Текст книги "Избранные труды. Теория и история культуры"

Автор книги: Георгий Кнабе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 95 страниц)

Второе обстоятельство: то, что было спето, воспринято, разнесено и совпало с временем, представляло собой сублимацию опыта, пережитого в 30-е годы, его очищение и светлый миф. Окуджава и его слушатели прекрасно понимали мифологическую природу создаваемого образа Арбата. Начать с того, что в свой двор поэт, «вернувшись в Москву, ни разу не заходил» 85. Не заходил, другими словами, с 1940 г., так что двор, «где каждый вечер все играла радиола», где по весне «и веселье, и смех», двор, который поэт навсегда «уносит с собой», отодвинут почти на 20 лет в дымку детских воспоминаний, – ретроспективный образ, а не реальность 86. В позднейшие годы последовал ряд выступлений в концертах и по телевидению, где поэт вносил весьма существенные коррективы в образ, им же созданный. Выяснилось, например, что прототип Леньки Королева был просто хулиган и мерзавец, что «на арбатском дворе» были не только «веселье и смех» и не только «играла радиола», но рядом с золотым – и куча подлого. При этом – классическая черта мифа, – осознаваясь как вымысел, тот же Арбат продолжал сохранять привлекательность, чем дальше уходил от реальности, тем упрямее окутывался в элегические тона. Признания указанного рода годами чередовались с прежними, элегически идеализированными, пока наконец в 1982 г. не возникло стихотворение «Все кончается неумолимо / Миг последний печален и прост…», где все акценты оказались расставлены и ми-

1008

фологическая природа образа Арбата раскрыта с почти научной точностью:

…лиловеет души отраженье —

этот оттиск ее беловой,

эти самые нежность и робость,

эти самые горечь и свет,

из которых мы вышли, возникли,

Сочинились…

И выхода нет.

Арбат раскрывается как отражение души, проекция ее содер-ания в историческую реальность и при этом не всего, что есть в душе, а лишь беловой, очищенный и обеленный ее «оттиск». «Оттиск» чего? Прежде всего собственных чувств, наших чувств, какими они были некогда, как сказано в другом стихотворении, «когда Арбат еще существовал»: горечь и нежность, робость и свет. Из тех чувств и образов, которые мы в ту арбатскую эпоху несли в себе, которыми жили, – из них мы не только вышли, возникли, но и сочинились. Реальность видна здесь через воспоминания и чувства, которые ее отражают, но и сочиняют, и при этом «перебеляют». Они – часть меня, часть моей жизни и потому мне бесконечно дороги:

Как я буду без вас в этом мире,

протяженном на тысячи верст…

Но того мира больше нет. Нет его вовне: «Все кончается неумолимо. / Миг последний печален и прост». А потому нет оснований продолжать и славить его образ, с которым мы разлучены отныне и навечно, «и спасаться от вечной разлуки / унизительно мне и смешно». Написано стихотворение в 1982 г. в самый разгар арбатской эйфории, бесчисленных собраний и публикаций, бесчисленных оплакиваний «нашего Арбата», проклятий по адресу тех, кто его уничтожил, требований его сохранить и даже вернуть. Окуджава отдал им дань, но он не мог и не хотел «жить с головой, повернутой назад» 87. Миф есть миф – пограничье реальности и надежды, образа внешнего и внутреннего. И выхода нет.

Третье обстоятельство. Содержанием мифа была особая жизненная установка, которой Булат Окуджава оставался верен всю жизнь и с исчерпанием которой он из жизни ушел. Сформулировать ее на языке анализа и академически однозначных определе-

1009

ний затруднительно. В начале поэт обозначал ее словами: «Возьмемся за руки, друзья, / Чтоб не пропасть поодиночке», потом – «Надежды маленький оркестрик под управлением любви», в конце —

Они сидят в кружок, как пред огнем святым, забытое людьми и богом племя, каких-то тайных 88дум их овевает дым, и приговор нашептывает время.

У Окуджавы удивительно много местоимений множественного числа – «мы», «вы», в сущности, он всю жизнь писал об одном – о «мы» и о «вы» как «мы», о тесном человеческом содружестве единомышленников и единочувствующих. В этом единении были сплетены разные нити: поначалу – верность социалистической утопии («Сентиментальный марш», 1957) и стране, ее осуществлявшей подчас вопреки самой утопии («Былое нельзя воротить…», 1964), потом, все чаще, – друзьям («А мы швейцару…»), другая -хотя и все та же – нить: отрада солидарности с родным ночным городом и всеми, кто потерпел в нем «крушенье, крушенье» («Полночный троллейбус», 1957), с традицией культуры и чести – в России («Проводы юнкеров») и вместе с ней, вне ее – на Западе, в Европе («Капли датского короля», 1964), но чем дальше, тем больше – с интеллигенцией («По прихоти судьбы…», 1982), в конце -со всеми, кто живет теми же чувствами и способен их разделить («У поэта соперника нету…»).

…Итак, поначалу– верность социалистической утопии и стране, ее осуществлявшей подчас вопреки самой утопии; тесный круг друзей, связанных общими воспоминаниями, узнавших, «что к чему и что почем и очень точно», и тем не менее сохранивших чистоту помыслов; традиция культуры и чести – здесь и там; интеллигентность как основа содружества – все это и есть Арбат Окуджавы, Арбат в нераздельности вымысла, окрашенного реальностью, и реальности, окрашенной вымыслом. «Мы начали прогулку с арбатского двора, / к нему-то все, как видно, и вернется» 89, «Арбатство, растворенное в крови, неистребимо, как сама природа…» 90.

Истребимо. Не вернулось и не вернется. Переживание времени и города, мира и истории на основе отрадного и, несмотря ни на что, не покидающего тебя чувства содружества. Способность видеть в другом такого же человека, как ты сам, и уважать его права, а на этой основе переживать и потенциальную солидарность с ним – выявленная и выраженная Окуджавой суть «арбатского тек-

1010

ста» русской культуры, всей демократической русской интеллигенции. Но такого рода переживание предполагает, помимо лирического наполнения и мифологизации, определенный тип исторической реальности и общественных отношений. Уничтожаемые советским режимом, истончаясь и уходя из жизни, объективная возможность интеллигентского мировосприятия, его этика и его ценности продолжали в ней жить вплоть до середины 80-х годов, когда оказались полностью исчерпанными в реальности нового типа.

Обратим внимание на нечто самое простое и очевидное.

Интеллигенция, которую знали и к которой принадлежали до-ыне действующие поколения, отличалась определенными каче-твами, от сущности интеллигенции неотделимыми. Их было мно-о, положительных и отрицательных, о некоторых мы пытались ~,ать представление на предшествующих страницах, но было, во всяком случае, среди них одно, имеющее капитальную, принципиальную важность: материально-бытовая непритязательность, жизненная активность, измеряемая способностью обеспечить себе и семье достаточно средств для хотя бы минимального культурного досуга, но исключающая восприятие обогащения как цели и самодовлеющей ценности. При всех превратностях и поворотах судьбы, при всех ужасах, выпавших на русскую долю за последние сто лет, с 90-х годов прошлого века до 90-х годов нынешнего, возможность так существовать сохранялась. Она могла подрываться извне, в силу условий, но не обесценивалась как внутренняя норма интеллигентского бытия. Сейчас она ушла или уходит, внутренне обесценивается. Чтобы функционировать в качестве интеллигента– держать руку на пульсе времени, следить за духовным развитием в стране и в мире, располагать необходимой для этого неимоверно разросшейся информацией и средствами для ее хранения, классификации и использования, – нужен не только высокий материальный уровень, заботы о котором всегда были интеллигентному человеку чужды, но нужна также в прошлом не менее ему чуждая (или, во всяком случае, бывшая для него не всегда обязательной) высокая степень практической активности, подвижности, вовлеченности в конкурентную эмпирию времени. Теперь это становится обязательным. Какое уж тут «не нас калач ржаной поманит», какой «неспешный пир души», какое «возьмемся за руки, друзья».

И только не надо никакого манихейства. Проклятия, которые так часто приходится слышать по адресу злых сил и злых людей, уничтоживших «наш Арбат», помешавших «нашей интеллиген-

1011

ции» сохраниться такой, какой она была 100, 70, 30 лет тому назад, можно понять, но суть – самая суть – не в них. Арбатский человек Булат Шалвович Окуджава некогда написал строку: «Как вожделенно жаждет враг нарушить связь у нас в цепочке», но изменил ее, и на будущее, навсегда нам осталась другая редакция: «Как вожделенно жаждет век(курсив мой. – Г.К.)нарушить связь у нас в цепочке». История, заметил арбатский человек Александр Иванович Герцен, состоит из концов и начал 91.

Примечания

1Топонимия арбатского и примыкающих районов непоследовательна и неустойчива. На протяжении XIX в. выработалась система названий, в общем дожившая до революции. В 1921 – 1922 гг. особая комиссия Моссовета занялась переименованиями, как говорилось в постановлении о ее создании, «по археологическому принципу». Улицам и переулкам были возвращены названия по древним урочищам или владетельным фамилиям. Именно тогда Первый Ушаковский переулок, например, стал Коробейниковым, а Второй – Хилковым, Обухов переулок – Чистым, Георгиевский – Вспольным и т. д. Но одновременно началось и продолжалось почти до конца века новое переименование (нередко тех же улиц и переулков) по именам и событиям, признанным актуальными для советского режима. Так, Пречистенка стала улицей Кропоткина, Остоженка – Метростроевской, Большой Афанасьевский переулок – улицей Мясковского, Малая Никитская – улицей Качалова, а Поварская – улицей Воровского. При этом, однако, обе Молчановки остались Молчановыми, Скатертный – Скатертным, Хлебный – Хлебным и т. д. Наконец, в последние годы, в эпоху перестройки и реформ, улицам и переулкам Арбата стали в массовом порядке возвращать старые названия, причем не всегда было понятно, что значило «старый». В этих условиях выдержать сколько-нибудь последовательную и исторически однородную систему топонимов оказалось невозможным. В настоящей статье используются названия, которые были в ходу у коренных жителей района в те годы, которым статья прежде всего посвящена. Тогда почти никто не называл Борисоглебский переулок улицей Писемского и лишь немногие очень пожилые люди, слегка кокетничая своим консерватизмом, продолжали называть Плотников переулок Никольским. Система эта капризна, непоследовательна и в известной мере субъективна, но обеспечивает хоть какую-нибудь (в этих условиях, по-видимому, единственно возможную) историческую приуроченность изложения.

2Материалы некоторых таких собраний публиковались. См., в частности, журнал «Архитектура СССР» за июль—август 1986 г. и следующее примечание (3).

3Из опубликованных в указанном номере «Архитектуры СССР» выступлений на данном совещании С.С. Аверинцева, В.Л. Глазычева, Л.И. Невлера.

4Орган Главного управления внутренних дел Мосгорисполкома «На боевом посту» (1985. 26 окт. С. 4).

5Где жили Пушкины? // Веч. Москва. 1983.

6Цит. по: Романюк С.Улица Немировича-Данченко, 6. Сер. «Биография московского дома». М., 1983. С. 24.

7Воловий Н.М.Пушкинские места Москвы и Подмосковья. М., 1979. С. 222-230.

8Из письма известного гравера Иордана художнику А.А. Иванову. Цит. по: Земенков Б. С.Гоголь в Москве. М., 1954. С. 115.

9Из письма Е.М. Феоктистова И.С. Тургеневу от 25 февраля 1852 г. Цит. (без указания даты) там же.

1012

10Зарегистрированные Б.С. Земенковым (см. прим. 8) 92 московских адреса, связанные с Гоголем, распределяются следующим образом: район Немецкой слободы и Басманных улиц – 4 (4%), окраины и пригородные имения – 13 (14%), район Арбата – 21 (23%), центр города – 54 (59%).

и Из архивных разысканий Т. Плясовой (опубликованы в краткой форме в журн.: Наука и жизнь. 1984. № 7. С. 122-127) видны не только тяготение Тютчева и лиц ему близких к району Малой Дмитровки и Страстной (Пушкинской) площади, но и значительная интенсивность культурной жизни в этих местах, ничего общего с Арбатом не имеющих. Родители Тютчева после 1843 г. жили на Садовой-Триумфальной в д. 25 (не сохранился); приезжая в Москву, Тютчев останавливался у Сушковых (Старопименовский, д. 11), летом 1863 г. с Денисьевой – в доме баронессы Корф (парадный фасад выходит на Тверской бульвар, вход – с Большого Гнездниковского переулка); родные Денисьевой жили неподалеку– на Малой Дмитровке в д. 3. У Сушкова на Старопименовском (в те годы – еще Пименовском) собиралась что называется «вся Москва». В разные годы здесь бывали Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, П.А. Вяземский, Д.В. Григорович, Н.Ф. Павлов. «Это был дом, – писала в своих известных воспоминаниях "Моя жизнь дома и в Ясной Поляне" Т.А. Кузьминская, – где можно было встретить людей, на которых зовут гостей: литераторов, дипломатов, приехавших из Петербурга, музыкальных знаменитостей». Загоскин в своих мемуарах употребил для обозначения этого круга – едва ли не первым – слово «интеллигенция».

12Формозов А.А.Историк Москвы И.Е. Забелин. М., 1984. С. 17-18.

13Публикация в газете: Досуг в Москве. 1985. 12 окт. С. 1.

14Тучкова-Огарева Н.А.Воспоминания. М., 1959. С. 39.

15Домогацкий В.Кладовка: Попытка консервации // Новый мир. 1992. № 3. С. 67.

16Воспоминания компаньонки Е.Р. Воронцовой-Дашковой Кэтрин Вильмот цитируются Герценом в статье «Старый мир и Россия» {Герцен А.И.Собр. соч.: В 30-и т. М., 1957. Т. 12. С. 418).

17Герцен А.И.Былое и думы // Собр. соч. М., 1956. Т. 9. С. 71.

18Там же.

19Тургенев И.С.Дым // Полн. собр. соч.: В 30-и т. М., 1981. Т. 7. С. 279-280.

20Письмо Ю.П. Вревской. 10 (22) марта 1876 г. (Тургенев И.С.Полн. собр. соч.: В 28-и т. Письма: В 13-и т. М.; Л., 1966. Т. 9. С. 230).

21Писемский А.Ф.Собр. соч.: В 9 т. М., 1959. Т. 7. С. 13.

22Из рассказа «Страшная ночь» (1884). См.: Чехов А.П.Полн. собр. соч. и писем: В 30-и т. Соч. М., 1975. Т. 3. С. 139.

23Слова эти являются комментарием к адресу писателя Пальмина, который Чехов сообщает Н.А. Лейкину (письмо от 24 или 25 сентября 1885 г. См.: Чехов А.П.Указ соч. Письма. М., 1974. Т. 1. С. 160). То, что речь здесь идет не о Доргоми-лове, Плющихе или других улицах, примыкающих к Смоленскому рынку, а именно о староконюшенно-арбатских местах, явствует из письма Пальмина Чехову от 19 октября 1884 г.: «А я переехал на новую квартиру у Успенья-на-Мо-гильцах» (ЧеховА.П.Указ. соч. Т. 3. С. 568).

24Показателен отзыв человека, посетившего незадолго до Первой мировой войны престарелую приятельницу и корреспондента Герцена М.К. Рейхель: «Первое, что поражает в ней, – это прекрасная московская речь, речь Сивцева Вражка, Плющихи, глухих переулков Арбата или Поварской, где еще доживают дворянские гнезда, но не Таганки, не Ильинки, где московский говор окрасился типичной купеческой складкой» (цит. по: Эйдельман И.Твой девятнадцатый век. М., 1960. С. 262).

25Ближайший друг, Огарев, приезжал с Арбата, но то была улица, которую он терпеть не мог (см. выше прим. 14) и с которой без конца отлучался, так как не ла-

1013

дил со своей первой женой, М.Л. Рославлевой: «…они уезжали из Москвы более для того, чтобы незаметно пожить врозь» (Тучкова-Огарева Н.А.Указ. соч. С. 39).

26Герцен А.И.Былое и думы. С. 156.

27Герцен А.И.Москва и Петербург// Собр. соч.: В 30-и т. Т. 2. С. 33-42.

28Кропоткин П.А.Записки революционера. М.; Л., 1933. С. 8.

29Там же.

30Из стихотворения «Я знал тебя, Москва, еще невзрачно скромной…» (1909).

31Сведения о врачах на Арбате основаны на очерке Л. Колодного «Арбатская лечебница» (Моск. правда. 1983. 9 мая).

32Распространенный взгляд, подкрепленный авторитетом Н.А. Бердяева и Г.П. Федотова, согласно которому интеллигенция возникла при Петре, непоследователен. Если имеется в виду слой общества, порожденный специфическими социально-экономическими условиями, в результате которых он осознал себя интеллигенцией, то это вполне очевидно произошло тогда, когда появилось само название, т. е. во время реформ 1860-х годов и после них. Если же речь идет о типе человека и положении его среди общественных сил, то многие черты «интеллигента» явственно обнаруживаются в кругу Максима Грека, Вассиана Патрикеева, новгородских «жидовствующих», т. е. в начале XVI столетия, в правление Ивана III.

33В нижеследующем в тексте абзаце суммированы (отчасти в цитатах, отчасти в изложении) отзывы об интеллигенции, принадлежащие видным деятелям русской культуры и приведенные в книге: Каган М. С.Град Петров в истории русской культуры. СПб., 1996. С. 295 и след.

34Бунин И.А.Окаянные дни // Собр. соч. Берлин, 1935. Т. 10. С. 3, 8, 15, 20, 25. (Репринт: М., 1990.)

35Там же. С. 6, 9, 11,42, 127.

36Зайцев Б.Улица Святого Николая: Рассказы 1918—1921 годов. Берлин, 1923. Книга состоит из пяти рассказов. Действие первых трех («Улица Святого Николая», «Уединение», «Белый свет») происходит на Арбате, а двух последних («Душа» и «Новый день») – в деревне. Для настроения автора в эти годы особенно примечателен последний рассказ. Молодая женщина, уже включившаяся в новую, послереволюционную жизнь, готовящаяся (после, по-видимому, гибели мужа) выйти замуж второй раз – за сотрудника того же госучреждения, где она работает секретаршей, приезжает в деревню проведать свою восьмилетнюю дочь Олю. Оля живет здесь с вдовой деверя героини, рядом с нищей помещицей, бывшей графиней, все еще собирающей у себя на чай местную интеллигенцию. Их окружают люди, доживающие и дострадывающие, втоптанные и раздавленные, погруженные в безрадостную борьбу за существование. Выдержав не больше двух-трех дней, героиня уезжает обратно в Москву, где ждут ее новые дни. Сюжет этот стал расхожим в последующей советской литературе. Здесь он звучит еще на редкость свежо и убедительно, рассказан с редким и очевидным талантом.

37Там же. С. 30-32.

38Чичерин А.В.Сила поэтического слова. М., 1985. С. 231-232, 244-245, 247, 254; ср. С. 250-253.

39Герцык Е.Воспоминания, Париж, 1973.

40Там же. С. 159.

41Там же. С. 100.

42Там же. С. 38.

43Приведенные цитаты заимствованы соответственно из писем: Евгении Герцык Льву Шестову 30 апреля 1925 г.; Аделаиды Герцык (по мужу Жуковской), сестры мемуаристки, Льву Шестову 27 августа 1924 г.; Д. Жуковского, мужа Аделаиды Герцык, Льву Шестову. Осень 1925 г. См.: Герцык Е.Указ. соч. С. 172, 184, 190.

1014

44«На рубеже двух столетий», «Начало века», «Между двух революций». Об Арбате больше всего – в первой из этих книг. См., в частности, на с. 68 (по изд.: М., 1989. Серия литературных мемуаров): «И думал я, что склероз, поражавший всех нас так ужасно, имел объяснение в том ложном мненье, что „мы“ – соль земли».

45Далее цит. по: Осоргин М.Сивцев Вражек: Роман. Повести. Рассказы. М., 1990.

46Осоргин М.А.Указ. соч. С. 165.

47«Беззаботная легкомысленность приветливой улыбки ушла из мира. То ли осатаневший от злобы мир не допускал приветливости, то ли недоверчивая подозри-

ельность низов, с зоологической непреклонностью веривших, что человек человеку волк, родила злобу и страх» (Домогацкий В.Указ. соч. Прим. 15).

48Осоргин М.А.Указ. соч. С. 163-164.

49Там же. С. 185.

0Острое ощущение границ Арбата, жившее в сознании поколения, передано в автобиографическом романе Андрея Белого «Котик Летаев» (Пб., 1922. С. 101, 201). Особенно четко противопоставлялись в нем интеллигентски-профессорский Ар-~ат и пролетарское Доргомилово: пришла весна, «и закричало на нас Доргомило-

о – грохотом; и стало выбрасывать на Арбат: ломовых, фабричных и конки» (с. 281).

51Кажется, единственный дом на Сивцевом Вражке из существовавших в ту пору, который подходит к данному описанию – двухэтажный угловой профессорский особняк, – это дом на углу Плотникова переулка. Если такая догадка правильна, то Осоргин точно выбрал место для демонстрации своей идеи: в этом доме в советские годы жили, в частности, профессор консерватории, знаменитый в те годы пианист Н.К. Игумнов и автор нормативного словаря русского языка профессор ИФЛ И Д.Н. Ушаков. Оба были интеллигентами дореволюционной формации, оба бесконечно преданы своему делу и через него вошли в жизнь послеоктябрьского общества.

52Ср. тип и судьбу проживавшего на Арбате, «в Спасо-Щегловском переулке восемь», заглавного героя романа С.С. Заяицкого «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова» (М.; Л., 1928), и в частности его заключающую роман речь, произнесенную на педагогическом совете в школе и утверждавшую необходимость «честно относиться к своему делу», а значит – содействовать духовному росту, воспитанию и образованию детей (с. 177—178).

53Таблица составлена по памяти. Она суммарно точна, но на точность по каждой позиции не претендует.

54Вот, например, как был населен ставший «коммуналкой» особняк по Гагарин-скому переулку, № 15: «…В начале 30-х годов в жарко натопленной кухне особняка собирались самые разные люди. Грелись дворник и водовоз, какие-то верткие старушки разогревали похлебку из картофельной шелухи. Сюда приходили студенты – перетащить тяжелую мебель, наколоть дров, наносить воды. В кухне собиралась самая пестрая в социальном отношении публика, но у плиты классовая рознь исчезала, всем было одинаково тепло, все что-то жевали…

Наша жизнь в особняке как-то очень подходила к историческому моменту. Владелец особняка профессор Лопатин (философ, сын Н.М. Лопатина), известный тем, что с ним когда-то спорил Ленин, уже умер. Занимал он большие и низкие антресоли. Там все еще продолжал жить его лакей Сергей со своим сыном студентом Колей. Кроме них в мансарде жили кухарка и генеральша Прокопе, бывшая знатная дама, судя по фотографии молодой красавицы в кружевах и бриллиантах» (Егорьева Е.Особняк на Гагаринском //Декоративное искусство СССР. 1987, № 7. С. 37).

55Выражение Б.Л. Пастернака из письма к И.А. Груздеву от 9 марта 1926 г. Публикация Е.Б. и Е.В. Пастернак в кн.: Литературное наследство. М., 1934. Т. 93: Из

1015

истории советской литературы 1920-1930-х годов: Новые материалы и исследования. С. 652.

56Зарудин Н.Старина Арбат // Наши достижения. 1934. № 11. С. 90.

57Русские, украинцы, венгр, евреи, немец; должно быть, представлены и другие национальности – по форме фамилии их не всегда удается отождествить.

58Так, в «Правде» за 10 апреля 1987 г. были напечатаны воспоминания матроса теплохода «Комсомолец», потопленного в 1937 г. у берегов Испании франкистами. В статье названы капитан судна Мезенцев, т. е. русский, комиссар Август Кульберг, т. е. латыш, старший механик Дрен (немец?). Фамилия автора воспоминаний -Иван Гайдаенко.

59Отличие в этом смысле 1935—1940 гг., т. е. эпохи школ-десятилеток, от предыдущих хорошо видно, например, из начальных эпизодов романа А. Рыбакова «Дети Арбата». Описанная здесь любовная история характерна для рубежа 20-х и 30-х годов. В школах-десятилетках мне, по крайней мере в семьях того облика, что описан в романе, ничего подобного видеть не приходилось.

60Д. Самойлов. Из стихотворения «Слава Богу! слава Богу…» (Самойлов Д.Второй перевал: Стихи. М., 1963. С. 7).

61Оттен Н.Дань: Невымышленная повесть. М., 1980. С. 95.

62Начальные строки стихотворения «Я льнул когда-то к беднякам…» Б.Л. Пастернака.

63Первое исключение, которое автору настоящих заметок пришлось пережить, было исключение из пионеров; причина состояла в том, что в разговоре с таким же десятилетним мальчиком, как я сам, я назвал Суворова великим полководцем. Разговор, происходивший с глазу на глаз, тут же стал известен старшей вожатой -восхваление царских генералов требовало «оргвыводов».

64Из статьи Б. Парамонова, вводной к публикации работы К.-Г. Юнга «Настоящее и будущее» // Октябрь. 1993. № 5. С. 163.

65См.: Юнг К.-Г.Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.-Г.Архетип и символ. М., 1991. С. 95—128. Приводимые ниже цитаты – из этой работы.

66Особенно ясно – в проходившем в московском прокате и на телевидении фильме Ивана Дыховичного «Прорва», да и во многих других произведениях киноискусства, где речь идет о тех же годах (например, в фильме «Мой друг Иван Лапшин» А. Германа).

67Гинзбург Л.В поисках тождества//Сов. культура. 1988. 12 нояб.

68Никитина Т.Арбата старого больше нет//Л. Г. Досье. 1993. № 6: «Куда ведет Арбат». С. 9.

69«Сейчас дворы исчезают, какие могут быть дворы при домах-башнях, а с ними уходит многое важное в детской жизни: дворовая дружба-вражда, сложные иерархические отношения дворовой вольницы, особый кодекс чести, необходимое на заре туманной юности молодечество, добрые товарищеские драки, дворовый бескорыстный спорт и дворовые танцы. «Во дворе, где каждый вечер все играла радиола», помните? Исчезнут дворы, и навсегда не станет Леньки Королева, а без него плохо» (Нагибин Ю.//Сов. культура. 1986. 22 мар.).

70Первая публикация: Знамя. 1988. Апрель. С. 46-174.

71Ильина Н.Дороги // Октябрь. 1982. № 4.

72Имеется в виду название автобиографического очерка Томаса Манна «Любек как духовная форма жизни».

73См.: Андрей Белый.Котик Летаев. Пб., 1922. С. 281.

74См. прим. 55.

75Ильина Н.Дороги. Судьбы. М., 1988. С. 522.

76Имеется в виду излюбленный арбатскими жителями в 30—50-е годы родильный дом имени Грауэрмана в самом начале Большой Молчановки, возле бокового фасада ресторана «Прага».

1016

77Казаков Ю.Две ночи: Проза. Заметки. Наброски. М., 1986.

78Там же. С. 320.

79Там же. С. 321.

80Окуджава Б.«Я выселен с Арбата…». Из цикла «Арбатские напевы» (1982) (Окуджава Б.Стихотворения. М., 1984. С. 258).

81Окуджава Б.Арбатское вдохновение, или воспоминания о детстве (1980) / Окуджава Б.Посвящается вам. Стихи. М., 1988. С. 3.

82Цит. по авторизованной рукописи.

83Стенгазета Клуба самодеятельной песни, посвященная 60-летию Б. Окуджавы. Май-июнь 1984. С. 6.

84Там же. С. 7.

85Это признание Б. Окуджавы содержится в его посмертно опубликованном интервью (Общая газета. 1997. Июль, № 28. Публикация М. Поздняева). Оно ставит под сомнение атрибуцию известной фотографии (поэт сидит на «лавочке», в шапке-ушанке, кругом заснеженный городской тесный пейзаж) как снятой «во дворе родного дома» (Булат Окуджава. Спец. выпуск «Лит. газеты» б.г. [21 июля 1997].

86Ср. в стихотворении 1982 г. «Я выселен с Арбата…»: «…И в эти, мной когда-то(курсив мой. – Г.К.)обжитые края / Все всматриваюсь, всматриваюсь, всматриваюсь я».

87Название статьи Г.А. Белой в посвященном памяти Булата Окуджавы «Специальном выпуске» (см. прим. 85).

88Магнитофонный вариант. В опубликованном тексте: «горьких».

89Из стихотворения Б. Окуджавы «Романс» («Арбатского романса знакомое шитье…») (Окуджава Б.Стихотворения. М., 1984. С. 191).

ад Из стихотворения Б. Окуджавы «Пускай моя любовь, как мир, стара…» (Песни Булата Окуджавы. М., 1989. С. 187).

91Герцен А.И.Концы и начала: Цикл статей из «Колокола» 1862—1863 гг. // Собр. соч.: В 30-ти т. М., 1959. Т. 16.