Текст книги "Статьи разных лет"

Автор книги: Георгий Багатурия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

Реконструкция плана

После того как столь счастливым образом удалось разобраться в содержании рукописи, стало возможно реконструировать общий план всей первой главы «Немецкой идеологии». Ни в одной из пяти составных частей рукописи он не реализуется полностью, но он реализуется в их совокупности. Не будем специально мотивировать реконструкцию этого плана, а воспроизведем его просто как результат:

1) Общая характеристика немецкой идеологии.

2) Предпосылки материалистического понимания истории.

3) Производство, общение, политическая надстройка, формы общественного сознания.

4) Выводы и резюме о сущности материалистического понимания истории.

5) Критика идеалистического понимания истории вообще, критика младогегельянцев и Фейербаха в особенности.

Структуру этого плана можно образно представить себе так: пункт 3 – ядро, пункты 2 и 4 – первая оболочка, пункты 1 и 5 – вторая оболочка.

Чтобы сделать наглядным соотношение между этим общим планом и содержанием каждой из четырех частей главы, представим это соотношение в виде таблицы (в скобках отдельные параграфы указаны тогда, когда к данному пункту общего плана имеет отношение не главный, а, так сказать, второй аспект содержания этого параграфа):

1)	Вводный § и § 1	§ 1 (§ 2)
2)	§ 2	начало § 3
3) а	§ 3	§§ 3 – 5		§§ 1 – 5
3) б	(§ 3)	(конец § 5)		§§ 5 – 10
3) в		(конец § 5)		§ 11
3) г	(§ 4)	(§ 3)	(§ 1)	§ 12
4)	§ 4	§§ 6 – 7
5)		§§ 8 – 9, 2	§ 1

Как видим, единство общего плана главы наглядно проявляется в том, что последовательность пунктов плана и последовательность параграфов совпадают.

Теперь, вообще-то говоря, можно было бы даже попытаться осуществить невозможное: на рациональной основе произвести ту реконструкцию главы, которая не удалась авторам публикации 1932 – 1933 гг. Конечно, можно. Но в таком случае мы получили бы не то произведение, которое дошло до нас, и не то, которое могли опубликовать только Маркс и Энгельс, а нечто вроде хрестоматии, составленной из текста рукописи в соответствии с ее общим планом. При этом неизбежно были бы нарушены некоторые существенные связи текста, отражающие логику исследования. Стоило ли это делать? Более чем сомнительно. Разве что в целях эксперимента. Но новая публикация первой главы «Немецкой идеологии» – это уже не экспериментальное издание.

Реконструкция общего плана главы, который представляет собой суммарное выражение общей внутренней логики всех составных частей рукописи и воплощает в себе общую структуру содержания рукописи, – это, если допустимо подобное сравнение, своеобразная «таблица Менделеева» первой главы «Немецкой идеологии». И подобно тому, как таблица Менделеева дала ключ к поискам неизвестных еще химических элементов и позволила предсказать их свойства, так и эта схема дает возможность предположить, каковы в общих чертах должны быть содержание и особенности тех двух фрагментов рукописи первой главы, которые до сих пор в ней отсутствуют. И если бы позволяло место, можно было бы на примере одного из отсутствующих фрагментов показать, что он собой должен представлять, почему он мог быть изъят из рукописи и где его следует искать. Но это особая тема.

Итог

Мы пытались проследить, как осуществлялось новое исследование рукописи «Немецкой идеологии», особенно с точки зрения его методологии. Мы можем констатировать, что в ходе этого исследования были использованы различные приемы и средства формальной логики и некоторые элементы логики диалектической. Сравнение, обобщение, индукция, дедукция, аналогия, гипотеза, анализ противоречий, различных связей и отношений, абстракция, конкретизация, исследование предмета в его развитии – таков неполный перечень средств, которые сознательно или бессознательно использовались в процессе работы. Но не только логика, интуиция также была необходимым компонентом исследования.

Размышляя задним числом о процессе исследования, мы пытались выявить его логическую структуру, расчленить его на последовательные ступени. То, что нам удалось таким путем получить, – это прежде всего скелет самого процесса, некоторая идеализация действительного исследования. Ибо в действительности все было сложнее: логические умозаключения переплетались с интуитивными догадками, различные процессы исследования перекрещивались один с другим, различные стадии его не разграничивались столь резко, так что порой, например, формулирование и проверка гипотезы были не двумя последовательными фазами работы, а эти две фазы по крайней мере частично совпадали во времени. Все это следует иметь в виду.

Во всяком продуктивном исследовании, если оно достигает определенной степени сложности, используются более или менее полно средства, подобные перечисленным выше, безразлично, осознает это сам исследователь или не осознает. «Так как процесс мышления… является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени…»[371]371
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 461.


[Закрыть]. В чем же тогда специфическая особенность рассматриваемого здесь исследования «Немецкой идеологии»? И почему результаты, полученные в ходе этого исследования, не были уже получены нашими предшественниками?

Изучением содержания «Немецкой идеологии» занимались многие выдающиеся исследователи, главным образом философы. Но почти никто из них не мог пользоваться и не пользовался рукописью. Многие марксоведы, прежде всего такой выдающийся специалист, каким был Веллер, занимались изучением рукописи «Немецкой идеологии». Но при этом они не исследовали достаточно глубоко содержание рукописи. Таким образом, до сих пор изучение содержания «Немецкой идеологии» и изучение ее рукописи развивались параллельно и независимо друг от друга. С одной стороны, преобладал умозрительный подход, с другой – чисто эмпирический.

В новом исследовании «Немецкой идеологии» была сделана попытка избежать односторонности того и другого подхода, сочетать анализ содержания с анализом рукописи, осуществить более конкретный тип исследования. В этом и заключается его специфическая особенность. Этот новый подход к исследуемому предмету и обусловил получение новых результатов.

Какие же результаты дало применение синтетического метода, представляющего собой единство анализа содержания и анализа структуры рукописи, в исследовании «Немецкой идеологии»? Резюмируем полученные результаты, перечислим основные. Во-первых, была уточнена датировка рукописи. Во-вторых, обнаружено то, что является специфически новым в «Немецкой идеологии», – открытие диалектики производительных сил и производственных отношений. Это конкретизирует определение места «Немецкой идеологии» в истории философии марксизма и уточняет наши представления о процессе формирования и развития марксизма в целом. Наконец, в-третьих, была доказана необходимость новой публикации и затем осуществлена новая публикация важнейшей первой главы «Немецкой идеологии». В этой публикации на основе исследования содержания рукописи и реконструкции общего плана главы было дано новое расположение и расчленение текста – адекватно структуре и содержанию рукописи. Мы пытались дать некоторое представление о том новом, более глубоком понимании теоретического содержания «Немецкой идеологии», к которому открывает путь новая публикация, хотя это и не было главной целью данной статьи. Но ни в специальной статье, ни даже в серии статей нельзя исчерпать всего объема информации, которую содержит в себе правильное расположение и расчленение текста Маркса и Энгельса, ибо потенциальный запас этой информации чрезвычайно велик.

Маркс о любви

[372]372
  Статья опубликована в сборнике «Прометей. Историко-биографический альманах серии „Жизнь замечательных людей“», т. 7. М.: «Молодая гвардия», 1969, с. 94 – 107.


[Закрыть]

Эта тема может показаться странной. Маркс, основоположник и классик, гениальный учитель и великий революционер, – и вдруг… о любви!

Или, наоборот, – банальной. Маркс о научном коммунизме, о религии, об искусстве, а теперь – о любви…

Впрочем, не существует, пожалуй, банальных тем, но бывают банальные, скучные и малосодержательные решения. И наоборот, какой бы странной и даже парадоксальной ни казалась тема, – если относящаяся к ней информация объективна, содержательна и полезна, то сама тема представляет интерес и имеет право на существование.

Судите сами.

И в дружбе и в любви он был на редкость счастлив. Было ли это делом случая? Надо полагать, если не все, то главное зависело от самого человека.

В своей знаменитой «Исповеди» на вопрос «Ваше любимое изречение» он отвечал словами Теренция: «Ничто человеческое мне не чуждо» (Соч., т. 31, стр. 492).

Его младшая дочь Элеонора вспоминала о нем словами Шекспира:

 
«Он человек был, человек во всем,
Ему подобных мне уже не встретить».
 

И она же о нем писала:

«Для знавших Карла Маркса нет более забавной легенды, чем та, которая обычно изображает его угрюмым, суровым, непреклонным и неприступным человеком… Подобное изображение самого живого и самого веселого из всех когда-либо живших людей, человека с бьющим через край юмором и жизнерадостностью, человека, искренний смех которого был заразителен и неотразим, самого приветливого, мягкого, отзывчивого из товарищей, являлось постоянным источником удивления и забавы для всех, знавших его» («Воспоминания о Марксе и Энгельсе». М., 1956, стр. 262 и 255).

В своей «Исповеди» на вопрос «Ваше представление о счастье» он отвечал – «Борьба». Он был мужественным борцом. Но «этот суровый борец имел глубоко любящую душу». «У этого мужественного борца в глубине сердца было сокровище мягкости, доброты и нежной преданности», – вспоминал его внук Эдгар Лонге («Воспоминания…», стр. 271). Вот почему так глубоко и точно сказала о нем Элеонора: «Он потому и умел так остро ненавидеть, что был способен так глубоко любить» («Воспоминания…», стр. 261).

Он человек был, человек во всем. Ничто человеческое не было ему чуждо. Без этого он никогда не смог бы так много сделать для человечества.

В юношеском сочинении «Размышления юноши при выборе профессии», кончая гимназию, он писал, что смысл жизни – «работать для человечества». Не пройдет и десяти лет, как этот абстрактно-гуманистический порыв юноши конкретизируется совершенно определенным образом: целью его жизни станет борьба за освобождение рабочего класса. Во время революции 1848 – 1849 годов он будет издавать в Кёльне знаменитую «Новую Рейнскую газету» – этот, по словам Ленина, «лучший, непревзойденный орган революционного пролетариата». В последнем, красном номере газеты редакция обратится к кёльнским рабочим с прощальными словами: «Редакторы „Новой Рейнской газеты“, прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и повсюду будет: освобождение рабочего класса!» (Соч., т. 6, стр. 564).

Вы помните, на вопрос «Ваша отличительная черта» Маркс отвечал: «Единство цели». Он был поразительно разносторонне одарен и в своей деятельности поистине энциклопедически универсален. Его работы в области гуманитарных наук – философии, истории, политической экономии – совершили подлинную революцию. Но он прекрасно знал и многие естественные науки – физику, химию, биологию, астрономию, геологию, анатомию и физиологию, а также историю и теорию техники. После его смерти остались обширные – около тысячи страниц – математические рукописи. Он начал с ученических упражнений в области алгебры и высшей математики, а кончил самостоятельными работами, в которых ставил своей целью дать диалектическое обоснование дифференциального исчисления. Он был великим знатоком мировой художественной литературы. Гёте, Гейне, Шекспира, Бальзака он знал чуть ли не наизусть, а в молодости сам пробовал писать и стихи, и новеллы, драмы и даже роман. Он любил повторять: «Иностранный язык – это оружие в жизненной борьбе», – и на протяжении всей своей жизни он совершенствовал и оттачивал это свое оружие. Его основные произведения – такие, как «Манифест Коммунистической партии» и четырехтомный «Капитал», – написаны, естественно, на родном немецком языке. Но когда ему понадобилось выступить против Прудона, он написал «Нищету философии» на чистейшем французском языке. Когда он вынужден был переселиться в Англию и начал многолетнее сотрудничество в одной прогрессивной американской газете, то статьи для нее он уже писал на английском языке. Он любил перечитывать Эсхила по-древнегречески, «Божественную комедию» Данте – по-итальянски, «Дон Кихота» Сервантеса – по-испански. В пятьдесят лет, когда для раздела о земельной ренте в III томе «Капитала» ему потребовалось использовать русские материалы, он начал изучать русский язык и через полгода мог уже читать не только русскую экономическую, но и художественную литературу.

Таков был этот гениальный энциклопедист XIX века. И сверх того он был великим организатором, тактиком и стратегом борющегося пролетариата.

Но вся эта невероятно разносторонняя деятельность сводилась в конечном счете к одному фокусу, она имела одну единую цель, и этой целью и счастьем всей его жизни была борьба за освобождение рабочего класса.

«Ваша отличительная черта?» – «Единство цели».

«Ваше представление о счастье?» – «Борьба!»

Борьба за освобождение рабочего класса. И все-таки – по свидетельству Поля Лафарга – «„работать для человечества“ было одним из его любимых выражений» («Воспоминания…», стр. 62).

И находятся же «критики», которые смеют противопоставлять созданное им учение и гуманизм!

Ведь глубочайшим гуманизмом пронизаны каждое его произведение, десятки томов его литературного наследия, вся созданная им теория от начала и до конца, вся его практическая деятельность.

Но мы несколько отвлеклись.

Его человечность проявлялась не только в великом деле его жизни, но и в его отношении к окружавшим его людям, в его отношении к семье, к друзьям и товарищам – к его непосредственному человеческому окружению. Она проявлялась и в его дружбе и в его любви.

Это был человек на редкость целостный и в теории и просто в жизни. Он был гуманист в высшем смысле этого слова. Именно поэтому он так много сделал не только для пролетариата, но и для всех трудящихся людей (а нетрудящийся уже перестает быть подлинно человеком, ведь недаром труд создал человека), для всего человечества.

О дружбе Маркса и Энгельса, ставшей легендой, знают многие. Меньше знают о любви Маркса, еще меньше – о его взглядах на любовь. Но навряд ли без глубокого понимания этого чувства возможна была бы столь идеальная любовь, которая на протяжении чуть ли не полувека связывала двух замечательнейших людей – Карла Маркса и Женни фон Вестфален.

В течение многих лет после смерти Маркса наследники хранили в тайне его интимные письма. Подавляющая часть подобных документов стала известна лишь десятилетия спустя, и многие из них – лишь в самые последние годы. А ведь они проливают новый свет не только на взаимоотношения Маркса и Женни, но и на его жизненные воззрения.

Почти все письменные свидетельства, приводимые далее, были опубликованы за последние 35 лет, тогда как после смерти Маркса минуло уже 85 лет – на полвека больше.

Итак, предоставим слово самому Марксу. Рассмотрим специально хотя бы три-четыре документа из его рукописного наследства.

В 1932 году была впервые полностью опубликована работа Маркса «Экономическо-философские рукописи 1844 года». Это очень трудное для понимания, но поистине гениальное произведение молодого Маркса. Оно относится к начальному этапу того революционного переворота, который совершил Маркс в области философии, и представляет собой первую попытку дать всестороннее научное обоснование коммунистического мировоззрения. Здесь в самых общих чертах намечаются уже контуры всех трех составных частей будущей марксистской теории.

Но нас интересует сейчас не общее содержание этой замечательной рукописи и не центральная ее проблема, сложнейшая проблема отчуждения – предмет ожесточенных дискуссий последних лет, – а всего лишь несколько строк в ней, написанных летом, по всей вероятности, в августе 1844 года. Это, пожалуй, первое прямое высказывание Маркса о любви вообще. Вот эти строки:

«Если ты любишь, не вызывая взаимности, – пишет Маркс, – т.е. если твоя любовь как любовь не порождает ответной любви, если ты своим жизненным проявлением в качестве любящего человека не делаешь себя человеком любимым, то твоя любовь бессильна, и она – несчастье» («Из ранних произведений». М., 1956, стр. 620).

Простой смысл этих строк: любовь должна быть взаимной; если она не вызывает взаимности, не порождает ответной любви, то такая любовь бессильна, и она – несчастье.

Так должно быть, и это будет нормой будущего, подлинно человеческого общества. Но это не является нормой общества, в котором господствуют частная собственность и деньги, – в особенности буржуазного общества.

На примерах, взятых у Гёте («Фауст») и Шекспира («Тимон Афинский»), Маркс показывает, как извращаются в этом обществе отношения между людьми, в том числе и отношения между мужчиной и женщиной. Свойства денег становятся здесь свойствами самого человека, который ими обладает. «Я уродлив, но я могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства, его отпугивающая сила, сводится на нет деньгами». «Они превращают верность в измену, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель, раба в господина, господина в раба, глупость в ум, ум в глупость». «Деньги осуществляют братание невозможностей; они принуждают к поцелую то, что противоречит друг другу».

Существующему буржуазному обществу Маркс противопоставляет будущее, подлинно человеческое общество, извращенным отношениям между людьми – отношения подлинно человеческие: «Предположи теперь, – пишет он, – человека как человека и его отношение к миру как человеческое отношение: в таком случае ты сможешь любовь обменивать только на любовь, доверие только на доверие и т.д.». И только при этой предпосылке, то есть только в условиях такого действительно человеческого общества, взаимная любовь станет нормальной формой проявления любви.

То, что, как предвидел Маркс, должно было стать нормой в будущем обществе, – то в условиях времени, которое он называл «предысторией человеческого общества», могло быть лишь счастливым исключением. Таким блестящим, удивительным исключением была любовь самого Маркса. Только силой своей любви, проявлением своей человеческой сущности породил он ответную любовь такой замечательной девушки, какой была Женни фон Вестфален. Недавние новые публикации лишний раз подтверждают это. Вот два примера.

70 лет тому назад Элеонора Маркс впервые предала гласности несколько строк из одного неопубликованного письма своего отца.

«Всю свою жизнь, – писала она, – Маркс не только любил, но был влюблен в свою жену. Передо мной лежит любовное письмо, оно пылает такой огненной страстью, точно писал его 18-летний юноша; а ведь Маркс писал его в 1856 году, после того, как Женни родила ему шестерых детей. Когда в 1863 году смерть матери отозвала его в Трир, он писал оттуда:

„Каждый день хожу на поклонение святым местам – старому домику Вестфаленов (на Римской улице): этот домик влечет меня больше, чем все римские древности, потому что он напоминает мне счастливое время юности, он таил когда-то мое самое драгоценное сокровище. Кроме того, со всех сторон, изо дня в день, меня спрашивают, куда девалась первая красавица Трира и царица балов. Чертовски приятно мужу сознавать, что жена его в воображении целого города продолжает жить как зачарованная принцесса“» («Воспоминания…», стр. 263 – 264).

Прошло 65 лет, и только пять лет назад, в 1963 году, это интереснейшее письмо было, наконец, опубликовано полностью – ровно через сто лет после того, как оно было написано (см. т. 30, стр. 531 – 532).

Но не это самое интересное во всей этой истории. Ведь, приведя несколько строк из письма 1863 года, Элеонора не опубликовала ни строчки из другого, более раннего письма – 1856 года, – того самого «любовного письма», которое, по ее словам, «пылает такой огненной страстью, точно писал его 18-летний юноша». В течение ста с лишним лет это упомянутое Элеонорой интимное письмо хранилось в семье Маркса и у его потомков и не было доступно ни любопытному взгляду читателя, ни научному исследованию. Но вот в 1958 году в Милане, а затем в 1962 году впервые на русском языке (см. т. 29, стр. 432 – 436) оно было, наконец, опубликовано и стало вполне доступно. Вот фрагменты этого потрясающего письма:

«Моя любимая!

Снова пишу тебе потому, что нахожусь в одиночестве и потому, что мне тяжело мысленно постоянно беседовать с тобой, в то время как ты ничего не знаешь об этом, не слышишь и не можешь мне ответить. Как ни плох твой портрет, он прекрасно служит мне, и теперь я понимаю, почему даже „мрачные мадонны“, самые уродливые изображения богоматери, могли находить себе ревностных почитателей, и даже более многочисленных почитателей, чем хорошие изображения. Во всяком случае ни одно из этих мрачных изображений мадонн так много не целовали, ни на одно не смотрели с таким благоговейным умилением, ни одному так не поклонялись, как этой твоей фотографии, которая хотя и не мрачная, но хмурая и вовсе не отображает твоего милого, очаровательного, „dolce“, словно созданного для поцелуев лица. Но я совершенствую то, что плохо запечатлели солнечные лучи, и нахожу, что глаза мои, как ни испорчены они светом ночной лампы и табачным дымом, все же способны рисовать образы не только во сне, но и наяву. Ты вся передо мной как живая, я ношу тебя на руках, покрываю тебя поцелуями с головы до ног, падаю перед тобой на колени и вздыхаю: „Я вас люблю, madame!“ И действительно, я люблю тебя сильнее, чем любил когда-то венецианский мавр. Лживый и пустой мир составляет себе ложное и поверхностное представление о людях. Кто из моих многочисленных клеветников и злоязычных врагов попрекнул меня когда-нибудь тем, что я гожусь на роль первого любовника в каком-нибудь второразрядном театре? А ведь это так. Найдись у этих негодяев хоть капля юмора, они намалевали бы „отношения производства и обмена“ на одной стороне и меня у твоих ног – на другой. Взгляните-ка на эту и на ту картину, гласила бы их подпись. Но негодяи эти глупы и останутся глупцами во веки веков.

Временная разлука полезна, ибо постоянное общение порождает видимость однообразия, при котором стираются различия между вещами. Даже башни кажутся вблизи не такими уж высокими, между тем как мелочи повседневной жизни, когда с ними близко сталкиваешься, непомерно вырастают. Так и со страстями. Обыденные привычки, которые в результате близости целиком захватывают человека и принимают форму страсти, перестают существовать, лишь только исчезает из поля зрения их непосредственный объект. Глубокие страсти, которые в результате близости своего объекта принимают форму обыденных привычек, вырастают и вновь обретают присущую им силу под волшебным воздействием разлуки. Так и моя любовь. Стоит только пространству разделить нас, и я тут же убеждаюсь, что время послужило моей любви лишь для того, для чего солнце и дождь служат растению – для роста. Моя любовь к тебе, стоит тебе оказаться вдали от меня, предстает такой, какова она на самом деле – в виде великана; в ней сосредотачиваются вся моя духовная энергия и вся сила моих чувств. Я вновь ощущаю себя человеком в полном смысле слова, ибо испытываю огромную страсть… любовь к любимой, именно к тебе, делает человека снова человеком в полном смысле этого слова.

Ты улыбнешься, моя милая, и спросишь, почему это я вдруг впал в риторику? Но если бы я мог прижать твое нежное, чистое сердце к своему, я молчал бы и не проронил бы ни слова. Лишенный возможности целовать тебя устами, я вынужден прибегать к словам, чтобы с их помощью передать тебе свои поцелуи. В самом деле, я мог бы даже сочинять стихи и перерифмовывать „Libri Tristum“ Овидия в немецкие „Книги скорби“. Овидий был удален только от императора Августа. Я же удален от тебя, а этого Овидию не дано было понять.

Бесспорно, на свете много женщин, и некоторые из них прекрасны. Но где мне найти еще лицо, каждая черта, даже каждая морщинка которого пробуждали бы во мне самые сильные и прекрасные воспоминания моей жизни? Даже мои бесконечные страдания, мою невозместимую утрату читаю я на твоем милом лице, и я преодолеваю это страдание, когда осыпаю поцелуями твое дорогое лицо. „Погребенный в ее объятиях, воскрешенный ее поцелуями“, – именно в твоих объятиях и твоими поцелуями…

Прощай, моя любимая, тысячи и тысячи раз целую тебя и детей.

Твой Карл».

Письмо само по себе не нуждается в комментариях, если не считать тех многочисленных, в том числе литературных, фактов, которыми оно насыщено. С интересующей нас точки зрения следует, конечно, обратить особое внимание на ту часть письма, которая начинается словами «временная разлука полезна…». Здесь, где явно сквозит некоторая горечь, затрагивается проблема соотношения любви и быта, чувства и той социальной действительности, среды, в условиях которой оно развивается. Как и всякий другой человек, Маркс испытал это на собственном опыте. Его «идеальная любовь» возникла и развивалась далеко не в идеальных условиях, хотя это и не были худшие из возможных тогда условий.

Началось с того, что Карл и Женни вынуждены были обручиться тайно, а затем в течение долгих семи лет вести упорную борьбу за право стать мужем и женой. Он был студент, из небогатой и незнатной семьи, с весьма неопределенными видами на будущее, хотя и со страстным желанием «работать для человечества». Она – девушка из богатой аристократической семьи, «первая красавица Трира и царица балов». По понятиям ее среды, брак с этим юношей был бы партией далеко не блестящей, короче говоря – мезальянс. И вот любовь уже вынуждена бороться за свое существование и за свое будущее.

Через семь лет, незадолго до того, как они стали наконец мужем и женой, Маркс писал одному из друзей:

«Могу Вас уверить без тени романтики, что я по уши влюблен, и притом – серьезнейшим образом. Я обручен уже более семи лет, и моя невеста выдержала из-за меня самую ожесточенную, почти подточившую ее здоровье борьбу, отчасти с ее пиетистски-аристократическими родственниками, для которых „владыка на небе“ и „владыка в Берлине“ в одинаковой степени являются предметами культа, отчасти с моей собственной семьей, где засело несколько попов и других моих врагов. Поэтому я и моя невеста выдержали в течение ряда лет больше ненужных и тяжелых столкновений, чем многие лица, которые втрое старше и постоянно говорят о своем „житейском опыте“…» (т. 27, стр. 374).

Так начиналась их совместная жизнь. А впереди предстояли еще годы преследований, изгнаний, нужды. У них было семь человек детей, четверо из которых умерли в условиях поистине пролетарской нищеты. Буржуазное общество, в условиях которого им приходилось жить и бороться, мстило им, как могло.

Внешние условия жизни не могли не омрачать чувства. Поэтому изображать эту действительно исключительную любовь одной розовой краской было бы искажением правды. Но об этом речь еще впереди.

Пять лет назад, то есть в том же году, когда впервые полностью было напечатано упомянутое письмо Маркса Женни 1863 года, в составе второго русского издания Сочинений Маркса и Энгельса, этого в настоящее время наиболее полного в мире издания литературного наследства основоположников научного коммунизма, а именно в его 31-м томе (стр. 435 – 436) было вообще впервые опубликовано интереснейшее письмо Маркса Полю Лафаргу, которое мы и приведем здесь целиком, с некоторыми комментариями, ибо все это письмо – о любви.

Маркс выступает теперь в новой роли – в роли отца, дочь которого собирается замуж. Поль Лафарг – юный друг Маркса (ему 24 года) и в будущем один из самых способных его учеников и самых замечательных его последователей – любит его вторую дочь Лауру (ей 21 год) и хочет на ней жениться.

Посмотрим, какую позицию занимает в этой ситуации Маркс. Вот его письмо, оно помечено: «Лондон, 13 августа 1866 г.» (Марксу 48 лет).

«Дорогой Лафарг!

Разрешите мне сделать Вам следующие замечания:

1) Если Вы хотите продолжать свои отношения с моей дочерью, то нужно будет отказаться от Вашего метода „ухаживания“. Вы прекрасно знаете, что твердого обещания нет, что все еще неопределенно. И даже если бы она была помолвлена с Вами по всем правилам, Вы не должны были бы забывать, что дело это затяжное. Проявления слишком большой интимности были бы тем более неуместны, что оба влюбленных будут жить в одном городе в течение длительного периода, неизбежно полного тяжелых испытаний и страданий. Я с ужасом наблюдал перемены в Вашем поведении изо дня в день, за геологический период одной только недели. На мой взгляд, истинная любовь выражается в сдержанности, скромности и даже в робости влюбленного в отношении к своему кумиру, но отнюдь не в непринужденном проявлении страсти и выказывании преждевременной фамильярности. Если Вы сошлетесь на свой темперамент креола, моим долгом будет встать с моим здравым смыслом между Вашим темпераментом и моей дочерью. Если, находясь вблизи нее, Вы не в силах проявлять любовь в форме, соответствующей лондонскому меридиану, придется Вам покориться необходимости любить на расстоянии. Имеющий уши поймет с полуслова.

2) Прежде чем окончательно определить Ваши отношения с Лаурой, мне необходимо иметь полную ясность о Вашем материальном положении. Моя дочь предполагает, что я в курсе Ваших дел. Она ошибается. Я не ставил этого вопроса, так как, по моему мнению, проявить инициативу в этом отношении следовало Вам. Вы знаете, что я принес все свое состояние в жертву революционной борьбе. Я не сожалею об этом. Наоборот. Если бы мне нужно было снова начать свой жизненный путь, я сделал бы то же самое. Только я не женился бы. Поскольку это в моих силах, я хочу уберечь мою дочь от рифов, о которые разбилась жизнь ее матери. Так как это дело никогда не достигло бы нынешней ступени без моего непосредственного вмешательства (слабость с моей стороны!) и без влияния моей дружбы к Вам на поведение моей дочери, то личная ответственность всей тяжестью падает на меня. Что касается Вашего теперешнего положения, то те сведения, которых я не искал, но которые получил помимо своего желания, вовсе не успокоительны. Но оставим это. Что же касается общего Вашего положения, то я знаю, что Вы еще студент, что Ваша карьера во Франции наполовину разбита событиями в Льеже, что для Вашей акклиматизации в Англии у Вас пока что отсутствует необходимое условие – знание языка и что в лучшем случае Ваши шансы являются совершенно проблематичными. Наблюдение убедило меня в том, что Вы по природе не труженик, несмотря на приступы лихорадочной активности и добрую волю. В этих условиях Вы будете нуждаться в поддержке со стороны, чтобы начать жизнь с моей дочерью. Что касается Вашей семьи, о ней я ничего не знаю. Предположим, что она обладает известным достатком, это не свидетельствует еще о готовности с ее стороны нести жертвы ради Вас. Я не знаю даже, какими глазами она смотрит на проектируемый Вами брак. Мне необходимы, повторяю, положительные разъяснения по всем этим пунктам. Кроме того, Вы, убежденный реалист, не можете ожидать, чтобы я отнесся к будущему моей дочери как идеалист. Вы, будучи человеком столь положительным, что хотели бы упразднить поэзию, не пожелаете ведь заниматься поэзией в ущерб моей дочери.