Текст книги "Санта-Барбара 3"

Автор книги: Генри Крейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– У меня иногда болит голова и я засыпаю, а уснув, ничего не слышу, может быть, ему плохо и он уснул, – предположила Келли.

– Плохо?

– Ну да, возможно, ему плохо.

– Тогда мы тем более должны как можно скорее туда попасть, – доктор Роулингс подергал дверную ручку.

– Вы должны обязательно туда попасть, чтобы помочь мистеру Капнику.

– Леонард, немедленно откройте дверь! – настойчиво постучав в дверь, крикнул доктор Роулингс.

– Доктор, а может, он вас не слышит, – вновь предположила Келли.

Она пыталась в меру своих сил помочь Перлу, но ей это явно не удавалось.

– Да все он отлично слышит, – со злостью выкрикнул доктор Роулингс и навалился на дверь.

Вначале дверь не поддавалась, но потом защелка отлетела в сторону, дверь распахнулась – раскрасневшийся и злой доктор Роулингс ворвался в палату.

Его взору предстал облаченный в свой шутовской мундир с блестящими эполетами и ярко-красными отворотами Перл, который, стоя посреди палаты, простер правую руку навстречу влетевшему доктору. Больной грозно закричал на ворвавшегося психиатра.

– Вольно, капрал, назови свое имя командиру полка, – Перл подбоченился и горделиво прошелся по палате.

Келли изумленно смотрела в распахнутую дверь на сценку, происходящую в палате.

Но доктор Роулингс не обращал внимания на подобные выходки больных. Он смело прошелся по палате и заглянул под одну из кроватей.

– Я не разрешал вам выходить из строя! – выпятив нижнюю губу рявкнул Перл.

Доктор искоса взглянул на него, присел на корточки и посмотрел под вторую кровать.

– Вылезайте немедленно! – грозно заорал он, увидев, что там прячется темноволосая девушка.

Кортни обреченно вздохнула и выбралась из своего укрытия.

– Кто вы такая? И как сюда попали? – закричал доктор Роулингс.

– Я… я… – пыталась оправдаться и не знала, что сказать Кортни и, не придумав, что сказать, кротко произнесла:

– Здравствуйте, доктор.

Тут же к ней на помощь заспешил Перл.

– Несколько дней назад ее мужа ранили в тяжелом кровопролитном бою.

– Я спрашиваю, кто она? – закричал доктор Роулингс, глядя на Кортни, которая держала в руках свою идиотскую белую кепку и темные очки.

– Вы слишком недогадливы, доктор. Иногда человеку делается очень одиноко, – разведя руки в стороны сказал Перл.

– Быстренько, быстренько одевайте свою куртку и Убирайтесь отсюда, – заторопил Кортни доктор Роулингс, – если я еще раз увижу вас здесь без пропуска, а то вообще запрещу навещать мистера Капника.

Та попыталась извиниться, но ее попытка была безуспешной.

– Я, доктор, просто хотела с ним поздороваться.

– Поздороваться? – доктор взглянул на измятую кровать, – теперь это называется поздороваться?

– Да, доктор, понимаете, ситуация вышла из-под контроля и я ничего не могла поделать, – застегивая пуговицы блузки быстро заговорила Кортни. – Я думаю, доктор, что вы тоже когда-нибудь в своей жизни любили…

– Что? – вспылил доктор.

– Я говорю, что и вы когда-нибудь любили, а если не любили, то обязательно полюбите.

– Что? – вновь закричал доктор, – до свидания, миссис Левинсон.

Кортни понурив голову вышла из палаты. Проходя рядом с Перлом, она еле заметно подмигнула ему. Перл лукаво подмигнул ей в ответ и тут же вновь принял грозный вид великого полководца.

В палату вошла сестра Кейнор.

– Доктор Роулингс, что у вас здесь происходит? Что-нибудь не в порядке?

– Конечно, не в порядке. Созовите быстренько общее собрание больных.

Сестра Кейнор мгновенно удалилась исполнять приказание шефа.

– А сейчас мне придется объяснить некоторым из моих пациентов, что бывает с правилами, когда их нарушают и когда на них просто плюют.

– Вы хотели сказать, с теми, кто нарушает…

– Я так и сказал.

Взгляд доктора стал ледяным.

Лицо Перла оставалось непроницаемым. Выскакивая из палаты, доктор Роулингс тряхнул за плечи Келли и приказал:

– Ты тоже обязательно приходи.

Когда Келли и Перл остались в палате одни, лицо великого полководца вновь приобрело нормальное выражение. Он сокрушенно покивал головой:

– Ну что, видишь, как бывает.

– Да, вижу, – ответила Келли взглядом, – но бывает и хуже.

Перл улыбнулся, но его улыбка не произвела на Келли должного впечатления.

После драки с Марком в «Ориент Экспресс» Мейсон долго не мог прийти в себя. Он чувствовал возбуждение, беспокойство, волнение. Обидевшаяся Мэри стояла, повернувшись к Мейсону спиной.

– Извини меня, – наконец прервал молчание Мейсон, – ты должна меня понять, Мэри, ведь я не мог ему позволить, издеваясь над нами, рассиживать здесь как ни в чем не бывало безнаказанным.

– Все хорошо, все позади, – вспылила Мэри и скрестив на груди руки отошла от Мейсона.

– Рано или поздно, Мэри, но это должно было случиться. Я должен был указать этому мерзавцу его место. Он пытается сделать вид, что его очень беспокоит судьба ребенка. Но теперь мы с тобой знаем, что он замышляет, можем предположить его дальнейшие действия и вовремя предпринять ответные ходы.

– Но, Мейсон, что мы можем сделать? Как мы можем подготовиться, если Марк подаст в суд? – Мэри смотрела на своего возлюбленного растерянно, она то и дело пожимала плечами, вскидывала голову.

Мэри предчувствовала, что это дело может окончиться печально.

– Мэри, ты должна понять, что отцовских прав Марку никто не даст. Но для этого мы должны доказать, что он тебя изнасиловал.

– Нет! – воскликнула Мэри и в ужасе закрыла лицо руками.

Мысль о том, что может состояться публичный суд пугала ее больше всего на свете.

– Неужели вы не могли вести себя тихо? – нервно заламывая руки закричала Мэри. – Зачем нам публичные разбирательства? Зачем нам грязь?

– Ты привыкла бегать от жизни. Это неправильно, Мэри – нравоучительно произнес Мейсон, пытаясь заглянуть своей возлюбленной в глаза.

Но Мэри все время смотрела в сторону, боясь взглянуть правде в глаза.

– Мейсон, пойми, я не хочу делать так, чтобы кому-нибудь было плохо, – голос Мэри дрожал, на глаза то и Дело наворачивались слезы. – С ребенком я тоже хотела, Мейсон, защитить тебя и только тебя, – раздосадованно произнесла Мэри.

– Суда теперь не избежать, но я надеюсь, что он сможет установить истину, – Мейсон отвернулся и принялся расхаживать по комнате.

– Мейсон, ты вновь заговорил о суде? Ты не думаешь как избежать его, а настаиваешь на своем.

– Это единственный наш шанс – доказать, что Марк тебя изнасиловал. И зря ты этого боишься.

– Я понимаю, тебе придется нелегко, ведь Марк станет утверждать, что ты не сопротивлялась, не боролась и сама этого хотела. И знаешь, Мэри, я временами начинаю сомневаться…

– Мейсон, как ты можешь!

– Я начинаю сомневаться, – вновь повторил Мейсон Кэпвелл.

– Неужели ты мне не веришь?

– Конечно верю, иначе бы я уже не был с тобой.

– Но я вижу по глазам – ты мне не веришь.

– Мэри, успокойся, я видел тебя после этого, ты была не в себе. Но ты почему-то никому не сказала, не заявила в полицию.

– Я не могла этого сделать, – Мэри вытерла слезы. – Марк потом мне внушил, что я сама виновата во всем, внушил, будто пошел на этот шаг, чтобы наказать тебя, Мейсон. Теперь я так не думаю, но тогда… это какое-то умопомрачение, наваждение, и я тогда решила никому ни о чем не говорить. Ведь все-таки он официально считался моим мужем, да и сейчас считается. И к тому же он мой старый друг – друг детства.

Мэри говорила все это повернувшись к Мейсону спиной, ей страшно было встретиться с ним взглядом.

– Мэри, ты вновь терзаешь себя.

– Я должна выговориться, иначе ты меня не поймешь. Я страшно терзалась, я сама мучила себя воспоминаниями, каждый раз возвращалась в мыслях к этому дню, но ничего мне не помогало. И тогда я полностью запуталась, одна ложь всегда тянет за собой другую и этот узел невозможно распутать. Мейсон, я больше не хочу об этом говорить, не хочу в этом разбираться. Не нужно мучить меня. По-моему, Мейсон, тебе доставляет какое-то садистское удовольствие копаться во всей этой истории, ты получаешь от этого истинное наслаждение.

– Нет, Мэри, ты ошибаешься. Я ищу истину и я хочу счастья для тебя, а счастье никогда не может быть построено на лжи.

– Мейсон, неужели ты думаешь, что от правды кому-нибудь станет легче?

– Марк должен заплатить за все, и я этого добьюсь, чего бы это мне ни стоило. И ты, Мэри, мне обязана помочь, – голос Мейсона звучал настолько зло и в нем было столько убежденности, что Мэри вздрогнула и поняла, – остановить Мейсона не удастся, он будет идти до конца.

– Мейсон, все-таки зря ты ударил Марка.

– Ты его жалеешь?

– Нет, но это повлечет за собой большие неприятности для тебя и для меня. Ведь признайся, ты всего лишь не сдержался.

– А что, я по-твоему, должен был молчать и слушать его мерзости?

– Это был бы лучший выход, Мейсон. Лучше один раз стерпеть, но потом выиграть. А теперь мне кажется, мы с тобой проиграли.

– Мы это еще посмотрим, Мэри. Ты еще скажи, что я должен был позволить ему ударить меня.

– Нет, этого я не хотела сказать, но я думала, что ты более дальновидный и более сдержанный. Ты посмотри на себя, Мейсон, ты небрит, ты опустился за эти несколько дней, ты не умеешь переживать несчастья.

– Да, я не умею, но зато я умею бороться, а этого не умеешь делать ты.

– Значит, мы с тобой хорошая пара, – попробовала улыбнуться Мэри, – мы дополняем один другого.

– Мэри, но я же все-таки нашел в себе силы извиниться перед тобой.

ГЛАВА 9

– Лицо СиСи сверкает от счастья как бриллиант. – Призрачный замок, воздвигнутый СиСи и Софией так легко разрушить. – Единственный выход, считает Мэри – отречение от церкви. – Сказать легко, а сделать непросто. – Общее собрание пациентов психиатрической лечебницы. – Адамс любит клубничное мороженое больше всего на свете.

В своем кабинете СиСи Кэпвелл снял со стены небольшую картину. Под ней блеснул миниатюрный замок потайного сейфа. СиСи привычно, почти не глядя на диск, набрал известный одному ему шифр замка и, повернув ручку, открыл массивную дверцу.

СиСи запустил руку в глубину сейфа и извлек на свет небольшой черный бархатный футляр. Мистер Кэпвелл долго крутил футляр в руках, как бы взвешивая его и оттягивая сам момент открывания.

Наконец, крышка отщелкнулась и в солнечном луче блеснул перстень, усыпанный крупными бриллиантами. Лицо СиСи засияло как эти бриллианты.

Вдоволь полюбовавшись украшением, СиСи вновь захлопнул футляр и поставил его в самый дальний уголок сейфа. Вновь закрылась тяжелая дверца, вновь повернулся диск с цифрами и картина заняла свое прежнее место, закрыв сейф от любопытных глаз.

СиСи сел за письменный стол и задумался. Ему было о чем подумать.

Лайонел Локридж сидел за своим любимым столом в «Ориент-Экспресс». Перед ним лежала карточка меню. Он пробежал глазами по названиям блюд и по маркам вин. Он хотел сегодня, чтобы его трапеза была изысканной и приятной.

Он хотел сгладить свое настроение, сильно испорченное после разговора с СиСи Кэпвеллом. Лайонела угнетал не столько сам разговор, сколько встреча с Софией в доме Кэпвелла. Его удивило то выражение счастья, которое светилось на лице женщины.

С ним никогда София не была так счастлива. Лайонел никогда не видел такого выражения на ее лице и сейчас Лайонелу было ужасно обидно за самого себя.

И он признался сам себе, что все его поиски – из-за зависти к СиСи Кэпвеллу. Он понял, что не завидует тому, что у СиСи огромное состояние, что у него так легко и просто складываются все дела в бизнесе, не завидует его семье, а его зависть основана только на том, что София любит СиСи.

Это единственное, что так его угнетает сегодня.

Он все более придирчиво вглядывался в меню, но ни одно из замысловатых кушаний не останавливало его внимание. Вдруг, как легкое дуновение ветра, что-то пронеслось и прошуршало рядом с Лайонелом Локриджем.

Он стремительно поднял голову и увидел, как в бледно-желтой блузке и фиолетовой развевающейся юбке рядом с ним прошла София. Он даже услышал запах ее духов – тот запах, который так любил, который его всегда привлекал и возбуждал.

Лайонел Локридж буквально подскочил из-за стола, едва не опрокинув приборы.

– София! – выкрикнул он.

Та обернулась и выражение безмятежного спокойствия, которое было на лице Софии, мгновенно исчезло. София стала напряженной.

Она кивнула в ответ на приветствие Лайонела.

– Извини, София, если задержал тебя, – Лайонел бросил меню и вышел из-за стола.

– Да нет, – София как-то рассеянно махнула рукой, – я ищу Иден, она, наверное, на кухне, – София вновь неопределенно махнула рукой.

– Извини меня, София, наверное, я был слишком груб сегодня утром…

– Да я уже и забыла об этом.

– Знаешь, а я не ожидал увидеть тебя такой… – лицо Лайонела Локриджа сделалось каким-то непривычно мечтательным и отчужденным.

– Какой такой? – поинтересовалась София, прекрасно понимая, что имел в виду Лайонел.

Но ей, как и всякой женщине, было приятно услышать очередной комплимент, тем более, что она вполне была его достойна.

– Извини, София, я вел себя очень нелепо.

– Я понимаю, – пожала плечами женщина, – в такие моменты обычно тяжело собраться с мыслями и как правило не знаешь что сказать, – она немного виновато, как бы извиняясь за то, что счастлива, улыбнулась.

– Ты выглядела такой счастливой, – не удержался от комплимента Лайонел Локридж.

– Спасибо, я действительно счастлива, – спокойно сказала София.

Лайонел вполне искренне улыбнулся. Он именно за это и любил Софию, за то, что она обо всем могла говорить просто. Он улыбнулся Софии как можно более Доброжелательно и вежливо предложил:

– Присядь, хотя бы на минуту.

София вновь пожала плечами и, как бы делая одолжение, опустилась в кресло напротив Лайонела.

– Я действительно, очень рад, София, за то что ты так счастлива, – начал Лайонел.

– Я верю тебе, спасибо.

– Все эти месяцы тебе пришлось несладко и ты заслужила это счастье. Я по-настоящему рад за тебя, дорога, – искренне улыбнулся Лайонел и его глаза сделались теплыми. – Я никак не могу поверить, София, что это счастье тебе дарит СиСи.

София кивнула головой.

– Я надеюсь, Лайонел, что между нами будет все хорошо. Между нами больше не существует никаких тайн и сейчас мы будем честны друг перед другом. Я сказала ему о своей болезни.

Лайонел прикрыл лицо руками, чтобы скрыть улыбку, потом покивал сокрушенно головой и спросил:

– Наверно, он очень расстроился, когда узнал о твоей болезни?

София грустно кивнула.

– Но теперь, надеюсь, ты понимаешь, зачем я ему обо всем рассказал?

Лицо Софии мгновенно окаменело, даже взгляд остановился, она никак не могла сразу прийти в себя от услышанного, ведь она была свято уверена, что первая рассказала СиСи о своей болезни и он узнал о ней только сегодня.

И если СиСи Кэпвелл знал о ее болезни раньше, значит все, что между ними произошло – из жалости, значит, все это – обман, очередная из игр СиСи, очередной его злой трюк.

А Лайонел Локридж ласковым голосом продолжал:

– Надеюсь, ты простишь меня, София, за то, что я рассказал обо всем СиСи?

– Так значит, СиСи знал… – грустно проговорила София. – Когда ты ему сказал об этом?

– Извини, София, я ему сказал обо всем этом несколько недель тому назад.

– А он сделал вид, что впервые услышал обо всем от меня.

Лайонел Локридж взялся исправлять сознательно допущенную ошибку.

– Так и должно быть, София, я же сказал ему, что ты об этом никому не говоришь.

– Вот теперь я понимаю, откуда у СиСи возникло столько любви и нежности ко мне, столько заботы и обходительности.

– Но, София, София… – попытался ее успокоить Лайонел, – он проявляет заботу о больной и слабой женщине, о тебе.

– Он просто жалеет меня.

– Нет, София, дело не в этом. СиСи тебя любит и он поможет тебе поскорее…

– Не надо, Лайонел, – попросила София, – теперь-то я понимаю… Однажды мы с ним ругались и он, вместо того, чтобы оторвать мне голову, как обычно, отступил. Теперь-то я понимаю… Он относился ко мне как к немощному инвалиду, как к убогому калеке, которого грех обижать здоровому человеку.

– София! – выкрикнул Лайонел, – ты неправильно все понимаешь.

– А как же это можно еще истолковать? Когда я все это ему сказала, он же не сказал мне правды…

София от обиды на СиСи готова была заплакать. Ее губы подрагивали, глаза увлажнились, румянец выступил на бледных щеках.

– А я как дура тебе рассказываю какие у нас прекрасные отношения с СиСи Кэпвеллом, как мы честны друг перед другом!

Лайонел поморщился как от нестерпимой зубной боли. Он понял, что сегодня сделал то, чего не надо было делать, что он выдал секрет СиСи Кэпвелла Софии и это не принесло ему никакой радости.

Ведь он просто хотел слегка насолить СиСи, а это так сильно расстроило Софию, что ему самому стало нестерпимо больно.

– София! София! Не надо, – попытался успокоить женщину Лайонел.

– Хороша честность… Я думала, мы начали жизнь с чистого листа… – слезы покатились из глаз Софии и она принялась их вытирать.

Немного придя в себя, немного успокоившись, София дрожащим голосом обронила:

– Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Лайонел сокрушенно покачал головой, а София укоризненно добавила:

– Ложь, все ложь… с самого начала…

Лаонел пытливо вглядывался в лицо Софии. Он видел как подрагивают ее длинные ресницы, как вновь в уголках рта образовались горькие складки.

Он жалел эту женщину, ему было неприятно и он начинал злиться на себя из-за того, что причинил ей столько несчастья и так легко разрушил призрачный замок, с таким трудом построенный Софией и СиСи.

Мэри сидела у незажженного камина накрест обхватив руками плечи, так, как будто ей было очень зябко, как будто вокруг нее носились холодные ветры.

Мейсон опустился рядом с ней и попытался обнять, но Мэри повела плечами и Мейсон оставил свои попытки.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Тебе совершенно не нужно этого знать, – зло сказала Мэри.

– Нет, нужно, я хочу это знать, – настаивал Мейсон Кэпвелл.

– Я думаю, почему я именно сейчас забеременела? Мейсон пожал плечами.

– Мы с тобой могли бы добиться развода, а потом – планировать свою семью сами.

– Детей не планируют, Мэри, этот ребенок послан нам провидением, – сказал Мейсон, глядя на грустный профиль Мэри. – Во всем есть глубинный смысл.

– Ты так думаешь? – сказала Мэри и повернула к нему лицо.

– Я помню, что почувствовал, Мэри, когда ты мне об этом сказала, так что уверен – это мой ребенок.

Мейсон попытался погладить руку Мэри, но она вдруг поднялась и вырвала свою ладонь.

– Я знаю, Мейсон, что ты не захочешь в это поверить, – сказала Мэри, – но возможность того, что это ребенок Марка, все же существует.

Мейсон отрицательно покачал головой. Но Мэри, к сожалению, этого не видела.

– Это будет твой ребенок, Мэри, и я буду его любить, – желваки заходили на скулах Мейсона, его лицо стало суровым.

– Марку лучше всего было бы отступиться, потому что я этого мерзавца к ребенку и близко не подпущу, – зло сказала Мэри.

– Дети появляются когда два человека любят друг друга. А если мы с тобой любим друг друга, Мэри, то значит ребенок наш, – глубокомысленно произнес Мейсон.

Мэри повернулась к нему и посмотрела на него благодарным взглядом.

– А сейчас у меня к тебе есть вопрос.

– Вопрос? – задумался Мейсон.

– Ну да. Какое мы дадим ему имя?

– А может, Марк даст, все-таки, развод? – вместо ответа на вопрос Мэри сказал Мейсон.

– А ты как думаешь?

– Я думаю – нет.

– Если Марк не согласится, то наш брак, Мейсон не аннулируют, – Мэри вся напряглась и вновь зябко повела плечами, как будто по гостиной гулял сквозняк.

– И мы не сможем пожениться с тобой, если, конечно, только…

– Но я об этом и думать не хочу, – Мэри сжала виски ладонями, – нет, нет, этого не может быть, я не хочу в это верить. Только не это, – прошептала она.

– Тогда, чтобы дали развод, остается один единственный выход… – Мэри беспомощно опустила руки, – отречься от церкви.

Мейсон с каким-то новым чувством посмотрел на Мэри. Он никак не ожидал такой смелости от нее.

– Мэри, и что бы ты не решила, я готов ждать.

– Мне надо обо всем хорошенько подумать, – сказала Мэри.

– Ну что ж, может тогда пойдем прогуляемся? – Мейсон взял теплую ладонь Мэри. – На свежем воздухе мне лучше думается.

Взгляды Мейсона и Мэри встретились, женщина сама потянулась к мужчине. Мейсон заключил ее в объятия и глубокомысленно заметил:

– Как ни взглянуть на все, с какой стороны не посмотреть – лучше уже не будет.

– Да и хуже не будет, – сказала Мэри, – да и мне все же хочется надеяться на лучшее, – мечтательно прошептала Мэри.

– И мне хочется, мне хочется верить, что мы с тобой сможем все пережить, сможем справиться с бедой и счастье нам улыбнется. Мы как и прежде будем улыбаться друг другу, будем гулять, нам будет хорошо.

– Мейсон, мне кажется, нам с тобой никогда уже не будет так хорошо как раньше.

– Да, так беззаботно, наверное, нам уже не будет, но то, что мы еще будем счастливы– в это я верю и хочу, чтобы верила ты. Мне не очень нравится, Мэри, твое настроение в последние дни.

– А какое у меня может быть настроение после всего что произошло?

– Понятно, хорошего в этом, конечно, мало, но я думаю, мы должны собраться и тогда сможем пройти через все эти испытания.

– Собраться… Это легко сказать, а сделать непросто.

– Я понимаю, Мэри, но ведь я с тобой.

– Хорошо, хорошо, Мейсон, что ты со мной, – Мэри провела тыльной стороной ладони по щеке Мейсона. – А почему ты такой колючий? Почему ты не побрился? Мне не нравится, когда ты небритый.

– Ну что ж, если ты хочешь, то я прямо сейчас… Мэри, давай забудем все тягостные разговоры, все проблемы и пойдем к океану. Там легко думается и там мы найдем решение.

– Думаешь, решение найти так просто? Если бы, Мейсон, это было бы так легко, то все люди только бы и делали, что гуляли у океана.

– Может, это и не легко, но свежий воздух – полезен, тем более, тебе, Мэри, ты должна это прекрасно понимать, лучше меня.

Мэри как-то странно посмотрела на Мейсона Кэпвелла, удивилась, что он вдруг вспомнил о ребенке, вспомнил о ее состоянии.

– Действительно, свежий воздух нам не помешает. Пойдем.

Мейсон очень бережно взял руку Мэри и они вышли из дому, двинулись к побережью океана. Они шли неторопливо, прислушиваясь к тому, как все явственнее и явственнее слышится шум прибоя, как все более отчетливо и пронзительно начинали вскрикивать чайки.

Они вышли на набережную и замерли, залюбовавшись необъятным простором.

Приказание доктора Роулингса о проведении собрания пациентов лечебницы было тотчас же выполнено сестрой Кейнор. Она собрала всех больных в общей комнате. Больные расположились на стульях и сидели, понурив головы. Келли о чем-то задумалась.

Она нервно перебирала в руках носовой платок, то складывая его, то вновь раскладывая, ее лицо было испуганным, уголки губ подрагивали. Испуганно вел себя и Адамс. Он то и дело потирал виски, снимал очки, держал их на отдалении, переворачивал, разглядывая сквозь толстые стекла собравшихся.

Его пальцы нервно барабанили по коленям. Невозмутимым казался всем только Леонард Капник. Он стоял так же как всегда, горделиво выпятив вперед грудь, откинув со лба темные пряди волос и смело смотрел на доктора Роулингса. Тот, заложив руки за спину, расхаживал перед своими пациентами, грозно поглядывал на них и говорил.

– Я предупреждал вас неоднократно, что за всякое нарушение режима вы будете наказаны. И вот сейчас, как вы все понимаете, произошел именно такой случай. Поэтому я и приказал сестре Кейнор собрать вас всех вместе, чтобы обсудить случившееся.

– А что, собственно, случилось? – горделиво вскинув голову и выпятив вперед нижнюю губу, спросил Перл.

– Не надо спешить, я все объясню. Леонард, займите свое место.

Перл отошел к своим друзьям, встал рядом с ними, опершись о спинку белого стула.

– Сестра Кейнор предупреждала мистера Капника, что если он нарушит наш распорядок, то праздника не будет для всех.

– Какой распорядок? – поинтересовался Перл.

– Я просил не перебивать меня, – грозно остановил его доктор Роулингс.

Элис от звуков его голоса вздрогнула, но тут же вновь опустила голову и всем своим видом отразила полное равнодушие к тому, что происходит здесь в лечебнице. Она казалась спокойной, безмятежной и невозмутимой. Но это только на первый взгляд: на самом же деле, она чувствовала себя затравленной и окончательно обессиленной.

– Что, вы разочарованы? – поинтересовался доктор Роулингс, осматривая своих пациентов.

Все сидели понурив головы.

– Ясное дело, у вас была замечательная возможность отвлечься, но я предупреждал всех о строгом режиме. Вы, насколько я понимаю, поверили в мои слова, а вот мистер Капник их проигнорировал. И поэтому, за его выходки будете страдать все вы.

Келли, вскинув голову, посмотрела на доктора Роулингса, который прохаживался перед ними. Она явно хотела что-то сказать, хотела заступиться за Леонарда Капника, хотела поспорить с доктором Роулингсом, что нельзя за выходку одного, даже если она очень плохая, наказывать всех остальных невиновных.

Но Келли так ничего и не сказала. Она сдержалась, боясь разгневать доктора Роулингса.

– Мы с сестрой Кейнор, – вновь завелся доктор, – предупреждали всех вас очень серьезно и хотим, чтобы наши замечания и предупреждения выполнялись беспрекословно. Я хочу, чтобы вы сейчас, выслушав меня, очень хорошо это запомнили и впредь никогда в нашей лечебнице не должно быть нарушений режима и всяких других выходок. В случае неповиновения или нарушений моего приказа страдать будете все – и виновные, и невиновные.

В душе Келли все кипело. Она негодовала, ее взор буквально прожигал доктора Роулингса. Но она сдерживала себя, боясь сорваться.

– Если я или сестра Кейнор вам что-то говорим, то это серьезно, это очень и очень серьезно.

Сестра Кейнор кивала словам доктора Роулингса. Она стояла у самой двери, сжимая, как какую-то драгоценность, пухлую папку с историями болезней. Рядом с ней расположился Перл.

Он поставил левую ногу на стул и вся его поза напоминала монумент. Он стоял во время довольно длинной речи доктора Роулингса совершенно неподвижно.

Доктор еще раз обвел злым взглядом своих пациентов, резко развернулся на месте и направился к двери. Сестра Кейнор открыла перед ним дверь, пропустила вперед и вместе со своим шефом вышла.

Едва дверь захлопнулась, Перл приблизился к двери и прислушался, далеко ли ушли доктор с сестрой.

Все больные с опаской посмотрели на Перла и на затворенную дверь.

Перл развел руки, потом хлопнул и сокрушенно покивал головой.

– Ну что вам сказать, ребята, – очень серьезным голосом, совершенно не дурачась, произнес Перл, обращаясь к своим товарищам.

Адамс и Элис повернули головы и взглянули на Перла.

– Леонард, мы бы могли поесть мороженого, сосисок, погулять… Знаешь, я ведь очень люблю клубничное мороженое… это с детства мое самое любимое… – грустно проговорил Адамс, поднялся со своего стула и возбужденно заходил по комнате.

– Ничего, Адамс, не стоит расстраиваться, – сказала Келли.

– Нет, нет, вы просто не понимаете. Клубничное мороженое – это самое любимое мое лакомство. Для меня оно в жизни – главное. Я помню как в детстве моя мама кормила меня клубничным мороженым. Она всегда на уикенд покупала мороженое и оно обязательно было клубничное. Поэтому я к нему так пристрастился и сейчас, вы даже не поверите, я страдаю из-за того, что не могу всласть поесть своего любимого лакомства. Вы, может быть, его не любите, поэтому вам все равно, а я не могу, у меня даже бессонница от этого может разыграться.

– Адамс, успокойся, – попросила Келли, подошла и хотела погладить Адамса по плечу, но мужчина затряс головой и отскочил от Келли в сторону.

– Тебе хорошо, ты не любишь мороженое.

– Почему? Оно мне очень нравится.

– Вот видишь, видишь, Келли, – закричал Адамс, – и тебе нравится мороженое, а сейчас мы его не поедим из-за Леонарда.

– Ну что ж поделаешь, – проговорила Келли.

– Как это что? Как это что? – быстро затараторил Адамс, – я очень люблю мороженое, вы даже себе не можете представить, как я люблю клубничное мороженое! Оно заменяет мне самые лучшие лекарства, от него у меня всегда хороший сон и хорошее настроение.

– Ребята, – громко сказал Перл, – я не думал, что меня поймают. Я прекрасно понимаю, что подвел вас всех, очень подвел, но поймите, я не хотел этого делать… Адамс, не сердись на меня.

Но Адамс стоял отвернувшись к окну и сквозь жалюзи смотрел на больничный двор: там расхаживало несколько санитаров в белых халатах и сидела в инвалидной коляске старушка с маленькой лохматой собачкой на руках.

– Не сердитесь на меня – повторил Перл. – Келли, ты не сердишься на меня?

– Нет, – Келли покивала головой, – нет, Перл, не сержусь.

– Но ты говоришь это как-то не слишком уверенно? – спросил Перл.

– Ничего, я не сержусь на тебя, – очень грустно сказала Келли, явно думая о чем-то совершенно другом.

Но о чем, по ее глазам Перл догадаться не смог. Он постарался как можно более приветливо улыбнуться Келли. Но девушка на его улыбку никак не отреагировала. Ее лицо по-прежнему оставалось грустным и напряженным, уголки губ подрагивали, а руками она вместо носового платка принялась теребить край теплой шерстяной кофты, которая была наброшена на плечи.

– Я понимаю, что мы все могли бы повеселиться, но я, мерзавец, вас этого лишил… – извиняющимся голосом сказал Перл.

– Не надо об этом, я очень прошу, – обратилась к нему Келли и посмотрела в глаза. – Я часто вспоминаю вечера в этот праздник, как все это происходило у нас дома, правда, я тогда была еще очень маленькой, – мечтательно сказала Келли.

– Представляю, что устраивал твой старик, – весело подхватил мысль Келли Перл.

– Он приглашал пожарную команду, которая устраивала фейерверки, а потом приглашал к себе в гости всю Санта-Барбару.

Келли не смотрела на Перла, она задумалась и ее лицо сделалось еще более грустным. И вдруг она обронила:

– Нет, не весь город, а почти весь.

– Ну ничего, ничего, Келли, – попытался утешить девушку и отвлечь от воспоминаний Перл. – Я думаю, у тебя впереди еще много таких праздников, но тебе надо набраться терпения, переждать, а потом выбраться отсюда. Действительно, Келли, поверь, у тебя впереди еще много-много подобных радостных праздников.

Перл все время пытался поймать взгляд Келли, но она то опускала голову, то смотрела в сторону.

– Я просила, чтобы меня сегодня взяли домой. Но они… они сказали – нет.

– Кто они? – спросил Перл.

– Отец с матерью. Они приезжали ко мне и мне не разрешили это, вернее, им не разрешили, – грустно проговорила Келли.

– Видишь ли, дорогая, по здешним правилам, чтобы тебя забрать домой, хотя бы на один день, надо получить разрешение врачей.

Келли отвернулась от Перла, подошла к подоконнику, оперлась на него и тоже принялась выглядывать сквозь планки жалюзи во двор, ярко освещенный летним солнцем.