Текст книги "Санта-Барбара 3"
Автор книги: Генри Крейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
Он пригубил бокал и блаженно закатил свои маслянистые глаза.
– Чудесное шампанское, Августа, ты не находишь?
– Просто у нас прекрасное настроение, а когда хорошо на душе – все кажется прекрасным и красивым.
– По-моему, Августа, в твоих словах есть перебор, невозможно быть одновременно красивой и прекрасной.
– Но сегодняшний день именно такой.
– Еще не известно как все сложится.
– Я не выношу пессимистов. И не надо сейчас спорить, иначе мы с тобой рассоримся.
– А кто собирается спорить? Ссоры нам ни к чему, – улыбнулся Лайонел, – мы прекрасно поладили.
– Как видишь, Лайонел, дела вновь объединили нас. Смотри, может, мы еще и поженимся вновь.
– Не знаю, – задумался Лайонел, он поднял свой бокал за ножку тремя пальцами и прикоснулся дном к срезу бокала Августы.
Хрусталь издал тонкий прозрачный звук, который отлетел от их столика и погас в глубине помещения.
– Тебе не кажется, Августа, этот звук напоминает звук колоколов?
– Нет, – пожала плечами Августа, – по-моему, он больше напоминает звон денег.
– Что ж, может быть, и так. Этот звук тоже прекрасен, дорогая, как прекрасна и ты.
– У тебя довольно неуклюжие комплименты.
– Я всего лишь вернул тебе твои же слова. А неужели ты, Августа, не хотела, чтобы твой профиль отчеканили на монете?
– А ты бы хотел видеть мой профиль на монете?
– Такие монеты я собирал бы с удовольствием. Я бы хотел, Августа, чтобы нас изобразили на одной монете, на аверсе тебя, а на реверсе – меня.
Августа засмеялась и пригубила свой бокал.
– Наконец– то, ты стал чуточку сообразительнее.
– А по-моему, я всегда был сообразительным. Сегодняшний вечер этому доказательство. Еще немного, Августа, и я смогу вернуть все, что отнял у меня Кэпвелл
– Кстати, дорогой, о сделке. Надеюсь, твоя мать поймет нас и поймет, что отец одобрил бы ее. Она получит взамен того, что у нее отняли, все сразу
– Но мою мать будет тяжело подготовить к тому, что ее муж оказался обыкновенным мошенником.
– Ну и что? – изумилась Августа, – зато она получит назад дом и все остальное, что имела.
Мирный и радостный разговор Лайонела с Августой прервало появление Гранта.
Он был как всегда элегантен, слегка улыбался и с презрением смотрел на окружающих. Чувство собственного превосходства читалось в его взгляде. Он вальяжной походкой прошел к столику, за которым сидели Локриджи. Грант уже чувствовал себя хозяином положения. Все в Санта– Барбаре начинало двигаться согласно его планам. Ему оставалось сделать несколько точных и уверенных движений, чтобы низвергнуть брата, достигнуть своей заветной цели.
Грант Кэпвелл грациозно подставил стул и подсел к столику.
– О, Грант, присаживайся! – с опозданием предложил Лайонел, – мы как раз только что собирались заказать еще шампанского, чтобы сообща отпраздновать такое радостное событие.
– Ты хочешь сказать, нашу победу? – Грант улыбнулся в седые усы.
– Конечно, победу, – поддержала разговор Августа, – хотя эта победа имеет слабый привкус горечи. Ведь Ти Макдональд потеряет благодаря нашим стараниям свою хорошую репутацию.
Грант развел руками.
– Что же поделаешь? Ни одна война не обходится без жертв. Кстати, Лайонел, а где Мейсон? Он привез то, что обещал?
– Пока нет, – отрицательно покачал головой Лайонел, – но он знает, где нас можно найти. И я ожидаю его появления с минуты на минуту. Думаю, документы будут с ним. И тогда мы сможем расправиться с СиСи.
Лайонел ради торжественного случая тоже был одет чрезвычайно элегантно: белый дорогой костюм, серебристо– серый галстук и изящные золотые запонки в манжетах накрахмаленной рубашки.
Если бы Грант знал, что Мейсон находится так недалеко – всего в каких-нибудь двадцати ярдах от него – он бы обязательно подошел к племяннику и узнал как идут дела. Но Мейсон сидел в баре и из-за перегородки Грант никак не мог увидеть его…
… а Мейсон и Марк разговаривали не так громко, чтобы привлечь внимание Гранта и Локриджей. Каждую фразу мужчины произносили с нескрываемым презрением друг к другу
– Ты мерзавец, Марк. Негодяй! – со злостью сказал Мейсон, – и все, что ты сказал о как будто бы вашем ребенке, о Мэри, к правде не имеет никакого отношения и поэтому я с полным основанием говорю – ты мерзавец.
– Ты можешь сам спросить у Мэри, – совершенно спокойно и хладнокровно ответил Марк, – мне ты можешь не верить, но ей – будешь вынужден поверить. Неужели, Мейсон, ты не понимаешь, что выдумать такое я не в состоянии. Ты спроси ее только прямо, без обиняков. И она обязательно тебе ответит правду. Ведь Мэри не умеет врать. Она может недоговаривать но обманывать – никогда. Я ее знаю получше твоего, Мейсон.
– Ты все это придумал, мерзавец, – буквально выдавил из себя фразу Мейсон.
Он захлебывался от ненависти к Марку. И, если бы не его воспитание, он уже давно бы набросился на него с кулаками. И чтобы не сорваться, не развязать драку, Мейсон спрыгнул с вертящегося табурета, двинулся к выходу из бара.
Но Марк остановил его окриком.
– Мейсон, подожди.
– Я знаю, Марк ради достижения своей цели ты готов на все.
– Все-таки, Мейсон, ты спроси об этом Мэри. Как-нибудь поинтересуйся, и она скажет тебе правду. Навряд ли ты ею утешишься, – Марк повернулся и заказал себе еще один виски.
Мейсон презрительно хмыкнул, вышел из бара в зал ресторана.
Марк, поняв, что Мейсон сейчас собрался делать, поспешно обратился к бармену:
– Виски подождет, дайте мне скорее телефон. Марк понимал, что наступило время упреждающего удара, который изменит расстановку сил в его пользу. Он прижал к уху телефонную трубку и лихорадочно начал набирать номер, боясь, что Мейсон опередит его…
…а в ресторане продолжался оживленный разговор Гранта Кэпвелла, Лайонела и Августы Локриджей. Не взглянув ни на Лайонела, ни на Гранта, мимо их столика прошествовал разгневанный Мейсон.
Грант, не договорив начатой фразы, осекся и сорвался с места:
– Вот он! Вот он! – крикнул Грант и без извинений бросился вслед за Мейсоном.
– Мейсон, подожди.
Но Мейсон, не обращая внимания на слова дяди, спешил к телефонной кабинке.
Грант догнал его, когда тот уже, приложив трубку к уху, набирал номер, забыв бросить в автомат монетку. Осознав свою оплошность, Мейсон принялся рыться в карманах пиджака.
– Ты нашел то, что я просил, Мейсон?
– Не сейчас, Грант, – Мейсон лихорадочно продолжал искать монеты.
– Мейсон, но ты же понимаешь, брат оклеветал меня и ты должен был найти документальные подтверждения этому.
– Но не сейчас, Грант, теперь мне не до этого. У тебя есть пара монет, – спросил Мейсон, его глаза были полны просьбой.
Грант, увидев его безумный взгляд, сперва подумал, что Мейсон пьян, потом решил, что случилось какое– то несчастье и инстинктивно отшатнулся – так лихорадочно горели глаза Мейсона и так нервно он рылся в карманах пиджака в поисках монет.
– Наконец– то, вот они, – Мейсон уже не обращал внимания на Гранта.
Он вбросил пару монет в таксофон и вновь принялся набирать номер.
Грант ударил ребром ладони по рычагам.
– Поговоришь позже. Ты нашел документы или нет?
Взгляд Мейсона сверкнул такой злобой и ненавистью, что Грант убрал руку. Ему показалось, что Мейсон сейчас бросится на него и начнет бить.
– Мы же договорились с тобой, Мейсон. Ты должен был найти документы.
– Иди ты к черту! Я должен позвонить. Грант вновь опустил рычаги аппарата.
– Убирайся к черту! – закричал Мейсон. – Дашь ты мне поговорить или нет?
Он схватил Гранта за запястье и сбросил его руку с рычагов. Грант понял – лучше оставить сейчас Мейсона в покое. Может быть, после этого срочного телефонного звонка он остынет.
И в этот момент Грант отметил для себя: "Мейсон – настоящий Кэпвелл. Мы все такие нервные, напористые и упрямые. Если что-то стоит у нас на пути, то мы не обращаем внимания на преграды, мы все преодолеем. Как сейчас преодолел я. Мне остался один шаг до цели и я его сделаю..".
Пока Грант и Мейсон пререкались друг с другом, Марк Маккормик уже успел дозвониться до поликлиники. Трубку подняла медсестра.
– Алло! Это поликлиника? – спросил Марк.
– Да.
– Позовите, пожалуйста, Мэри. Медсестра отложила трубку и позвала:
– Мэри, тебя к телефону.
Мэри, которая в это время укладывала лекарства на полки большого стеклянного шкафа, повернулась:
– Кто? Ты не знаешь? – спросила она, явно ожидала звонка от Мейсона.
Медсестра пожала плечами.
Мэри подбежала к аппарату и взяла трубку. На ее губах играла счастливая улыбка.
– Мейсон, это ты?
– Нет, это Марк.
Улыбка на лице Мэри тотчас погасла. Лицо женщины сделалось напряженным, в глазах появилась тревога.
– Марк? Ты? – растерянно спросила она и трубка дернулась в ее руке.
– Мэри, только пожалуйста, не бросай трубку.
– Марк, мы же с тобой договорились, что встретимся позже.
– Мэри, кое-что произошло, мы должны встретиться немедленно.
– Какие изменения? В чем дело?
– Мейсон знает, что мы с тобой переспали, – холодно сказал Марк.
Мэри побледнела, ее лицо стало растерянным, руки задрожали.
– Мэри, если ты не хочешь мне отвечать, то я еду – жди.
Не дождавшись ответа, Марк повесил трубку. Мэри стояла, не зная что делать с гудящей трубкой. Она растерянно озиралась, как будто искала помощи.
– Боже, боже мой, – шептала Мэри, – зачем он это сделал? И почему я не сказала Мейсону сама, раньше Марка? Что сейчас будет?
Наконец, Мэри положила трубку. Но тут же телефон зазвонил вновь. Мэри механически схватила трубку:
– Алло, поликлиника.
– Мэри?
– Мейсон?
– Я говорил с Марком.
– Я знаю, он только что позвонил мне. Прости меня, Мейсон.
– Так значит, это правда…
Лицо Мейсона залила смертельная бледность, губы задрожали.
– Я говорил с Марком, – повторил он, глаза Мейсона увлажнились.
Но Грант не мог больше ждать. Он дернул Мейсона за полу пиджака.
– Мне казалось, Мейсон, что ты хочешь достать СиСи не меньше, чем я, – злым шепотом сказал Грант.
Мейсон опустил трубку и прижал микрофон к груди.
– У тебя есть возможность отомстить за свою мать, за Памелу.
– Уйди отсюда, от меня, Грант! Иначе я не знаю, что сделаю, – прошипел Мейсон.
А Мэри, не зная, что Мейсон не слышит ее в этот момент, продолжала говорить:
– Мейсон, я понимаю, каково тебе сейчас, я представляю, каково тебе было услышать это от Марка. Конечно, я давно должна была сказать тебе все сама. Но я надеюсь, что ты еще сможешь понять меня. Простишь, если узнаешь, как все было на самом деле.
Но Мейсон ничего этого не слышал. Он опустил трубку и зло смотрел в глаза Гранту, который тряс перед его лицом указательным пальцем.
– Ты же мне поклялся, что доберешься до этих чертовых архивов. Найдешь то, что мне нужно, выудишь бумаги.
– Грант, иди к черту! Слышишь, иди к черту! Я не хочу тебя знать! – Мейсон кричал, закрыв глаза, настолько ненавистным стал ему Грант.
– Мейсон, Мейсон, – позвала Мэри, но трубка молчала, – отвечай в конце концов, Мейсон. Почему ты молчишь? Я хочу слышать твой голос. Что случилось? Не молчи, только не молчи.
Мэри вслушивалась, но ничего не могла разобрать из далеко звучащих голосов. Подумав, что, может быть, телефон отключился, Мэри несколько раз ударила по аппарату. В трубке что-то зашипело, тогда в отчаянии она нажала на рычаги аппарата. Телефон отключился и в трубке раздались короткие гудки.
Дежурная сестра, которая деликатно вышла из кабинета, лишь только услышав первые фразы разговора, вновь вернулась.
– Извини, Мэри, но там срочное дело. Вызывают к больному. Ты можешь выйти?
– Ты не знаешь, что случилось с телефоном? – растерянно спросила Мэри, глядя в глаза дежурной сестре.
Но потом она тихо выругалась на саму себя. Нужно было бежать к больному. Она положила трубку, так и не дождавшись ответа Мейсона, и вылетела из приемного покоя в коридор.
– Хорошо, Мейсон, я, наконец, оставлю тебя в покое – сказал Грант, – но только на время. Запомни, я никуда не уеду, пока не выясню всего. Я не уеду, пока не получу от тебя документальное подтверждение предательства твоего отца.
– Хорошо, Грант но сейчас я не хочу тебя видеть уходи.
Мейсон прижал трубку к уху, Грант вышел из кабинки.
– Мэри! – закричал Мейсон, но в трубке слышались гудки, – Мэри! – еще раз закричал Мейсон, хоть и понимал, что связь прервана.
– Зачем? Зачем ты бросила трубку? – прошептал Мейсон, – ведь мы так и не успели поговорить Ведь я тебя люблю, Мэри, неужели ты этого не понимаешь? – прошептал Мейсон и со злостью бросил трубку на рычаг аппарата.
Массивная дубовая дверь родового дома семейства Кэпвеллов медленно распахнулась и СиСи пропустил вперед Софию которая грациозно поддерживая подол вечернего платья, переступила порог.
– Ну вот, мы и дома, – подбоченившись и довольно оглядывая свои владения произнес СиСи.
София тоже радостно улыбнулась, глядя на знакомые стены, на знакомые вещи. И ей показалось, что она видит все, что находится вокруг нее в новом свете.
Она напрягла свою память и тут же всплыло воспоминание: очень давно она точно так же, но впервые, переступила порог этого величественного и загадочного дома Она тогда, точно так же как и сейчас, надеялась, что испытает в этом доме счастье.
СиСи, мне кажется, что сейчас мы с тобой только– только поженились и ты меня впервые ввел в свой чудесный дом.
– Да, конечно, я это помню, – СиСи скрестил на груди руки и улыбнулся, – мне кажется, что тогда на тебе, София, было что-то серебристое, сверкающее, легкое, элегантное. Мне не изменяет память? – СиСи посмотрел на счастливо улыбающуюся Софию.
София кивнула, хотя она прекрасно помнила, что на ней было совсем другое платье.
"Но зачем разочаровывать СиСи, ведь он так счастлив и доволен жизнью"
А СиСи не унимался: он широко раскинул в стороны Руки, как бы предлагая все, что есть в его доме своей любимой женщине.
– Ты знаешь, София, тогда ты была так красива и элегантна, так воздушна и легка, что я… Извини, София, сейчас я несу какую– то чепуху…
– Да нет, СиСи, продолжай, ты знаешь, как мне приятно все это слушать!
– Ты хочешь, чтобы я продолжал вспоминать?
– Ты всегда умел говорить, а тогда…
– Когда? – переспросил СиСи.
– Когда я впервые вошла в этот дом, мне так нравилось тебя слушать… Я была буквально очарована твоими речами, ты был обаятелен и прост, а я волновалась и переживала… И не могла выдавить из себя ни единого слова. Это было очень смешно.
– Послушай, дорогая, ты говоришь о том вечере? Ты тоже его вспоминаешь?
– Конечно, разве можно забыть? Ведь это было только один раз в жизни.
София качнула головой, тяжелые камни в серьгах тоже качнулись и ослепительные блики сверкнули в полумраке гостиной.
"Боже, как она хороша! – подумал СиСи – и эта женщина будет моей. Она была моей и вновь будет моей, но теперь – навсегда".
Но он не сказал этого, только подумал, и улыбнулся своим тайным желаниям.
– София, я тебе хочу признаться: в тот вечер у меня как у ребенка от страха дрожали поджилки.
– А теперь?
– Теперь? – мужчина задумался, ухмыльнулся, схватил Софию за руку и буквально увлек в глубину гостиной. – Ты была тогда кинозвездой.
– Я? СиСи, не преувеличивай, может быть, маленькой кинозвездочкой.
– Да нет, ты была настоящей кинозвездой – ослепительной, элегантной, прекрасной. Мне казалось, я никогда в жизни не видел женщины красивее тебя. София, поверь мне, это чистая правда.
– Ты преувеличиваешь.
– Да нет, София, я смотрел все твои фильмы, читал все газеты, где писали о тебе, читал журналы с рецензиями на твои фильмы.
Он, не выпуская рук Софии, развернулся к ней лицом. София смущенно потупила взор, румянец заиграл на ее щеках.
– София, я был очарован тобой. Да что тогда?
СиСи нервно качнул головой.
– Что тогда? Я и сейчас очарован тобой.
Мужчина и женщина помолчали некоторое время, потом СиСи сказал:
– Не бойся, София…
В его голосе прозвучала такая страстная мольба о прощении за все ранее совершенные ошибки и обиды, причиненные этой женщине, что София дрогнула, а на ее большие лучистые глаза навернулись слезы.
В полумраке гостиной ее глаза сверкали сильнее и ярче, чем бриллианты в серьгах.
– СиСи, у нас с тобой столько всего было в жизни… столько разного, что я уже почти ничего не боюсь, – София смотрела на своего бывшего возлюбленного слегка снисходительно, но в то же время ласково и покорно.
– А теперь круг замкнулся? – спросил СиСи.
– Да, да, круг замкнулся, – София протянула свою дрожащую руку к СиСи.
Мужчина тут же схватил ее трепетную ладонь и сжал в руках.
– София, ты даешь мне шанс. Я его так ждал. Я его так хотел, – глядя в бездонную темноту глаз Софии, говорил СиСи. – Я всегда мечтал о том, чтобы ты вернулась, я ждал этого момента и в ожидании испробовал всякого, но не нашел утешения. Я наполнял свой дом вещами, я окружил себя людьми, мне казалось, жизнь идет, а она, София, стояла… или проходила мимо – не знаю. Но только сейчас я понял – моя жизнь была пуста без тебя.
– Да, ты умеешь соблазнять, – улыбнулась София и наклонила голову.
– Не надо говорить таких слов, мне больно, я так виноват перед тобой!
– Но я и не безгрешна, ты тоже многого не сможешь простить мне, – улыбнулась женщина.
– Неужели мы должны что-то прощать друг другу?
– А без прощения не бывает любви.
СиСи поднялся на одну ступеньку повыше, София сделала неуверенный шаг. Ей хотелось последовать за СиСи, но она колебалась.
– СиСи, тебе не кажется, что прошлое невозможно вернуть?
– А давай мы попробуем это сделать. Или ты вновь боишься меня?
– Да, СиСи, я вновь боюсь, но теперь не тебя, я боюсь себя.
– Почему? – изумился СиСи. – Неужели ты думаешь, что я не люблю тебя больше?
– Нет, – улыбнулась София, – я боюсь себя. Я могу показаться тебе глупой…
– Это я глупец. Я окружал себя людьми, вещами, а мир оставался пуст – в этом моя глупость. Я думал, что они хоть как-то смогут заменить тебя, но все это не так – тебя заменить невозможно.
София слушала СиСи и ее губы подрагивали, а с длинных ресниц уже готовы были сорваться две крупные слезы.
– Но ты для меня осталась самой желанной женщиной.
София склонила к плечу голову, прислушиваясь к звукам голоса СиСи. Они ласкали ее слух, они проникали глубоко в душу и там, внутри женщины, уже начинал разгораться жаркий огонь.
– Ты всегда была для меня самой желанной женщиной, самой желанной из всех… – нежно говорил СиСи.
СиСи почувствовал, что словами он уже не может выразить все, что творится в его душе и он сделал шаг навстречу Софии, опустившись на одну ступеньку ниже.
Их лица встретились, дыхание слилось в одно целое. СиСи нежно, как бы боясь разбудить, поцеловал Софию в глаза – вначале в левый, потом в правый. Он почувствовал своими влажными губами как тонко и нервно подрагивают ее длинные ресницы.
– Ты неповторима, София, ты ни на кого не похожа, – шептал СиСи, прильнув к уху женщины, – ты неповторима. – Пойдем наверх.
– Говори, говори, СиСи, я хочу слышать твой голос, он у тебя почти не изменился, он почти такой же как много лет назад.
– Много? – вдруг спросил СиСи.
– Конечно много, мне кажется, что я не слышала этих слов целую вечность – тысячи лет.
– Теперь ты будешь слышать их каждый день, каждое мгновенье, – он уткнулся лицом в пышные волосы Софии, он купался в их запахе.
СиСи все теснее и теснее прижимал к себе Софию. Она не только не вырывалась, она льнула к нему, сделавшись мягкой и податливой.
Между Крузом и Иден воцарилось напряженное гнетущее молчание. Первым не выдержал Круз. Он буквально сорвался с места, желваки забегали по его скулам.
– Иден, я все равно не скажу тебе того, что ты хочешь сейчас услышать, не скажу, – прошептал Круз.
Иден подалась вперед. Она приблизилась к Крузу и смотрела прямо ему в глаза.
– Круз, но я хочу, чтобы ты это сказал.
– Что, Иден, что ты хочешь от меня услышать? – уже не выдерживая нервного напряжения прошептал Круз.
– Я хочу, чтобы ты сказал: Иден, я желаю – уйди из моей жизни, я не хочу тебя больше видеть.
Иден с трудом произнесла эти слова, она ожидала, что сейчас сердце Круза дрогнет и он рванется к ней, обнимет, прижмет к своей груди и поцелует. Но Круз остался стоять на месте – ни единый мускул не дрогнул на его мужественном лице.
Он смотрел поверх головы Иден, туда, где за окном ветер шевелил листву деревьев, где плыл в темном южном небе бледно-лимонный осколок луны, ослепительно сверкая среди россыпей крупных звезд.
Иден облизала пересохшие губы, которые на несколько мгновений сделались твердыми. Ее язык не хотел выговаривать слова, но она, напрягшись, произнесла:
– Скажи, Круз: Иден, я хочу, чтобы ты ушла из моей жизни, я тебя больше не люблю и не желаю видеть.
– Ты эти слова выучила? – немного издеваясь произнес Круз.
Его голос окреп, он звучал твердо и казалось, ничто не сможет поколебать его уверенность в своей правоте.
– Иден, это как раз те слова, которые ты мне сказала раньше.
– Слова? – прошептала Иден.
– Да, да, это именно те слова, которые ты мне сказала, уходя от меня к Керку.
– Но я вышла за него с одной только целью… только с одной целью, Круз… – не выдержав нервного напряжения буквально сорвалась и почти выкрикнула Иден, – я вышла за него, чтобы защитить тебя! Это была ошибка, а ты сейчас повторяешь ее, повторяешь с Сантаной, – глаза Иден грозно сверкали.
Круз вспылил, он вскинул руку и потряс указательным пальцем прямо перед лицом Иден.
– Не говори так, не говори, Иден, – закричал Круз, – ведь ты ничего не знаешь!
Но Иден уже было тяжело остановиться. Она разозлилась, глаза ее горели, губы нервно подрагивали. Она отшатнулась от Круза и посмотрела на него взглядом, полным боли и негодования.
– Неужели ты не доставишь мне удовольствие? Неужели ты даже не скажешь, что хотел бы быть со мной? – закричала Иден.
Круз взвился. Он прикрыл глаза, тряхнул головой и прокричал:
– Иден, Сантана моя жена и я поклялся перед богом! – Круз запрокинул голову и взглянул вверх, – я поклялся уважать ее и быть с ней.
Когда Круз кончил говорить, его голова устало опустилась на грудь Казалось, из него ушло последнее дыхание и он совершенно обессилел.
– Послушай, – уже тихо сказал Круз, – если я нарушу собственную клятву, то как же мне жить дальше?
Иден посмотрела на Круза вопросительно.
– Все правильно, ты дал клятву, но эта клятва была дана при других обстоятельствах, ведь ты не хотел тогда жениться на ней, – Иден сказала это спокойно, убежденная в своей правоте.
– Иден, а вот это уже не твое дело, – тихо ответил Круз, сделав шаг в сторону.
– Ах так! – на губах Иден мелькнула едва заметная улыбка, – значит, это не мое дело и я всю жизнь обречена жить без тебя? Ты это хотел сказать? И ты это называешь не моим делом?
Залетавший в открытую дверь ветер шевелил белокурые волосы Иден. Круз помимо своей воли залюбовался этой светлой волной, которая мягко покачивалась у груди Иден.
– Я не хотел тебя сделать несчастной, – тихо, сдавленным голосом произнес он.
– Нет! Это ты ее хотел сделать счастливой! – громко и зло закричала Иден, неотрывно глядя в глаза Круза, словно хотела испепелить его своим взглядом. – И что! Что! Круз, ты хочешь сказать, это у тебя получается? Но ты подумай, ведь у нее один день горше другого, каждый ее день полон слез. Конечно, она прекрасно знает, чувствует, что ты любишь меня.
– Иден, – уже прокричал Круз, – если ты не ценишь мои обещания, то уважай хотя бы свои. Ты мне обещала, что никогда не будешь вмешиваться в мою личную жизнь – никогда, – повторил Круз.
На лице Иден появились разочарование и боль, но она смогла подавить в себе эти чувства. Она, глянув в глаза Крузу, спокойно, уверенно и тихо сказала:
– Но ведь мы, Круз, не можем друг без друга, и поэтому я не могу сдержать обещания.
Иден сказала спокойно, но от этого спокойствия все перевернулось в душе Круза. Его глаза странно блеснули, в них появились влажные блики. Волевое лицо нервно дернулось и его исказила гримаса боли.
Он попытался собраться, найти слова, которыми сейчас можно еще все остановить, у него был шанс попытаться предотвратить сложное объяснение в любви, прекратить тяжелый для него разговор, хотя Круз понимал, что может быть, это один из самых важных и самых желанных разговоров в его жизни.
– Иден, я давал клятву, я давал обещания и я их сдержу. И если я тебе не безразличен, то постарайся и ты сдержать свои обещания, клятвы.
От этих слов лицо Иден буквально окаменело. Слеза задрожала на длинной реснице, готовая сорваться и побежать по щеке. Иден отвернулась от Круза и прошла к двери, но вдруг резко остановилась, немного наклонив вперед голову. Длинные белокурые волосы свесились, прикрыв ее лицо.
– И не надо плакать, – тихо в спину ей произнес Круз, – сегодня ты испробовала почти все, но как видишь – не помогает.
Иден не выдержала, она отбросила тяжелую волну волос набок и не оборачиваясь, произнесла:
– Не смей, Круз, не смей со мной так говорить, я тебя прошу, – Иден повернулась, на ее глазах блестели крупные слезы, а губы подрагивали от обиды на любимого человека, от обиды на брошенные им слова. – Вспомни, Круз, когда ты пришел ко мне, ты тоже плакал и умолял не прогонять тебя, помнишь?
– Да, Иден, я это прекрасно помню, но то была Другая жизнь, совсем другая, мы были не теми. И все еще тогда могло сложиться к лучшему, но сейчас… – Круз беспомощно развел руками.
Но на Иден это не подействовало. Она чувствовала, что любит Круза, даже не чувствовала, она была уверена в том, что Круз для нее – самый дорогой на земле человек. И она страстно желала быть с ним, страстно хотела принадлежать только ему одному.
Она была уверена – в ее жизни все будет прекрасно. Иден знала: только она сможет принести счастье Крузу, сделать его жизнь полноценной и насыщенной.
Она несколько минут растерянно молчала, перебирая длинными пальцами сверкающую цепочку ридикюльчика. Круз тоже молчал, потупив взор.
– Что же мне делать, Круз? Что мне делать? – прошептала Иден.
Ее губы подрагивали, она была готова сию же минуту заплакать.
– Ну что же мне делать, Круз, ведь я люблю тебя… Неужели ты хочешь, чтобы я исчезла? – шептала Иден дрожащим голосом.
Круз уже был готов сорваться, броситься к Иден, прижать ее к себе, утешить, погладить по мягким шелковистым волосам. Но последним усилием воли он подавил в себе этот порыв и остался стоять на месте.
– Я хочу, чтобы ты, Иден, не усугубляла ситуацию.
– Понятно, – зло выкрикнула Иден, – ты хочешь, чтобы тебе было полегче. Ну что ж, тогда иди, возвращайся к ней, – Иден говорила настолько страстно, что сердце Круза было готово вырваться из груди.
Ни Иден, ни Круз не видели, что за дверью стояла Сантана и внимательно вслушивалась в их разговор. Они не видели, как дрожали ресницы Сантаны, как зло кривились ее губы, как нервно она сжимала кулаки, впиваясь длинными ногтями себе в ладони. Они не видели Сан-тану, они думали только друг о друге.
Круз боролся со своими чувствами.
– Мне кажется, что ты, Иден, поступаешь сейчас ужасно непорядочно, – выкрикнул Круз и отошел от Иден на несколько шагов.
И тогда Иден, сверкнув глазами, бросила свой последний аргумент: она сказала то, что хотела сказать уже очень давно, то, что боялась произнести.
Это случилось как бы само собой, потому что у Иден уже не было никаких аргументов. Она посмотрела прямо в глаза Крузу и тихо, ломающимся голосом, прошептала:
– Я хочу тебя, я хочу тебя, Круз…
В ее голосе было столько страстной мольбы, что Круз вздрогнул, но тут же собрался и тихо, ровным голосом произнес:
– До свидания, Иден, до свидания, иди домой. Круз понимал, что оставаться сейчас рядом с Иден опасно – его силы воли может не хватить и он может не удержаться. Поэтому он резко развернулся и заспешил прочь от любимой женщины.
Иден нервно прижала свой сверкающий ридикюльчик к груди, слезы покатились из ее глаз и она стремительно покинула место, где они только что разговаривали с Крузом.
Сантана посмотрела вслед Иден. В ее взгляде было уважение, ненависть, непонимание и зависть.
А чета Локриджей все так же продолжала сидеть за столиком ресторана. Лайонел с такой же любовью смотрел в глаза Августе, а та улыбалась ему в ответ. Они подняли высокие хрустальные бокалы на длинных тонких граненых ножках и чокнулись.
Поднеся бокал к губам, Лайонел подмигнул Августе.
– На деньги Кэпвелла я скуплю произведения искусства, а потом ты их выставишь в своей галерее, – как бы угадав мысли своего бывшего мужа произнесла Августа.
– Конечно, – кивнул Лайонел, бережно поставил бокал на стол и развел руки в стороны, – конечно, Августа, ты очень догадлива.
– Как всегда, – ответила бывшая жена. – Я обязательно выставлю эти картины для всеобщего обозрения, чтобы все вновь узнали – они принадлежат Локриджам, а не Кэпвеллам или кому-либо еще.
– Ты молодец, Лайонел, – сказала Августа, делая маленький глоток пенящегося напитка из искрящегося хрустального бокала.
– А тебе, дорогая, я куплю шикарное платье, – Лайонел уже видел Августу в новом роскошном платье, он уже ощущал на себе завистливые взгляды мужчин и женщин, которыми те будут провожать их чету при входе в ресторан, в театр или в клуб.
– Дорогой, хоть я и не принадлежу к семейству Локриджей напрямую, твоя мысль мне нравится. Спасибо, Лайонел, я тебя люблю.
Августа, приподняв бокал, послала бывшему мужу воздушный поцелуй и сделала глоток шампанского.
– А еще я отправлю тебя на Таити в сопровождении персонального гида и храпящего спутника.
Августа улыбнулась, показав свои прекрасные ровные белые зубы.
– Если только с тобой, – она прочла мысль Лайо-нелла в его глазах.
Лайонел раскованно улыбнулся:
– Ну конечно со мной. Я думаю, это будет замечательная поездка.
– Возможно, дорогой, очень хочется в это верить. Они вновь чокнулись тонким хрусталем бокалов и
прислушались к мелодичному звону.
– У нас, Августа, может появиться возможность выполнить давнюю мечту.
– Какую?
– Неужели ты забыла? Мы ведь всегда мечтали заняться любовью под водой.
– Как под водой? – захохотала Августа.
– Под водой, дорогая, на глубине где-нибудь, у кораллового рифа в окружении экзотической растительности, в окружении огромных ярких рыб.
Лайонел и Августа переглянулись.
– Лайонел, ты большой выдумщик и фантазер.
– Почему же, Августа, рыбы будут плавать вокруг нас, касаться наших тел своими плавниками, смотреть на нас обнаженных…
– Неужели ты еще помнишь все наши юношеские чудаческие задумки?
– Конечно помню. Послушай. Лайонел, но ведь мы можем утонуть, – лицо Августы сделалось чересчур серьезным и настороженным, но в глазах горел веселый огонек.
– Конечно же, дорогая, можем и утонуть, – так же серьезно ответил Лайонел.
– Знаешь, Лайонел, – выкрикнула Августа, – наконец-то мне пришла в голову трезвая мысль.
Услышав о трезвости. Лайонел тут же вытащил из ведерка со льдом бутылку шампанского и попытался наполнить бокалы вновь.
– Нет-нет, не спеши, не делай этого, – запротестовала Августа, пытаясь удержать Лайонела, – не спеши.
