Текст книги "Священная земля (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

“Это было недостаточно хорошо”, – мрачно сказал Соклей. “Иначе мы все вернулись бы из Энгеди”. Как всегда, Соклей стремился к совершенству от самого себя. Будучи всего лишь человеком, он не всегда получал это. И, когда он этого не делал, он винил себя более яростно, чем следовало, за то, что потерпел неудачу.

Менедем чуть не сказал это ему в лицо. Но затем, зная своего кузена так же хорошо, как и он сам, он передумал. Вместо этого он просто провел Соклея на торговую галеру, подвел его к кожаным мешкам, в которых хранился шелк, и открыл один из них, чтобы вытащить засов.

Глаза Соклея расширились. Менедем знал, что так и будет. Соклея уставился на тонкую ткань, затем протянул руку, чтобы пощупать ее. Он решительно опустил голову. “Что ж, когда ты прав, ты прав. Коаны никогда не мечтали ни о чем подобном. Откуда это берется? Как это делается?” Любопытство было близко к тому, чтобы вернуть его к обычному состоянию.

“Я не знаю, как это делается”, – ответил Менедем. “Это с востока, сказал Закербал – он финикиец, у которого я это получил. Откуда-то из-за пределов Индии, может быть, с севера, может быть, с востока, может быть, и с того, и с другого ”.

“Как череп грифона”, – сказал Соклей.

“Да, мне это тоже приходило в голову”, – согласился Менедем. “Но я думаю, мы увидим, что еще больше этого шелка поступает на запад, в земли вокруг Внутреннего моря, где только боги знают, найдется ли когда-нибудь еще один такой череп”.

Соклей явно хотел поспорить с ним. Так же очевидно, что он не мог. Он спросил: “Сколько ты заплатил за это и сколько ты получил?” Когда Менедем рассказал ему, он пробормотал что-то себе под нос, затем снова опустил голову. “Это неплохо”.

“Спасибо. Я думаю, мы собираемся извлечь довольно приличную прибыль из этого пробега, хотя нам потребуется некоторое время, чтобы сделать это, потому что многое из того, что мы заработаем, будет зависеть от продажи вещей, которые у нас есть здесь, в Элладе ”, – сказал Менедем.

“Да, я почти уверен, что ты прав”, – сказал Соклей. “Я знаю, где мы можем получить хорошую цену за часть этого шелка, а может быть, и за весь его: в Саламине”.

“Ты действительно так думаешь?” Спросил Менедем. “Разве ты не хочешь уехать подальше от Финикии?”

“Обычно я бы сказал ”да", – ответил Соклей. “Но помни, моя дорогая, Менелай находится в Саламине. И если брат Птолемея не может заплатить максимальную цену за что-то странное издалека, то кто может?”

Теперь настала очередь Менедема сказать: “Если ты прав, то ты прав. Я думал, ты имел в виду, что мы продадим ее какому-нибудь богатому саламинянину. Но Менелай – это особый случай, конечно же. Да, нам определенно нужно будет навестить его, когда мы вернемся на Кипр ”.

“Как скоро мы сможем уехать?” Спросил Соклей.

“Сейчас или как только Диокл выведет всех мужчин из винных лавок и публичных домов”, – ответил Менедем. “Я ждал твоего возвращения – это все, что удерживало меня здесь. Я полагаю, ты тоже захочешь продать мула и осла, но это не займет много времени. Диоклес всегда умел вытаскивать команду из погружений, так что мы должны быть готовы отправиться в путь через пару дней. Я не буду сожалеть о возвращении домой, поверьте мне ”.

“Я не горю желанием навещать семью Аристидаса”, – сказал Соклей.

Менедем хмыкнул. “Это ведь есть, не так ли? Нет, ты прав. Я тоже не горю желанием этого делать. Но мы должны это сделать. Как он и другие поживали, пока ты странствовал по Иудайе?”

Соклей огляделся, чтобы посмотреть, где Мосхион и Телеутас, прежде чем ответить. Как только он убедился, что его не слышат, он сказал: “У меня нет плохого слова, чтобы сказать о бедном Аристидасе, или о Мосхионе, тоже. Телеутас… Телеутас сделал все, что от него требовалось, насколько это было возможно, помогая мне. Он тоже храбро сражался с разбойниками – конечно, это была игра «сражайся или умри», – но он украл у Иудаистов на обратном пути сюда из Иерусалима ”.

“Неужели?” Менедем посмотрел на Телеутаса, который разговаривал с кем-то из других моряков, вероятно, рассказывая им о своих приключениях. “Почему я не удивлен?”

“Я не знаю. Почему ты не знаешь?” Сказал Соклей. “Я тоже не был так уж удивлен. Я был просто рад, что иудеи не пришли за нами с убийством в сердцах. У нас могли быть проблемы похуже, чем просто грабители. Мы этого не сделали, но могли бы ”.

“Да, я понимаю это”, – согласился Менедем. “Но это не самый важный вопрос, не сейчас. Самый большой вопрос в том, будет ли Телеутас воровать у своих товарищей по кораблю?”

“Я знаю. Я задавался тем же вопросом”. Соклей выглядел очень несчастным. “Я не знаю, каков ответ. Он плавает с нами уже третий год, и никто не жаловался на воровство на Афродите    , я должен это сказать. Несмотря на это, мне не нравится то, что произошло. Мне это совсем не нравится ”.

“И я тебя ни капельки не виню”. Менедем снова изучил Телеутаса. “Он всегда пытается выяснить, как близко к краю обрыва он может подойти, не так ли? Когда кто-то ведет себя подобным образом, он свалится в один прекрасный день, не так ли?”

“Кто может сказать наверняка?” Соклей звучал так же несчастно, как и выглядел. “Но, похоже, именно так и нужно делать ставки, не так ли?”

“Да. Что нам с этим делать? Ты хочешь оставить его здесь, в Сидоне?”

Соклей с сожалением покачал головой. “Нет, я полагаю, что нет. Он ничего не сделал эллину, что я мог бы доказать – хотя то, как он предложил перерезать горло Аристиду ради меня, охладило мою кровь. Он сказал, что у него была практика, и я ему верю. Но я думаю, мы должны отвезти его обратно на Родос. Хочу ли я, чтобы он плыл с нами следующей весной… Это, вероятно, будет другой вопрос ”.

“Хорошо. Полагаю, ты прав”, – сказал Менедем. “Если он доставит нам неприятности по пути домой, мы всегда можем высадить его на берег в Памфилии или Ликии”.

“Да, и ты знаешь, что произойдет, если мы это сделаем?” Сказал Соклей. “Он станет пиратом, это точно, поскольку мы стоим здесь и разговариваем. В один прекрасный день мы снова поплывем на восток, и там он будет, выбираясь из гемиолии с ножом, зажатым в зубах ”.

“Я бы хотел отправиться на восток в трихемиолии”, – сказал Менедем. “Давайте посмотрим, как ликийцы, клянусь богами, придут за одним из этих на своих жалких, оскверненных пиратских кораблях”.

“Это было бы неплохо”, – согласился Соклей. “Знаешь, это может случиться. Сейчас они строят один из них – возможно, к этому времени уже построили”.

“Я знаю”, – сказал Менедем. “Но даже в этом случае, даже если это была моя идея, они, вероятно, не назначат меня шкипером. Как они могут, когда мне каждую весну приходится уплывать, чтобы заработать на жизнь? Нет, это будет какой-нибудь калос к'агатос , который может позволить себе тратить свое время на служение полису подобным образом ”.

“нечестно”, – сказал Соклей.

“В одном смысле этого слова – нет, потому что я действительно заслуживаю этого”, – ответил Менедем. “Хотя, в другом смысле… Ну, кто может сказать? Богатый человек способен уделять свое время так, как я нет, так почему у него не должно быть шанса?” Он пробормотал себе под нос, не желая думать о том, справедливо это или нет. Чтобы не думать об этом, он позвал: “Диокл!”

“Что тебе нужно, шкипер?” – спросил келевстес, который отошел в сторону, чтобы позволить Менедему и Соклеосу поговорить самим.

Менедем ухмыльнулся ему. “Что мне нужно? Мне нужно, чтобы вся команда вернулась на борт так быстро, как мы сможем доставить их сюда. Теперь, когда Соклей вернулся, у нас больше нет причин оставаться в Сидоне ”.

“Ах”, – Диокл опустил голову. “Я думал, ты собираешься сказать это. Я надеялся, что ты собираешься сказать это, на самом деле. Мне пора отправиться на охоту – ты это мне хочешь сказать?”

“Это именно то, что я тебе говорю”, – сказал Менедем. “Моряки знают, что им не спрятаться от тебя – или, если они до сих пор этого не сделали, им было бы лучше”.

Теперь гребец тоже ухмыльнулся. “Совершенно верно, шкипер. Я приведу их сюда, не бойся. Это даже не должно быть так сложно. Это не похоже на то, что это был эллинский полис – они не могут просто исчезнуть среди людей ”.

Он, как обычно, сдержал свое слово. Многие моряки вернулись на «Афродиту» по собственной воле, как только услышали, что торговая галера направляется обратно на Родос. “Приятно найти больше, чем горстку людей, говорящих по-гречески”, – это замечание Менедем слышал несколько раз.

Несколько других не горели желанием возвращаться домой. Одного человека они не вернули; он поступил на службу к Антигону. “Прощай с ним”, – заметил Менедем, когда узнал об этом. “Любой, кто хочет отведать блюда, которые готовят повара Андроникоса...” Он вскинул голову.

Другой моряк связался с куртизанкой. Диокл вернулся в Менедем с пустыми руками. “Филон говорит, что предпочел бы остаться здесь, шкипер”, – доложил гребец. “Говорит, что он влюблен, и он не хочет оставлять женщину”.

“О, он знает, не так ли?” Спросил Менедем. “Эта женщина хоть немного говорит по-гречески?”

“Немного. Я не знаю, сколько”, – ответил Диокл.

“Хорошо. Возвращайся туда. Убедись, что найдешь их обоих вместе”, – сказал Менедем. “Тогда скажи ему, что с этого момента ему больше не платят. Скажи ему, что он больше не получит от меня ни одного обола. Если женщина после этого не вышвырнет его вон, возможно, они действительно влюблены. В таком случае, спросите вы меня, они заслуживают друг друга ”.

Филон вернулся на борт «Афродиты» на следующий день. Он выглядел пристыженным. Впрочем, никто над ним не издевался. Скольким морякам удалось удержаться от того, чтобы влюбиться или вообразить, что они влюблены, в том или ином порту Внутреннего моря? Не многим.

На следующий день после этого Менедем вернул свою команду обратно, если бы не один дурак, который считал Антигона лучшим казначеем. Многие мужчины выглядели изможденными, выбросив свое серебро на последнюю пирушку, но они были там. Соклей ворчал по поводу цены, которую он получил за двух животных, которых он отвез в Энгеди, но разница между этой ценой и тем, что он заплатил, была все еще меньше, чем стоило бы нанять их для путешествия.

Менедем, снова взявшись за рулевое весло, ухмыльнулся матросам и крикнул: “Ну что, ребята, вы готовы снова увидеть свой родной полис?” Они опустили головы, оглядываясь на него со скамеек гребцов. “Хорошо”, – сказал он им. “Как вы думаете, вы все еще помните, что делать со своими веслами?” Они снова склонили головы. Некоторые из них тоже выдавили улыбки. Он помахал Диоклесу. “Тогда я отдам тебя келевстесу, и он выяснит, прав ты или нет”.

“Первым делом нам лучше отчалить”, – сказал Диокл. “Мы выглядели бы настоящими дураками, если бы попытались уплыть, пока все еще привязаны”. Веревки змеились обратно на борт "Афродиты    «. Матросы спустились на борт по сходням, затем сложили груз на корме. Диокл повысил голос: “По моему приказу... весла назад!» Риппапай! Риппапай! ”Торговая галера отошла от причала.

“Как она себя чувствует?” Тихо спросил Соклей.

“Тяжелая”, – ответил Менедем, когда Диокл ударил молотком по маленькому бронзовому квадрату, чтобы нанести удар. “Этого следовало ожидать, когда она так долго сидела здесь, впитывая морскую воду”. Он оттолкнул один румпель и втянул другой. «Афродита» развернулась в море, пока ее нос не повернулся на запад-северо-запад.

“По моему приказу...” – снова сказал Диокл, и гребцы, зная, что сейчас произойдет, держали весла над водой, пока он не скомандовал: “Нормальный гребок!” Они изменили ритм того, что делали. Теперь, когда их весла вонзились в воду, они толкали «акатос» вперед, вместо того чтобы тянуть его назад.

Мало-помалу Сидон и мыс, на котором располагался финикийский город, начали удаляться позади нее. Менедем слегка скорректировал свой курс. Он посмеялся над собой, зная, насколько неточной была навигация. “Кипр”, – сказал он Соклеосу. Он был уверен, что доставит «Афродиту» на остров. Где находится на ее восточном или южном побережье? Это был другой вопрос, и ответить на него было гораздо сложнее.

“Кипр”, – согласился его кузен.

Соклей стоял на носовой палубе, чувствуя себя не в своей тарелке и слишком хорошо осознавая собственную несостоятельность в качестве впередсмотрящего. Здесь должен был быть Аристидас, человек с рысьими глазами. Соклей знал, что его собственное видение было в лучшем случае средним. Но он все еще был жив, в то время как Аристидас навеки лежал под валунами в Иудее. Он должен был сделать все, что в его силах.

Он вглядывался вперед, высматривая землю, возвышающуюся над бесконечным гладким горизонтом Внутреннего моря. Он знал, что Кипр должен появиться в поле зрения в любое время, и он хотел быть первым, кто увидит остров. Аристид, несомненно, был бы. Если Соклей выполнял работу мертвеца, он хотел сделать это как можно лучше. Иметь перед собой какого-то моряка-шпиона на Кипре было бы унижением.

Над ним и позади него парус издавал странные вздыхающие звуки, то наполняясь до краев, то опадая плашмя под порывистым бризом с северо-востока. Рей вытянулся назад от носа по правому борту, чтобы наилучшим образом использовать тот ветер, который был. Чтобы поддерживать движение торговой галеры, независимо от того, сильно дул ветер или совсем стих, Менедем держал на веслах по восемь человек с каждой стороны. Он довольно часто менял гребцов, чтобы они оставались как можно более свежими, если они понадобятся ему для бегства от пиратов или борьбы с ними.

“Пираты”, – пробормотал Соклей. Ему тоже приходилось следить за парусами и корпусами, а не только за выступом суши из моря. Направляясь на запад, к Кипру, «Афродита» встретила пару кораблей, направлявшихся из Саламина в Сидон или другие финикийские города. Все нервничали, пока они не прошли мимо друг друга. Любой незнакомец на море с большой вероятностью мог оказаться хищником, ожидающим только своего шанса напасть.

Он снова посмотрел вперед, затем напрягся. Это было ...? Если бы он закричал, а это было не так, он бы почувствовал себя дураком. Если бы он не кричал и кто-нибудь опередил его, он почувствовал бы себя еще большим дураком. Он бросил еще один, более долгий взгляд.

“Земля хо!” – крикнул он. “Земля слева по носу!”

“Я вижу это”, – эхом отозвался моряк. “Я собирался сам спеть, но молодой сэр подошел и опередил меня”. От этого Соклей почувствовал себя действительно прекрасно.

Со своего поста на корме Менедем сказал: “Это, должно быть, Кипр. Теперь единственный вопрос в том, где мы находимся вдоль побережья? Посмотри, сможешь ли ты разглядеть рыбацкую лодку, Соклей. Рыбаки узнают ”.

Но оказалось, что им не нужны рыбаки. Когда они подплыли ближе к берегу, Соклей сказал: “К черту меня, если это не тот самый пейзаж, который мы видели, когда отплывали из Саламина в Сидон. Ты не смог бы разместить нас лучше, даже если бы смог осмотреть все морские просторы. Эге, о наилучший!”

“Euge!” эхом отозвались моряки.

Менедем переминался с ноги на ногу на юте, как застенчивый школьник, которому нужно было декламировать. “Спасибо вам, друзья. Я был бы благодарен вам больше, если бы мы все не знали, что нас сюда привела просто удача, а не две или три сотни стадиев вверх или вниз по побережью ”.

“Скромность?” Спросил Соклей. “С тобой все в порядке, моя дорогая?”

“Я с радостью приму похвалу там, где она принадлежит мне, или даже когда мне это сойдет с рук”, – ответил его кузен. “Но не здесь. Если я скажу, что могу перемещаться из Сидона в Саламин каждый раз прямо, как летит стрела, вы будете ожидать, что я сделаю это снова, и будете смеяться надо мной, когда я этого не сделаю. Я не настолько глуп, чтобы говорить что-либо подобное, потому что я, скорее всего, окажусь лжецом в следующий раз, когда нам придется отплыть за пределы видимости суши ”.

Вскоре подвеска в виде пяти летающих орлов Птолемея с ревом вылетела из узкого входа в гавань Саламина и помчалась к "Афродите    ". Офицер сложил ладони рупором у рта и крикнул: “На каком вы корабле?” – через воду.

“Афродита    , вышла из Сидона, направляется на Родос и домой”, – прокричал в ответ Соклей, смиряясь с очередным долгим подозрительным допросом.

Но нет. Офицер с военной галеры помахал рукой и сказал: “Так вы родосцы, не так ли? Проходите. Мы помним вас с тех пор, как вы пришли сюда с запада”.

“Благодарю тебя, благороднейший!” Соклей воскликнул в радостном удивлении. “Скажи мне, будь так добр: Менелай все еще здесь, в Саламине?”

“Да, это он”, – ответил офицер Птолемея. “Почему вы хотите знать?”

“Мы нашли кое-что в Сидоне, и надеемся, что он заинтересуется покупкой”, – сказал Соклей.

“А. Ну, об этом я ничего не могу сказать – вам придется выяснить самим”. Морской офицер еще раз махнул рукой. “Да пребудет с вами удача.

“Еще раз спасибо”, – сказал Соклей. Когда «Афродита» направилась к выходу из гавани, он вернулся на ют. “Это было проще, чем я ожидал”, – сказал он Менедему.

Его двоюродный брат опустил голову. “Это было, не так ли? Приятно, что у нас что-то получилось, клянусь богами. И если Менелаю понравится этот наш модный шелк ...”

“Здесь есть надежда”, – сказал Соклей. “Как мы можем быть уверены, что он хотя бы посмотрит на это?”

“Мы покажем кое-что его слугам, самому высокопоставленному управляющему, которого они позволят нам увидеть”, – ответил Менедем. “Если этого недостаточно, чтобы мы предстали перед ним, я не знаю, что было бы”.

Соклей восхищался его уверенностью. Торговец нуждался в ней в полной мере, и Соклей знал, что у него было меньше, чем его собственная справедливая доля. “Будем надеяться, что ты прав”, – сказал он.

Пожав плечами, Менедем сказал: “Если это не так, мы просто не продаем здесь, вот и все. Я надеюсь, что Менелай захочет то, что у нас есть. Он из тех, кто может позволить себе купить ее. Но если он этого не сделает, что ж, я ожидаю, что это сделает кто-то другой ”. Да, у него была уверенность, и ее было в избытке.

И у него и Соклеоса также был этот чудесный шелк из земли за пределами Индии. Когда они явились в то, что когда-то было дворцом царей Саламина, а теперь стало резиденцией Менелая, высокомерный слуга заявил: “Губернатор не принимает торговцев”.

“Нет?” Переспросил Соклей. “Даже когда у нас есть ... это?” Он махнул Менедему. Словно фокусник, его двоюродный брат вытащил рулон прозрачного шелка из мешка, в котором он его носил, и показал слуге.

Что сразу же достоин потерял свою надменность. Он протянул руку, как будто прикосновение Шелкового. Menedemos рванула его прочь. Слуга спросил: “что… Коан ткань? Этого не может быть – это слишком прекрасно. Но и ничем другим это тоже быть не может ”.

“Нет, это не шелк Коана”, – ответил Соклей. “Что это такое, не твое дело, но это дело Менелая”. Чтобы смягчить жало этого, он сунул слуге драхму. Во многих семьях он бы переплатил; здесь, если уж на то пошло, взятки едва хватило.

Этого было недостаточно, чтобы добиться аудиенции родосцев у брата Птолемея. Но это привело их к его главному управляющему, который моргнул, когда увидел шелк, который они демонстрировали. “Да, хозяину лучше взглянуть на это самому”, – пробормотал управляющий. Несколько минут спустя Соклей и Менедем стояли перед Менелаем, сыном Лагоса.

“Приветствую вас, родосцы”, – сказал Менелай. Он не только выглядел как его старший брат, но и говорил как он, что, по опыту Соклеоса, было гораздо более необычно. “Симиас говорит, у тебя есть кое-что интересное для меня, так что давай посмотрим, а?”

У Птолемея тоже была такая манера переходить прямо к делу. Соклей сказал: “Конечно, господин”, – и показал ему шелк, как они с Менедемом показывали его Симиасу.

Менелай присвистнул. “Клянусь собакой, это что-то!” – сказал он и опустил голову. “Да, действительно, это действительно что-то. Это не Коан. Это не может быть Коаном. Коаны не смогли бы сравниться с этим, даже если бы от этого зависели их жизни. Откуда это взялось? Ты получил ее в Сидоне, но ты не можешь сказать мне, что ее сделали финикийцы ”.

“Нет, сэр”. Это была история Менедема, и он рассказал ее: “Закербал, торговец тканями, который продал ее мне, говорит, что она происходит из страны за пределами Индии – он не знает, на востоке или на севере. Он тоже знает Коан силк и сказал то же самое, что и ты.”

“Следующий вопрос: сколько вы хотите за нее?” Да, Менелай перешел к сути.

“Закербал сказал, что она на вес золота”, – ответил Менедем. “Но она стоит больше, просто потому, что она такая легкая и прозрачная. Я заплатил ему шелком Коан, в пять раз больше его веса за каждый болт этого.” Соклей бросил на него острый взгляд; на самом деле он заплатил только половину этой суммы. Конечно, откуда Менелаю знать?

И Менедем тоже знал, что делал, потому что брат Птолемея сказал: “Так ты говоришь мне, что каждый рулон этого стоит в пять раз больше, чем рулон шелка Коан? Я думаю, это кажется достаточно справедливым ”.

Соклей и Менедем одновременно вскинули головы, почти одинаковым движением, которое выглядело странно, потому что Соклей был намного выше своего двоюродного брата. Соклей сказал: “Не совсем, о благороднейший. Мы говорим тебе, что именно столько мы заплатили”.

“А”. Ухмылка Менелая обнажила крепкие желтые зубы. “И ты говоришь мне, что хочешь получить прибыль, не так ли?”

Некоторые эллины – обычно те, кому не приходилось беспокоиться об этом, – смотрели свысока на саму идею прибыли. Судя по голосу Менелая, он не был одним из них. Соклей все равно надеялся, что это не так. Менедем сказал: “Господин, этот шелк не сам по себе переплыл море до Саламина. Мы должны заплатить нашей команде. Мы должны позаботиться о нашем корабле. Мы тоже должны жить”.

“И ты думаешь, кроме того, у Менелая все деньги в мире, не так ли?” Менелай закатил глаза. “Это потому, что ты не знаешь, какой скряга мой брат”.

“На самом деле, так оно и есть”, – сказал Соклей. “Мы имели с ним дело в прошлом году на Косе”.

“Если бы ты дал ему немного этого шелка, он мог бы не так сильно беспокоиться о том, сколько ты на него тратишь”, – лукаво сказал Менедем.

“Сколько у тебя есть?” Спросил Менелай.

“Дюжина болтов, все такого размера и качества, как этот, окрашенных в несколько разных цветов”, – ответил Менедем.

Менелай потер подбородок. “Ты хитрый, не так ли, родианец? Да, это может сработать”. Он повысил голос: “Симиас!”

Управляющий появился мгновенно. “Да, ваше превосходительство?”

“Сколько будет стоить рулон хорошего шелка Коан?”

“Около мины, сэр”.

Менелай посмотрел на Соклея и Менедема. “Он прав?”

Они взглянули друг на друга. Соклей ответил: “Я бы сказал, что это может стоить немного дороже, но, тем не менее, он не так уж далеко ошибается”.

“Значит, вы заплатили пять минаев, больше или меньше, за каждый рулон этого восточного шелка?”

Родосцы снова переглянулись. “Вероятно, ближе к шести, лучший один”, – сказал Менедем.

“И сколько еще нужно, чтобы продать шелк мне стоило твоих усилий?” Спросил Менелай.

“В два раза больше”, – сказал Соклей.

“Что? Ты бы хотел по дюжине минаев, по твоим подсчетам, за болт? Клянусь Зевсом, родианец, это слишком много! Я дам тебе вдвое меньше, ни драхмой больше”.

Посчитав на пальцах, Соклей подсчитал, сколько это будет стоить. “Девять миней за болт. Всего у нас двенадцать стрел, так что ты заплатишь ”, – бормотал он себе под нос, производя подсчеты, – ”всего сто восемь минаев?” Почти два таланта серебра – 10 800 драхманов. Это были, по любым стандартам, большие деньги.

Менелай повернулся к своему управляющему. “Это то, к чему это приведет, Симиас? Моя голова превращается в кашу, когда я пытаюсь разобраться во всем без счетной доски”.

“Да, сэр. Он рассчитал это правильно”, – ответил Симиас. “Хотите ли вы заплатить такую цену – это, конечно, другой вопрос”.

“Разве это не справедливо?” Согласился Менелай. “И все же, если я поделюсь шелком с Птолемеем, ему не на что будет жаловаться”. Он опустил голову, внезапно приняв решение. “Хорошо, родосцы, заключаем сделку. Ваш модный восточный шелк, все двенадцать рулонов, за сто восемь минеев серебра – или вы предпочитаете, чтобы он был в золоте?" Тебе было бы намного легче нести золото ”.

Египет был страной, богатой золотом, где большинство эллинов использовали серебро в качестве основного денежного металла. “Какой обменный курс вы бы предложили?” Спросил Соклей. “Знаешь, это имеет значение”.

“Десять к одному, не больше”, – сказал Менелай. “Сейчас не времена Филиппа Македонского, когда за золотую драхму можно было купить двенадцать серебряных”.

Он не ошибся; десять к одному было самым распространенным обменным курсом в наши дни. Столетие назад соотношение составляло тринадцать или даже четырнадцать к одному. “Если ты подождешь, пока мы сможем привести сюда пару человек, я думаю, я бы предпочел получить его в серебре”, – ответил Соклей. “Как ты говоришь, золото упало за последнее поколение, и оно может упасть еще больше”.

“Как тебе будет угодно”, – пожал плечами брат Птолемея. “У меня есть серебро”. Соклей был уверен, что оно у него есть. Насколько велика была его армия на Кипре? Вероятно, он тратил больше пары талантов каждый день на жалованье своим солдатам.

Менедем сказал: “Я отправлюсь на «Афродиту» за матросами. Можешь ли ты дать нам несколько охранников, когда мы отнесем деньги обратно на корабль, благороднейший?”

“Конечно”, – ответил Менелай. “Беспокоишься, что тебя стукнут по голове отсюда до гавани, не так ли? Я ни капельки тебя не виню. Саламин может быть суровым городом”.

“Благодарю тебя, господин”, – сказал Менедем. “Если бы ты сказал мне «нет», я бы вернулся с гораздо большим, чем просто двумя мужчинами, вот что я тебе скажу”. Он помахал рукой и поспешил прочь.

После этого Соклей остался наедине с Менелаем и Симиасом. Обычно он ненавидел подобные ситуации, поскольку был человеком, склонным к светской беседе. Теперь, однако, он спросил: “Сэр, вы охотились на тигров в далекой Индии, как это делал Птолемей?”

“Неужели я? Я бы сказал, что да!” – воскликнул Менелай и пустился в рассказ об охоте, который не только очаровал Соклея и рассказал ему две или три вещи о тиграх, которых он не знал, но и освободил его от обязанности рассказывать гораздо больше, пока его двоюродный брат не вернется с матросами. Неплохо, подумал он, для двойной пригоршни слов.

11

Менедем взялся за один пятивесельный румпель и оттолкнулся от другого. «Афродита» обогнула мыс Педалион, возвышенность, обозначавшую юго-восточный угол Кипра. Диокл сказал: “Предполагается, что этот мыс посвящен Афродите, так что это хорошее предзнаменование для нашего корабля, если хотите”.

“Я очень люблю добрые предзнаменования, большое спасибо”, – ответил Менедем. “Я тоже отнесу их туда, где смогу найти”.

“Почему эта часть Кипра посвящена богине любви?” Спросил Соклей. “Разве она не поднялась из моря в Пафосе? Пафос ведь не рядом отсюда?”

“Нет, юный сэр, Пафос находится далеко на западе”, – сказал гребец. “Я не знаю, почему мыс Педалион для нее священен. Я просто знаю, что это так”.

Соклей все еще выглядел недовольным. Менедем бросил на него взгляд, который говорил: Заткнись. К удивлению, его кузен понял сообщение. Менедем хотел, чтобы моряки думали, что предзнаменования были хорошими. Чем счастливее они будут, тем лучше будут работать. Если бы Диокл не подарил ему настоящую землю, он мог бы изобрести доброе предзнаменование, чтобы поднять им настроение.

Пляжи к западу от мыса Педалион были покрыты мелким белым песком, почва в глубине материка от них была красной, что обещало большое плодородие, хотя поля лежали под палящим солнцем в ожидании осени и дождей, которые вернут их к жизни. Но мыс творил странные вещи с ветром, который становился порывистым и изменчивым, то с торговой галерой, то прямо против нее.

“Клянусь богами, я рад, что нахожусь в акатосе”, – сказал Менедем. “Я бы не хотел плавать по этому побережью на круглом корабле. Ты мог бы провести дни, вообще никуда не направляясь. И если бы ветер действительно дул в одном направлении, то, как бы то ни было, он выбросил бы вас на мель вместо того, чтобы доставить туда, куда вы хотели ”.

“Ты не хочешь этого”, – сказал Соклей. “Ты не хочешь этого нигде. Ты особенно не хочешь этого на берегу, где тебя никто не знает”.

Диокл опустил голову. “Нет, в самом деле. И ты действительно особенно не хочешь этого на этом берегу, где большинство людей – финикийцы, а вовсе не эллины. Китион, следующий город впереди, – финикийский город.”

“Судя по тому, что мы видели в Сидоне, финикийцы ничуть не хуже эллинов”, – сказал Соклей.

“Я не говорю, что они хуже. Я говорю, что они чужеземцы”, – ответил келевстес. “Если бы я был финикийским шкипером, я бы скорее сел на мель здесь, чем у Саламина, где люди в основном эллины”.

“Я бы предпочел нигде не садиться на мель”, – сказал Менедем. “Я бы предпочел этого не делать и не собираюсь”.

На следующий день он действительно заехал в Китион, чтобы купить свежего хлеба. Это был похожий на финикийский город с высокими зданиями, тесно сгрудившимися друг к другу, и людьми в шапочках и длинных одеждах. Гортанные арамейские звуки преобладали над плавными восходящими и нисходящими каденциями греческого.

“Я могу понять, о чем они говорят”, – воскликнул Соклей. “Когда мы впервые отправились в путь, я бы не понял и половины из этого, но сейчас я могу понять почти все”.

“Ты сам говорил на этом языке”, – сказал Менедем. “Вот почему. Я даже сам немного понимаю. Но я думаю, что забуду это, как только мы вернемся на Родос. Мне больше не нужно будет это знать ”.

“Я не хочу забывать!” Сказал Соклей. “Я никогда не хочу ничего забывать”.

“Я могу вспомнить несколько вещей, которые я бы предпочел забыть, ” сказал Менедем, “ начиная с Эмаштарта”. Он рассмеялся и тряхнул головой. “У меня не было никаких проблем с выполнением моей клятвы из-за нее. Как насчет тебя, о лучший? Оскорбляй мужей в Иудайе? Ты никогда не клялся, что не будешь ”.

К его удивлению – действительно, к его изумлению – его двоюродный брат кашлял, переминался с ноги на ногу и вообще вел себя взволнованно. “Как ты узнал?” Спросил Соклей. “Ты разговаривал с Мосхионом или Телеутасом? Они проболтались?”

“Они никогда не говорили ни слова, моя дорогая, и я никогда не думал спрашивать их об этом”, – ответил Менедем. “Но теперь я спрашиваю тебя. Кем она была? Она была хорошенькой? Ты бы не сделал этого, если бы не думал, что она хорошенькая, не так ли?”

“Ее муж содержал гостиницу, где мы останавливались в Иерусалиме”, – медленно произнес Соклей. “Ее звали Зелфа”. Он обнажил зубы в том, что было не совсем улыбкой. “Пока я шел за ней, я думал, что она самое замечательное существо в мире”.