Текст книги "Клан Кеннеди"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Лариса Дубова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 56 страниц)

Однако за всеми предпринимательскими новациями Джозеф продолжал наблюдать внимательнейшим образом, постоянно прикидывая, как бы повыгоднее, с большой отдачей вложить средства.

Как мы знаем, он уже был владельцем сети кинотеатров. Но сравнительно небольшие доходы, которые приносила эта собственность, предпринимателя не устраивали. Он узнал, что две корпорации, которые разделили между собой закупочный рынок британских фильмов в США, – компания Робертсо-на-Коула и Филм букинг офис – оказались в долгах, и решил скупить «на корню» все права на закупку фильмов в Великобритании – стране, которая в первой половине 1920-х годов стояла на первом месте в мире по производству фильмов.

В августе 1925 года вместе со своим юристом Баролемью Брикли Джозеф отправился в Лондон. Будучи лишенным каких-либо условностей и запросто, с приветливой улыбкой умевший вступать в общение с людьми самого различного статуса, он серьезно отнесся к тому, что Великобритания оставалась страной, в которой немалую роль продолжали играть консервативные традиции.

Вначале эта мысль оставалась как бы на заднем плане. Но прошло несколько дней после приезда, и в какой-то газете он прочитал сообщение, что наследник британского престола принц Уэльский в данный момент находится с визитом в Париже. «Поехали в Париж!» – воскликнул Кеннеди. Не вступая в долгие разговоры со своим юристом, который, во-первых, не понимал, как они смогут встретиться со столь знатным лицом, а во-вторых, зачем вообще нужна эта встреча, Джозеф опять какими-то неведомыми путями узнал, в каком именно парижском ресторане обычно обедает принц. Вслед за этим, оказавшись во французской столице, он явился в ресторан, дал взятку метрдотелю и получил столик недалеко от места, обычно занимаемого высоким посетителем.

Когда же принц появился в ресторане, Кеннеди подошел к нему с ослепительной улыбкой, представился и напомнил о «недавней встрече» в Америке, которой на самом деле не было. Речь шла о неком приеме, на котором принц действительно пожал сотни рук и, конечно, не очень обращал внимание на лица их владельцев (об этом Джозеф просто знал из газет). Приветливость и простота собеседника принцу понравились, и по просьбе Кеннеди он черкнул на листке бумаги несколько рекомендательных слов. Именно их и добивался Джозеф для переговоров с британскими магнатами киноиндустрии [11]11
  Обо всем этом рассказал О'Мира биографу Кеннеди в 1963 году (Whalen R.Op. cit. P. 85-86, 491, 494).


[Закрыть].

Правда, переговоры по поводу эксклюзивных прав затянулись. Джозеф возвратился на родину, так и не подписав контракта. Оказалось, что нет необходимых для сделки свободных средств. В конце концов, однако, дело закончилось успешно. Любопытно, что в этом помощь оказал еще один почти «принц», на этот раз бостонский миллионер по имени Фредерик Принс. Предоставив Кеннеди заем на недостающую сумму, Принс дал ему возможность купить необходимые права и основать соответствующую фирму по прокату британских художественных фильмов.

Так появилась на свет фирма под названием «Филм букинг офис оф Америка» («Американское предприятие по закупке фильмов») – ФБО, президентом и председателем правления которой, а вначале к тому же единственным собственником, стал Джозеф Кеннеди. Вскоре, правда, он понял, что при всех своих миллионах сам он тянуть такое мощное предприятие не в состоянии, да в этом и не было необходимости. Кеннеди стал выпускать акции. Первым крупным покупателем привилегированных акций (дававших право на участие в распорядительных делах компании) стал Фредерик Принс, тот самый человек, который предоставил Кеннеди заем на покупку права импортировать британские фильмы.

В руководство компании были привлечены люди, в личной верности которых он был почти убежден (элемент недоверия у этого игрока и авантюриста никогда не исчезал). С ними Кеннеди тесно общался при ведении дел в своих прежних финансовых предприятиях. Кадровый нюх у него был отличный – никто из членов своеобразного штаба компании – Эдди Мур, Джон Форд, Фрэнк Салливан, Пэт Сколлард, Эд Дёрр – своему шефу не изменял.

Вначале ведущие специалисты фирмы не очень хорошо разбирались в кинопромышленности. Но специальные знания приходили со временем. Однако вся эта группа прекрасно ориентировалась в финансовых делах. И главное, они великолепно знали повадки и натуру своего босса и делали всё возможное, чтобы способствовать обогащению компании, которая становилась всё более влиятельной. Разумеется, и сами компаньоны Джозефа не оставались внакладе, ибо новое предприятие приносило хороший доход.

Голливудские и семейные дела

Между тем 1920-е годы были временем серьезных изменений в киноотрасли, которая постепенно превращалась в крупную область индустрии.

Складывалась система продюсерства, когда предприниматель, которого стали называть продюсером (производителем), искал и покупал сценарий для будущего фильма, подбирал актеров и приглашал режиссера. Вслед за этим появились крупные технически оснащенные киностудии – подлинные индустриальные предприятия.

С 1920 года в Голливуде снималось около восьмисот фильмов ежегодно. Первыми киностудиями США были «Universal Pictures» (с 1914 года), «Paramount Pictures Corporation» (основанная Адольфом Зукором в 1912 году), «Warner Brothers Entertainment» (названная в честь братьев Уорнеров: Гарри, Альберта, Сэма и Джека и основанная в 1918 году), «Metro-Goldwyn-Mayer» (основанная в 1924 году Маркусом Лоу).

Росла сеть кинотеатров, публика полюбила кино. Появились кумиры, которым стремились подражать, которые становились образцами и в манерах поведения, и в одежде. На небосклоне американского кино зажглись первые звезды, которые вели себя по-королевски, требуя огромных гонораров. За первые фильмы со своим участием Чарли Чаплин получал по 150 долларов в неделю. Однако его слава росла, и уже через несколько лет знаменитый актер стал зарабатывать по десять тысяч долларов за те же шесть рабочих дней. Мэри Пикфорд не просто последовала его примеру – она потребовала, чтобы вдобавок к десяти тысячам долларов еженедельной оплаты ей причиталась половина всех доходов от картин с ее участием. Кинопромышленник А. Зукор, в фильмах которого снималась Пикфорд, по его собственным словам, говорил звезде: «Мэри, сладкая моя, каждый раз, когда я разговариваю с тобой и твоей мамой по поводу нового контракта, я теряю десять фунтов [веса]» ^{64} .

Важным изменением в киноиндустрии было появление звуковых фильмов. Они потребовали принципиально новой техники и, соответственно, новых крупных капиталовложений.

Именно в этих условиях компания Джозефа Кеннеди ФБО развернула энергичное вторжение в киноиндустрию.

Вначале она стала финансировать предприятия по производству сравнительно дешевых фильмов – легких комедий, второсортных сентиментальных поделок, которые предназначались главным образом для неискушенной публики местечек и небольших городов. Впрочем, среди фильмов, которые финансировались ФБО, попадались и произведения высокого качества, например, работа Уоллеса Рейда «Нарушители закона» – психологическая драма о последствиях чрезмерной материнской любви.

Но вскоре Кеннеди переключился на фильмы со звездами. Среди последних оказался получивший огромную популярность Фред Томпсон, который вначале собирался посвятить себя научной и педагогической карьере и уже стал доктором философии (эта степень отнюдь не означает специализацию в философской области; так называется ученая степень в области гуманитарных наук, равная примерно той, которая в России ныне известна как степень кандидата наук). Попробовав свои силы в кино, Томпсон быстро стал звездой вестернов, а фильмы с его участием, финансируемые Кеннеди, собирали огромный денежный урожай.

Другой звездой, открытой на средства ФБО, стал Гарольд Грейндж, специализировавшийся на мелодрамах. Джозеф поначалу сомневался, стоит ли вкладывать средства в фильмы с участием Грейнджа. Как-то он решил привлечь к решению вопроса совсем неожиданных экспертов. Он повел сыновей – одиннадцатилетнего Джо-младшего и девятилетнего Джона в кино на фильм с его участием, а затем спросил, хотели бы дети вновь посмотреть картину с этим актером. «Да, конечно!» – в один голос воскликнули мальчики, и это окончательно решило вопрос ^{65} .

В то же время руководитель ФБО стремился, чтобы кино приобрело значительно б ольшую респектабельность в среде высокообразованной и интеллигентной публики. Будучи финансовым дельцом и биржевым спекулянтом, он, по-видимому, испытывал некое чувство неполноценности, которое стремился преодолеть, разумеется, стараясь не жертвовать своими деловыми интересами. Скорее всего, именно поэтому он в 1927 году договорился с Гарвардским университетом о том, что частично на его средства будут проведены лекции известных актеров для студенческой аудитории.

Выступления ставших уже знаменитыми артистов оказались, как и надеялся Джозеф, сенсацией для старейшего университета. На лекции собирались сотни студентов. И хотя актеры в живом общении часто оказывались косноязычными, их встречали и провожали восторженно. В результате в голливудскую фирму Лоева и компании поступило свыше шестисот заявлений от гарвардских питомцев с просьбой принять их на работу в киноиндустрию ^{66} . Для Кеннеди всё это было великолепной рекламой.

Тем временем переход Голливуда от немого кино к звуковому потребовал огромных новых капиталовложений. Кинопроизводители надеялись, что расходы будут с избытком покрыты в результате наплыва зрителей в новое, более совершенное кино. Но пока необходимы были живые деньги.

В результате нескольких слияний и размежеваний была образована цепочка производителей кинофильмов, кинотеатров и банков – Куйе-Алби-Орфеус (КАО). В мае 1928 года Кеннеди предложил этому концерну купить 200 тысяч его акций по цене 21 доллар за штуку или всего за 4,2 миллиона долларов. Владельцы компании согласились, передав Кеннеди не только контрольный пакет акций, но и возможность фактически взять предприятие в свои руки. Когда дельцы Уоллстрит узнали о сделке, цены на акции КАО подскочили до 50 долларов. Несложный расчет показывает, что одним сравнительно небольшим, но сделанным вовремя усилием Кеннеди получил, таким образом, более пяти миллионов «зеленых» ^{67} . В течение следующих двух с половиной лет Кеннеди заработал в кинопромышленности еще примерно пять миллионов долларов и приобрел в этой сфере репутацию хитрого, напористого и умелого бизнесмена ^{68} .

Став крупным капиталистом, владельцем акций многих компаний, предприимчивым биржевым дельцом и финансистом Голливуда (во второй половине 1920-х годов это было главным его занятием), Джозеф постоянно напоминал себе и окружающим (отчасти справедливо, но всё же с долей лицемерия), что он занимается всем этим во благо семьи.

Действительно, он оставался внимательным отцом семейства.

Когда Джозеф вплотную занялся голливудскими делами, он счел необходимым значительную часть времени проводить на месте и нанял роскошный особняк в аристократическом районе Лос-Анджелеса Беверли-Хиллз. Однако, считая себя образцовым отцом и супругом, он позаботился, чтобы его семья также жила в наиболее комфортабельных условиях.

Дом в Ривердейле он считал теперь недостаточным, и по его распоряжению помощники подыскали значительно более обширное и удобное поместье в нью-йоркском пригороде Бронк-свилл. Дом был окружен обширным участком с тенистым садом и зелеными лужайками. По тому времени цена была велика – свыше четверти миллиона долларов ^{69} . Но на расходы, которые способствовали бы удобствам семьи, Джозеф шел безоговорочно. Сыновья получили возможность приглашать своих сверстников играть в футбол и бейсбол на лужайках имения. Доходы позволяли постепенно увеличивать обслуживающий персонал. Вначале Роза и Джозеф наняли гувернантку для старших детей и няню для младших. Затем прибавилась кухонная прислуга, садовники и, в конце концов, своего рода дворецкий – управляющий имением.

В доме был оборудован кинозал, и отец, ненадолго приезжая из Лос-Анджелеса, с удовольствием показывал сыновьям и дочерям новейшие фильмы, предпочтительно те, в финансировании которых он принимал участие. Большей частью это были ленты, еще не демонстрировавшиеся на зрительских экранах, что особенно подчеркивало значимость таких вечеров ^{70} . Иногда на эти киновечера приглашались учителя сыновей, которые обычно хвалили и Джо-младшего и Джона, правда, жалуясь, что Джон тяжело осваивает правописание.

Это было действительно так. Прекрасно овладев разговорным языком, будучи сравнительно начитанным, Джон никак не мог справиться с некоторыми элементарными грамматическими правилами. Часто он писал, как слышал, а это в английском языке приводит к множеству ошибок. Сохранившиеся письма Джона родителям, братьям и сестрам, друзьям и знакомым свидетельствуют, что этот недостаток сохранился и во взрослом возрасте. Видимо, правы те, кто считает, что существует природная грамотность и грамотность «выученная», которая гораздо слабее первой. А есть и такие люди, которые просто не в состоянии применить грамматические правила на практике или даже не считают это обязательным для себя.

Похоже, что Джон Кеннеди относился к последней категории. Когда он стал президентом, помощникам не раз приходилось исправлять в написанных им бумагах элементарные ошибки. К сожалению, в русском тексте этой книги мы не в состоянии привести примеры его многочисленных грамматических ляпсусов. Ограничимся лишь одним: Джон Кеннеди часто писал «thei» – нечто похожее на «they» (они) – вместо «their» («их», то есть принадлежащий кому-то).

Прошло еще непродолжительное время, и семья Кеннеди приобрела вдобавок к прежним новое жилище, на этот раз летний особняк в местечке Хайаннис-Порт на мысе Кейп-Код, сравнительно недалеко от Бостона. Место было выбрано отнюдь не случайно – здесь располагались предназначенные для отпускного времени резиденции финансовых воротил и крупных политических деятелей. Одновременно достигалось несколько целей – обеспечить семью первоклассным здоровым отдыхом на океанском побережье с умеренным климатом, продемонстрировать свое богатство и приверженность к удобствам и, наконец, что было не менее важно, обзавестись новыми светскими знакомыми, которые могли бы оказаться полезными в любой момент. К этому имению Джозеф довольно долго присматривался. Три раза он арендовал его на лето, убедился в удобствах и места, где находилось имение, и самого особняка. Сделка состоялась осенью 1928 года. Большой, окрашенный в белый цвет дом с зеленой крышей располагался на холме, а от него к океану террасами шел пологий зеленый склон. Террасы же эти представляли собой естественные площадки для спортивных игр ^{71} .

Джозеф строго следил за тем, чтобы денежные дела в семейном кругу не обсуждались. Зато политические проблемы были предметом вечных споров, продолжавшихся подчас не только во время семейных застолий, но и целые вечера. Роберт Кеннеди вспоминал: «Я, наверное, не припомню ни единого обеда, когда беседа не посвящалась бы тому, что делает Франклин Рузвельт или что происходит в [другой части] мира… Так как общественные дела господствовали над всем нашим домом, казалось, что это просто продолжение быта семьи» ^{72} . По всей видимости, он сравнительно рано решил направить свои усилия на то, чтобы сыновья не последовали его примеру, чтобы они принесли семье славу и почет другими путями, предпочтительно политикой. Оба подростка воспитывались в умении жить скромно, не тратить лишние деньги и уж во всяком случае не демонстрировать богатство семьи.

Они получали буквально нищенские деньги на текущие расходы, на развлечения. Сохранилось следующее письмо будущего президента отцу: «Мои нынешние карманные деньги составляют 40 центов (видимо, в неделю, хотя в письме это не уточняется. – Л. Д., Г. Ч.).Я их использовал на аэропланы и другие детские игры, но теперь я стал скаутом и забросил свои детские дела. Раньше я мог потратить 20 центов сразу… и за пять минут опустошить свой карман. Став скаутом, я должен купить фляжку, вещевой мешок, одеяло, фонарик, которые я буду использовать годы, и я могу их использовать постоянно, а шоколадное мороженое я могу не есть по воскресеньям. Поэтому я прошу давать мне карманных денег на 30 центов больше, чтобы я смог купить все скаутские вещи…» ^{73}

Члены семьи вспоминали, что между старшими братьями нередко возникали острые столкновения, ссоры и даже драки, порой до синяков и крови. Джо пытался сохранить свой приоритет как главный в младшем поколении Кеннеди, а Джон, хотя и был двумя годами младше, оспаривал это первенство. Столкновения завершались в пользу физически более сильного Джозефа. К тому же Джон был очень болезненным. В два года он перенес скарлатину, которая в те времена являлась крайне опасным заболеванием, приводившим нередко к смертельному исходу или сопровождавшимся такими осложнениями, которые без должного внимания и систематического лечения могли привести к инвалидности. Болезнь протекала очень тяжело, но никаких видимых осложнений не последовало. Вполне возможно, что их просто не обнаружили, так как в последующие годы Джек (обычно домашние называли Джона Джеком, и это имя, считавшееся ласкательным, сохранилось в кругу близких, и не только среди них, на всю его жизнь, оставшись и после кончины в памяти американцев) страдал частыми кишечными заболеваниями и всевозможными другими детскими болезнями, часто попадал в больницы.

Небезынтересно, что родители, зная, что Джон значительно слабее Джо, не вмешивались в их драки, давали сыновьям возможность самим решать свои споры. Отец говорил, что старшие сыновья дерутся, зная меру, но они всегда будут заодно при необходимости противостоять посторонним ^{74} .

Действительно, в юношеских футбольных матчах, проходивших в Хайаннис-Порте, Джо и Джон сражались, разумеется, в одной команде и всячески поддерживали друг друга во время игры.

Отец, однако, предпочитал, чтобы сыновья занимались индивидуальными видами спорта, особенно плаванием и хождением по океанским водам под парусом. Он был уверен, что именно эти занятия по-настоящему способствуют выработке твердого характера, инициативы и уверенности в собственных силах. В связи с этим отец стал менять свою воспитательно-финансовую тактику: сыновья теперь получали дорогие подарки – Джозеф-старший на этот раз отказался от своей привычки воспитывать их в скромности. Каждый из старших сыновей получил по небольшой парусной яхте. Джон назвал свою драгоценность «Виктура», произведя это слово от Victoria(с лат. – победа), объяснив, что он переиначил слово, чтобы придать ему смысл выигрыша ^{75} .

Действительно, дети с ранних лет воспитывались так, чтобы постоянно чувствовать себя победителями, выигрывавшими спортивный, интеллектуальный или любой другой бой. Юнис вспоминала: «Папа всегда водил нас на соревнования по плаванию, причем в разных группах, чтобы нам не надо было обгонять друг друга. И то же самое он делал во время соревнований по парусному спорту. Когда мы выигрывали, он страшно радовался. Папа всегда был очень соревновательным. Он постоянно повторял нам, что прийти вторым – это плохо. Важнейшей задачей было выиграть – не приходи вторым или третьим – это не будет считаться, – но выигрывай, выигрывай, выигрывай» ^{76} . Выигрывать всегда и во всем – таков был девиз всего семейства.

Тем временем семья продолжала расти: в 1932 году, как уже упоминалось, родился еще один сын, Эдвард, и только теперь в воспроизводстве наследников была поставлена точка, тем более что родители были уже немолоды.

Многочисленность потомства позволила смягчить последствия беды, которая пришла в семью вскоре после появления на свет Розмари, которая оказалась умственно отсталой. Был поставлен неутешительный диагноз – она на всю жизнь останется инвалидом. Чтобы более не возвращаться к судьбе несчастного ребенка, отметим, что, когда девочка стала подростком, а затем зрелой девушкой, душевная болезнь приняла буйную форму. Розмари оказалась не в состоянии учиться в школе, вела себя вызывающе, нарываясь на скандалы. Родные далеко не всегда понимали, что ее поведение вызвано болезнью, и реагировали неадекватно. В конце 1930-х годов Джозеф Кеннеди узнал о входившей в практику лоботомии (операции по рассечению тканей, соединяющих лобные доли мозга с его остальной частью), которая, по словам ее создателей, восстанавливала психические функции пациентов, излечение которых терапевтическими средствами считалось невозможным. Скоро, однако, оказалось, что лоботомия обычно вела к подавлению умственной деятельности.

В США эту операцию стал широко применять профессор Уолтер Фримэн, которого пресса вознесла до небес. Не дав себе труда проверить практику Фримэна, что противоречило обычному поведению Джозефа Кеннеди, скорее всего просто желая избавиться от бремени по уходу за дочерью и надежно скрыть ее болезнь, Джозеф договорился с Фримэном об операции. Она была проведена в конце 1941 года и привела к катастрофе. Розмари впала в прострацию, стала вести буквально вегетативное существование. Она прожила в приюте для умалишенных еще 64 года и скончалась в 2005 году в возрасте 87 лет, так и не обретя способности сознательно существовать.

Возвратимся, однако, в 1920—1930-е годы.

В 1932 году Джозефу исполнилось 44 года, а Розе – 42.

Всего у них было девять детей – Джозеф Патрик (1915-1944), Джон Фицджералд (1917-1963), Розмари (1918-2005), Кэтлин Эгнес (1920-1948), Юнис Мэри (1921-2009), Патриция (1924-2006), Роберт Фрэнсис (1925-1968), Джоэн (р. 1928), Эдвард Мур (1932-2009).

Внешне оставаясь хорошим семьянином, Джозеф не гнушался краткими, почти ни к чему не обязывающими связями с хорошенькими молодыми голливудскими актрисами. Собственно, и большие расходы на таких любовниц не требовались. Достаточно было сказать или даже намекнуть режиссеру, что такая-то актриса перспективна, чтобы его слова были восприняты как указание – девушка получала хорошо оплачиваемую роль, а большего ей было и не надо.

Дом в Беверли-Хиллз был отличным местом для свиданий с юными звездочками. Эти встречи стали достоянием всего Голливуда, а оттуда в сильно преувеличенном виде распространились далеко за его пределы. О них, естественно, узнала Роза, и ей пришлось мириться с происходившим, ибо она знала, что свою семью Джозеф не оставит не только из-за детей, но и по соображениям финансового и политического престижа.

О любовных аферах отца рано узнали и дети. Даже в школе, где учился Джон, судачили о том, что его родитель отправился куда-то с молоденькой актрисой, тогда как жена его была беременна. Один из приятелей Джона даже через много лет рассказывал, что сын осмеливался шутить по поводу любовных историй отца. «Он был совершенно откровенен по поводу того, каким испорченным человеком был его старик» ^{77} .

Это, однако, не мешало Джону, как и старшему сыну Джозефу, сохранять глубокое уважение и даже почтение к отцу, считаться с его мнением, стараться быть с ним честным и откровенным. Характерен в этом отношении следующий эпизод. Джозеф стремился, чтобы его дети вели здоровый образ жизни, не пили, не курили. Он даже придумал способ поощрения тех из них, кто до полного совершеннолетия (таковым в США считается 21 год) не выкурит ни одной сигареты, не выпьет ни одного бокала даже слабого спиртного напитка. Им полагалась премия по достижении взрослого возраста – тысяча долларов. Как проверить, что поставленное условие действительно было выполнено? Единственным средством считалось отношение детей к награде, их правдивость при ее получении. Отец не задавал выросшему сыну никаких вопросов. Он вручал ему чек, полагая, что в том случае, если условие будет нарушено, чек не будет принят. Именно так и произошло с Джоном. Когда отец протянул ему награду, он отказался принять ее, признавшись, что в Гарвардском университете, где он учился, несколько раз выпил пиво ^{78} .

Так в семье Кеннеди удивительным образом уживались патриархальные семейные связи с весьма вольным образом жизни главы рода – верующего католика и ходока по молодым дамам. А это почти неизбежно наследовалось младшим поколением.

Хороший знакомый Джозефа Кеннеди видный журналист Артур Крок, сотрудник газеты «Нью-Йорк таймс», немало сделавший для того, чтобы обеспечить Кеннеди и его семье то, что в наши дни называют пиаром, насмешливо писал: «Да, он был аморален, конечно, он был таковым. Я думаю, только католик в состоянии описать, как можно одновременно быть аморальным и религиозным. Иначе говоря, как можно обеспечивать себе Божье благословение и в то же самое время заниматься всякими другими делами… Так обстояло дело во всем мире, насколько я знаю, и так дело обстояло в его мире» ^{79} .

Однако один более или менее серьезный роман в Голливуде всё же случился. Джозеф увлекся кинозвездой Глорией Свенсон. Родившаяся в 1899 году, Глория начала карьеру в кино в 1915 году в качестве комической актрисы. Затем она блестяще сыграла в нашумевших лентах «Невеста из пульмановского вагона», «Ее решение, или Опасная девчонка», а также вместе с Чарли Чаплином в фильме «Его новая работа» (здесь она, правда, играла второстепенную роль стенографистки).

Затем ее артистическая судьба оказалась связанной с творчеством режиссера Сесиля де Милля, у которого она снялась в фильмах «Не меняйте мужа», «В горе и в радости» и других лентах.

Очаровательная Глория Свенсон получала огромные гонорары, представляла Голливуд во время различных праздничных мероприятий. В дополнение к этому во время одной из поездок во Францию актриса познакомилась с неким маркизом Анри де ла Фалез де ла Кудрайе и возвратилась на родину, выйдя за него замуж и став таким образом маркизой. С мужем, правда, Глория рассталась очень быстро. У нее не было никакого желания возиться с аристократом, намного ее старше, да и съемки не оставляли времени для супруга.

В конце 1920-х годов, став одной из ведущих звезд Голливуда, Свенсон основала собственную студию и снялась в фильмах «Сэнди Томпсон» (1928) и «Их собственное желание» (1929), за участие в которых была дважды номинирована на премию «Оскар», правда, так и не получила ее. С появлением звукового кино актриса вначале добилась серьезного успеха в фильме «Нарушитель» («Trespasser» [12]12
  В английском языке это слово, переводимое как «нарушитель», имеет ограниченный смысл – нарушитель чужой территории, человек, вторгшийся на чужую территорию.


[Закрыть]), но вскоре перестала сниматься, продолжая театральную деятельность. В начале 1930-х годов и ее киностудия прекратила существование.

Познакомившись с Глорией в 1928 году после ее возвращения из Франции, Кеннеди был ею очарован. Говорили, что в Голливуде нашлось бы немало более красивых актрис, чем Свенсон, но на Джозефа особое впечатление произвели ее уникальный голос, который называли «шелковым», и самоуверенность, особенно импонировавшая его ментальности.

Сама Свенсон вспоминала о том, что произошло вскоре после знакомства: «Джозеф открыл дверь моего номера в отеле. Затем лакей стал вносить один за другим огромные букеты орхидей. Скоро комната превратилась чуть ли не в цветочный магазин. А Джозеф продолжал стоять у двери с гордой улыбкой, наблюдая за эффектом, который он произвел. Потом он зашел в комнату и закрыл дверь на ключ, стремительно подошел ко мне и, не произнеся ни слова, прильнул к моим губам, прижал к себе, пытаясь снять с меня кимоно. Наконец, Джозеф добился своей цели» ^{80} . Дальнейшее Глория не описывала, но и то* -что было сказано, звучало для пуританской Америки слишком большим откровением.

Джозеф не скрывал своих отношений с Глорией. Дело дошло до того, что в августе 1929 года она прилетела на гидроплане, сконструированном русским эмигрантом Игорем Ивановичем Сикорским, на Кейп-Код. Огромная толпа наблюдала, как она пересела из самолета на катер, а затем шумно приветствовала ее отплытие к имению Кеннеди в Хайаннис-Порте ^{81} . [13]13
  Великий русский и американский авиаконструктор И.И. Сикорский (эмигрировал в США в 1919 году) был создателем первых трансатлантических гидропланов.


[Закрыть]

Джозеф Кеннеди признавался, что общение с Глорией доставляет ему не только плотское наслаждение – она была наблюдательна, остроумна, внимательно относилась к причудам своего любовника ^{82} . Что же касается Розы, то она упорно называла Глорию Свенсон только деловой партнершей своего супруга. И в пожилом возрасте в разговорах с журналистами, помогавшими ей готовить к печати свои воспоминания, с возмущением отвергала слух, будто у Глории был ребенок от Джозефа ^{83} .

Небезынтересно и то, что, установив с Джозефом интимные отношения и пользуясь его средствами в качестве источника финансирования своей киностудии, Глория Свенсон решительно отвергала финансовую зависимость (видимо, Джозеф особенно на ней и не настаивал). По всем займам, которые Кеннеди предоставлял студии «Глория Инкорпорейтед», исправно возвращались долги с процентами [14]14
  Об этом Г. Свенсон рассказала через много лет биографу Джозефа Кеннеди (Whalen R.Op. cit. P. 94).


[Закрыть].

Правда, с первым фильмом «Королева Келли», снятым на средства Кеннеди, произошел конфуз. Одобренный им сценарий не удовлетворил режиссера Эриха фон Строхейма, который вообще славился многочисленными вторжениями в сценарии и импровизациями прямо на съемочной площадке.

На этот раз знаменитый режиссер внес такие изменения в текст и вставил такие эпизоды, которые Кеннеди счел просто недопустимыми для американской публики. Откровенные сцены соблазнения юных послушниц в монастыре и прочие крамольные вещи он посчитал явно нарушающими консервативные моральные нормы.

Но когда Кеннеди посмотрел подобные фрагменты и пришел в ужас, фильм был уже почти полностью снят. Глория потребовала выпустить его на публику. После недолгих пререканий между любовниками и партнерами был достигнут компромисс – фильм «эмигрировал», его выпустили только на европейские экраны, не разрешив показ в Америке.

Тем не менее между Свенсон и Кеннеди пробежала «черная кошка». Глория была раздражена многочисленными жалобами Джозефа, что он понес большие убытки в связи с неудачей «Королевы Келли», хотя на самом деле его потери были с лихвой перекрыты успехами следующих фильмов. Свенсон считала, что такого рода заявления вредят ее артистической репутации, и это было действительно так.

К тому же Глория обнаружила, что она стала получать счета к оплате за дорогие вещи, которые вроде бы Джозеф ей преподносил. Среди них было, например, меховое манто, стоившее немалую сумму. Конечно, Свенсон могла и сама купить любую дорогую вещь, но здесь речь шла о совершенно другом – о том, что она должна оплачивать подарки собственного любовника. С этим Глория никак не могла смириться ^{84} .

Когда же на студии Свенсон был поставлен с ее участием «Нарушитель», возникла почти открытая ссора. Публике фильм понравился, сборы были большими. Но Глории казалось теперь, что она не предназначена для звукового кино, что ее место на театральной сцене. Джозеф настаивал на продолжении кинокарьеры, Глория отказывалась.