Текст книги "Голливудский мустанг"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
Тринадцатая глава
Утром следующего дня Джок встал рано. Он первым пришел в столовую и первым покинул ее. Прыгнув в красный «феррари», поехал на поле брани. Начал напряженно работать. Со сценарием и записями в руках он носился по натуре, обдумывая, как лучше снять крупные планы.
Когда позвонили из Лос-Анджелеса, ассистент послал за Джоком джип. Но Джок отказался прервать свою подготовительную работу. Из Лос-Анджелеса позвонили во второй раз. Голос главы студии прозвучал весьма требовательно.
Раздраженный Джок позволил отвезти его в лагерь. Радист передал ему трубку. Джок возмущенно произнес:
– Как я могу закончить эту картину, если меня постоянно отвлекают? Я готовлю на натуре крупные планы…
Глава студии перебил его.
– Джок, дорогой, вы можете помолчать одну минуту и выслушать меня? Пожалуйста.
– О'кей! Что еще на этот раз? Журнал «Лук»? Или «Уолл-стрит джорнэл»? Нам хватает проблем с «Лайфом»!
– Джок, дорогой, послушайте меня! Сядьте! Успокойтесь! Вы успокоились?
– Я так спокоен, что вылечу сейчас через крышу этого чертова трейлера. Я же просил вас – все звонки только во время ленча или после съемок!
– Джок… Джок… дорогой… у нас несчастье!
– Несчастье? Какое? – Возмущенные глаза Джока стали такими печальными, мрачными, словно до конца света осталось десять минут.
– Джок… вчерашний материал…
– Да? – Казалось, Джок боится задать вопрос.
– Дорогой… мы не знаем, как это случилось… но он испорчен.
– Что значит «испорчен»? – с показной яростью и обидой спросил Джок. Любой режиссер заметил бы, что он сейчас переигрывает. Джок посмотрел на радиста и ассистента, как бы нуждаясь в их утешении.
– Думаю, что-то случилось с раствором. Никто не знает. Но это уже неважно. Материал загублен!
– Господи! Весь?
– С первого до последнего фута, – сказал глава студии.
– О Боже! – воскликнул Джок. – Карр был великолепен! Просто великолепен! Я не знаю, как ему сказать. Не знаю… сделайте одолжение, подождите, я позову его. Я хочу, чтобы вы сами сказали ему.
– Я? Что я могу… Я попрошу Робби – он заведует лабораторией – поговорить с Карром.
– Робби? Вы хотите, чтобы с Престоном Карром говорил технический работник?
В дрожащем от возмущения голосе Джока звучала обида за Карра.
– О'кей. Вы правы. Я подожду. Найдите его.
Не дожидаясь приказа Джока, ассистент повернулся и шагнул к выходу. Но Джок остановил его:
– Я сам это сделаю!
Через несколько минут Джок вернулся с Карром. Губы режиссера были плотно сжаты, он едва сдерживал слезы. Карр был в дорогом шелковом халате, сшитом Шарве в Париже. Его волосы были взъерошены. Глаза актера говорили о том, что его только что разбудили. От него исходил слабый, но отчетливый запах женских духов. Если он и был рассержен вторжением, то скрывал это. Он взял трубку.
– Да?
– Доброе утро, Прес. Извините, что беспокою вас так рано. Но у нас неприятность. Большая неприятность! Мы надеемся, что вы отнесетесь к ситуации с пониманием.
– Что случилось? – настороженно спросил Карр.
Ему уже доводилось слышать подобные прелюдии. Они могли означать все что угодно. Что исполнительница главной роли должна освободиться на неделю для того, чтобы сделать аборт. Или что жена президента компании прилетает на натуру с родственниками и хочет встретиться за ленчем с Престоном Карром. Поэтому актер испытал раздражение, но не слишком встревожился.
– Прес! Что-то произошло в лаборатории.
– Да? – бесстрастным тоном сказал Карр.
– Вчерашний материал испорчен.
– Оба дубля?
– Все!
– Господи! Там были хорошие кадры. Я был уверен, что второй дубль нам подойдет! – Карр выдал свою надежду и страх.
– Поверьте мне, если бы я мог что-то сделать… Если бы кто-то мог исправить положение…
– Понимаю, – тихо сказал Карр.
Он рассеянно протянул трубку кому-то и покинул трейлер. Вид у него был не столько рассерженный, сколько встревоженный. Сильно встревоженный.
– Прес? Прес? Вы здесь? – донесся из трубки голос главы студии.
Джок взял трубку.
– Он ушел.
– Что значит ушел? Я только что говорил с ним!
– Он просто ушел.
– Просто ушел… Он так сильно рассердился?
– Не рассердился. Ему больно. Вам этого не понять. Человек вкладывает свою жизнь, все свои силы в кусок пленки. А потом какой-то небрежный негодяй обращается с ней, как с мусором. В такой ситуации человек не сердится! Ему хочется заплакать! Но вам этого не понять.
Джок, обиженный за себя и за Карра, отдал трубку радисту. Финли услышал голос главы студии:
– Джок… дорогой… послушайте меня…
Не прикасаясь к трубке, Джок произнес достаточно громко, чтобы глава студии услышал его:
– А пошел ты!..
Он покинул трейлер. Джок догнал Карра возле ступеней его трейлера.
– Прес? Пожалуйста…
Карр повернулся к нему.
– Я не в силах выразить мое огорчение. Мне нечем утешить вас. Но я скажу вам кое-что. Мы будем работать в темпе, который вы сами выберете. Делать один дубль в день вместо двух. О'кей? Один дубль и несколько крупных планов в день. Как вы пожелаете.
Карр молча кивнул и зашел в трейлер. Когда дверь открылась, Джок на мгновение увидел Дейзи. Он тотчас вспомнил, как она выглядит по утрам без косметики, с непричесанными волосами. Облик маленькой девочки делал ее более сексапильной, чем образ секс-символа. Иногда Джок занимался с ней любовью ранним утром. Сейчас он снова захотел Дейзи. Отчасти из-за ее вида. Отчасти потому, что предчувствие конфликта с Карром пробуждало в нем желание. Однажды Луиза заметила: «В случае опасности другие мужчины вырабатывают адреналин, а ты – половые гормоны. Почему?»
Он никогда не пытался объяснить это. Ей. Или себе. Но признавал, что она права.
Теперь, находясь в таком состоянии весь день, он будет гадать, замечают ли это другие. Если Престон Карр от обиды и возмущения покинет на неделю съемочную площадку, он, Джок-Сок Финли, будет ходить с постоянной эрекцией, желая Дейзи Доннелл. И испытывать соблазн сказать ей при всех: «Я хочу тебя трахнуть! Прямо сейчас!» Подобное состояние всегда появлялась у него перед схваткой.
Через час свита Карра прибыла на поле брани. Вместо того чтобы послать за Джоком, Карр оставил Дейзи и Акселя в палатке и сам отправился искать режиссера. Джок разговаривал с Тексом. Увидев Карра, Джок тотчас повернулся к актеру и шагнул к нему. Карр заговорил быстро и тихо, глядя Джоку в глаза.
– Мы будем работать по старому графику. Два дубля в день. Максимум три. Я хочу закончить все на этой неделе! И убраться отсюда!
– Как скажете, Прес, – ответил Джок.
Но при этом он думал: «Все будет, как ты скажешь, негодяй, лишь бы ты работал, снова и снова делал этот дубль, пока я не получу то, что мне нужно!»
Джо Голденберг огорчился, узнав о том, что пленка испорчена. Не пришел в ярость, а просто огорчился. Он ничего не сказал, ничего не сделал, а сосредоточился на «Митчелле», объективах, фильтрах, проблемах освещения, поисках на небе нужных облаков и следов от самолетов. Когда Престон Карр появился на съемочной площадке, Джо Голденберг уже был готов к дублю.
Утренний дубль был спокойным. Текс сделал мустангу инъекцию; выполняя указание Карра, он дал коню большую дозу транквилизатора. Животное вело себя хорошо: сопротивлялось, боролось, но в конце концов подчинилось человеку и позволило завести себя по пандусу в грузовик. Задний борт грузовика с грохотом закрылся.
Джок крикнул:
– Стоп!
Дейзи накинула на плечи Карра его кашемировую куртку и вместе с Акселем отвела его в палатку. Сильные руки Акселя массировали спину, плечи, ноги актера. Карр дышал с трудом, но не испытывал боли.
Именно это произвело впечатление на Джока, когда он подошел к актеру. Сейчас Карр находился в гораздо лучшем состоянии, нежели после первого дубля, когда мустанг оступился. Не означает ли это, что сцена дается Карру все легче и легче, а его сноровка и сила возрастают с каждым дублем? Вряд ли. У него всегда были ловкие, сильные руки лошадника. Похоже, дело в проклятом успокоительном.
Эти мысли и подозрения мучали Джока, пока он беседовал с Карром.
– Как вы себя чувствуете, Прес?
– Как все выглядело?
– Хорошо!
Джок выдержал паузу. Режиссер не должен говорить знаменитому актеру, что он сыграл плохо или что его задача оказалась слишком легкой. Но также нельзя допускать, чтобы звезду охватило излишнее самодовольство.
– Так хорошо, что я почувствовал: вы готовитесь к потрясающему дублю. К такому, какой нам нужен. Вы тоже это ощущаете?
– Мне этот дубль показался очень хорошим, – сказал Карр.
– Верно! Но между очень хорошим и потрясающим дублями есть большая разница. Мне бы не хотелось закончить все в пятницу, а через две недели услышать от вас: «Боже, как бы я хотел переснять эту сцену». Я предпочитаю подождать здесь, чего бы это ни стоило, пока вы не скажете: «Вот наш единственный дубль». Отдохните, мы предпримем еще одну попытку днем.
Повернувшись, Джок едва не столкнулся с Джо Голденбергом. Что из сказанного им услышал оператор? Финли спросил его:
– Ну как, Джо?
Оператор сунул свою трубку в красивый кожаный кисет, подаренный ему Вивьен Ли после картины – знаменитой актрисе показалось, что Джо представил ее в наиболее выигрышном виде.
– Я считаю, дубль очень хороший, – ответил оператор.
В киномире значение слов сильно зависит от того, кто, как и при каких обстоятельствах их произносит. Смысл простого утверждения Джо зависел от интонации, от акцента. Ударение на слове «хороший» придавало бы фразе ободряющее значение. Она прозвучала бы искренне, непосредственно, прямодушно.
Ударение на слове «очень» сообщило бы предложению агрессивное, воинственное звучание с оттенком сомнения.
Если бы Джо не выделил голосом ни одно слово, если бы он отделил их друг от друга едва заметными паузами, он выразил бы этим сомнение в истинности своего утверждения.
Но самым неприятным, тревожащим вариантом было произнесение этой фразы с акцентом на словах «я считаю». Это бы значило следующее: «Мне нет дела до других мнений. Я считаю, дубль очень хороший. Хотя, возможно, я окажусь единственным человеком на свете, который так думает!»
Джо Голденберг сделал ударение именно на словах «я считаю», потому что он, испытывая недоверие и антипатию к Джоку Финли, понимал, что режиссеру дубль не понравился.
Вечером, когда Джо останется после обеда один, он будет сидеть у себя в трейлере, скучать по своей жене и большому комфортабельному дому в Беверли-Хиллз, спрашивать себя, что он здесь делает. И затем признается себе, что дубль на самом деле не был очень хорошим. Скорее он получился заурядным, возможно, даже приемлемым. Джок Финли хоть и честолюбивый негодяй, но он правильно оценил утренний дубль.
Но это произойдет позже, когда Джо успокоится и останется один. Сейчас ему хотелось защищать свое мнение, дубль и Престона Карра. Но в этом не было нужды. Джока устроил ответ Джо. Он знал, что слова оператора не убедили Престона Карра, потому что они были произнесены ради того, чтобы успокоить актера.
Подкрепляясь сыром и фруктами, потягивая чай с виски, Престон Карр снова и снова говорил себе: «Я считаю, что дубль очень хороший. Я считаю, что дубль очень хороший». При этом он улыбался Дейзи, когда она поглядывала на него. Так же, как и Джо, Карр мысленно делал ударение на первых двух словах. Чем дольше он мысленно произносил эту фразу, тем более слабой становилась его уверенность в том, что дубль действительно очень хорош. Джо Голденберг проявил доброту.
Что касается Джока, то режиссер просто ждал. Он знал правду. Если бы Джо целую неделю репетировал свою фразу, он бы не смог произнести ее лучше. Джок не удивился, когда после ленча Престон Карр попросил его зайти к нему в палатку. Король лежал на массажном столе. Аксель неторопливо, основательно разминал мышцы Карра.
– Как вы себя чувствуете, Прес?
– Хорошо. Садись.
Джок сел так, что его лицо оказалось на одном уровне с лицом Карра. Сейчас актер мог говорить тихо, задумчиво; его отвлекали лишь руки Акселя, прикасавшиеся к спине, плечам, животу актера.
– Кажется, я знаю, в чем проблема, – начал Карр. – Я почти ощущал это, но не был уверен, пока не услышал, что сказал Джо. Технически, с его позиции, все в порядке. Но я думаю, что мы сделали животное слишком покладистым.
– Оно получило именно ту дозу, которую вы назвали, Прес.
– Знаю. Я ошибся. Вероятно, ее следует уменьшить в два раза.
– Вы – босс. Последнее слово за вами, – быстро ответил Джок.
Он надеялся, что произнес эти фразы не слишком поспешно. – Давайте повторим все днем с уменьшенной вдвое дозой, – сказал Карр.
В этот момент Аксель надавил на актера особенно сильно; Прес повернул голову и посмотрел на него.
– Пожалуйста, полегче, Акс, ладно?
– Значит, уменьшим дозу в два раза, – произнес Джок, пока Прес не передумал. – Я скажу Тексу.
Животное готовили к дневному дублю. Текс без труда набросил лассо на его шею. Мустанг встал на дыбы, заржал сердито и испуганно; он широко распахнул свою пасть с мощными челюстями, которыми мог без труда раздробить руку, плечо или череп человека. Но веревка, натянутая Тексом, заставила разъяренное животное опуститься.
К тому моменту, когда все было готово к съемке, успокоительное уже подействовало на мустанга. Подвести животное к столбу оказалось легче, чем несколько минут тому назад. Все заняли свои места; по сигналу Джо режиссер крикнул:
– Мотор!
Престон Карр набрал в легкие воздуха, медленно выдохнул его и начал играть сцену. Он взял веревку, закрепленную на столбе, щелкнул ею по пыльной земле. Мустанг встал на дыбы, повернулся, замотал головой, пытаясь освободиться. Сражение началось.
Джок наблюдал за происходящим из-за плеча Джо почти не дыша. Эта сцена выглядела гораздо лучше. Она не была идеальной, но больше походила на первую, когда мустанг оступился. Если только Карр доведет ее до конца на таком уровне!
Престон был великолепен! Крупный, сильный, ловкий, он манипулировал веревкой, как опытный молодой ковбой, легко передвигался, хорошо сохранял равновесие, прилагал усилия в нужное время и в нужном направлении, постоянно контролировал ситуацию. Однако его лицо выдавало большое напряжение. Любой наблюдатель мог понять, как много сил расходует этот человек, находящийся в превосходной форме. Все это помогало раскрытию образа.
Джок до боли сжал пальцами свое бедро. Он вместе с Карром проживал эту сцену: также покрывался потом, испытывал боль в груди.
Этот дубль был близок к идеальному. Во всяком случае, он мог бы показаться идеальным почти всем.
Карр укоротил веревку до пяти футов; он держал ее смотанную часть в левой руке, а свободную короткую – в могучей правой. Он находился сбоку от мустанга, разъяренные, испуганные глаза которого выражали ненависть к поработителю. Сейчас Карр оказался на расстоянии трех футов от мощных челюстей коня. Внезапно мустанг резко повернул голову к своему врагу, желая прекратить свои мучения с помощью больших белых зубов.
Карр тотчас отреагировал на стремительное движение. Он сделал это даже слишком быстро. Ускользнул от острых зубов. Однако резкое перемещение вызвало в правой голени актера сильный мышечный спазм. Ногу Карра пронзила боль. Престон словно потерял одну ногу; он пытался удержать веревку, не имея точки опоры.
Конюхи бросились ему на помощь, не дожидаясь команды Джока. Текс и двое других мужчин выскочили на поле брани. Два аркана, к несчастью, переплелись в воздухе. Карр потерял равновесие. Не выпуская веревки, он рухнул на землю. Животное снова дернулось, высоко взметнув голову. Оно словно почувствовало вкус победы над врагом.
Карр не отпустил веревку, но животное перекусило ее. Ржание дикого свободного животного взбудоражило мустангов, находившихся в загоне. Воздух наполнился грозными звуками. Обретя свободу, мустанг встал на дыбы, чтобы растоптать врага копытами, заточенными о каменистую почву.
Актеру удалось лишь перекатиться с левого бока на правый. Внезапно прогремел выстрел. Конь отклонился в сторону; его передние копыта опустились на землю, не задев Карра. Животное так испугалось, что помчалось по пустыне, подальше от поля брани, машин, оборудования, людей.
Похоже, оно было ранено, однако не смертельно. Возможно, в круп. Все столпились вокруг Карра; актер, тяжело дыша, сжимал руками правую голень, которую пронзила невыносимая боль. Ближе всего к Карру оказались Джок, Аксель и доктор. Финли жестом отдал распоряжение Лестеру, чтобы тот отодвинул всех присутствующих подальше от актера. Возле Карра остались лишь трое мужчин и Дейзи.
Громкое, пронзительное ржание напуганных, обезумевших мустангов не затихало. Конюхи стояли у ограждения загона с арканами в руках, собираясь утихомирить животных.
Повысив голос, чтобы его не заглушало ржание лошадей, доктор говорил Карру:
– Прес! Прес! Уберите руки! Уберите руки! Вы меня слышите?
Совместными усилиями Акселю и Джоку удалось разжать пальцы Карра, стискивавшие голень. Доктор попросил мужчин подержать Карра и попытался выпрямить ногу актера. Карр ахнул от боли. Сейчас его дыхание было поверхностным; казалось, боль и слабость мешают ему дышать более глубоко.
Доктор открыл свой чемодан, наполнил шприц лекарством, снимающим мышечный спазм, с большим трудом ввел иглу в отвердевшую голень. Через несколько минут Карр задышал более легко. Боль стала слабеть. Доктор осторожно выпрямил ногу, преодолевая сопротивление измученной мышцы.
Карр лежал на спине; по его лицу струился пот; волосы актера были влажными, блестящими. Он смотрел на голубое небо, чтобы избежать взгляда Дейзи. Прес знал, что девушка плачет, и понимал, что, увидев это, он испытает сильное потрясение, и его больное сердце может не выдержать. Страх Карра перед смертью был велик.
Каждый человек понимает, что жизнь не бесконечна, и он спрашивает себя: когда пробьет его последний час? Как это произойдет? Кто будет находиться рядом? Когда он в последний раз испытает то, что ценит особенно высоко? С кем и где он будет в последний раз заниматься любовью? Когда создаст свое последнее творение? Совершит последнее путешествие. Выкурит последнюю сигарету. Сделает последний вдох.
Когда это произойдет? Где? И осознает ли он это? Шестидесятидвухлетний Престон Карр думал об этом. Много раз. Особенно на протяжении последних восьми лет, после первого сердечного приступа. Эти мысли сдерживали его страсть. Они посещали Карра, когда он читал сценарии. Не покидали его, когда он начинал сниматься в каждой из трех последних картин.
Сейчас, лежа в пустыне, чувствуя, как лекарство постепенно снимает боль, он спрашивал себя: «Господи, неужели это произойдет здесь? Неужели это последний дубль в моей жизни? Все закончится именно так? Для Короля? Сейчас, когда я лежу в пыли?»
Джок молчал. Финли ощущал свою беспомощность, одиночество. Он невольно обнял Дейзи, желая успокоить ее. Аксель начал осторожно сгибать и разгибать ногу Карра, становившуюся более податливой. Доктор, убедившись в том, что самые сильные мучения пациента уже позади, повернулся, чтобы попросить своего помощника принести носилки.
Что теперь будет? – спрашивал себя Джок. Хватит ли материала для монтажа последней сцены? Карр сыграет свои реакции. Мимика его напряженного, загримированного лица будет отражать мгновения борьбы. Джок мог также использовать первый дубль или часть последнего дубля, вмонтировать реакции, взять конец того дубля, в котором Карру удалось завести мустанга в кузов.
Ему следует срочно связаться с Мэри. Он уже жалел о том, что уничтожил те два дубля; один из них был если не идеальным, то вполне приемлемым. Во всяком случае, казался приемлемым.
Джок невольно обманывал самого себя. Это часто происходит с кинематографистом, когда он попадает в сложное положение. Дубль, отвергнутый два дня назад, при появлении новых проблем начинает казаться вполне подходящим. Не просто подходящим, а хорошим! Даже отличным!
Режиссеру порой приходится мириться с неудачами, убеждать себя, что они являются победами. Однако его могут всю жизнь преследовать сцены, которые можно было снять лучше – с большей изобретательностью и блеском. При удаче и вдохновении.
Сейчас дело было не в отсутствии вдохновения. Скорее недоставало удачи. Удача в облике шестидесятидвухлетнего мужчины, пытавшегося помолодеть на двадцать лет. И дикого животного – раненого, но свободного. По странной иронии в петле лассо оказалась шея самого Джока Финли. Он дергался, пытаясь освободиться от мысли о том, что его спасение зависит от Престона Карра, его здоровья, стареющих мышц, уставшей, взбунтовавшейся ноги.
Он недооценивал значение этих факторов. Полностью осознал его, лишь когда стал укладывать Карра на носилки. Но рук было достаточно, в помощи Джока не нуждались. Он увидел, что Мэннинг незаметно, профессионально, ненавязчиво фотографирует происходящее. Джок не мог понять, что видит в случившемся этот гомик – только интересный объект для съемки или нечто другое. Добрые, внимательные глаза Мэннинга, в последние дни прикованные к Джоку, видели сейчас только то, что позже предстанет на снимках. С фотокамерой, прижатой к лицу, Мэннинг был бесстрастен, как хирург.
Престон Карр вернулся в свой трейлер. Спазм прошел. Лекарство для его снятия теперь действовало на все тело. Доктор убедился в том, что Аксель накладывает компресс правильно, и ушел. Дейзи, конечно, осталась возле Карра.
Ассистент режиссера, которому Джок поручил незаметно наблюдать за трейлером Карра, тотчас сообщил своему шефу об уходе врача. Джок догнал доктора и зашагал рядом с ним по лагерю.
– Вам что-нибудь нужно из Лос-Анджелеса?
– Нет, – ответил доктор.
– С ним все в порядке, да? Мышечный спазм пройдет бесследно?
– Все будет нормально. Через несколько дней он вернется на съемочную площадку, – сказал доктор.
Джок собрался облегченно кивнуть, но доктор добавил:
– Я бы не хотел, чтобы он работал. Но он может продолжить. Вас ведь волнует только это.
– Одну минуту, док…
– Доктор, если не возражаете. Вас действительно волнует только это. Не пытайтесь спорить со мной. Если вы собираетесь снимать его, выслушайте мои советы. Ограничьтесь одним, а не двумя дублями в день. И постарайтесь все закончить как можно быстрей. Есть признаки усталости сердечной мышцы. Мне это не нравится. Если можно остановиться сейчас… переделать сценарий… закончить фильм сценой с другим персонажем…
– Другого варианта нет. А если бы и был, то Прес все равно бы не согласился. Я постараюсь беречь его.
Доктор печально кивнул и зашагал дальше. Узнав то, что он хотел узнать, Джок не счел нужным сопровождать врача дальше.
Он заметил, что рядом с ним находится Мэннинг.
– Ну? – спросил фотограф.
– С Карром все будет о'кей.
– А с картиной?
– Мы продолжим съемки. Но осторожно.
– Хорошо.
Мэннинг выдал голосом свои интересы собственника. Таким тоном мог говорить глава студии. Или президент кинокомпании.
– Недавно я кое-что обнаружил, – сказал фотограф. – Теперь я знаю, что делает его Королем. Карр обладает двумя ценными качествами. Он силен, мужествен, красив. И умеет переносить страдания. Пробуждает сочувствие. В страдании он наиболее привлекателен. Думаю, поэтому его любят женщины. Он позволяет им по-матерински опекать его и при этом вызывает у них плотское желание. Я сделал потрясающие снимки, когда он страдал от боли. Особенно когда пытался скрыть это. У него лицо древнегреческого стоика. Именно в эти минуты я видел в нем Короля.
Режиссеру показалось, что Мэннинг хотел что-то еще сказать ему. Но, подумав, очевидно, решил, что его сообщение достаточно ясно, и даже не попытался выразить его более понятно. Мэннинг, не рассчитывая услышать ответ, удалился. Джок проводил взглядом светловолосого гомика.
Финли направился к своему трейлеру. По дороге он встретил Джо; оператор возвращался от Карра.
– Как он сейчас? – спросил Джок.
– Он спит; похоже, с ним все в порядке.
Джо выжидательно замолчал.
– Я бы хотел, чтобы мы остановились на том, что у нас есть, – сказал Джок и зашагал к своему трейлеру.
Меньше чем через час Джок позвонил Мэри на студию. Услышав ее голос, он удалил всех из связного трейлера.
– Мэри, дорогая, я хочу, чтобы ты ответила на один вопрос. Но только после того, как ты хорошо подумаешь. Если мы больше не снимем ни единого фута – я имею в виду, с Престоном Карром, – нам удастся смонтировать фильм?
– Господи, что с Карром?
– Ничего! Ничего! Прокрути в своей голове весь имеющийся в наличии материал и ответь мне.
Мэри замолчала секунд на двадцать. Этот интервал показался Джоку бесконечным, поскольку ставкой были восемь миллионов долларов и его репутация. Все это висело на волоске. Джок закусил губу, его глаза были полны тревоги, страха, отчаяния.
– Джок… если надо просто закончить картину… тогда да. Но если нам нужен потрясающий финал большой картины – тогда, думаю, нет. Если только…
– Не надо никаких «если» и постскриптумов! Меня интересует твоя первая непосредственная реакция! Объяснения только запутывают ситуацию. У нас нет того, что нам нужно. Верно?
– Верно, – неохотно согласилась она. – Послушай, Джок…
– Я не желаю слушать. Я хочу лишь знать, как обстоят дела. И ты мне ответила.
– Я буду чувствовать себя виновной в…
– Виновной? В чем? – сказал Джок. – В чем тебя могут обвинить?
– Извини, Джок.
Финли обладал редкой способностью заставлять всех брать на себя его вину.
– Увидимся, когда мы вернемся. Дней через шесть, семь. Может быть, позже. Все зависит от обстоятельств, – произнес он и положил трубку.
Доктор сказал, что Карр встанет через два дня, то есть в пятницу. Поэтому четырехдневный перерыв, включая субботу и воскресенье, не должен был серьезно сказаться на бюджете. Через четыре дня Карр сможет двигаться относительно свободно, хотя незначительная постоянная боль останется. Ее будет замечать только он один.
Поскольку работу прервали, большая часть съемочной группы получила возможность уехать на уик-энд. Престон, Дейзи, доктор и Аксель улетели на ранчо актера, чтобы отдохнуть и расслабиться. Карр также позвал к себе Мэннинга, и фотограф принял приглашение. Джок вежливо отклонил аналогичное приглашение, подозревая, что оно было всего лишь проявлением любезности, красивым жестом.
Пилот вертолета и конюхи работали в субботу и воскресенье. Они нашли и поймали девять мустангов, отвечавших требованиям Джока.
В субботу вечером Джока охватило беспокойство. Ему не хватало женщины. Впервые за три недели он почувствовал, что ему нужна женщина. Не обязательно Дейзи.
В подобных ситуациях, когда напряженная работа внезапно прерывалась из-за непогоды, несчастного случая или необходимости переделать сценарий, Джок испытывал потребность в сексе. В близости с любой доступной хорошенькой девушкой, способной снять его напряжение и враждебность.
Он мог полететь в Лос-Анджелес. Там была Луиза. Она тоже скучала по нему. Он был уверен в этом. Если бы она не любила его, то не ушла бы так, как она это сделала. С Луизой он мог разговаривать. Она понимала его стремления и разочарования. Слушала не перебивая. Занималась любовью не просто охотно, но и с жадностью.
Он решил позвонить ей. Она, к счастью, оказалась дома. Но ее первые слова огорчили Джока.
– Что случилось? Идет дождь?
– Почему бы тебе не прилететь и не выяснить это на месте? – сказал он.
Но ее ждало свидание. На весь уик-энд? На весь уик-энд. И сейчас она не пожелала отменять его.
Сначала Джок решил, что этот тип находится рядом с Луизой и она не может говорить свободно. Но потом он узнал, что Луиза еще только ждет поклонника. Девушка одевалась и поэтому не могла долго говорить. Ей было известно, что работа над картиной продвигается успешно, хотя и с небольшим отставанием от графика. В Голливуде все знали все о любом фильме. Иногда даже больше, чем режиссер.
Положив трубку, Джок осознал, что его отвергли. И сделала это Луиза. Лулу. Прежде она никогда так не поступала с ним. Похоже, у нее серьезный роман с этим типом. Ладно, черт с ней! Он разберется с Лулу, вернувшись в Лос-Анджелес. Проведет с Луизой долгий, долгий уик-энд, трахнет ее двадцать раз и затем отпустит к этому типу, кем бы он ни был!
Но сейчас еще только суббота. Сумерки сгущались. И делать было нечего. Его помощница Коринна не обладала привлекательностью Луизы, но и дурнушкой ее нельзя было назвать. Ее ноги были слишком полными, но она обладала неплохим телом с классической грудью.
Однако он узнал, что Коринна также воспользовалась уик-эндом и уехала.
Джок шел по безлюдному лагерю, испытывая неприятное одиночество. Хорошо побыть одному, когда тебя все осаждают и надо бороться за свое уединение. Джок чувствовал себя великолепно, когда оставался один после уик-энда, проведенного с какой-нибудь молодой актрисой в Пальм-Спрингс. Но то одиночество, которое испытывает человек, не знающий, как ему избавиться от чувства неудовлетворенности, раздражало Джока, не нравилось ему.
Финли мог поехать в Лос-Анджелес. Но он знал, что это не выход. Нет ничего хуже, чем одиночество в Лос-Анджелесе.
Джок ненавидел этот город, обвинял его во всех своих разочарованиях и поражениях Западное побережье. Этот синдром знаком всем коренным ньюйоркцам. Он поражает их, когда возникают проблемы. Им кажется, что дело не в них. Во всем виновны Побережье и Лос-Анджелес.
Выпив второй бокал в своем красивом, великолепно оборудованном трейлере, Джок Финли признался себе, почему он боится поехать в Лос-Анджелес. Все знали. О нем и Дейзи Доннелл. О Дейзи и Карре. Он не поедет в Лос-Анджелес.
Наливая себе третью порцию спиртного, он вдруг замер. Ему есть куда поехать. Возможно, эта мысль должна была прийти к нему раньше. Дейв Грэхэм. Он по-прежнему лежал в больнице в Лас-Вегасе. Его состояние уже не было критическим, но ему еще предстояло длительное лечение. Конечно, Джок мог съездить в Лас-Вегас, навестить утром Дейва, ободрить бедолагу, потом вернуться назад и основательно выспаться перед понедельником.
Чем дольше он думал об этом, тем сильнее сочувствовал Дейву. Студийные негодяи, поначалу обрушившие на оператора жалость и деньги, впоследствии преднамеренно забыли о Дейве. Студии не любят, когда с картиной связано несчастье. Особенно с большой картиной. Причина заключалась не в суеверии, а в чисто деловых соображениях. Это вредило имиджу, порождало ненужные вопросы во время интервью, связанных с рекламной кампанией. Иногда несчастье становилось событием более значительным и заметным, чем выход самой картины. Поэтому, платя по счетам, студии стараются очистить память.
Приняв решение поехать в Лас-Вегас, Джок Финли испытывал уже возмущение тем, что Дейв Грэхэм забыт студией. Ведь кто-то должен вспомнить об этом мужественном человеке!
До Лас-Вегаса можно было долететь на вертолете, потратив на дорогу меньше часа. Джок доехал бы туда на «феррари» часа за два. Ночь, пустыня, открытый автомобиль, дорога, залитая лунным светом, – все это делало поездку желанной.
