Текст книги "Санта-Барбара 3"
Автор книги: Генри Крейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
– Спасибо тебе, Лайонел, что ты вернул меня в эти стены, – шептала старуха, промакивая носовым платком покрасневшие глаза.
– Я все это потерял, – Лайонел повел рукой вокруг себя, – я все это и должен был вернуть.
На лице Лайонела была самодовольная улыбка победителя. Он радовался своим успехам. А недавно выпитое шампанское кружило голову и он чувствовал, что на этом не остановится, что это всего лишь первый шаг, за которым последует возвращение всего состояния.
– Нет-нет, – запротестовала Минкс, – этот дом ты не потерял, Лайонел.
Минкс покачала указательным пальцем перед своим лицом.
– Этот дом у нас украли. Украли, Лайонел, и мне с трудом верится, что ты смог его вернуть, вырвать из рук этого мерзавца, СиСи Кзпвелла. Чтоб он провалился в тартарары, этот мерзавец! – произнесла старуха и захихикала.
– Видишь ли, мама, – Лайонел задумчиво потер пальцами седеющий висок, – это очень длинная история.
– Что за история? – изумилась старуха, перехватив взгляд своего сына, который тот устремил на Августу и Гранта. – Что это за история, почему вы мне стараетесь ничего не говорить?
– Мейсон пошел домой. Я его проводил. Моего брата, кажется нет дома, – потирая руки, сказал Грант. Мы пока ничего не объясняли, Минкс, вернее, не объясняем… Да что здесь, собственно объяснять? И так все ясно. Это победа, настоящая победа, наша с тобой, Лайонел и наша с тобой, Августа. Мы победим СиСи, вернее, уже победили.
Старуха вновь вопросительно посмотрела на своего сына, ожидая пояснений. Но вместо Лайонела вновь заговорил Грант Кэпвелл.
– Я помню, Минкс, тебя еще молодой, помню, как ты приехала в этот дом краснеющей невестой. Пока у нас все идет по плану и если так же пойдет и дальше, то это наверняка станет твоим.
– Послушай, Лайонел. что это все значит? – начала Минкс – Что здесь делает этот Кэпвелл? И почему он говорит, будто этот дом только еще будет нашим? Ведь ты мне сказал, что он уже наш.
Грант попытался ее успокоить, но это ему все же не удалось.
– Понимаешь, Минкс, не все так просто, – начал говорить Грант, – еще будет суд, затем разнообразная юридическая казуистика. Но когда все осядет, все окончится – дом будет принадлежать нам, то есть тебе, Лайонелу, Августе, – сказал Грант и подмигнул старой женщине.
Лайонел посмотрел на Августу, лицо той хранило прежнюю снисходительную улыбку.
– Знаешь, Минкс, – сказал Грант, – твой муженек, конечно, подмочит свою репутацию, но в принципе, так ему и надо.
Старуха вновь вопросительно посмотрела на сына, ожидая пояснений.
Когда СиСи неторопливо спустился в гостиную, Мейсон выбирался из-под стола. В одной руке он сжимал старую потертую книгу, а в другой – большую граненную бутыль с виски.
Увидев отца, Мейсон сделал несколько энергичных движений и сел в кресло.
– О, ты уже собрался спать? – глядя на ночной халат отца, проговорил Мейсон и с грохотом опустил хрустальную бутыль на лакированную столешницу, – собрался спать, что ж это замечательно.
СиСи подошел к сыну поближе и остановился напротив Мейсона.
– Что ж, хорошо, ты сам спустился в гостиную. Мне не придется прерывать твои сладкие грезы о безграничной власти, – Мейсон поднялся с кресла, взял бутыль и припал к горлышку.
СиСи Кэпвелл с презрением смотрел на своего пьяного сына.
– Что ты здесь делаешь так поздно и в таком состоянии, Мейсон? – выдавил из себя СиСи.
– Знаешь, отец, никогда не бывает поздно… – отрываясь от бутылки, ответил Мейсон, – и я тебе сейчас это Докажу.
– Если это по делу Гранта, то не надо ничего гово рить, – скептично глядя на сына, сказал СиСи, – у меня нет времени слушать ерунду.
– Знаешь, отец, твое время теперь уж и не такое дорогое.
СиСи повернулся, чтобы уйти, но слова сына остановили его.
– Вот, – Мейсон поднял зажатую в руке бухгалтерскую книгу, – вот это сейчас в моих руках. Эта книга, судя по переплету, видела и лучшие дни.
Мейсон развернул ее.
– Но то, что находится у нее внутри, стоит, отец, поверь мне, целого состояния, – Мейсон хотел казаться трезвым и попытался взять себя в руки.
Это ему почти удалось, голос звучал пронзительно и нервно. Он старался говорить спокойно, и это у него получалось.
СиСи напрягся, но тут же, опомнившись, напустил на себя презрительный вид.
– И что из того? – сказал он.
– Эту книгу, которая стоит целое состояние, я собираюсь передать твоему отверженному брату – дорогому дядюшке Гранту.
СиСи посмотрел на книгу, на бутыль в руках сына. Он не знал, что сказать. Его явно начинал тяготить ночной разговор, вид встельку пьяного сына. СиСи всегда не любил пьяных.
– Знаешь, Мейсон, – СиСи попытался пошутить, – не так давно ты пугал меня своей ненапечатанной книгой. Но вместо текста там оказались чистые листы.
СиСи засмеялся, глядя на книгу в руках сына.
– Может быть, и в этой книге тоже чистые страницы.
– Нет, отец, тогда мы обороняли последний окоп, то была безумная затея. К сожалению, на сей раз, все совершенно не так, – Мейсон переложил бутыль из правой руки в левую и вновь раскрыл книгу, приближаясь к отцу.
– Вот здесь есть запись, которую сделал ты. Она свидетельствует о том, что ты хотел выставить своего брата Гранта растратчиком. Дело, конечно, давнее, я бы сказал, даже очень, но не забытое, – с горечью в голосе произнес Мейсон, – Грант, отец, оказался еще более злопамятным, чем ты. Представляешь, он все помнит.
– Мейсон, – сказал СиСи, отрицательно качая головой, – я никогда не делал никаких записей. А Гранта поймали с поличным, когда он запустил руку в кассу. И отец после этого выгнал его.
– Да, такова официальная версия, – подхватил Мейсон, – но на самом деле все было несколько иначе. Похоже, что Ти Локридж подсунул Кэпвеллам липовую компанию.
Мейсон смотрел в глаза отцу и говорил спокойно и уверенно.
– А ты, отец, не упустил возможность возвыситься самому и подставить Гранта.
СиСи смотрел на сына свысока, слегка запрокинув голову. Он явно не ожидал подобного обвинения, тем более, скрытого пеленой долгих лет.
– Возможно, отец, ты был с Ти Локриджем в сговоре. Но в любом случае, тебе будет очень плохо, – сокрушенно покачал головой Мейсон, – тебе будет так плохо, что мне, честно говоря, даже немного жаль тебя.
Не услышав ответа, он добавил:
– Я позабочусь, отец, о том, чтобы тебе стало очень плохо.
– Думай, о чем хочешь, Мейсон, – сказал СиСи, – но спасибо, что предупредил…
– Нет, отец! – выкрикнул Мейсон. – Это не предупреждение, это – злорадство победителя. Неужели ты не чувствуешь разницы?
СиСи, собравшись уходить, снова остановился. Он сильно сжал кулаки и медленно, очень медленно повернулся к своему сыну.
– Лучше бы ты радовался своей счастливой жизни, – спокойно и уверенно произнес он.
– Твои несчастья делают меня счастливым, – злорадно ответил Мейсон.
СиСи покачал головой и криво усмехнулся, но его улыбка не была злой, в ней, скорее, читалось сострадание к заблудшему сыну*
– Мне кажется, для тебя, Мейсон, сейчас важно только одно единственное – Мэри.
Услышав имя любимой женщины, Мейсон вздрогнул и напрягся. Он бросил на СиСи красноречивый взгляд, который просил только одного:
"Не лезь, не сунься в мои дела. Я сам в них разберусь".
Но СиСи никак не отреагировал на этот взгляд, он продолжал:
– Мэри носит твоего ребенка, первого внука Кэпвеллов…
При слове "внук Кэпвеллов" СиСи нежно улыбнулся.
– …Ты просил меня, чтобы я помог ускорить развод, но я тебе отказал. Извини, сейчас я об этом сожалею. Поверь, мне очень жаль. Но если я еще что-то могу сделать, то я готов.
– Ты пытаешься меня купить? – презрительно спросил Мейсон.
– Нет! – крикнул СиСи, – я забочусь только о твоей жизни, о твоем счастье.
Лицо Мейсона вновь покрыла смертельная бледность, только глаза горели бешеным, злым огнем.
– Ведь счастье, Мейсон, бывает так редко, очень редко. Так что не упусти его, я тебя предупреждаю, не упусти.
На скулах Мейсона заходили желваки, а кадык судорожно дернулся.
СиСи хотел еще что-то сказать, но его рот искривила презрительная улыбка.
– Что? – процедил Мейсон.
– Запомни, это твой звездный час, Мейсон, звездный час. До свидания.
СиСи подошел к сыну, вырвал бутыль из его рук.
– Хватит пить. До свидания, – он отвернулся от сына и быстро поднялся на второй этаж.
А Мейсон еще долго стоял посреди гостиной, так и не найдя слов, которые он мог бы бросить отцу.
А в это время в доме Локриджей, который сейчас все еще принадлежал Кэпвеллам, Минкс, мать Лайонела, устроившись в кресле смотрела по сторонам. Грант Кэп-велл стоял у стены, опустив руки в карманы брюк.
Лайонел, как хороший послушный сын, держался перед матерью. Августа стояла за спиной Минкс и глядела на Лайонела Локриджа.
– Мама, если ты хочешь, чтобы я тебе все объяснил, то, пожалуйста, – начал Лайонел.
– Да, я этого очень хочу, потому что вы с этим Кэпвеллом говорите какими-то загадками, которые мне непонятны, так что будь добр, Лайонел, поясни.
– Мама, он сделал это совсем не из-за денег. Кэпвелл сорвал сделку отцу по другой причине. Он сорвал сделку, над которой Кэпвелл работал много лет и, таким образом, он поквитался с ним.
Минкс радостно откинулась на спинку кресла и прижала к груди маленькую дамскую сумочку.
– Минкс, тебе что, нехорошо? – бросилась к старухе Августа.
– Мне нехорошо? – воскликнула старуха, – да мне лучше, чем когда-бы то ни было. Мне просто замечательно, я от радости не нахожу себе места.
Августа и Лайонел непонимающе переглянулись, но потом заулыбались.
– Подумать только, – проговорила Минкс, – он их надул и ему сошло с рук.
Она злорадно захихикала, радуясь прошлой победе своего мужа.
– Да, так оно и было. Но это ничуть не улучшает его репутацию, – с сожалением в голосе проговорила Августа.
– Репутацию? Ха! А зачем ему хорошая репутация? – сказала Минкс.
– Ну как же, репутация всегда должна быть неза пятнанной, – сказала Августа.
Лайонел скептично усмехнулся ее словам, запустил руки в карманы брюк, вытащил идеально белый носовой платок, вытер им ладони рук и промокнул вспотевший от возбуждения раскрасневшийся лоб.
– Знаешь, Августа, для меня это самое приятное. Когда я узнала историю и разобралась в ней, то у меня появилось чувство, будто мой дорогой Ти вернулся ко мне, – старуха говорила, прикрыв глаза.
Без сомнения, перед ее внутренним взором сейчас стоял муж. На ее губах блуждала рассеянная улыбка
– Ти, вам не кажется, что в этом имени есть слово "тигр"? – Минкс посмотрела на Гранта, тот пожал плечами, но на всякий случай кивнул.
– Неужели никто из вас об этом не догадывался? Неужели никто не знал, чо Ти и тигр это одно и то же
– Да-да, я предполагал… – сказал Грант.
– А я не предполагал и не думал, что ты так будешь этому радоваться.
– А я радуюсь, я прямо-таки не нахожу себе места Ведь мой Ти никогда не был мошенником, – Минкс презрительно посмотрела на Гранта, – Ти очень любил хорошую шутку, хороший анекдот, хорошую историю. Но больше всего ему нравилось посмеяться над Кэп-веллами, поиздеваться над ними. Они всегда были нашими заклятыми врагами.
Минкс самодовольно хихикнула.
– Да, но он посмеялся надо мной, – с досадой в голосе проговорил Грант.
– Успокойся, Грант, успокойся, – принялась утешать его Августа, – ведь мы больше всего волновались, как отреагирует Минкс.
– Ладно тебе, Грант, не горячись, – Лайонел поднял руку, – все уже позади. И сейчас ты можешь с огромными процентами востребовать все свое состояние назад.
– Да я не о том, – махнул рукой Грант, – мне просто очень не по душе восторги твоей матушки.
– А мне плевать на тебя, Грант, – сказала Минкс, – если бы Ти прожил бы немного подольше, то он продал бы вашей семье Бруклинский мост или еще что-нибудь, например, египетские пирамиды. А ваша семья с радостью бы их купила и разорилась.
Августа посмотрела на Лайонела Локриджа, едва сдерживая улыбку.
Дверь дома распахнулась и в гостиную вошел Мейсон. Его галстук сполз на бок, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, волосы растрепаны.
– Извините, что опоздал, – с порога сказал Мейсон, – я к вам ненадолго.
– Где, где? – бросился к нему Грант.
– Что где? – спросил Мейсон, глядя в глаза Гранту Кэпвеллу.
– Доказательства, те, которые ты должен был нам принести.
– Ах, доказательства… – сказал Мейсон, – я их уничтожил.
– Не понимаю тебя, Мейсон, ведь ты же говорил, ты же обещал…
– Знаешь, я перерыл все книги и не нашел никаких доказательств того, что отец тебя подставил.
Лайонел испуганно посмотрел на Мейсона.
– Послушай, Мейсон, на тебя что, наехал СиСи?
– О, мой отец всегда наезжает на меня, Грант. Но дело совсем не в этом. Я отказываюсь участвовать в заговоре против Кэпвеллов. А тебе Грант советую найти другой способ, чтобы поквитаться со старшим братом.
– Лайонел! Лайонел! – истерично выкрикнула
Минкс, она даже подскочила с кресла, – так что, мы так и не вернули наш дом, да?
Лайонел сокрушенно опустил голову и уставился в пол.
– Лайонел, отвечай!
– Боюсь, что так, мама, – Лайонел Локридж взял Минкс за руку, – успокойся, мама.
– Извините, – тихо произнес Мейсон, – извините, если я испортил вам всем праздник.
– Мейсон, – сказал Грант, беря того за локоть.
– Что?
– Черт тебя побери, Мейсон.
– Ладно, – Мейсон резко вырвал свою руку. – Все. Прощайте, я ухожу.
Он резко развернулся на каблуках и покинул дом.
– Мы не сдадимся, шанс еще есть, – скорее, чтобы утешить себя, сказал Лайонел.
– А мы и не собираемся сдаваться. Вернее, я не собираюсь сдаваться, – зло сказал Грант.
В его голосе слышалось желание бороться, желание победить своего старшего брата.
– А ты, Лайонел, – Грант ткнул пальцем в Локриджа, – больше в это дело не лезь. Я тебя прошу, потому что от всех твоих советов результат получается не таким как надо.
Он зло развернулся и тоже выскочил за дверь, в надежде догнать Мейсона.
В баре «Ориент Экспресс» уже почти никого не было. Бармен возился за стойкой, протирая и без того чистые стаканы.
Иден сидела на высоком вертящемся табурете, перед ней на стойке стоял телефон. Иден смотрела на него, как смотрят на икону. Она молила бога, чтобы телефон зазвонил и тогда она мгновенно сорвет трубку, поднесет к уху и услышит голос любимого, голос Круза. Но телефон молчал. В бар никто не звонил.
– Мисс Кэпвелл, если вам надо уйти, то не волнуйтесь, я справлюсь один, – сказал бармен.
– Нет, мне никуда не надо. Я никуда не спешу, я еще побуду здесь.
– Что ж, смотрите… – бармен пожал плечами и вернулся к своему занятию: снова один за другим протирал стаканы.
Нервы Иден были напряжены до предела. Она не выдержала, опустила руку на телефонную трубку. Но гордость не позволила ей вновь позвонить Крузу.
А в доме Круза шел тяжелый и сложный разговор. Сантана, сидя у стола, то и дело бросала на Круза недовольные взгляды, а он нервно расхаживал по гостиной – как маятник старинных часов из угла в угол, однообразно и назойливо.
– Да сядь ты, – попросила его Сантана, но тот не остановился.
Вдруг Круз подошел к Сантане.
– Почему ты спросила, не Иден ли мне звонила?
– Хм, – хмыкнула Сантана, – мне было просто интересно, сколько же она выдержит?
Она злорадно сверкнула глазами.
– Я не понимаю, о чем ты? – спросил Круз.
– А ты никогда ничего не понимаешь.
– Почему ты убежала от меня в ресторане? Сантана нервно забарабанила по крышке стола.
– Я хотела побыть в одиночестве, я хотела подумать, – она открыла сумочку, достала таблетки, взяла высокий стакан с водой.
– Что это? – спросил Круз.
Сантана пожала плечами, не удостоив Круза ответом.
– Неужели тебе так хотелось побыть одной?
– Это таблетки, к сожалению, они кончаются. Надо будет завтра купить еще, – Сантана положила в рот таблетку, запила ее водой и судорожно проглотила.
– Сантана, я тебя совсем не понимаю, – Круз подошел к жене, – то ты всем на свете раздражена, то вдруг начинаешь вести себя тихо и спокойно, как ни в чем не бывало, как будто у нас дела идут прекрасно.
– Круз, жизнь надо воспринимать такой как она есть. Говорят, что если этому научишься, тогда у тебя все будет хорошо.
– Что-то я тебя, Сантана, не понимаю, – вновь повторил Круз, обрывая ее тираду, – что я должен воспринимать, что?
Сантана вскочила из-за стола.
– У тебя, Круз, своя жизнь, у меня – своя, – она буквально бросала ему в лицо горькие слова.
Голос ее дрожал. Круз стоял, опустив руки, он не знал, что ему предпринять.
– Я пыталась все изменить, потратила массу времени с тех пор, как мы поженились. Хотела, чтобы наша жизнь была счастливой. Но большего я не хочу, больше я ничего не буду делать – никогда! – с болью в голосе выкрикнула Сантана и отвернулась от мужа.
Круз подошел к ней.
– Ты что? Таким образом, ты хочешь сказать мне, что встречаешься с Кейтом Тиммонсом?
Сантана повернулась к нему.
– Этим я хочу сказать, что мы с тобою квиты и, может быть, нам пора подать на развод.
Круз отшатнулся от жены и задумался.
– Развод?
"Да, это единственное, что может все поставить на свои места. Единственное, что может как-то наладить мою жизнь. Но как же тогда быть с принципами, с клятвами и обещаниями? Он, Круз, не мог на это пойти. Но если предлагает сама Сантана, то это совершенно меняет дело. Тогда впереди может замаячить счастливая жизнь. Жизнь с Иден, которую он, Круз, любит и которую все время хотел забыть, отказаться… но не мог".
Чувства были сильнее его воли, сильнее его принципов.
Сантана вновь уселась за стол и положила голову на руки. Она прикрыла глаза.
«Боже, как все тяжело и сложно! Почему она, такая волевая и решительная женщина не может быть счастливой? Что мешает?»
Сантана знала ответ.
«Мешает Иден, вернее, не Иден, а то, что Круз ее любит».
Как бы Сантане хотелось все изменить, все переиначить, но она была не в силах…
«Я совершила все, что могла. Я любила и сейчас люблю Круза, но бессильна против слепой любви. Против того, что он любит Иден и душой принадлежит ей, а не мне».
По щеке Сантаны покатилась слеза, но она не стала ее вытирать.
«Крузу все равно – плачу я или смеюсь, хорошо мне или плохо. Он совсем за меня не переживает, я ему безразлична. Он думает только об Иден, только о ней. Почему? Почему все сложилось так скверно? Почему я не могу быть счастлива с Крузом? Почему Иден несчастна со своим мужем? Почему все так плохо?»
Сантана прикоснулась пальцами к щеке и вытерла слезы, потом вытерла их на другой щеке.
Круз, тяжело дыша, стоял у нее за спиной. Сантана слышала его глубокие вздохи, но не оборачивалась. Она напряженно думала о своей жизни, о ребенке, о том, что ей довелось пережить, о том, как она боролась за Круза.
"И вот, когда, наконец-то, я победила – Круз принадлежит мне и можно быть счастливой – все напрасно. Все перевернулось…
Иден не любит своего мужа, Круз не любит меня. Но Иден любит Круза, а Круз любит Иден…
А брак?.. Неужели всему мешает брак? Неужели я напрасно поспешила, вырвав Круза у Иден? Вернее, даже не я вырвала Круза у Иден, она сама сделала выбор. И, как сейчас выяснилось, выбор Иден оказался ошибочным, а страдаем теперь все, но больше всех страдаю я. Я люблю Круза, люблю по сей день. А его сердце принадлежит Иден".
Глаза Сантаны увлажнились, но она едва удержалась, чтобы не разрыдаться.
«Он никогда не увидит моих слез», – подумала Сантана, провела рукой по глазам и попыталась улыбнуться.
Она глянула на свое отражение в темном стекле. Оттуда на нее смотрела несчастная молодая женщина.
Сантана попробовала стряхнуть с себя оцепенение и улыбнулась еще раз. Молодая женщина в темном стекле ответила ей виноватой и растерянной улыбкой. Улыбка получилась такой вымученной, что у Сантаны сжалось сердце.
«Господи, неужели все кончено?»
ГЛАВА 6
– Человек, окружив себя вещами, не становится счастливее. – Жизнь двух людей, которые не любят друг друга – настоящая пытка. – Иден отказывается от помощи. – Мейсон Кэпвелл уже знает и про мед, и про пчелок. – Легкие облака похожи на взрывы пушечных снарядов.
Когда СиСи поднялся в спальню, София складывала свое вечернее платье. Она вопросительно взглянула на бывшего мужа.
– Это Мейсон, – коротко сказал СиСи.
– Мейсон?
– Да. Мне пришлось переговорить с ним кое о чем. А что ты делаешь?
София посмотрела в глаза СиСи.
– Давай не будем спорить о том, что я тебе недавно сказала.
– Этого и не нужно делать, ведь я все отлично понимаю, – СиСи остановился в двух шагах от Софии и посмотрел на нее долгим, полным любви взглядом, – твоя болезнь, дорогая, ничего не изменила. И об этом не стоит думать.
– СиСи, я так счастлива, – она уже не складывала, а мяла платье в руках, – я так счастлива, я не вынесла бы твоей жалости.
От этих слов мужчина смутился.
– Дорогая, я только что прочел лекцию своему сыну Мейсону о том, что нельзя упускать в жизни шансы. Когда я ему об этом говорил, то имел в виду нас с тобой – тебя, София, и меня. Гарантии. Ты говоришь, что нет никаких гарантий. А кто имеет какие-либо гарантии в этой жизни? Знаешь, дорогая, я всю жизнь искал гарантии, всю жизнь подчинял себе людей, окружал себя вещами, предметами… И что? Я стал от этого хоть чуточку счастливее?
СиСи остановился и посмотрел в глаза Софии. Та сложила платье и опустила руки.
– Нет, я не стал счастливее, ни на грамм… счастливее, – сам ответил на свой вопрос СиСи, – единственное, чего я сейчас хочу – это любить тебя, быть с тобой вместе, а еще больше я хочу быть любимым здесь, сейчас и немедленно.
София нервно закусила губу и смотрела на своего бывшего мужа полными любви глазами. Ее взгляд говорил куда больше, чем могли бы сказать самые красноречивые слова.
– София, ведь мы любим друг друга, а от того, что тебе довелось пережить, ты не стала для меня менее желанной. Как тебе доказать это?
София вздрогнула.
– СиСи, мне очень трудно в это поверить, – она улыбнулась.
– Верь, верь мне, – прошептал СиСи и приблизился к счастливо улыбающейся Софии.
– Хорошо, дорогой, я попробую. Что ты хотел мне сказать?
СиСи поднял голову и посмотрел в глаза Софии.
– Я хотел сказать, мне очень жаль, что ты заболела, что все так получилось. Я не хотел оставлять тебя одну, но сейчас нам не о чем беспокоиться. Мы больше никогда не будем одинокими, я сделаю для этого все, что в моих силах, – сказал СиСи и опустил голову.
– Никогда, – повторил он, как бы сам себе, поймал ладонь Софии, крепко сжал и сделал еще один шаг к бывшей жене.
Руки Софии легли ему на плечи, потом сомкнулись вокруг шеи. София потянулась к СиСи, а он крепко обнял ее за талию, нежно прижал к себе, уткнулся в ее пышные светлые волосы. СиСи вновь почувствовал, что возвращаются прежние чувства, те, которые владели им когда-то очень давно, когда он еще был молод, когда София была совсем юной, обаятельной, когда он волновался, нервничал, переживал почти так, как сейчас.
София прижималась к нему все плотнее и плотнее. Губы СиСи нашли ее губы.
СиСи чуть отодвинулся от Софии, присел и подхватил ее на руки. Она показалась ему необычайно легкой, мягкой и появилось ощущение, что он никогда не выпускал это тело из своих рук, что София всегда принадлежала только ему. Он медленно пошел к широкой кровати.
Он нес женщину бережно и аккуратно, как бокал с драгоценной жидкостью, боясь расплескать. Он нес ее, на ходу ища и находя теплые податливые губы, которые отвечали страстью на его поцелуи.
Не разжимая объятий, СиСи опустил ее на огромную кровать. София, прикрыв глаза, откинулась на подушки…
Сантана первой нарушила тягостное молчание. Она поднялась из-за стола, посмотрела на Круза.
– Я не хотела выходить за тебя замуж.
– Да, я знаю.
– Я любила тебя, – продолжила Сантана, – и говорила, что жизнь с тем, кто меня не любит, настоящая пытка, Круз.
Глаза Сантаны блестели, Круз не знал, как ее успокоить. Он чувствовал, что жену охватило какое-то сильное нервное возбуждение.
– Ты это помнишь?
– Да, помню.
– Но ты сказал, что готов к семейной жизни, – продолжала Сантана, нервно вышагивая по гостиной, – ты сказал, что готов жить со мной, готов воспитывать ребенка. А я… я так боялась всего этого. Я так боялась, что ты скоро устанешь, начнешь мною тяготиться. Но ведь ты же, Круз, поклялся…
Сантана остановилась.
– Сантана, я так говорил, потому что был твердо в этом убежден. Верил в то, что говорил.
– Я знала, я предчувствовала… И если бы я тогда поверила только себе, то сейчас мне не пришлось бы испытывать страшную боль. Круз, ты не представляешь, как больно, как болит мое сердце, как тяжело у меня на душе. Ты не можешь себе представить, что там творится. Я убедила себя, что тебе будет хорошо со мной и с Брэн-доном. Боже, как я ошибалась… Я внушила себе, что твоя любовь к Иден, не будет меня ранить, что она йе сможет причинить мне боль. Но она ранит и причиняет мне страшную нестерпимую боль. Ты слышишь меня, Круз?
Глаза Сантаны сверкали, ее лицо порозовело. Она смотрела на мужа, ожидая от него ответа. И Круз не выдержал этих слов. Он почувствовал, как больно и плохо Сантане, он первый сделал шаг навстречу, прижал ее к себе и стал гладить по спине.
Сантана стояла неподвижно, но потом вдруг как будто бы потеплела, сделалась мягче и прижалась к груди Круза.
Круз понимал – не любовь руководит им, это самая обыкновенная жалость, он жалеет женщину, которая из-за него так сильно страдает.
"Ничего, может я вновь смогу ее полюбить", – думал он, совершенно не веря в это.
– Прости меня, Сантана, – проговорил он, – поверь, я не хотел делать тебе больно, я не хотел причинить тебе ни капельки боли.
– Я знаю, Круз, – прошептала в ответ Сантана, – я знаю и чувствую это, но поверь, мне от этого нисколько не легче, а еще горше, еще больнее. И мне кажется, сейчас единственно правильным будет отпустить тебя.
Круз от этих слов сам отшатнулся от Сантаны. Он хотел заглянуть ей в глаза. Но женщина смотрела в сторону.
– Наверное, я был не в своем уме, когда уговаривал тебя выйти за меня замуж, – произнес Круз.
Сантана вздрогнула, она не знала, что ответить. А Круз продолжил, стараясь говорить как можно менее бесстрастно:
– Ты в самом деле хочешь развода?
– Нет, Круз, нет. Я не хочу, наш брак надо сохранить, его надо сохранить ради Брэндона, ради ребенка. Господи! Да кого же я обманываю, – как бы опомнившись, выкрикнула Сантана, – кого, кого я пытаюсь обмануть? Наш брак нужно сохранить не только ради Брэндона, но и ради меня. Слышишь, Круз, ради меня.
Сантана смотрела прямо в глаза Крузу. Она напоминала маленького пса, который смотрит в глаза хозяину, от которого зависит его судьба.
– Я люблю тебя. Ты слышишь, Круз, я люблю тебя. Я знаю, что была очень плохой женой, плохой. Я злилась на тебя. Возможно, ты не дал мне того, что мне было так нужно, так необходимо. Я знаю, я была не лучшей женой… – Сантана осеклась.
Она несколько мгновений молчала, испытующе глядя на Круза, потом произнесла:
– Круз, давай попробуем еще раз. Давай попытаемся вновь, может быть, счастье нам все-таки улыбнется. Возможно, все сложится по-иному. И будет хорошо. Я постараюсь сделать все, что будет зависеть от меня, – голос Сантаны дрожал.
Она дышала тяжело, как рыба, выброшенная на сушу – так судорожно открывался и закрывался ее рот.
– Прости меня, Круз, прости, – выдавила из себя Сантана.
Круз молчал.
– Скажи, ты дашь мне шанс, последний шанс? Я хочу попытаться все изменить, я хочу, чтобы у нас все стало по-другому и мы были счастливы. Пожалуйста, Круз, я тебя очень прошу.
Круз не знал, что ответить. Он молча смотрел на Сантану и чувствовал, как его сердце переполняет жалость. Это была не любовь – всего лишь жалость, но Круз пытался убедить себя, что он любит Сантану, что она ему очень дорога и без нее он не может жить.
В «Ориент Экспресс» уже давно не было посетителей, ушел даже бармен. Все стулья – перевернуты и поставлены на столы, полы подметены, грязная посуда убрана.
В этой густой тишине у стойки бара сидела Иден и смотрела на молчащий черный телефон. Она нервно потирала ладони, с хрустом заламывала пальцы. Она ждала звонка, все еще надеясь – Круз не выдержит и позвонит ей, наберет цифры и она услышит любимый голос.
Управляющий "Ориент Экспресс" неспеша подошел к Иден и остановился в нескольких шагах.
– Я уже готов, мисс Кэпвелл. Моя машина стоит внизу. Вас подождать?
– Нет, нет, можете идти, – вежливо улыбнулась Иден, – я сама закрою. Я еще немного посижу.
– С вами все в порядке? – поинтересовался управляющий.
– Да, со мной все отлично, – Иден рассеянно улыбнулась, – поверьте, отлично.
Управляющий еще несколько мгновений смотрел на нее, потом вежливо склонил голову.
– Спокойной ночи, мисс Кэпвелл. Я, с вашего разрешения, удаляюсь.
– Пожалуйста. Спокойной ночи, – Иден проводила мужчину взглядом.
Ночное дежурство Мэри продолжалось. Она расхаживала по своему кабинету, нервно заламывая руки. Вдруг дверь со скрипом отъехала в сторону и в кабинет медленно втиснулся Мейсон. Его элегантный галстук болтался на боку, ворот белоснежной рубахи был расстегнут, волосы растрепаны.
– Ты еще здесь? – с порога спросил он, увидев Мэри
Мейсон, – Мэри бросилась к нему, – я тебя давно жду. Нам с тобой надо поговорить. Мейсон закрыл дверь.
– Мэри, разговор недорого стоит, – растягивая слова произнес он, – это самая дешевая вещь на свете Говори и ты победишь инфляцию.
Мейсон подошел к окну. Мэри смотрела на него, не зная, чего ей ожидать.
– Послушай, Мейсон, неужели ты не хочешь, чтобы я тебе все объяснила?
– А что? Что можно объяснить, Мэри? Неужели ты думаешь, слова могут что-то изменить? Мейсон слегка повернул голову и бросил на Мэри короткий взгляд. – Про мед и про пчелок я все знаю. А кровавые подробности…
Мейсон пожал плечами.
– Перестань! – выкрикнула Мэри.
– Что ж, про ложь я тоже кое-что знаю. У Кэпвеллов в этом деле богатые традиции.
– Мейсон, – Мэри тяжело вздохнула и прижала руки к груди, – Мейсон, я должна, обязана все тебе сказать, все объяснить.
– Я знаю Мэри, ты беременна нашим ребенком твоим, моим и Марка, – Мейсон опустил голову.
– Нет, Мейсон, нет!
– Извини, я совсем забыл, ведь ты была монашкой и жила совсем в другом мире, за очень толстыми стенами, – медленно говорил Мейсон, глядя на Мэри, – а я жил тоже за толстыми стенами, правда, они были незримыми, но меня они защищали и довольно неплохо. Мейсон скептично скривил губы.
З– а ними Мэри, я чувствовал себя в безопасности, я знал, что никто меня не тронет и я туда никого не пу скал. Но это продолжалось только до тех пор, пока в моей жизни не появилась ты, – Мейсон посмотрел на Мэри взглядом, полным любви, горечи и боли.
Мэри не выдержала этого взгляда, она опустила голову и сцепила пальцы рук
– Таких как ты, Мэри, я никогда раньше не ветре чал. Ты говорила не так, как все остальные. У тебя совсем другие слова, ты вела себя иначе, чем другие. Мне это очень понравилось, я, честно говоря, и не думал, что такие как ты еще есть на этом свете. И я открыл тебе дверь – пригласил к себе. И мы с тобою, Мэри, остались вдвоем против всего мира, и это мне понравилось еще больше.
