Текст книги "Голливудский мустанг"

Автор книги: Генри Денкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Шестая глава

Следующие два дня для Дейзи прошли отлично. Она вовремя приходила на съемки. Помнила свои слова. Не безупречно, но гораздо лучше, чем прежде. Работа шла практически по графику.

В течение этого времени не было нервных звонков со студии и из Нью-Йорка. Даже голос Марти звучал бодро, оптимистично, когда он вечером справлялся о том, как прошел день.

Но на третий день несколько слов из диалога обернулись проблемой для Дейзи. Она не могла произнести их с легкостью, потому что не понимала их смысла и значения для сцены. Джоку приходилось снова и снова помогать девушке вживаться в образ ее героини; Прес Карр и операторская группа терпеливо ждали; нужное освещение пропадало.

На следующее утро студия снова заговорила по радиотелефону о «девушке». Потом Нью-Йорк. И Марти. Джок едва убедил Марти не прилетать на натуру – агент хотел лично посмотреть, не может ли он помочь в отношении «девушки».

Девушка… девушка… девушка. Мысли о ней мучали Джока Финли, не давали ему спать по ночам. Даже Прес Карр не спал и тревожился. Сама «девушка» засыпала в половине четвертого или в четыре утра, приняв пять-шесть таблеток. Но таблетки вызывали еще большую неуверенность, подавленность.

Съемка превращалась в пытку. Каждый следующий кадр оказывался хуже предыдущего. Дубли не допускали монтажа, потому что всякий раз подход Дейзи к сцене был другим.

Джок продолжал произносить слова «отлично», «потрясающе», «реалистично» и «правдиво». Но Дейзи знала правду. Поэтому чем больший энтузиазм он демонстрировал, чем большую уверенность в успехе выражал, тем сильнее сомневалась в своих способностях актриса.

Это также влияло на ее отношение к Джоку. Прежде она заряжалась от него в постели мужеством, покоем, даже удовлетворенностью – не только сексуальной. Она ощущала, что он принимает ее такой, какая она есть. В начале знакомства Джок олицетворял Восток, театр, новый подход к кинопроизводству; он был для нее необыкновенной личностью. Дейзи согласилась сниматься только из-за доверия к нему и покорно принимала его трактовку сцен, его суждения, потому что верила в то, что Джок поможет ей преодолеть трудности на съемочной площадке. Она занималась с ним сексом потому, что хотела дать ему то, в чем, по ее мнению, он нуждался.

Во всех ее романах отсутствовали подлинно человеческие отношения. Большинство мужчин мечтало лишь обладать ею, и она отдавала себя им, как кинозвезды оставляют на память после съемок сигаретницы или зажигалки с монограммами своим поклонникам.

В действительности самое сильное ощущение неполноценности она испытывала в постели. Каждому мужчине она приносила меньшее удовлетворение, чем то, на которое он рассчитывал. Но может ли женщина соответствовать образу, который придумали для нее? Она была самой желанной; ее добивались с наибольшим рвением; ее считали обладательницей самой роскошной фигуры, самой лучшей груди и зада. И, конечно, мужчины ждали от нее незаурядного сексуального аппетита. Но те, кто попадал в ее постель, и те, в чьи постели попадала она, всегда испытывали разочарование. Желанная, доступная, готовая отдать себя, быть использованной, вызывать восхищение, любовь, она всегда являлась объектом, но не участником происходящего.

Какое-то время она пыталась быть другой. Агрессором в постели. Но почему-то мужчинам это нравилось еще меньше. Ее активность пугала их. Возможно, они чувствовали, что Дейзи не получает от этого удовольствия. Возможно, они догадывались, что после каждого свидания она многократно полоскала рот тремя различными эликсирами, пытаясь смыть воспоминания о встрече из своей души и рта.

Эта фаза ее сексуальной жизни продлилась недолго, несмотря на то, что венский психоаналитик, на самом деле не имевший диплома врача, весьма досконально разобрал с Дейзи ситуацию и пытался внушить ей, что в этой сфере у нее все обстоит нормально.

Но на сеансах психоанализа присутствовала только часть Дейзи. Другая ее часть – тайная, нераскрытая – диктовала свои правила, действовала с коварством и животной мудростью, более близкой к реальности, чем любая другая часть ее сознания.

Сейчас она говорила Дейзи, что Джок Финли слишком беспокоится из-за нее и поэтому не может испытывать влечения к ней. Что Дейзи стала для него, как прежде для всех ее мужчин, включая трех мужей, опасностью, губящей их как профессионалов. Она губила Джока Финли, его картину и его карьеру. Он наконец осознал это, говорила она себе.

Есть люди, которые постоянно ощущают свою фатальную обреченность, винят себя во всех неудачах, несчастных случаях, смертях, считают, что на них лежит проклятие и все, кого они касаются, неизбежно должны погибнуть. Лекарства от этой болезни нет. И оно никогда не появится.

Дейзи Доннелл была таким человеком.

Однако она продолжала искать мужчину. Легенда о сексуальной привлекательности Дейзи всегда позволяла представить дело так, что это мужчины добивались ее внимания. Но она искала человека, который будет любить ее. Которого сможет любить она. Которому принесет удачу, богатство, успех.

Такого мужчины не было. И не могло быть, потому что мужчиной, которого Дейзи желала и в котором нуждалась, был ее отец.

В раннем детстве Дейзи внушили, что именно она отпугнула отца. Ее мать, несчастная, потерявшая рассудок женщина, часто повторяла: «Он любил меня до появления детей. Потом что-то произошло. Не знаю, что именно. Возможно, они слишком много плакали, или дело было в чем-то другом. Но после родов он разлюбил меня. Мне следовало бы не иметь детей».

Она говорила о «детях», хотя у нее был только один ребенок – Дейзи. Девочка верила потерявшей рассудок женщине, обвиняя себя в том, что стала причиной распада семьи, исчезновения отца, превращения матери в седую безумную старуху, целыми днями рассматривающую стены «психушки», в которую она в конце концов попала.

Дейзи изначально несла в себе разрушение, гибель матери, ее брака. Она всегда обладала способностью губить других. Раньше или позже люди испытывали это на себе. Так было с ее тремя мужьями и многочисленными любовниками.

Дейзи винила себя во всех неудачах. Она лежала по ночам в своем трейлере без сна, несмотря на таблетки; девушка была убеждена, что Джок Финли наконец понял ее сущность. Она снова приносит несчастье человеку, который занимался с ней любовью. И Дейзи решила не пускать Джока в свою постель.

Если страх Дейзи порождался болезненным воображением, то тревога Джока имела под собой реальную почву. Он, словно преданный всеми генерал, выдерживал атаки со всех сторон. Ни один режиссер не может обманывать съемочную группу или авторов бесконечно. А еще не прекращались постоянные звонки со студии, из Нью-Йорка, от Марти.

Джок как-то услышал фразу, произнесенную рабочим: «Этот несчастный Финли, направляясь со съемочной площадки в радиорубку, разыгрывает спектакль похлеще Гэри Купера, шагающего по улице в фильме «Полнолуние».

Джок мог поговорить здесь только с одним человеком. С Престоном Карром. И тут он столкнулся с неожиданной для него злостью.

– Малыш, что, по-твоему, испытываю я? Дубль следует за дублем. Каждый раз я отдаю себя целиком, потому что не знаю, когда она сыграет прилично.

Да, она действительно великолепна, когда у нее получается. Тогда я отдаю ей должное. Но только ее заслуги тут нет. Это происходит само собой. Может быть, так сегодня играют в Нью-Йорке. Но в мое время актеры делали все обдуманно, сознательно. Они играли для зрителей. Не для себя самих. Актерская игра не была выплескиванием наружу душевной болезни.

Если я такой старый и консервативный, что не в состоянии понять модных критиков, то пошли они к черту! Могу ли я хорошо относиться к ней? Я повторяю одну и ту же сцену снова и снова, пока слова не начинают терять всякое значение. Я превращаюсь в опустошенного, выжатого человека. Снова надеюсь, что на этот раз она справится.

Пойми меня. Я буду делать это. Буду продолжать. Но это нелегко. И ты не помогаешь мне, приходя сюда и жалуясь на нее.

Джок не попытался ответить или возразить Карру. Как и ожидал Финли, этот подход оказался самым эффективным. Через несколько мгновений Карр тихо спросил:

– Что она говорит?

– Почти ничего.

– Даже когда вы остаетесь одни?

– Я не слишком много времени провожу наедине с ней.

– Да?

– Дейзи перестало это нравиться, – искренне сказал Джок.

– И давно это началось? – спросил Карр с настороженностью врача, заметившего важный симптом.

– С того вечера, когда вы ужинали с ней.

– О, – произнес Карр.

Отхлебнув виски со льдом, он сказал:

– Дейзи похожа на игрока, попавшего в полосу невезения. Она не может отойти от стола без выигрыша. И не может выиграть сама. Ей нужна счастливая рука. Чтобы обрести мужество. Подбери для нее такую сцену, которая заставит ее поверить в себя.

– Она не провалит сцену у озера, – сказал Джок.

– Тогда отснимем ее завтра!

На следующее утро, выйдя из своего трейлера, Дейзи узнала об изменении графика съемок. Сцена на берегу озера, которую собирались снимать через четыре дня, была перенесена на сегодня. Съемочная группа отправилась туда на рассвете. Актрису ждал джип. Престон Карр и Джок Финли уже уехали. Лишь парикмахер и гример Дейзи остались с девушкой, чтобы сопровождать ее.

Приближаясь к месту съемки, парикмахер и гример думали об одном: Господи, что делать с ее глазами? Они явственно выдавали тот факт, что Дейзи за всю ночь спала не больше двух часов.

Когда они прибыли на берег, к голубой воде, окруженной скалами и холмами из красной пустынной земли, все уже интенсивно работали. Там находились трейлеры, грузовики с генераторами, осветительные приборы, кресла, кабели, передвижная столовая, камеры, рельсы, операторские краны.

У кромки воды Джок, Джо Голденберг и Престон Карр обсуждали первый кадр с участием Карра. Пленка с панорамным видом натуры уже лежала в коробке. Джо запечатлел рассвет в пустыне, чтобы задать настроение. Он снял озеро, горы, их отражение в голубой воде, гладь которой еще не была нарушена рябью от лодок.

Для более интимных кадров Джок выбрал место, свободное от шумных, вездесущих катеров. Диалог предстояло записать в студии – там им не будет мешать шум пролетающих самолетов.

Когда ассистент сообщил Джоку, что Дейзи только что приехала, трое мужчин пошли поздороваться с ней. Они обменялись обычными в кинопроизводстве утренними поцелуями. Но сейчас, в этой сложной ситуации, поцелуи были напряженными, ненатуральными.

Сначала Дейзи поцеловал Джок, затем – Престон и, наконец, Джо. Каждый преследовал свою цель. Джок хотел оценить ее общее состояние. Не вызвала ли перемена в съемочном графике еще большего напряжения? Он почувствовал это, едва прикоснулся к Дейзи. Карр тоже хотел понять ее настроение. А Джо – увидеть, можно ли снимать Дейзи крупным планом, решить, какие линзы и фильтры понадобятся. Ответ был следующим – не сегодня. Однако он знал, что завтра она вряд ли будет выглядеть лучше. Может быть, даже хуже.

Джок сделал вид, что он должен отвести Джо в сторону, чтобы посовещаться с ним о съемке гор. На самом деле эти кадры уже были отсняты весьма удачно. Когда мужчины оказались у кромки воды, Джок указал рукой на далекие горы и их отражение в озере и спросил:

– Что вы думаете?

– Если завтра на студии увидят ее глаза, картину закроют.

– Телеобъектив может смягчить ее морщинки, – предложил Джок.

– Этого будет недостаточно, – возразил Джо.

– Что мы имеем?

– У нас есть вода, горы, лицо Престона Карра и тело девушки. Я не осмелюсь снимать ее крупным планом.

– Даже с рассеивающими линзами?

– Я уже начал снова пользоваться кисеей, и это не помогает!

– Как насчет задней подсветки?

– Я подсвечиваю сзади ее волосы так сильно, что скоро нельзя будет понять, кто это – мужчина или женщина! – Джо раздражали не вопросы Джока, а сознание ограниченности своих профессиональных возможностей. Ему нравилась девушка, он жалел ее и хотел помочь ей.

Задумавшись на мгновение, Джок сказал:

– Сделайте мне одно одолжение, Джо…

– Послушайте, я – оператор, а не волшебник, – печально произнес Джо.

– Мне требуется время. Дайте мне час или два. Поснимайте что-нибудь. Только дайте мне время. Потом делайте то, о чем я попрошу вас, без споров и обсуждений, словно мы договорились об этом две недели тому назад. Пожалуйста.

Джо Голденберг кивнул, затем он тотчас начал отдавать распоряжения своему ассистенту. Внезапно горы изменились, освещение стало более благоприятным.

Джок вернулся в свой трейлер и принялся яростно листать сценарий. Искать сцены, предшествующие эпизоду на озере и следующие за ним. Все они включали в себя крупные планы Дейзи. Конечно, можно снять эти сцены или вернуться к ним позже, когда Дейзи будет выглядеть лучше. Но это было опасным решением. Дейзи с трудом находила нужную игру и не сохраняла ее. Крупные планы окажутся в вакууме; Джок ненавидел такую искусственную технику съемки. Она будет применена в самом крайнем случае. Он найдет другой способ!

Наступил момент, сказал себе Джок Финли, когда необходимо проявить необычайную изобретательность, спасти фильм, спасти девушку. В любом творческом деле приходит час, когда слишком поздно отступать, а идти вперед – чистое безумие. Джок сталкивался с этим в театре, когда дата премьеры давит на тебя и нет времени сделать все необходимое. Такое случается и в кино, когда затрачено слишком много денег, чтобы отказаться от проекта, однако перспектива внушает страх. Сейчас Джок попал в такую ситуацию.

О чем он думал, утверждая, что ее имя гарантирует фильму успех? Эта девушка не могла гарантировать себе даже ночной сон! Ему, Джоку, следует проверить голову Марти! Это он совершил ошибку. Хитрый негодяй! Он боролся за сотню тысяч комиссионных в дополнение к его процентам исполнительного продюсера. Будет справедливым, если Марти, пытавшийся ухватить слишком большой кусок, благодаря собственной алчности превратит свою долю прибыли в ничто!

Предаваясь тихой ярости, Джок понимал, что дело не в Марти и не в руководстве студии. Именно он, Джок Финли, выбрал эту девушку. Причины были вескими. Она всегда находилась в центре внимания прессы. Ее местонахождения, мужья, любовники представляли большой интерес для доброй половины мира.

Если частица этого паблисити достанется Джоку Финли, то это благотворно скажется на его карьере. Если к тому же он добьется от нее хорошей игры, то закрепит за собой титул молодого гения в индустрии молодых талантливых людей.

Теперь казалось, что попытка закончится провалом. И ощущение неудачи заразит всю съемочную группу. Кинопроизводство сходно с ведением войны. Когда сражение может быть выиграно, все знают это и идут в бой с душевным подъемом. В других случаях, когда битва проиграна – еще не окончательно, но все же проиграна, – все также знают это. Дух войск падает, и главной задачей командира является снижение потерь, сохранение войска, упорядоченное, достойное отступление.

Но Джок Финли уже попадал в такие ситуации в искусстве более эфемерном и коварном, чем кино. При съемке фильма можно зафиксировать на пленке удачную игру актрисы и позже смонтировать куски. Но Джок пережил сходный кризис в театре, где ничего нельзя записать. И где все должно сработать, точно по волшебству, в один определенный вечер. В противном случае в послужном списке навсегда останется неудача.

Ему говорили, что Джулия Уэст – это беда. Блестящая, талантливая беда. Его не надо было предупреждать об этом. Он знал ее работу и репутацию.

Молодой Джок Финли (в то время Джек Финсток), его агент, продюсер Кермит Клейн понимали во время их первой встречи, что, если бы Джулия Уэст не была бедой, они бы не обсуждали сейчас назначение на должность режиссера юнца, поставившего всего два спектакля в авангардистских, внебродвейских театрах. Тем более что Джулия Уэст уже несколько лет не появлялась на сцене.

Только начинающий режиссер, стремящийся завоевать авторитет на Бродвее, мог согласиться работать с Джулией Уэст, пользовавшейся скверной репутацией.

Когда Кермит Клейн, полный, разменявший шестой десяток человек, в послужном списке которого было несколько хитов, поставленных на Бродвее достаточно давно, спросил двадцатипятилетнего Джека Финстока: «Вы знакомы с Джулией? Видели ее работу? Знаете что-нибудь о ней?» – Джек заверил продюсера: «Я ее видел. На сцене. И в Студии».

– Когда? – поинтересовался лысоватый, задыхающийся продюсер.

– Два года тому назад. Почему вы спрашиваете?

– Два года назад? Ну… – произнес Клейн, обращаясь скорее к агенту, нежели к Джеку. Агент, дородная женщина с большим бюстом, печально покачал головой. Два года тому назад – значит, еще до нервного срыва.

В дни молодости Джока Финли, когда речь шла о Джулии Уэст, слова «до» и «после» относились к ее срыву.

Джек Финсток понял эту безмолвную игру.

– Послушайте, мистер Клейн, актриса не может потерять талант. Если он был у нее, то останется навсегда! Проблема только в том, чтобы раскрыть его.

– Почему вы считаете, что вам удастся это сделать? – спросил Клейн. Он не понимал, в чем причина оптимизма Финстока – в его энергии или полном незнании ситуации. – Логан не справился с ней. И Казан едва не сошел с ума. С ней тяжело работать.

– Я не говорил, что с ней легко работать! – выпалил Джек. – Как долго вы будете сравнивать каждого молодого режиссера с Логаном и Казаном, которые, кстати, больше не работают в театре? Вы похожи на бейсбольного менеджера, который отказывается выпустить команду на поле, пока он не получит Бейба Рута. Мистер Бейб Рут умер! А зрители ждут!

– Что вы намерены предпринять? – внезапно спросил Клейн.

Джек неожиданно подался вперед; его лицо горело.

– Что, по вашему, я должен делать? Я – режиссер!

Клейн улыбнулся, посмотрел на агента Джека и грустно произнес:

– Хорошо, когда молодой человек, работающий в театре, имеет какую-то другую профессию, приносящую ему доход. До моего первого хита я работал управляющим четырех доходных домов, принадлежавших моему дяде. Одновременно я продюсировал спектакли. Порой мне хочется вернуться к той работе. А кем работаете вы?

– Я – посыльный в суде, – признался Джек.

– Посыльный в суде! – засмеялся Клейн. – При вашем-то честолюбии!

Джек подался вперед, не обращая внимания на то, что агент положил ему руку на плечо.

– Эта работа дает мне массу преимуществ! Я работаю в удобное для меня время. В промежутках между занятиями, репетициями и… встречами с толстыми, самодовольными негодяями, называющими себя продюсерами!

Клейн перестал смеяться. Он посмотрел на агента. На лице женщины появилась виноватая материнская улыбка: «Вы сами напросились на это, Кермит.»

– Может быть, мы ставим вопрос неправильно, – сказал Клейн. – Возможно, следует спросить, а поладит ли с ним Джулия Уэст?

Он повернулся к Джеку.

– Я не хотел вас обидеть. Я просто удивился. Большинство молодых людей, когда я спрашивал их, отвечали, что работают у своих отцов, или в «Мейси», или продают страховые полисы.

– Я пытался продавать страховые полисы, – признался Джек. – Мне это не понравилось. Кто станет покупать их у мальчишки?

Клейн заговорил серьезным тоном.

– Шоу-бизнес – ненадежное занятие. По правде говоря, я не советую никому бросать ради него стабильную работу. Потерпев неудачу в театре, человек уже не может вернуться к прежней жизни. В этом бизнесе нет ни одного психически здорового человека. Когда вы поймете это, будет уже поздно. Потому что вы уже станете его частью, и вам будет казаться, что безумен весь остальной мир. Поэтому я не решаюсь никого воодушевлять.

– Если я потерплю неудачу, то на следующее утро вернусь в суд и буду снова разносить повестки, – сказал Джек. – Я не стану винить вас.

– Мне пришла в голову фантазия, – заявил Клейн. – Падает атомная бомба. Все человечество уничтожено. Выжили только два человека. И пока один из них ищет что-нибудь съедобного, другой заявляет: «У меня есть превосходная идея спектакля для одного актера…»

Клейн повернулся к телефону, набрал номер, дождался ответа.

– Это Кермит Клейн. Я хочу поговорить с Одри. Одри? Это Кермит. У меня в кабинете сидит Джек Финсток. Вы знаете этого молодого человека, поставившего два внебродвейских спектакля…

– И телеспектакль с Полом Муни, – вставила женщина-агент.

– И телеспектакль с Полом Муни. Помните. Да, да, думаю, справится. Я уверен. В любом случае давайте устроим встречу. Завтра?

Клейн заглянул в свой календарь.

– В пять! Нет, Одри, нет, в три я не могу.

– А я могу! – твердо произнес Джек, чтобы Одри его услышала.

Клейн недовольно посмотрел на Джека, затем, словно желая проучить его, сказал в трубку:

– Одри, мистер Финсток свободен в три часа. У вас в кабинете? Хорошо! Он придет.

Клейн положил трубку и придвинул свой календарь к Джеку. Финсток удивленно взглянул на своего агента.

– Посмотрите! – приказал Клейн. – Есть ли у меня дела в три часа?

Джек увидел, что с половины третьего до шести у Клейна нет встреч.

– Вы, возможно, пожелаете знать, почему я сказал, что занят в три часа и свободен – в пять. Потому что, молодой человек, я хотел проверить, способна ли Одри добиться того, чтобы Джулия Уэст до пяти оставалась трезвой! Но вы так сильно желаете получить этот шанс, что готовы явиться куда угодно в любое время. Я понимаю вас, и мне приятно общаться с таким молодым человеком. Меня тошнит от старых звезд и старых режиссеров, которых надо обхаживать, уговаривать, заманивать в театр. Мне по душе энтузиазм. Я люблю молодежь.

Но помните одну вещь. В вашем энтузиазме таится одна опасность. Вам покажется, что эта дама лучше, чем она есть на самом деле. Что она более трезвая. Вы будете прощать ей слабости, возраст. Стремясь использовать шанс, вы закроете глаза на все это. В конце концов, для молодого, никому не известного Джека Финстока… знаете, это звучит не слишком впечатляюще, вам надо сменить имя и фамилию… так вот, для молодого человека весьма лестно и заманчиво поставить спектакль с Джулией Уэст. Но вы заплатите за этот шанс. Может быть, будете платить за него всю жизнь. Так что не обманывайте себя и меня. Посмотрите на нее безжалостными глазами. Оцените вероятность провала и успеха. Сходите завтра на эту встречу и позвоните мне сразу по ее завершению. И будьте честны со мной. А главное – с самим собой!

– Хорошо, мистер Клейн, – искренне и уважительно произнес Джек Финсток.

Кивнув, продюсер повернулся к агенту Джека:

– Сара! Я хочу, чтобы вы сказали мне честно: где еще в этом мире, в каком другом бизнесе, зрелый, опытный пятидесятишестилетний человек отдаст свое будущее и репутацию в руки сумасшедшей актрисы и двадцатипятилетнего юнца?

Когда Джек увидел Джулию Уэст, она стояла спиной к двери и разглядывала портреты, которые Одри повесила на стену над старым мраморным камином. Там были надписанные фотографии умерших, исчезнувших, похороненных звезд. И уехавших в Голливуд, что для Одри было равнозначно их смерти.

Повернувшись, Джулия Уэст увидела Джека; она не услышала звука открываемой двери; на ее лице появилось удивленное выражение. Она улыбнулась и протянула ему руку. Он подошел к камину и пожал ей руку. Она ответила на его мягкое пожатие. Похоже, она действительно обрадовалась, увидев Джека.

Сара выждала мгновение, затем сказала:

– Мистер Финсток, пожалуйста.

Она указала на большое кресло, стоявшее у письменного стола.

– Хотите чаю? – предложила Одри.

Джек только сейчас заметил, что они пили чай. Чашка и блюдце Одри стояли на столе. Чашка Джулии находилась на камине, возле улыбающейся актрисы. У нее было хорошее лицо, отличная зрелая фигура.

Одри заговорила первой, как истинный агент.

– Джулии очень понравился сценарий. Конечно, она хотела бы обсудить с вами некоторые изменения. Но в целом он ей понравился…

– Я тоже хотел бы кое-что изменить, – сказал Джек.

– Мы полагаем, что сможем получить доработанный вариант весьма скоро. Если же мы ошибемся на сей счет, это позволит нам узнать об авторе нечто такое, что лучше знать с самого начала. Что касается исполнителя главной мужской роли, то Джулия думает…

– Одри, дай высказаться молодому человеку, – тихо, дружелюбно перебила агента Джулия.

Это было сказано приветливо, однако сразу установило дистанцию, подчеркнувшую их возрастную разницу. Джулии Уэст было не более сорока одного года. А Джеку – двадцать пять. Если он был молодым человеком, то она определенно не была старой женщиной.

Он заговорил, сел в кресло, но вскоре встал – так он с большей свободой излагал свои многочисленные соображения. О сценарии. Об изменениях. О подходящем актере. О структуре пьесы. О стиле постановки.

Сначала он обращался к ним обеим, поскольку считал необходимым завоевать одобрение Одри тоже. Но потом, воодушевленный внимательным взглядом Джулии, он заметил, что говорит только для нее. Она по-прежнему стояла у камина. Время от времени актриса потягивала чай. Но это не мешало Джеку. Она поднимала чашку и снова ставила ее на мрамор совершенно беззвучно.

В конце обсуждения Одри одобрительно посмотрела на Джека.

– Думаю, мы отлично поладим, – тихо сказала Джулия.

Этой одной фразой Джулия Уэст выделила Джека из толпы начинающих, новичков, учеников; она признала в нем профессионального бродвейского режиссера. Перед уходом Джека они пожали друг другу руки. Он держал ее руку в своей, пока Джулия вспоминала отдельные его замечания, которые произвели на нее впечатление. Джек искал признаки того, чего опасался Клейн. От Джулии не пахло спиртным. Он не увидел в ее глазах ничего, кроме легкой астигматичной дымки. Ей следует носить очки, подумал он.

Выйдя на улицу, он поспешил к ближайшей аптеке, где был телефон. Он едва не выронил монету, вставляя ее в щель. Набрал номер.

– Ну, Финсток?

– Она великолепна, мистер Клейн! Ей понравился сценарий. И мои идеи насчет доработки. Мы нашли общий язык по всем вопросам.

– Хорошо, хорошо, – настороженно произнес Клейн. – А как она выглядела.

– Потрясающе!

– И была… трезвой?

– О, да! Она пила только чай.

– Чай…

Клейн, похоже, успокоился.

– Это звучит отлично, Финсток… Господи, давайте прямо сейчас подберем вам новую фамилию. Пока еще не начали рисовать афиши. Честно говоря, по-моему, «Джек Финсток» звучит не слишком изысканно. Мы придумаем вам другую фамилию.

– Но мне нравится моя! – возразил Джек.

– Хорошо, не обижайтесь. Подумайте об этом. Господи, если нам не нравится название пьесы, мы его меняем. Что ужасного в том, что вы смените фамилию? В любом случае я звоню Одри и начинаю переговоры. До завтра, малыш.

В течение всего подготовительного периода Джулия была доброжелательной, приветливой, сговорчивой. И она поглощала в больших количествах чай. Джек проводил с ней много времени, присутствовал на встречах с автором, художником, участвовал в подборе актеров; они сидели в темных пустых театрах, смотрели и слушали красивых, а иногда и талантливых молодых людей, так же, как Джек, мечтавших получить шанс.

В основе пьесы лежал роман между зрелой женщиной и одноклассником ее сына; все известные актеры-мужчины были недостаточно молоды для этой роли. Проблема заключалась в том, чтобы найти юношу, готового стать звездой, обладающего молодостью и другими качествами, которых требовала роль.

В часы бесконечных прослушиваний Джек, Кермит Клейн и Джулия Уэст сидели рядом. Иногда, когда молодой актер производил впечатление на Джулию, она касалась руки Джека и пожимала ее весьма осторожно. Это был чисто деловой жест.

Им пришлось просмотреть в поисках подходящего молодого человека множество спектаклей. Когда они в перерыве стояли в вестибюле – Джулия была заядлой курильщицей, – Джек замечал, что актрису узнают. Иногда он слышал изумленный шепот: «Джулия Уэст». Это ему льстило.

В один из таких вечеров они встретили Джимми Мак-Дэниэла. Они прошли за кулисы; Мак-Дэниэл оказался славным, скромным, искренним молодым человеком. Он почувствовал себя польщенным тем, что звезда Джулия Уэст нашла время зайти к нему. Они повели его в «Дауни», где, в отличие от «Сарди», не было туристов, желающих посмотреть на знаменитостей.

Джулия держалась с Мак-Дэниэлом ласково и дружелюбно – так же, как с Джеком с момента их знакомства. В начале четвертого она встала из-за стола и сказала:

– Вы – весьма талантливый молодой человек. Мы еще увидимся.

Джек оплатил счет и отвез Джулию домой. Он, как всегда, расстался с ней у двери.

– По-моему, это наш юноша, – радостно сказала она.

Кажется, он понравился ей как мужчина, подумал позже Джек. Это отлично. Отношения будут выглядеть на сцене более убедительно.

Джек весь вечер внимательно следил за Джулией. За все время их общения она впервые пила спиртное. Водку с лаймовым соком. Только один бокал. Не больше. Это было даже лучше, чем полное воздержание. Если Джулия могла выпить бокал и отказать себе во втором, это означало, что она миновала опасную точку.

Первое чтение пьесы прошло гладко. На голой сцене находились Клейн, автор, Одри, агент Джека, два важных спонсора и все актеры. Джек контролировал чтение; перед ним на длинном столе лежали часы. Некоторые актеры играли свои роли, другие просто читали текст. Молодой человек, которому досталась роль сына Джулии, часто ошибался.

Но Джек знал, что первое актерское чтение значит не слишком много. Если ты уверен в своем актере, то ты предвидишь, что он сможет продемонстрировать через четыре недели репетиций.

Джулия читала очень грамотно и сдержанно, лишь обозначая чувства и передавая темп действия.

Когда чтение закончилось, Джек и Клейн отошли в угол сцены. Они говорили тихо и быстро.

– Актеры хорошие, – сказал Клейн. – За исключением одного малыша. Отвратительная дикция! Мы вышли за пределы установленного времени, хотя и ненамного. У нас будут проблемы со сценой Джулии перед концом второго действия. Но мы справимся.

– Не волнуйтесь из-за этого малыша, – сказал Джек Финсток. – Я работал с ним в студии. Он очень хорош. Вы правы насчет второго действия. Я долго уговаривал Сидни Лампрехта. Но вы знаете авторов. Джулия будет просто великолепна!

– Она по-прежнему не пьет?

– Один раз. Я видел, что она выпила бокал. В остальных случаях Джулия обходилась чаем, – успокоил его Джек.

– Малыш, удерживай ее в таком состоянии, и ты добьешься успеха. Потому что Джулия идеально подходит для этой роли, – сказал Клейн. – Теперь я хочу показать ей эпизоды рекламы. Через неделю целая страница воскресного приложения к «Таймс» будет посвящена спектаклю. Это большая удача.

Клейн собрал всех возле стола и разложил на нем макет рекламы. Кермит Клейн представляет Джулию Уэст в новой пьесе Сидни Лампрехта. Под названием спектакля шли фамилии актеров, затем – «Режиссер – Джек Финли». Последняя строчка была набрана довольно крупным шрифтом, хотя и не таким крупным, как имя и фамилия актрисы.