Текст книги "Клан Кеннеди"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Лариса Дубова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 56 страниц)

Глава 2.
ДЖОН НА ПУТИ К БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКЕ И В КРУГУ ЗАКОНОДАТЕЛЕЙ

Молодой журналист

После океанской катастрофы и возвращения на родину Джон лечился в госпитале, но по выходным дням имел возможность присоединяться к семье. Теперь Джон Кеннеди был единственным представителем национального и религиозного меньшинства одновременно, когда-либо претендовавшим на высший государственный пост.

Война унесла еще одну жизнь человека, связанного с семейством Кеннеди, хотя и косвенно. Это был муж Кэтлин Уильям Кавендиш, маркиз Хартингтон, представитель весьма знатного английского рода, сын герцога Девонширского.

Дочь Джозефа Кеннеди Кэтлин, став взрослой, работала вначале в вашингтонских газетах, где была признана способным репортером. Но, как и братьям, ей не сиделось на родине, и она поступила на работу в американскую организацию Красного Креста, с тем чтобы отправиться на Европейский континент. Командировали ее в Лондон с перспективой, что после открытия второго фронта во Франции она отправится туда для работы с ранеными, освобожденными пленными и т. д.

На одной из вечеринок в британской столице она встретила Уильяма, с которым уже была знакома в ту пору, когда отец служил послом в Великобритании. Молодые люди стали встречаться, отношения развивались быстро, и маркиз сделал юной американке предложение ^{345} .

Встал, однако, вопрос о церковном браке. Кэтлин была католичкой, маркиз – протестантом. Долгое время проблему никак не могли разрешить. Жесткие правила католической церкви были таковы, что замужество за протестантом привело бы к отлучению Кэтлин. О переходе же Уильяма в католичество не могло быть и речи в силу его знатного англиканского происхождения.

В конце концов, вопреки воле обеих семей в начале мая 1944 года был заключен гражданский брак, который церковью браком просто не считался и поэтому к отлучению Кэтлин от католичества не привел. Молодые люди посетили регистрационный офис округа Челси в Лондоне и стали супругами.

Состоялся несколько странный ужин, устроенный новобрачными. На нем присутствовали и леди Нэнси Астор, одна из крупнейших деятелей Консервативной партии, депутат парламента, и младшие американские офицеры, пришедшие вместе с тогда еще живым Джозефом ^{346} .

Замужество дочери не приветствовалось родителями, особенно матерью. Считавшая себя верной католичкой, Роза отказалась обсуждать эту тему. О свадьбе она узнала по радио и повторяла, что чувствует себя плохо, чтобы давать ответы журналистам о семейных делах дочери ^{347} . Кэтлин же, не собираясь рвать с родителями из-за семейно-религиозных дел, всячески пыталась уговорить их, особенно мать, примириться с ее браком. Она писала Розе через три дня после бракосочетания: «Священники обеих церквей осуждали меня, и теперь каждое утро приходят письма, не одобряющие мой поступок… Я надеюсь и молюсь, чтобы всё это не стало слишком трудным для вас и для всей семьи» ^{348} .

Сдерживая свои отрицательные эмоции, Роза всё же смогла частично примириться с решением дочери. Через два месяца она написала ей сдержанное письмо, в котором не было даже поздравления ни ей, ни ее супругу. Мать сообщала, насколько она была удивлена и потрясена ее поступком, но продолжала: «Но поскольку ты так сильно любишь Билла, можешь быть уверена, что все мы готовы принять его» ^{349} .

Уильям, служивший в британской армии, после скромной свадьбы отправился в свою часть. Он участвовал в открытии второго фронта в начале июня 1944 года, успел написать жене письмо и получить ответ. В письме Кэтлин говорилось:

«В самом деле, я не могу понять, почему мне так нравятся англичане, хотя они обращаются с другими как-то отстраненно и не так нежны к своим женщинам, как американцы. Наверное, именно к такому обращению женщины на самом деле стремятся» ^{350} .

Вскоре после этого, 10 сентября, Уильям был убит в бою на территории Бельгии. Пуля пронзила его сердце. Кэтлин, выехавшая в США сразу после высадки войск союзников на европейском побережье, узнала о гибели мужа с большим опозданием. Она тосковала в одиночестве. Братья и сестры были заняты своими делами. Родители же, по существу дела, восприняли трагическую весть с облегчением. Английский аристократ-протестант в клан Кеннеди явно не вписывался. Несравненно более горьким для всей семьи событием была, как мы уже говорили, гибель Джозефа-младшего.

Когда Кэтлин сообщили о гибели мужа, она немедленно вылетела в Лондон, чтобы разделить горе утраты с родителями Уильяма. 20 сентября она записала в дневнике: «Я не могу поверить, что произошло именно то, чего я боялась больше всего на свете. Жизнь так жестока» ^{351} .

Более она в США не возвращалась. Она чувствовала себя теперь связанной теснее с Кавендишами, чем с Кеннеди. Отношения с родителями сделались прохладными, фактически произошел разрыв. Кэтлин сотрудничала с рядом газет, писала статьи и репортажи, главным образом по вопросам культуры и искусства. Ее материалы получали высокую оценку, коллеги говорили, что у нее «легкое перо».

Со временем Кэтлин сблизилась с молодым англичанином также протестантского вероисповедания Эрлом Фицуильямом, который был женат, но планировал развод и официальное оформление своих брачных отношений с Кэтлин.

Между тем в мае 1948 года Джозеф Кеннеди, намечая отдых на Французской Ривьере, предложил дочери провести какое-то время вместе. Кэтлин охотно согласилась и вылетела в Канны на небольшом чартерном самолете вместе с Эрлом. Попав в дождь и туман, самолет потерял управление и врезался в горы. Кэтлин вместе с другими пассажирами и экипажем погибла.

28-летняя журналистка была похоронена рядом с могилой своего мужа в местечке Чэтсворс, графство Дербишир. Так закончилась жизнь еще одного потомка этого клана, сохранявшего свое единство, несмотря на возникавшие конфликты, противоречия и утраты.

Именно трагическая кончина старшего брата послужила основным стимулом к тому, что Джон Кеннеди решил избрать политическую карьеру, надеясь, в конце концов, исполнить то, о чем мечтал Джо, – стать президентом Соединенных Штатов Америки. Но он понимал, что путь к этому долгий и сложный. Необходимо было определить поприще своей деятельности на ближайшее время.

Уже в 1945 году Джон решил, что он должен вновь попробовать свои силы в писательском ремесле. Вспоминались его книга о Мюнхенском соглашении и успех, правда недолгий, который она имела. Лежа на койке в госпитале Военно-морского флота, а затем отдыхая в родовом имении, он не раз брался за перо. Из попыток создать «что-нибудь художественное» ничего не получалось.

В конце концов, автор получил какое-то умеренное удовлетворение, сотворив не то статью, не то эссе, которой дал громкое название «Попытаемся провести эксперимент – установить мир». Это были размышления о взаимоотношениях с Советским Союзом, о том, как они будут складываться в условиях, когда над Европой уже повеяло духом холодной войны, хотя советско-американские отношения оставались еще пристойными. Кеннеди отдавал должное роли СССР в только что завершившейся войне на Европейском континенте. Он считал необходимым проводить политику послевоенного сотрудничества в духе Рузвельта. «Нам нужно продемонстрировать Советам свою готовность решать европейские проблемы по справедливости, – декларировал он. – Только тогда русские действительно поверят нашим заявлениям о дружбе».

Редакции журналов сочли статью тривиальной, и она так и не увидела свет ^{352} . Действительно, разглагольствования начинающего автора по поводу «справедливости» отнюдь не выглядели уместными в пору, когда в международных отношениях всё более явственно стали доминировать геополитические, а не наивно-гуманистические соображения.

Значительно больший интерес вызвал подготовленный под редакцией Джона Кеннеди сборник памяти его старшего брата. Хотя книга была предназначена в основном для семьи и друзей, она была с интересом встречена и читательской аудиторией, и историками. Специалисты видели в воспоминаниях, включенных в книгу, прежде всего живой, откровенный повествовательный источник о конкретных перипетиях участия США во Второй мировой войне на ее завершающем этапе, о самопожертвовании американского летчика во имя пресечения разрушительных германских налетов на Великобританию.

Во введении к сборнику Джон писал: «Я думаю, что, если братья и сестры Кеннеди чего-то стоят сейчас и будут стоить в будущем, это намного больше связано с поведением Джо и его постоянным примером, чем с другими факторами. Для моих отца и матери он в огромной степени облегчил задачу воспитания большой семьи, потому что всё, чему они научили его, он передавал нам, и их уроки благодаря ему не ослаблялись, а усиливались» ^{353} .

В результате после долгих размышлений и не совсем удачных первых опытов Джон Кеннеди всё же избрал сферой своего труда на ближайшее время журналистику, точнее говоря, международно-политическую публицистику, к которой особенно тяготел со времени написания своей выпускной работы в Гарварде.

Он стал работать в газетном концерне Хёрста, с которым на протяжении многих лет поддерживал дружеские связи его отец. В качестве первого серьезного задания Джон получил направление на учредительную конференцию Организации Объединенных Наций в Сан-Франциско, открывшуюся 25 апреля 1945 года. Конференции предстояло утвердить Устав ООН и другие основополагающие документы, призванные предотвратить разрушительные войны и обеспечить сотрудничество и взаимопомощь государств.

Ход конференции освещали многие американские и зарубежные корреспонденты, в том числе несколько хёрстовских мастеров пера. Отправляя туда новичка Кеннеди, Хёрст поставил перед ним конкретную задачу – писать о происходивших дебатах и решениях, об участниках с точки зрения ветерана вооруженных сил, простого американского военнослужащего, лишь незадолго перед этим сменившего солдатскую форму на одежду мирного времени.

Джон с удовольствием взялся за эту работу и потому, что ему надо было «зарабатывать на жизнь» (миллионы долларов, которые у него были, – не в счет, их надо было накапливать, а не тратить!), и для того, чтобы набить себе руку в писательском ремесле, более того, стать известным сотням тысяч, если не миллионам американцев, и чтобы воочию увидеть, как творится мировая политика наиболее высокопоставленными государственными деятелями.

Так в газетах, входивших в хёрстовский концерн, стали появляться незамысловатые материалы человека, который еще недавно сражался с врагом и писал теперь, так сказать, только что сняв боевую шинель.

Как и предполагал изоляционист Хёрст, впечатления от конференции были не очень благоприятными.

Правда, и сам издатель, и его сотрудники полагали, что первые статьи Джона Кеннеди были очень несовершенны, полны штампов и даже скучны. Видимо, коллеги, а может быть, и читатели высказали по этому поводу нелицеприятные суждения, и Джон стал работать более тщательно. Проявилась его способность быстро учиться, набираться опыта, набивать руку.

Острой критике начинающий журналист подверг проект Устава ООН, основные положения которого уже были согласованы главами трех великих держав Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем на Ялтинской конференции в феврале 1945 года. Весьма уязвимым был принцип единогласия пяти государств (США, Великобритании, СССР, Франции и Китая) в главном органе ООН – Совете Безопасности, причем не было особым секретом, что на этом принципе настоял Сталин. Предусматривалось, что, если хотя бы один из этих постоянных членов Совбеза проголосует против внесенного проекта резолюции, она отвергается. Иначе говоря, вводилось право вето.

Кеннеди писал, что это право лишь «закрепляло имевшуюся напряженность между Западом и Востоком вместо того, чтобы создать механизм ее смягчения». Отсюда делался еще более пессимистический, весьма скоропалительный вывод – ООН станет добычей тех самых «своекорыстных страстей, которые произвели на свет Версальский договор» 1919 года, то есть мирный договор, увенчавший Первую мировую войну и содержавший в себе в качестве составной части устав международной организации – Лиги Наций, которая оказалась неспособной предотвратить Вторую мировую войну.

Особое внимание уделялось взаимоотношениям между западными державами и СССР, как они представлялись на заседаниях учредительной конференции. Впечатления были противоречивыми. В одной из своих корреспонденции Джон справедливо отмечал сохранявшееся на заключительном этапе Второй мировой войны недоверие между СССР и его союзниками. «Самое главное здесь – наследие двадцати пяти лет недоверия между Россией и остальным миром, которое невозможно будет преодолеть в течение ряда лет». Комментируя дебаты на конференции между советскими делегатами и их западными партнерами, Кеннеди подчеркивал: «Русские, быть может, простили, но не забыли. Они хорошо помнят предвоенные годы, когда Россию пускали лишь на задний двор».

Но в то же время советские делегаты во главе с наркомом иностранных дел В.М. Молотовым и вскоре сменившим его послом в США А.А. Громыко произвели на молодого корреспондента самое отрицательное впечатление. Оно было, правда, в основном внешним, хотя отражало и существо той послевоенной политики, которую намеревался проводить Сталин, учитывавший американскую монополию на атомное оружие, но прилагавший всяческие усилия, чтобы ее ликвидировать. В ряде корреспонденции Кеннеди особенно подчеркивал «воинственное настроение русских» ^{354} .

Соответствующие фрагменты из корреспонденции Кеннеди в общем-то были в основном легковесными, формирующими у читателей неблагоприятное отношение к Советам, которые еще считались союзниками, на основании только внешнего вида и поведения их делегатов. Явно на дешевый эффект были рассчитаны картинки с описанием «ужасных костюмов» из дешевого шевиота темно-синих тонов, «отвратительные спортивные стрижки» московских делегатов – они, по мнению Кеннеди, были похожи на бандитов из гангстерских фильмов.

Несколько более адекватную информацию читатель мог почерпнуть из описаний поведения Молотова, который был не просто безапелляционен, но «откровенно груб, враждебно настроен и постоянно ориентировался на конфликт». Стиль советской делегации, подводил итог журналист, предвещал еще большие расхождения в будущем.

Удивительно, но молодой корреспондент произвел в целом благоприятное впечатление на советского посла в США. В отеле «Сан-Фрэнсис», где проживали советские делегаты, Громыко дал интервью Кеннеди. Вопросы касались в основном Устава ООН. При этом Джон не преминул прихвастнуть, что его отец – «друг Рузвельта» ^{355} , надеясь, видимо, этим расположить к себе жесткого советского делегата, хотя, как мы знаем, другом Рузвельта Кеннеди-старший никогда не был, а в последние годы жизни президента отношения между ними вообще стали натянутыми.

Хёрст и его помощники в конце концов остались довольны первыми журналистскими опусами Кеннеди и отправили его в новую командировку, на этот раз за рубеж, в Лондон. Ехал он туда для освещения послевоенных выборов, которые британское правительство назначило на 6 июля 1945 года.

Хотя эти выборы объявлялись послевоенными, в действительности они проводились еще до капитуляции Японии в начале сентября и поэтому их результаты были объявлены не сразу. Дело в том, что возникли трудности с подсчетом голосов военнослужащих на Дальнем Востоке и Тихом океане. В результате произошло драматическое событие. Уинстон Черчилль, возглавлявший правительство во время войны, был уверен в победе своей партии консерваторов и дал согласие на встречу с президентом США Трумэном и советским лидером Сталиным в поверженном Берлине после выборов, но до завершения подсчета голосов. Результаты выборов оказались сенсационными. Победу на них одержали лейбористы. Избиратели отвергли руководство Черчилля, который по праву считался одним из отцов победы над гитлеровской Германией. Это был серьезнейший политический урок для мировой общественности. Приходилось убеждаться, что прошлые заслуги бледнеют перед насущными жизненными потребностями, что избирательный корпус мало волнует история, что по отношению к политическим деятелям он неблагодарен. Поучительным этот урок был и для молодого американского журналиста Кеннеди, исключительно высоко ценившего сэра Уинстона, но, как мы сейчас увидим, сомневавшегося в его победе на выборах.

В результате в работе Берлинской конференции был сделан перерыв, Черчилль возвратился на родину, и на втором этапе британские интересы на встрече большой тройки представлял уже новый премьер – лидер Лейбористской партии Клемент Эттли.

Но всё это произойдет немного позже, уже во время пребывания Кеннеди в Лондоне. Задача журналиста состояла в том, чтобы дать представление американцам, каковы послевоенные планы Черчилля, как он проводит предвыборную агитацию, как лейбористы намереваются реализовать свою программу «демократического социализма», в частности путем национализации ряда отраслей промышленности, как относится население к их действиям.

У Джона была и личная цель – повидаться с жившей в Лондоне сестрой Кэтлин, вдовой маркиза Хартингтона, погибшего, как мы знаем, на европейском театре военных действий. Джон учитывал, что она также была журналисткой со связями в политическом мире и могла оказать ему помощь в организации полезных встреч.

Для того чтобы быть мобильным и познакомиться не только со столицей, но и с провинцией, Джон заимствовал у сестры малолитражный автомобиль. Случилось так, что как раз в это время премьер Черчилль совершал агитационную поездку по близким ему местам доброй старой Англии, и Джон просто не мог не воспользоваться случаем. Он последовал за Черчиллем, сохранявшим прекрасную политическую форму, живость, находчивость, остроумие. Слушая выступления сэра Уинстона, его казавшиеся легкими, а на самом деле глубокие ответы на каверзные вопросы, работая над репортажами об этих встречах, Джон Кеннеди в то же время учился правильному политическому поведению, создавая тот базис, которым он воспользуется уже в самые ближайшие годы и даже месяцы.

По возвращении в Лондон Джон придумал интересный маневр для сбора информации. Ежедневно он стал приглашать на традиционный для Англии «пятичасовой чай» ту или иную группу молодых британских политиков. Они обменивались мнениями о предвыборном процессе, о положении в британской столице и провинции, о советских действиях в Восточной Европе и намерении противостоять постепенному превращению стран этого региона в сателлитов СССР, о том, насколько велика угроза для демократии в западной части континента, и т. д.

Джон внимательно слушал эти высказывания, подзадоривал участников бесед, задавал многочисленные вопросы и получал, таким образом, новую богатую информацию, которую немедленно включал в статьи, предназначенные для хёрстовских изданий. Одновременно Джон вел подробный дневник, куда записывал свои впечатления, чтобы использовать их при подготовке задуманной им книги о послевоенной Европе ^{356} .

Информация, которую удалось собрать Кеннеди, была настолько точной, что за две недели до выборов, 23 июня, он написал статью, которая поначалу вызвала недоумение, – в ней доказывалось, что консерваторы потерпят поражение. «Это может показаться удивительным для многих американцев, которые полагают, что Черчилль точно так же непобедим на избирательных участках, как и на войне», – говорилось в статье ^{357} . Это мнение Джон стремился подробно обосновать. Он писал, что оппозиционная Лейбористская партия состоит из «левых доктринеров, профсоюзных активистов и простых людей с высокими идеалами», что она имеет радикальную платформу, у которой есть все шансы на победу по трем причинам: во-первых, население устало от правления тори и стремится к изменениям; во-вторых, правительство тори находилось под постоянным давлением, испытывало многочисленные атаки на протяжении последних пяти лет, прежде всего в связи с предвоенной политикой «умиротворения»; в-третьих, консервативное правительство, вместо того чтобы ввести широкую программу социальных расходов, заставляло британцев затягивать пояса. А это усиливало раздражение рядовых жителей страны, вело к снижению популярности консерваторов.

Если лейбористы выиграют, заключал Кеннеди, Великобританию ожидают большие изменения, причем не исключены ограничения демократических свобод. «Наблюдая за Англией, нам следует многому учиться».

Знакомясь с прогнозами молодого журналиста, немало людей в США недоуменно пожимали плечами. Но прошло совсем немного времени, и оказалось, что его предвидение было точным за исключением одного – лейбористские власти не поставили под сомнение основы демократической парламентской системы.

Когда 26 июля были опубликованы результаты выборов и полностью оправдался прогноз Кеннеди, он добавил к своему анализу еще одну конкретную причину, благодаря которой победили лейбористы. Собственно говоря, она вытекала из предыдущих рассуждений, но теперь была представлена во всей полноте. «Социалисты обещали, что дела пойдут лучше для работающего человека, а для социалистической партии почти каждый – это работающий человек… Черчилль, со своей стороны, проводил ту же линию во время [нынешней] кампании, которую он проводил в 1940 году, когда она была столь успешной. Он не предлагал ничего, кроме “труда и пота”, и говорил, что Консервативная партия не дает беззаботных обещаний, которые она не сможет выполнить. К сожалению для консерваторов, люди на этом острове находились на диете труда и пота в течение всех прошедших пяти лет».

Сказанное отнюдь не означает, что как журналист Джон Кеннеди одобрял полусоциалистические эксперименты (как мы видели, он считал их социалистическими), введение которых обещали лейбористы. Он подчеркивал неэффективность социализма и вновь предостерегал против угрозы установления диктатуры. «Они (левые. – Л. Д., Г. Ч.)должны быть максимально осторожны. Введение диктатуры левых, как и правых, в равной степени ненавистно, независимо оттого, какова их доктрина или даже насколько велика их эффективность» ^{358} .

Одним из немногих, кто должным образом оценил логичность и доказательность позиции Кеннеди, был тот самый журналист Артур Крок, который помогал ему в подготовке книги о Мюнхенском соглашении. Крок высказал мнение, что статьи Кеннеди «очень профессионально написаны, добротны и ясны» ^{359} .

Кеннеди воспользовался лондонской командировкой и для того, чтобы побывать в побежденной Германии. По протекции отца, знакомого с министром Военно-морского флота Джеймсом Форрестолом, он присоединился к возглавляемой министром группе военных, направлявшихся на Берлинскую конференцию глав трех держав.

Вместе с этой группой он побывал во Франкфурте-на-Майне, а оттуда совершил поездку в соляные копи, где нацисты прятали огромные награбленные ценности – золото, серебро, драгоценные камни. Группа не могла отказать себе в удовольствии посетить в Баварии полуразрушенную резиденцию Гитлера Берхтесгаден, побывала на вершине горы, где находилось широко известное гитлеровское «Орлиное гнездо».

Но несравненно большее впечатление на журналиста произвели нищета и чувство отчаяния в послевоенной Германии, бледные лица людей, их желтые губы, полусгнившие трупы, которые подчас попадались на окраинных улицах городов и в подворотнях. А в своем дневнике Джон записал о Гитлере: «У него были безграничные амбиции по поводу своей страны, которая стала угрозой для всего мира, но в нем было что-то загадочное и в том, как он жил, и в том, как он умер. В нем было что-то, порождающее легенды». Впрочем, автор дневника тут же обрывал себя, буквально устыдившись своих мыслей, и дописывал, что это отнюдь не означает какой-либо симпатии ни к Гитлеру, ни к нацистской Германии ^{360} .

Журналистская карьера Джона продолжалась очень недолго, всего четыре месяца, с мая по август 1945 года. Но это были месяцы, насыщенные большими событиями, и он не только значительно углубил свою способность анализировать действительность, проявил умение делать серьезные выводы и прогнозы. Он встретился с такими известными деятелями, как У. Черчилль, К. Эттли, Дж. Форрестол, с советским министром иностранных дел В.М. Молотовым и послом СССР в США А.А. Громыко. 1 августа, после того как по его просьбе Форрестол взял его с собой на встречу с генералом Д. Эйзенхауэром, Джон записал в дневнике: «Понятно, почему он (Эйзенхауэр. – Л. Д., Г. Ч.)является такой выдающейся фигурой. Он прост в обращении, но обладает огромной уверенностью в себе и великолепно владеет ситуацией в Германии» ^{361} .

Но в то же время журналистская деятельность постепенно начинала надоедать молодому Кеннеди. Джон говорил друзьям, что часто, работая над статьями, испытывает чувство неудовлетворения. Репортажи – это пассивное занятие, считал он. «Вместо того, чтобы делать дело, вы должны писать о тех, кто делает дело. Я же хотел бы иметь немного больший вес» ^{362} . Значительно больший вес можно было попытаться приобрести, включившись в политику. Кеннеди всё больше испытывал желание быть в числе тех, о ком пишут, а не тех, кто пишет об известных людях.