Текст книги "Беспокойный возраст"
Автор книги: Георгий Шолохов-Синявский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
«Неужели вот с такими мне придется работать?» – робко подумал Максим, поймав на себе насмешливый и в то же время добродушно-снисходительный взгляд краснолицего рабочего, с ухарским видом выпившего водку. Рабочий озорно подмигнул: дескать, давай, парень, присоединяйся к нам за компанию. Зеленоватые глаза его весело сияли.
Максим вообразил, как его, молодого, еще неопытного инженера, приставят к таким бывалым, насмешливым, знающим дело рабочим, и они, наверное, не прочь будут позабавиться его неловкостью и неопытностью. От этих мыслей ему стало даже страшновато. Он впервые подумал о том, как мало знает людей и как много еще надо узнать, чтобы вот такие рабочие уверовали в его знания.
Прибежал Славик и сообщил, что поезд на Ковыльную уйдет только поздно вечером, а до этого можно сдать вещи в камеру хранения и побродить по городу. Саша Черемшанов и Галя приняли эту весть с восторгом.
– Ребята, пойдемте в кино… Посмотрим город, походим по магазинам. Времени у нас уйма, – предложила Галя.
Ее поддержали Саша и Славик. И лишь Максим отнесся к предложению Гали равнодушно.
– Слушай, Максим, ты теперь не особенно от нас отрывайся, – теребя его за рукав, заговорила Галя, когда чемоданы были сданы на хранение и молодые люди вышли на шумную, залитую солнцем привокзальную площадь. – Уже пора отрешиться от гордого одиночества. – Она дернула Максима за рукав и лукаво сощурила черные живые глаза. – И ты не падай духом – не все у тебя с Лидой плохо. Уж я знаю…
– Ничего ты не знаешь, – грубовато ответил Страхов. – Славик, уйми свою болтливую жену.
– Нет, ты уж поверь: знаю, но пока не скажу, – не унималась Галя.
– Перестань, Галка! – остановил свою не в меру резвую подругу Славик, делая ей глазами предостерегающие знаки.
– Так что же ты знаешь? – спросил Максим, останавливаясь. Ноздри его тонкого прямого носа раздувались.
– Придет время – скажу, – пообещала Галя и загадочно усмехнулась.
– А ну вас! – раздраженно проговорил Максим и, отделившись, от компании, зашагал через площадь.
– Эй, ты куда? Вернись! – крикнул Славик.
– Я и без вас найду, куда пойти, – уже издали кинул со злостью Максим. – Не маленький, найду дорогу…
– Ну, это не по-товарищески. Слышишь? Гляди не опоздай к поезду! – кричал вслед Черемшанов, но Максим, не оборачиваясь, уходил все быстрее.
– Вот черт! Уже выявляется его характер. Какая муха его укусила? – Славик набросился на жену: – Зачем ты затрагиваешь его? Ты же видишь, он стал совсем невменяемый.
Галя, тоже смущенная выходкой Максима, оправдывалась:
– Я ведь пошутила. А вы зачем его отпустили? Так мы и растерять друг друга можем!
– А ну его! Не потеряется. Тоже мне – герой с чрезмерно раздувшимся флюсом самолюбия… Привык главенствовать у себя дома и думает, что и здесь мы все будем в его подчинении.
– И откуда у него такое? В Москве он как будто уже начинал входить в норму, был парень как парень, – сказал Саша.
– Парень-то хороший, а нет-нет да и выкинет барскую штучку… Дома вокруг него на цыпочках ходили. Поневоле станешь привередничать…
Подошел новенький, еще не успевший запылиться троллейбус… Молодые инженеры сели и поехали осматривать незнакомый город.
Максим с решительным видом шагал по главной улице. Ему надоели опекающее внимание друзей, подшучивания Саши Черемшанова. В конце концов, это возмутительно! Он не маленький, чтобы над ним так подтрунивали.
И как все-таки приятно сознавать себя независимым от чьей-либо опеки! И хорошо, что он устоял и не вернулся в Москву! Он презирал бы тогда себя всю жизнь.
Максим зашел в универмаг, купил грубошерстные брюки, ковбойку и синий парусиновый комбинезон – все это он не хотел приобретать в Москве, а теперь понял: без этих вещей ему никак не обойтись. В его сознании все время возникали рабочие, с усмешкой оглядывавшие на вокзале его слишком щеголеватый костюм и велюровую шляпу. Он вспомнил, что рабочие были в сапогах и кепках, и купил простые яловые, пахнущие новой кожей сапоги, суконную кепку. Он тут же, у прилавка, надел ее, а шляпу завернул в газету.
Потом Максим зашел в столовую, не торопясь пообедал и, поколебавшись – выпить ли сто граммов водки или кружку пива, выпил только пива.
За его столик присел полный мужчина со съехавшим на сторону несвежим воротничком, засаленным, неопределенного цвета галстуком и редкими, растрепанными седеющими волосами. Он кинул на другой стул пухлый сильно потертый портфель, шумно вздохнул, принялся вытирать нечистым платком потный рябоватый лоб.
– Фу! Совсем измотался… Бегаешь, бегаешь по этим инстанциям, и поесть некогда, – общительно пожаловался незнакомец и внимательно оглядел Максима. – Вы уже пообедали?
– Уже, – ответил Максим.
– Замучился с этими командировками, – продолжал мужчина, – Гоняют, как соленого зайца, из области в район, из района – в область. Дома совсем не живу. Забыл, когда дома обедал, спал. В один прекрасный день явлюсь – жену родную, детишек не узнаю… А вы здешний? Приезжий? Студент?
Максим небрежно, как будто совсем не придавая значения своим словам, ответил:
– Я – инженер, В этом году закончил московский вуз. Еду на работу.
– А-а, – кивнул замученный командировками гражданин. – Ваше дело молодое. Все впереди. Счастливец…
Гражданин нетерпеливо позвал официантку, заказал суп, рисовые котлеты, кисель.
– Печень, – пояснил он Максиму, словно оправдываясь. – Куда же вы едете, молодой человек, если не секрет?
Максим коротко рассказал.
– О-о! А ведь я тоже инженер, бывший… – Бледные губы незнакомца сложились в скорбную гримасу. – Нет, молодой человек, вы, повторяю, счастливчик. Держитесь крепко за этот гуж, пока молоды.
– Да вот еду, – Важно ответил Максим. – Но еще не знаю, как там… какие условия…
Гражданин насмешливо хмыкнул:
– «Условия»! Ишь ты! Вы еще рассуждаете об условиях! Не успело, как говорится, теля оторваться от матки, как уже требует: подавай ему условия. Эх, вы! Вы не помышляйте ни о каких условиях, а скорее хватайтесь за работу. Пока здоровы, пока у вас не болят печень и сердце, пока глаза хорошо видят и башка варит.
Незнакомец закашлялся, укоризненно взглянул на нечаянного собеседника усталыми, в красных прожилках, глазами.
– Быть выученным за счет государства, получить сразу такое видное место, зарабатывать себе почет и уважение – да знаете вы, что это значит?
Он долго упрекал Максима в недомыслии, в самомнении и в неблагодарности к государству и под конец назидательно заключил:
– Научитесь ценить то, чем обладаете, да! Сейчас цените, иначе будет поздно! Когда вот, как меня, скрутит неудача… судьба… хвороба…
Гражданин опять закашлялся, махнул рукой, стал торопливо есть поданный официанткой жиденький куриный бульон. На бледном лбу его и на болезненно одутловатом лице тотчас же выступил крупный пот, и от этого оно стало выглядеть еще более замученным и страдальческим.
На какую неудачную судьбу жаловался незнакомец, Максим не стал расспрашивать. Он уплатил за обед, прощально кивнул, вышел на улицу.
4
Всю ночь от Степновска до Ковыльной друзья ехали, почти не смыкая глаз. Саша Черемшанов на каждой остановке выбегал из вагона. Его занимали новые места, незнакомые люди. Цель приближалась. Молодых инженеров охватывало волнение.
Саша и Славик все время только и говорили о скрытой где-то в незнакомой степи Ковыльной, гадали, как встретят их на стройке, где отведут им приют, какую работу дадут сначала.
Максим почти не участвовал в разговоре, лежал на верхней полке.
– Как ты думаешь, Сашка, встретит нас кто-нибудь или нет? – спросил снизу Славик.
– Ге-ге! – насмешливо протянул Черемшанов. – Что мы – пионеры, чтобы нас встречать. Скажешь еще – с музыкой, с оркестром. Нет, дядя, поводырей нам теперь не дадут…
Время подвигалось к полудню, когда поезд тихо и осторожно, будто крадучись, прошел последние километры по еще не улегшимся, шатким рельсам недавно проложенного пути и так же незаметно, как бы споткнувшись обо что-то, остановился.
– Ковыльная! – крикнул кто-то. – Вылезай!
В вагоне поднялась суматоха. Поезд дальше не шел – это была конечная станция.
Волнуясь, молодые инженеры сошли с поезда, остановились в нерешительности. Степной ветерок, смешанный с угольной гарью, овевал их. Вокруг, как ветви большого дерева, переплетались железнодорожные пути. Всюду стояли платформы с разным грузом, между путями высились кучи щебня, песка, нагромождения шпал, рельсов. Чуть поодаль от станции торчали бревенчатые хибарки. Никакого перрона, нигде и признака вокзала. Если бы поезд остановился в степи, и то было бы веселее – там хоть трава, открытое небо, простор, а тут палящее солнце, пыль и – вагоны, вагоны…
В первую минуту все испытывали растерянность и разочарование. Длинное лицо Саши вытянулось еще больше. Он медленно поворачивал свою лобастую, на худой шее голову, озирался с изумлением.
– Вот это и есть знаменитая Ковыльная? Наша земля обетованная? Ха-ха! А где же стройка? Куда нас привезли?
На лице Гали было такое выражение, словно ее обидели и она собиралась заплакать.
– А где же вокзал? Куда идти? – спросила она, переступая горку беспорядочно наваленного щебня и чуть не падая.
– Товарищи! Нас загнали на запасный путь! Караул! – негодующе закричал Саша, но было видно, что он шутит. – Как они посмели нас не встретить? С оркестром, со знаменами, с цветами? – Он скорчил уморительно-плаксивую гримасу, скосил глаза в сторону Максима, захныкал: – А где же папина «Победа»? Где носильщик? Ма-ма-а-а! Гы-гы…
Галя делала Саше отчаянные знаки бровями, губами: молчи, дескать… Саша спохватился, умолк.
Славик что-то обдумывал, воздерживаясь пока от поспешного изъявления первых впечатлений, часто оказывающихся ошибочными.
Мимо молодых инженеров с веселым говором и смехом прошла уже знакомая бригада рабочих, которых москвичи увидели на Степновском вокзале. Мужчины сгибались под тяжестью деревянных сундуков и туго набитых мешков, женщины несли на руках ребятишек и разноцветные узлы с домашним скарбом. Коренастый рабочий, с красным, точно обожженным, ухарским лицом, узнал ребят, кивнул Максиму и Саше, широко улыбнулся.
– Приехали, стало быть, тоже на стройку, – сказал он весело. – Айда, ребята, за компанию!
– Пошли за ними, – скомандовал Славик. – Они-то знают куда.
Невдалеке за путями и бревенчатыми сараями виднелась бетонированная дорога. По ней бесконечной чередой с глухим ревом бежали громадные самосвалы, ползли громоздкие краны, похожие на железных слонов с поднятыми хоботами. А за дорогой во все стороны раскинулся деревянный город – двухэтажные и одноэтажные дома из коричневых бревен, дощатые бараки, огороженные колючей проволокой дворы, склады и всюду строительный хаос, столбы электролиний. Изредка чуть слышно доносился тяжелый, словно из-под земли вырывающийся гул.
– Вот. Не дождались нас и уж город построили без нашей помощи, – перескакивая через рытвины и песчаные дюны, с неизменной шутливостью разглагольствовал Саша Черемшанов. – А мы-то думали: приедем на голенькое место, как Колумбы, и будем лопаточками ковырять землю.
– Не тужи, Саша. Всего тут не переделали, и на нашу долю хватит, – оказал Славик. – Однако нам говорили, что мы будем чуть ли не первыми строителями, а сейчас, оказывается, о нас тут меньше всего помышляли.
Будущие строители взобрались на насыпь, остановились у края укатанной до свинцового блеска дороги. Краснолицый рабочий – он, как видно, был старшим в бригаде – смело проголосовал шоферу грузовика. Тот остановился, перекинулся двумя-тремя словами с рабочими. Мужчины начали подсаживать в кузов женщин, передавать им ребятишек, кидать сундуки и мешки. Делали они это с привычной уверенностью, видимо, зная, куда надо ехать.
– А вам далеко? – спросил шофер у подошедшего с робким видом Славика.
– Нам в управление строительства гидроузла.
– Нет, я на шлюз. Вам в город надо. Вон туда, – махнул рукой шофер и укатил.
Молодые инженеры остались стоять, у дороги, не зная, в какую сторону направляться. Мимо мчались самосвалы с песком и камнем. С оглушительным лязгом двигались гусеничные тракторы, тянули за собой длинные хвосты из прицепов. Над шоссе висела едкая синеватая гарь. Где-то в стороне, на самом горизонте, поднималась изжелта-серая пелена пыли. Она застилала почти весь небосклон, напоминая ее то надвигающийся самум, не то дым огромного, жестокого сражения. Что там происходило? Какие силы столкнулись в нечеловеческой схватке?
– Мальчики, а ведь там, наверное, и находится стройка, – сделала предположение Галя.
Славик насмешливо взглянул на жену:
– Здесь всюду стройка. Не говори, Галка, наивных вещей.
– Но ведь главный объект где-то должен быть? – резонно возразила Галя.
Славик хмурился: он и сам еще не успел разобраться в увиденном – слишком много впечатлений навалилось на него сразу. Солидность его заметно поубавилась.
– Что ж… двинули в поселок, – нерешительно проговорил он и подхватил чемоданы – свой и Галин.
– Пешком? – скривила губы Галя. – Туда, может быть, автобус ходит?
– Жди… – оборвал жену Славик. – Тебе, может, еще и персональной «Победы» захочется? – глянул он насмешливо в сторону Максима. – Нам еще в министерстве сказали: явиться в управление гидроузла. Все. Кончено. Шагом марш!
– А где же твои палатки? Девственная степь? Первый удар лопатой в землю? – не переставал язвить Саша.
Славик сердито махнул рукой.
Максим стоял у края дороги и жадно курил.
Расспросив у встречного рабочего, где находится управление строительства гидроузла, молодые инженеры двинулись в поселок. Перед ними раскрывались прямые, пока еще не мощеные улицы и переулки, выстраивались кварталы домов, за которыми толпились круглые, в виде юрт, тесовые сборные бараки, похожие на разбросанные повсюду тюбетейки.
На всем лежал отпечаток напряженного труда, всюду разносился запах свежеструганых досок, масляной краски, раскаленного битума. Земля здесь походила на исчерканный вдоль и поперек, с бесчисленными помарками, черновой чертеж.
Чем дальше уходили москвичи, тем шумнее и многолюднее становился деревянный город. Максим с изумлением читал вывески: «Почта», «Кинотеатр», «Клуб», «Библиотека». На дощатых заборах пестрели афиши, извещающие о показе кинофильмов, о концертах и лекциях. На перекрестках гремело радио.
– Ребята, а здесь культурненько, честное комсомольское, – сгибаясь под тяжестью чемодана, подмигнул Саша. – Смотрите: гастроном, парикмахерская, а вот гостиница, ресторан. О-о! Да тут, наверное, и коктейль-холл имеется; как в Москве, а? – И неугомонный Саша опять подмигнул в сторону Максима, а Галя затаила дыхание. – Ну, братцы, тут совсем шикарная жизнь! Кажется, кто-то из вас боялся, что тут глухая станица, а в степи волки бегают?
Никто не ответил Саше. Все шли молча, обливаясь потом. Улицы строительного города становились всё более оживленными. Отчаянно пыля, грузно катились автобусы. По узким кирпичным и каменным дорожкам-кладкам сновали пешеходы. Всюду встречались суетливые домохозяйки, веселые девушки в запыленных комбинезонах и резиновых сапогах группами шагали строители с будто литыми бронзовыми лицами. Горячий степной ветер шевелил их растрепанные волосы, обдувал мускулистую, проглядывающую из распахнутых рубах грудь.
Попадались и такие лица, которые Максим видел в Третьяковской галерее на картинах Репина, Малявина, Архипова. Они как бы явились сюда из глубины давно минувших лет, только теперь в глазах их проглядывала не тупая подавленность, а сознание собственного достоинства.
Всюду слышался разноголосый говор: украинский – певучий, волжский – окающий, бойкий – московский, образный, играющий словами, как самоцветами, – уральский… Как видно, сюда собрались люди со всех концов страны, и нередко можно было услышать узбекскую, казахскую или башкирскую речь, увидеть смуглые лица, горячие, с острым монгольским разрезом глаза.
Где-то совсем близко, невидная за домами и холмами поднятого песка, текла широкая река, которую люди брали в бетонные шоры и намеревались пустить по новому руслу. Ветерок приносил с ее изрытых берегов странный глухой гул, захлестываемые бензиновым чадом запахи поднятого с речного дна ила, мокрого песка, искромсанной машинами прибрежной луговой травы…
Там, за пределами деревянного, выросшего с грибной быстротой города чувствовалась могучая поступь невиданного, напряженного труда.
– Ребята! Ведь это наше Эльдорадо! – восторженно воскликнул увлекающийся романтикой путешествий и приключений, любящий все фантастическое Саша. – Мы как те испанцы, которые искали в Южной Америке страну золота.
– И ты сравниваешь нашу стройку с Эльдорадо? Никудышное сравнение, – шагая вразвалочку, назидательно поправил Славик. – Такая фантазия могла взбрести на ум только тем, кто заболел золотой лихорадкой. А тут делается то, что не окупится никаким золотом. И собрались тут не испанские конкистадоры, а искатели живой воды, какую в русских сказках добывают, понял? В этом громадная разница.
За разговором они не заметили, как подошли к кирпичному приземистому зданию. У входа висела голубая стеклянная вывеска с надписью: «Управление строительства гидроузла».
Молодые строители опустили на землю чемоданы, вытерли рукавами потные лбы. Лица их стали серьезными. Они находились у порога новой трудовой жизни.
5
– Все вместе пойдем или вышлем сначала разведку? – посмеиваясь, спросил Саша Черемшанов.
– Пошли вместе. Масса всегда выглядит внушительнее, – посоветовал Славик.
Они оставили чемоданы у вахтера, в грязноватом, с затоптанным полом вестибюле, остановились перед дверью с табличкой «Отдел кадров».
– Ну, готовсь. Подтянись, – сказал Саша и кивнул Максиму на дверь: – Толкай!
Но Максим не хотел входить первым – отступил.
– Тише! – яростно прошипел Славик. – Достать путевки!
– Может, повернешь назад? – невинно спросил Максима Саша и хихикнул: – Как тогда… ночью… Я знаю – мне проводница еще в поезде рассказала…
Галя не успела предотвратить взрыв. Максим побледнел, под скулами судорожно задвигались мгновенно набухшие бугорки. Он быстро наклонился к Саше так, что тот отшатнулся, и, весь дрожа от распирающей его злости, сдавленно произнес:
– Ты ошибаешься! Думаешь, я и в самом деле отступлю? Да? Ты воображаешь, что один храбрый и все можешь? Такой исключительный, как о тебе растрезвонили в институте? Подумаешь, изобретатель… Гениальный… Хвастун! Еще посмотрим, каков будешь тут!
– Ты что, кавалер де Грие? Шуток не понимаешь? – пытаясь улыбнуться, оторопело пробормотал Саша.
– Ребята, ребята, вы с ума сошли! – приглушенно вскрикнула Галя. – Как вам не стыдно?
Она тормошила обоих, оглядываясь по сторонам, боясь, что кто-нибудь станет свидетелем ссоры.
– За де Грие я могу и в морду дать, – тихо пообещал Максим, надвигаясь на Сашу и выпучивая потемневшие глаза.
– Макс, ты, наверное, плохо знаешь литературу. Ведь это безобидное сравнение, – все еще миролюбиво улыбнулся Черемшанов.
– Перестаньте! Приехать на место и затевать ссору… – чуть не плача, дергая за рукав то одного, то другого, приглушенным, полным негодования голосом пыталась потушить ссору Галя.
Славик молчал, хмурился, но вот его крепкое плечо, словно клин, вдвинулось между ссорящимися, и, с силой сжав руки Максиму повыше локтя, он тихо сказал:
– Перестань! Ты что кричишь на Черемшанова, как на лакея?
– Как на лакея? А я что – барин? Барин, да?! – Максим весь трясся, тяжело дыша. – Пусть он прекратит свои дурацкие шутки.
– У-у, болваны, – свирепо прошипел Славик и оттолкнул Максима от Саши.
Черемшанов вдруг засмеялся, протянул Максиму руку:
– Извини, Макс. Ведь я, честное слово, не хотел тебя обидеть. Я больше не буду.
Добрые глаза Саши смотрели просяще-весело. Он терпеливо стоял с протянутой рукой. Но Максим отвернулся. Галя кусала губы: неужели такой до этой минуты дружный коллектив распадется на ее глазах? Не может быть! Она этого не допустит. Максим, конечно, знал о кавалере де Грие и о Манан Леско. Он читал повесть аббата Прево. И дело было не в литературном сравнении и не в невинной шутке Черемшанова. Еще в Москве в нем закипала смешанная с ничтожной завистью злость против Саши. Она накапливалась долго, зрела и вот прорвалась. Максим сознавал, что был неправ, но превосходство Саши и та легкость, с какой он ехал на работу, его мучили… А тут еще нежданный-негаданный разрыв с Лидией…
Славик покачал головой, сказал со скорбным сожалением:
– Эх, Макс! Не с той стороны ты начинаешь показывать свой характер. Не с той… – Он прошелся раз-другой возле двери, остановился, оглядел всех, как командир свое дрогнувшее перед выполнением боевого задания подразделение: – Вот что. Разберемся во всем после. А пока, если дорога вам дружба, смирите свое ребячье самолюбие и идемте представляться.
Но Максим отошел к коридорному окну, стал глядеть на улицу. В эту минуту вид у него был очень надутый и упрямый.
Славик подошел к нему:
– Оставь, слышишь? Неужели тебе не стыдно ломаться?
– Я не ломаюсь. Просто я в няньках не нуждаюсь, – ответил Максим.
– Это что? Демонстрация? – негодующе суживая глаза, спросил Славик.
– Называй как хочешь. Вы думаете, я без вас ничего не добьюсь? Ну и думайте. А мне поводыри не нужны. Я не нуждаюсь в чьей-либо опеке. И прошу не надзирать за мной и не читать мне на каждом шагу мораль. Я не хочу, чтобы мной командовали.
– Это твое последнее слово? – спросил Славик.
– Последнее.
– Тэ-эк, – протянул Славик и, сдвинув на затылок кепку, ожесточенно потер налившуюся кровью плешинку. – Ну хорошо. Сам так сам… Не будем тебе мешать.
По коридору шли какие-то сотрудники. Славик отошел, посоветовался с Черемшановым и Галей. Гале хотелось добиться примирения, и она все время порывалась к Максиму, но Славик ее удерживал.
– Ах, какие же вы злые! – дрожащим голосом оказала Галя.
У Максима дрогнуло сердце. Не вернуться ли к друзьям? Но недобрая упрямая сила удерживала его.
Славик, Галя и Саша ушли в отдел кадров, а Максим остался стоять у окна. «Ну и ладно. По крайней мере, не буду от них зависеть», – самолюбиво думал он.
Не прошло и десяти минут, как Славик, Галя и Саша вышли из отдела кадров. Лица их сияли. Галя подбежала к Максиму и, забыв обо всем, что произошло недавно, сказала:
– Иди же, Макс. Мы сказали, что с нами есть еще один. Пока у нас отобрали путевки, дали записочку к коменданту общежития, а завтра в девять утра велели прийти оформляться на работу. Иди же скорее. Мы подождем.
Ни на кого не глядя, Максим вошел в кабинет отдела кадров. К немалому его изумлению, ему пришлось разговаривать с пожилой женщиной, заместителем начальника отдела. Она по-матерински приветливо улыбнулась ему, взяла путевку, паспорт, диплом, пробежала по ним взглядом, потом со спокойным любопытством подняла на него светлые умные глаза.
– Вы все вместе приехали? – спросила женщина. – Только что у меня были ваши товарищи.
– Да. Вместе, – ответил Максим и покраснел. Потом, после нескольких вопросов, заданных женщиной о его учебе и практике, Максим сказал: – Я хотел бы занять место не ниже сменного инженера любого объекта.
Женщина чуть приметно улыбнулась:
– Видите ли, Страхов, у нас все начинают одинаково. Мы ставим людей туда, где они наиболее нужны. А потом уже бывает видно, на что они способны. Сейчас я вам ничего не могу обещать. Явитесь завтра утром для оформления. А пока устроим вас на жительство. Идите отдыхайте с дороги. Вас же четверо? – щурясь, спросила женщина, и Максиму стало неловко под ее проницательным взглядом.
«Что я наделал? Какого дурака разыграл!» – выругал себя Максим и вышел из кабинета.
Славик, Саша и Галя терпеливо ожидали его в вестибюле.
– Ну, все в порядке? – спросил Славик. – Куда тебя устроили? Куда-нибудь особо? – Славик сделал ударение на последнем слове.
Максим молча взял свой чемодан, шагнул к выходу.
Одноэтажное длинное, барачного типа, общежитие стояло под самым гребнем песчаной, уже полностью намытой плотины.
Славика и Галю поместили в отдельной комнате с печкой-голландкой, с двумя никелированными кроватями. Максиму и Саше хотели отвести такую же комнату на двоих, но Максим наотрез отказался и расположился отдельно, с таким же, как и сам, одиноким специалистом, в прохладной и чистой, но еще не обжитой, похожей на больничную палату комнате.
Войдя в нее, он вспомнил свою уютную, устланную коврами комнату в родительской квартире, удобный письменный стол с письменным прибором, подаренным ему матерью в день совершеннолетия, мягкое кресло и диван, на котором иногда леживал часами, ни о чем не думая. Строгая, чистая, скудно обставленная низенькая комната общежития с железными кроватями и грубыми тумбочками у изголовья показалась ему очень унылой. Сердце его сжалось от одиночества и еще какого-то чувства, похожего не то на обиду, не то на унижение.
В комнате пахло известкой и сырыми досками от недавно вымытых полов. За маленьким запыленным окном виднелись вздыбленные песчаные холмы, поднятые к небу стрелы экскаваторов. По глинистой лощине нескончаемой вереницей ползли и скрывались за выступом холма самосвалы.
Весь этот голый, изжелта-серый, песчано-глинистый пейзаж, на котором преобладали машины, а людей почти не было видно, освещался раскаленным солнцем, а край неба низко над землей по-прежнему был затянут бледной пеленой пыли.
Ощущение, что там, за этой пеленой, происходило нечто невообразимо огромное, заставляющее землю вздрагивать, не покидало Максима, а мысль, что уже завтра он станет в ряды строителей, наполнила его новым, еще не испытанным волнением.
Он долго стоял у окна и смотрел на клочок блеклого, знойного неба. Губы его были плотно сжаты. От переносья вверх пролегла глубокая складка. Казалось, он с громадным усилием преодолевал в себе какое-то сопротивление. Ему становилось все более стыдно за свою недавнюю вспышку, за ссору с Сашей… В тот вечер он долго не мог уснуть. Нервы его были взвинчены новизной обстановки, усталостью с дороги.
Ночевавший вместе с ним лысеющий пожилой мужчина, назвавший себя техником на строительстве плотины, попытался вечером заговорить с ним, дать, как неопытному еще специалисту, несколько разумных советов. Максим отвечал на его вопросы вежливо, но безучастно. После нескольких неудачных попыток ввести новичка в курс дела техник счел дальнейшее общение с «надутым юнцом», как про себя назвал он Максима, бесполезным и уже не беспокоил его разговорами.
Утром техник ушел на работу очень рано.
6
Проснувшись в половине восьмого, Максим быстро оделся, вышел из общежития. Ему хотелось побыть одному, собраться с мыслями.
Полынный запах степи, приносимый легким ветром издалека, из-за песчаных и глинистых вздыбленных экскаваторами холмов, опахнул его. Солнце отсвечивало на мокрых от утренней росы крышах деревянных домиков, на металлических частях снующих по улицам машин.
Идти в контору управления было еще рано, и Максим, увлекаемый любопытством и неясной, но неутолимой душевной жаждой, побрел назад, туда, где виднелись стрелы экскаваторов и беспорядочные нагромождения глины. Задумавшись, он не заметил, как вышел за окраину поселка и по склону песчаной насыпи взобрался на самую ее вершину. То, что он увидел, поразило его. У него даже дыхание перехватило.
Под ясным и невиданно широким куполом неба простиралась в обе стороны изрытая, искромсанная, вся в ущельях и пухлых песчаных и глинистых насыпях степь. По ней всюду были разбросаны экскаваторы и множество других, неясно видимых издали машин. Экскаваторы, как ископаемые чудовища, то, вытягивая вверх свои длинные шеи и опуская их долу, вонзались зубастыми стальными челюстями в песок и глину, то выбрасывали их далеко в сторону. Тупорылые бульдозеры с глухим рыканьем и храпом выравнивали беспорядочно всхолмленный грунт, в некоторых местах они двигались строем, как танки во время атаки. Между ними, поднимая тучи желтой пыли, сновали самосвалы. Вдали, у высокого берега затерявшейся среди этого хаоса реки, стояли на тонких, широко расставленных ногах похожие на жирафов портальные краны. Они, будто удивившись чему-то, загляделись вниз, на тревожно плескавшиеся у их ног зеленоватые волны.
Прямо на восток простиралась изрезанная неглубокими ериками, блестевшая маленькими озерцами и музгами речная пойма, постепенно переходящая в степь, с желто отсвечивающими на солнце хлебами, с разбросанными по склонам холмов селами и хуторами, с густыми зарослями ивняка и терна, с тополями у околиц.
Максим еще не знал, что лежавшее перед ним огромное пространство должно стать дном нового степного моря, и удивился той с виду разрушительной работе, которая охватывала равнину из конца в конец. По всей пойме, насколько хватал глаз, казалось, ходил гигантский плуг, бороздя ее вдоль и поперек, срезая до основания, выкорчевывая с корнями и превращая в завалы изломанной древесины недавние тихие рощицы плакучих и грустных, будто предвидевших свой неминучий конец верб, прибрежных зарослей клена и ясеня, жилистой лазы и низкорослого, ушедшего твердыми, как железо, корнями глубоко в землю дубняка.
Во многих местах уже ходили бульдозеры и разравнивали дно будущего водохранилища. Вереницы грузовиков с порубленным, изломанным лесом – пнями и корягами – уходили куда-то в степь. Кое-где уже наполовину были снесены прибрежные хутора, а на их месте обозначились плешины с остатками порушенных сарайчиков и плетней.
Старые, обветшалые, приросшие к земле хатенки сдирались бульдозерами, словно железной скребницей, а некоторые, более крепкие, разбирались житлями и переносились на новые места, на зеленеющие взгорья.
Максим еще раз огляделся: «Среди всего этого нагромождения машин где же мое место? Может быть, ван там, посреди желтого пыльного облака, а может, и ближе, на дне вон того котлована?» С юга тянул жесткий полынный ветерок. Максим глубоко вздохнул и почувствовал облегчение. Сердце хотя и сжималось от неизвестности, но вчерашней растерянности уже не было.
«Может быть, только сначала все это кажется страшным, потому что неясно и непонятно, а потом пригляжусь, освоюсь, привыкну…» – подумал Максим. Он вернулся в поселок, зашел в столовую, переполненную шоферами, позавтракал.
Время приближалось к девяти часам, и Максим направился к конторе. Чем ближе подходил он к знакомому одноэтажному дому, тем сильнее билось его сердце.
Он подошел к управлению, когда стрелка перевалила за девять. Ни возле конторы, ни в вестибюле, ни в коридоре Славика, Гали и Саши не оказалось. Максим встревожился: значит, друзья уже получили назначение и, возможно, ушли на работу. Не без смущения за вчерашнее он вошел в канцелярию отдела кадров и увидел знакомую женщину. Она смотрела на него удивленно.
