этого не скажешь.

– Все так говорят, даже мои друзья по школе.

– Дразнят?

«Иногда они доходят даже до грубости», – подумал Джонни.

– Не обращай на них внимания, – утешил его солдат. – Двенадцать лет – прекрасный возраст. Радуйся, что тебе еще не шестнадцать. Кстати, можешь звать меня просто Густавом.

– А сколько тебе лет?

– Мой возраст стал ныне редкостью. Мне исполнился двадцать один. Хочешь еще молока?

Мальчик покачал головой.

– Я наелся, спасибо.

– Как себя чувствуешь?

– Отлично. Если бы еще только мама знала, где сейчас я.

– Зачем она вообще отпустила тебя из дома?

Мальчик молча смотрел на стенку шалаша, черную на фоне темного неба.

– Из-за воздушных налетов, – ответил он наконец. – Воздушные тревоги были почти каждую ночь, а иногда даже днем. Мама сказала, что, если папа вернется, он обязательно должен застать в живых хотя бы одного из нас. Бабушка с дедушкой погибли от бомбежки, дядя Альфонс и тетя Клерхен тоже. Поэтому она меня и отправила в лагерь. Она сказала, что там не бомбят…

Густав, с кряхтением стягивавший сапоги, заметил:

– Сейчас такого места нигде не найти.

– А здесь, – возразил Джонни, – где стоит наш шалаш?

– Спроси лучше, надолго ли.

Потом они лежали рядом на подстилке из мха и травы, покрытой брезентом. Мальчик, положив руки под голову, смотрел вверх. Кое-где в щелях между ветвями проглядывали звезды.

«Только одни звезды нас и видят, – думал он, – а больше никто не знает, где мы…»

Вдруг солдат выпрямился. Под его постелью затрещали ветки.

– Чуть было не забыл, – услышал мальчик голос Густава.

– Что еще?

– Протяни руку!

Джонни вытянул руку. На ладонь ему лег небольшой предмет. На ощупь он был похож на кубик из детского конструктора.

– Шоколад, – сказал солдат, – чтобы ты хоть знал, какой он на вкус.

– Спасибо.

– Не за что.

– Густав, что будет с нами завтра?

– Поживем-увидим.

– Мы останемся здесь еще?

– Зачем?

– Я просто спрашиваю.

– Спи же ты наконец, – буркнул солдат, – утро вечера мудренее.

Джонни потянулся. От сладкой истомы ломило все тело. Он глубже забрался под одеяло, выставив наружу только рот и копчик носа. «Здесь почти как дома», – подумал он. На языке у него медленно таял кусочек шоколада. Он давно уже не чувствовал себя так спокойно и в полной безопасности.

Он уже засыпал, когда ему послышался приближающийся к их убежищу шум и грохот, похожий на тот, который он слышал накануне,

3

Странная гроза.

«Придут ли сюда русские?»

Джонни озабочен.

Снова в путь.

Где-то вдали гремело и грохотало порой сильнее, порой слабее, но гораздо громче, чем вчера. Джонни проснулся и протер глаза. Увидел над собой знакомую камышовую крышу, сквозь которую кое-где проглядывало небо. Потом он заметил, что место возле него было пусто. Там лежал только смятый брезент. Мальчик поспешно отбросил шерстяное одеяло и поднялся.

– Густав! – негромко позвал он.

Ответа не последовало. Только был слышен рокот вдалеке.

Сначала мальчик испугался. Но, увидев недалеко от лагеря знакомый туго набитый рюкзак, несколько успокоился. Он опустился на колени и высунул голову из шалаша.

Было свежо. Терпкий, бодрящий воздух захватывал дух. Над болотами плавали тонкие полосы тумана. Вокруг росли кусты высотой в человеческий рост, еще голые, без листьев, обсыпанные росой.

Мальчик осмотрелся и крикнул еще раз, но уже громче:

– Густав!

– Не кричи так, – где-то совсем близко отозвался солдат. Это прозвучало почти грубо. – Так ты переполошишь всю округу!

Кусты в нескольких шагах от шалаша раздвинулись, и оттуда показался Густав. Его крепкое тело было до пояса обнажено, на шее повязан полотняный носовой платок. В руках он нес наполненный водой котелок.

– Вот хорошо, – облегченно вздохнул Джонни.

– Что хорошо? Ты думал, что я ушел, провозившись с тобой целых два дня?

Мальчик смущенно замолк.

Густав указал на вербу с голыми поникшими ветвями, видневшуюся за полосой разросшихся кустарников.

– Там за ними река. Беги быстро умойся! – приказал он, бросая мальчику носовой платок и мыльницу, которую он вытащил из кармана брюк.

– Зубной щетки у меня, к сожалению, нет. Да я и не люблю с ней возиться.

Над рекой туман был намного гуще. Он лежал на воде тяжелым серым покрывалом. Мальчик босиком сбежал вниз. Мокрая болотная трава хлестала голые ноги. Недалеко от него, словно скелет какого-то допотопного зверя, склонился над рекой разрушенный мост. Шум и грохот, доносившиеся уже два дня, затихли.

Когда Джонни, насвистывая потихоньку песенку, возвратился назад, он не сразу нашел шалаш. Утреннее купание в холодной воде освежило его, настроение сразу же улучшилось.

Тем временем Густав уже оделся по всей форме, даже на голове у него была пилотка. Перед шалашом горел небольшой костер. На перекладине, приспособленной над костром на двух рогатинах, булькала в котелке густая коричневая жидкость, которую Густав время от времени помешивал ложкой.

Мальчик потянул носом.

– Что ты там варишь? – спросил он с любопытством.

Густав, не отрываясь от своего занятия, ответил:

– Усиленное питание, мешанина из сгущенного молока, воды и шоколада; вдруг из этого получится нечто подобное какао.

– Отлично! – закричал мальчик.

Солдат внимательно оглядел Джонни.

– Пойди-ка лучше причешись. У тебя совсем одичавший вид.

Потом они завтракали. Доели начатую вчера банку колбасы и по очереди пили из котелка горячий напиток, действительно походивший на какао.

– Опять была эта смешная гроза, – сказал Джонни, кивнув в сторону деревьев, из-за которых доносился гул.

– Ты имеешь в виду шум, который оттуда слышно? – сдержанно спросил Густав.

Мальчик, осторожно отхлебнув горячее питье из котелка, кивнул.

– Гремело еще позавчера, – сказал он, – хотя солнце тогда светило, да и вчера я слышал гром, когда засыпал. А теперь опять, уже довольно громко. Вот только дождь никак не пойдет.

Молча, не торопясь, но и не мешкая, солдат принялся укладывать в рюкзак остатки недоеденного завтрака. Он велел мальчику допить какао. И пробурчал, опустив голову:

– То, что ты слышишь, никакая не гроза. Это грохот пушек. Вероятно, там уже третий день беспрестанно идут бои.

– Так, значит, там идет бой! – крикнул мальчик.

– И, как мне кажется, чертовски большой.

– С русскими?

Густав сначала выпрямился, а затем пояснил:

– Я слышал, они уже давно переправились через Одер.

– Гм… – произнес мальчик, не знавший, что на это ответить. «Переправились через Одер? Через эту широкую реку с такими болотистыми берегами?» Он сразу же вспомнил о позициях и танковых заграждениях, которые видел у самой реки и в километре от нее: окопы и бункеры с рядами колючей проволоки, а перед ними – минные поля. «И все это русские преодолели? Если это так…» – подумал он, а вслух с возмущением сказал: – Я не верю этому! Ты лжешь. Русские никогда не перейдут через Одер. На укреплениях у Одера большевики найдут свой конец!

Густав задумчиво уставился на мальчика.

– То, что ты сейчас сказал, ты, очевидно, не сам придумал, а от кого-то слышал?

Джонни опустил глаза. Ему вспомнились многочисленные собрания и линейки, на которые их, мальчишек, так часто гоняли. Речи и обращения, торжественные обещания. Произносились выразительные, огненные, многообещающие слова. Его товарищи слушали их с восторгом, сдерживая дыхание. Иногда даже на Джонни они производили впечатление.

Он не был таким сильным и ловким, как другие, и поэтому никто из товарищей не принимал его всерьез. Во время десятикилометрового пешего перехода с полной выкладкой он безнадежно отстал от всех остальных. А когда они присутствовали на учебных стрельбах из панцерфаустов, то вздрагивал при каждом выстреле. И до сих пор его мучило неприятное воспоминание о проверке личных шкафчиков. Как издевались над ним товарищи, когда в его шкафчике нашли сказки Андерсена и братьев Гримм!

– А что с нами будет, если русские перейдут через Одер? – спросил он жалобно.

Солдат залез в шалаш, скатал брезент, перебросил его через плечо и только тогда заметил:

– Посмотри лучше, не забыли ли мы чего. Собери все в рюкзак, и побыстрее. Через две минуты я вернусь.

– Они придут сюда?

– Да уж, наверное, они не будут топтаться на одном месте.

У Джонни комок встал в горле. «Что будет с нами, если сюда придут русские?»

Через некоторое время солдат действительно вернулся. Под мышкой он нес большой, похожий на подушку, сверток. Это был туго набитый чем-то брезент. Из концов свертка торчали сухие камышины.

– Зачем это тебе? Ты что, еще хочешь лечь поспать? – пошутил Джонни.

– А ты разве уже не хочешь в Берлин? – парировал его вопрос Густав.

Мальчик кивнул.

– А кто хочет попасть в Берлин, тому надо переправиться через реку. С помощью этого можешь попробовать и ты.

Туман начал подниматься, и река теперь была хорошо видна. Оранжевый свет проникал сквозь деревья, и на ветвях кустарников засияли всеми цветами радуги капли росы.

«Как жаль, что мы так быстро должны расстаться», – подумал не без страха Джонни.

– Что это у тебя такая печальная рожица? Не хочешь идти домой?

А что еще ему остается? Так или иначе он должен идти дальше. Дома его ждет мама, она и так уже давно о нем беспокоится. Джонни невольно подумал о том, сколько ему еще предстоит пройти. Километров сорок, никак не меньше. Сорок километров по незнакомой местности. С перевязанной коленкой! Поезда теперь, конечно, не ходят. Без еды, без денег, без продовольственных карточек, даже без ботинок. Безо всякой помощи, полностью предоставленный самому себе. Да, положение тяжелое. Мальчик вдруг страшно испугался от одной только мысли, что он останется один, и тихо сказал: – Это потому, что мы должны расстаться…

– С чего ты взял? – удивился солдат.

– А разве ты идешь не вперед, не навстречу русским?

Густав бросил на землю пузатый, похожий на подушку сверток, закинул себе на спину рюкзак. Подхватив за один конец брезент, он приказал мальчику взяться за другой.

Сердце Джонни дрогнуло от радости.

– Ты пойдешь вместе со мной на другой берег?

– Да, и даже чуть дальше, – добродушно проворчал солдат. – Вернее говоря, ты со мной, – возразил Густав. – Надеюсь, ты ничего не имеешь, против?

– Конечно же нет! – горячо отозвался мальчик, с готовностью подхватывая конец брезентового свертка.

Они тронулись в путь, и зеленый островок с шалашом скоро остался позади них.