Текст книги "Вот в чем фокус"

Автор книги: Герман Дробиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

А после комедии, где рядовая ткачиха замминистра стала, жена до самого дома как воды в рот набрала. А возле дома говорит:

–   Не обязательно было тащить меня на две серии в душный зал только для того, чтобы сказать мне, что я мало зарабатываю.

Такая вот мнительная. Ей и подарок к празднику надо осторожно выбирать. Сергей Иваныч уж сколько раз обжигался. Подарил ей косметический набор, а она:

– Что ты этим хочешь сказать? Что я некрасивая?

Подарил фотоальбом «Ювелирные изделия».

–   Что ты этим хочешь сказать? Что настоящего кольца от тебя не дождаться?

В прошлом году не выдержал, подарил деньги: купи сама.

–   Что ты этим хочешь сказать? Что я деньгам счет не знаю?

Нынче не стал мудрить, съездил на рынок с утра пораньше, привез цветы. Не какие-нибудь – гвоздики. Пунцовые! Вручил молча, в глаза жене поглядел да вдруг как ее поцелует в щеку. Это утром-то!

Она гвоздики к груди прижала и сама порозовела вся, затрепетала, загорелась. И трепещет, и пунцовая вся, и бормочет:

–   Не понимаю, не понимаю... Что ты этим хочешь сказать?

Артист

Хорошая у Сергея Иваныча жена, но немного суеверная.

Собрала гостей на день рождения. Люди только рюмки подняли, а она вдруг бегом из квартиры. Привела соседа.

–   А то,– говорит,– за столом тринадцать человек. Не к добру.

Подняли тост за именинницу. Вдруг кто-то говорит:

–   А ведь нас пятнадцать стало. Тринадцати-то и не было. Именинница самою себя забыла сосчитать.

Тьфу! Незачем было и соседа приводить! Но не выгонять же человека. Так и остался. Больше того, последним ушел – ему не на транспорт.

Вот они, суеверия.

Сергей Иваныч как-то вышел из дому, на лестнице опомнился: перчатки забыл. Вернулся – не тут-то было.

–   Нельзя,– говорит она.– Дороги не будет.

Он говорит:

–   Ну, так ты мне их подай.

–   Через порог не подают. Плохая примета.

–   Тогда выйди с ними сюда, на площадку, тут передашь.

–   А как я обратно вернусь? Тогда и мне на весь день дороги не будет.

Так и ушел без перчаток. А мороз был под тридцать. Мило!

А однажды возвращается он с работы, а жена во дворе стоит и плачет.

–   Что случилось?

–   Домой не могу попасть...

–   Ключ потеряла?

–   Нет... Меня черная кошка вокруг обежала!

–   Давно стоишь?

–   Давно.

–   Ну, хватит,– говорит Сергей Иваныч.– Что за глупости. Идем.

–   Нельзя! Что-нибудь случится.

–   Ничего с тобой не случится.

–   Не со мной, так с тобой. Ты же мне не чужой человек. Что же, я тебе зла желаю?

–   Что же будем делать? – спрашивает Сергей Иваныч.

–   Не знаю. Вынеси мне поесть.

Пошел Сергей Иваныч домой, бутерброд изготавливать, а пока шел, прикидывал, во что ему суеверие жены обойдется. Палатку придется купить, раскладушку да три раза в день ходить кормить ее там, во дворе. Да по ночам охранять. Ужас!

И вдруг придумал простой выход.

Вернулся во двор, несет бутерброд, а сам хромает.

–   Все! – издали еще кричит.– Можешь идти! Уже все равно случилось: я ногу подвернул.

Жена бутерброд схватила.

–   Ой! – говорит.– Большое тебе спасибо.

Так и не понял, за что спасибо, за ногу или за бутерброд.

А ногу эту, будто бы подвернутую, дома позволил жене забинтовать крепко-накрепко. И весь вечер прихрамывал и стонал. И на всякий случай даже назавтра иногда хромал. Прямо артист!

Очевидные вещи

Хорошая у Сергея Иваныча жена, но немножко строгая. Болтовни не любит.

Допустим, сидят они на кухне, обедают. Сергей Иваныч говорит:

–   Холодно сегодня.

Жена говорит:

–   Я понимаю, если бы лето было. А то ведь январь. Это же очевидно – что холодно. Терпеть не могу, когда говорят очевидные вещи. Нечего сказать – молчи.

И постепенно отучила Сергея Иваныча очевидные вещи говорить. Так что он иной раз весь вечер молчит: одно очевидное в голову приходит.

Недавно жена белье гладила, а Сергей Иваныч газету читал. Вдруг телефон. Жена с подружкой разболталась, а про утюг забыла. Опомнилась, когда уж паленым по всей квартире понесло.

–   Ты что, не мог мне крикнуть, что я про утюг забыла? Если уж самому лень встать! Из-за тебя наволочку сожгла.

–   Прости, дорогая,– говорит Сергей Иваныч.– Но я подумал: если забыть включенный утюг, от него обязательно что-нибудь загорится. Это же очевидно. А очевидные вещи ты мне запретила говорить.

Принцесса

Хорошая у Сергея Иваныча жена, но немножко капризная. Он, еще когда ухаживал, это заметил. Задумался. С чего бы ей быть капризной? И как это в дальнейшем скажется? Но потом решил: это у нее по молодости.

А на свадьбу кто-то книжку подарил. «Сказки» Андерсена. Для будущих, мол, детей. Но где еще эти дети – решил пока сам прочесть. Он не любит, когда вещь без употребления валяется. Тем более в детстве этих сказок не читал. Как-то прошел мимо.

И вот прочел он «Принцессу на горошине» и вдруг подумал: а не с того ли жена капризная, что она из принцесс?! Вот это тогда, значит, вляпался. Это тогда, значит, не случайно в ней, а ввиду происхождения. И не только не ослабнет с возрастом, а непременно укрепится. Вот, значит, глупость, что он женился на ней!

Но что же теперь делать? Единственное – проверить, как в сказке. Но он научно подошел. Сначала для сравнения себя проверил. Закатил горошину под простыню. Лег – ничего не чувствует. Что значит – простой человек.

Ну, затем осуществил основной опыт. А надо сказать, они как только поженились, заказали на местной фабрике тахту. Пока еще на спальный гарнитур скопят, а семейная жизнь не ждет. Замечательную им сделали тахту, широкую. И недорого взяли.

И вот положил Сергей Иваныч горошину под простыню – с той стороны, где жена изволит почивать.

Утром только проснулись, еще не поднялись, а он уж спрашивает:

–   Как спала?

–   Нормально.

Отлегло от сердца: простой человек. Пройдут капризы. Но для полной точности спрашивает:

–   Ничего тебе не мешало?

Жена подумала.

–   А вообще-то, что-то немного мешало. Но не так чтобы очень. А не поймешь что.

Расстроился Сергей Иваныч: хоть и не такая сильная чувствительность, как у той принцессы, но все же выше, чем у простого человека. Принцесса не принцесса, но дворянское происхождение не исключено. Не пройдут у нее капризы, ох, не пройдут!

Встали меж тем. Жена постель собирает и вдруг говорит:

–   Ой, что это?

Сергею Иванычу неудобно стало:

–   Извини. Это я пошутил.

Он думал – она горошину увидала.

А она говорит:

–   Ничего себе шутки!

И тут он видит, что их тахты, посередке, где супруга изволила почивать, пружина торчит, отчасти даже ткань продравши. Вот оно, качество местного производства. Только что недорого.

–   Ну! – говорит жена.– А я думаю: что это мне немножко мешало?

А Сергей Иваныч на радостях кофе ей сварил и бутерброды намазал: абсолютно точно, что не принцесса! Пройдут капризы! Еще год-два – и пройдут.

Амбре

Хорошая у Сергея Иваныча жена, но немножко ревнивая.

Приходит он однажды поздно вечером.

–   Где был?

–   Задержался на работе.

А сам глаза отводит.

–   Врешь!

–   Почему вру?

–   Сам знаешь почему. Говори правду. Где был?

Подумал Сергей Иваныч.

–  Ладно. Скажу. На овощебазе.

–   На овощебазе? А почему сразу не сказал?

–   Стыдно, что меня туда, как мальчишку, гоняют.

–   Логично... А эту твою «овощебазу» случайно не Алевтина Григорьевна зовут?

–   Какая Алевтина Григорьевна?

–   А такая. Которая у вас в отделе у дверей сидит, и каждый день в новой кофточке.

–   Если хочешь знать, ее как раз третий день нету. У нее бюллетень.

–   Знаем мы, какие теперь бюллетени.

–   Послушай,– говорит Сергей Иваныч,– ну, честное слово, на овощебазе был. Картофель перебирал. Гнилья – ужас. Гляди, что под ногтями творится.

–   Все продумал. Молодец! Одного не учел: что у французских духов запах стойкий. Ну, если на овощебазе был почему от тебя французскими духами пахнет?!

Которых у меня, кстати, нет и никогда не было. И видимо, никогда не будет

Опешил Сергей Иваныч. Обнюхал себя... Действительно – этакое амбре...

–   Так почему?

–   Дай подумать,– просит.

Думал, думал... И догадался. А вы догадались? Конечно! Картофель, когда гниет, столь приятный и тонкий запах рождает, что в точности похоже на французские духи. А кто не верит – пусть на овощебазу сходит, поработает. Если не боится ревнивой жены.

Не по средствам

Собрались мужчины в курилке, и зашел разговор о тех, кто живет не по средствам. Выяснилось: каждый хоть одного такого, да знает. Кто приемщика макулатуры, кто торгового деятеля, кто заправщика с бензоколонки. И каждый рассказал, какие у этих, не по средствам живущих, квартиры, какие дачи, какие машины. И что они пьют, и что едят.

–   А ты,– спрашивают Сергея Иваныча,– чего молчишь?

–   А я тоже одного такого знаю,– говорит Сергей Иваныч.– Живет, как вашим и не снилось. Заправщикам вашим.

Который про заправщика рассказывал, обиделся.

–   Что же,– говорит,– у твоего? Не квартира, а особняк? И не «Волга», а «мерседес»? И дача трехэтажная на Черном море?

–   Нет. Дачи у него нету и машины тоже. А квартира однокомнатная. У нас в подъезде.

–   Так что же тогда? Икру ложками ест? Или у него, может, мебель антикварная? Или что?

–   Погоди,– говорят ему.– Мы ведь о каких? О таких, кто не по средствам живет.

–   И я о таком,– говорит Сергей Иваныч.– Он ведь профессор. Доктор наук. Да еще лауреат. А живет явно не по средствам.

Круглая квартира

Как-то в курилке разговорились мужчины на интересную тему: кто о чем мечтает. Кто, оказалось, машину мечтает купить, кто ее же в лотерею выиграть, а кто, наоборот, продать. А кто – за границу съездить.

–   А ты чего молчишь, Сергей Иваныч? Какая у тебя мечта?

Подумал Сергей Иваныч и говорит:

–   Моя мечта – чтобы мне круглую квартиру дали. Чтобы и комнаты круглые, и кухня, и все помещения чтобы круглые. Такая мечта.

Мужчины, конечно, удивились.

–   А зачем, чтобы все круглое?

–   А затем. Если у нас ребенок будет, чтоб жена не смогла его в угол поставить. Я этого не люблю. Я против таких методов. С самого детства и до сих пор.

Докурил сигарету, окурок в урну бросил и говорит:

–   Решительно против.

Кто-то спрашивает:

–   А может, она тебя самого в угол ставит?

Сергей Иваныч подумал и отвечает:

–   Этого я вам не скажу. Но моя мечта – круглая квартира.

На словах и на деле

Если спросить у Сергея Иваныча, где он любит проводить отпуск, он ответит: «В круизе вокруг Европы». А если полюбопытствовать, сколько раз он провел отпуск так, как любит? Промолчит Сергей Иваныч.

Если спросить у него, что он любит зимой носить, он ответит: «Канадскую дубленку. Или финскую». А если поинтересоваться, что на самом деле носит? Задумается Сергей Иваныч!

Если спросить, в каких квартирах от любит жить, он ответит: «В государственных». А если уточнить, в какой на самом деле живет? Помрачнеет Сергей Иваныч...

А если спросить, какой автомобиль любит водить...

В какой местности любит приобретать дачи...

А если спросить, где работать любит...

И кем...

Да, много у нас таких, как Сергей Иваныч: на словах любят одно, а на деле – совсем другое.

Не так прост!

Сергей Иваныч считает себя человеком простым и этого не стыдится. Тянется только к тому, что ему доступно. А у жены, наоборот, слабость к сложным явлениям. Если они вместе через ЦУМ идут, она так и устремляется к необъяснимому. Например, к норковым палантинам. А Сергею Иванычу все в них непонятно: и функциональное назначение, и фасон. Особенно цена. Он поэтому тянет жену от сложного к простому: к тапочкам домашним за шесть пятьдесят. Хотя, если честно, он и тапочки эти до конца не понимает. Рубля бы за полтора понял, а за шесть пятьдесят – понимает, но не до конца.

Или взять Ирину Егоровну, сослуживицу. По пять раз на дню подходит к Сергею Иванычу советоваться и каждый раз чем-нибудь к нему прикоснется: то рукой, а то и не рукой. Чувствует он: есть какой-то смысл в этих касаниях, но – сложный, ему недоступный. И выбирает, что проще: чуть конец рабочего дня – он ходу, домой, к жене.

И вот что любопытно: люди-то его простым не считают!

Соседка как-то зашла спичек одолжить, вышел к ней

Сергей Иваныч, в одной руке носок, в другой игла. «Ой, вы, что ли, сами штопаете? Жена-то, чай, не хворая?» – «Пока ее допросишься. Проще самому». Соседка в кулачок прыснула. «Вы, может, еще и стираете сами?» – «Бывает». Соседка головой покачала. «Недоступно моему пониманию. Сложный вы человек, Сергей Иваныч».

То же и на работе. Ему однажды поручили условный экономический эффект подсчитать от внедрения передовой технологии, а он отказался: сложно. Давайте, говорит, проще сделаем: сначала технологию внедрим, а потом эффект подсчитаем. Если получим. Удивились сослуживцы: ведь, наоборот, проще условный эффект подсчитать, за него сразу премию дадут. А пока внедрят да пока безусловный возникнет... Вот это-то и впрямь сложно.

С тех пор у Сергея Иваныча в коллективе репутация человека, который все усложняет, да еще и прикидывается простачком. А сам-то – ох, как непрост!

Пора вставать, дорогая

Однажды Сергею Иванычу на работе поручили собрать данные по одному актуальному вопросу и свести их в таблицу. Он же не только в таблицу их свел, но и обобщил. И получилась нехорошая картина. Начальник ознакомился, выдал крепкий нагоняй: зачем обобщал? Обобщенные данные, они всегда пугают.

Обычно Сергей Иваныч хорошо спит, но иногда плохо. Особенно после неприятностей на работе. Тогда – бессонница.

С бессонницей, как известно, борются по-разному: кто до тысячи считает, кто до миллиона, кто детство вспоминает миленькое, кто юность удалую. А Сергею Иванычу в голову начинают подсчеты лезть. То – сколько он за всю жизнь заработал, и за какое время это же можно было бы иметь, если бы каждую осень уезжать им клюкву, как один из их конторы. То – сколько очков будет у «Спартака» к концу сезона. И тому подобная чепуха.

На этот раз лежал он, уснуть не в силах, да и подумал: обычно я восемь часов сплю. А сейчас вот уже три часа не сплю. А если бы так каждую ночь? Три часа – восьмая часть суток. Значит... Каждые восемь суток можно экономить одни. И каждые восемь месяцев – месяц. И каждые восемь лет... Прямо не верится: если спать не пять часов, а восемь, каждые восемь лет будешь терять год жизни. Ужас! Прав был начальник: нельзя обобщать, себя же первого и напугаешь. Ведь взять любое ежедневное занятие. Скоро утро настанет, и среди прочих забот – пожалте бриться. Бреюсь минут десять. Пустяк, казалось бы. А если за год? Подсчитал – вздрогнул: за год на бритье уходит почти трое суток. А когда начал бриться? В восемнадцать лет. Сколько же набежит, допустим, к пенсионному возрасту? Сорок два года, умножить на три... Четыре месяца! Милое дело!

А вот такой пустяк: побрился, позавтракал, оделся, двинул на службу. Дошел до угла, надо дорогу у светофора перейти. Бывает зеленый, а бывает, и подожди. В среднем полминуты на переход. А за месяц? За год? До пенсии?

Прикинул до пенсии – вышло: около недели. Не может быть! Пересчитал: то же самое. Считать-то умею, в школе, как говорится, научили. Спасибо, школа. Давненько, кстати, не заглядывал. А вот станешь стареньким, пригласят в гости в родную школу, к юным пионерам: расскажите, как жили.

А ты скажешь: «Юные пионеры! Жизнь прошла очень интересно. Полгода завтракал, год обедал, полгода ужинал. Двадцать лет продрых. Пять лет глядел в телевизор, два года ездил в автобусах. Неделю переходил улицу. Четыре месяца брился. Полтора месяца правую щеку брил, столько же – левую, две недели – подбородок, неделю – усы и еще дня три виски подравнивал... Так что, юные пионеры, берите пример с ярко прожитой жизни!»

Тоскливо стало Сергею Иванычу от этих обобщенных данных, но за окном уж рассвет, пора самому подыматься и жену будить. У них так заведено: Сергей Иваныч просыпается первым и супругу будит. И всегда одной и той же фразой: «Доброе утро, моя дорогая. Семь часов. Пора вставать!» Интересно, сколько времени нужно, чтобы эту фразу произнести? Пожалуй, шесть-семь секунд. А за месяц? Три минуты. А за год? А если проживем вдруг до золотой свадьбы – пятьдесят лет вместе, тогда... на одну эту фразу... так... так... сутки с лишним! Ужас!!! На одну фразу – больше суток жизни ухлопать! До чего же длинная фраза. Да, чересчур. В этом и причина. Лишнего в ней много. Например: «Доброе утро». Или это: «Моя дорогая». Что «моя» – неужели не ясно? И «дорогая», если честно, тоже не обязательно каждый день объявлять. И что «семь часов» – сколько же еще, если вставать пора? Вообще, все назначение этой фразы в том только и состоит, чтобы разбудить жену. А разбудить человека можно любым громким звуком. Крикнуть. Стукнуть. Свистнуть. Да, свистнуть – самое подходящее. С детства, правда, не свистывал. Но помню.

Приподнялся Сергей Иваныч, над женою склонился, сложил пальцы особым приемом, как в детстве, во дворе научили, да как дунет через них. Великолепно свистнул! И потратил не более двух секунд!

Жена, как укушенная, подпрыгнула:

–   Что?! Что?! Что такое?!

Начал Сергей Иваныч объяснять, почему свистнул и что вообще надо экономить время в быту, чтобы в сумме не получать таких огорчительных потерь, какие происходят сейчас... А она ничего не понимает.

–   С ума сошел, хулиган! – кричит.– Совсем уж тронулся!

Слово за слово – так разругались, что оба на работу опоздали.

Прибежал Сергей Иваныч в контору – все уже на местах, начальник головою укоризненно покачал. Да, думает Сергей Иваныч. Пять секунд я сэкономил – на свисте, а полчаса потерял – на ругани. А если так каждое утро? Быстренько прикинул на счетной машинке: если каждое утро по стольку ругаться, то к золотой свадьбе на это дело уйдет... полгода! Аж свистнул от изумления. Начальник спрашивает:

–   Да что с тобой сегодня, Сергей Иваныч? Мало того что опоздал, так еще свистишь, как Соловей– разбойник?

Ох, думает Сергей Иваныч, если каждый раз после этого еще и полчаса с начальством объясняться – еще полгода псу под хвост. Вот так экономия.

И на следующее утро, над женой склонившись, как прежде, сказал ей:

–   Доброе утро, моя дорогая. Семь часов. Пора вставать!

Длинновато, конечно. Но сокращать не стоит – себе дороже. Другие резервы искать надо. При переходах – на зеленый подгадывать. Или – отпустив бороду и усы, бриться вдвое быстрее.

– Пора вставать, дорогая. Как ты думаешь, пойдет мне борода?

Точка

Человек, как всякое живое существо, стремится к определенности. И что может лучше успокоить, чем твердое знание, что ты сейчас занимаешь определенную точку в пространстве. Что мир велик и в нем есть много чего, в основном тебе не принадлежащего, но уж эта точка, в которой ты находишься,– твоя, и ничья больше. Единственное исключение: беременная женщина. Их в одной точке двое. Но это исключение и составляет особую радость беременных женщин.

Чувство точки, родившись в школьном детстве, сопровождает Сергея Иваныча всю жизнь. Радует, успокаивает, поддерживает морально. Сергей Иваныч, если наступает трудная минута, если обижен, растерян, сбился с жизненного пути,– не предается бесцельным переживаниям. Он действует по заведенной с детства схеме: сначала определяет свои координаты, затем – свое положение относительно стран света, затем намечает ориентиры на местности, а уж после этого выбирает дальнейший маршрут жизни – как в возвышенно-философском смысле, так и в сугубо житейском.

Например. Как все нормальные люди, Сергей Иваныч стоит в очереди на телефон. Когда подал заявление, оказался шестьдесят вторым, зато уже через год – семьдесят третьим, а еще через год – девяносто восьмым. Он, конечно, немного удивился, но один остроумный приятель объяснил, что все, что растет, растет в две стороны – корнем вглубь, а стволом к солнцу. И очередь, прежде чем потянуться к солнцу, то есть в данном случае к телефону, должна обрести крепкий корень, а для этого надежно прорасти вглубь. И действительно, еще через год очередь оказалась сто второй, после чего, обретя корни, поперла к солнышку: через год – девяносто третья, через год – семьдесят седьмая, а еще через год – двадцать четвертая! А еще через год пришел Сергей Иваныч в телефонную контору узнать, какие же перспективы. А там, чтобы узнать, как у тебя с очередью, надо еще и живую очередь к особому окошечку выстоять. Выстоял, назвал себя особому окошечку, а оно ему говорит: ваша очередь – сорок шестая. Не может быть! Перепроверьте! Перепроверили: сорок седьмая. Следующий!

Вышел Сергей Иваныч из телефонной конторы, в ближайшем сквере на скамеечку рухнул. Что же это за очередь такая? Второй корень пустила. А сколько их ей еще понадобится? Кто эти люди, которые опять впереди оказались? Кто они? Кто-то. А ты кто? Никто. Гебя нету. Для самого себя ты еще есть, для жены существуешь. Местами. А для телефонной конторы ты пустое место.

Долго бы еще он так самоуничижался, если бы не вспомнил о любимой географии. Пусть я ничтожество, по определенное место, уж извините, занимаю. Пятьдесят пять градусов северной широты, сто тридцать два градуса восточной долготы, то и другое с какими-то там минутами и секундами. С какими неважно, а важно, что в этой точке нахожусь я и никто другой в данный момент находиться в ней не может. Если, конечно, не подойдет кто-нибудь и со скамеечки не сковырнет. Но я тебе сковырну! Только подойди. Моя точка!

Определил координаты – успокоился. Но недостаточно. Чувствует, есть потребность и по странам света определиться. Где я нахожусь? Первое, очевидное: в ста метрах к югу от телефонной конторы. Это успокаивает? Не успокаивает. Тогда так: в трех километрах к северу от своей квартиры, где жена ждет, какие про телефон новости. Это успокаивает? Это будоражит. Заставляет вспомнить, что я, в конце концов, в каких-то пяти километрах к юго-востоку от горсовета, где народный контроль в действии. Это успокаивает? И даже вдохновляет. Значит, есть маршрут? Есть. Но если там опять очередь? И тоже сначала растет вглубь? С другой стороны – какие у него в этой точке перспективы? Тут вот, на скамеечке? Никаких. Бесперспективные координаты. Надо сменить. Причем резко. Человеком хочется себя почувствовать! На высоте. Где ближайшая высота? Где себя человеком можно почувствовать? До Тянь– Шаня пять тысяч километров на юго-восток. До ресторана «Заря» семьсот метров на юго-запад. Строго по трамваю. До Тянь-Шаня добираться дорого, зато там бесплатно. Бегай по ледникам, рассветами любуясь. До «Зари» три копейки на трамвае. Зато внутри дорого. Достал деньги, прикинул: на дорогу до Тянь-Шаня маловато, на пребывание в «Заре» еще меньше. Стоп! Северо-северо-восток, десять перегонов троллейбуса, пивной бар «Отдых». И дорога дешевая, и пребывание на высоте по карману. Самая точка и есть!

Верность

Сергей Иваныч всю жизнь верен тому, чему его учили в детстве. Например, в детстве его учили читать – и он до сих пор читает. Чаще всего «Книгу о вкусной и здоровой пище». Потому что в детстве его учили постоянно перечитывать любимые книги. А это – его любимая.

«Нет вкуснее рыбной закуски,– читает Сергей Иваныч,– чем слабосоленая, бледно-розовая, нежная и тонкая по вкусу лососина». И сразу возникает желание стать нежным и тонким. «Особенно хороша лососина из каспийского лосося, обитающего в средней части Каспия». И тут же созревает твердое решение переселиться на Каспий, в среднюю его часть.

«Золотисто-коричневые копчушки,– читает Сергей Иваныч,– аккуратно уложенные в маленькие плетеные драночные коробки, приятно украшают рыбные прилавки и всегда пользуются большим спросом». И сразу ему хочется быть золотисто-коричневым и пользоваться большим спросом.

«Сырки из творожной массы с добавлением сахара, фруктовых соков, какао, ванили, расфасованные в брусочки, очень любят малыши». Каждый раз как прочтет это место Сергей Иваныч, так дает себе слово: конкретными делами добиться, чтобы его тоже полюбили дети.

«Мускаты пьют молодыми»,– читает Сергей Иваныч. И сразу ему хочется быть молодым. «Впрочем,– читает он дальше,– есть своя прелесть и у старых мускатов». И сразу ему хочется стать старым, но чтобы при этом у него была своя прелесть.

А все потому, что Сергей Иваныч верен тому, чему его учили в детстве. А в детстве его учили быть похожим на героев любимых книг.

Чувство меры

Сергей Иваныч не любит, когда вещь без употребления валяется. Ему на день рождения книгу подарили. Он спрашивает жену:

–   Тебе подставка под утюг не нужна?

–   Нет.

–   А мясо ты на чем рубишь?

–   Доска есть. Если тебе уж очень хочется что-нибудь в доме сделать, сделай, чтоб холодильник не рычал. Надоело.

У холодильника, действительно, как только он включается, начинает радиатор вибрировать. Просто оглохнуть можно. Сергей Иваныч между радиатором и стенкой тряпки набивал – слишком мягко, не глушит. Деревяшку заколачивал – слишком твердо, еще громче трещит. А книгу эту попробовал загнать – и надо же. Получилось в самый раз. Просто идеально. Как будто ее специально для этого выпустили.

Приятель, который ее подарил, через некоторое время спрашивает:

–   Ну, как тебе книга? Как тебе этот писатель?

–   Больше всего мне понравилось, как он с размером угадал,– говорит Сергей Иваныч,– Был бы у него роман потолще или потоньше на десяток страниц – и уже было бы не то. Хороший писатель. С большим чувством меры.

Шутка

Сергей Иваныч человек серьезный, но иногда любит пошутить. Как-то раз пришел с работы, настроение хорошее, видит – и у жены хорошее. А что, думает, если я спрячусь? Вот она удивится: только что здесь был. Куда пропал? Пусть-ка поищет. А потом вместе посмеемся!

Улучил момент, когда жена на кухню ушла, и влез во встроенный шкаф. Втиснулся между стенкой и своим зимним пальто. Но дверцу плотно закрыть не удалось – с внутренней стороны ручки нету. Жаль, думает. Так она сразу догадается. Только увидит, что створки приоткрыты, и сразу догадается. А может, не сразу? Сначала окликнет: ты, мол, где? Потом решит, что я в ванной. Потом – что в туалете. А уж когда ни там, ни там не обнаружит, начнет искать по-настоящему. Но тогда уж быстро найдет. Потому что, где же еще в нашей квартире прятаться, как не в шкафу?

Слышит: идет. Слышит: прошла к буфету. Слышит: буфетная дверца скрипнула. Вот, думает, женская логика. Ну как бы я там поместился? Там же все банками с вареньем заставлено. Слышит: бумажка хрустит. Слышит: жена леденцом зачмокала. Слышит: телевизор включила. Села в кресло, как раз против шкафа, так что в щелку ее со спины видно. И еще видно, как из-за края кресла локоть мелькает. Вяжет, стало быть. И леденец сосет. И телевизор смотрит. То есть много чего делает. Но главного почему-то не делает: Сергея Иваныча не ищет.

Может, она думает, что он еще с работы не пришел? Неужели не помнит, что пришел? Не выдержал Сергей Иваныч и говорит в щелку:

–   Ку-ку!

Ноль внимания.

Сергей Иваныч снова:

–   Ку-ку!

А ей из-за телевизора не слышно.

Надо же быть таким идиотом, думает Сергей Иваныч. Сижу в шкафу в собственной квартире и кукую. Еще только прокукарекать не хватало. Нет, надо вылезать.

Но слышит: в дверь позвонили. Жена кричит:

–   Сергей Иваныч! Открой!

Ага, думает Сергей Иваныч, сейчас наконец до тебя дойдет, что муж исчез. Не пуговица, понимаешь, потерялась – муж пропал.

А звонок опять: дзынь! Дзынь!

–   Сергей Иваныч!

Ну, покричи, покричи. Дурочка непонятливая.

–   Тьфу! – говорит жена.– Называется – мужик в доме. Пустяка нельзя попросить.

Пошла, сама открыла. Это ее подружка пришла. Прошли они в комнату, и потекла женская беседа, обо всем и ни о чем. Как представил Сергей Иваныч, что он сейчас из шкафа при подруге вылезет, так сразу вылезать расхотелось. А захотелось вдруг что-нибудь съесть. Обшарил он в зимнем пальто карманы. Трамвайный абонемент нашел, карандаш, монетку. Странная у меня привычка, думает. Ничего съестного в карманах не оставлять. А надо бы. Что-нибудь такое, что долго не портится. Сухарик. Или печенья пачку. Мало ли какие бывают обстоятельства.

Стоит он, голодный, в духоте, ноги затекли. Думает про подругу: черт бы тебя унес поскорее!

–   А Сергей Иваныч где? – спрашивает подруга.

–   На кухне, наверное,– отвечает жена.– Он тебе нужен?

–   Нет, я так спросила.

–   Чаю хочешь?

О господи, еще и чай начнут распивать!

–   Нет-нет,– говорит подруга.– Я ведь буквально на минутку. Сейчас уйду.

Давай-давай, молит Сергей Иваныч, проваливай!

Но беседа идет своим путем, и «минутка» все затягивается... Главное, чем больше времени проходит, тем нелепее из шкафа появляться. Он уж перестал понимать, о чем они там бубнят. А в голову детский стишок лезет: «Тра-та-та... чего-то слон, стоя спать умеет он...» И под этот не полностью вспомнившийся стишок Сергей Иваныч не заметил, как уснул.

Проснулся от стука. Выглянул в щелку: подруги нет. Жена у телевизора сидит, капусту в корытце рубит.

Вылез Сергей Иваныч из шкафа, подошел к жене, глянул ей в глаза. Она голову вскинула, так и застыла с тяпкой над корытцем.

–   Что? – спрашивает.– Что ты на меня так смотришь? Вот, пирожки будут. Ну, хорошая я у тебя жена?

–   Хорошая ты у меня жена,– говорит Сергей Иваныч.– Но шуток не понимаешь.

Телефон

Сообразительная у Сергея Иваныча жена, но некоторых вещей представить не может.

Приходит однажды Сергей Иваныч с работы, а жена, сияючи, открытку ему протягивает: телефонная станция извещает, что в ближайшую неделю у них в квартире будет установлен телефон.

–   Наконец-то! – говорит жена,– Подумать только! Вот здесь будет стоять телефон. Нет, ты только представь!

–   Я представил,– говорит Сергей Иваныч.

–   Нет,– настаивает жена,– ты по-настоящему представь: как будто он уже здесь... «Алло! Да! Я вас слушаю!» Представил?

Напрягся Сергей Иваныч – и представил. Он до сих пор вообще думал – вот, мол, телефон, как хорошо. А в деталях не представлял. И вот представил. Значит, стоит вот тут телефон. И тебе кто угодно позвонит, и ты звони, кому хочешь. Например, кому? Например... Нет, этот и на работе надоел. Тогда... Хороший собеседник, но у него-то телефона нет. Можно Семенову, но Семенов говорит только о своем остеохондрозе, это не обязательно по телефону выслушивать. Можно и при личной встрече. А Попову и звонить не надо: сам первый позвонит и в долг попросит. Так что особенно некому звонить. Зато теперь, если поздно придешь, жена будет говорить: «А позвонить не мог?» И придется звонить. А это разные вещи: прийти домой и что-нибудь соврать – или заранее врать по телефону.

–   Представляешь,– говорит между тем жена,– по телефону можно такси заказывать. Представляешь, как удобно?

–   Представляю...

В такси они теперь почти не ездят: и дорого, да пока еще поймаешь. А теперь, можно себе представить, по телефону будут вызывать. А он, понимаешь, вокруг всего города прокатится, прилетит к подъезду: будьте любезны! Еще никуда не уехали, а на счетчике уже кое-что.