Текст книги "Клан Кеннеди"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Лариса Дубова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 56 страниц)

Главный вывод книги был следующим: «Поскольку наша общественная жизнь всё больше сосредоточивается на бесконечной войне, названной странным словом “холодная”, возникает стремление поощрять идеологическое единство и ортодоксальное мышление. Но в грядущие годы только наиболее мужественные политики смогут принимать трудные и непопулярные решения, необходимые для выживания в борьбе против могучего противника» ^{426} .

Надо сказать, что вокруг книги уже вскоре после ее выхода развернулась сенсационная возня, так как вначале журналисты второсортных изданий, а затем один из крупнейших американских обозревателей Дрю Пирсон обвинили автора в том, что он воспользовался чужой работой, что книга была написана «по заказу» ^{427} . Пирсон, правда, вскоре отказался от своих слов, признал авторство Джона ^{428} . Но всевозможные слухи продолжали циркулировать. Конец им положила только экспертиза рукописи, убедительно доказавшая подлинность авторства по крайней мере черновых вариантов основных разделов книги. Решающую роль сыграли оригинальные рукописные листы на желтой бумаге, явно написанные Джоном, – бесспорный черновик работы ^{429} .

Тем временем в политическую жизнь не только в качестве первого помощника брата, но и как самостоятельный деятель вступал Роберт. Начал он в качестве сотрудника пресловутого Джозефа Маккарти, возглавлявшего сенатский подкомитет по расследованию. Став в 1951 году штатным работником этого подкомитета, Роберт получил задание по розыску гомосексуалистов в государственном аппарате страны, а затем ему было поручено провести расследование, не попадают ли американские стратегические товары в страны советского блока.

Что касается первого вопроса, то разумный юрист смог вовремя остановиться, поняв, что загоняет себя в болото насмешек, карикатур и возможных судебных исков по поводу нарушения конституционных основ. По второму вопросу Роберт представил в комиссию подробный доклад, из которого, однако, вытекало лишь то, что американские суда заходят в порты стран «восточного блока», но нет данных, везут ли они запрещенные к продаже товары или нет.

Так что все позднейшие попытки скомпрометировать Роберта Кеннеди по поводу его сотрудничества с оголтелым сенатором результатов не дали. Роберт своевременно понял, что собой представляет этот деятель, и поспешил с ним расстаться. Правда, в 1951 году Маккарти был приглашен в качестве крестного отца первого ребенка Этел и Роберта, но уж это в качестве преступления рассматриваться никак не могло.

В 1953 году Роберт заявил о своем намерении заняться частной юридической практикой и ушел из подкомитета Маккарти ^{430} . Через год он возвратился в этот подкомитет по расследованию, но лишь для того, чтобы со всей присущей ему энергией способствовать осуждению Маккарти.

Глава 3.
НА ПУТИ К ПРЕЗИДЕНТСТВУ

Дальние и близкие рубежи

Фактически Джон Кеннеди начал свою президентскую кампанию в широком смысле слова с самых дальних рубежей, уже в 1948 году. Но непосредственно и с согласия всего клана он вступил в борьбу за высший исполнительный государственный пост с середины 1950-х годов. Первым шагом на этом пути явилась попытка стать вице-президентом в 1956 году.

Он сам и члены его семьи, включая отца, соглашались с тем, что на пути к избранию на пост президента перед ним стоит ряд препятствий.

Последние носили прежде всего религиозный характер. Никогда еще в США не было президента-католика. Единственной попыткой такого рода была избирательная кампания 1928 года, когда губернатор штата Нью-Йорк Эл Смит был выдвинут кандидатом в президенты от Демократической партии. Однако Смит провалился на выборах вследствие того, что в преимущественно протестантской стране к католикам относились с подозрением, считая их скорее не американцами, верными конституции своей страны, а подданными римского папы.

Вторым препятствием был возраст – в середине 1950-х годов Джону не исполнилось и сорока лет – такого молодого президента в США никогда не было.

Меньшим по значимости, но также традиционным препятствием некоторые считали то, что ранее на выборах обычно побеждали губернаторы штатов, признанные лидеры партии. Но это было уже явно устаревшее обстоятельство, которым можно было пренебречь. И всё же вступление в избирательную борьбу «простого» сенатора должно было, по мнению сведущих людей, вызвать оппозицию в избирательном корпусе (в американской истории почти не было случаев, когда сенаторы избирались президентами).

Кеннеди необходимо было выработать правильную линию, чтобы удачно балансировать между теми, кто мог обеспечить его кампанию крупными средствами и влиянием в высших кругах общества, и основной массой избирателей. После длительных размышлений и всестороннего анализа Джон сделал ставку на либеральное крыло Демократической партии.

Этот курс четко проявился уже на президентских выборах 1956 года, в частности на предвыборном съезде демократов в Чикаго. Именно тогда Кеннеди выдвинул кандидатом в президенты лидера либерального партийного крыла Эдлая Стивенсона. Стивенсон, в свою очередь, сделал необычный шаг. Он отказался назвать имя желательного для него вице-президента и попросил съезд наметить такового. Еще до съезда Стивенсон говорил в кругах либеральных демократов, что он не возражал бы против выдвижения на пост вице-президента Джона Кеннеди, но упоминал его имя наряду с другими возможными номинантами.

Перед съездом Джон Кеннеди не предполагал выдвигать свою кандидатуру на вице-президентский пост. По воспоминаниям Жаклин, ее супруг вначале вообще не желал идти в паре со Стивенсоном, который, как он полагал, потерпит поражение, а Эйзенхауэр будет избран на второй срок. Кроме того, Джон считал, что он, как католик, будет препятствием в президентской гонке Стивенсона.

Однако после недолгих размышлений Кеннеди решил вступить в борьбу («Всё было решено за один вечер», – рассказывала Жаклин), хотя, как он признавался, эта должность особого интереса для него не представляла. «Будет масса работы, – подшучивал он, – приветствовать людей в аэропорту и посещать банкеты» ^{431} .

Действительно, пост вице-президента в США носит в основном декоративный характер. Это должностное лицо выполняет только одну реальную функцию – председательствует в сенате и голосует в том случае, если возникает патовое положение – при таком стечении обстоятельств голос вице-президента определяет результат. Один остряк, по словам журналиста У. Манчестера, как-то сказал: «Быть вице-президентом – не преступление, но своего рода порок, вроде сочинения анонимных писем» ^{432} . Если же отвлечься от шуток, то реальное влияние вице-президента на политическую жизнь страны куда меньше, чем, допустим, авторитетного сенатора, каковым Кеннеди уже стал. Главный смысл этой должности, однако, состоит в том, что вице-президент служит резервом, автоматически становясь главой исполнительной власти в случае смерти или отставки президента.

И всё же Джон рассматривал возможный пост вице-президента как еще один шаг вверх по карьерной лестнице, вплотную приближавший его к заветному президентскому креслу ^{433} .

13—17 августа на съезде Демократической партии разгорелась острая борьба за выдвижение на пост вице-президента между Эстесом Кефовером и Джоном Кеннеди. Сенатор Кефовер был известен активной борьбой против злоупотреблений в области бизнеса (вскоре он станет председателем подкомитета по делам антитрестовского законодательства). С переменным успехом прошли несколько туров голосования, но в конце концов победил Кефовер. Вместе со Стивенсоном он в ноябре 1956 года проиграл президентские выборы Дуайту Эйзенхауэру и Ричарду Никсону, вторично ставшими президентом и вице-президентом соответственно.

Хотя на съезде Кеннеди поддерживал либеральное партийное крыло, несмотря на столь явную демонстрацию его приверженности, подспудные бури продолжались; Кеннеди обвиняли в том, что в свое время он терпимо относился к Джозефу Маккарти, не выступал с его разоблачениями, да еще и не отговорил своего брата Роберта от работы в подкомитете Маккарти.

Многое зависело от позиции Элеоноры Рузвельт, к которой с особым почтением относилась либеральная часть партии. Джон встретился с ней и попытался убедить ее в том, что ему не следует сейчас выступать с осуждением Маккарти, ибо это будет выглядеть как лицемерие. Элеонора Рузвельт, в свою очередь, не вняв аргументам, потребовала публичного осуждения «маккартизма». Джон это сделать отказался ^{434} .

Несколько позже, в 1958 году, между Элеонорой Рузвельт и Джоном Кеннеди возникла дискуссия в печати, вежливая по форме, но острая по существу. Дело началось с того, что Элеонора, относившаяся к Кеннеди-отцу с откровенной ненавистью и презрением, считавшая его «акулой Уолл-стрит», злым гением своего покойного мужа, не только повторила в телевизионном интервью свое осуждение позиции Джона по поводу «маккартизма», но и обвинила его в несамостоятельности, в отсутствии политической смелости, в зависимости от отца, от его богатств. Она добавила, что, «судя по надежным источникам», Джозеф Кеннеди потратил огромные суммы на то, чтобы в каждом штате действовали представители его семейства, обеспечивающие политическое продвижение сына ^{435} .

Хотя финансовая поддержка отца действительно существовала и ничего незаконного в этом с точки зрения американских норм того времени не было, сам этот факт, тщательно скрывавшийся Джоном, тем более озвученный устами столь уважаемой дамы, создавал негативный образ Кеннеди-сына в либеральных кругах демократов.

Джон решил ответить, причем способ аргументации был найден весьма умело. Проигнорировав обвинения в недостатке смелости и другие негативные высказывания Элеоноры, Джон фактически обвинил ее в клевете, хотя на словах всё было выражено подчеркнуто почтительно. «Именно потому что я знаю о вашей длительной борьбе против несправедливого использования фальшивых заявлений, слухов и обвинений как средства причинить ущерб репутации личности, я уверен, что вы стали жертвой дезинформации; я также убежден, что вы пожелаете запросить своего информанта. Не пожелает ли он назвать хотя бы одного такого представителя или привести хотя бы один пример расходов моего отца где-либо в стране в мою пользу?» Удар был нанесен наверняка. Джон Кеннеди отлично знал, что все траты производились так, что доказать их было невозможно, по крайней мере без напряженного расследования. Элеонора Рузвельт ответила неопределенно, конечно же не приведя ни одного доказательства.

Стороны обменялись еще несколькими письмами. В конце концов вдова Франклина Рузвельта вынуждена была признать свое поражение, разумеется, не изменив негативного отношения к политическому продвижению кого бы то ни было из семейства Кеннеди. «Мои информанты – простые люди, с которыми я вела обычные беседы. Их имена представить невозможно, потому что в большинстве случаев я их просто не знаю» ^{436} .

Этим письмом переписка завершилась. Хотя она не была предназначена для публикации, знали о ней многие, прежде всего в кругах либеральных демократов, которые с почтением относились к Элеоноре Рузвельт. Видимо, эти ее сторонники сожалели о ее необдуманном выпаде, но и испытывали раздражение по отношению к семейству Кеннеди.

Полного вхождения Джона Кеннеди в либеральную фракцию так и не произошло. Поразмыслив и, очевидно, обсудив вопрос с родственниками и советниками, Джон решил подойти к будущей битве за Белый дом шире – не связывать себя с определенным кругом деятелей, а попытаться привлечь на свою сторону основную партийную массу, включая и тех, кто организационно не принадлежал к демократам, но оказывал им поддержку.

Несмотря на то, что Джон не добился номинации, партийный съезд 1956 года способствовал его превращению в личность, известную всей нации. Более того, незадолго до следующих президентских выборов Кеннеди заявил: «Если бы я был избран кандидатом в вице-президенты на съезде демократов в Чикаго в 1956 году, моя политическая карьера была бы сейчас уже закончена» ^{437} . Скорее всего, это было именно так – в поражении на выборах 1956 года можно было бы обвинить малоопытного и молодого сенатора.

Испытав лишь незначительную горечь в связи с тем, что съезд отверг его кандидатуру, Джон фактически выиграл, став общепризнанным политиком. В его сенатский офис поступали теперь письма не только из Массачусетса, но со всей страны, причем поток корреспонденции возрастал из месяца в месяц. Военное прошлое, популярная книга, внешний облик сенатора, его обаяние особенно привлекали молодежь. Наибольшая часть писем, как вспоминала Эвелин Линкольн, была от девушек и юношей до двадцати лет. А первый биограф Кеннеди журналист Д. Берне отмечает, что Джон преодолел своего рода политический барьер. «Его драматическое соревнование [на съезде] приковывало миллионы к телевизионным приемникам. Почти полная победа Кеннеди, а затем внезапный проигрыш, впечатление, которое он производил – коротко остриженного парня, который приложил все усилия для достижения цели, а затем принял поражение с улыбкой – всё это очень нравилось стране. Его президентская кампания родилась именно в этот момент триумфального поражения» ^{438} .

Рост популярности Кеннеди в молодежной среде проявлялся и во время встреч со студентами. В прессе получило широкое отражение его появление 4 октября 1956 года в городе Дуисвилле (штат Кентукки). Студентки католического колледжа урсулинок устроили ему бешеную овацию, когда он представился не только как политик, но и как католик. После краткого выступления он попал в объятия молодежи, которая в своем восторге чуть было не нанесла ему телесных повреждений. Когда же Джон прорвался к автомобилю и попытался отправиться дальше, он долгое время не мог сдвинуться с места, потому что машина была окружена студентками, требовавшими автограф. Одна из девушек кричала: «Мы полюбили вас по телевизору! Вы лучше, чем Элвис Пресли!» ^{439}

Росту популярности Кеннеди способствовала его книга «Мужественные профили», которую с удовольствием читали не только «высоколобые» интеллектуалы (они, впрочем, в последнюю очередь), но прежде всего рядовые люди из различных слоев населения, и опять-таки прежде всего студенты и школьники-старшеклассники.

Не столь популярной оказалась вышедшая в 1959 году новая книга Джона «Нация иммигрантов» ^{440} , подготовленная в основном помощником Кеннеди Т. Соренсеном. Тот хотя и обладал хлестким пером, но на этот раз создал довольно сухой текст. Правда, Джон прошелся по всей рукописи, придал ей более интимное звучание, и книга от этого несколько выиграла. Однако хорошей прессы она не получила и прошла в основном малозамеченной.

Книга содержала краткую историю иммиграции в США еще с колониальных времен, подчеркивала ее значение в американской истории, содержала предложения по либерализации иммиграционного законодательства. Позже, когда вопросы, связанные с этим законодательством, стали предметом самых широких дискуссий, на книгу Джона обратили большее внимание. Она вышла в нескольких изданиях (последнее в 2008 году с предисловием Эдварда, брата Джона, выпустило издательство «Харпер Перенниал»).

Со второй половины 1950-х годов, еще до того, как Джон Кеннеди оказался хозяином Белого дома, он стал широко пользоваться трудом «наемных писателей», под текстом которых без зазрения совести ставил свою подпись. Правда, он всегда предварительно четко формулировал задачи «теневым авторам», обозначая основные идеи будущей работы, а после выполнения задания внимательно прочитывал рукопись и придавал ей своеобразный колорит.

Успехом пользовались устные выступления сенатора. Еженедельно Джон получал до сотни приглашений прочитать лекцию, причем характер предполагаемой аудитории был самым разнообразным.

Главным образом в сенатских выступлениях закладывались основы будущей президентской программы.

Критикуя правительство Эйзенхауэра, даже явно несправедливо назвав его правление «годами, съеденными саранчой», сенатор Кеннеди обращал особое внимание на проблемы внешней политики.

Особое внимание он уделял взаимоотношениям с СССР и странами советского блока, борьбе против коммунистического влияния в мире, всё более утверждаясь в мысли, что эта борьба должна носить характер соревнования систем, то есть в первую очередь быть экономической.

Особенно показательной была речь, произнесенная 14 августа 1958 года на заседании сената ^{441} . Она выглядела несколько неуклюжей по форме и нарочито примитивной, но основной ее посыл был недвусмысленным. Рискнем привести обширную выдержку из этого показательного выступления: «В последние годы нам многократно приводили цитату, будто бы взятую из работы Ленина, который вроде бы говорил, что гибель капитализма наступит из-за чрезмерных расходов на вооружение. Я думаю, что это самая ценная цитата, которая есть у коммунистов, кроме лозунга “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” Дело, правда, в том, что Ленин никогда этих слов не произносил. Однако десять лет нам их напоминали, чтобы оправдать важность экономических соображений по сравнению с военными, а слова эти использовались как авторитетное оправдание проводимой политики. Хотя Ленин никогда не говорил их, я уверен, что приведенные слова будут и в будущем фигурировать в числе лозунгов, оказавшихся самыми полезными в попытках уничтожить систему капитализма. В настоящий период акцент делается на экономическую, а не на военную мощь, а мы растратили решающие годы, когда могли бы сохранить преимущество в ракетах по сравнению с СССР» ^{442} .

Кеннеди, таким образом, призывал перевести борьбу систем в русло экономическое и научно-техническое, непосредственно связанное с военным противостоянием. Видимо, в его сознании формировался противоположный вариант того, что, как он признавал, приписывалось Ленину. Не сможет ли свободный, демократический мир разрушить советскую систему, загнав ее в угол при помощи такого соревнования, в частности, втягивая во всё б ольшую гонку ракетно-ядерных вооружений, намного более затратную для СССР, нежели для США? Сенатор, как видим, отчетливо понимал неэффективность, тупиковый характер государственно-монополистической экономики, именуемой социалистической.

Кеннеди ставил и перед своими слушателями, и перед читателями, и прежде всего перед самим собой сложнейшие вопросы современной международной политики. В какой степени можем мы доверять Советскому Союзу? При каких условиях можем мы прекратить ядерные испытания? Он высказывал серьезные опасения, что холодная война, бряцание термоядерным оружием, взаимные угрозы могут в конце концов привести к ядерному взрыву, последствия которого были бы катастрофическими. Ядерная война разрушила бы «не только Рим, но и два Карфагена», – говорил он.

В конце концов, ни американцы, ни Советы не желают дышать воздухом, зараженным радиоактивными остатками. Обе нации выиграли бы от расширенного обмена товарами, идеями и людьми. В беседах с коллегами, в частности с опытным экспертом в области международных отношений сенатором Джеймсом Уильямом Фулбрайтом, Кеннеди не раз отмечал относительный реализм советского лидера Никиты Хрущева, несмотря на его грубость и демонстративное провозглашение абстрактных коммунистических лозунгов. Джон считал необходимым идти навстречу, выдвигая реалистические предложения руководству СССР взамен характерных для государственного секретаря США Джона Фостера Даллеса бесплодных обвинений в адрес «безбожного коммунизма», который следует «отбрасывать» ^{443} .

Сенатор внимательно присматривался к трещинам в коммунистическом блоке, которые едва намечались, но при помощи искусного манипулирования могли быть расширены. Его раздражали напыщенные разглагольствования членов администрации Эйзенхауэра о «массированном возмездии», которые только сплачивают советских сателлитов вокруг кремлевского руководства. Он разъяснял непонимающим республиканцам, что «необходимо вбивать новые клинья в железный занавес. Не надо сплачивать красный блок всякими разговорами о массированном возмездии, ныне мы должны искать пути его разъединения» ^{444} .

Стратегию «массированного возмездия» кабинета Эйзенхауэра Кеннеди остро критиковал. «Мы загоняем себя в угол, за которым остается только один выбор или вообще нет выбора, – выбор, который заставляет нас колебаться на краю пропасти и оставляет инициативу в руках наших врагов» ^{445} . Настойчиво стремясь найти б олыиую гибкость во внешней политике, он в то же время четко и недвусмысленно подчеркивал противостояние между свободным миром и коммунистическим блоком, опасность со стороны СССР главным образом путем не открытой агрессии, а подрывных действий. «Их [СССР] ракетная мощь будет служить щитом… для прикрытия скрытой агрессии, угроз и подрыва изнутри, внутренних революций, растущего престижа и влияния и злобной клеветы на наших союзников» ^{446} .

В ответ на требования Госдепартамента усилить военную помощь США странам третьего мира во имя предотвращения подрывных коммунистических действий Кеннеди обращал внимание, что значительно б ольшую роль в этом смысле сыграла бы экономическая помощь ^{447} .

С середины 1950-х годов и особенно накануне вступления в борьбу за президентское кресло Джон Кеннеди задумывался над проблемами, связанными с ролью его страны в «догоняющей модернизации» государств и народов третьего мира.

Утрата позиций в Китае в связи с победой там коммунистических сил явилась для Кеннеди серьезнейшим предупреждением, что США должны проводить политику в Азии и Африке осторожно, привлекать к себе симпатии местного населения, не ввязываться в кровавые конфликты, из которых позже будет крайне трудно найти выход.

В этом смысле особое внимание уделял он тому, что называл «вьетнамским кошмаром», – многолетней колониальной войне, которую вела Франция за восстановление своего колониального статуса на Индокитайском полуострове. Уже после своего посещения Вьетнама в 1951 году Кеннеди решительно заявил, что США ни в коем случае не должны вмешиваться в этот конфликт вооруженным путем. «Соединенным Штатам следует настаивать на проведении здесь реформ, прежде чем будет предоставлена какая-либо американская помощь», – говорил он после визита, к явному недовольству французских военных властей в этом регионе ^{448} .

После того как французские войска вынуждены были сдаться вьетнамским партизанам в районе крепости Дьен Бьен Фу в мае 1954 года, Франция пошла на переговоры о прекращении войны. Соглашение, подписанное в июле, предусматривало временное разделение Вьетнама по 17-й параллели (к северу от нее власть передавалась коммунистам, к югу – администрации, связанной с французами). В течение двух лет намечалось провести выборы по всей территории Вьетнама и исходя из их результатов образовать общенациональное правительство.

Однако переговоры по этому поводу, едва начавшись, зашли в тупик. А правительство Эйзенхауэра приступило к размещению на территории Южного Вьетнама своих воинских частей, правда, под видом советников, прилагая все силы, чтобы хоть эта часть страны, а также соседние государства Индокитая Лаос и Камбоджа не достались коммунистам. В Южном Вьетнаме у власти был поставлен католик Нго Динь Дьем, много лет проживший в США и, по существу дела, являвшийся агентом американской администрации, к тому же склонный к диктаторству и не лишенный наклонностей к коррупции (в 1955 году Дьем стал президентом Республики Вьетнам, власть которого распространялась только на южную часть страны).

Несмотря на свои общие заявления о военном невмешательстве, Кеннеди тем не менее полностью поддержал образование администрации Дьема, связанной с США. Он не считал ее идеальной, но призывал оказывать ей помощь за отсутствием других, более достойных местных лидеров. «Он заслуживает и должен получить полную поддержку американского правительства», – говорил он в сенате ^{449} .

Во второй половине 1950-х годов и особенно перед президентской предвыборной кампанией Кеннеди придерживался «теории домино», состоявшей в том, что победа коммунистов в Южном Вьетнаме повлечет за собой переход под их господство Лаоса и Камбоджи, а затем поставит под угрозу независимое демократическое развитие Бирмы и Таиланда, а может быть, даже и Японии ^{450} .

Как показало дальнейшее развитие событий, эта теория оказалась неточной, продиктованной преувеличенными страхами, связанными с потерей Китая. Но в то время такого рода взгляды разделялись большинством американских политиков, как республиканцев, так и демократов. Однако Кеннеди отличался от консервативных деятелей обеих партий тем, что всячески подчеркивал: дела во Вьетнаме и других странах, освобождавшихся от колониальной зависимости, должны решаться местным населением при постепенном сокращении военной помощи со стороны США и усилении помощи экономической, организационной, культурно-образовательной ^{451} .

Именно в этом смысле на протяжении всей второй половины 1950-х годов Кеннеди критиковал колониальную войну, начатую французскими властями в Алжире в ответ на национальное восстание, и особенно поддержку этой войны со стороны правительства Эйзенхауэра. Заявления Кеннеди с осуждением политики Франции в Алжире не раз вызывали отклики недовольства со стороны как французских государственных деятелей, так и членов правительства США. Буквально бурю негодования породило его пессимистическое выступление 3 июля 1957 года. Он говорил, что для Запада, может быть, уже поздно спасти себя от катастрофы в Алжире, но всё же США должны оказать давление на своих французских союзников, которым следует пойти на предоставление независимости Алжиру, правда, при сохранении между этой страной и Францией определенной степени «взаимозависимости» ^{452} .

Последовала реакция со стороны министра иностранных дел Франции Андре Мориса, который высказал мнение, что сенатор Кеннеди просто поощряет алжирских повстанцев продолжать свои кровавые действия ^{453} .

По этому поводу супруга сенатора Жаклин с некоторым оттенком злорадства написала родителям Джона, что Розе, его матери, страстной поклоннице французского высшего света, наверное, больше не выпадет счастье посещать торжественные приемы в посольстве Франции, а Кристиан Диор больше не будет допускать ее в свои примерочные комнаты, добавив, что придется «питаться овечьими глазами вместе с арабами» ^{454} .

Время показало, насколько прав был Кеннеди. В марте 1962 года пришедший к власти во Франции генерал Шарль де Голль установил режим «четвертой республики» – сильной президентской власти, подписал перемирие с руководителями алжирских повстанцев, признав самостоятельность этой страны при действительном сохранении взаимозависимости.

Дальнейшее развитие Алжира, как и соседних арабских стран, было очень сложным. Возникли и продолжают развиваться крайне нежелательные и даже опасные тенденции, прежде всего массовый поток североафриканских арабов во Францию, робкие ответные меры французских властей по ограничению их влияния. Но это уже дело будущего. Пока же Франция была вынуждена с немалым опозданием пойти на меры, которые в течение ряда лет рекомендовал сенатор Кеннеди.

Вновь и вновь Джон напоминал соотечественникам ту мысль, которая затем краеугольным камнем ляжет в его инаугурационную речь, – американцы должны побольше думать о том, что они могут сделать для своей страны, ибо они «задолжали ей». Об этом же постоянно говорили и в кругу семьи ^{455} .

При всем внимании к международным проблемам в центре интересов сенатора, а затем кандидата в президенты, естественно, стояли жизненно важные дела, волновавшие миллионы американцев.

Общественное мнение страны особенно будоражила проблема гражданских прав, под которой понимались прежде всего права цветного населения.

Журналисты, в частности уже упоминавшийся друг семьи Артур Крок, неоднократно обращали внимание на то, что хотя у Джона не было значительных расовых предрассудков, но он в качестве члена палаты представителей, а затем сената не придавал особого значения интересам и судьбам черного населения ^{456} . С черными он сталкивался только как со слугами в Хайаннис-Порте и других имениях, принадлежавших ему самому или членам семьи. Даже во время службы на флоте он почти не общался с черными, которые служили в особых частях, а на Соломоновых островах использовались в качестве вспомогательного состава, прежде всего поваров, кухонных рабочих и вообще обслуги.

Черное население в штате Массачусетс было незначительным, и Джон, будучи парламентарием, лишь изредка встречался с его представителями. Он, правда, установил контакт с негритянскими организациями своего избирательного округа, но ухитрялся избегать в общении с ними постановки вопроса о гражданских правах. Роберт Кеннеди вспоминал, что его брат поддерживал связь только с лидерами негритянской общины и именно через них обеспечивал себе голоса черного населения ^{457} .

Однако постепенно, по мере того, как либеральные круги обеих партий развертывали борьбу за права афроамериканцев, положение менялось. Речь шла о перспективе предоставления им гражданских прав в полном объеме, прежде всего тех, которые были гарантированы 14-й и 15-й поправками к Конституции Соединенных Штатов Америки (они признавали негров гражданами США и предоставляли им право голоса).

В сенате Кеннеди стал выступать как сторонник гражданских прав. Он поддержал, например, предложения о значительном расширении полномочий федеральной комиссии по справедливому решению вопросов занятости, по поводу которых шли жаркие дебаты в конгрессе (намечены были определенные меры, в частности, отмена налога на участие в выборах, возможность возбуждать дела против расистских выходок ку-клукс-клана и т. д.).

Однако в масштабе федерации новые законодательные нормы на том этапе не были воплощены в жизнь в силу сопротивления консервативных сенаторов из южных штатов. В результате меры по расширению прав комиссий по справедливым трудовым отношениям, например, были проведены только в отдельных штатах, в том числе и в родном Джону Массачусетсе, причем при его активном участии ^{458} .

И всё же наблюдатели отмечали, что Кеннеди не был столь уж решительным борцом за гражданские права, как другие деятели Демократической партии, особенно Хьюберт Хэмфри из Миннесоты или Пол Дуглас из Иллинойса ^{459} .

Учитывая то, что Демократическая партия находилась буквально на грани раскола между южанами – сторонниками сохранения существовавшего положения вещей и северянами – борцами за гражданские права, Кеннеди обращал особое внимание на необходимость сохранения партийного единства. Отсюда вытекала его сдержанность при обсуждении проблем, касающихся прав черного населения, что требовало огромного политического искусства.