Текст книги "Клан Кеннеди"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Лариса Дубова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 56 страниц)

Сенатские страсти

Поездки за рубеж фактически явились началом вступления Джона Кеннеди в борьбу за место в сенате.

Было очевидно, что баллотироваться Джон должен от штата Массачусетс, где у клана были наибольшие и многолетние связи. Серьезная трудность, однако, состояла в том, что республиканцы выдвинули в сенат от этого же штата известного и опытного политика Генри Кэбота Лоджа.

Компетентные аналитики отговаривали Джона включаться в гонку за сенатское кресло. Среди них можно назвать молодого, но быстро продвигавшегося историка и политолога Гарвардского университета Макджорджа Банди, который позже стал одним из ближайших соратников Кеннеди-президента. Тогда же, в начале 1952 года, Банди, как он через много лет писал Эдварду Кеннеди, убеждал Джона, что это будет «республиканский год», что Лоджа, поддерживаемого президентом Эйзенхауэром, будет очень трудно победить. Лучше продолжать плодотворную работу в палате представителей, чем всё заново начинать в сенате, говорил историк. Кеннеди «слушал с обычным вежливым вниманием и не высказал тогда своего окончательного решения» ^{402} .

Недолго поразмыслив, проконсультировавшись с отцом и друзьями-политиками, Джон 6 апреля 1952 года объявил, что вступает в борьбу. В его заявлении говорилось: «Другие штаты имеют энергичных лидеров в Сенате Соединенных Штатов, которые защищают интересы и принципы своих граждан – людей, имеющих определенные цели, основанные на конструктивных принципах, и ответственно добивающихся осуществления этих целей. Массачусетс также нуждается в таком руководстве» ^{403} . Это было весьма смелое, даже дерзкое заявление, свидетельствовавшее, что Джон вступает в борьбу не за страх, а за совесть.

Настали нелегкие дни. Три дня в неделю Кеннеди заседал в палате представителей, в четверг вечером вылетал в Бостон, три дня посвящал избирательным делам и возвращался в столицу только ко вторнику, пропуская как минимум два дня депутатских прений.

Как и раньше, во время кампаний по выборам в палату представителей, Джон много выступал, встречался с избирателями, вел беседы на улицах, у заводских ворот, в магазинах и т. д. В этом он уже набрался опыта. Но ему становилось ясно, что только своими силами и силами родных и близких он обеспечить победу не сможет. Необходим был квалифицированный штат советников и помощников. На собраниях Джон вел тщательный отбор возможных кандидатов в такой руководящий центр. В заметках, которые он делал, можно прочитать: «Хороший оратор», «Связан с профсоюзом рабочих электротехнического производства», «Молодой, но профессионально мыслящий» ^{404} .

Но и на этот раз помощь семьи и прежде всего младшего брата оказалась чрезвычайно необходимой. 27-летний Роберт стал фактическим руководителем кампании брата. Окончивший Гарвардский университет и только в 1951 году получивший ученую степень магистра права в университете штата Виргиния, Роберт совсем незадолго перед этим женился на ревностной католичке Этел Скейкел и работал в отделе уголовных преступлений министерства юстиции США.

Роберт вначале сомневался, следует ли ему оставлять свою работу и сможет ли он оказаться настолько полезным брату, чтобы тот доверил ему руководство кампанией. «Я ничего не знаю о массачусетской политике», – говорил Роберт. С большим трудом его удалось уговорить. 2 июня 1952 года Роберт был официально объявлен «менеджером кампании».

Вопреки собственным предположениям Роберт, молодой человек невысокого роста, невероятной энергии, работоспособности и темперамента, очень быстро стал подлинным центром всей кампании. Другие ее участники вспоминали о его работе просто с восторгом. Один из них рассказывал: «У нас не было такой работоспособности, пока он не приехал, у нас не было такой мускульной силы. Он придал нам ее, а это дало повод для разговоров по поводу его безжалостности» ^{405} .

Роберт был первым, кто приходил в половине девятого утра в штаб-квартиру Кеннеди и последним ее покидал. Его рабочий день достигал восемнадцати часов, но он казался неутомимым. По всеобщему признанию, Роберт работал интенсивнее, чем все остальные члены штаба, вникал в каждую мелочь, сопровождал Джона в поездках по штату, количество которых возрастало по мере приближения ноября чуть ли не в геометрической профессии.

О том, насколько интенсивной была вся эта работа, свидетельствует расписание лишь одного воскресного дня, когда только за вторую его половину Джон, а вместе с ним и Роберт побывали на пяти национальных пикниках, организованных общинами этнических албанцев, греков, поляков, португальцев и итальянцев, а закончили вечер участием в ужине ирландской общины ^{406} .

Сестры вновь ходили по квартирам избирателей, включая самые заброшенные лачуги, уверяя весьма скептически настроенных жителей, что их брат – это единственный человек в мире, который в состоянии добиться улучшения их положения. Привлечены были мужья сестер, а беременная жена Роберта Этел, отличавшаяся красноречием, даже в ряде случаев являлась главным оратором на собраниях избирателей. Однажды вечером она выступала на собрании в местечке Фолл-Ривер. Речь ее уже подходила к концу, как вдруг начались схватки, и из зала собрания ее прямиком доставили в родильный дом, где она на рассвете следующего дня произвела на свет своего второго ребенка Джозефа Патрика-младшего ^{407} .

В избирательную кампанию включилась и мать Джона, никогда не участвовавшая в политике и не разбиравшаяся в ней. Прежде всего была использована Золотая звезда (такие знаки отличия выдавали матерям, потерявшим своих детей на войне). Встречаясь с избирателями, Роза Кеннеди никогда не забывала надеть эту звезду.

Но особое впечатление производили поистине новаторские для избирательной кампании «семейные чаепития», которые в огромном количестве устраивала мать семейства. Организовывались они для совершенно различных аудиторий – от работниц до миллионерш. Роза Кеннеди по-домашнему рассказывала о своих детях, вспоминала погибшего старшего сына, попутно в зависимости от аудитории делилась то ли опытом приготовления простых блюд, то ли новинками высокой парижской моды. Позже она язвительно замечала: «Мы обращали главное внимание на женщин, так как они во время избирательной кампании работали, а мужчины просто болтали» ^{408} .

Большим приобретением для штаба Кеннеди был молодой, но уже довольно опытный и остро мысливший Ларри О'Брайен, набивший себе руку в области рекламы, а затем являвшийся административным помощником конгрессмена от Массачусетса Фостера Фёрколо. Великолепный руководитель и администратор, жестко следивший за тем, чтобы все его распоряжения выполнялись точно и в срок, О'Брайен оказался незаменимым помощником Джона Кеннеди, а затем и Роберта в течение почти двух десятилетий.

Еще одним участником предвыборного штаба стал старый знакомый Джона Дейв Пауэре, занимавшийся главным образом организацией многочисленных поездок кандидата по штату, заказом залов для выступлений, приглашением, рекламой (здесь он сотрудничал с О'Брайеном). Пауэре, как и О'Брайен, стал близким другом Джона, который считал личные отношения прямым продолжением службы и политических связей. В свою очередь, ближайшие помощники оставались верными своему шефу. С их стороны не было ни одного случая предательства.

Столь же лояльными они оказались в своих воспоминаниях, которые подчас выглядят даже как лакировка образа политика. Пауэре писал, например, о Джоне: «Никакое местечко не было слишком маленьким или слишком республиканским для него. Он стремился попасть везде, любая группа была рада его заполучить не только потому, что он был интересной политической фигурой и героем войны, но и потому, что он никогда не требовал даже мелкой монеты на расходы» ^{409} .

Последнее утверждение выглядит особенно неубедительным в этом явно приукрашенном образе, если иметь в виду и богатство самого Кеннеди, и финансовую поддержку отца, и активный сбор средств в его фонд. Но в то же время сквозь ткань этого повествования проходят глубокое уважение и преданность автора к политику и другу, погибшему за несколько лет перед этим.

Избирательная кампания была прекрасно организована. Новым элементом по сравнению не только с предыдущими предвыборными боями Джона, но и в целом для выборов в конгресс было создание сети так называемых «секретарей Кеннеди», которые подбирались для каждого избирательного участка. Это были волонтеры, люди разных профессий – бизнесмены, врачи, юристы, агенты страховых фирм, в отдельных случаях квалифицированные рабочие, которые на протяжении нескольких месяцев отдавали всё свободное время избирательным делам. Соответственно числу участков были подобраны 286 секретарей, которые, в свою очередь, привлекли к предвыборной агитации около двадцати одной тысячи добровольцев, работавших под их руководством. Вся эта работа придала избирательной кампании Кеннеди характер массовой акции, что в значительной степени предопределило ее успех.

Секретари, включавшиеся в работу, получали от Кеннеди официальные письма, в которых, после выражения благодарности, им давались полномочия проводить все мероприятия от его имени. Затем каждый секретарь представлял собственное сообщение для печати, что обеспечивало ему и работавшим под его руководством людям еще большую степень легитимности. О своей деятельности секретари посылали еженедельные отчеты в штаб-квартиру. «Наша задача состояла в том, чтобы дать сравнительно небольшую работу как можно большему числу людей, вместо того чтобы много работы малому числу [людей]», – комментировал создание этой сети Роберт Кеннеди ^{410} .

Историки Ралф Мартин и Эдвард Плэнт не преувеличивают, что вся эта гонка «была наиболее методической, наиболее научной, самым серьезным образом детализированной, наиболее сложной, наиболее дисциплинированно и аккуратно организованной из всех кампаний в Массачусетсе и, возможно, по всей стране» ^{411} .

Наглядным свидетельством этого были новейшие технические изобретения, впервые использованные для избирательной кампании. Важнейшим из них был так называемый телепромптер – телевизионный суфлер, то есть аппарат для чтения текста таким образом, чтобы это было незаметно для зрителей. Для кампании были приобретены два телепромптера, на что участвовавший в избирательных делах мэр Бостона Джон Хайнес поинтересовался, к чему такое излишество. Ответ на его любопытство был элементарно прост: «А вдруг один сломается?» Хайнес убедился в правильности предосторожности, когда на следующий день один из телепромптеров действительно вышел из строя ^{412} .

Против Кеннеди в избирательную кампанию включился генерал Дуайт Эйзенхауэр, который именно в это время баллотировался на пост президента от республиканцев. Генерал приехал в Бостон, чтобы своим авторитетом поддержать Лоджа, который с 1953 года станет одним из его ближайших советников.

Несмотря на поддержку оппонента кандидатом в президенты, Джон Кеннеди 4 ноября добился победы. Правда, разрыв голосов был небольшой – чуть более семидесяти тысяч (Кеннеди получил 1 миллион 213 тысяч, Лодж – 1 миллион 141 тысячу голосов). Видимо, главную роль в достижении победы сыграла интенсивность избирательной кампании. Журналисты подсчитали, сколько рук пожал Кеннеди – получились чуть ли не миллионные цифры. Действительно, Кеннеди посетил буквально все населенные пункты своего округа, умело аргументируя свою позицию, давая всевозможные обещания, которые, как показал опыт его пребывания в палате представителей, он действительно стремился выполнить, будучи трезвым политиком, а не политиканом, рассчитывающим на сиюминутный успех.

Но дело заключалось не только в этом. Штаб Кеннеди смог наметить новые пути предвыборной борьбы и агитации, использовать новые технические средства. Были привлечены специалисты – психологи, политологи, журналисты, мастера рекламы, режиссеры телевидения, которое всё шире входило в быт американского избирателя.

Всего этого помощники Лоджа не предусмотрели, и значительно более опытный, маститый политик проиграл молодому, правда, уже не начинающему сопернику.

Наконец, немалую роль сыграла пресса. Здесь особенно пригодились связи и кошелек отца. Джозеф Кеннеди договорился с редакторами влиятельной газеты «Бостон пост» о том, что она окажет кандидату от демократов максимальную поддержку. Действительно, в течение нескольких месяцев газета всяческими журналистскими вывертами демонстрировала, что своими качествами Кеннеди-младший намного превосходит республиканского кандидата. А после выборов Джозеф предоставил газете щедрый кредит – 500 тысяч долларов. Безусловно, отцом была оплачена публикация в весьма популярном журнале «Ридерз Дайджест» – здесь была обнародована статья «Спасение», в которой речь шла о героизме и мужестве Кеннеди во время войны.

Незадолго до выборов Л. О'Брайен провел несколько дней отдыха в имении Кеннеди в Хайаннис-Порте. Как-то за завтраком Джозеф, пристально глядя Ларри в глаза, произнес: «Джек – достойный человек. Он разгромит Лоджа и будет отлично служить в сенате, но в конце концов он станет президентом Соединенных Штатов» ^{413} .

Заветная мечта Кеннеди-старшего, казалось бы, постепенно приближалась к своей реализации, хотя никто не мог предсказать, какие препятствия придется еще преодолеть на тернистом пути и как скоро эта мечта сможет осуществиться, да и вообще произойдет ли это в действительности. Предстояла еще очень нелегкая борьба. О том, что эта борьба имеет благоприятные перспективы, свидетельствовало появление фотографии нового сенатора на обложке одного из популярнейших журналов «Лайф» в декабре 1952 года. Это была честь, которой удостаивались немногие.

В начале января 1953 года 36-летний сенатор появился в Вашингтоне, который уже стал для него почти родным городом. Правда, в первый же день произошла небольшая осечка, которая вызвала у Джона скорее чувство удовлетворения, а не недовольства. В ином варианте повторился инцидент, когда только что избранного в палату представителей Джона приняли за лифтера. Теперь же, когда он подошел к поезду подземной железной дороги, соединявшей сенат с его подсобными зданиями, где располагались офисы и другие служебные помещения, служитель вежливо попросил молодого человека отойти в сторону, чтобы сначала в поезд могли войти сенаторы ^{414} .

Джон Кеннеди был избран в сенат от своего штата Массачусетс, но уже вскоре его стали воспринимать в качестве представителя всей Новой Англии – того северо-восточного региона страны, в котором особенно ярко чувствовалось своеобразие Соединенных Штатов как«плавильного котла». В этом котле, мол, иммигранты переплавлялись в новую, американскую, нацию. Сторонники теории «плавильного котла» обычно не желали замечать, что никакой плавки не происходило, что иммигранты из многих стран (особенно из стран Востока) сохраняли в США свои обычаи, культуру, нравы. Но в полной мере это проявится намного позже, совершенно отчетливо уже в конце XX – начале XXI века. В первые же годы после Второй мировой войны «плавильный котел», казалось, работает, хотя и с перебоями, но в целом более или менее исправно.

Став сенатором, Джон совершенствовал свою тактику лавирования и компромиссов. Он ориентировался на максимально возможное развитие собственной карьеры, поставив в качестве перспективной, но не очень отдаленной задачи добиться избрания на пост президента.

Подобно тому, как был образован эффективно работавший предвыборный штаб, новый сенатор создал свой вспомогательный аппарат в Вашингтоне, причем на этот раз его фактически возглавила женщина – Эвелин Линкольн, ставшая личным секретарем Кеннеди.

Эвелин стала новой находкой для Джона, который, как оказалось, обладал способностью подбирать себе необходимых людей. Воспитанная в семье священника методистской церкви, Эвелин (в 1953 году ей исполнилось 44 года) была скромной и тактичной, имела великолепную память и, главное, была верной своему шефу, который, вопреки своему нраву, никогда не претендовал на ее сугубо женское внимание.

Она занималась всеми техническими делами нового сенатора, освобождая его от рутинных забот, вплоть до того, что договаривалась с парикмахером о точном времени визита к нему Джона или о том, чтобы вещи, отправленные в чистку, были возвращены вовремя. Единственное место, куда не допускалась Эвелин, был письменный стол сенатора. В самом начале его службы она попыталась навести на нем элементарный порядок. Произошел скандал, так как то, что казалось беспорядком для других, было совершенно нормальным для Джона, который в хаосе бумаг мог буквально на ощупь найти нужный ему документ. Совершенно растерянная, Эвелин была вынуждена выслушивать чуть ли не истерический крик: «Вы думаете, что я могу что-то найти во всей этой неразберихе?!» Более к столу своего шефа секретарша не прикасалась ^{415} .

Эвелин Линкольн являлась личным секретарем Кеннеди до последних дней его жизни, пользуясь полным доверием сенатора, а затем президента.

Однако еще более важным приобретением был Теодор Соренсен, ставший помощником Кеннеди по политическим и правовым вопросам в январе 1953 года. Соренсен был родом из штата Небраска, где его отец занимался политической деятельностью. Представляя прогрессивных республиканцев, тот дослужился до поста прокурора штата. Окончив университет в Небраске и там же Школу права, Теодор (или Тед, как его обычно называли) работал в Агентстве национальной безопасности, затем редактором в журнале «Ло ревю» («Правовое обозрение») и, наконец, в одном из сенатских подкомитетов, где изучал систему пенсионного обеспечения железнодорожников. Несмотря на незначительность дела, которым он занимался, Соренсен проявил завидное трудолюбие, способность увязывать частные вопросы с общими проблемами нации, великолепную эрудицию. Именно там его заметил Кеннеди и пригласил на временную работу.

Оказалось, что Соренсен моментально улавливал позицию сенатора, умел формулировать ее в точных и безукоризненно оформленных в смысловом и стилистическом отношении деловых бумагах, был предельно точным, пунктуальным и исполнительным. И что самое главное – он оказался фанатично верным своему шефу. Со временем Тед стал alter egoДжона, его близким другом и единомышленником. Непрерывное пребывание Кеннеди в своем офисе в конгрессе, а затем и в Белом доме привело к тому, что от Соренсена ушла жена (до поступления на работу к сенатору он уже был отцом троих детей), и больше он не женился.

Джон исключительно высоко ценил способности своего помощника, подчас даже преувеличивая его заслуги. «Наконец в моем офисе появился хотя бы один умный человек», – как-то заявил он к удивлению и недовольству других работников, которые, как это получилось, незаслуженно были представлены глупцами. А сестра Джона Юнис Шрайвер (ее супруг Сарджент являлся менеджером подразделения финансовой компании Джозефа Кеннеди в Чикаго под названием «Мерчандайз Март») писала Соренсену: «Джек сказал, что Вы – самый умный человек, которого он когда-либо встречал, включая и сенатора от Массачусетса» (то есть самого себя) ^{416} .

Постепенно Тед действительно становился незаменимым – он формулировал законодательные предложения и мнения по поводу внесенных в сенат проектов, писал тексты выступлений, разделы книг, которые публиковались от имени Кеннеди (возможно, и полные черновые тексты, по которым, разумеется, сам Джон потом проходился своим пером).

Отметим, чтобы более к этому не возвращаться, что, когда Кеннеди был избран президентом, Соренсен стал ведать всей политической корреспонденцией Белого дома, организовывал приемы и встречи, намечал расписание поездок, но прежде всего писал проекты выступлений и журнальных статей.

С первых дней работы на Кеннеди Тед выполнял еще одну немаловажную задачу – он присутствовал на всех выступлениях сенатора (а позже и президента), критически оценивал каждый оборот речи, каждый жест, интонацию, отслеживал реакцию аудитории, а затем писал свои замечания, порой безжалостные, которые рассматривались совместно. Соренсен, таким образом, оказывал неоценимую помощь в совершенствовании ораторского мастерства своего босса ^{417} .

В отличие от своего шефа, человека живого, общительного, улыбчивого, приветливого, Тед всегда вел себя сдержанно, в обеденное время не болтал с другими помощниками, не вступал в дискуссии в коридорах и, как жаловались некоторые, даже не всегда отвечал на приветствия. Правда, один из его коллег как-то отметил с пониманием: «Можно назвать это высокомерием, но можно это назвать и эффективностью» ^{418} .

В первые месяцы своей работы в верхней палате Джон как бы стремился наверстать упущенное. Очевидцы вспоминали, что он работал в «бешеном темпе». Когда Кеннеди появлялся в аэропорту на десять минут раньше, чем требовалось, он буквально вбегал в телефонную будку и обрушивал на Эвелин Линкольн массу новых заданий, намеченных по дороге. Если он сам садился за руль автомобиля, то мчался на огромной скорости, нарушая правила уличного движения. Его не раз останавливали полицейские. Но сенаторы не должны были платить штраф в случае небольших нарушений правил (для них несравненно более серьезным наказанием было появление в прессе негативных комментариев), так что всё дело ограничивалось вежливыми предупреждениями, чтобы Кеннеди постарался вести себя более аккуратно. Говоря о том, как он вел машину, журналист вспоминал: «Это могло напугать вас до смерти» ^{419} .

Непростые отношения складывались у Джона с либеральными кругами своей партии, к которым он явно тяготел, не встречая поначалу ответного движения. Либералы не могли забыть и простить поведения его отца по отношению к президенту Рузвельту, которого тот, конечно, не «предал», как утверждали некоторые рузвельтовские поклонники, однако, будучи послом в Лондоне, выходил за рамки его инструкций и допускал не соответствовавшие курсу заявления.

Вначале и поведение самого Джона в сенате вызывало критику либералов. Здесь разгорелась буря, связанная с выступлениями сенатора Маккарти, обвинявшего и Трумэна, и Эйзенхауэра в том, что в их администрациях свили себе гнездо коммунисты. В июле 1954 года сенатор Ральф Фландерс внес проект резолюции с осуждением Маккарти, которая после бурных прений была принята большинством голосов. В начале августа был образован специальный комитет для расследования обвинений, предъявленных Маккарти (к этому времени в список претензий одиозному сенатору входило уже 46 пунктов) с заданием представить отчет после ноябрьских выборов. Кеннеди активно не участвовал в этих дебатах, что дало определенное основание либералам обвинить его чуть ли не в «маккартизме». Правда, маккартистом его прямо не называли, но проводили обидные параллели.

Позднее Джон не раз оправдывался и в том, что в разгар критики Маккарти находился в больнице, и в том, что его брат Роберт одно время служил в комиссии Маккарти и ему, Джону, неудобно было выступать с заявлениями против этого злокозненного сенатора. Однажды он всё же частично признался в том, что его поведение в деле Маккарти было, возможно, неправильным. Учитывая крайнюю политическую заостренность всей этой истории, со стороны Джона это был мужественный поступок. Он, правда, не упомянул, что подготовил проект выступления, в котором полностью поддержал расследование дела Маккарти, но прения были прерваны и слово он не успел получить. Текст выступления был передан в архив сената ^{420} . Скорее всего, Джон «поскромничал» именно потому, что его вроде бы сочли недостаточно авторитетным и поэтому не предоставили слово.

И всё же Джон не раз говорил, что, если бы не отсутствовал в сенате по болезни, безусловно голосовал бы за осуждение Маккарти ^{421} .

В ходе предвыборных баталий послевоенных лет Джон Кеннеди становился всё более зрелым человеком. Изменялся даже его физический облик. Из худощавого, даже щуплого юноши он превращался в представительного плотного молодого мужчину. Единственным, что никогда не менялось, была ослепительная улыбка, нередко переходившая в заразительный смех. Джон научился улыбаться и смеяться даже тогда, когда ему хотелось просто выть от боли в спине.

Его супруга Жаклин вспоминала: «Он никогда не любил, когда его спрашивали о самочувствии… Он никогда не любил обсуждать это и прилагал усилия, чтобы сбросить с себя всё это, приглашая друзей на ужин, или просматривая фильм, или… (на этом месте Жаклин оборвала предложение. – Л. Д., Г. Ч.)просто чтобы не позволить себе сидеть, ощущая боль» ^{422} .

В 1954—1955 годах Джон перенес две тяжелейшие операции. Врачи предупреждали, что без хирургического вмешательства в позвоночнике могут наступить необратимые изменения, чреватые параличом или даже летальным исходом. Но и прогноз на операцию не был утешительным. Не исключалась смерть на операционном столе. Джон без всяких сомнений решился на хирургическое вмешательство. Операция прошла крайне сложно, пациент был на краю гибели, в какой-то момент остановилось сердце. Но в результате с формальной точки зрения дело закончилось сравнительно благополучно. К позвоночнику была прикреплена новая стальная пластина, которая давала возможность более или менее свободно передвигаться, хотя боль в спине сохранилась и временами даже усиливалась. Да и с ходьбой скоро возникли трудности.

Пока еще не было обнаружено непредвиденное последствие операции: левая нога оказалась примерно на два сантиметра короче правой. Удивительно при этом, что Кеннеди не хромал, хотя теперь передвижение и доставляло ему немалые трудности. Видимо, это и было причиной того, почему врачи сразу не установили дефект.

Странно, что действительно превосходная американская медицина не сразу обнаружила серьезные ошибки, допущенные во время операции. Стальная пластина, давшая очень краткое облегчение, как оказалось, не помогла в длительной перспективе. Через несколько месяцев боли в спине усилились, пластина стала доставлять особые страдания при малейшем прикосновении – она находилась в открытом отверстии и была видна.

В феврале 1955 года пришлось снова лечь на операцию. Пластина была удалена. Джону предписали носить жесткий корсет, принимать горячие ванны, делать изнурительный массаж и, главное, принимать болеутоляющие таблетки, которые лишь приглушали боль. Отныне и до конца дней он должен был спать на жестком матрасе, набитом конским волосом. Видимо, несколько преувеличивая, но не слишком удаляясь от истины, Роберт в предисловии к сборнику работ Джона, изданному после его гибели, писал: «По меньшей мере половину его дней, проведенных на земле, он страдал от ужасной физической боли» ^{423} .

Только в 1955 году во время очередного медицинского осмотра было случайно обнаружено, что левая нога короче правой. Ему изготовили ортопедическую обувь, сконструировали новый корсет. После этого Джон стал чувствовать себя несколько лучше, хотя полностью он так и не выздоровел.

Месяцы, проведенные в постели после операций, не прошли даром. Кеннеди написал книгу, которую назвал «Мужественные профили». Работа была опубликована в 1956 году ^{424}  и принесла автору Пулицеровскую премию в разделе биографий (непонятно, почему она туда попала – видимо, рассматривалась как своего рода биография самого автора, но автобиографией отнюдь не являлась, хотя бы в силу своего названия!). Пулицеровская премия была и остается по настоящее время самой престижной американской наградой в области журналистики.

Компания, в которой оказался Кеннеди в качестве нового лауреата почетной премии, была весьма солидной. Наряду с ним премию получили писатель Юджин О'Нил за пьесу «Дневное путешествие в ночь», видный дипломат и историк Джордж Кеннан за труд «Россия выходит из войны: Советско-американские отношения 1917-1920 гг». ^{425} и поэт Ричард Уилбер, создавший сборник «Здешний мир».

Сумму, которую Кеннеди получил в качестве премии, он тут же передал негритянскому колледжу – шаг, явно рассчитанный на тех афроамериканских деятелей, которые вели борьбу за гражданское равноправие.

По форме книга Джона представляла собой очерки об американских политических деятелях, которые пошли против течения. Первым героем был сенатор Джон Адаме, ставший позже президентом США, последним – сенатор Роберт Тафт. В каждом из своих персонажей Кеннеди находил то особенное, что отличало позицию автора от позиций большинства, причем в некоторых случаях его оценка вызывала неприятие значительной части читательской аудитории.

Особенно это касалось Тафта, который счел Нюрнбергский процесс над главными германскими военными преступниками незаконным с точки зрения международного права и базовых юридических норм. Именно поэтому процесс мог быть воспринят как месть победителей побежденным. Речь действительно шла об основополагающем принципе права – нераспространении его норм на деяния, совершенные до принятия соответствующего закона или другой нормы.

Но учитывая, что такой закон просто не мог существовать, так как никогда ранее мир не знал прецедента, подобного свершениям гитлеровцев во Второй мировой войне, и с точки зрения этических норм проведение процесса было совершенно обоснованным.

Тем не менее большинство обывателей, к которым можно причислить не только людей необразованных, но также вполне грамотных, однако в силу своих профессий не разбирающихся достаточно в правовых нюансах, истерически твердило, что сенатор пытается обелить гитлеровцев. Принимая это во внимание, Кеннеди утверждал в своей книге, что Тафт нашел в себе смелость выступить против общепринятой точки зрения.

К этому следует добавить, что автор отнюдь не одобрял поступка Тафта по существу, поскольку его правильное с формальной точки зрения заявление было сделано абсолютно не ко времени – всего лишь через десять лет после окончания войны, унесшей по вине гитлеровских преступников десятки миллионов жизней. Джон лишь подчеркивал неординарно смелый поступок сенатора.

Помимо основного своего содержания книга являлась фактическим отчетом о деятельности Кеннеди в качестве сенатора. Отбрасывая в сторону свои физические страдания, преодоление которых действительно требовало большого личного мужества, Джон вел беседу о мужестве политическом. Он стремился показать, что такого мужества требует принятие государственным деятелем ответственных решений.

Написана книга была на сложнейшем этапе международной напряженности, когда только закончилась, причем фактически вничью, корейская война 1950—1953 годов, развязанная северокорейской стороной с санкции Сталина и Мао Цзэдуна и едва не приведшая к войне ядерной. Работа фактически предостерегала от скороспелых политических и военных решений, демонстрировала высокую ответственность автора. По существу дела, это произведение, написанное простым языком, рассчитанное на массового читателя, явилось новой заявкой на президентский пост.