Текст книги "Священная земля (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Он подумал, не было ли это слишком прямолинейно. Соклей мог быть чувствительным, а также дуться несколько дней после того, как ему взъерошили перья. Теперь он сказал: “Мне так жаль, моя дорогая. Я больше не буду утомлять тебя своим присутствием”, – и гордо покинул палубу юта, как возмущенный египетский кот. Менедем вздохнул. Конечно же, он ударил слишком сильно. Теперь ему придется придумать способ вернуть Джолли Соклатосу хорошее настроение.

Между тем, у него были корабль, море и приближающееся ликийское побережье, о которых нужно было беспокоиться, а это означало, что его кузен на какое-то время остался без присмотра. Соклей был прав в одном: точно так же, как ни одна армия никогда не очищала ликийские холмы от разбойников, ни один флот никогда не очищал побережье от пиратов. Менедем пожелал, чтобы Афродита была трихемиолией. Тогда пусть ликийцы остерегаются!

Однако на торговой галере он был единственным, кто соблюдал осторожность. К концу дня из моря выползло нагорье, высокое и темное от леса. Он мог бы попытаться построить город. Он мог бы, но не сделал этого. У него было достаточно еды. Он принял столько воды, сколько могла вместить «Афродита» в Пафосе. Он мог позволить себе провести в море еще одну ночь. Он мог себе это позволить, и он это сделал.

Ни один моряк не роптал, по крайней мере, у этого побережья. Может быть, мужчины в конце концов смирились бы с нападением прямо через Кипр на Родос. Если бы другим выбором было выдержать натиск ликийских пиратов… Он задавался вопросом, смогли бы акатосцы взять с собой достаточно хлеба, сыра, оливок, вина и воды для столь долгого путешествия. Возможно. А может и нет. Был бы риск. Он усмехнулся себе под нос. В море всегда есть риск.

С заходом солнца якоря шлепнулись во Внутреннее море. Моряки поужинали и запили разбавленным вином. На юго-востоке неба сияла растущая круглая луна. Когда сгустились сумерки, появились звезды. Блуждающая звезда Зевса висела низко на юго-западе. Немного к востоку от нее сияла блуждающая звезда Ареса, теперь входящая в созвездие Скорпиона и, таким образом, близкая к своему красноватому сопернику Антаресу. Блуждающая звезда Кроноса, желтая, как оливковое масло, сияла с юга, немного западнее Луны.

В тихой темноте послышался храп. Соклей вернулся с ютной палубы, чтобы завернуться в гиматий и растянуться рядом с Менедемом. Однако он был не совсем готов ко сну. Указывая на блуждающую звезду Ареса, он сказал тихим голосом: “Интересно, почему сейчас она настолько тусклее, чем была этой весной. Тогда она легко затмила бы Антарес. Теперь...” Он вскинул голову.

Менедему хотелось спать. “Откуда мы можем знать почему?” спросил он сварливым голосом. “Он делает то, что он делает, вот и все. Ты рассчитываешь подняться на небеса и посмотреть?”

“Если бы я мог, я бы хотел”, – сказал Соклей.

“Да. Если. Но поскольку ты не можешь, не согласишься ли ты вместо этого лечь спать?”

“О, хорошо. Спокойной ночи”.

“Спокойной ночи”, – сказал Менедем.

Когда он проснулся на следующее утро, сумерки окутали небо на востоке позади "Афродиты    ". “Розовощекий рассвет”, – пробормотал он и улыбнулся. Он зевнул, потянулся и поднялся на ноги. Слегка дрожа, он поднял скомканный хитон, который использовал вместо подушки, и надел его обратно. День скоро должен был потеплеть, но ночь была прохладной. Он подошел к перилам и помочился во Внутреннее море.

Соклей все еще храпел. Казалось, он почти не двигался с того места, где лежал прошлой ночью. Диокл не спал; он оглянулся со скамьи гребцов, где свернулся калачиком на ночь, и склонил голову к Менедему. По мере того как день прояснялся, все больше и больше моряков просыпались. Наконец, как раз перед тем, как солнце взошло над горизонтом, Менедем помахал людям, которые уже проснулись, и они принялись будить остальных.

Он сам разбудил Соклея, толкнув его ногой. Его двоюродный брат что-то пробормотал, затем встревоженно дернулся. Его глаза распахнулись. На мгновение в них не было ничего, кроме животного страха. Затем разум вернулся, а вместе с ним и гнев. “Почему ты просто не воткнул в меня копье?” Соклей возмущенно потребовал ответа.

“Может быть, в следующий раз, моя дорогая”. Менедем постарался придать своему голосу как можно больше жизнерадостности, чтобы лучше позлить кузена. Судя по хмурому виду Соклеоса, это сработало.

На завтрак подали ячменные лепешки, масло и разбавленное водой вино. Кряхтя от усилий, матросы взялись за ванты, чтобы поднять якоря. Они вытащили их из моря и сложили на носу. Менедем измерил ветер. Это было легко определить: говорить было не о чем. Он вздохнул. Гребцы отработают свое жалованье сегодня.

По его приказу Диокл посадил на весла по восемь человек с каждой стороны: достаточно, чтобы поддерживать ход торговой галеры, но недостаточно, чтобы поддерживать свежесть команды на случай, если им понадобится, чтобы все гребли, спасаясь от пиратов или отбиваясь от них. Менедем сплюнул за пазуху своей туники, чтобы предотвратить неприятное предзнаменование.

Как это часто случалось, рыбацкие лодки бежали от Афродиты    . Им хватило одного взгляда на галеру-многоножку, шагающую по водам Внутреннего моря, и они решили, что видят пиратский корабль. Это всегда огорчало Менедема. И все же, если бы он был шкипером одной из тех маленьких лодок, он бы тоже сбежал от Афродиты    , . Любой, кто рисковал свободой и жизнями своей команды, был глупцом.

Ветер действительно дул порывисто, по мере того как приближалось утро. Менедем приказал спустить парус на рее. Он удивлялся, зачем он беспокоился. Теперь она наполняла и подталкивала акатос вперед, а затем, мгновение спустя, когда ветер снова стих, она висела такой же рыхлой и пустой, как кожа на животе некогда толстяка после того, как его полис подвергся осаде и был заморен голодом до капитуляции.

“Чума!” – пробормотал он, когда ветер стих в четвертый раз за полчаса. “С таким же успехом можно быть девушкой, которая дразнит, но не собирается сдаваться”.

Соклей стоял достаточно близко, чтобы слышать его. “Доверяю тебе использовать эту фигуру речи”, – сказал он.

“Я и не думал разочаровывать тебя”, – сказал Менедем.

Он продолжал бы в том же духе, но Мосхион, который был вахтенным, крикнул с передней палубы: “Корабль выходит из-за того мыса! Нет, два корабля, клянусь богами! Два корабля по правому борту по носу! Он указал.

Взгляд Менедема метнулся в направлении, указанном Мосхионом. Несмотря на это, ему потребовалось несколько ударов сердца, чтобы заметить корабли. Это были галеры, их мачты были опущены, корпуса и даже весла выкрашены в зеленовато-голубой цвет, из-за чего их было трудно различить на фоне моря и неба. Ни один честный шкипер не красил свой корабль в такой цвет.

Соклей увидел то же самое в то же время. “Пираты”, – сказал он, как бы говоря о погоде.

“Боюсь, ты права, моя дорогая”. Менедем опустил голову. Он оценил скорость, с которой приближались эти длинные, узкие галеры, оценил, и ему это ни капельки не понравилось. “Боюсь, мы тоже не сможем хорошо бежать, не с таким промокшим корпусом, как сейчас. Они быстро догонят нас, а этот грязный порывистый бриз тоже не позволит нам уплыть”.

“Тогда мы должны сражаться”, – сказал Соклей.

“Да”. Менедем снова опустил голову. “Боюсь, что да”. Он выкрикивал приказы: “Поднять парус на рее! Раздать всем оружие! Сесть на весла! Диоклес, как только у нас на каждой скамейке будет по гребцу, я хочу, чтобы ты увеличил гребок. Мы не сможем их обогнать, но нам понадобится как можно больше скорости.”

“Вы правы, шкипер”. Гребец указал на приближающиеся пиратские корабли, которые оставались в паре плетр друг от друга. “По-моему, они немного переусердствовали. Если бы они подождали немного дольше, прежде чем выйти из укрытия, у нас было бы меньше времени на подготовку ”.

“Мы находимся на хорошем расстоянии от моря; возможно, они хотели убедиться, что мы не уйдем”, – сказал Менедем. “Если они действительно допустили ошибку, мы должны доказать это”.

“Это триаконтеры”, – сказал Соклей. “Всего по тридцать гребцов в каждом, но посмотри, сколько дополнительных людей они взяли на абордаж”.

“Ублюдки”, – сказал Менедем. “Возьми мой лук, о лучший. Твоя стрельба из лука поможет нам”.

“Я надеюсь на это”, – ответил его двоюродный брат. “Однако я не могу перестрелять их всех, как бы сильно мне этого ни хотелось”.

“Я знаю. Я бы тоже хотел, чтобы ты мог”, – сказал Менедем. “Но чем больше вы будете бить, тем меньше нам придется беспокоиться о том, удастся ли им взять нас на абордаж”. Если они возьмут нас на абордаж, нам конец, подумал он. Как и Соклей, он увидел, насколько полны людей пиратские корабли. Команда "    " вполне могла бы отбиться от одного из них. От обоих вместе? Ни единого шанса. Он знал об этом много, но не сказал бы вслух. Судя по выражению лица его кузена, Соклей тоже знал об этом.

Подняли парус. Гребцы поспешили на свои места. Матросы, которые не гребли, раздали мечи, пики, топоры и дубинки. Мужчины сложили их там, где могли схватить в спешке. Взгляды всех были прикованы к паре триаконтеров, мчавшихся к торговой галере. Мужчины также должны были знать, что они не смогут отбиться от такого количества абордажников. Но они уже проходили через морские сражения с Менедемом раньше. Ему всегда удавалось что-то сделать, чтобы сохранить их свободными и в безопасности.

Что ты собираешься делать на этот раз? спросил он себя. Он нашел только один ответ: лучшее, что я могу. Вслух он сказал: “Соклей, отвяжи лодку от кормового столба. Затем иди вперед, чтобы стрелять. Если мы победим, возможно, мы вернемся за лодкой. Если мы этого не сделаем...” Он пожал плечами и повернулся к Диоклесу, когда его двоюродный брат подчинился. “Прибавь ходу еще немного. Однако не показывай им всего, на что мы способны, пока нет. Пусть они думают, что мы немного медленнее и погрязли глубже, чем есть на самом деле ”.

“Я понимаю, шкипер”. Келевстес повысил голос, так что даже люди на крайних передних веслах могли слышать: “Надавите на спину, вы, ушастики! Если ты хочешь снова платить шлюхам на Родосе, делай то, что тебе говорим мы с капитаном. Давай, сейчас же! Риппапай! Рифмапай! Рифмапай! ” Он тоже отбивал ритм молотком и медным квадратом.

Афродита, казалось, собралась с силами, а затем прыгнула через воду к двум пиратам. Гребцы акатоса, конечно, не могли видеть врага; они оглянулись на Менедема и Диокла. Диокл поступил мудро, напомнив им подчиняться приказам. Они полагались на гребца и шкипера, которые были их глазами и мозгом. Они поставили на карту свою свободу, возможно, свои жизни, полагаясь на это. Судя по озабоченным выражениям лиц некоторых из них, они тоже были хорошо осведомлены об этом.

Тогда у Менедема больше не оставалось времени на своих гребцов. Он управлял торговой галерой у двух триаконтеров, направлявшихся к "Афродите    ". Глаза на носу пиратских кораблей злобно смотрели через воду на торговую галеру. Их тараны, а также тараны Афродиты , прогрызли море, взбивая его в белую пену. Их весла поднимались и опускались, поднимались и опускались, не совсем так плавно, как у. У «Афродиты», но с поразительно быстрой гребкой. Оба корабля были быстрее «акатоса». Но не настолько, как ты думаешь, сказал себе Менедем. Я надеюсь.

“Я подарю тебе что-нибудь вкусненькое, отец Посейдон, – пробормотал он, – если ты позволишь мне вернуться домой, чтобы сделать это. Я обещаю, что сделаю”. Он торговался с мужчинами почти каждый день. Почему не с богами заодно?

События на море не всегда происходили быстро. Несмотря на то, что «Афродита» и пираты приближались быстрее, чем лошадь могла бы бежать рысью, им предстояло преодолеть двадцать или двадцать пять стадиев, прежде чем они встретятся: около получаса. У Менедема было достаточно времени, чтобы подумать. Без сомнения, у пиратских капитанов тоже. Он подозревал, что знал, что они сделают: будут держаться на расстоянии друг от друга, некоторое время обстреливают «Афродиту» стрелами, а затем сблизятся и поднимутся на борт одновременно с левого и правого бортов. С таким количеством на их стороне они вряд ли могли потерпеть неудачу.

Что касается того, что он мог сделать, чтобы противостоять этому… Там его мысли оставались более мрачными, чем ему хотелось бы.

Эти пиратские корабли увеличились в размерах. Внезапно Менедем услышал крики людей на их борту, увидел солнечные искры от мечей и наконечников копий. Он не думал, что крики были греческими, не то чтобы это имело значение. На борту пиратского корабля, который год назад напал на торговую галеру в Эгейском море, было много эллинов. В первую очередь их считали пиратами.

Он направил «Афродиту» прямо к ближайшему здесь триаконтеру: левому из пары. Как бы она ни меняла курс – и ее товарищ вместе с ней, в каком-нибудь отличном морском искусстве, – он поворачивал рулевое весло так, чтобы его нос и ее были направлены друг на друга.

“Ты собираешься попытаться протаранить ее, шкипер?” Спросил Диокл. “Ты хочешь получить дополнительную плату от гребцов сейчас? Я думаю, они все еще могут дать ее вам, хотя они довольно усердно работали ”.

“Я посмотрю, что делают пираты, и это подскажет мне, что я могу сделать”, – ответил Менедем. “Не увеличивай ход, пока я не закричу, несмотря ни на что”.

“Хорошо”. В голосе гребца не прозвучало сомнения, независимо от того, о чем он думал. Это оставило Менедема благодарным. Если бы Диокл позволил проявиться беспокойству, это наверняка заразило бы гребцов, и это сделало бы плохую ситуацию еще хуже.

Лучники на борту ближайшего пиратского корабля начали стрелять. Их стрелы упали во Внутреннее море, не долетев до "Афродиты    ". Менедем склонил голову с кривой усмешкой. Лучники всегда были переусердствовавшими. Однако вскоре древки начинали кусаться. В воздухе просвистело еще больше стрел. Они тоже не дотянули, но не настолько далеко.

Там, где раньше время не имело особого значения, внезапно теперь сердцебиение стало самым важным. Менедем резко развернул «Афродиту» влево, нацелив ее таран прямо в борт второго триаконтера, которого он до сих пор игнорировал. “Все, что у них есть, Диокл!” он позвал.

“Правильно”, – без колебаний согласился гребец. Он увеличил гребок: “Вперед, ребята! Вы можете это сделать! Риппапай! Риппапай! Риппапай!” Даже Талос бронзовый человек не смог бы долго удерживать этот забег. Задыхаясь, толкаясь, с лицами, блестящими от пота и масла, гребцы отдали ему все, что у них было. «Акатос» внезапно, казалось, устремился вперед по морю.

Единственным преимуществом Менедема было то, что он знал, что делает, в отличие от ни одного из пиратских капитанов. Будь шкипер ближайшего корабля более бдительным, более готовым к чему-то неожиданному со стороны Афродиты    он мог бы протаранить ее, когда она поворачивала к его товарищу. На самом деле он пытался, но подождал на пару ударов сердца слишком долго, прежде чем начать свой собственный поворот – и внезапный всплеск скорости торговой галеры также застал его врасплох. Его триаконтер прошел в нескольких локтях за кормой "Афродиты    .

Две стрелы просвистели позади Менедема. Он даже не мог оглянуться. Если в него попадут, он надеялся, что Диокл оттолкнет его с дороги и доведет до конца атаку на другой пиратский корабль. Он направил торговую галеру в точку на полпути между тараном триаконтера и тем местом, куда должна была попасть ее мачта, когда она была поднята.

Человек на рулевом весле пиратского корабля должен был начать поворачиваться к Афродите или от нее, чтобы убедиться, что таран «акатоса» не попал прямо в цель. Чернобородый негодяй должен был. Может быть, он даже сделал бы это; хотя и был застигнут врасплох, у него, вероятно, было время сделать это. Но Соклей выпустил в него три стрелы подряд. Двое из них промахнулись. Другой попал ему в шею. Он закричал, вцепился в себя когтями и напрочь забыл об управлении триаконтером.

“Euge!” Менедем ликующе взревел.

Другой пират оттолкнул раненого рулевого в сторону и схватился за рулевые весла. Слишком поздно. Слишком поздно. Теперь считались удары сердец, и у людей на втором корабле не было никого, кого можно было бы пощадить. Менедем слышал их крики, видел, как их рты – и глаза – широко-широко открылись, когда таран попал в цель. Один из них попытался с помощью весла отбиться от торговой галеры, что принесло ему не больше пользы, чем соломинка помогла бы отбиться от разъяренной собаки.

Хруст! Удар потряс Менедема. Три горизонтальные лопасти тарана врезаются в бревна триаконтера, ломая шипы, разрывая пазы и позволяя морю проникать между досками, ранее водонепроницаемыми.

“Весла назад!” Крикнул Диокл. Гребцы, которые знали, что последует команда, немедленно повиновались. Сердце Менедема глухо забилось. Если таран застрянет, пираты смогут ворваться на борт «Афродиты» со своего смертельно раненого судна и, возможно, все же одержать победу. Но затем он снова вздохнул, потому что это вышло чисто. Он повернул «акатос» к другому пиратскому кораблю.

Гребец взвыл, когда стрела попала в удила триаконтера. Его место занял другой матрос. Менедем возблагодарил богов, что этого не произошло во время тарана, иначе это могло бы сбить его с ритма и заставить нанести менее эффективный удар. Он заметил еще одного матроса, не мужчину, который управлялся с веслом, лежащего и хватающегося за древко, пронзившее его икру. Этот парень, должно быть, был ранен во время нападения, но Менедем, все свое внимание сосредоточивший на своей цели, до сих пор этого не заметил.

Лучники на борту уцелевшего «триаконтера» также продолжали стрелять по "Афродите    , . Соклей отвечал, как мог. Одна из его стрел просвистела прямо перед лицом рулевого пиратского корабля. Он отпрянул с испуганным криком, который Менедем мог услышать через пару плетр воды между двумя галерами.

Он также слышал крики о помощи, доносившиеся с корабля, который он протаранил, когда он все глубже погружался в воду. Он не опустился бы на дно моря – в конце концов, он был сделан из дерева. Но от весел уже было мало толку; когда ее корпус полностью наполнится, они будут совершенно бесполезны. И она была на добрых много стадий в море. Менедем, сильный пловец, не стал бы пытаться добраться отсюда до берега в одиночку. И не так уж много мужчин вообще умели плавать.

Другой пиратский корабль мог бы снять с себя команду, но этот триаконтерн уже был переполнен. Кроме того, если бы она подплыла к своей раненой сестре, та лежала бы мертвой в воде, ожидая очередного тарана от Афродиты    .

Неплохая проблема для ее шкипера, подумал Менедем. Он и другой пиратский капитан маневрировали осторожно. Ни один из кораблей больше не был в лучшей форме; гребцы на обоих были измотаны. Тем не менее, триаконтер оставался быстрее. Менедем не мог догнать его. Через некоторое время он прекратил попытки, опасаясь, что полностью истощит своих людей и оставит их на милость пиратов.

Пока они спорили, протараненный корабль продолжал оседать. Вскоре пираты уже качались в море, цепляясь за весла и за все остальное, что могло плавать. Их крики становились все более жалобными – не то чтобы они сами знали бы жалость, если бы протаранили торговую галеру, а не наоборот.

Начал подниматься бриз. Это сделало море более бурным. Пиратский корабль наполнялся еще быстрее. Люди, покинувшие его, поднимались на гребнях волн и соскальзывали во впадины. Менедем проверил ветер мокрым пальцем. “Что ты думаешь?” он спросил Диокла. “Это продержится какое-то время?”

“Надеюсь на это”. Гребец наклонился навстречу ветру. Он причмокнул губами, словно пробуя его на вкус, затем опустил голову. “Да, шкипер, я думаю, так и будет”.

“Я тоже”. Менедем повысил голос: “Спусти парус с реи. Я думаю, что эти оскверненные грабители храмов получили от нас все, что хотели. Если они придут за нами на корабле, который у них остался, мы заставим их снова пожалеть ”.

Раздались радостные возгласы, усталые, но искренние. Диоклес сбавил ход; теперь ветер играл большую роль в продвижении торговой галеры по морю. Менедем оглянулся через плечо. Конечно же, один триаконтер поспешил к другому, уводя с нее людей. Никто на борту пиратского корабля «Саунд», казалось, не обращал на «Афродиту» никакого внимания. И даже если пираты все еще думали о ней, суровая погоня была долгой погоней. Дополнительный вес нескольких десятков человек также замедлил бы выживший триаконтер.

Соклей вернулся на корму, чтобы помочь матросу, которому прострелили ногу. Он кое-что знал о врачевании – Менедем подозревал, что он знал меньше, чем думал, но даже лучшие врачи могли сделать не так уж много. Он вытащил стрелу и перевязал рану. Моряк, казалось, был благодарен за внимание, поэтому Менедем предположил, что его кузен не причинил вреда.

И Соклей действительно очень хорошо проявил себя с передней палубы. “Euge!” Менедем позвал еще раз. “Ты застрелил пирата, сидевшего за рулевыми веслами, как раз в нужное время”.

“Я бы застрелил брошенного негодяя раньше, если бы дважды не промахнулся”, – сказал Соклей. “Я практически мог плюнуть через море и попасть в него, но стрелы пролетели мимо”. Он выглядел недовольным собой.

“Не беспокойся об этом”, – сказал Менедем. “Ты действительно ударил его, и это главное. Они потеряли достаточно времени, чтобы не развернуться под нашим ударом или отвернуться от него, и мы нанесли им хороший и меткий удар. Так таран наносит намного больше урона ”.

“Ты думаешь, другой придет за нами?” Спросил Соклей.

“Я не знаю наверняка. Мы просто должны выяснить. Надеюсь, что нет”, – ответил Менедем. “Я пообещал Посейдону кое-что приятное, если он проведет нас через это. Я должен буду исправить это, когда мы вернемся на Родос ”.

“Достаточно справедливо, мой дорогой”, – сказал его кузен. “Бог заслужил это. И вы тоже заслужили похвалу за свое морское мастерство ”. Он крикнул матросам: “Еще раз поболеем за шкипера, ребята!”

“Euge!” они кричали.

Менедем ухмыльнулся и поднял руку с рулевого весла, чтобы помахать. Затем он снова оглянулся через плечо. По-прежнему никаких признаков другого пиратского корабля. Мало того, что триаконтер не преследовал ее, она исчезла

Священная земля 343

за горизонтом. Однако Менедем ничего не сказал, пока нет. Хотя он не мог видеть ее со своего места на юте, ее команда, возможно, все еще смогла бы разглядеть мачту и парус "    ". Он был доволен тем, что поплыл дальше и увидел, что произошло.

Бриз продолжал свежеть. Наконец, он снял своих людей с весел и пошел дальше под парусами один. Он подумал, что пиратам придется сделать то же самое: либо это, либо совсем измотать своих людей. Он продолжал оглядываться в ту сторону, откуда пришла торговая галера. По-прежнему никаких признаков паруса.

Наконец, он позволил себе роскошь вздохнуть с облегчением. “Я действительно не думаю, что они придут за нами”, – сказал он.

“Euge!” матросы снова закричали.

“как твоя нога, Каллианакс?” С тревогой спросил Соклей.

“Все еще болит, насколько это возможно, юный сэр”, – ответил моряк. “Думаю, и еще какое-то время будет болеть”. Его дорическое произношение было более тягучим, чем у большинства. “В тебя не стреляют, не причинив вреда. Клянусь богами, я бы хотел, чтобы ты это сделал”.

“Я понимаю это”, – сказал Соклей. “Но она горячая? Она воспалена? В ней есть гной?”

“Нет, ничего из той ерунды”, – сказал Каллианакс. “Это просто больно”.

“Однако, пока рана не распухнет, не покраснеет и не начнет выделять гной, она заживает так, как и должна заживать”, – сказал ему Соклей. “Ты тоже продолжаешь поливать ее вином”.

Каллианакс скорчил гримасу. “Тебе легко говорить. Это не твоя нога. От вина она горит, как огонь”.

“Да, я знаю”, – сказал Соклей. “Но это действительно помогает тебе стать лучше. Ты хочешь потерять долгосрочное преимущество из-за какой-то боли сейчас? Если рана затягивается, она может убить. Ты видел это – я знаю, что видел ”.

“Ну, да, но я не думаю, что это здесь подойдет”, – сказал Каллианакс.

“Пожалуйста, не рискуй”, – сказал Соклей. С явной неохотой моряк опустил голову. Соклей решил не спускать с него глаз, чтобы убедиться, что он делает то, что ему говорят. Некоторые люди действительно обычно ставили краткосрочные перспективы выше долгосрочных. Он знал это, знал как факт, не вполне понимая этого.

Менедем рассмеялся, когда сказал это. “Я могу назвать пару причин, почему это так”, – сказал его двоюродный брат.

“Просвети меня, о наилучший”, – сказал Соклей.

Это только еще больше рассмешило Менедема. “Я знаю тебя, моя дорогая. Ты не сможешь обмануть меня. Всякий раз, когда вы становитесь слишком вежливым для вашего же блага, это означает, что вы не думаете, что я могу вас просветить. Некоторые люди – дураки, простые и неприметные. Им было бы наплевать на ”месяц за месяцем", если бы ты ударил их этим по голове ".

“Но они дураки от природы или только потому, что их не учили быть кем-то другим?” Спросил Соклей.

Он ожидал четкого ответа «или-или». Так его воспитали. Но Менедем сказал: “Вероятно, что-то из каждого. Некоторые люди дураки, как я уже сказал. Они будут вести себя как идиоты, независимо от того, образованны они или нет. Другие – кто знает? Может быть, ты сможешь показать некоторым людям, что безумие есть безумие ”.

Соклей хмыкнул. Ответ его кузена не был аккуратным, но в нем было много смысла. “Достаточно справедливо”, – сказал он и начал отворачиваться.

Но Менедем сказал: “Подожди. Я еще не закончил”.

“Нет?” Сказал Соклей. “Тогда продолжай”.

“Большое вам спасибо”. Ироничный Менедем действительно был опасным существом. Продолжай, что он и сделал: “Если награда, которую ты получишь сейчас , достаточно велика, то и в дальнейшем тебя не будут волновать неприятности. После того, как Александр предпочел Афродиту Гере и Афине, он попросил Елену согревать его постель. Ты думаешь, из-за этого он беспокоился о том, что может случиться с Троей позже? Вряд ли!”

“Ну вот, ты снова проводишь сравнения о женщинах”, – сказал Соклей. Менедем не выпустил из рук рулевого весла, но все равно сделал вид, что собирается поклониться. Но Соклей, немного подумав, был вынужден признать: “Да, это, вероятно, тоже правда”.

“Значит, ты просветленный?” Спросил Менедем.

“Полагаю, что да”.

“Хорошо”. Менедем ухмыльнулся. “У вас есть еще какие-нибудь из этих маленьких проблем, просто сообщите о них мне. Я объясню тебе все начистоту”.

“Иди вой”, – сказал Соклей, что только еще больше рассмешило Менедема.

"Афродита " остановилась в нескольких городах вдоль ликийского побережья, не столько для ведения бизнеса, сколько потому, что прибрежные города, удерживаемые гарнизонами Птолемея, были единственными безопасными местами стоянки в этой части света. Если никого не было поблизости, когда садилось солнце, торговая галера проводила ночь далеко от берега.

Другой причиной, по которой родосцы не вели большого бизнеса в ликийских городах, была надежда, что следующей весной они получат более высокие цены на свои товары в Эгейском море, чем могли бы получить здесь. Финикийские купцы иногда привозили свои товары так далеко на запад; лишь немногие из них добирались до полисов собственно Эллады.

Один из офицеров Птолемея в Мирах купил пару амфор библийского для символики, которую он планировал нанести. “Это даст мальчикам выпить чего-нибудь, чего они раньше не пробовали”, – сказал он.

“Я бы так подумал, да”, – согласился Соклей. “Как тебе нравится быть размещенным здесь?”

“Как мне это нравится?” Солдат скорчил ужасную гримасу. “Мой дорогой сэр, если бы миру нужна была клизма, они бы воткнули шприц прямо сюда”. Это вызвало смех как у Соклея, так и у Менедема. Офицер продолжал: “Ликийцы – шакалы, не более того. И если бы вы убили их всех до единого, вы не принесли бы себе никакой пользы, потому что эти горы просто мгновенно заполнились бы другими людьми-шакалами. Такая страна создана для бандитов ”.

“И пираты”, – добавил Соклей, и они с Менедемом по очереди рассказали о своей битве во Внутреннем море.

“Вам повезло”, – сказал офицер «Птолемея», когда они закончили. “О, я не сомневаюсь, что вы хорошие моряки и у вас хорошая команда, но все равно вам повезло”.

“Я предпочитаю думать, что мы были искусны”. У Менедема была своя доля недостатков, но скромность никогда не входила в их число.

Соклей сухо сказал: “Я предпочитаю думать, что мы тоже действовали умело, но нельзя отрицать, что нам повезло – и мы застали пиратов врасплох”.

“Мы родосцы”, – сказал Менедем. “Если мы не можем превзойти подобный сброд, мы вряд ли заслуживаем нашей свободы. Наш друг здесь, – он наклонил голову к солдату, ” хотел бы очистить горы дочиста. Я хотел бы, чтобы мы могли сделать то же самое с берегом и сжечь каждого триаконтера, пентеконтера и гемиолию, которых мы найдем ”.

“Это было бы хорошо”, – сказал Соклей.

“Это было бы замечательно”, – сказал офицер. “Не задерживайте дыхание”.

Менедем надул щеки, как лягушка, надувающая весной свой горловой мешок. Соклей усмехнулся. То же самое сделал солдат, служивший Птолемею. Менедем сказал: “К сожалению, неудивительно, что большая часть этого города находится на расстоянии пятнадцати или двадцати стадиев от моря. Все в этих краях ожидают появления пиратов, принимают их как должное и даже строят города с их учетом. И это неправильно, разве вы не понимаете?” Он говорил с непривычной серьезностью.

“Нет, это правильно, если вы хотите уберечь свой город от разграбления”, ’ сказал офицер Птолемея.

“Я понимаю, о чем говорит мой кузен”, – сказал ему Соклей. “Он имеет в виду, что люди должны сражаться с пиратами, а не принимать их как часть жизни. Я согласен с ним. Я ненавижу пиратов”.

“О, я тоже согласен с ним в том, что люди должны делать”, – сказал офицер. “Однако то, что они будут делать – это, вероятно, уже другая история”.

Как бы Соклей ни хотел поспорить с ним, он не мог.

Остальная часть путешествия вдоль ликийского побережья прошла гладко. Один триаконтер выскочил из устья реки, когда "Афродита " проплывала мимо, но передумал связываться с ней: одинокий пиратский корабль, даже если на нем была большая абордажная группа вместе с гребцами, вряд ли был уверен в захвате торговой галеры.

“Трусы!” – закричали матросы с «Афродиты», когда триаконтер развернулся и направился обратно к берегу. “Подлые собаки! Бесхребетные, бесчувственные евнухи!”

К огромному облегчению Соклея, эти крики не привели пиратов в ярость настолько, чтобы заставить их повернуть назад. Позже он спросил Менедема: “Почему они так кричат? Они действительно хотят сражаться с оскверненными ликийцами?”

“Я так не думаю”, – ответил его кузен. “Во всяком случае, я определенно надеюсь, что нет. Но разве ты не стал бы выкрикивать свое презрение, если бы враг решил, что он не хочет иметь с тобой ничего общего? Ты собираешься сказать мне, что никогда в жизни не делал ничего подобного?”