Текст книги "Священная земля (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Он никогда не отпускал лук Менедема далеко от себя, пока тот был в дороге. Теперь он достал его из футляра и натянул тетиву. Сам футляр, в котором также хранились его стрелы, он носил на левом боку, перекинув через правое плечо кожаным ремнем. “Ты похож на скифского кочевника”, – сказал Аристид.

“Футляр похож на футляр скифского кочевника”, – сказал Соклей, вскидывая голову, – “потому что мы используем тот же стиль, что и они – полагаю, мы позаимствовали его у них. Но скажи мне, моя дорогая, когда ты когда-нибудь представляла себе скифского кочевника на борт бредущего мула?” Это снова рассмешило моряков. Соклей, совершенно равнодушный наездник даже на муле, тоже счел это довольно забавным.

Ближе к полудню полдюжины иудеев спустились по дороге к эллинам. Все незнакомцы были молодыми мужчинами, все в лохмотьях, и все вооружены копьями или мечами. Они одарили Соклея и его спутников долгими, задумчивыми взглядами, когда две группы приблизились. Родосцы оглянулись назад, не то чтобы предполагая, что они хотят боя, но как бы говоря, что они могли бы устроить хороший бой, если бы пришлось.

Обе маленькие группы наполовину сошли с дороги, когда протискивались мимо друг друга. Казалось, ни один из них не хотел давать другому повода для возникновения проблем. “Мир вам”, – обратился Соклей к Иудаям на арамейском.

“И вам тоже мира”, – ответил мужчина из другой группы.

Один из других иудаиоев пробормотал что-то еще, что Соклей услышал с еще большей радостью: “Больше проблем, чем они того стоят”. Пара друзей молодого человека кивнули.

Несмотря на это, Соклей несколько раз оглядывался через плечо, чтобы убедиться, что иудеи не разворачиваются, чтобы преследовать его товарищей и его самого. Однажды он увидел, как житель Иудеи оглядывается через плечо на него и моряков. “Мы заставили их уважать нас”, – сказал он другим родосцам.

“Это тоже хорошо”, – сказал Мосхион, – “потому что я всегда уважаю ублюдков, которые превосходят меня числом – тебе лучше поверить, что я уважаю”.

“Если мы столкнемся с шестью бандитами, или восемью, или даже десятью, с нами, вероятно, все в порядке, ” сказал Соклей, – потому что такая маленькая банда может увидеть, что у нас есть зубы. Они могли бы победить нас, но мы бы стоили им половины их людей. Один из этих парней назвал нас доставляющими больше неприятностей, чем мы того стоим. Именно так к нам отнеслось бы большинство групп ”.

“А как насчет банды из сорока или пятидесяти человек?” Обеспокоенно спросил Аристидас. “Такой большой отряд бандитов может пронестись прямо над нами и вряд ли даже узнать, что мы там были”.

“Дело в том, что бандитских отрядов численностью в сорок или пятьдесят человек не так уж много”. Телеутас заговорил прежде, чем Соклей смог ответить. “Такой отряд больше похож на армию, чем на обычную шайку грабителей. Ему в значительной степени нужна собственная деревня, потому что прокормить такое количество людей непросто. И солдаты тоже выступают против больших банд. Большинство бандитов превращаются обратно в фермеров, когда солдаты приходят вынюхивать за ними. Большой отряд не может этого сделать, во всяком случае, нелегко – слишком много людей знают, кто они такие и где они ночуют. Она либо распадается на кучку маленьких банд, либо остается и сражается ”.

Аристидас обдумал это, затем опустил голову. “Имеет смысл”, – сказал он.

Это действительно имело смысл. В этом было так много смысла, что Соклей послал Телеутасу очень задумчивый взгляд. Как моряк приобрел такие глубокие знания о том, как работают разбойничьи банды? Был ли он сам частью одного или нескольких? Это нисколько не удивило бы Соклея. Там были технические трактаты о таких вещах, как кулинария и как строить катапульты, но он никогда не слышал о техническом трактате о том, как стать успешным бандитом, и даже представить себе не мог. Даже если бы такое чудовище книги существовало, он не думал, что Телеуты могли читать.

Мосхион, должно быть, думал вместе с ним. “Я отказался от погружения в воду с губкой, потому что работать веслом было лучше”, – сказал он. “Чего ты добился, чтобы стать моряком, Телеутас?”

“О, то-то и то-то”, – ответил Телеутас, не вдаваясь в подробности.

Эллины выбрали более западный маршрут до Сидона, чем по пути в Иерусалим. Они провели ночь в деревне под названием Гамзо. Местечко было таким маленьким, что в нем даже не было гостиницы. Получив разрешение от местных жителей, Соклей развел костер посреди рыночной площади. Он купил хлеба, масла и вина и, чувствуя себя расточительным, утку. Он и другие мужчины с «Афродиты» поджарили мясо на огне и пировали.

Дети – и немало взрослых – вышли из своих домов, чтобы поглазеть на родосцев. Как и везде в Иудее, Соклей задавался вопросом, видели ли эти люди когда-нибудь эллина раньше. Он поднялся на ноги, поклонился во все стороны и произнес по-арамейски: “Мир вам всем”.

Несмотря на то, что он уже торговался с ними за еду, некоторые из них казались удивленными, что он говорит на их языке. Судя по выражению их лиц, некоторые казались удивленными, что он говорит на каком-либо человеческом языке. Но трое или четверо мужчин ответили: “И вам тоже мир”. Это был правильный ответ.

Несмотря на то, что это была она, она не казалась достаточно теплой, чтобы удовлетворить Соклея. Он снова поклонился. На этот раз он сказал: “Пусть ваш единый бог благословит Гамзо и весь его народ”.

Это сделало свое дело. На лицах Иудеев засияли широкие улыбки. Все мужчины поклонились Соклеосу. “Пусть единый бог также благословит тебя, незнакомец, и твоих друзей”, – сказал седобородый. Остальные жители деревни кивнули.

“Встаньте”, – прошипел Соклей по-гречески другим родосцам. “Поклонитесь им. Будьте дружелюбны”.

Один за другим моряки сделали это. Аристидас даже оказался способным сказать: “Мир вам” на арамейском. Это заставило жителей Гамзо улыбнуться. Мосхион воздержался от того, чтобы произнести свою ужасную арамейскую непристойность. Это заставило Соклея улыбнуться.

Другой седобородый мужчина, на этот раз в одеянии из тонкой шерсти, спросил: “Вы ионийцы, не так ли?” Соклей не забыл кивнуть. Иудаиец сказал: “Мы слышали дурные вещи об ионийцах, но вы кажетесь достаточно хорошими людьми, даже если вы иностранцы. Пусть единый бог благословит вас и сохранит. Пусть он поднимет к вам свой лик и даст вам мир”.

“Благодарю вас”, – сказал Соклей и поклонился еще раз. Моряки тоже поклонились немного медленнее, чем следовало. Соклей добавил: “И мы благодарим вас за ваше щедрое гостеприимство”.

“Добро пожаловать в Гамзо”, – провозгласил иудаянин – явно деревенский лидер. Он подошел, пожал руку Соклея и расцеловал его в обе щеки. Затем он сделал то же самое с остальными родосцами. Мужчины из толпы подошли вслед за ним. Они точно так же приветствовали Соклея и его спутников. Даже женщины приблизились, хотя эллины не дождались от них рукопожатий или поцелуев. Вспомнив поцелуи, которые он получил от Зелфы в Иерусалиме, Соклей вздохнул. Каким-то образом он доставил ей удовольствие и сделал ее отчаянно несчастной одновременно.

Решив, что родосцы в достаточной безопасности, жители Гамзо вернулись в свои дома. Несмотря на это, Соклей сказал: “Мы разделим ночь на четыре дежурства. Каждый возьмет по одному. Никогда не знаешь наверняка”. Моряки с ним не спорили. Он наполовину ожидал, что они, или, по крайней мере, телеуты, так и сделают, на том основании, что один часовой не мог помешать местным жителям делать то, что они собирались сделать. Может быть, они начинают воспринимать меня всерьез, Соклей подумал с немалой гордостью.

Когда наступило утро, Телеутас был полностью за скорейшее отплытие. Гордость Соклея только возросла. Даже иногда трудный моряк вел себя ответственно. Соклей задумался, следует ли Телеутас его примеру.

Было около третьего часа дня, когда Соклей заметил, что Телеутас носит золотой браслет, которого он, помнится, раньше не видел. “Где ты это взял?” – спросил он.

Моряк хитро ухмыльнулся. “Вернулся в ту жалкую маленькую дыру, где мы провели прошлую ночь”.

Вероятно, это означало только одно. Соклей хлопнул себя ладонью по лбу. “Papai! Ты украл ее?” Вот тебе и ответственность!

“Не из-за чего расстраиваться”, – успокаивающе сказал Телеутас. “Мы никогда больше не увидим это место за все наши дни”.

“Они сделали нас друзьями-гостями, и вот как ты отплатил им?” Спросил Соклей. Телеутас только пожал плечами; ритуальные обязанности друзей-гостей явно ничего для него не значили. Соклей попробовал другой ход: “Что, если все мужчины в Гамзо придут за нами и захотят вырезать нам печень?”

Телеуты оглянулись на юг и снова пожали плечами. “Я наблюдал. Никаких признаков пылевого облака или чего-то подобного. Мы уже достаточно далеко впереди них, чтобы они не могли нас догнать. Клянусь Гермесом, дурак, у которого я это украл, вероятно, до сих пор не понял, что оно пропало.”

“Неудивительно, что ты клянешься богом воров”, – сказал Соклей. Телеутас снова ухмыльнулся, на редкость нераскаявшись. Соклей мог бы сказать гораздо больше, но решил, что дорога в чужой стране – неподходящее место для этого. Он также решил, что, если люди Гамзо придут за браслетом и Телеутами, он без колебаний отдаст им украшение и моряка.

Он держал это при себе. Он не знал, как отреагируют Аристидас и Мосхион, и он не хотел рисковать разрушением своей способности руководить без крайней необходимости. Но он поклялся, что поговорит с Менедемом о том, чтобы оставить Телеутас позади, когда вернется в Сидон. Человек, который хочет украсть у варваров, которых он вряд ли увидит снова, может не пытаться украсть у своих товарищей по кораблю. С другой стороны, он может.

Остаток дня Соклей продолжал оглядываться через плечо. Он не видел никаких признаков жителей деревни. В некотором смысле это принесло ему облегчение. С другой стороны, это разочаровало его. Он мог бы использовать их как предлог, чтобы избавиться от Телеутов.

Фермеры ухаживали за виноградниками и оливковыми рощами. Пастухи и отары коз следовали за своими стадами по холмам. Над головой кружили ястребы, высматривая мышей и других мелких животных, которые выпрыгивали из укрытий, когда мимо проходили стада. Соклей увидел, как один спикировал вниз и поднялся с чем-то, бьющимся в его когтях. Борьба длилась недолго.

Когда солнце опустилось к Внутреннему морю, другая группа молодых иудеев подошла к родосцам. Их было восемь. Соклей увидел, что все они вооружены. Ему не понравилось, как они подняли головы, когда заметили его товарищей и его самого: это напомнило ему стаю собак, заметивших больную овцу, которую они надеялись загнать.

“Давайте сойдем с дороги и позволим им пройти мимо”, – сказал он. “Смотрите, там есть груда валунов, где мы можем занять позицию, если понадобится”.

Он надеялся, что матросы посмеются над ним и скажут, что он начинает с теней. Вместо этого все они опустили головы. Телеутас сказал: “Хорошая идея. Они выглядят как отвратительная шайка, и я буду рад увидеть их спины ”. Если он думал, что иудаиои выглядят опасными, они, скорее всего, означали неприятности.

К тому времени, когда они подошли к эллинам, Соклей и другие мужчины с «Афродиты» уже укрылись среди валунов на обочине дороги. Матросы и Соклей сняли свои шлемы с вьючного осла и натянули их на головы. Иудеи продолжали двигаться на юг, некоторые из них волочили за собой наконечники своих копий по грязи. Похоже, у них не было никаких доспехов.

Один из них помахал эллинам, проходя мимо. “Мир вам”, – крикнул он. Пара его приятелей рассмеялась. Соклею не понравился звук этого заливистого, издевательского смеха. Он не ответил.

“Может быть, они решат, что мы крепкий орешек, и пройдут мимо”, – сказал Мосхион. “Ты сказал, что они делают это большую часть времени”.

“Может быть. Я надеюсь на это”. Соклей наблюдал, как молодые люди направились по дороге в направлении Гамзо. “Тем не менее, я не думаю, что нам следует покидать это место еще какое-то время. Они могут попытаться вернуться, чтобы поймать нас на открытом месте”. Он подумал о ястребе и о маленьком зверьке, который некоторое время корчился в его когтях.

Аристидас выглянул из расщелины между двумя крупными камнями, обращенной к югу. Примерно через четверть часа он напрягся. “Вот они идут!”

“О, чума!” Соклей воскликнул. Он был осторожен, да, но он действительно не верил, что иудаиои вернутся и попытаются ограбить его товарищей и его самого. Но когда он сам посмотрел на юг, то увидел, что Аристид был прав. Иудеи вприпрыжку бежали через поля к валунам, среди которых укрылись родосцы.

“Стреляйте в ненавистных богам катамитов!” Сказал Мосхион.

Соклей вложил стрелу в лук и прицелился в ближайшего иудейца. Парень еще не совсем приблизился, но скоро будет. Соклей приставил стрелу обратно к груди, а затем, на персидский манер, обратно к уху. Несостоявшийся грабитель побежал прямо на него – вероятно, не заметил его там, среди скал.

Что ж, это слишком плохо для него, подумал Соклей и выстрелил. Тетива хлестнула его по запястью. Настоящие лучники носили кожаные щитки. Соклей знал так много, но у него ее не было. Но мгновение спустя он почувствовал себя настоящим лучником, потому что его стрела попала иудейцу прямо в грудь.

Человек пробежал еще пару шагов, цепляясь за древко. Затем его ноги, казалось, внезапно превратились из костей и плоти во влажную глину. Они подкосились под ним. Он рухнул на землю. Иудеи закричали от удивления и смятения.

“Euge! Отличный выстрел!” Родосцы тоже кричали. “Дайте им еще один

один!

“Я попытаюсь”. Соклей наложил на тетиву вторую стрелу. Наступающие враги не пытались уклониться. Единственным способом, которым они могли нанести ему более легкие удары, было бы стоять неподвижно. Он натянул лук и выстрелил одним плавным движением.

Второй иудаиец упал, на этот раз со стрелой в бедре. Он издал ужасный крик боли. Соклей не думал, что эта рана будет смертельной, но она выведет человека из боя. Он не мог желать ничего лучшего, не сейчас, он не мог.

“Сбейте их всех с ног!” Сказал Телеутас.

“Я сделаю все, что в моих силах”, – ответил Соклей. Он уже сократил шансы против своей стороны с двух к одному до трех к двум. Но иудеи, которых он не застрелил, были ужасно близко.

Он выстрелил в другого человека, выстрел, который он должен был сделать во сне – и промахнулся. Теперь он с отчаянной поспешностью нащупал стрелу. У него было время всего на один выстрел, прежде чем схватка перейдет в рукопашную. Он снова выстрелил в того же бандита и попал ему чуть выше переносицы. Иудаянин упал замертво еще до того, как коснулся земли.

На этот раз никто не приветствовал. Выжившие иудеи пробирались к родосцам. Двое из них бросали камни, чтобы заставить Соклея и его товарищей не высовываться. “Будь они прокляты”, – сказал один из грабителей. “Они уже обошлись нам слишком дорого”.

“Мы должны отплатить им”, – сказал другой юдаец. “Давай! Будь храбрым!”

Они не могли знать, что Соклей понимает по-арамейски. Он не окликнул их, когда они проходили мимо раньше. Это не имело значения, пока нет, но могло бы.

Камень отскочил от валуна прямо над его головой, а затем, отскочив, попал ему в спину. Он вскрикнул. К нему подошел иудаянин с мечом. На лице парня застыло яростное рычание.

У Соклея на поясе был только столовый нож. Он наклонился и поднял камень, который бросил в него грабитель. Он швырнул его обратно со всей силы. Она ударила иудейца по плечу. Он выкрикнул непристойность. Соклею пришлось бороться, чтобы не захихикать как идиоту – проклятие было таким же, как то, которое Мосхион произнес на дороге несколькими днями ранее. Родосец схватил еще один камень и бросил его. Он с глухим стуком попал грабителю в ребра. После этого иудаянин решил, что с него хватит. Он развернулся и побежал прочь, прижимая одну руку к груди. Соклей надеялся, что камень что-нибудь сломал.

Он развернулся, чтобы помочь своим товарищам. Мосхион и Телеутас оба отчаянно сражались. Соклей не видел Аристидаса среди камней, и у него не было времени искать его. “Элелеу! Элелеу!” крикнул он, бросаясь к паре Иудаистов, окружавших Телеутов.

боевого клича или звука бегущих ног было достаточно, чтобы обескуражить их. Они бежали так же, как их товарищ. “Я никогда не думал, что мы заплатим так дорого”, – крикнул один из них, убегая.

“Должно быть, мы прогневали единого бога”, – сказал его друг.

Грабя путешественников, которые не причинили тебе никакого вреда, можно было бы сделать это, подумал Соклей. Он и Телеутас набросились на пару, которую Мосхион сдерживал своей пикой. Внезапно эллины превзошли Иудаои численностью. Последние грабители тоже убежали. Один из них также громко поинтересовался, почему их бог оставил их. Соклей понимал его, но знание арамейского вообще не имело значения в битве.

Так быстро все закончилось. “Аристей...” – начал Соклей.

Он услышал стон, прежде чем закончил произносить имя моряка. Скорее всего, Аристидас стонал за валуном в нескольких локтях от него с тех пор, как упал, но в пылу боя Соклей не обратил на это никакого внимания. Теперь, когда его собственной жизни не угрожала непосредственная опасность, он уделял больше внимания окружающим его вещам.

То же самое сделали другие родосцы. “Звучит не очень хорошо”, – сказал Телеутас. У него текла кровь из пореза на руке и поцарапанного колена, но, казалось, он не замечал своих ран.

“Нет”, – сказал Соклей и полез по камням, пока не наткнулся на наблюдательный пункт Афродиты    . В смятении у него перехватило дыхание. “О, клянусь богами”, – прошептал он.

Аристидас лежал на боку, все еще сжимая обеими руками древко копья, пронзившего его живот. Его кровь стекала по гладкому дереву и скапливалась на каменистой земле под ним. Она также лилась у него изо рта и из носа. Каждый вдох приносил новый стон. Он умирал, но недостаточно быстро.

Из-за спины Соклея Телеутас сказал: “Вытащи копье, и на этом все закончится. Либо так, либо перережь ему горло. Так или иначе, покончи с этим”.

“Но...” Соклей сглотнул. Убивать врагов на расстоянии из лука – это одно. Окончание жизни товарища по кораблю, яркого, остроглазого моряка, который был на пути к превращению в друга, было чем-то другим.

“Он не может жить”, – терпеливо сказал Телеутас. “Если у тебя не хватит духу на это, юный господин, отойди в сторону, и я позабочусь об этом. Нет ничего такого, чего бы я не делал раньше ”.

Хотя Телеутас, очевидно, был прав, Соклей мог бы спорить дальше. Но Аристидас, несмотря на свою боль, сумел произнести узнаваемое слово: “Пожалуйста”.

“Ты хочешь это сделать, или мне?” – снова спросил Телеутас.

“Я сделаю”, – сказал Соклей. “Это моя вина, что он пришел сюда. Я позабочусь об этом”. Несмотря на свои слова, он снова сглотнул. Он опустился на колени рядом с Аристидасом и попытался оторвать руки умирающего моряка от копья, выпившего его жизнь. Но Аристидас не отпускал. Соклей осознал, что мертвая хватка – это нечто реальное, а не клише плохой трагедии.

“Вытащи его”, – снова призвал Телеутас. “Он не сможет продержаться больше пары минут после того, как ты это сделаешь”.

“Нет”. Соклей тряхнул головой. Он опустился на колени рядом с Аристидом, левой рукой приподнял подбородок моряка и перерезал ему горло ножом, который держал в правой. Немного крови, хлынувшей из раны, попало на его пальцы. Она была горячей, влажной и липкой. Соклей со стоном отвращения отдернул руку.

Аристидас некоторое время бился, но недолго. Его руки отпали от копья. Он лежал неподвижно. Соклей отвернулся, и его вырвало на грязь.

“Никакой тебе вины за кровь, юный сэр”, – сказал Мосхион. “Ты всего лишь избавил его от мучений. Он попросил тебя сделать это. Телеутас и я оба слышали его вместе с тобой ”.

“Это верно”, – сказал Телеутас. “Это совершенно верно. Ты сделал то, что должен был сделать, и ты сделал это должным образом. Ты тоже в одиночку расправился с тремя грабителями и, полагаю, прогнал четвертого ублюдка. Это довольно хорошая работа для того, кто не считается хорошим бойцом.”

“Несомненно”, – согласился Мосхион. “У тебя больше никогда не будет проблем из-за меня ”.

Соклей едва слышал его. Он сплевывал снова и снова, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту. Он знал, что скоро так и будет. Смог ли он когда-нибудь изгнать тьму из своего духа – это был другой вопрос. Он посмотрел на тело Аристидаса, затем быстро отвел взгляд. Его внутренности снова хотели вырваться наружу.

Но он не закончил, и он знал это. “Мы не можем вернуть его в Сидон, – сказал он, – и мы не можем набрать достаточно дров для настоящего погребального костра. Нам придется похоронить его здесь ”.

“Ты имеешь в виду, обложить его камнями”, – сказал Телеутас. “Я бы не хотел пытаться копать в этой жалкой, каменистой грязи, особенно без надлежащих инструментов”.

Он был прав, как и в том, что избавил Аристидаса от боли. Прежде чем приступить к работе, Соклей отрезал прядь своих волос и бросил ее на труп моряка в знак траура. Мосхион и Телеутас сделали то же самое. Телеутас выдернул копье из живота Аристидаса и отбросил его далеко в сторону. Затем трое оставшихся в живых родосцев обложили тело валунами и камнями поменьше, прикрыв его достаточно хорошо, чтобы на нем не могли полакомиться собаки, лисы и птицы-падальщики.

К тому времени, как они закончили, их руки были избиты, исцарапаны и окровавлены. Соклей едва ли это заметил, не говоря уже о том, чтобы беспокоиться. Он встал у импровизированной могилы и пробормотал: “Спи спокойно, Аристидас. Мне жаль, что мы покидаем тебя на чужой земле. Пусть твоя тень обретет покой”.

Мосхион позволил паре оболоев упасть через щели между камнями к трупу. “Вот плата паромщику, чтобы оплатить твой путь через Стикс”, – сказал он.

“Хорошо”. Соклей посмотрел на запад. Солнце лишь немного поднялось над горизонтом. “Давайте двигаться, и будем двигаться до тех пор, пока не станет слишком темно для путешествия или пока мы не найдем место для лагеря, которое легко оборонять. А потом ... завтра мы двинемся в сторону Сидона”.

Менедем занялся "Афродитой    , хлопотал над тем, куда были сложены банки с малиновой краской, которую он купил у Тенаштарта. Он передвинул их дальше на корму, затем дальше вперед. Он знал, что это не сильно повлияет на дифферент «акатоса», но все равно засуетился над ними.

Амфоры с библийским вином представляли собой более интересную проблему. У него их было меньше, но каждая была намного тяжелее банки с краской. И он не мог должным образом проверить дифферентность торговой галеры, пока не вышел в открытое море в любом случае.

Диокл сказал: “Сдается мне, шкипер, у тебя слишком много свободного времени. Ты ищешь, чем бы заняться”.

“Ну, а что, если это так?” Сказал Менедем, признавая то, что он вряд ли мог отрицать. “Мне не хочется сегодня выходить и напиваться. Пока я здесь бездельничаю, я могу сделать что-нибудь полезное ”. Или я могу снова все изменить завтра, подумал он. Если бы он это сделал, это было бы не в первый раз.

Гребец тактично не указал на это. Возможно, Диокл предположил, что Менедем мог увидеть это сам. Он действительно сказал: “Время поджимает, когда стоишь в одном порту все лето”.

“Это так, не так ли?” Менедем опустил голову. “Не так давно мне пришла в голову та же мысль”.

Один из матросов указал на основание пирса. “Смотрите! Разве это не...?”

“Клянусь египетским псом, это так и есть!” Воскликнул Менедем. “Там Соклей, а с ним Мосхион и Телеуты. Papai! Однако, где Аристидас?”

“Меня не волнует, как это выглядит”, – сказал Диокл.

“Я тоже”. Менедем сбежал по сходням с «Афродиты» на причал, затем спустился по доскам к своему кузену и матросам. “Приветствую тебя, о наилучший! Чудесно наконец увидеть тебя снова, после того как ты побывал в дебрях лудайи. Но где Аристидас?”

“Мертв”, – коротко ответил Соклей. Он похудел во время своих путешествий. Его кожа туго обтянула кости лица. Он выглядел старше, суровее, чем до отъезда в Энгеди. “Грабители. Позавчера. Копье в живот. Мне пришлось избавить его от боли”. Он полоснул большим пальцем по своему горлу.

“О, клянусь богами!” Сказал Менедем, подумав: Неудивительно, что он выглядит старше. Он положил руку на плечо своего кузена. “Это трудно сделать, моя дорогая, труднее некуда. Мне очень жаль. Аристидас был хорошим человеком”.

“Да. Это было бы тяжело с кем угодно”. Взгляд Соклеоса скользнул к Телеутасу, который, к счастью, этого не заметил. “С дозорным это было вдвойне тяжело. Но с той раной, которая у него была, все, что я сделал, это избавил его от нескольких часов боли ”.

“Видишь, что случилось бы, если бы ты пошел один?” Сказал Менедем.

“Кто знает?” Устало ответил Соклей. “Возможно, я бы вернулся в Сидон другой дорогой, путешествуя в одиночку. Может быть, я оказался бы раньше или позже на той же дороге и вообще не столкнулся бы с бандитами. Невозможно сказать наверняка. Почему бы тебе просто не оставить все как есть?”

Он тоже казался старше, настолько нетерпеливым по отношению к Менедему, насколько взрослый мужчина мог бы быть нетерпелив по отношению к ребенку, который попросил его снять луну с неба. “Хорошо. Извините, что я дышу, ” сказал уязвленный Менедем. “Как продвигается бизнес? Вы добрались до Энгеди? У вас есть бальзам?”

“Да, и еще кое-что помимо этого”, – сказал Соклей. “Пчелиный воск, вышитая ткань… Я покажу тебе все, если ты позволишь нам спуститься на корабль. В вашей гостинице будет конюшня для мула и осла, не так ли?”

“Я там больше не останусь”, – сказал Менедем. “Жена трактирщика пыталась соблазнить меня, поэтому я вернулся на корабль”. Он поднял руку, предупреждая Соклея. “Клятва не имела к этому никакого отношения, хотя я ее сдержал. Я бы не хотел, чтобы она заключала пари”.

“Тогда мы найдем другое место для размещения зверей”, – сказал Соклей. “Это не имеет значения. После всего, через что я прошел за последние пару дней, мне трудно понять, что действительно имеет значение, кроме безопасного возвращения домой. К воронам со всем остальным ”.

Менедем начал спрашивать его о прибыли. Он начал, но затем остановил себя. Здесь, на этот раз, он не видел смысла заставлять Соклея говорить то, о чем он потом пожалеет. Все это было очень хорошо для шутки, но не сразу после смерти хорошего человека. Независимо от того, умер Соклей или нет, тень Аристидаса заслуживала большего уважения, чем это.

Его двоюродный брат сказал: “Когда мы вернемся сюда, я собирался удивить тебя: я собирался процитировать из Одиссеи”.

“Были ли вы?” Спросил Менедем. Что, та часть, где Одиссей убивает поклонников и занимается любовью с Пенелопой, которая все эти годы оставалась дома, а затем он рассказывает ей о своих приключениях примерно в тридцати строках?”

“Да, собственно говоря, это тот самый отрывок, который я имел в виду”, – ответил Соклей. “Полагаю, мне не следует удивляться, что ты смог догадаться”.

“Я надеюсь, что ты не должна, моя дорогая”, – сказал Менедем. “И я не благодарю тебя за то, что ты отвела мне роль женщины. Ты знаешь, я не бездельничала здесь, в Сидоне”.

“Я никогда не говорил, что ты была... Не то чтобы Пенелопа бездельничала во дворце Одиссея”. Соклей нахмурился. “Однако после того, что случилось с бедным Аристидасом, у меня не хватает духу ни к каким игривостям”.

Мосхион сказал: “Шкипер, он сам по себе хозяин, твой кузен. Восемь вороватых Иудаев напали на нас – восемь! Соклей застрелил двоих из них, прежде чем они смогли приблизиться, он ранил третьего, а еще одного он отогнал камнями. Если бы он не показал себя там вторым Тевкросом, мы все погибли бы среди этих валунов ”.

“Это правда”, – согласился Телеутас.

“Euge!” Менедем уставился на Соклея так, словно никогда раньше его не видел. Он знал, что его кузен неплохо стреляет, но слышать, как его описывают в таких выражениях, было ... поразительно. Соклей был одним из самых мягких и безобидных людей. Или, по крайней мере, он был там большую часть времени. Учитывая, что его свобода и его жизнь были на волоске, это могла быть совсем другая история. Очевидно, что это была совсем другая история.

“Я хотел бы поступить лучше”, – сказал он сейчас. “Если бы я застрелил ублюдка, который проткнул Аристидаса копьем, он все еще был бы с нами сейчас”.

“Ты не можешь винить себя”, – сказал Менедем.

“Мы говорили ему то же самое”, – сказал Телеутас. “Он не хочет слушать”.

“Ну, он должен”. Менедем посмотрел прямо на Соклеоса. “Ты должен. Для четверых отогнать восьмерых – это немалый подвиг, мой дорогой, сам по себе. Вы не можете ожидать, что все прошло идеально ”.

“Все было достаточно близко, пока мы не наткнулись на этих оскверненных грабителей на обратном пути сюда”, – сказал Соклей. “Неужели еще пара дней удачи были слишком велики, чтобы просить богов?”

“Ты не можешь просить о таких вещах меня – вот что я тебе скажу”, – сказал Менедем. “Давай снимем груз с твоего осла и погрузим на акатос. Бальзам и пчелиный воск и что еще ты мне говорил?”

“Вышитая ткань”, – ответил Соклей. Дела, казалось, вернули его к себе. “Как у тебя здесь дела?”

“Могло быть хуже. На самом деле могло быть намного хуже”, – сказал Менедем. “Я избавился почти от всего оливкового масла твоего шурина, и к тому же по хорошей цене”.

Каким бы измученным и печальным ни был Соклей, он сел и обратил на это внимание. “А ты? И какой сбежавший безумец пришел сюда, чтобы купить это?”

“Некоторые перешли к солдатам здешнего гарнизона Антигона, после того как их ненавистный богам квартирмейстер не захотел заплатить достойную цену”, – ответил Менедем. “Финикийский торговец купил остальное для торговли предметами роскоши. Все книги исчезли – у вас была хорошая идея. И шелк Коан – и у меня есть для него кое-что получше ”. При одной мысли о шелке, который он получил от Закер-баала, внутри него закипало возбуждение.

“Что? Еще ткани?” Спросил Соклей. Когда Менедем опустил голову, его двоюродный брат выглядел встревоженным. Соклей, на самом деле, выглядел откровенно возмущенным. Он сказал: “Что ты пила, моя дорогая, когда коварный финикиец убедил тебя в этом? Нет более тонкой ткани, чем шелк Коан”.

“У нас на борту есть несколько кувшинов библийского вина, а также малиновая краска”, – сказал Менедем. “Но ты ошибаешься насчет шелка Коан. До того, как мы попали сюда, я бы сказал, что ты был прав, но теперь я знаю лучше ”.

“Это я должен увидеть сам”, – заявил Соклей.

“Тогда поднимайся на борт, о лучший, и увидишь, что будет”. Менедем направил Соклея обратно к "Афродите    ". Он продолжал: “Судя по тому, что говорите вы и моряки, вы были лучшим стрелком из лука. Никто не мог бы справиться с этим лучше вас”.