Текст книги "Клан Кеннеди"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Лариса Дубова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 56 страниц)

Вначале сенатор в основном поддерживал политику Джонсона по оказанию помощи Южному Вьетнаму в борьбе против Вьетконга, считая, что, по существу дела, он представляет собой не объединение национально-патриотических сил, каковым себя провозглашал, а агентуру Северного Вьетнама. «Подавляющее большинство американцев поддерживает политику президента Джонсона во Вьетнаме» ^{1241} , – говорил он. Это было действительно так. Согласно опросу Института Гэллапа в августе 1965 года, 61 процент граждан США считали правильной политику своего правительства в Индокитае, и только 24 процента выступали против нее ^{1242} .

Но общеполитические вопросы пока интересовали Эдварда Кеннеди в последнюю очередь. На первом плане стояли конкретные дела, связанные с характером его подкомитета. Однако хотел Эдвард этого или нет, но, как показало самое близкое будущее, проблема беженцев выводила его на ряд других сторон вьетнамских событий.

Именно в связи с вопросом о положении беженцев и других перемещенных лиц в октябре 1965 года Эдвард отправился в Южный Вьетнам. Перед полетом он получил информацию от своих помощников, следивших заделами в Юго-Восточной Азии и готовивших своего шефа к его миссии, что в ходе военных действий около четырехсот тысяч южных вьетнамцев были вынуждены по разным причинам покинуть свои деревни. Одни уходили из-под огня. Других насильственно переселяли власти и помогавшие им американцы в «стратегические деревни», предположительно хорошо охраняемые от проникновения вьетконговцев. Третьи стремились объединиться с родными и близкими или просто искали более благоприятные условия существования. На окраинах крупных городов, прежде всего Сайгона, появились лагеря беженцев, живших в трущобах в невероятной нищете.

Между тем происходила эскалация войны. После Нго Динь Дьема часто менявшиеся правительства отличались не меньшей коррумпированностью. В военном отношении они все чаще проигрывали, возникала угроза победы Вьетконга и последующего присоединения Южного Вьетнама к Северному. Правительство Джонсона стремилось не допустить этого, и в результате американское военное присутствие во Вьетнаме усиливалось, США тратили всё больше средств на оказание помощи, но значительная ее часть не доходила ни до южновьетнамской армии, ни до населения. Она просто разворовывалась.

Эдвард прилетел в Сайгон 23 октября 1965 года, то есть через год и два месяца после принятия конгрессом США Тонкинской резолюции и начала американских бомбардировок Северного Вьетнама, которые то прекращались, то возобновлялись. Пока Эдвард не ставил под сомнение правильность Тонкинской резолюции, за которую он голосовал, и вытекавшие из нее военные акции. Его интересовали положение беженцев и меры, принимаемые американскими должностными лицами по облегчению их участи. Из бесед с людьми удалось приблизительно установить, что численность беженцев подскочила почти до миллиона человек (то есть почти 10 процентов населения страны), хотя точных цифр никто назвать не мог. Вопросы о том, как расходуются средства, предоставляемые американской казной, а также благотворительными организациями, оставались без вразумительного ответа.

Проведя два дня в Сайгоне, Кеннеди со своими помощниками посетил несколько американских воинских частей. Любопытно, что лагеря тех самых беженцев, по поводу которых он прибыл сюда, почти не посещались. От этого его отговаривали опытные соотечественники и сайгонские чиновники, явно опасавшиеся инцидентов. В результате Эдвард лишь мельком познакомился с одним из лагерей, который на него произвел удручающее впечатление антисанитарными условиями.

В одном месте американский сенатор был встречен группой вьетнамских ребятишек, размахивавших бумажными флагами США. Сенатор поинтересовался, чья это инициатива, и получил от журналистов ответ, что флажки выданы местными властями, которые и вывели детей на встречу, с тем чтобы заботливо отобрать розданное, как только Кеннеди покинет местность. Точно так же корреспондент «Нью-Йорк таймс» и агентства Юнайтед Пресс Интернэшнл Нейл Шихэн объяснил Кеннеди, что стандартные хижины, выстроенные в ряд на пути его следования из Сайгона в провинцию, были поставлены за неделю до этого, когда расписание поездки было уже установлено.

В день вылета из Сайгона, 27 октября, Кеннеди встретился с командующим американскими войсками в Южном Вьетнаме генералом Уильямом Уэстморлендом, который высказал предположение, что вьетконговцы готовятся к новому наступлению, и пессимистически оценил общую ситуацию, завершив анализ словами: «Всё это будет продолжаться долгое время» ^{1243} .

В таком же духе сенатор перед отлетом заявил журналистам: «Я должен сказать, что это безусловно будет долгая и изнурительная борьба» ^{1244} .

Позже Эдвард говорил, что первые сомнения по поводу вьетнамской войны у него возникли зимой 1965/66 года. Но у него явно произошло смещение в памяти. Ведь той зимой не случилось ничего знаменательного, что могло повлиять на его позицию. Появилась, правда, его статья в журнале «Лук» от 25 января 1966 года. Но она была от начала до конца написана под впечатлением октябрьской поездки, которая и стала тем самым рубежом, который резко отдалил его от позиции президента и приблизил к антивоенной позиции собственного брата Роберта. В статье говорилось, что американские представители во Вьетнаме не занимаются решением гражданских проблем «с той же ожесточенностью, с какой они ведут войну». Кеннеди писал о своей разочарованности поведением американцев во Вьетнаме, прежде всего по вопросу о положении беженцев – они считают его непосильной ношей для себя. Досталось и местным властям. «Находясь в Сайгоне,говорилось в статье, – я убедился в безразличии южновьетнамского правительства по отношению к своим собственным обязанностям. Правительственные чиновники заверили меня, что они держат ситуацию с беженцами под контролем. Но я проверил один лагерь, в котором находятся 600 человек, и там нет ни одного туалета. В ожидании моего визита было начато строительство семи лагерей. Однако работа остановилась, как только стало известно, что мои планы изменились. И они возобновились опять, когда оказалось в конце концов возможным, что я приеду».

С этого времени, вначале осторожно, а затем всё более решительно Эдвард, подобно Роберту, стал высказываться в том смысле, что американские представители в Южном Вьетнаме должны побудить местное правительство вступить в переговоры с Вьетконгом о прекращении войны путем компромисса. Однако делал он это с разного рода оговорками. Так, в телевизионной передаче «Встреча с прессой» он вначале мялся, не высказывая своего мнения по существу вьетнамской войны, а затем заявил: «Я поддерживаю выполнение нашей фундаментальной задачи во Вьетнаме… Она действительно фундаментальна и правильна. Я верю, что мы используем все ресурсы, находящиеся в нашем распоряжении, как военные, так и дипломатические, чтобы увидеть нашу задачу выполненной» ^{1245} . Отчетливо видно по этим словам, какие противоречивые чувства владели Кеннеди и как трудно ему далось упоминание возможности достижения поставленных целей не только военным, но и дипломатическим путем.

В следующие годы Эдвард вновь и вновь возвращался к вьетнамской проблеме, будоражившей умы и чувства американцев.

В 1967 году он установил контакт с одной из левых общественных организаций «Американцы за демократическое действие». Эта организация, основанная в 1947 году политиками и учеными Э. Рузвельт, Г. Хэмфри, А. Шлезингером и другими, объединяла наиболее левых деятелей Демократической партии, беспартийных, прогрессивных профсоюзных руководителей, негритянских активистов. Свою главную задачу она видела в борьбе за социальную и экономическую справедливость, достигаемую мирными средствами, в основном путем поддержки на выборах политиков, обещавших реформирование общества, и низовых ненасильственных акций. В то же время организация занимала решительные антикоммунистические позиции, считая экстремистские лозунги угрозой для жизненных интересов американского народа ^{1246} .

4 марта 1967 года Эдвард выступил на съезде организации в Бостоне, посвятив свою речь вьетнамской войне, причем он увязал ее с теми сдвигами, которые происходили в сознании американцев. Он говорил, что упрямое продолжение военных действий в Юго-Восточной Азии не только поглощает огромные материальные ценности и человеческие жизни, но и крайне отрицательно сказывается на «моральной энергии» американцев: «Простым и грубым фактом является то, что вся либеральная программа, все заботы по поводу незавершенных дел нашего народа становятся жертвами войны во Вьетнаме» ^{1247} .

В самом начале 1968 года Эдвард Кеннеди вновь побывал во Вьетнаме. В отличие от первой поездки этот визит тщательно готовился. Эдвард создал группу советников, хорошо знакомых с историей, современным положением страны, владевших языком и представлявших себе обычаи вьетнамцев. Участники этой группы Н. Пауэре и Дж. Соммер отправились в Южный Вьетнам за две недели до поездки Кеннеди и подготовили для него подробный доклад, намечавший, в частности, с кем он должен встретиться, какие лагеря и госпитали посетить, какие вопросы задать.

В Сайгон Эдвард прилетел 1 января вместе с врачом из города Вилминггона (штат Делавер) Джоном Левинсоном, который перед этим несколько лет проработал во Вьетнаме. По совету врача Эдвард слегка изменил расписание своего 12-дневного пребывания в этой стране, что случайно спасло ему жизнь. Дж. Левинсон рассказывал Э. Клаймеру через много лет, что в предварительном расписании значилось посещение миссии Международной добровольческой помощи в городке Кан Тхо, однако Эдвард почти отказался от этого визита, не считая организацию влиятельной, рассчитывая посетить ее на следующее утро, если успеет. Как раз в тот вечер, когда должен был состояться отмененный визит, в здании миссии взорвалась бомба, которая разнесла его почти до основания ^{1248} .

Американские официальные лица встретили Кеннеди недружелюбно, зная его уже сложившуюся отрицательную позицию по поводу вьетнамской войны. На вопросы давались обтекаемые ответы, а еще чаще генералы и чиновники просто избегали встреч. Всё же Эдварду удалось посетить несколько лагерей беженцев, госпиталей, тыловых частей американцев и южных вьетнамцев. Его отрицательное отношение к продолжению войны укрепилось, он еще раз убедился в царящей здесь коррупции и неразберихе. На прямые вопросы, доходят ли до беженцев суммы, которые, как ему говорили должностные лица, выделены на индивидуальную поддержку, он обычно получал отрицательные ответы. Все эти впечатления Кеннеди не скрывал от корреспондентов ^{1249} . В 1995 году Эдвард делился со своим биографом мнением, что поездка по Южному Вьетнаму в начале 1968 года «явилась заключительным моментом в формировании моего собственного взгляда на войну», который в общей форме сводился к тому, что вьетнамцев надо оставить в покое, чтобы они сами занимались своими делами ^{1250} .

По возвращении Эдвард вначале безуспешно пытался добиться, чтобы его принял президент. Встреча в Белом доме в конце концов состоялась. В ответ на заявление сенатора, что продолжение войны в Юго-Восточной Азии чревато для США катастрофой, Джонсон сухо ответил, что он намерен продолжать проводимый там курс ^{1251} .

Для Эдварда Кеннеди как сенатора вьетнамская проблема была лишь одной из тех, которым он уделял внимание как законодатель и общественный деятель. Он активно участвовал в законодательной работе, выступал за изменение иммиграционных правил, которые, по его мнению, давали слишком большие преимущества выходцам из Европы и почти лишали возможности получения американского гражданства жителей африканских и азиатских стран.

Можно по-разному оценивать эту его позицию, имея в виду национально-государственные интересы страны, заинтересованной в притоке образованного и цивилизованного населения. В оценках Эдварда интернационалистские догматы явно преобладали над прагматическими рекомендациями. В этом смысле он отличался от своего покойного брата-президента, который был прежде всего практическим политиком.

Тогда, в конце 1960-х годов, законопроект, который поддержал Эдвард Кеннеди, об изменении иммиграционного законодательства был провален. Позже, однако, были приняты законы, значительно ослабившие ограничения на иммиграцию из развивающихся стран. Это, в свою очередь, усилило в США экстремистские религиозные течения, в частности исламский фундаментализм, что в конце концов привело к катастрофе уже XXI века – событиям 11 сентября 2001 года, уничтожению башен-близнецов в Нью-Йорке, атаке на Пентагон – акциям, ответственность за которые взяли на себя именно фундаменталисты в лице Усамы бен Ладена и его преступных сообщников.

Неизвестно, что и как произошло бы, если бы власти США проводили более прагматическую политику и были бы менее озабочены помощью кому угодно, опираясь на догмы демократии во всем мире, миролюбия и упиваясь величием и благородством собственной державы. Но во всяком случае возможности грандиозного террористического акта в этом случае были бы намного меньшими. В вопросе об иммиграционном законодательстве Эдвард Кеннеди сыграл не лучшую из своих ролей.

Главный урок истории состоит, однако, в том, что она никого ничему не учит. Иначе чем можно объяснить безоговорочную поддержку официальным Вашингтоном так называемой «арабской весны» 2011 года, которая привела к свержению ряда авторитарных диктатур, но уже поставила или грозит поставить им на смену еще более человеконенавистнические религиозно-фундаменталистские режимы, откровенно ненавидящие те самые Соединенные Штаты Америки, при помощи которых (военной, дипломатической и материальной) они пришли к власти.

Смерть Роберта и планы Эдварда

Возвратимся, однако, к нашему герою. Так или иначе, Эдвард до 1968 года не задумывался о чем-либо более высоком, нежели сенатская деятельность. А иным могла быть только борьба за президентский пост, к которому он явно пока никак не мог стремиться хотя бы в силу того, что считал более крупным политиком, заслуживающим высшего государственного поста, брата Роберта.

1968 год, начавшийся поездкой во Вьетнам, которая отнюдь не способствовала улучшению душевного состояния Эдварда Кеннеди, стал годом новой семейной и национальной трагедии.

Эдвард активно участвовал в предвыборной борьбе 1968 года, когда после определенных колебаний его брат выдвинул свою кандидатуру на президентский пост. Сохранилось немало свидетельств, что с 1966 года, когда оба брата стали сенаторами, между ними произошло явное политическое сближение, которое дополнило семейную близость. Тед видел в Бобе не только родного человека, но и более опытного и зрелого политика, хотя сам уже имел б ольший стаж законодательной деятельности, чем старший брат.

Несмотря на всю свою импульсивность и взрывной характер, сильно отличавшийся от сравнительно спокойного нрава Эдварда, Роберт обладал смелостью для принятия нелегких решений по сложным вопросам и учил этому младшего брата. Во время сессий сената они обычно вместе обедали, обменивались новостями, советовались, а часто проводили вместе и вечера, лишь изредка с женами ^{1252} .

Вначале Эдвард был против выставления кандидатуры Роберта, как он позже объяснял, по двум причинам. Одну из них он высказывал самому Роберту и его окружению. Состояла она в том, что брату не следует выступать в качестве конкурента Линдону Джонсону – человеку, которого покойный брат избрал в качестве вице-президента. Пусть пройдут еще четыре года, и в 1972 году Роберт, обогатив свой политический опыт, сможет выступить достойным кандидатом от Демократической партии. Что же касается второй причины, то представляется, что она возникла намного позже событий, постфактум, то есть была то ли сознательно, то ли как бы невольно придумана Эдвардом. Он вроде бы опасался, что на Роберта может быть совершено покушение. «Мы не очень отошли от [19]63-го, и это тоже был сильный фактор» ^{1253} .

Вряд ли эти слова можно принять за чистую монету. Они скорее всего навеяны последующими трагическими событиями. Эдвард отнюдь не был Кассандрой, он никак не мог предвидеть, что Роберт действительно будет убит во время предвыборной кампании. Здесь явно произошел сдвиг в памяти и психике уже пожилого, 63-летнего человека.

Правда, и в то время, когда Тед предостерегал Роберта от выдвижения своей кандидатуры на ближайших выборах, он не был твердо уверен в правильности такого совета. Приятель Эдварда Дик Гудвин писал Роберту Кеннеди, что во время одной из встреч задумчивый Тед сказал ему, что, может быть, он не совсем прав, и продолжал: «Джек (Джон Кеннеди. – Л. Д., Г. И.), вероятно, предостерег бы против этого, но скорее всего он сам поступил бы именно так» ^{1254} , то есть ввязался бы в предвыборную гонку.

Однако после того как Роберт принял решение участвовать в выборах, тем более после заявления Джонсона 31 марта, что свою кандидатуру он выдвигать не будет, Эдвард не просто активно включился в борьбу, но посвятил ей всё свое время, даже манкируя участием в работе сената.

При этом иногда происходили неожиданные казусы и столкновения. Во время одной из поездок на него буквально набросилась группа палестинцев, которые нашли приют в США. Разъяренные молодые люди, подогретые проповедями крайних исламистов, кричали, что государство Израиль надо сбросить в море, а один из них схватил Эдварда за грудки с возгласами: «Евреи убили твоего брата, как они убили Христа!» Боясь утратить контакты с мусульманским населением Америки, опасаясь еще больше разозлить истеричных людей, Кеннеди лишь промямлил в ответ: «Это неточно» и поспешил удалиться ^{1255} .

Где бы они оба ни находились, Эдвард ежедневно говорил с Робертом по телефону. Подчас приходилось сообщать кандидату в президенты просто гнусные предложения, которые получал Тед. Однажды к нему для приватного разговора явился один из лидеров профсоюза водителей грузовиков и грузчиков (фамилия его в документе не называлась), то есть того самого профсоюза, бывший председатель которого Дж. Хоффа был в результате расследования Роберта, бывшего тогда министром юстиции, и по его настоянию в конце концов посажен в тюрьму за коррупцию. Теда попросили договориться с братом о том, чтобы тот употребил свое влияние для отдачи Хоффы на поруки. В этом случае продажные профсоюзные боссы обещали поддержку на выборах и, более того, взятку в размере одного миллиона долларов. Не в силах овладеть эмоциями, Эдвард тут же позвонил брату и получил ответ: «Скажи ему, что, если я стану президентом, этот Джимми Хоффа никогда не выйдет из тюрьмы и что многие из них также окажутся в тюрьме» ^{1256} . [88]88
  Согласно данным ФБР, в 1965 году мафиозные группы, связанные с продажными профлидерами, готовили покушения на Роберта и Эдварда Кеннеди, которые были предотвращены (FBI Archives. Robert Kennedy File. Part 7).


[Закрыть]

Эдвард участвовал во всех первичных выборах, на большинстве из которых, как мы знаем, его брат добился победы. 5 июня он находился в Калифорнии, но не в Лос-Анджелесе, где победоносно завершил битву Роберт, а в Сан-Франциско, руководя здесь предвыборным штабом. Именно тут в отеле «Феамонт» он и его спутники услышали экстренную новость, что в сенатора Роберта Кеннеди стреляли и он находится в больнице. Ценой неимоверных усилий был немедленно нанят частный самолет и через несколько часов Эдвард был уже в больнице – как раз в то время, когда Боб находился на операционном столе. Через несколько часов ему сообщили, что наступила «смерть мозга», и именно он оказался тем человеком, который дал согласие на отключение аппаратов, поддерживавших кровообращение брата.

Не успело еще остыть тело Роберта, как партийная машина Демократической партии заработала в новом направлении. Уже вечером 7 июня к Эдварду обратились с предложением, чтобы он выдвинул свою кандидатуру вместо погибшего брата. Трагическая кончина Роберта подтолкнула начавшуюся уже ранее «кеннедиевскую президентскую волну» – своеобразное явление в американской политической истории, когда на протяжении следующих полутора десятилетий все президентские выборы проходили под знаком сравнения: можно ли сопоставить того или иного кандидата с братьями Кеннеди.

При этом, однако, кандидатура единственного оставшегося в живых брата серьезно рассматривалась только в 1968 году. На выборах, проходивших позже, его кандидатура обсуждалась, но отвергалась и им самим, и его сторонниками по причине еще одного трагического и странного случая, о котором мы расскажем чуть ниже. Пока же видные однопартийцы настойчиво предлагали, по существу дела требовали, чтобы Эдвард немедленно включился в президентскую гонку, по крайней мере на пост вице-президента.

Однако Эдвард чувствовал себя полностью истощенным морально и физически. Он мог думать только о покойном брате и его семье и решительно отказался от того, что считал грубейшим нарушением любых этических, просто человеческих норм. Еще не придя в себя, Эдвард вынужден был выступить на траурной церемонии в соборе Святого Патрика в Нью-Йорке, куда было доставлено тело брата. Он говорил: «Моего брата не надо идеализировать, не надо преувеличивать после смерти то, каковым он был в жизни. Его надо помнить просто как хорошего и достойного человека, который видел неправильности и стремился исправить их, видел страдания и стремился избавить людей от них, видел войну и стремился остановить ее» ^{1257} .

15 июня Эдвард вместе с мамой Розой выступил по телевидению, чтобы поблагодарить тех, кто выразил сочувствие семье и проявил к ней внимание. Но он использовал эту речь и для заявления, которое озадачило как его сторонников, так и политических противников. «Каждый из нас должен решить для себя, собственным сердцем, собственным сознанием, что он должен сделать этим летом и когда настанут будущие годы, и я верю, что мы должны выбирать мудро» ^{1258} .

Что это было – подтверждение отказа, согласие вновь обдумать предложения, проявление нерешительности? Скорее всего – последнее. Неопределенность сохранялась почти до конца июля, пока, наконец, в прессе не появилось заявление Эдварда по поводу поступавших к нему предложений участвовать в президентских выборах в качестве первого или второго лица. «При нормальных обстоятельствах такая возможность явилась бы предметом гордости и призывом к дальнейшей общественной службе. Но для меня в этом году это невозможно» ^{1259} . В любом случае заявление свидетельствовало, что Эдвард твердо намерен продолжать политическую деятельность.

Особенно четко это прозвучало во время первой после смерти брата встречи Теда с публикой 21 августа. Он посетил католический колледж в Ворчестере, штат Массачусетс (формально отдельном городе, но фактически районе Бостона). Место выступления было избрано не случайно. Оно должно было продемонстрировать, что оратор сохраняет верность религии предков и памяти братьев. Но речь носила чисто политический характер. Эдвард заявил, что решил продолжать общественную жизнь и прежде всего следовать примеру своих братьев в антивоенной борьбе. «Я подхватываю упавшее знамя. Чувствуя поддержку в памяти о бесценных годах, которые мы провели вместе, я буду пытаться продолжать дело справедливости, совершенствования и мужества, которое определяло их жизни». Главной текущей задачей он считал скорейшее окончание войны во Вьетнаме, а в преддверии этого требовал прекращения бомбардировок Северного Вьетнама, постепенного сокращения американского участия в военных действиях, активизации переговоров в Париже, которые были начаты в мае 1968 года вначале между представителями США и ДРВ (в январе 1969 года переговоры стали четырехсторонними – к ним присоединились правительство Южного Вьетнама и Фронт национального освобождения этой части страны). С территории Южного Вьетнама должны быть выведены все иностранные войска, включая и Вооруженные силы ДРВ, которые действуют под маской партизанских сил Вьетконга, провозглашал оратор ^{1260} .

Выступление Эдварда Кеннеди было воспринято как его возвращение в большую политику. Именно таким образом высказался X. Хэмфри, обошедший Ю. Маккарти, ставший основным кандидатом на пост президента от Демократической партии и ожидавший номинации на партсъезде. На следующий день Хэмфри официально предложил сенатору баллотироваться вместе с ним – в качестве кандидата в вице-президенты. Последовал немедленный ответ, что ни о каком участии в выборах в этом году речи быть не может ^{1261} .

В дальнейшем ходе избирательной кампании Эдвард не участвовал, хотя внимательно следил за ней. Он сожалел, что победу на выборах одержал Ричард Никсон, лишь незначительно опередив Хэмфри (за Никсона было подано 43,4 процента голосов, за Хэмфри – 42,7 процента). Многие деятели Демократической партии упрекали Кеннеди, говоря ему, что, если бы он участвовал в выборах, баллотируясь или на пост президента, или даже вице-президента, его партия добилась бы безусловной победы.

С первых дней после избрания Никсона политические наблюдатели и журналисты рассматривали Эдварда Кеннеди как вероятного его соперника через четыре года. Два популярных журнала «Тайм» и «Ньюсуик» поместили его портреты на своих обложках, полагая, что эта кандидатура в следующей президентской гонке будет просто неизбежной. Бывший пресс-секретарь Джона Кеннеди Пьер Сэлинджер говорил корреспонденту «Нью-Йорк таймс»: «Я заброшу всё, чтобы помогать ему. Ныне Демократическая партия – это партия Кеннеди» ^{1262} .

В то же время можно полагать, что гибель двух старших братьев, а также неполадки в собственной семье повлияли на психику Эдварда.

Душевному благополучию явно не способствовали взаимоотношения с женой и ее образ жизни. Правда, в 1967 году семья пополнилась. 14 июля Джоэн родила второго сына, которого назвали, как мы уже знаем, Патриком-Джозефом в честь прадеда.

Однако еще до рождения ребенка в поведении Джоэн стали замечаться странные изменения. Она утратила интерес к обществу, к сестрам Эдварда, их супругам и другим родственникам, который активно проявляла до этого. Джоэн предпочитала оставаться одна, избегала общения с мужем. Многие часы она проводила, примеряя наряды, рассматривая драгоценности, занимаясь всевозможными косметическими процедурами, стремясь, как она изредка говорила, выходя из одиночества, стать еще прекраснее. Являвшаяся ее компаньонкой и секретарем М. Челлис рассказывала позже, что Джоэн считала внешний вид главным достоянием своей личности. «Она путешествовала с пятью или шестью коробками косметики, и еще больше их было в ее квартире в Бостоне» ^{1263} .

После рождения сына Джоэн стала прикладываться к горячительным напиткам, причем происходило это всё чаще. Не прошло и года, как она стала алкоголичкой, и Эдвард переживал происходившее мучительно, но молчаливо ^{1264} .

Когда же у Джоэн наступал период ремиссии, она продолжала проявлять странности. То она говорила кому-то из журналистов, что страшно беспокоится, как бы ее мужа также не убили, и даже предостерегала старшего сына по этому поводу, то просто замыкалась в себе. Как-то на вопрос, хочет ли она, чтобы ее муж участвовал в будущих выборах, жена Эдварда процедила сквозь зубы: «Это не мое решение, а его».

В Вашингтоне ходили сплетни по поводу того, как вызывающе одевается жена сенатора. Даже на официальном приеме в Белом доме она появилась в мини-юбке. В те годы такой наряд еще считался вызовом общественному мнению даже на улице, что уж говорить о появлении в мини в обществе джентльменов в смокингах и дам в вечерних платьях. В другой раз она появилась в президентской резиденции, опять-таки на официальном приеме, в длинной юбке, зато блузка у нее была совершенно прозрачной, и сквозь нее вызывающе проглядывал ярко-синий бюстгалтер ^{1265} .

Джоэн была неплохой пианисткой, хотя не имела систематического музыкального образования. Ранее ее как исполнительницу часто привлекали к участию в кампаниях по сбору средств в фонд Демократической партии. Когда же ее попросили выступить на таком же мероприятии в Филадельфии в 1970 году, она сочла это обидным для себя и позже заявила: «Я не чувствовала себя необходимой, я чувствовала, что меня используют». «Именно тогда я почувствовала, что становлюсь алкоголичкой», – добавила она ^{1266} .

Сам Эдвард, как утверждают некоторые авторы, не был подвержен этой болезни, но иногда сильно напивался, вел себя непредсказуемо, был дерзок и груб, садился за руль автомобиля в нетрезвом состоянии и т. д. Прессу облетело сообщение о пьяном дебоше, который он однажды устроил в салоне самолета.

Произошло это так.

Весной 1969 года сенатор Кеннеди летал на Аляску в качестве представителя подкомитета по вопросам образования индейцев и эскимосов. Трехдневное пребывание в этом своеобразном уголке Америки было насыщенным. Эдвард посещал деревни эскимосов и индейцев, выступил с несколькими докладами, в которых призывал увеличить расходы на начальное образование местного населения и предоставить ему квоты в учебных заведениях основной части страны. Участвовавшие вместе с ним в поездке сенаторы-республиканцы весьма критично отнеслись к тому, что Эдвард постоянно находился на первом плане. Они сочли, что он не занимается делами, для которых прилетел, а проводит политическую агитацию. Сенатор Джордж Мёрфи из Калифорнии даже назвал визит Кеннеди «неудачным политическим выступлением за счет налогоплательщиков» ^{1267} .

Скорее всего, враждебное отношение к нему со стороны части делегации привело Эдварда в возбужденное состояние. На обратном пути уже в аэропорту города Анкориджа он стал вести себя непристойно, непрерывно прикладывался к бутылке с виски, а в полете передвигался по проходу между креслами, тормошил пассажиров, заводил с ними бессвязные разговоры. Запомнилось, что он непрерывно восклицал: «Власть эскимосам!» – а один раз заявил: «Они хотят пристрелить меня, как прикончили Бобби (то есть Роберта. – Л.Д, Г. Ч.)» ^{1268} .

О подобных выходках сенатора, правда, не столь впечатляющих, но иногда сопровождаемых рассказом о его случайных сексуальных контактах, печать сообщала не раз. Были и более продолжительные любовные связи с секретаршами и другими дамами – служащими его сенатского аппарата ^{1269} .

Как мы видим, самый младший из братьев Кеннеди, будучи, с одной стороны, типичным представителем своей семьи касательно политических амбиций, стремления взобраться на государственные вершины, склонности к жизненным радостям, отличался не свойственными для Джона и Роберта нерешительностью и подчас непредсказуемым поведением.