Текст книги "Грозный год - 1919-й. Огни в бухте"

Автор книги: Георгий Холопов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Поздно ночью, после приема партизан Ставрополья, Кирову позвонил дежурный из гарнизона. Он спросил: ждут ли в Реввоенсовете командующего Туркестанским фронтом? Знает ли кто в лицо товарища Фрунзе?

– Зачем вам все это? – в свою очередь спросил Киров.

– Да вот патруль задержал неизвестного человека в машине. Говорит: Фрунзе. Правда, документы у него в порядке, все честь честью, а пропуска не знает…

Киров повесил трубку, схватил фуражку, вбежал в кабинет к Куйбышеву:

– Валерьян, Фрунзе в Астрахани!

Куйбышев поднял голову от бумаг, недоверчиво посмотрел на Кирова:

– Михаил Васильевич?

– Ну да! Поехали выручать – он сидит в комендатуре.

Все еще недоверчиво глядя на Кирова – не разыгрывает ли он его? – Куйбышев поспешно застегнул ворот косоворотки, вскочил и, подхватив Кирова под руку, увлек за собой по гулким коридорам Реввоенсовета.

С утра Михаил Васильевич Фрунзе знакомился с положением дел в армии.

То и дело в Реввоенсовет приходили командиры частей гарнизона, комиссары, красноармейцы. Каждому хотелось взглянуть на мужественного полководца, под руководством которого армии Восточного фронта разгромили злейшего врага молодой Советской республики – Колчака.

На заседании Реввоенсовета Фрунзе выступил с обзором событий на Туркестанском фронте.

– Я остановлюсь на одной из задач, которая была главной для фронта, – сказал Фрунзе. – Фронт должен был уничтожить южную группу армии Колчака. На эту группу делали ставку англичане в Туркестане и усиленно снабжали ее через Гурьев артиллерией и боеприпасами. Они рассчитывали превратить Туркестан в базу для новой военной авантюры против Советской России и помочь Деникину… Войска нашего Туркестанского фронта в основном уже сделали все для ликвидации южной группы противника. Двадцатого августа началось наступление Первой и Четвертой армий, двадцать девятого августа нами уже был взят Орск, второго сентября – Актюбинск. И вот сейчас получено сообщение, что нашим войскам сдаются остатки южной армии Колчака. Это, конечно, облегчит соединение Первой армии и туркестанских войск… Южную группу Колчака – белоказачью армию генерала Белова – мы загнали в голодные степи, где нет ни воды, ни травинки!.. Правда, эта армия предпринимала немало усилий, чтобы вырваться к Аральскому морю и к Красноводску на соединение с англичанами, но пути ее отступления мы перехватили конницей, и армия Белова целиком была вынуждена сложить оружие и сдаться в плен…

В зале раздались аплодисменты.

– Ваши аплодисменты я отношу к войскам фронта, к нашим героическим красноармейцам, – сказал смущенный Фрунзе. – Многое, товарищи, мешало проведению этой операции: переброска дивизий на другие фронты, отсутствие дорог, тифозная эпидемия. Нужно учесть еще то обстоятельство, что сопротивление казачества было очень сильным.

– Какая задача сейчас стоит перед фронтом? – Фрунзе показал на карте места боевых действий 1-й и 4-й армий. – Уничтожить части Дутова и выйти в Туркестан. Этим мы достигнем две цели: первое – ликвидируем Дутова и прижмем к Каспийскому морю англичан, и второе – когда пойдет в наступление Одиннадцатая армия, отрежем пути отхода армии генерала Толстова и астраханско-уральского казачества.

Перед тем как говорить о задачах 11-й армии, Фрунзе решил ознакомить Реввоенсовет с теми событиями, которые ожидаются в ближайшем будущем на Южном фронте.

– С Колчаком мы в основном покончили. По образному выражению Ленина, у Антанты мы уже сломали одну руку – Колчака. Теперь нам грозит вторая рука – Деникин! В своем письме ко всем организациям партии, опубликованном в «Правде», Владимир Ильич пишет: «Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции…» Центр боевых действий Красной Армии перемещается на Южный фронт. Под Орлом и Тулой ожидаются события первостепенной важности. Здесь мы должны остановить Деникина, уничтожить его ударные части…

Перейдя к практическим задачам, стоящим перед 11-й армией, Фрунзе сказал, что они исходят из основной цели – разгрома Деникина. Первое, что предстоит сделать 11-й армии, – это отогнать противника от Черного Яра и очистить Левобережье. Второе – ликвидировать фронт у Ганюшкина. И третье – бросить все силы на освобождение Царицына. Фрунзе поддержал предложение Кирова о создании Экспедиционного корпуса для посылки его через калмыцкие степи на Северный Кавказ. В свою очередь, он обещал оказать армии всестороннюю помощь.

Вечером Киров, Фрунзе и Куйбышев на небольшом катере выехали вверх по Волге. Утром они уже сходили по шатким мосткам черноярской пристани.

В сопровождении комиссара боеучастка они направились в северную часть города, где слышался треск пулеметов.

В этом районе улицы были пустынны.

Осторожно пробираясь мимо разбитых снарядами домов, исковерканных деревьев, раскиданных плетней, они вышли к наблюдательному пункту – небольшому холму, обложенному с трех сторон камнем.

Фрунзе выслушал рапорт Боронина, затем взял у него бинокль и припал к каменной ограде.

– Приехали-то вы не совсем удачно, – виновато сказал Иван Макарович, стряхивая с себя землю. – С самого раннего утра отбиваем атаки. Дыхнуть некогда! Теперь, наверное, весь день не даст покоя…

Киров внимательно оглядывал ярко освещенную солнцем степь. Повсюду виднелись раскиданные снарядами колья проволочного заграждения, убитые лошади, трупы. Под перекрестным огнем, припадая к земле, перебегали санитары. Вдали, за окопами противника, из-за холма выбегали и скрывались в кустарнике солдаты. А еще дальше, за другими холмами, мелькали всадники.

Фрунзе протянул Куйбышеву бинокль:

– Накапливается пехота. И конница не зря так близко стоит от окопов.

– Наверняка будет четвертая атака, – пощипывая свои чумацкие усы, сказал Боронин. – Ну да ничего, отобьем и эту, товарищ командующий. Вчера перед атакой они, дьяволы, выбросили больше тысячи снарядов. Всю землю перепахали! Мы уж думали: конец!.. А пошли они в атаку – отбили!.. Народ у меня золотой: рабочие, матросы, рыбаки, курсанты. А бригада Аристова, что в резерве, – все кубанцы, лихие рубаки…

– А что, если не отбиваться, а контратаковать? – спросил Фрунзе, внимательно вглядываясь в усталого, обросшего, с воспаленными от бессонницы глазами Боронина. – Контратаковать и отбросить противника далеко за линию его обороны, где ему совсем негде будет закрепиться на открытой местности?.. Сколько у вас штыков, сабель? Какие части противника стоят перед вами?

Очень точно, со знанием дела Боронин ответил на все вопросы, интересующие командующего фронтом.

– Да, силенки у вас маловато, но ничего, ничего, – сказал Фрунзе. – Я думаю, Сергей Миронович, нам следует сейчас разойтись по участкам. Вы с Валерьяном Владимировичем – на правый, мы с Борониным – на левый. Сойдемся на центральном.

Фрунзе вышел из наблюдательного пункта и направился через поляну к ходу сообщения, ведущему по склону холма на участок обороны Командных курсов. Киров, Куйбышев и комиссар боеучастка пошли по траншее на правый фланг.

– А вот наблюдательный пункт у вас никуда не годится, – сказал Фрунзе, обернувшись к Боронину. – Удивительно, как это до сих пор вас не убило! В землю надо зарываться, батенька, а не сидеть в этой каменной крепости. В землю.

– А я уже привык к своей крепости, товарищ командующий. Меня и с аэроплана бомбили, и снарядами глушили – ничего, жив пока.

– Это все до поры до времени.

Возле самых ног Фрунзе в песок вонзилась пуля.

– Пригнитесь, товарищ командующий! – горячо прошептал Боронин. – Стреляют с того холма!..

– Разве? – не без удивления спросил Фрунзе, оглянувшись на холм. – Тогда идемте быстрее. – И он прибавил шагу.

Ивану Макаровичу хотелось как можно скорее пробежать эту поляну! Еще вчера здесь был ранен повар Командных курсов, а три дня назад – начальник связи. Но торопить Фрунзе было неудобно, и Боронин шел справа от командующего, незаметно прикрывая его своим телом и искоса поглядывая на проклятый холм, откуда обычно стреляли деникинцы.

Едва Киров и Куйбышев успели побывать в траншее, где оборону держал батальон рыбаков низовья Волги, как по всему переднему краю вновь открыла огонь артиллерия противника. Особенно густо снаряды ложились впереди траншей и по линии проволочного заграждения.

Киров оставил комиссара боеучастка у рыбаков, а сам с Куйбышевым прошел к морякам. Их встретил командир отряда Петр Сидорчук. Это был уже не тот лихой матрос, которого Киров впервые увидел в палатке у комдива Боронина. У того были иссиня-голубые глаза, лукавая улыбка таилась на дрожащих губах, казалось, он знает что-то интересное и смешное и вот-вот прыснет со смеху. Теперь же у Петра Сидорчука губы были плотно сжаты и стальным блеском отсвечивали прищуренные глаза.

Кирову не удалось и двух слов сказать Сидорчуку, как земля застонала от разрывов снарядов и траншею чуть ли не до половины завалило песком.

– Лютует кадет, – отряхиваясь от песка, сказал Сидорчук. – Им дан приказ, товарищ Киров: любой ценой взять Черный Яр!

Теперь Киров оставил у моряков Куйбышева, а сам пошел вслед за Сидорчуком. Тот привел его в траншею Первого Коммунистического отряда. Здесь командиром был Петр Нефедов.

Нефедов был в отчаянии:

– Мы так ждали вас, товарищ Киров!.. Думали встречу устроить, а тут – снова атака.

– На этот раз их надо так отбить, чтобы больше не совались к Черному Яру. Так-то, дорогой товарищ Нефедов! – Киров взял у него из рук винтовку, Нефедов расстегнул пояс, протянул ему и подсумок с патронами.

Наблюдатели крикнули:

– Пехота противника накапливается на рубеже атаки!

Киров посмотрел в бинокль, протянутый Нефедовым. Из траншей деникинцев выскакивали солдаты и, пригнувшись, с винтовками в руках перебегали в ложбину.

– Вот так и живем, – Нефедов наклонился к Кирову. – За день покосим их, ночью они уберут трупы, а с утра все начинается сначала. Одним словом – Черный Яр!..

Поднявшись во весь рост, пехота противника пошла вперед. Замолкла вражеская артиллерия. Необыкновенно тихо стало на переднем крае.

– У них так заведено: сначала идут солдаты, потом офицеры. Ничего, мы их сейчас покосим, как траву! – сказал Нефедов с ожесточением.

Прогремел залп, еще залп, еще…

Цепь деникинцев сразу же наполовину была скошена.

По траншее отряда побежали подносчики патронов. Раздалось щелканье затворов. Приглушенный говор.

С винтовками наперевес, сомкнутым строем, держа четкое равнение, белогвардейцы приближались.

За первой цепью показалась вторая, третья, потом четвертая…

В траншее стало совсем тихо. Только изредка слышалось чье-то прерывистое дыхание. У кого-то першило в горле, и он покашливал в рукав.

Все ближе и ближе, отбивая шаг, подходили белогвардейцы.

Киров положил винтовку на бруствер траншеи и посмотрел в бинокль. Впереди цепи, с саблей в вытянутой руке, шел офицер с «Георгием» на груди – видимо, командир батальона, подполковник. Цепь тоже состояла из офицеров.

– Офицерский батальон! – сказал Киров.

– Офицерский батальон! – как эхо повторил Нефедов. – Патронов не жалеть!

– Есть патронов не жалеть! – откликнулись в разных концах траншеи командиры взводов.

Гуще пыль. Громче топот ног.

Командир офицерского батальона повернулся лицом к цепи, отсалютовал саблей и, переложив ее в левую руку, выхватил из кобуры пистолет.

И тут раздался залп.

Дали залп матросы и рыбаки. Потом – курсанты с левого фланга. Снова отряд Нефедова, за ним опять – матросы и рыбаки.

Первая цепь залегла, вторая шла уже изломанной линией, змейкой. И только командир батальона, подняв над головой пистолет, а в левой руке волоча по земле саблю, храбро шествовал вперед.

Залпы следовали один за другим. Последний был по бегущим назад. Он и скосил командира батальона.

Приближалась третья офицерская цепь. Эти шли форсированным шагом. Перепрыгивали через трупы. Обходили раненых.

Снова раздались выстрелы Коммунистического отряда. В общий гул слился залп матросов, рыбаков и курсантов. Заработали пулеметы.

Цепь дрогнула, и офицеры побежали назад, увлекая за собой накатывающуюся на них четвертую цепь.

Киров выстрелил последний патрон, крикнул Нефедову:

– Передай благодарность отряду! Железному отряду!..

– Спасибо, товарищ член Реввоенсовета! – прокричал в ответ оглохший от выстрелов Нефедов и побежал к пулеметчикам – готовиться к отражению конной атаки.

Белая конница уже разворачивалась в лаву, когда наши орудия ударили картечью. Почти одновременно раздался залп из траншеи. Потом вырвалась вперед кавбригада Аристова. Всадники мчались на бешеном аллюре. Впереди бригады, привстав в стременах и оттянув назад руку с оголенной шашкой, несся сам Мина Львович… Замолкли орудия, пулеметы, винтовки. Теперь земля гудела от топота коней. Пыль, пыль, пыль заклубилась по всему полю боя! В облаках ее потускнело и скрылось солнце. И в ту же минуту на всем переднем крае раздалось грозное и победное «ура». Выплеснувшись из траншей и окопов, хлынули вслед за уходящей конницей красные батальоны. Пулеметчики покатили «максимы». Взялись за лафеты и колеса орудий артиллеристы. Побежали с носилками на плечах санитары.

Все в едином порыве устремились вперед, на врага.

И вместе со всеми по пыльным степным дорогам шли Киров, Фрунзе, Куйбышев.

Э П И Л О Г

В двенадцатом часу ночи, после ужина, который часто бывал и обедом, Киров снова возвращался в Реввоенсовет. В это время уже не гремели сапогами по железным лестницам фронтовики, не носились из конца в конец коридора связные и вестовые командиров, не хлопали дверями в отделах, не трещали телефоны. Лишь часовой бесшумно шагал по пустынному коридору да попискивал ключ Морзе в телеграфной.

Другие посетители появлялись по ночам в Реввоенсовете. Чаще всего это были те, кто приходил с той стороны фронта, – посланцы дагестанцев, бакинцев, камышан, партизан Ставрополья, Черноморья, Терека, Кубани, подпольных партийных комитетов городов Северного Кавказа. Они приносили письма, отчитывались перед Кировым о работе, проделанной в деникинском тылу, получали инструкции, новые шифры, наряды на оружие, деньги, листовки и снова уходили за линию фронта. Мало кто знал в Реввоенсовете – разве что только ближайшие помощники Кирова по зафронтовым делам – об этой ночной работе Кирова. А ее с каждым днем становилось все больше и больше. Все чаще и чаще Киров засиживался в Реввоенсовете до утра.

Киров телеграфировал Ленину: «По вашему требованию нами направлены люди в Баку, Дагестан, на Северный Кавказ и в Закавказье, в Гурьев и Мугань, в Армавир и на восточное побережье Черного моря. Результаты их работы уже видны. Вся территория, куда выехали наши люди, пылает заревом партизанского движения…»

Киров телеграфировал Ленину: «Член Кавказского краевого комитета нашей партии тов. Микоян сообщает следующее о положении на Кавказе и, в частности, о восстании горцев. Все общественное мнение Кавказа приковано к начавшемуся в конце августа восстанию горских народов… Кроме кучки изменников и предателей-офицеров, продавшихся Деникину, все слои горских народов, не имея ниоткуда помощи, но доведенные до отчаяния зверствами Деникина, решительно отказались платить наложенную контрибуцию, дать требуемые полки для борьбы против Советской власти и с одними винтовками и кинжалами бросились в кровавый бой с офицерско-казачьими бандами, решив победить или умереть…»

Но с той стороны фронта шли и другие посланцы. Это были лазутчики деникинцев и англичан. Они пробирались из Порт-Петровска в Астрахань через пески калмыцкой степи, на рыбачьих лодках через Каспий. Их ловили, но за ними шли все новые и новые…

В Астрахани готовился новый заговор. Возглавляла его на этот раз сестра милосердия Кауфман.

В одну из октябрьских ночей дом, в котором жил Киров, был оцеплен взводом красноармейцев. Делегация астраханских партийцев, возглавляемая секретарем губисполкома Ивановым и губвоенкомом Чугуновым, подняла с постели Кирова, пришедшего в эту ночь домой раньше обычного, и учинила ему небольшой допрос.

Что же случилось в Астрахани?

Оказывается, достав где-то старый иллюстрированный журнал, на обложке которого был изображен царицынский иеромонах Иллиодор, провокаторша Кауфман пустила по городу слушок, что Киров не старый революционер, а замаскировавшийся Иллиодор. С иеромонахом она у Кирова нашла портретное сходство. В провокацию Кауфман поверил Иванов, он и подбил Чугунова на этот лихой партизанский налет на дом члена Реввоенсовета. Произойти это могло, конечно, только в условиях болезненно обострившейся бдительности в городе, из-за неудач на отдельных участках фронта осенью 1919 года.

По замыслу Кауфман, Киров должен был бежать, а при попытке к бегству можно было применить оружие…

Но всего этого не случилось. Личность Кирова, конечно, сразу же была выяснена, и делегация ушла, извинившись, пристыженная. Чугунов тут же написал заявление, в котором просил отправить его рядовым на фронт для искупления своей вины перед Кировым.

Члены самозванной делегации были осуждены: кто условно, кто отправлен в штрафной батальон. Кауфман – приговорена к расстрелу.

Боясь за судьбу Чугунова – большевика-подпольщика, активного участника Октябрьской революции и гражданской войны, рабочего человека, невольно допустившего ошибку, – Киров отправил его к Фрунзе на Туркестанский фронт. И не ошибся. Астраханский губвоенком там геройски командовал кавалерийской дивизией. Вскоре он уже был награжден одним, а потом и вторым орденом боевого Красного Знамени.

Когда много позже Чугунов умер от ран и болезней, его с воинскими почестями похоронили в астраханском кремле, на его могиле установили мраморный памятник.

К середине октября отборным деникинским офицерским дивизиям удалось овладеть всей Украиной, Орлом и подойти к Туле.

Армия Деникина приближалась к Москве.

В дни, когда шло Орловско-Кромское сражение, пошла в наступление и 11-я армия.

Передовые части армии в упорных боях разбили противника в районе Черного Яра и погнали его на север. От деникинцев также был очищен левый берег Волги от Астрахани до Царицына. Это позволило нашим войскам уже в первых числах ноября начать ликвидацию группировки колчаковского генерала Толстова в районе Ганюшкина. В двухнедельных ожесточенных боях комбинированным ударом с моря и с суши Ганюшкино было окружено со всех сторон, а потом героическим штурмом взято.

11-я армия после этого пошла в наступление в трех направлениях. Из района Черного Яра, частью на Сарепту, частью на железную дорогу Царицын – Тихорецкая, двинулись кавалерийские дивизии. В калмыцкую степь, по которой ровно год назад 11-я армия отступала с Северного Кавказа, пошел в наступление Экспедиционный корпус. На левый берег Волги, напротив Царицына, к хутору Букатино подошли остальные пехотные и артиллерийские части, и отсюда начался штурм города.

3 января 1920 года Врангель был выбит из Царицына.

8 января Первой Конной армией был взят Ростов.

Деникинцы стремительно откатывались под ударами красных частей.

Армии Кавказского фронта и Первая Конная с боями продвигалась на юг. На борьбу с Деникиным поднимались все народы Кавказа. Рабочие и крестьяне брали в руки оружие и шли бить белых. Навстречу армии выходили из лесов партизаны, из городов и станиц – подпольные партийные комитеты и партизанские группы, из камышей – камышане, с гор спускались революционные отряды горцев. Подходило к концу величайшее сражение, уже выигранное молодой Красной Армией.

Астрахань в эти дни стала уже далеким тыловым городом. Вслед за Экспедиционным корпусом в калмыцкую степь уходили последние госпитали, тыловые части, увозились последние армейские склады. Уходила вслед за ледоколом в море Астрахано-Каспийская флотилия.

Завершив отправку всей армии, Киров в первых числах марта сам собрался в дорогу. Постановлением ЦК партии Серго Орджоникидзе и он были назначены руководителями Бюро по восстановлению Советской власти на Северном Кавказе. Надо было быстро попасть в Святой Крест, в штаб Экспедиционного корпуса, а оттуда в Ставрополь, к Серго Орджоникидзе. Ехать через калмыцкую степь на машине было невозможно. Наступила ранняя весенняя распутица, дороги в степи были размыты, весь транспорт стоял без движения за Лаганью. Киров решил лететь на самолете: это был старый чиненый и перечиненный «фарсаль».

Ранним мартовским утром он вылетел из Астрахани.

Впереди простиралась пустынная песчаная степь. Изредка среди барханов в дымке испарений поблескивали небольшие солончаковые озера с ярко-желтой водой.

В полдень внизу промелькнула Михайловка, потом Яндыки и Оленичево.

Перед Лаганью на дороге показались обозы, пехотные колонны и конница.

– Вы могли бы сделать круг над войсками? – спросил Киров летчика.

Летчик кивнул головой и пошел на снижение. Потом с выключенным мотором он стал кружить над, конницей. Внизу бросали шапки вверх, махали руками, салютовали шашками.

– Слышите? – спросил Киров, наклонившись к летчику.

– Слышу.

– Слышите?.. Кричат: «Даешь Кавказ!» – Киров вдруг сорвал кубанку с головы, стал махать ею, тоже кричать: – Даешь Кавказ! – И снова наклонился к летчику: – Кричите и вы, может, нас услышат!

Внизу все еще бросали шапки вверх, салютовали шашками, когда самолет завершил круг и лег курсом на Кавказ.