Текст книги "Клан Кеннеди"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Лариса Дубова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 56 страниц)

Жизнь в президентской резиденции

Возвратимся, однако, к тому, как проходил обычный президентский день.

После медицинских процедур следовало ознакомление с текущими событиями. Кеннеди еще в годы пребывания в конгрессе овладел искусством скорочтения, ставшего к этому времени модным.

Учитывая многословие официальных бюрократических бумаг, Джон с удовольствием упражнялся с текстом, чтобы тратить как можно меньше времени на ознакомление с документами и в то же время вполне компетентно судить о текущих событиях. Скорочтение он освоил самостоятельно при помощи специальных пособий и наглядных материалов. В американских газетах появлялись сведения о том, что он якобы посещал специальные курсы в городе Балтиморе, расположенном неподалеку от Вашингтона. Но Жаклин Кеннеди свидетельствовала, что Джон, будучи сенатором, лишь один раз побывал там вместе с братом Робертом и больше к такого рода групповым занятиям не прибегал, сочтя их, видимо, излишней тратой драгоценного времени ^{624} .

Теперь, в Белом доме, скорочтение стало просто жизненно необходимым инструментом. Еще находясь в спальне или перейдя в соседнюю гостиную, в халате и домашних туфлях на босу ногу Джон просматривал толстую подборку информативных материалов о внутреннем положении и международных событиях, которые за предыдущий вечер и за ночь готовили для него дежурные секретари из аппарата М. Банди. Почти всегда при этом присутствовали сам Банди или генерал-майор Честер Клифтон, являвшийся военным помощником президента (напомним, что президент по должности является Верховным главнокомандующим Вооруженными силами США).

Клифтон так описывал президентское утро: «Обычно он был окружен всеми утренними газетами, а также письмами и бумагами, которые приносила ему миссис Линкольн для чтения и быстрого ответа. Ему можно было сообщить что-то из разведывательной информации о Конго, и он начинал рыться в газетах, а затем протягивал какую-то полосу, говоря: “А ну, посмотри, это о Конго. Нам надо бы выяснить, кто прав, ваш докладчик или этот репортер”. Шла постоянная игра между докладами разведки, состоянием страны, сообщениями местной прессы, счетом в последнем бейсбольном матче и выяснением вашего мнения о том или другом человеке» ^{625} .

О том, что Джон исключительно быстро схватывал суть информации, вспоминают и многие другие лица, сталкивавшиеся с ним. Нередко их это просто восхищало. Эдвард Мёрроу, популярный телевизионный журналист, встречавшийся со многими талантливыми людьми, возвратившись из Белого дома, делился своими впечатлениями так: «Ну и ну, этот парень просмотрел целую страницу примерно за тридцать секунд, и это выглядело потрясающе, он усвоил и почти дословно воспроизвел ее» ^{626} .

Газеты Кеннеди особенно не жаловал, но обычно бегло просматривал первые полосы «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост», обращая главное внимание на то, как освещается политика Белого дома и деятельность министров, а также членов неофициального штаба, то есть ответственного штата Белого дома.

Только после этого наступало время завтрака, который Джон обычно поглощал в одиночестве – Жаклин еще пребывала в постели в своем крыле Белого дома (общей спальни у супругов не было), а дети были слишком малы, чтобы разделять отцовскую трапезу. Завтрак, как правило, был традиционным – легким английским, который включал яичницу с беконом и гренками, апельсиновый сок и кофе.

Около восьми часов по вызову президента (если это было необходимо при сохранявшейся, несмотря на массаж и уколы, боли в спине) появлялся камердинер, который помогал ему одеться и завершить туалет. Иногда Джон даже не мог сам надеть носки и завязать шнурки.

Всё это оставалось «за кадром». Поздоровавшись с детьми – дочерью Кэролайн и сыном Джоном (двойное имя Джон-Джон никогда не употреблялось и вскоре отмерло само собой), нежно их обняв, Кеннеди примерно в половине десятого утра отправлялся в рабочий кабинет, Овальный офис, если расписание не предусматривало других дел – официального утреннего приема, выезда за пределы Белого дома и т. д. Несколько минут дети оставались в кабинете отца, где играли в прятки, в подражание животным, танцевали и т. п. Затем их забирали воспитатели ^{627} .

Работа в Овальном кабинете продолжалась сравнительно недолго – до полудня, после чего Джон проводил примерно полчаса в бассейне, вода в котором была сильно подогрета (этого требовала больная спина), затем обедал (обычно вместе с Жаклин, если она находилась в Вашингтоне). После этого следовал часовой сон (по примеру Черчилля он проводил его в постели, в ночной пижаме).

Во второй половине дня продолжалась работа над документами, проходили совещания с сотрудниками и приемы посетителей. Затем следовало еще одно получасовое пребывание в бассейне. Вечером, если не было официальных приемов, коллективно смотрели кино, но Джон обычно долго не задерживался в кинозале – чуть ли не все фильмы казались ему скучными. Он предпочитал провести свободное вечернее время за чтением, часто в постели. Но это было время чтения спокойного, неторопливого, когда поглощалась в основном легкая литература.

Вообще же Джон читал не просто каждую свободную минуту, но даже одновременно с занятием другими делами. Жаклин вспоминала: «Он читал, идя по дороге, он читал за столом во время еды, он читал после обеда, он читал в ванне, он читал, вглядываясь в книгу на его письменном столе, на его бюро, завязывая галстук… Он мог открыть книгу, которую я читала, и просто проглотить ее. Он действительно читал всё то время, когда кажется, что у вас нет времени на чтение» ^{628} . Жаклин отмечала также, что ее супруг активно использовал прочитанное в своей политической деятельности, запоминая всё, что считал необходимым усвоить, и затем внезапно, иногда через продолжительное время, вставляя в свои выступления цитаты из прочитанного ^{629} .

Художественную литературу Кеннеди читал редко, причем вкус его был, прямо скажем, примитивным. Он, например, с интересом поглощал дешевые детективы англичанина Яна Флеминга, автора серии триллеров о супершпионе Джеймсе Бонде, или агенте 007. (По триллерам Флеминга было снято более двух десятков фильмов об этом агенте, и таковые продолжают сниматься по сей день.) Особенно Джону нравилось сентиментально-авантюрное повествование Флеминга «Из России с любовью», из которого он надеялся (признаемся, безуспешно) извлечь сведения о загадочной восточной державе, которая то ли продолжала сооружать общество социальной справедливости, покоящееся на костях миллионов, то ли уже отказалась от этого утопического плана. Еще до избрания президентом Джон встретился с Флемингом во время поездки писателя в США в 1960 году в своем доме, пригласив его на ужин. Больше они не виделись, но Кеннеди продолжал следить за новыми творениями этого весьма плодовитого автора.

Высоколобые помощники удивлялись, что Кеннеди увлекается такими пустыми образчиками беллетристики, как героико-фантастические повествования Флеминга о Джеймсе Бонде – агенте высочайшей квалификации, который всегда выходил сухим из воды, из всевозможных передряг, а его противники вечно терпели поражение. Объясняли это по-разному Старый знакомый Джона журналист Бен Бредли полагал, что ему нравились жесткость, откровенные сексуальные мотивы и постоянная холодность ума персонажа книг Флеминга ^{630} . Высказывалось, однако, и мнение, что произведения Флеминга Кеннеди читает с утилитарной целью – его интересовали детали секретных операций, способы прикрытия. В целом же время от времени проникающие в печать сенсационные сведения о том, что Кеннеди якобы был близок с Флемингом, поддерживал с ним тайную дружбу, не более чем легенда ^{631} . После единственной встречи контактов больше не наблюдалось.

Как мы уже сказали, Кеннеди стремился извлечь практическую пользу из чтения детективов. Однажды он прочитал детективно-фантастический роман Флетчера Нибела и Чарлза Бейли «Семь дней в мае». Сюжет романа таков. Популярность президента США Лимена падает, генерал Скотт решает военным переворотом устранить «слабого» руководителя. О заговоре случайно узнает помощник Скотта полковник Кейси, перед которым встает дилемма: спасти страну и президента или остаться верным своему непосредственному командиру. Разумеется, побеждают верность родине, а затем и сам президент, который снисходительно отправляет Скотта на пенсию вместо заслуженного суда.

Прочитав эту книгу, Кеннеди слегка разволновался. Он позвал военного помощника Честера Клифтона и стал выяснять, где находится человек с черным чемоданом («Футболом»), в котором спрятано электронное оборудование с президентскими командами на случай чрезвычайной ситуации. При этом он сослался на роман, в котором говорилось, что этот человек должен сидеть ночью у дверей спальни президента. Генерал объяснил, что на самом деле соответствующее лицо, постоянно находясь в служебном помещении, поддерживает слуховой и зрительный контакты с узлом связи Белого дома и в случае необходимости окажется рядом с президентом через полторы минуты после вызова, даже если не будет работать лифт ^{632} .

Но основное внимание американского президента привлекали современные издания по истории и мировой политике. Джон говорил: «Рузвельт черпал свои идеи в основном из бесед с людьми, а я из книг» ^{633} . Это было не совсем так. Кеннеди отнюдь не был «книжным червем», он общался с тысячами людей и, подобно Рузвельту и массе других государственных деятелей, черпал у них необходимую ему информацию. Но нон-фикшн, то есть литература, которую нельзя причислить к художественной, постоянно вызывала его повышенный интерес.

Надо сказать, однако, что к исторической литературе Джон Кеннеди, подобно многим американским интеллектуалам, относился критически. В частности, это объясняется тем, что в университетских и академических кругах труды по истории относят к исследованиям, но саму историю наукой не считают (термин science– наука – используется только по отношению к естественным областям; в гуманитарной же может быть исследование, но науки в подлинном смысле не бывает!). Такая позиция у Кеннеди проявлялась в суждении, далеко не всегда справедливом, что «история зависит от того, кто ее пишет» ^{634} .

С особым недоверием, на этот раз в основном справедливым, Джон относился к распространенным в Америке мемуарам и дневникам. Это отмечал, в частности, внимательный Т. Соренсен: «Выдумки в большинстве дневников и автобиографий вашингтонских деятелей уступают только бессовестности их авторов» ^{635} .

И всё же значительное внимание он, по свидетельству Жаклин, уделял европейской, особенно британской литературе. Что касается Второй мировой войны, то его удовлетворял шеститомник У. Черчилля. Наряду с ним Кеннеди с интересом читал литературу о причинах Первой мировой войны. Он выделял действительно серьезные работы Барбары Тачмэн «Пушки в августе» и Эдмунда Тэйлора «Падение династий» ^{636} .

Жаклин свидетельствовала, что супруг с интересом читал публикации китайского коммунистического лидера Мао Цзэ-дуна. Через статьи и речи последнего он пытался проникнуть в загадку прихода коммунистов к власти в Китае, а также определить свой курс по отношению к этой стране на близкое будущее. Не исключалось установление с великой восточноазиатской страной нормальных межгосударственных отношений, хотя президент считал необходимым с этим не торопиться. Скорее всего, сближение произошло бы после его повторного избрания, если таковое бы состоялось. Жаклин вспоминала также, что Джон несколько раз употреблял в выступлениях якобы вычитанное у Мао выражение о том, что «политическая власть рождается из дула винтовки» ^{637} . [41]41
  Эти слова Мао произнес на совещании ЦК компартии Китая в Ханькоу в августе 1927 года (Панцов А.Мао Цзэдун. М.: Молодая гвардия, 1997. С. 273). Прочитал их Кеннеди, разумеется, не в публикации произведений Мао, а в какой-то книге по истории китайской революции или в издании еще более общего характера.


[Закрыть]

Только за чтением родные и близкие могли увидеть Джона в роговых очках – он был немного близорук, но тщательно это скрывал, никогда не появлялся в очках на публике, считая, что это лишило бы его ореола мужественности.

Белый дом при Кеннеди, как и при предыдущих президентах, состоял из трех секций. Но теперь разграничение между ними стало более четким, чем раньше. Центральная часть носила традиционное и несколько ироническое название mansion(особняк). К ней примыкали левое крыло и правое крыло.

Жилые помещения президента и первой леди находились на втором этаже центральной части.

Западное крыло составляли рабочие помещения Джона. Главными из них были Овальный кабинет (Овальный офис) на первом этаже (здесь президент принимал посетителей, подписывал официальные бумаги в присутствии своих помощников и других лиц и выполнял иные публичные функции, которые освещались средствами массовой информации) и находившаяся над ним Овальная комната (личный кабинет, в котором Джон работал над законопроектами, исполнительными распоряжениями и другими бумагами, иногда сам, чаще с кем-то из помощников). По соседству располагались внутренний плавательный бассейн и зал для пресс-конференций (он был рассчитан на несколько десятков журналистов и использовался нечасто, так как Кеннеди встречался со значительно б ольшим числом корреспондентов вне пределов своей резиденции). В восточном крыле находились помещения Жаклин, ее секретарей и помощников, детские покои. Чуть поодаль – кабинет советника президента Банди. Значительную часть этого крыла занимали полицейское подразделение и Секретная служба (то есть охрана президента и его семьи) ^{638} .

Большую часть технических работников семья Кеннеди унаследовала от Эйзенхауэров. Но появились и новые люди, в основном те, кто ранее обслуживал Джека и Джеки. Среди них наиболее приближенными считались четверо. Это была прежде всего няня Мод Шоу, которой полностью доверяла Жаклин и которую очень любили Кэролайн и Джон-младший. Жаклин ей даже завидовала, иногда невольно выдавая свои чувства, но так, чтобы это не обидело Мод. За ней следовал чернокожий слуга Джона Джордж Томас, который заботился о личных нуждах президента и, главное, следил за его одеждой. Третьим был Джон О'Лири, личный шофер Кеннеди, одновременно выполнявший всевозможные поручения босса, в том числе самые интимные. Четверку замыкала доминиканка Патриция Пейрес – личная служанка Жаклин ^{639} .

Познакомившийся в молодости с этикетом элитных кругов Великобритании, побывавший в качестве отпрыска посла на королевских приемах в честь высших иностранных гостей, Джон, при всем своем демократизме, счел достойным хотя бы отчасти ввести подобные нормы поведения в практику Белого дома.

Он перестал отправляться в аэропорт для встречи зарубежных гостей, в отличие от того, как это делали Трумэн и Эйзенхауэр. Даже самых высоких зарубежных деятелей Кеннеди встречал у южного входа в Белый дом. Точно так же прекратились отдающие чрезмерной вольницей званые обеды и банкеты, во время которых официальная часть продолжалась лишь несколько минут, а затем начиналось свободное общение. Теперь обычно приемы официальных гостей продолжались недолго. В основном это были деловые беседы, а обед или ужин (обычно тоже краткий и не очень обильный) проводился крайне редко, только для самых видных иностранных визитеров или лиц, по отношению к которым Кеннеди стремился продемонстрировать особое внимание.

В обществе интеллектуалов и деятелей искусства

Семейство Кеннеди ввело в обычай приглашение в Белый дом представителей интеллектуальной элиты. Первыми, естественно, были Гор Видал (состоявший в родстве с Жаклин) и Роберт Ли Фрост. Фрост, четырежды лауреат Пулицеровской премии, гениальный певец Новой Англии, посетил Джона вскоре после инаугурации (на которой он, как мы помним, выступал, читая свои стихи). Поэту уже было 88 лет. В 1963 году прославленный мастер скончался. Вслед за этим появление знаменитых интеллектуалов – ученых и деятелей искусства – в Белом доме стало регулярным. Там побывал один из создателей атомной бомбы Роберт Оппенгеймер, что явилось в какой-то мере пощечиной ФБР, которое вело наблюдение за физиком и даже безосновательно подозревало его в шпионаже в пользу СССР [42]42
  Начало подозрительному, а затем и просто враждебному отношению к Оппенгеймеру было положено еще Гарри Трумэном, к которому ученый обратился в мае 1946 года с письмом, в котором указал на катастрофические последствия использования атомного оружия и отказался участвовать в президентском Комитете по атомной энергии. Трумэн обозвал Оппенгеймера «рыдающим младенцем» (JFKLB. МБРР. Box 163). С этого времени начались преследования. В 1954 году Оппенгеймер был лишен допуска к секретной работе. Он продолжал читать лекции, проводить исследования, но к работам в области ядерной энергии не подпускался. Установив связь с ученым, Кеннеди тем самым продемонстрировал его политическую реабилитацию. В конце 1963 года Оппенгеймер был удостоен президентом премии Энрико Ферми, которая была ему вручена через неделю после гибели Кеннеди новым президентом Линдоном Джонсоном.


[Закрыть]. Точно так же консервативные круги сочли нарушением традиционных норм приглашение в президентскую резиденцию химика Лайнуса Полинга, получившего две Нобелевские премии за свои фундаментальные труды. Полинг был известен своей бесстрашной защитой американцев японского происхождения, во время Второй мировой войны интернированных по инициативе правительства Рузвельта, а после войны неустанной критикой «маккартизма» и требованиями запрета атомного оружия. Журналисты рассказывали, кто с одобрением, кто с негодованием, что Полинг отправился на президентский прием пешком – перед этим он целый день простоял в группе своих единомышленников перед Белым домом с плакатом «Запретите бомбу!».

После визита Оппенгеймера в Белый дом ближайшие сотрудники Кеннеди установили с ним тесные связи. Сохранилась обширная переписка между прославленным физиком и М. Банди, свидетельствующая, что между ними происходило как деловое, так и неформальное общение. Банди советовал Оппенгеймеру дать интервью журналу «Лайф», которое «было бы полезным в его деле», то есть в связи с попытками преследовать ученого по политическим мотивам. Вскоре после гибели своего шефа, 9 января 1964 года, Банди писал: «Как приятно было получить от Вас новогоднюю телеграмму. Она… напомнила о нашем приятном общем обеде и, более того, о трогательных и драматических встречах в правительственном зале» ^{640} . Банди, к сожалению, не успел вручить президенту рукопись Оппенгеймера «Передача и понимание научных знаний», которая была послана в Белый дом незадолго до гибели Джона, но президентский советник отозвался очень высоко об этой работе ^{641} .

Президент и первая леди с интересом беседовали с прославленным испанским виолончелистом-виртуозом и композитором Пабло Казальсом, который в ноябре 1961 года сыграл для них и для их гостя губернатора Пуэрто-Рико Муньора Марина несколько произведений из своего излюбленного репертуара. Кеннеди поблагодарил музыканта за концерт теплым письмом. В следующие два года Казальс выступил перед семьей президента и его гостями еще несколько раз ^{642} . В Белом доме играл и знаменитый скрипач Айзек (Исаак) Стерн. Как-то состоялся концерт известного русского пианиста-эмигранта Евгения (Юджина) Истомина. В 1961 году Стерн организовал трио с пианистом Истоминым и виолончелистом Леонардом Роузом. Выступали они вместе более двадцати лет. Супруги Кеннеди не преминули пригласить трио в Белый дом на один из торжественных ужинов, и концерт прошел с огромным успехом.

В июне 1962 года в президентской резиденции был дан прием в честь восьмидесятилетия великого музыканта И.Ф. Стравинского. Кеннеди произнес теплый тост, а ответ композитора и дирижера был, по словам А. Шлезингера, «очаровательным» ^{643} .

Проводились также концерты камерной музыки, балетные представления. Состоялось несколько спектаклей по драматическим произведениям Шекспира, представленных театрами Вашингтона.

Жаклин отличалась тонким художественным вкусом. С юных лет она восхищалась творчеством Оскара Уайльда и Шарля Бодлера, высоко ценила балетное искусство, представленное миру Сергеем Дягилевым.

Во время визита во Францию в 1961 году супруги Кеннеди познакомились со знаменитым писателем Андре Мальро, занимавшим в то время пост министра культуры. Мальро водил Жаклин по парижским музеям, проявляя высочайшую компетентность в различных жанрах искусства. Позже между ними завязалась довольно оживленная переписка. В апреле 1962 года, когда Мальро находился в США, в его честь был дан обед в Белом доме, а Жаклин в свою очередь стала его экскурсоводом по Национальной художественной галерее в Вашингтоне. С министром было договорено об экспонировании в США великого произведения Леонардо да Винчи «Мона Лиза». Мальро сам привез эту картину в январе 1963 года. В Национальной художественной галерее и в Метрополитен-музее в Нью-Йорке с ней смогли познакомиться свыше полутора миллиона человек. На первом представлении картины присутствовала президентская чета ^{644} . Когда же Андре Мальро написал свои воспоминания, он посвятил книгу Жаклин Кеннеди ^{645} .

К пониманию высокого искусства она всячески стремилась приучить Джона, который с трудом, но всё же поддавался. Учитывая трудности, которые при этом приходилось преодолевать супруге, можно понять ту раздраженную реплику, которой она ответила на вопрос корреспондента, не к месту поинтересовавшегося, какую именно серьезную музыку предпочитает президент. Не моргнув глазом Джеки ответила: «Марш “Салют вождю”, преимущественно в исполнении духового оркестра».

Беда действительно состояла в том, что, искренне желая проникнуть в тайны серьезного музыкального творчества, Джон Кеннеди, испытывая неподдельный интерес и хорошо разбираясь в произведениях классического драматического искусства, очень плохо понимал классическую музыку, хотя под влиянием Жаклин перестал засыпать на концертах и слушал произведения по крайней мере с показным интересом.

По-видимому, Джон Кеннеди испытывал недовольство в том, что его отец, увлекавшийся классической музыкой и хорошо в ней разбиравшийся, ни в малейшей степени не передал ему это увлечение, да и сам, похоже, стыдился его, скрывая любовь к музыке от публики, о чем мы уже упоминали.

Иногда из-за того, что Кеннеди-сын был «музыкально глухим», происходили досадные недоразумения, когда, например, Джон вдруг начинал хлопать в ладоши посреди исполнения – ему казалось, что оно уже завершено. Разумеется, такие случаи тотчас становились достоянием не только присутствовавших на концерте, но и значительно более широкого круга людей, а это вредило настойчиво создаваемому образу президента – интеллектуала и тонкого ценителя искусства.

По договоренности с Джоном его помощник по связям с общественностью Петиция Болдридж, разбиравшаяся в музыке, стала подавать ему сигналы, что исполнение произведения завершается. Первый раз эти знаки были опробованы во время концерта А. Стерна, сработали четко и затем были введены в систему. Болдридж вспоминала: «Я должна была приоткрыть центральную дверь Восточного зала снаружи примерно на три инча [43]43
  Инч – 2,54 сантиметра.


[Закрыть] – достаточно, чтобы он заметил выдающийся нос Болдридж… Всё прошло прекрасно этим вечером, а затем и на всех будущих концертах. Когда президент видел дверь слегка приоткрытой, он понимал, что идут последние эпизоды. Он аплодировал, а затем, взяв под руку миссис Кеннеди, поднимался на сцену, чтобы поблагодарить и поприветствовать музыкантов» ^{646} .

В ход пускалась и элементарная спекулятивная информация. Перед концертом или приемом известного композитора, исполнителя, художника и т. п. Кеннеди запрашивал сведения о его наиболее известных произведениях, концертах, выставках, а во время приема с видом знатока заводил разговор на соответствующую тему. Разумеется, творческие личности были польщены не только вниманием видного политика, но и его компетентностью ^{647} . Этот прием был старым как мир, но срабатывал почти безотказно.

Джон стал понимать, что концерты и спектакли знаменитых артистов создают представление о подлинном, личном интересе президента к культуре и искусству. Он даже как-то пригласил своего советника – историка А. Шлезингера, считавшегося экспертом не только в исторической, но и в художественной области, чтобы обсудить вопрос, как создать «образ Белого дома, заботящегося о подлинных культурных ценностях». По словам Шлезингера, дискуссия оказалась плодотворной ^{648} . Видимо, в ходе ее намечались новые концерты и спектакли для семейства Кеннеди и их гостей и их ненавязчивое освещение в прессе.

В отношении к искусству Жаклин и особенно Джон были консерваторами. Они оставались чуждыми тем новаторским течениям, которые в 1950-1960-е годы возникали в американской и мировой литературе, музыке, живописи. Вероятно, им было известно имя поэта Аллена Гинсберга, яркого модерниста, смело менявшего традиционные подходы к художественному творчеству, вводившему особый стиль текста без знаков препинания, без рифм, с особым внутренним смыслом повествования и ритмикой. Скорее всего, они знали и об Элвисе Пресли и, возможно, случайно слышали некоторые его песни, положившие начало стилю рок-н-ролл, восхищавшему не только молодежь, но и людей среднего возраста. Однако этим творцам, да и массе других новаторов, доступ в Белый дом был закрыт, точно так же как в коридорах и залах президентского особняка просто не могли появиться картины Джексона Поллока и других художников, принадлежавших к абстрактному экспрессионизму. Эти деятели культуры оставались вне рамок признанного властями художественного творчества, хотя, конечно, никаких попыток остановить мощный поток нового искусства администраторы, и президент в их числе, не предпринимали и просто не могли организовать такого рода акции в демократическом обществе. Это было бы такой нелепостью, что никто и подумать об этом не мог.

Шлезингер рекомендовал ввести в Белом доме должность помощника по культуре. Это лицо должно было бы «наблюдать за существующими или возможными областями правительственного воздействия на культуру (начиная с архитектуры аэропортов и налоговой политики и завершая списками заслуженных лиц, которыми могло бы руководствоваться правительство, распределяя спонсорскую помощь и субсидии, а также награды). Помощник должен был бы «каждые шесть месяцев представлять доклад и по возможности программу» ^{649} .

На таковую должность Шлезингер рекомендовал директора Фонда XX века в Нью-Йорке Огюста Хекшера. Фонд Хекшера являлся некоммерческой исследовательской организацией, которая, в частности, финансировала исследования по социально-политическим вопросам. Правда, Хекшер не имел прямого отношения к культуре и искусству, но президента удалось убедить. В марте 1962 года Огюст Хекшер был назначен специальным консультантом президента по вопросам искусства. Одновременно он продолжал руководить Фондом XX века. Он формулировал свои главные задачи так: определять общие рамки культурной политики правительства; регулярно информировать президента о мерах, предпринимаемых всеми правительственными учреждениями в области искусства; образовать совещательный комитет в этой области и руководить им ^{650} .

Создается впечатление, что особого внимания своей работе в администрации Кеннеди Хекшер не уделял и что президент мало с ним консультировался. Вопросы культуры и искусства по-прежнему оставались на периферии сознания президента. Во всяком случае, в июне 1963 года Хекшер ушел в отставку, считая свою миссию выполненной, и новый советник по культурным вопросам так и не был назначен.