Текст книги "Джонни Бахман возвращается домой"

Автор книги: Гейнц Зенкбейль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Но почему вы мне все это рассказываете?

Вахмистр встал и тяжёлыми шагами заходил взад и вперед: от все еще не запертой двери с решеткой к деревянному барьеру и обратно. Под его шагами скрипели половицы. Расстегнув свой мундир, он пробормотал, не взглянув при этом на Джонни:

– Я полагаю, что ты умный парень.

Мальчик с любопытством наблюдал за полицейским, который разговаривал сам с собой, а его, казалось, уже больше не замечал.

– Я служу уже более сорока двух лет. Носил форму еще при кайзере. За это время я получил, можно сказать, огромный профессиональный опыт. И русские не откажутся от таких людей, которые кое-что понимают в деле, которые будут заботиться о спокойствии и дисциплине, о наведении порядка. Вот почему я хочу сказать, что и при новом порядке никак не обойтись без полиции. Как только сюда придут русские солдаты… – Вдруг Краке замолчал и пристально посмотрел на Джонни. – Ты же был у русских, мой мальчик, не правда ли? Я не спрашиваю тебя, что и почему ты там некая и почему ты непременно хочешь вновь туда попасть, хотя это и входит в мои обязанности. Когда победители будут здесь, ты будешь мне очень нужен. Ты расскажешь им о том, как я спас тебя от гестапо. И больше ничего. – Он вдруг остановился и направился к столу. – Почему ты больше ничего не ешь?

Джонни вновь принялся неторопливо жевать. Полицейский стал на удивление дружелюбным и необыкновенно откровенным.

– И все-таки, и все-таки… Вы состояли в нацистской партии? – через некоторое время спросил мальчуган.

– Как номинальный член, – уступчиво ответил Краке, – лишь как номинальный член. Мы все были вынуждены…

Джонни вынул ключ из замка и неторопливо осмотрел комнату.

– Постой, мальчик! – умолял его вахмистр, появившись за решеткой. Его нижняя губа слегка дрожала. Знамя со свастикой он уронил на пол. – Прекрати шутить и открой меня!

Джонни положил ключ на письменный стол и начал собирать свои вещички.

– Ну, выпусти же меня отсюда!

Карманный ножик Густава мальчик спрятал в карман, потом гильзу Пети, маленькую звездочку и другие свои вещички. Осторожно сложил листок Эрнста Ешке. Все это он делал нисколько не торопясь.

Краке тряс засов, однако дверь не поддавалась.

– Ты должен открыть меня! – умолял он мальчика.

Джонни лишь качал головой.

Лицо вахмистра постепенно становилось багровым. Глаза выкатились из орбит как маленькие желтые мячи.

– Ты, ты!.. – Мужчина почти захлебывался от гнева.

Когда Джонни вышел из участка на улицу, Нанни все еще сидела на каменном крыльце дома напротив. Увидев Джонни, она заторопилась ему навстречу. Ее сандалии застучали по мостовой.

– Слава богу, что ты наконец вернулся, – проговорила девочка. – Тебя не было больше часа!

– Быстрее и быть не могло.

– Что же ты так долго там делал?

– Не спрашивай сейчас так много, – сказал мальчик и посмотрел вверх на фасад здания. И в тот же миг вдруг почувствовал себя обессиленным, прямо-таки жалким от только что перенесенного страха. – Давай пошли отсюда скорее! – скомандовал он. – Нет, не отходи далеко от домов. Все время держись возле стены, тогда нас сверху никто не увидит…

41

В северном районе столицы.

Солдаты и беженцы.

Площадь, как многие другие.

«Дети, мужайтесь!»

Вскоре дети добрались до улицы, которая была значительно шире, чем все остальные. На мостовой валялись разбитые жалюзи и оконные рамы. С покрытых известковой пылью голых деревьев свисали клочки потемневшей бумаги. В некоторых местах улицы передние дома были превращены в руины, и сквозь дыры в них можно было видеть сумрачные здания, стоявшие во дворах.

Джонни успокоился далеко не сразу. Он несколько раз бросал испуганные взгляды назад, чтобы убедиться, что их никто не преследует. Он упрямо стремился поскорее перебраться через линию фронта. Еще находясь в полицейском участке, когда он сидел напротив вахмистра Краке и видел перед собой листовку товарища Ешке с надписью для какого-то Руди Шнайдебаха в руках полицейского, он решил про себя, что обязательно разыщет его на Нойруппинерштрассе. Потом он зайдет к матери солдата Густава на более отдаленную Мауербергштрассе, что находится недалеко от вокзала. Но фрау Фельгенхау, по всей вероятности, сразу же спросит его о своем сыне. А что он может ей сказать? В противоположность этому для Руди Шнайдебаха у него не будет печальных известий!

«Когда я ему скажу, что я пришел от товарища Эрнста Ешке, он конечно же примет нас, – думал Джонни. – И возможно, что мы сможем найти у него приют до тех пор, пока не кончится война».

– Нам уже осталось совсем немного, – сказал Джонни девочке.

– Сколько еще?

– Ну, три или четыре, самое большее километров шесть. Но я тебя предупреждаю: если ты еще раз без разрешения раскроешь свой рот или опять будешь придираться, то можешь убираться куда тебе будет угодно!

Мимо них прошла большая группа немецких солдат. Ее вел совсем юный лейтенант. Солдаты были вооружены карабинами, некоторые тащили легкие пулеметы. Большинство солдат – пехотинцы, но были среди них и летчики и даже несколько матросов. Не скрывая своей досады и неудовольствия, они двигались на позиции, находившиеся в южном и юго-восточном направлениях.

– Шесть километров – это же много! – ныла Нанни, несмотря на предупреждение, которое сделал ей Джонни. – Ничего себе немного!

– Я же сказал, что это самое большее!

Через некоторое время девочка спросила:

– А к кому мы идем?

Мальчик оставил этот вопрос без ответа. Его внимание в этот момент привлек поток людей, который тянулся из боковой улицы навстречу военнослужащим, В основном это были женщины, дети и старики с усталыми, изнуренными лицами. Почти все несли какие-то тюки, катили детские коляски или тачки, нагруженные чемоданами, сумками, одеялами и всякой домашней утварью.

– Да куда все они идут? – обратился старый солдат с каской на поясе к молодой, удрученной на вид женщине, которая плелась с большим рюкзаком за плечами, а на руках несла маленького ребенка, завернутого в шерстяное одеяло.

– А вы разве сами не знаете? – не останавливаясь, бросила в ответ женщина.

Старый мужчина, который толкал прямо перед собой ржавый велосипед, сказал ядовито:

– Мы идем потому, что вы хотите быть здесь. Нас выгнали из подвала, так как наш квартал стал местом боя. Это позор, выгонять людей на улицу! – Он обращался только к солдатам. – Когда только этому придет конец!

– Мы не можем, у нас приказ…

– Плевал я на ваш приказ! – прервал его мужчина.

– Если бы все это было так просто.

Шедший впереди молодой лейтенант обернулся и крикнул:

– Не останавливаться! – Его окрик заставил солдат поторопиться.

Вскоре дети вышли на большую площадь, от которой вела широкая асфальтированная улица. Местами, как после сильного землетрясения, мостовая так растрескалась, что глубоко внизу можно было увидеть рельсы метро. Посредине площади догорал одинокий грузовик. Несколько подростков из гитлерюгенда подкатили на велосипедах к углу большого дома. На руле у каждого из них висело по два панцерфауста.

– Долой с улицы! – проревел эсэсовец, который вместе с дюжиной таких же, как он, находился за баррикадой из беспорядочно сваленного железного лома.

Беженцы на мостовой заторопились. Джонни с девочкой стремительно побежали. Вдруг в небе раздался пронзительный свистящий звук. Мальчишки из гитлерюгенда разбежались с площади кто куда. Некоторые из бежавших штатских поворачивали к входу в метро. Другие бросились в одно из бомбоубежищ. Джонни успел укрыться за разрушенным газетным киоском, где он своим телом попытался закрыть Нанни. Через мгновение где-то рядом загрохотало. В воздух поднялась известковая пыль, а в углу площади вверх взвился громадный коричневый гриб дыма. Полуобгоревший фасад громадного дома медленно заходил, а затем опрокинулся вперед, постепенно оседая и погружаясь в плотное облако пыли и дыма.

– Так каждые две минуты русские посылают сюда свои снаряды, – услышал Джонни чье-то объяснение.

В тени двухэтажного автобуса на мостовой лежало много распростертых фигур, под ними были расстелены лишь несколько грязных, тонких одеял. Два старых фольксштурмовца в нарукавных повязках с красным крестом притащили на носилках одного паренька из гитлерюгенда и положили его рядом с другими. Когда над площадью пронесся следующий снаряд, детей на ней уже не было.

– Если мы будем идти вот так, – осведомился Джонни у старика, который сидел, низко наклонив голову, на каменной глыбе возле горы мусора, – выйдем мы к Нойруппинерштрассе?

Старик не ответил и опустил голову еще ниже. Он потер свое лицо запачканной рукой.

Когда мальчик присмотрелся пристальнее, то заметил, что мужчина плачет.

– Оставь-ка его в покое, – отозвался молодой человек без одной руки, на голове у которого была надета старая солдатская шапка, – только что погибла его жена. – И он указал в сторону, откуда шли дети. – Там, на площади Штраусбергер. А вы куда хотите?

И снова где-то сзади вверх взметнулся фонтан пыли, а секундой позже послышался грохот взрыва. Когда шум стих, Джонни повторил название улицы.

– Она находится где-то недалеко от Бренцлау, да?

Молодой человек с одной рукой кивнул.

– Мальчик, а ты, как я погляжу, смелый. Полгорода находится сейчас под обстрелом, а ты идешь… Ну да мне все равно… – Внезапно впалое лицо безрукого начало подергиваться, он потянул руку к другому боку и коснулся правого рукава куртки, который свисал пустым. – Мне-то уж все равно. Чего мне еще ждать… Эта улица называется Веберштрассе, значит. Если вы пойдете по Гальновштрассе, то потом вам надо будет свернуть направо. Там спросите еще раз…

42

Знакомство с жителями района.

Жена Шнайдебаха.

Сон в настоящей постели!

Они вышли на Нойруппинерштрассе перед вечером, когда солнце уже скрылось за крышами домов. Их многочасовой переход прошел без особых происшествий, поскольку артиллерийский обстрел этой части города вскоре прекратился. Однако им время от времени приходилось спускаться в душные подвалы, служащие бомбоубежищами, так как сирены все еще возвещали об угрозе обстрела, хотя снаряды и мины проносились высоко над улицами и падали за городом, не причиняя никакого вреда этому району.

Очевидно, та часть города, где они находились, в данный момент не представляла интереса для воюющих сторон. Несмотря на бледность и озабоченность на лицах жителей, они суетились значительно меньше, когда оказывались на свежем воздухе и куда-то направлялись, идя вдоль стен домов с рюкзаками за плечами и хозяйственными сумками в руках. Люди держались вместе, что было необходимо, для того чтобы выжить: на развалинах они собирали топливо для печек, выбирали из разрушенного склада рассыпавшийся картофель, стояли в длинных очередях у редких продовольственных лавочек и булочных.

Джонни все реже и реже видел вооруженные отряды и группы штурмовцев и эсэсовцев, не часто встречались также танки и пушки. Мальчуган невольно вспомнил о днях войны, когда он еще жил дома со своей матерью.

Сильно огорчали его ноги. Пузыри на подошвах полопались и ужасно горели. На удивление хорошо держалась Нанни. Она оказалась выносливей, чем он предполагал. Она не жаловалась на голод, так как ее вдоволь накормили жареной кониной, когда Джонни сидел под арестом в полицейском участке. В пути девочка попросила только попить, из-за чего пришлось сделать продолжительный привал у городской водокачки, которая чудом еще действовала.

Правда, в очереди за водой выстроилось более сотни жителей.

Джонни не переставал удивляться. Как же сильно изменились люди! Изнемогающие от усталости, истощенные, раздраженные, все они были дурно настроены. Они бранились из-за пустяков, издевались над обещанным чудо-оружием, которого все еще ждали, злословили по поводу тех благ, которые им еще так недавно сулили фашисты. Обменивались рецептами приготовления пищи и сплетничали: оказывалось, что очистки от картофеля можно превратить в сухари картофельные, болтали, что американцы якобы поссорились с русскими, что салат из крапивы – самый настоящий деликатес, что в еловой хвое содержится много витаминов, а армия генерала Венка идет на Берлин, чтобы разорвать кольцо окружения русских войск.

А сколько тут возникало всевозможных вопросов! Большинство из них рождалось от страха перед неизвестностью. Людей интересовало все. Где сейчас воюют? Верно ли, что русские уже вышли к Балтийскому морю, захватили Силезский вокзал и находятся в Шенхаузере? Что же будет с немцами, когда придут русские? Отправят ли они всех женщин за Урал на рубку леса? А мужчин в Сибирь на свинцовые рудники? Всех ли они переселят? По крайней мере, пощадят ли они хотя бы детей?

Джонни невольно смущали эти разговоры, он понимал, что все это пустая болтовня.

«Это же все враки, люди!» – хотелось ему крикнуть, но вовремя остановился, так как не хотел оказаться в центре внимания людей, которые немедленно напали бы на него, захотели бы опросить, откуда он это знает. А мальчуган не хотел больше рисковать без нужды.

«Через несколько дней, когда солдаты Красной Армии займут весь город, люди и так узнают правду», – мысленно утешал сам себя Джонни.

Вот наконец и Нойруппинерштрассе!

Джонни с облегчением вздохнул. Здесь почти нет сожженных домов и безотрадных гор обломков. Похожая на овраг улица с темными фасадами домов по обеим сторонам. Лишь два или три дома было разрушено. Дом под номером одиннадцать стоял в целости. Это был большой четырехэтажный жилой дом с серым, растрескавшимся фасадом.

Джонни вошел в темный вестибюль, выложенный каменной плиткой, и увидел табличку, на которой были выведены имена всех жильцов дома. Он прочитал: Шнайдебах.

Ну, тогда на четвертый этаж!

– Ах, теперь я знаю, где мы, – заговорила Нанни. – Мы у твоей бабушки, да?

Мальчик молчал. Они поднимались наверх по выбитой лестнице. Квартирные двери: коричневые, плоские и безо всяких украшений, по четыре на каждом этаже – все они были слегка приоткрыты. Джонни не удивился этому. Он знал, что во время воздушного налета двери приказано держать открытыми, для того чтобы дежурные по противовоздушной обороне и пожарники могли в случае пожара в квартире беспрепятственно войти внутрь. И хотя теперь, когда советские солдаты вошли в Берлин, больше не было бомбардировок с воздуха, существующий до сих пор порядок все еще сохранялся. Дверь Шнайдебахов тоже была наполовину открыта.

Джонни нажал звонок у входа. Однако в квартире было тихо. Мальчик позвонил еще несколько раз.

– Эй! – робко позвал он, просунув голову в дверную щель.

Ответа снова не последовало.

– Мы должны подождать, – сказал Джонни девочке.

– Но если здесь живет твоя бабушка, тогда мы можем войти в квартиру…

«Вероятно, все жители сейчас сидят в подвале, и Шнайдебахи тоже…» – подумал мальчуган.

– Куда же ты теперь хочешь идти? – спросила Нанни, сев на ступеньку лестницы.

– Посмотрим внизу, в подвале.

– Я сегодня не сделаю больше ни шага!

– И не нужно, – заметил мальчик, который уже решил, что если он никого из хозяев не найдет в подвале, то просто войдет в квартиру и будет ждать. Не спеша он спустился по лестнице, то и дело останавливаясь и прислушиваясь.

Вскоре он услышал легкие шаги. Казалось, что кто-то вошел со двора в вестибюль дома и начал медленно, ступенька за ступенькой, подниматься вверх. Наконец Джонни увидел на площадке первого этажа грациозную женщину. На ней было тонкое, желтое пальто. На шее повязан красный шерстяной платок. Ее коротко остриженные, седые волосы были гладко зачесаны назад. Так как она глядела вниз, то не заметила ожидающего ее мальчика.

– Здравствуйте, – сдержанно поздоровался Джонни.

Женщина медленно подняла голову. На довольно свежем лице выделялись темные, широко поставленные глаза; они внимательно осмотрели мальчика.

– Ну, мой мальчик, к кому ты? – спросила женщина после того, как осмотрела Джонни с головы до ног. Она говорила тихо, но каждое слово произносила очень четко.

– К Шнайдебахам…

– Вот как? – Ее взгляд задержался на лице Джонни.

– Да, я уже давно жду.

– Я – фрау Шнайдебах.

Джонни облегченно вздохнул и сказал:

– Я не совсем точно выразился, так как я хотел бы видеть вашего мужа!

– Моего мужа?

– Да, господина Руди Шнайдебаха!

Женщина медленно двинулась вверх. Почти незаметно она приблизилась к мальчику. Лишь теперь Джонни заметил, что в руках у нее была маленькая сумочка, в которой лежал хлеб.

– И зачем же он тебе понадобился?

– Я должен выполнить одно поручение.

– Но кто ты вообще?

Джонни назвал свое имя, ступенька за ступенькой поднимаясь по лестнице за женщиной.

– У нас сегодня страшный день, – добавил он, собираясь объяснить, что именно он имел в виду.

– У кого это, у нас? – внезапно спросила женщина.

– Ах да, я совсем забыл сказать, что со мной еще Нанни – Марианна Клат. Мы жили в одном доме. Вот она сидит, – сказал Джонни и показал наверх.

Девочка попыталась засмеяться.

– Так вот как выглядит твоя бабушка, – растерянно пробормотала она и послушно встала.

– Нет, это не моя бабушка, – поправил ее мальчик, – это фрау Шнайдебах. Скажи ей, здравствуйте.

– Здрасте…

Женщина медленно протянула руку ребенку, тряхнула головой то ли от неожиданности, то ли от растерянности, потом медленно направилась в свою квартиру. На пороге двери, не оборачиваясь, она остановилась.

– Впрочем, кто дал тебе поручение к моему мужу?

– Один его знакомый. Его зовут Ешке! Эрнст Ешке.

Плечи женщины вздрогнули. Несколько секунд тянулось нерешительное молчание.

«А вдруг она нас сейчас прогонит!» – испугался Джонни.

– Ну что ж, пошли за мной! – проговорила наконец женщина каким-то обыденным тоном.

Дети прошли в тесную, длинную кухню с одной наклонной стеной. Окна мансарды, заколоченные картоном, были широко распахнуты. Вечернее огненно-красное небо кое-где было затянуто черными, полосатыми облаками.

Хозяйка предложила детям сесть за старый кухонный стол, покрашенный белой краской.

– Здесь не особенно уютно, – сказала она. – Я почти все время сижу в подвале. – Она стерла тряпкой штукатурку с клеенки. – Сколько же времени вы на ногах?

– С сегодняшнего утра, если не считать другие дни, – ответил Джонни. – Мы спали в подвале нашего сгоревшего дома на Кюстринерштрассе. А потом пошли через весь город к вам.

– Тогда вы прошли длинный путь и, наверное, не без опасностей. Я должна вас, вероятно, чем-нибудь попотчевать.

– О, да! – радостно вскрикнула Нанни и задрыгала ногами.

Джонни тоже обрадовался. Его надежды на то, что фрау Шнайдебах примет их, оправдывались.

– Впрочем, я, наверное, могу сказать и вам то, что должен передать вашему мужу. Товарищ Ешке считает… – начал было Джонни.

– Оставим это, – прервала его женщина. Не снимая своего пальто, она вытащила из обугленного ящика около плиты несколько расщепленных поленьев. Загремел кружок на плите. После того как в печке замерцало небольшое пламя, она поставила на плиту чайник с водой. – Для вас я на скорую руку приготовлю что-нибудь горячее, хорошо? Кофе, но только без молока. Молока уже давно нет, нет даже снятого молока для грудных детей. Наш брат рад, когда он получает еще, как минимум, хлеб и иногда муку. К сожалению, за всем этим нужно еще очень долго стоять в очередях. Сегодня я ожидала почти три часа. Один раз недалеко разорвался снаряд… и одного старика убило. Да, да, времена сейчас…

– Это протянется недолго, – возразил ей Джонни. – Скоро Красная Армия будет здесь.

Женщина сделала вид, что она не расслышала этого замечания. Она положила на стол горбушку хлеба, разрезала ее, не думая долго, на две части. При этом лицо ее приняло озабоченное выражение.

– Я вижу, что этим хлебом я вряд ли накормлю вас.

– Надеюсь, вы дадите нам не все, что предназначено для вашего мужа, – заметил Джонни.

Фрау Шнайдебах вымыла руки и вытерла их кухонным полотенцем.

– Пожалуй, придется проверить, что же у меня есть здесь кроме этого. Картошка у нас в подвале, вероятно, ее еще может хватить на горячее. И если я не ошибаюсь, у меня еще где-то должны быть две селедки. – Сказав это, она повернулась к двери.

– Из-за нас вам нужно спускаться в подвал? – спросил мальчик.

– Я скоро, а вы пока можете попить кофе.

– Хорошая тетя, – сказала Нанни.

Когда хозяйка ушла, Джонни подумал: «Она вполне могла бы никуда не ходить. Все только из-за нас».

На улице смеркалось, и в маленькой кухне становилось все сумрачней. Фрау Шнайдебах долго не приходила, по крайней мере прошло не меньше четверти часа.

– Если хотите, спать можете лечь в спальне, – предложила она.

– Ух… – сказала Нанни и потянулась. – Спать? В настоящей постели?

– Перина мягкая, но только тяжелая.

– Вы так к нам внимательны… – растроганно пробормотал Джонни.

Женщина закрыла окно мансарды, потом зажгла огарок свечи. Когда девочка и Джонни улеглись в постели, хозяйка как бы между прочим заметила:

– Утро вечера мудренее.