Текст книги "Вот в чем фокус"

Автор книги: Герман Дробиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

А началось с решительного пустяка: со вздрагиваний при виде ценных вещей или при упоминании о таковых. Впервые он вздрогнул, увидев в «Спортивных товарах» бильярдный стол за восемьсот рублей.

–   Это что же, организациям продается?

–   Почему?– возразил продавец.– Всем желающим. Хотите, и вы берите.

–   Квартира не позволяет, а то бы взял,– пошутил Борис Николаевич... и вздрогнул.

Следующий раз случился в универмаге, перед предметами, обозначенными как «крюшонница хрустальная производства Чехословакии». Этакие граненые лоханки в три лаборантских зарплаты ценой... Но особенно сильное дрожание вызвал алмаз в витрине ювелирного магазина, стоимостью в двенадцать тысяч триста шестьдесят два рубля. Борис Николаевич прочитал цену, посмотрел на камень величиной с горошину и вздрогнул. И дрогнувшим голосом произнес:

–   Это... для кого же выпускают? Кто возьмет?!

–   Кому надо, тот и возьмет,– предположила продавщица.

Через неделю специально зашел: нет алмаза.

–   Продали,– подтвердила продавщица.

Борис Николаевич опять вздрогнул.

Внешне он оставался спокойным и уравновешенным, так что никто о его мучениях не подозревал.

Вот он такой внешне спокойный возвращается с работы, радушно здоровается с женой и сыном и садится пить чай. Он пьет чай, а жена вслух читает «Вечорку», такой у них обычай. Читает, кто умер. Полезные советы. Перенос автобусных остановок. И читает «Из зала суда»: некая Шелкопрядова, продавец молочного магазина в пригородном поселке Еловый Бор, подмешивала кефир в сметану, была разоблачена и получила полтора года.

Еще только начал слушать Борис Николаевич, а уж заранее знал, что вслух скажет и что про себя подумает.

–   Ворье проклятое,– говорит он вслух.

«В какой она, интересно, пропорции подмешивала?– думает он про себя.– Я бы сначала предельную пропорцию определил, на людях проверил: заметно ли? Деньги бы, конечно, дольше шли, зато полная безопасность...»

–   И поделом ей, воровке,– сурово говорит он.– Тут живешь на одну зарплату, а они крюшонницы хрустальные покупают.

–   Крюшонницы – это что?– спрашивает сын, до этого молча сидевший перед телевизором.

–   Тебе, сынок, это еще рано знать,– усмехается Борис Николаевич.– Ты сиди себе и мультики смотри.

–   Чего смотреть, ничего не видно.

Сын прав. Трубка садится, надо менять ее или покупать новый телевизор.

Утром, в институте, его останавливает приятель:

–   Смотрел вчера детектив? Кто убил-то? Я так и не понял.

–   Я конца не видел,– хмуро отвечает Борис Николаевич.– Трубка села.

–   Смени.

–   Денег стоит.

–   Ну вот, сразу – денег. У тебя сколько по диагонали?

–   Сорок семь.

–   Тогда все в порядке. Стакан спирта можешь отлить?

Борис Николаевич молчит.

–   А,– вздыхает приятель.– Ты ведь у нас принципиальный.

Борис Николаевич молчит.

–   Ты ведь скажешь: спирт государственный. И кинескоп, скажешь, не твой.

Борис Николаевич молчит.

–   А чужое ты не берешь.

Борис Николаевич молчит.

–   Ты чего молчишь?– с надеждой спрашивает приятель.

С работы Борис Николаевич возвращается пешком: в руках ,у него обернутая в газету и обвязанная бечевкой хрупкая телевизионная трубка. От выпитого спирта жарко, приятно и мысли скачут, как воробушки.

«Хорошо в большом городе: иду с ворованной трубкой, а кто знает? А этой Шелкопрядовой, бедняге, каково было: маленький поселок, все знакомые... Здрасьте, почему с ворованной? Трубки третий год лежат, никому не нужны. Хотели у начальства установить, чтобы каждый шеф, не выходя из кабинета, видел, как у него люди трудятся. Потом решили: неэтично подсматривать...»

Походка у Бориса Николаевича шаткая, наглая.

«Перерождаюсь... Вызревало, вызревало и вызрело. А ты думал, одними вздрагиваниями ограничится?»

–   Осторожней!– кто-то отпрянул, слегка задетый свертком.

Борис Николаевич останавливается. На него с укоризной смотрит высокая крупная женщина.

–   Извините, размечтался,– улыбается он.

–   Мечтатель,– говорит женщина и прищелкивает языком.

«А хорошо бы познакомиться. Она, кажется, расположена».

Женщина неторопливо удаляется.

«Что это со мной? Никогда я не интересовался никем, кроме жены...»

Перед ним вдруг проносится вереница женских образов: сотрудницы в институте, соседки по дому, подруги жены, и все они кажутся ему тем или иным образом привлекательными.

«Ой-ёй-ёй! – думает Борис Николаевич.– Еще одна новая черта вызревает. Вот пошли-поехали: одна за другой, одна за другой. Что-то будет?»

НЕПРЕДСКАЗУЕМЫЙ ХАРАКТЕР

– Здравствуйте, доктор, извините, немного волнуюсь: впервые у психиатра. Я вообще-то на рынок шел. И вот вижу, платную поликлинику открыли, дай, думаю, зайду к глазнику... Уже догадываетесь? Полная неуправляемость. Непредсказуемый характер. Как поступлю в следующую минуту – понятия не имею. Удивляю себя постоянно. Когда началось? С самых юных лет. Хорошо, расскажу по порядку, пожалуйста... Вчера увидел очередь за стиральным порошком, решил, что он мне не нужен, и... пошел к прилавку. Пока шел, был уверен, что собираюсь очередь контролировать, а подошел – сам без очереди взял. Начать с детства? С детства так с детства, пожалуйста. В институте я влюбился в сокурсницу Н., а женился на М., причем до последней минуты был абсолютно убежден: где у М. папа работает – никакого значения не имеет. А когда в ЗАГСе расписывались, вдруг передумал: нет, имеет!

А на работе что творю! В прошлом году собирают нас: так и так, у директора скоро юбилей, а дача требует ремонта. Есть предложение помочь силами коллектива. Я говорю: «Мы ему покажем – силами коллектива!» Еще когда между грядками с клубникой шел, думал, сейчас в лицо ему скажу: «Совести у вас нет, Демьян Прокофьич! Чтобы кандидаты наук вам в рабочее время сауну стругали!» Единственное, что не изменила проклятая непредсказуемость, это – куда сказал. Как и собирался – в лицо: «Демьян Прокофьич! Нет для меня большей радости в жизни, как выстругать вам сауну в ударные сроки и с высоким качеством работ!»

А недавно, когда его снимали, было собрание, председательствующий спрашивает: «Кто хочет выступить?» Мысленно отвечаю ему: «Только не я», а вслух говорю: «Прошу слова». Пока иду к трибуне, перебираю, сколько хорошего помню о директоре, поэтому с трибуны так прямо и говорю: «Тут вышестоящие организации подняли вопрос о пребывании Демьяна Прокофьича на посту директора. Давно пора...» Вот так, доктор, что скажете?

–   Ваша болезнь...– доктор помедлил.– Она неизлечима. Извините. Ей-богу, не хотел говорить вам правды. Еще когда рот открывал, был уверен, что посоветую контрастный душ. Видимо, от вас заразился,– пошутил он,– С вас... Отлично помню: пока слушал – собирался пять попросить, и вот... с вас четвертной, и мы в расчете.

–   Пожалуйста, пожалуйста... Еще когда в поликлинику входил, сказал себе: дашь ему, ухогорлоносу, сколько скажет. Прошу...– Посетитель припечатал к столу металлический рубль и направился к дверям.– Так и знал, что неизлечима...

Доктор побагровел. Схватил металлический кружок, размахнулся, собираясь запустить им в спину посетителя... но положил в карман.

Часом позже его недавний пациент, сидя в прогулочной лодке, налегал на весла, выгребая к середине городского пруда, и при этом говорил хорошенькой девушке, расположившейся на корме:

–   Когда женился, был непоколебимо уверен, что отныне другие женщины для меня не существуют... И вот...

Хорошенькая девушка щурилась от солнечной ряби и понимающе кивала: ещё полчаса назад она была уверена, что идет на работу.

КАК ПОМОЧЬ!

У нас в доме все люди как люди, и всё у нас есть, потому что мы всегда друг другу до получки одалживаем. Только у Загогулина все не как у людей. Неустроенный какой-то и невезучий. И образование-то у него – три класса, четвертый – коридор. И профессии-то у него нет – то пивом торгует, то арбузами, то бутылки принимает, то клюкву сдает. И «Волга»-то у него старая, и дача-то у него у чертей на куличках – в Крыму. И дети непутевые. Сперва в обычной школе учились, потом их в спецшколу перевели, для умственно отсталых. Но и там не прижились: отец их в другую спецшколу перевел, тоже для умственно, но одаренных. Нет, в общем-то не безнадежные ребятишки: старшенький уже выучился латинскими буквами в лифте писать. А младшенький – человек большой мечты. Я его как-то спросил:

–   Куда после школы собираешься? Кем будешь?

Он по «дипломату» постучал, в котором букварь третий год носит:

–   Им вот буду. Забыл, как называется. Который в других странах живет.

А жену Загогулина вообще не видим: как кольца надела, так дома и сидит. Снять жалко, а выйти страшно.

А сам – во двор въедет, «Волгу» в гараж поставит, сумку набитую тащит – лица на нем нет. Одна рожа. Так его жалко!

Как-то волок он сумку, а она перед подъездом и лопни. И вся ерунда, что в нее затолкана была, посыпалась: и вырезка, и севрюга, и колбаса твердая, и крабы, и шпроты, и рябина на коньяке. Говорю же – невезучий. Сел он на ступеньку, сидит, грусть на лице неописуемая. Я подошел, предлагаю:

–   Вам помочь? Я имею в виду – дотащить?

Глянул он на меня мрачно. Говорит:

–   Дотащить я и сам дотащу. Но ведь еще и сожрать надо...

А дача эта крымская? У нас, у кого участки в садах,– что за проблема: сел в электричку – через час-два на месте. А ему в аэропорт да потом из Симферополя до побережья добираться. А еще билет достань – летом. И так каждую субботу. С ума сойдешь!

Я его как-то встретил вечером в воскресенье – с дачи он прилетел. Распаренный, злой.

–   Безобразие!– говорит.– Не знаете, куда написать, чтобы на самолет проездные билеты продавали?

Я говорю:

–   Может, вам до получки одолжить? Если мы всем домом сложимся – вам на недельку хватит.

Он так разволновался, прямо побелел. Но ничего не ответил. Гордый. Так его жалко. Всем домом мучаемся: как помочь человеку, чтобы жил, как все?

ДАЛЬНИЙ ПРИЦЕЛ

Встретил я на улице одного знакомого, поздоровался, хотел мимо пройти. Не то чтобы я его недолюбливал, но очень уж он деловой, всегда найдет просьбу. И действительно:

–   Старик! Как хорошо, что встретил. Я же тебя ищу! Но сначала поздравь: сын родился!

–   Поздравляю.

–   Нет, по такому случаю мы с тобой должны принять!

Затащил меня в павильон, где шампанское на разлив. Подняли мы по бокалу. Он говорит:

–   Читаю, читаю тебя. Растешь.

–   Чего там,– смутился я. А сам думаю: что же это за просьба, если не сразу приступает? Не дай бог, попросит фельетон написать против каких-нибудь своих врагов. У него почему-то вечно вокруг враги.

Он говорит:

–   У меня к тебе будет просьба: моего Вовку по литературе подтянуть. Порепетировать перед аттестатом зрелости, а потом – перед вузом.

–   А кто это – Вовка?

–   Как кто? А за кого мы сейчас пили? Сын! Вовкой назвали.

–   Позволь... Так это же через семнадцать лет будет?!

–   Старичок,– говорит он,– а в какое время живем? Писатель, а не чуешь. Сейчас главное – дальний прицел. Присмотрел я Вовке вуз в столице. Какой, пока не скажу, чтоб не сглазить. Но дико престижный. Так что, сам понимаешь, и аттестат нужен будь здоров, и подготовка. По иностранному и истории я уже репетиторов нашел. Перспективные мужики. Кандидаты наук. А к тому времени наверняка докторами станут. Сейчас пробиваю Вовку в теннисную секцию. Ох, трудное дело. Но надо: в этом вузе теннис – обязательно. Престижный спорт. Теннис и горные лыжи. Есть тут на примете один мастер. Договорились, когда закончит карьеру, свои австрийские лыжи для Вовки продаст. Ну, а насчет тебя как?

–   Да зачем я тебе? Откровенно говоря, рядовой литератор, каких много.

–   Старик, откровенность за откровенность: договариваюсь не только с тобой. За семнадцать лет кто– нибудь из вас да пробьется. Еще и лауреатом станет. Представляешь: репетитор – лауреат?

–   Ладно,– соглашаюсь.– При условии, что я к тому времени стану лауреатом... Но до чего же ты деловой! Все предусматриваешь. А я вот даже в текущих делах как-то не успеваю.

–   Старик, ты что?! И я не успеваю. С Вовкой кое-как успеваю, но ведь еще Леночка. Еще Сашка.

–   А это кто такие?

–   Вовкины дети. Мои внуки, стало быть.

Ну, думаю, определенно у кого-то из нас в голове помутилось. Нельзя шампанское днем пить.

–   Да нет,– говорит он,– их, конечно, еще нету. Но ведь будут рано или поздно.

–   А откуда ты знаешь, что будут именно мальчик и девочка?

–   Кто говорит «и»? «Или». Но прорабатывать-то надо оба варианта. Перспективу надо видеть, старик. Время такое—дальний прицел.

ТЕРПЕТЬ И ЖДАТЬ

Всем, кто в канун Нового года предается грусти из-за того, что опять не все успел совершить, я говорю: терпение, друзья! Терпение и еще раз терпение. Время само решит ваши проблемы. Для доказательства начну с такого факта. Пятнадцать лет назад у нас во дворе счастливый обладатель «Жигулей» поставил гараж. Какие страсти закипели: «Шумит! Дымит!» Терпение, сказал я соседям по дому – и настанет время, когда этот гараж не только перестанет раздражать вас, но и будет вспоминаться как украшение двора. Сегодня во дворе двадцать гаражей-коробок плюс подземный на тридцать боксов, и жильцы, вспоминая о том времени, когда стоял один-единственный, говорят: как было славно!

Примерно в те же годы мой сосед, инженер, сделал важное изобретение. Внедрить никак не мог. Сколько писем и жалоб он рассылал! Приходил ко мне в полном отчаянии: что делать?! Я неизменно отвечал: «Терпеть и ждать». Наконец он послушался меня – и не пожалел. Через десять лет кто-то повторил его изобретение за рубежом. И вот на днях сосед сообщил, что закупленное по лицензии оборудование уже прибыло в цех! Так было вознаграждено его терпение.

Иногда все-таки приходится действовать и самому, но опять-таки в первую очередь – терпеливо. Когда я въехал в этот дом, кто-то постоянно украшал наш подъезд веселыми надписями, например: «Тут жевут одне дурачьки». Судя по почерку, это был ребенок. Первая мысль: поймать и наказать. Терпение, сказал я себе, терпение. И ограничился тем, что исправил в надписи грамматические ошибки. Шли годы. Тверже становился почерк шалуна, резче и остроумнее – содержание надписей. Но главное: мальчик не только выучился писать абсолютно грамотно, но и освоил надписи на английском языке!

Наконец, самый красноречивый пример —тоже, кстати, с ребенком. Когда пятнадцать лет назад я получил квартиру, то вместе с ней, за стеной спальной, получил мальчика, которого тогда только начали учить музыке. Годами я терпел его гаммы, потом пьески. «Жили у бабуси два веселых гуся...» Эта мелодия вошла в мое сознание и даже в подсознание, но я терпел... Сейчас этот мальчик – лауреат международного конкурса пианистов, популярный солист. Но дома занимается с прежним усердием. И теперь... догадываетесь? Кто-то мерзнет у филармонии: «Нет лишнего билетика?» А я слушаю бесплатно, не выходя из квартиры. Могу – лежа на тахте. Но из уважения к таланту надеваю выходной костюм, сажусь в кресло, лицом к стене. Часто приглашаю соседей, родственников, друзей. Все приходят нарядные. У всех прекрасные места – в первом ряду. Между частями мы аплодируем. В конце вызываем на бис. Жаль, не видно, как кланяется. Но в остальном все как в филармонии. Только дома. Разве не стоило терпеть каких-то пятнадцать лет?

Вот поэтому всем, кто в канун Нового года грустит над нерешенными проблемами, я говорю: терпение, друзья, терпение! И все решится само собой.

ДЕЛО – ТАБАК

1 января. С сегодняшнего дня бросаю курить!!! Говорят, самые трудные дни – третий, одиннадцатый, семнадцатый. Но моя воля непреклонна!

1 января. Не курю уже один час сорок минут. Сигарет в квартире нет: вчера все выбросил в мусоропровод.

1 января. Не курю уже два часа двадцать три минуты. А вдруг я не все выбросил?

1 января. Не курю уже два часа двадцать восемь минут. Странно, в летнем плаще всегда оставалась пачка, куда она делась? Отвлекаюсь расчетами. Оказывается, каждые три месяца я прокуривал велосипед, каждые три года – мотоцикл, а за пятнадцать лет прокурил минимум «Москвич».

1 января. Да черт с ним, с «Москвичом»! Сейчас придется одеваться, идти... Но что делать: морально, оказывается, еще не готов. Брошу в ближайший понедельник.

1 января. Все-таки у меня есть воля! Вошел в магазин, постоял перед витриной, понюхал... и вышел!!! Оказывается, если беспрерывно что-нибудь жевать, можно отвлечься.

7 января. Грандиозный аппетит! Не успеваю закупать продукты.

12 января. Не зря боялся одиннадцатого дня. До утра варил и ел макароны. Чем так мучаться, уж лучше курить.

1 февраля. Не курю уже месяц! И не хочется! Почти. Сегодня снилось, что курю. Проснулся и, чтобы успокоиться, сварил макароны. Помогло.

7 марта. Сегодня поздравляли наших женщин. Меня приглашали танцевать чаще других. У нас очаровательные женщины. Но почти все курят. Какой ужасный запах исходит от их волос!

1 апреля. Три месяца! Ура! Виват! Банзай! Сегодня утром на остановке поймал себя на мысли: зачем эти мужчины в ожидании автобуса вставляют в рот белые палочки и выпускают из них дым? Что, от этого автобус быстрее придет? Подумать, три месяца назад я был таким же! Теперь я совсем другой человек: здоровый, свежий, сильный. И толстый. Вот это жаль...

10 апреля. Историческая дата: ровно сотый день некурения. Собрал небольшой дружеский круг, отметили это событие В торжественной обстановке выкурил символическую половинку сигареты. Какая гадость...

15 апреля. Курю по символической сигарете в обеденный перерыв. Ничего страшного, а все-таки контакт с коллективом. В курилке, как правило, самые интересные новости.

25 апреля. Курю по символических полпачки. Ничего не поделаешь: неожиданно начал худеть, а от этого немного нервничать.

19 июля. Опять юбилей: сотый день курения... Те же символические две пачки в день, что и раньше. Страшно похудел, вываливаюсь из всех брюк, пришлось купить новые. Знал бы, тогда не выбрасывал. Что за дурацкая идея бросать курить: одни убытки. Гляжу на некурящих и удивляюсь: еще три месяца назад я был таким же. Теперь я совсем другой человек. Даже кашель изменился. До того, как я бросал курить, он был хриплый, а теперь стал звонкий.

31 декабря. Решено: с завтрашнего дня бросаю курить!!! Теперь у меня есть опыт. Теперь я знаю, что бояться надо не третьего дня и не одиннадцатого с семнадцатым, а сотого. Если не курить сто дней, можно скопить деньги минимум на сто пачек сигарет.

МОИ ЗАНЗИБАРЫ

Я за границу не езжу. Но не потому что дороговато. А потому что: зачем? Мне говорят: а новые впечатления? Встречи с незнакомой жизнью? А я отвечаю: для этого не надо так далеко забираться. Совершенно небывалые и свежие впечатления можно получить, выйдя из дому, на первом же шагу. Если только посмотреть вокруг так, будто никогда ничего этого не видел, и здешние обычаи тебе незнакомы, а на местном языке не понимаешь ни фига. И поверьте, как только дашь себе такую установку, все вокруг становится Филиппинами. Или Японией. Словом, куда ни глянь, сплошные Занзибары.

Вот в субботу утречком выхожу я из дому. С авоськой. Кто-то, может, подумает, что я за картошкой отправился. А я – интурист. В Занзибаре. Как интересно! Все странное, любопытное, манящее. Деревья стоят – без единого листика. По веткам птички прыгают. Описать их невозможно. Единственно кого напоминают – наших воробьев. И погода, кстати, такая и у нас бывает. Вчера растаяло, а сегодня подморозило. Скользко. Песком нигде не посыпано. Но это и понятно: для них такая погода – большая редкость. Может, раз в сто лет. Им и способ такой неизвестен – посыпка льда песком. А может, с песком перебои? Все-таки юная страна, недавно из цепей. Гляжу на прохожих занзи– барцев: как же они переносят минус? Но замечаю: идут спокойно. И все – в теплой одежде. Пальто драповые. Шубы даже на некоторых. Овчины. Буквально как у нас. Да что удивляться: у нас и закупили. Сердце наполняется радостью: крепнут торговые связи молодой республики.

Прохожу мимо сквера, а там, на скамеечке, группа молодых людей с национальными инструментами. Вроде наших гитар. Одеты ребята в национальную занзибарскую одежду: цветные куртки, джинсы, дутые сапоги. Поют громко, с воодушевлением. На наш слух музыка, конечно, странная. Даже такое ощущение, что фальшиво звучит. Но что тут скажешь: это на наше ухо. Стало быть, такая традиция. Такой занзибарский мелос. Все– таки выковывался в джунглях. Там же все сплошь заросло: петь надо громко. И потом – обезьяны верещат. Слоны трубят. Это влияет. Интересно, о чем поют? Возможно, выражают надежды на будущее. В образной форме. А может быть, высказываются на вечные темы, волнующие молодых людей всего мира.

«Крошка в баре заловила кайф...»

Красив занзибарский язык. Жаль, слов не понимаю.

Отмечаю для себя интересный обычай местной молодежи собираться в субботу по утрам и петь народные песни. Иду дальше. Изучаю архитектуру. Бросается в глаза необычное здание: три этажа бетонных перекрытий, а выше торчат бетонные же столбы в таком поэтическом, что ли, беспорядке. Огромные незастекленные проемы. И в некоторых сложены высокими грудами кирпичи. Живописно расположены. Правда, близко к краю. Я на всякий случай подходить не стал: еще свалится на голову кирпич. Понятно, занзибарский. Экзотика. Дома такой – захочешь, не свалится. Но все– таки ни к чему. Красивое здание! Напоминает высотную гостиницу, которую возле моего дома строят пятнадцатый год.

Иду дальше. Что бы еще поглядеть? А не познакомиться ли' с местной торговлей? Вот, кстати, магазин. Овощной. Вхожу. На полках щедрые дары занзибарской осени. Плоды, естественно, незнакомые. Вот любопытный овощ. Похож на нашу морковь, но чем-то обмазан. Чем-то вроде чернозема. Может, специально обмазывают, чтобы запекать? Как рыбу в кляре. Спросить бы. Жаль, языка не знаю. Арядом – надо же! Капуста! Кочаны – в точности как у нас. Но предварительно глубоко проморожены. Аж иней сквозь листья проступил. Ну, понятно. У них ведь жара. Капуста с проморозкой, наверное, лакомое блюдо.

Что приятно, очереди нбт. У нас в овощном, сравниваю, когда очереди нет? Когда, допустим, картошку не завезли. Или завезли, но грузчики отдыхают. Так что хоть и завезли, а все равно что не завезли.

Очереди, значит, нет, а стоит у прилавка всего одна покупательница. Симпатичная занзибарская старушка. А продавщица – молоденькая занзибарка. Красивая. Похожа на Веру из нашего овощного. По занзибарскому обычаю, вся разукрашена: кольца, браслеты, серьги.

Прислушиваюсь к их разговору.

–   Милая, картошки-то не завезли еще?

–   А у тебя, что, глаз нет? Сама не видишь?

Интересно, о чем они говорят? Жаль, не понимаю.

А беседа у них все оживленнее. Можно сказать, с переходом на крик. У нас когда так кричат – ясное дело: ругаются. А у них – кто их знает. Может, обсуждают успехи занзибарских овощеводов.

Но тут появляется грузчик и приносит картошку. Старая занзибарка покупает, сколько ей надо, и уходит. Наступает моя очередь. Как же мне обратиться? По– занзибарски ни слова не знаю. По-английски попробовать? Международный язык. Да ведь со школы не пользовался. Как это... Гив ми плиз... Значит.– дайте, пожалуйста. Пять – файв. Ну, кило и по-английски кило. Картошки. А как она по-английски? Не помню. А продавщица уже говорит мне что-то на своем занзибарском. Довольно громко. И сзади занзибарцы торопят. Как-то незаметно набежали в изрядном количестве. Тоже торопят и тоже громко. Эх, братцы, думаю, с удовольствием покричал бы вместе с вами об успехах ваших овощеводов, да нет слов. А сзади занзибарец уже в спину мне стучит, как в дверь. Интересный обычай: у нас, когда здороваются, руку подают, а у них стучат в спину. Но как же, черт ее побери, картошка?! Эх, была не была. Спрошу по-русски. А вдруг кто-нибудь из них изучал?

–   Мадам... Гив ми картошки файв кило!

И вдруг она мне говорит:

–   Чего ты ломашься? Выпил? По-русски не можешь сказать?

Причем произносит эти бесконечно родные и знакомые мне слова без малейшего акцента!

–   Ой,– говорю.– Конечно, могу. Пять кило картошечки, будьте любезны!

Получил я картошку, а уходить не хочется. Привлекательная девушка: симпатичная и по-русски шпарит. Спрашиваю:

–   Вы где научились так разговаривать?

Она говорит:

–   А чем тебе не нравится, как я разговариваю?

–   Нравится! Просто любопытно: кто научил?

–   Жизнь,– отвечает,– научила. С вами, охламонами, только лаяться, а по-другому не поймете. И давай вали, не мешай работать.

Чудеса! Рядовая продавщица в далеком занзибарском магазине—и не просто владеет языком, а непринужденно включает в речь фразеологические обороты и элементы жаргона! Вот только...

–   Вот только вам не объяснили, что в русском языке к незнакомым людям обращаются на «вы».

Она говорит:

–   О! Интурист нашелся! Езжай, откуда приехал, там с тобой на «вы» поговорят.

Я говорю:

–   К сожалению, там, откуда я приехал, в этом вопросе свои проблемы.

–   Вот видишь. У тебя свои проблемы, у меня свои.

На том и раскланялись.

Возвращаюсь из Занзибара домой, чищу картошку, варю. А тут как раз родственники приходят. Расспрашивают, что новенького. Да вот кое-где побывал. Привез кое-что. Пожалуйста.

Угощаю их занзибарской картошкой. Сначала осторожно пробуют, а потом разогнались. Хвалят. Дядя Коля поел с аппетитом и говорит:

–   Хороша, но – ты не обижайся – наша лучше.

–   Я,– говорю,– не обижаюсь. У нас вообще лучше.

А дядя Коля посмотрел на меня внимательно и спрашивает:

–   А мог бы ты там остаться? Только честно?

–   Если честно... Встретил я там одну девушку. Красивая, а главное, по-русски и говорит и понимает. Очень привлекла. А с другой стороны – что, у нас девушки хуже? Вот Вера из нашего овощного. Тоже красивая, и одета не хуже, и по-русски – не слабей той занзи– барки. Нет, никакого смысла там оставаться. Но побывать там разок, другой, вот как сегодня, в субботу утречком – можно. И полезно, и поучительно. Есть, как говорится, что сравнить.

ЗАКРЫТЫЕ ДАННЫЕ

Меня очень хорошо обслужили в одном небольшом кафе. Я зашел к директорше и от души поблагодарил.

–   Благодарят многие,– она вздохнула.– А кто бы помог...

–   Пожалуйста. Могу написать в газету. А в чем ваши проблемы?

–   План большой. А помещение маленькое. Выполняем с превеликим трудом.

–   Так. Сколько у вас мест?

–   Двадцать четыре.

–   А план? Я имею в виду – в рублях?

–   Ну, конкретно, в рублях, не надо. Без разрешения треста я вам все равно не имею права сказать.

Я удивился:

–   Что же тут запретного?

–   Это уж не мне судить...

Любопытство привело меня в трест, к ответственному работнику.

–   Нет, я не могу назвать вам товарооборот этого кафе, да и любого другого. Это закрытые данные.

–   Какие же они тогда данные? Данные – кому? И зачем их закрывать?

–   Видите ли, по товарообороту одного кафе, зная,

сколько их в городе, можно примерно вычислить товарооборот всего нашего треста. Зная, сколько таких трестов в республике,– товарооборот по республике. А зная, сколько у нас республик, они могут вычислить, сколько дают все кафе страны. Ну, а с такими данными...

–   Простите, кто – они?

–   Не будьте наивным,– поморщился собеседник.– Вы меня понимаете.

–   Хорошо, а зачем им знать, сколько дают кафе?

–   Мы с вами не знаем, зачем им это знать, но они – знают.

Тогда я произнес небольшую речь.

–   Дорогой товарищ,– сказал я.– У нас действительно есть тайны, которые следует тщательно охранять, и есть данные, которые нужно держать крепко закрытыми – для безопасности государства! Но все остальное мы имеем право знать!

Мы хотим, например, знать, как работает наша славная милиция, чтобы преступников было все меньше, но чтобы находили их все чаще. А если статистика по какому-нибудь пункту покажет обратное, мы постараемся выяснить, чего или кого не хватает. Может быть, чуть-чуть не хватает добросовестных работников. А может, попросту перебои с овчарками. Главное, знать, сколько тех и этих и сколько нужно этих, чтобы как можно меньше было тех. Кстати, госавтоинспекция регулярно дает статистику происшествий на дорогах. Не знаю, как на кого, а на меня это действует. То и дело перехожу дорогу только на зеленый...

Терпеливо выслушав мою речь, мой собеседник сказал:

–   Вы не учитываете одну очевидную вещь: некоторые данные, если их сообщить, могут произвести невыгодное впечатление. Об этом вы не подумали?

Каюсь – не подумал... И я стал размышлять. А в самом деле, зачем, например, печать, радио и телевидение сообщают нам результаты спортивных соревнований даже, в тех случаях, когда наши проиграли? Почему бы не сообщать примерно так: «Бег на 10 000 метров участники закончили каждый со своим результатом». Ведь если сообщить, что первым был турок, а вторым наш с разрывом в три секунды, то по логике моего собеседника это может произвести невыгодное впечатление. Кто-то может подумать, что турки обгоняют нас на три секунды не только в спорте. Или – что они обгоняют нас не только на десять тысяч метров. Но и на одиннадцать.

А представьте себе такую сценку в конторе знакомств. Приходит мужчина выбирать подругу жизни, а ему говорят:

– Уважаемый жених, вас, понятно, интересует возраст невесты, ее рост, внешний облик, а также наличие у нее детей от предыдущих браков. К сожалению, все это закрытые данные, и если сообщить, они произведут на вас невыгодное впечатление...

Нет, давайте все же приоткроем кое-где закрытые данные. Вернем термину истинный смысл. Данные должны быть даны. Даны одними и взяты другими – на пользу, на дело. А в результате, я уверен, данных, которые нас радуют, станет больше.

МОЛОДЕЦ, СЕРВАНТЕС!

В маленьких городах свои законы жизни. В частности, приезжих здесь как бы не предусматривают. Например, водитель автобуса остановок не объявляет: ему и в голову не приходит, что кто-то может их не знать. Или вход в учреждение оказывается не там, где табличка, а с противоположной стороны здания, где три подъезда для жильцов верхних этажей, и вот в один из них нужно войти, а в какой – догадайся. Найдешь, выскажешь недоумение, а тебе: «Ой, а наши-то все знают!»

Зато таких славных уютных гостиниц, какие встречаются в маленьких городах, в больших не найдешь. В большом городе гостиница из стекла и камня, живешь, как в витрине. А в Энске, о котором здесь речь, гостиница деревянная, в ней дышится легко. Полы крашеные. Занавески, коврики, покрывала – все какое-то домашнее. В коридорах – пальмы и фикусы в кадках. Фикусы! А как с улицы войдешь – уютный вестибюль, из которого в две стороны убегают винтом деревянные лестницы с резными перилами. Под одной из лестниц дежурная в конторке. По вечерам – как в фонарике. Вдоль стен диваны, те еще, со спинками и полочкой. С валиками. Прелесть! А над лестницами, от стены и до стены, растянуто полотнище, и на нем белым по алому написано: «Ничто не ценится так дорого и не обходится нам так дешево, как вежливость». М. Сервантес. Каково? Это вам не безликое «Добро пожаловать!» А мне тем более понравилось, что Сервантес у меня – из самых любимых писателей. Я его не только за творчество уважаю, но и за биографию. Героический был старик. И как бы ему приятно было узнать, что через три с лишним века его эффектное высказывание будет в виде тактичного девиза украшать гостиницу в маленьком городке, на другой, можно сказать, стороне земного шара – по отношению к Испании. На века сказанул – молодец!