Текст книги "Голливудский мустанг"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
Наконец появился проблеск сознания. Джок открыл один глаз. Затем второй, но никого не узнал. Карр и доктор молча переглянулись. Пошли в ход новые ампулы с нашатырем.
Медсестра тем временем стирала влажной салфеткой кровь с лица Джока. Кровотечение останавливалось.
Внезапно доктор отложил в сторону ампулу с нашатырем и стетоскоп. Он обошел стол, взял неестественно повернутую руку Джока. Затем без предупреждения приложил значительную силу и вставил ее в сустав.
Джок закричал так громко, что даже люди, находившиеся поодаль от трейлера, услышали его вопль и побежали к медпункту. Этот крик холодил кровь. Но он свидетельствовал о том, что Джок еще жив.
Боль вернула Финли сознание более эффективно, чем нашатырь. Он снова открыл глаза, заморгал. Потом закрыл их. Дыхание было тяжелым, неровным. На его груди блестел пот, он стекал тонкими струйками. Джок, казалось, задыхался.
– Как вас зовут? – спросил его доктор. – Назовите вашу фамилию.
Он приподнял пальцами веки Джока и посмотрел в глаза. Затем врач протянул руку, и медсестра подала ему лупу и фонарик. Врач осмотрел зрачок Джока.
– Ваша фамилия? – снова спросил врач.
Грудь Джока двигалась так тяжело, натужно, со свистом, что Луиза отвернулась, ища утешения на плече Престона Карра. Но актер смотрел на врача, пытаясь понять его реакцию.
– Ваша фамилия? – повторил доктор.
– Финли? – неуверенно ответил Джок. – Финли?
– Где вы находитесь?
– Здесь.
– Где это – здесь?
Джок, казалось, снова потерял сознание. Доктор надавил на вправленное плечо. Боль привела Джока в чувство.
– Финли… Финли… Джок Финли, – произнес он.
– Где вы?
– Невада… натура… картина…
– Что с вами случилось? Вы помните?
Джок не отвечал, сознание ускользало от него. Доктор снова надавил на плечо. Боль заставила Джока прийти в себя.
– Ради Бога, дайте ему что-нибудь! – не выдержала Луиза.
– Уведите ее отсюда! – сказал доктор Карру.
Луиза ушла сама, без помощи Карра.
– Вы помните, что с вами произошло? – повторил доктор.
– Лошади. Бежали… дикие… мустанги, – с остановками произнес Джок; его дыхание постепенно выравнивалось.
– Вы что-нибудь чувствуете?
– Боль.
– Сильную?
– Да.
– О'кей, – доктор продолжил обследование; он искал признаки возможных внутренних повреждений. Джок лежал неподвижно, иногда задыхаясь, потея; кровотечение прекратилось, заботливая медсестра продолжала стирать остатки крови с лица Джока, оно становилось чище.
Наконец Джок произнес по собственной инициативе:
– Больно… дайте что-нибудь…
Доктор, поглощенный осмотром, не отреагировал на просьбу. Сейчас его внимание было снова сосредоточено на голове и глазах Джока.
– Док..? – Даже один произнесенный слог заставил Джока испытать страдания. – Мне больно.
– Не рекомендую. Это может замаскировать симптомы.
Джоку этот аргумент показался убедительным. Он попытался кивнуть, превозмогая боль.
Постепенно, осторожно, педантично, доктор устанавливал состояние Джока: трещин в черепе нет, серьезных внутренних повреждений – тоже, вывихнутое плечо придет в норму, шрамы от ран останутся навсегда. Раненого можно отправить по воздуху в Лас-Вегас для подтверждения или уточнения диагноза с помощью рентгена.
Заправленный вертолет был готов подняться в воздух. Когда Джока на носилках внесли в тесный салон маленькой машины, там не осталось места для врача, и ему пришлось лететь на втором вертолете.
Первый вертолет поднялся в воздух; доктор, Престон Карр, Луиза остались в окружении съемочной группы. В ожидании второго вертолета Луиза спросила врача:
– Вам не следовало бы дать ему обезболивающее?
– Он не хочет, чтобы обезболивающее маскировало симптомы, – объяснил Карр.
Но доктор сердито произнес:
– А еще я хочу заставить этого сукина сына уважать человеческое тело.
Прежде чем кто-либо успел ответить, все утонуло в рокоте появившегося вертолета.
Рентгенограммы, неврологические тесты, исследование мочеполовой системы подтвердили заключение молодого врача.
Через три дня Джок смог покинуть больницу с рукой на перевязи и двумя белыми пластырями на худом побледневшем лице. Фотография улыбающегося режиссера обошла весь мир; его ухмылка, подчеркнутая пластырями, воодушевила миллионы поклонников «новой волны».
Кадры, отснятые Джоком, оказались более удачными, чем первые, сделанные Грэхэмом. Но после коррекции цвета эти куски могли быть смонтированы в единое целое длительностью в шестьдесят четыре секунды. Этот короткий, но восхитительный эпизод обещал стать центральным и самым знаменитым моментом всего фильма.
Студия и Нью-Йорк перевели дыхание. Особенно сильно радовался Нью-Йорк. Через несколько недель акционеры услышат рассказ о мужестве кинематографистов.
Когда Джок вернулся на натуру, его встретили с тем уважением и любовью, какие достаются не каждому обладателю премии Академии.
Только Луизы там уже не было. Она исчезла, не оставив записки, не позвонив. Джок не мог заставить себя спросить о ней у Престона Карра. Сам Карр не заговорил о Луизе. Она просто исчезла. Джок убеждал себя, что это даже к лучшему. Теперь он целиком и полностью отдастся работе над фильмом.
Луиза – странная девушка, мысленно повторял Джок.
Пятая глава
– При первом чтении больше всего в этом сценарии меня очаровали чистота и поэтический символизм, – сказал Джок Финли.
Они сидели за ленчем в трейлере Джока. Дейзи Доннелл. Престон Карр. И Джок Финли.
– Конечно, все нюансы, экзистенциальные компоненты, философское осмысление должны явно присутствовать в каждой сцене, не мешая развитию действия и не замедляя темп.
Дейзи почти не прикасалась к еде; она постоянно кивала, подтверждая свое участие в беседе. Престон Карр слушал молча, задумчиво, загадочно. Он периодически потягивал остывший кофе.
– Разумеется, главный смысл – это мустанг. Он не позволяет поймать себя, поместить в загон, приручить, сломить. Точно так же вы, последние сильные, смелые люди на земле, отказываетесь потерять свободу, подчиниться правилам механического, материалистического общества.
Дейзи слушала, имитируя внешние признаки глубокой задумчивости. Ее хорошенькое без следов косметики лицо отражало искреннее желание понять и поверить. Но нежные, слегка выпученные глаза выдавали сильную растерянность. Она испытывала потребность верить, ощущать свою вовлеченность, твердо знать, что она участвует в чем-то более значительном, нежели съемки очередной картины. Этот фильм стал для нее почти таким же священным, как «истинная игра». Дейзи должна была верить, что занята созданием характера, корни которого находятся в ней самой. Что превращается в актрису, чего ей не удалось достичь в Нью-Йорке. И Джок Финли знал об этой ее потребности.
– Конечно, мы будем снимать сцены раздельно, одну за другой…
Престон бросил настороженный взгляд на Джока – актер впервые услышал об этом. Финли поспешил объяснить ему; для этого он сказал Дейзи:
– Как я и обещал тебе.
Изначально Джок дал это неосторожное обещание, когда уговаривал ее сняться в картине; теперь Джок чувствовал, что не может обмануть столь неуверенную в себе девушку, как Дейзи Доннелл.
– Мы разыграем сегодня днем твою первую сцену, в которой ты знакомишься с Престоном. Возможно, мы даже не будем ее снимать. Вы привыкнете друг к другу. О'кей?
Дейзи и Престон Карр кивнули.
– Начнем, когда ты будешь готова, дорогая, – сказал Джок.
– Я… мне нужно какое-то время побыть одной. В моем трейлере. Подготовиться.
Последнее слово она выучила в Нью-Йорке. Оно звучало трогательно, почти забавно. Престон Карр опередил Джока:
– Не торопись, дорогая. Я буду ждать тебя, сколько нужно.
Она благодарно кивнула и вышла из трейлера Джока.
– Мне пришлось пообещать ей, что мы будем снимать сцены раздельно, иначе… – поспешил объяснить Джок.
Но Карр перебил его, словно объяснение было излишним. Или словно никакие объяснения его не удовлетворят.
– Послушай, малыш, я буду у себя с моим финансовым консультантом. Позови меня, когда она будет готова.
Эта сцена породила в киногородке атмосферу оживления. Впервые Королю и Секс-Символу предстояло работать вместе. Съемочную группу охватило ощущение сопричастности, какое испытывают зрители на чемпионате мира по футболу или коронации английской королевы.
Сотни газетчиков просили Джока допустить их на съемочную площадку; среди этих репортеров было немало знаменитостей. Все получили отказ. Джок проявил непреклонность. Сам шеф «паблисити» по просьбе Нью-Йорка прилетел на натуру. Он уговаривал, молил Джока, даже грозил ему. И все равно Джок не уступил. Любое произведение искусства нельзя демонстрировать преждевременно, заявил он.
На самом деле он ужасно боялся, что Дейзи не выдержит напряжения. Он решил не жалеть времени и дать ей возможность почувствовать себя в безопасности. Для этого требовалось отсутствие посторонних. При съемках первой сцены с участием Дейзи на натуре не будет никого, кроме членов съемочной группы.
Этот ход оказался исключительно удачным. Обсуждение причин подобного решения заняло в прессе много места.
Высказывались догадки о том, что у Карра и Дейзи начался роман.
Джок хотел, чтобы первая сцена, в которой Дейзи Доннелл предстанет перед зрителями, заинтересовала и раздразнила критиков.
Используя дублершу Дейзи, он подготовил кадр для Джо Голденберга и его группы. Хотя фильм снимался в цвете, сначала весь экран заполнит изображение мишени в виде глаза быка, которое будет казаться черно-белым. В отличие от обычной мишени, эта картинка начнет дрожать, перемещаться. Камера отслеживает это движение. Затем она останавливается, и мишень начинает удаляться. Вскоре понимаешь, что это не мишень, а рисунок на платье.
Девушка с хорошенькой, аппетитной попкой, в туфлях на высоких неустойчивых каблуках идет по пыльной дороге. Она несет обшарпанный чемодан. Девушка движется в никуда, в бесконечность!
Таким будет первый кадр Дейзи Доннелл. Затем предстоит снять крупным планом лицо Дейзи. Ее внимание приковано к какому-то удаленному предмету. Камера прослеживает ее взгляд. На экране появляется Линк, персонаж Престона Карра – бродячий ковбой на лошади, который едет навстречу Дейзи.
Так они встречаются. Две одинокие души в бескрайних просторах великой пустыни Юго-Запада. Странная случайная встреча.
Престон Карр, сидя в своем походном кресле, из чистого любопытства наблюдал за подготовкой к съемкам. Если Престону и нравилось то, что происходило, то он очень искусно скрывал это. Тем временем Джок двигался, излучая творческую энергию, которую он надеялся передать всей съемочной группе. Когда сцену несколько раз повторили с дублершей и Джок дал добро на съемку, Лестер Анселл, ассистент режиссера, сказал своему помощнику:
– Позовите мисс Доннелл! Стюи, позови мисс…
Но Джок перебил его:
– Одну минуту! Я сам позову мисс Доннелл.
В глазах Карра появилась загадочная улыбка, известная всему миру; он проводил режиссера взглядом. Джок подошел к трейлеру актрисы, постучал, что-то произнес, подождал. Дверь открылась. Дейзи вышла в точно таком платье, какое было на дублерше, когда готовили кадр. Все смотрели на актрису. Люди внезапно увидели, как сильно могут различаться две красивые блондинки, даже одетые совершенно одинаково. Дейзи разительно отличалась от любой другой девушки с такими же формами, ростом, размерами.
Зрители будут всегда считать, что секрет заключается в ее грудях, или ягодицах, или раздвинутых губах, или светлых волосах. Но в Голливуде можно найти сотню девушек с точно такими же внешними данными, и среди них не будет ни одной Дейзи Доннелл. Тайна ее неповторимости находилась внутри Дейзи и не поддавалась формулировке.
Взяв девушку за руку, Джок подвел ее к месту, откуда ей предстояло начать движение. Он подробно объяснил, что она должна делать, как должна идти на этих высоких разбитых каблуках. Как должна нести старый чемодан. И как будет работать под умелым руководством Джо операторская группа…
Посмотрев на лицо Дейзи, на влагу, затуманившую ее глаза, Джок замолчал. Она внезапно повернулась и побежала назад к трейлеру, оставляя на произвол судьбы Престона Карра и всю съемочную группу. А главное – бросая Джока Финли посреди его объяснений. Он потерял дар речи; Джока внезапно охватил страх, который может поразить творческого человека, когда он внезапно понимает, что может в одно мгновение потерять все. Погубить месяцы, годы работы, возможно, нанести ущерб всей своей карьере.
Финли понял, что должен разыграть убедительный спектакль и вывести девушку из состояния паники. Он бросился вслед за ней, догнал Дейзи на полпути к убежищу – ее трейлеру.
– Дорогая… подожди, выслушай меня!
Дейзи отвернулась. Финли стал перед ней. Она плакала.
Он обнял ее, прижал рукой голову Дейзи к своей груди. К ним подошел Джо. Затем – Престон Карр. Джок движением глаз попросил Джо уйти. Оператор удалился. Но Финли хотел, чтобы Престон остался.
– Дорогая, мы уже все обсуждали. Помнишь?
– Ты сказал, что все будет по-другому! Что на этот раз люди увидят настоящую Дейзи Доннелл!
Она плакала, как обиженный ребенок.
– В первом кадре – моя задница крупным планом!
– Дорогая. Дорогая. Послушай меня. Послушай Джока, детка.
То ли слезы мешали ей говорить, то ли она решила выслушать его, но Джок получил шанс, в котором нуждался.
– Дейзи, дорогая, послушай Джока! Я хочу, чтобы слушала ты вся целиком! Дейзи Доннелл, кинозвезда, женщина, маленькая девочка, секс-символ, актриса. Да, в первом кадре – твой зад. Я делаю это нарочито, преднамеренно. Я это запланировал. На шестидесятидвухфутовом экране Мюзик-холла появится твоя знаменитая задница! Ее совершенство будет подчеркнуто специальным платьем, которое я придумал для тебя. Для твоего знаменитого зада.
Ты ведь не думаешь, что я делаю это только для того, чтобы еще раз показать всем зад Дейзи Доннелл? Не думаешь? Каким бы режиссером я был, если бы преследовал только эту цель? Ни один кадр моего фильма не решает только одну задачу. Он должен выполнять сразу несколько функций, работать на всю историю, на характер, на создание стиля, объяснять нашу эпоху. И это относится к каждому кадру. Но особенно – к первому, в котором появляется главная героиня. Мы должны в одном кадре раскрыть всю ее жизнь. Пробудить сочувствие, жалость, понимание, любопытство. Кто она? Кто эта явно привлекательная сексапильная девушка, идущая на столь неуместных каблуках по этому забытому Богом краю? Как она очутилась здесь? Куда направляется? Что выпало на долю ее обшарпанного чемодана?
Ее бросили? Или она сама убежала от кого-то? Все – в одном кадре. Причина, по которой мы начинаем с крупного плана твоего зада, очень проста и убедительна. Необходимо создать аномалию. Кто может предположить, что из-за черно-белого зада девушки, шагающей в одиночестве по пустынной дороге, откроется широкий вид с насыщенными цветами? Зрители подумают: «Что происходит? Что это значит?» Мы пробудим любопытство! Создадим напряжение!
Теперь о твоей героине. О тебе самой. Помнишь, я говорил, что хочу показать в этой картине тебя! Не Рози, а тебя, Дейзи Доннелл! Помнишь?
Ее слезы высохли, она внимательно слушала, кивала; в ее глазах зародилась вера.
– Помнишь, милая? Вот чем мы начнем убивать критиков. Этих умников. Знатоков. Мы подстроим для них ловушку. Сначала мы заставим их сказать: «Ну вот, снова Дейзи Доннелл «играет» своим вибрирующим задом и глубоким вырезом». А затем… мы покажем им настоящую Дейзи Доннелл… талантливую Дейзи Доннелл. Мы трансформируем обладательницу самой знаменитой задницы в актрису, подлинную звезду, достойную приза Академии!
Она услышала. Кажется, поверила. Джок взял ее за руку и тихо произнес, почти прошептал, в ухо:
– Мы заставим их публично извиниться за все гадости, которые они говорили о тебе, дорогая, обезоружим их вначале, а потом отрежем им яйца! Мы же договорились сделать это! Помнишь?
Актриса кивнула, почувствовала себя спокойнее, увереннее. Он объяснил ей, почему она должна сделать именно то, что ей меньше всего хотелось.
– А теперь зайди в трейлер и позволь Стелле поправить твой макияж. Когда будешь готова, ты выйдешь и скажешь: «Все в порядке», и мы снимем эту сцену.
Она задумалась на мгновение, кивнула; увлажненные глаза делали Дейзи еще более трогательной и привлекательной, чем обычно. Она шагнула к своему трейлеру, но Джок схватил ее за руку, нежно поцеловал в губы и отпустил.
Он повернулся назад; расслабленная поза режиссера, неторопливое дыхание говорили о том, что он после серьезного стресса наконец испытал облегчение. Карр ждал Джока.
– Малыш, если эта картина удостоится премии Академии, то ее получишь ты.
Джок лишь мгновение тешил свою гордость.
– За игру, – тут же добавил Карр.
Первая сцена Дейзи была снята. А также кадры, где Престон Карр ехал верхом. Затем пришел черед более интимных моментов с диалогами. Обмена репликами между Линком, бродячим ковбоем, и Рози, танцовщицей, сбежавшей из бара.
Девушка оказалась одна посреди пустыни, потому что ей пришлось отбиваться от подвозившего ее рабочего с ранчо.
Джок Финли понял то, что и до него поняли многие хорошие и плохие режиссеры, работавшие с Доннелл. У Дейзи интервалы неуверенности сменялись короткими мгновениями покоя, затем следовал очередной период неуверенности. Не было еще такого дня, в течение которого она постоянно верила бы в себя и свои возможности.
Однако Джок всегда проявлял терпение и доброту. Он объяснял, играл сцены сам, даже развлекал этим Престона, чтобы тот не слишком сильно возмущался странностями напуганной Дейзи.
Они долго возились с одним коротким диалогом – шесть строк, сорок семь слов. Иногда Дейзи произносила свои слова лучше, иногда хуже. Один раз она попробовала сделать это по-своему и потерпела фиаско. Актриса поняла это и убежала со съемочной площадки; Джоку пришлось уговаривать ее вернуться назад.
К тому часу, когда Джо сказал, что света уже недостаточно для работы, они успели отснять весь материал, необходимый Джоку для монтажа эпизода. Пленку упаковали и отправили вертолетом в лабораторию. Ее должны были проявить этой ночью. Для съемочной группы и актеров рабочий день завершился.
Часом позже Джок в своем трейлере сказал Карру:
– Налейте себе что-нибудь, Прес.
Карр, подойдя к бару, отыскал там свое любимое виски. Он вслух отметил это. Что дало Джоку повод польстить ему:
– Я узнал много о первоклассном спиртном и кинематографе тогда, на вашем ранчо.
Это был комплимент, но он не разрядил напряженную атмосферу. Карр налил себе виски, попробовал его и повернулся к Джоку.
Режиссер заговорил прежде, чем Карр раскрыл рот.
– Я знаю, что вы хотите сказать. Думаю ли я, что она справится? Да, справится! Но ей мало только моей помощи. Она нуждается в вашей помощи. Вот почему я пригласил вас сюда.
– Я сделал с ней девятнадцать дублей! За всю мою карьеру я не делал столько дублей! Она учит свои слова? Почему она так плохо готовится?
– Плохо готовится? Да она готовится слишком старательно! – парировал Джок. – Она знает каждое слово. И, к сожалению, пять вариантов его произнесения. Причина – в ее конфликтах, в ее внутренних конфликтах. Поэтому-то я и прошу вас, Прес, пожалуйста, проявите немного терпения, ладно?
Карр молчал.
– В конце концов, это ее первый день. Дальше она будет работать лучше.
– А если нет? – спросил Карр.
– Будет! Но вы способны помочь.
И тут Джок принялся сочинять собственную сказку.
– Понимаете… понимаете, она сказала мне – ей кажется, что она не нравится вам… что она вам неприятна.
– Не она лично. То, как она работает, – произнес Карр.
– Тогда дайте Дейзи почувствовать, что не испытываете к ней неприязни, – взмолился Джок. – Это поможет нам всем.
– Ну… – задумался Карр, – если это поможет картине…
– Поможет! – убежденно выпалил Джок.
Карр кивнул.
Все актеры одинаковы, подумал режиссер. Дай им идею, проблему, нуждающуюся в решении, и ты избавишься от осложнений.
Но осложнения появились не по вине Карра. На следующий день после ленча шла подготовка к съемкам сцены, в которой Линк объяснял Рози, что заставило его стать кочующим ковбоем. Фоном служила широкая панорама с видом пустыни. Карр произносил сочные, выразительные слова своим неподражаемым голосом – искренним, сдержанным. Дейзи Доннелл слушала его с широко раскрытыми наивными глазами. В качестве «перебивки» использовались виды бескрайней пустыни, далеких гор. Джок уже монтировал эти кадры в своем распаленном воображении; они обещали получиться поэтичными, трогательными, впечатляющими.
Они закончили основную часть сцены и начали снимать крупные планы Карра, смотрящего вдаль во время разговора. Когда работа завершилась, все присутствующие – члены операторской группы, рабочие, электрики, ассистенты – продолжали завороженно молчать.
Джок отошел от камеры и направился мимо осветителей, державших в руках рефлекторы, к Престону Карру. Он поднял его руку и произнес перед всей съемочной группой:
– Ни один другой актер не смог бы сыграть эту сцену так, как это сделали вы.
Повернувшись к Джо Голденбергу, Джок спросил:
– Вас все устраивает, Джо?
Джо кивнул и добавил:
– Мы могли бы повторить еще раз на всякий случай.
– Такую сцену нельзя повторить! – отозвался Джок. – Она может быть только единственной за всю жизнь! Это история!
Престон Карр, знаменитый Король, слегка покраснел. Он подозревал, что его немного обманывают, но ему нравилось это. Потому что сцена действительно получилась отменной. А самоуверенный, агрессивный, напористый лицедей – настоящий режиссер.
– Знаешь, когда я впервые прочитал этот диалог, когда мы говорили об этой сцене, я сказал себе – я не могу произносить такую чушь. Теперь я понял, что ты имел в виду, говоря о поэзии, – искренне признался Карр.
– Спасибо, Прес, спасибо.
Джок удалился. Его распирала гордость. Он победил.
Престон Карр наконец решил полностью отдать себя в руки Джока Финли. Испытывая большой душевный подъем, Джок увидел бегущего к нему радиста.
– Джок… Джок!
Вся группа любовно называла его Джоком. Это создавало неформальную атмосферу. Подкрепляло легенду о гениальном малыше. Джок Финли, самый молодой член съемочной группы, был боссом.
– Джок… Джок! – радист был явно взволнован. – Студия. Глава студии хочет поговорить с вами. Скорее!
Это было досадным промахом. Ни одно важное сообщение не должно звучать в присутствии съемочной группы. Эта ошибка могла породить массу слухов, домыслов. Взяв трубку, Джок услышал раздраженный голос Гринберга – главы студии.
– Где этот молодой наглец?
Джок произнес елейным тоном:
– Извините, сэр, что я заставил вас ждать.
– Послушайте, Джок, я должен немедленно поговорить с вами.
– Говорите, сэр.
– Малыш, кое-кто на студии…
Джок Финли, как любой режиссер, знал эту преамбулу – «кое-кто на студии» – не хуже, чем другую – «мы, народ Соединенных Штатов». Когда у главы студии появляются какие-то соображения, которые он не хочет сообщать от своего лица, он прячется за словами «кое-кто на студии».
Если впоследствии соображение окажется ошибочным, глава студии сможет отделить себя от нее.
– Будь это мнение одного человека, я бы пренебрег им и доверился Джоку Финли. Но все твердят одно и то же.
– В чем проблема, сэр?
– В девушке, Джок. Все присутствующие в проекционной разочарованы ею! Мы дважды просмотрели материал. Она выглядит ужасно! Это просто не Дейзи Доннелл!
– Я говорил вам, что она будет другой. Это новый взгляд – для критиков, для рекламы. Новая Дейзи Доннелл. Помните?
– Новое – это новое. Но здесь нет ничего.
– Предоставьте мне беспокоиться об этом.
– Семь миллионов долларов… возможно, даже восемь. Не считая расходов на размножение и рекламу. Вы позволите мне тоже немного побеспокоиться?
– Пожалуйста! – сказал Джок; его раздражение начало выплескиваться наружу.
– Мы здесь, на студии, думаем… – начал Гринберг.
– Вы думаете! Вам нравится думать, что вы думаете! Руководство любой студии всегда хочет, чтобы кинозвезда выглядела как можно красивей. Сама сцена может требовать резкого освещения. Героиня находится в пустыне. Она много часов шагала под солнцем. Может ли какая-нибудь женщина выглядеть в такой ситуации безупречно? – спросил Джок.
– Звезда – может, – сказал Гринберг, начиная испытывать раздражение. – Звезда должна! – рассерженно добавил он. – В любом случае, сейчас это теоретический вопрос. Потому что мы думаем… здесь, на студии, мы думаем, что вам следует заменить девушку…
Это было сказано неуверенно, с паузами, и поэтому особенно сильно потрясло Джока. Если бы голос главы студии прозвучал твердо, решительно, Джок мог бы ответить резким возражением. Но тон Гринберга, понимавшего, что означает такая замена для всей картины, свидетельствовал о серьезности проблемы. О том, что он испугался за судьбу всего проекта и успех фильма.
– Сменить девушку? Вы шутите! – сказал Джок.
– Нет, не шутим! И это надо сделать срочно, пока мы не увязли слишком глубоко. Поснимайте несколько дней сцены без ее участия. Мы найдем тем временем свободную актрису, которая подойдет для этой роли. Мы будем связываться с вами через каждые несколько часов.
– Я не пойду на это! – крикнул Джок Финли.
– Вы согласитесь, когда еще раз прочитаете ваш контракт! – твердо заявил глава студии.
Значит, они уже проверили и это, понял Джок. Они, верно, запаниковали.
– Не беспокойтесь! Я добьюсь от нее хорошей игры, – сказал Финли.
– Если бы материал позволял надеяться…
– Я сказал, что добьюсь! Я – режиссер!
– Режиссер? Если судить по тому, что мы видели, вам нельзя доверять и пост регулировщика дорожного движения! – выпалил глава студии.
– Послушайте, мистер, я снимаю фильм. Меня ждут актеры и съемочная группа. Я не могу стоять здесь и слушать ваши избитые шутки о режиссерах. Если вы пожелаете сообщить мне нечто важное, звоните. В противном случае не отрывайте меня от работы!
Изумленный радист все слышал. Джок заметил выражение его лица. Он схватил радиста за куртку и сказал:
– Вы – единственный в курс дела. Если хоть одно слово станет известно людям, я убью вас! Это не простая угроза. Я не стану вас избивать. Или увольнять. Я вас убью!
– Послушайте, босс, я клянусь… – пробормотал испуганный человек, поверивший в то, что Джок способен убить ради картины.
– Все начнут спрашивать, о чем шла речь. Я говорю вам – о том, что вчерашний материал превосходен. Поняли?
Испуганный человек кивнул.
Джок немного успокоился. Он ужасно не любил выходить из себя непреднамеренно, спонтанно и считал это проявлением своей неуверенности. Эквивалентом женских слез. Теперь он хотел исправить свой имидж.
– Она – великолепная актриса, но очень чувствительная. Это погубит ее. Мы не можем допустить такое. Верно?
– Да, сэр, – сказал радист.
– Хорошо. Я рад, что вы меня поняли.
Джок почувствовал, что теперь может покинуть радиотрейлер.
Он вернулся на съемочную площадку, широко улыбаясь.
– Они в восторге от вчерашнего материала! Просто в восторге!
Джок подошел к Престону Карру, шутливо заехал ему кулаком в подбородок – таким жестом мужчины выражают свое восхищение, когда не решаются сделать это открыто. Затем Джок взял руку Дейзи и поцеловал кончики пальцев. Этим он дал понять съемочной группе, что первые кадры с Дейзи получили высокую оценку студии.
Съемки были продолжены. Дейзи Доннелл чувствовала себя уверенно, играла вполне хорошо. В течение нескольких следующих часов.
Когда дневные съемки закончились, и Престон Карр направился в свой трейлер, Джок догнал его.
– Прес… я могу поговорить с вами? Как мужчина с мужчиной? У меня неприятности.
– Знаю, – просто ответил Карр. – Студии не понравился материал.
Джок предпочел бы преподнести новость по-своему для достижения нужного эффекта.
– Вы догадались. Каким образом?
– Ты переиграл, – Карр сымитировал удар в челюсть. – Потом поцеловал руку Дейзи. Можно ли было выдать все более явно?
– Думаете, она что-то заподозрила?
– Не знаю. Теперь, малыш, послушай меня. Ты находишься здесь. Снимаешь важную картину. Может быть, самую важную в твоей жизни. Не пытайся обманывать меня. Это не пойдет тебе на пользу. У тебя есть талант. Ты – хороший режиссер. Я помогу Всеми моими силами. Но перестань врать. Хотя бы мне. О'кей?
Самым трудным для Джока было вести прямой, честный разговор. Гораздо легче дурачить, водить за нос руководство студии. Манипулировать им. В эту игру Джок играл хорошо.
– Прес, я не пытался обмануть вас. Я заехал вам в челюсть, чтобы подготовить атмосферу для последующего поцелуя. Потому что… ну…
– Они велели тебе заново отснять вчерашний эпизод.
Джок покачал головой.
– Они хотят заменить ее.
– О Боже, – реакция Престона Карра была тихой, искренней, сочувственной.
– Точно, – сказал Джок.
– Забудь то, что я наговорил вчера. Я сделаю все, что смогу. Я не хочу, чтобы с ней произошло такое.
– Я рад, что вы так настроены. Потому что для борьбы со студией мне понадобится помощь. Если они спросят ваше мнение, что вы скажете?
– Я… я скажу им, что, по-моему, она справится, – пообещал Карр.
– Спасибо, Прес. Я никогда это не забуду!
– Малыш, я снялся в большем числе картин, чем ты поставишь за всю жизнь. Я снимался в хороших картинах. И в плохих картинах. Видел успех, который заслуживает того, чтобы его назвали провалом. И наоборот. Но ни одна картина не стоит человеческой жизни. Поэтому я не позволю им заменить девушку. Даже если она погубит фильм.
Восемь миллионов долларов? Ну и что? Она принесла киностудии сотни миллионов. Они обязаны проявить к ней уважение, доброту, терпимость. Дать шанс. Ты должен дать ей шанс. Не потому, что это укрепит твою репутацию. А потому, что это может спасти ее жизнь. Я ценю эту штуку все больше и больше. Кинобизнес растет, а люди – умирают. Мы оставим Дейзи в твоей картине. И она продемонстрирует хорошую игру. Тогда мы сохраним уважение к себе. О'кей?
Престон Карр протянул руку Джоку. Режиссер пожал ее. Не отпуская руки Джока, Карр внезапно тихо спросил:
– Скажи, малыш, ты спишь с ней?
Джок изобразил на лице благородное смущение. Его глаза говорили: «Джентльмены не делятся такими секретами, а я – джентльмен». Тем самым он сделал ясное признание.
– Возможно, тебе следует заниматься с ней любовью.
Не дав Джоку раскрыть рот, Карр быстро добавил:
– Я получил бумаги по сложной земельной сделке и должен до полуночи дать Харри ответ.
И зашагал к своему трейлеру.
Кадры с Дейзи Доннел, отснятые на второй день, не успокоили студию. Материал был отправлен со специальным курьером в Нью-Йорк, просмотрен там и доставлен обратно.
Теперь Нью-Йорк поддерживал студию, настаивая на замене Дейзи.
Под прикрытием легенды о том, что он инспектирует производство всех фильмов студии перед промежуточным собранием акционеров, президент прибыл на натуру. В новых сапогах, новых джинсах, новом «стетсоне» он выглядел как полный, страдающий пристрастием к алкоголю президент нью-йоркской компании, пытающийся изобразить из себя коренного южанина. Его представили всем присутствующим, сфотографировали с Престоном Карром. Президент делал все, что делают большие шишки из Нью-Йорка, приезжающие на отдаленную натуру.
