Текст книги "Жертва"
Автор книги: Гарольд Карлтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)
ГЛАВА 5
Ноябрь 1978 года
Марчелла была настолько потрясена свалившимся на нее несчастьем, что почти не помнила, как прошли похороны отца. Больше всего ее смущал тот факт, что абсолютно все окружавшие ее люди отнеслись к ней с большим чувством, даже не подозревая, кто же является истинным виновником гибели ее отца. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Марчелла сосредоточилась на одежде своих детей так, как будто чистота и безукоризненность их туалета являлись показателем степени уважения к дедушке. Следуя долгой дорогой к кладбищу, которая пролегала мимо бюро ритуальных услуг, она никак не могла избавиться от одной навязчивой мысли: что ее отец никогда уже не увидит своих внуков взрослыми людьми, которые, возможно, станут пианистами или танцорами – продолжателями шутливо называемой им «традиции семейства Балдуччи».
После окончания похорон Марчелла, оставив детей с Гарри, снова помчалась в больницу, посидеть с матерью. Ида, которая пока еще ничего не знала о смерти мужа, большей частью спала. Когда Марчелла, совершенно обессиленная, вернулась домой в тот вечер, она застала Гарри на кухне.
– Дети уже спят, – сказал он, обратившись к ней.
– А ты поужинал?
Он отрицательно покачал головой. Марчелла пошла разогревать суп себе и мужу. В момент, когда она вытаскивала из шкафа сухое печенье, он взял ее за руку и произнес:
– Я любил твоего отца даже сильнее, чем своего, Марч.
– Мне это известно, – покачав головой, сказала она, ставя первое на стол. – Он ведь тоже тебя очень любил и относился к тебе, как к родному сыну.
Она ела суп, совершенно не чувствуя его вкуса. Время от времени они встречались взглядами, но ей было нелегко выразить словами свои спутавшиеся мысли. Ей не хотелось делать ничего, только сидеть, уставившись в телевизор, ни о чем не думая.
Оказавшись поздно вечером в кровати, Марчелла думала о том, почему происходят разводы: «Это случается преимущественно потому, что супруги не общаются друг с другом. Иногда мне хочется помолчать, а в другой раз Гарри не расположен к беседе. Никогда еще не было так, чтобы они вместе чувствовали одно и то же, момент, когда обоих одновременно одолевает желание поделиться друг с другом своими мыслями или заботами». Гарри выключил свет и, стараясь не беспокоить убитую горем Марчеллу, отодвинулся на край кровати. Ей очень хотелось сказать ему о том, что пришел тот момент, когда ее, взяв на руки, надо защитить, уверить в том, что теперь, с потерей отца, он заменит его ей. Она очень хотела сказать ему это, но не смогла. Как же она ненавидела свою супружескую жизнь! Как она все-таки обманулась в ней! Марчелла тихо уговаривала себя уснуть, а на сердце скребли кошки.
Единственным выходом из создавшегося положения было одно: проводить как можно больше времени в больнице с матерью, ожидая ее скорого выздоровления. В течение уже первой недели посещения больницы Марчелле с трудом, но все-таки удавалось уклониться от вопросов Иды по поводу состояния здоровья Альдо.
– Тебе надо поправиться, а потом мы поговорим о папе, – отвечала Марчелла.
– Но почему я не могу встретиться с ним? Он что, очень сильно ушибся? – спрашивала Ида.
Наконец Марчелле пришлось соврать и сказать, что врачи пока все еще борются за его жизнь. Когда же доктора пришли к выводу, что Ида достаточно окрепла, чтобы узнать горькую правду о муже, Гарри собрался быть первым, кто сообщит ей эту новость. Но Марчелла считала своим долгом взять на себя эту скорбную роль. Сидя днем у постели своей матери, Марчелла, взяв Иду за руку, начала:
– Мам, я должна сообщить тебе очень печальную весть о нашем отце. Ты готова выслушать меня?
Глядя Марчелле в глаза, из которых ручьем лились слезы, Ида еще крепче сжала руку дочери.
– Он умер, да? – спросила она.
В ответ Марчелла утвердительно покачала головой. Как бы заставляя себя поверить в случившееся, Ида тоже несколько раз покачала головой из стороны в сторону. Обе женщины, мать и дочь, горько заплакали.
– Я никогда не была с ним достаточно нежна, – всхлипывая, причитала Ида, отворачивая при этом лицо. – Я никак не могла ему простить…
– Простить чего, мам? – тихо спросила Марчелла. Но Ида ничего не ответила и только плотнее сжала губы.
– Наверное, была какая-то другая женщина. О чем еще могла идти речь? – высказала свое предположение Эми, которая спустя четыре месяца после случившегося несчастья сидела напротив Марчеллы в расположенной на территории больницы оранжево-розовой кафешке, ярко-зеленая замшевая обивка которой смотрелась так же нелепо, как и весело-розовый интерьер. Дотронувшись до руки Марчеллы, Эми продолжала: – Дорогая моя, я знаю, как это чертовски больно терять родителей, но ты, похоже, уж слишком близко к сердцу приняла эту потерю. Вы с отцом были очень дружны?
Марчелла, покачав головой, ответила:
– Очень. Он был блестящим отцом и очень милым человеком. – Взяв предложенную Эми сигарету, Марчелла закурила ее со словами: – Но не это мучает меня, Эми.
– А что же тогда? – удивилась Эми.
Марчелла, бросив взгляд на сидевшую рядом подругу, посчитала ее присутствие очень важным сейчас. Эми поддерживала ее все эти долгие месяцы дежурств в больнице, когда Иде сделали три операции ног, после чего ей пришлось навсегда позабыть о своей буйной молодости, проведенной в провинциальном маленьком городишке.
– Дела идут на поправку? – поинтересовалась Эми.
– Доктора говорят, что да, – ответила Марчелла.
– Доктора! – поморщившись, сказала Эми, оглянувшись вокруг. – Упаси Боже мне попасть сюда, если вдруг я заболею. Все врачи ходят с таким важным видом! Полагаю, мне нечего сообщить Скотту? – попыталась спросить Эми. – Я имею в виду твою книгу.
Марчелла пожала плечами.
– Он прислал мне такой роскошный букет, а я ему послала в ответ благодарственное письмо. Что же касается моего нового романа, то я пока не смогла написать ни строчки, – призналась Марчелла. – Он что-нибудь спрашивал обо мне?
– Он задавал самые обычные вопросы. А что? – Нагнувшись вперед, Эми нетерпеливо спросила: – Между вами что-нибудь было?
Марчелла сосредоточила свой взгляд на сигарете.
– Ты что, не собираешься мне ничего рассказывать? – спросила Эми.
Снова пожав плечами, Марчелла наконец ответила:
– Ну почему же нет? Мне иногда кажется, что все это происходило не со мной. Да, мы занимались Любовью со Скоттом в его офисе, в день нашего первого знакомства, сразу после ленча.
– Бог мой! – воскликнула Эми. – Тебе было хорошо?
– Да! – восторженно ответила Марчелла, повернувшись к Эми. – Пойми, это было просто потрясающе! Боже мой, Эми, я никогда в жизни не получала большего удовольствия от секса, чем в тот день! И хотя у него своя манера поведения в постели, он так сильно желал меня, что одного этого было достаточно, чтобы…
– Я знаю, – покачав головой, ответила Эми. – Ну а в чем же тогда проблема? Ты не смогла в него влюбиться?
Крепко держа Эми за руку, Марчелла внимательно посмотрела на нее:
– Ты не будешь считать меня идиоткой, если я кое-что расскажу тебе? То, во что я свято верю?
– Ну конечно же, я не подумаю о тебе ничего дурного, – раздраженно ответила Эми.
– Тогда поклянись!
Устав от ожидания ответа, Эми ответила:
– Ну ладно, клянусь, если ты так сильно этого хочешь! Клянусь, что не буду считать тебя идиоткой! А что ты мне хотела рассказать?
Марчелла молчаливо смотрела на образовавшуюся на дне чашки кофейную гущу.
– Когда я впервые изменила Гарри, я поплатилась за это, – ответила Марчелла, переходя на шепот. – Тем, что потеряла ребенка. Второй раз я изменила со Скоттом и потеряла отца. Может, это обычное чувство вины, но если что-нибудь случится с моими детьми… я…
– Марчелла, – сказала Эми, обняв подругу за плечо. – Хватит казнить себя такой несусветной ерундой. Я что-то никак не возьму в толк, от кого я слышу такую околесицу? От Билли Грэхем или от чувственной земной женщины, которая мастерски описывала сексуальные сцены, лучше, чем это делала я?
– Все это было когда-то, – прервала ее Марчелла. – Но я вовсе не уверена в том, что смогу продолжить работу дальше.
– Почему ты так говоришь? – сверкая глазами, спросила Эми. – Боишься, что тебя поразит гром небесный? Не так ли? – Эми так негодовала, что Марчелла отвела глаза. – Бог вовсе не собирается тебя наказывать, ты собственноручно казнишь себя.
– А почему я это делаю? – спросила Марчелла. – Потому что я считаю, что женщина имеет полное право на сексуальное равенство, свободу выбора и тому подобное.
– На твоем мировоззрении сильно сказывается католическое воспитание, дорогая, – сказала Эми. – Не надо себя ни в чем винить. Что бы ни произошло, я все равно буду верить в тебя.
Марчелла пожала Эми руку.
– Спасибо, Эми, – сказала она, теребя свое платье. Затем, потупив взгляд, добавила: – Мне нужно постараться все это преодолеть, после чего я закончу роман. Я найду в себе силы взяться за дело сразу после того, как моя мать выпишется из больницы и мне не придется бегать туда-сюда.
Эми подала ей свою пудру «Шанель», которой Марчелла припудрила свой нос.
– Да, это запах состоятельных людей, напоминающий о совершенно другой жизни! – вздохнула она.
– И ты будешь жить такой же жизнью, – ответила Эми. – Тебе всего-то и надо написать одну книгу. Господи, да если бы Бог захотел наказать всех, кто когда-либо изменил своему супругу, на земле просто бы не осталось ни одной живой души, и прирост населения равнялся нулю. Твоего отца сбил пьяный водитель, Марчелла. Объяснение хотя и очень трагическое, но очень простое.
Выписавшись из больницы через несколько недель, Ида поселилась в доме своей дочери, потеснив внуков, вынужденных на время пребывания бабушки устроиться в одной комнате. Ида могла перемещаться по дому только при помощи костылей или инвалидной коляски. Поход на рынок вместе с матерью отнимал у Марчеллы целое воскресенье, но отменить его было просто невозможно, потому что это было единственной прогулкой за весь день, во время которой Ида могла повидаться с соседями. Поэтому Марчелла никогда не отказывалась вывозить мать на эти прогулки.
Через несколько недель Марчелла перевезла все пожитки Иды к себе домой, раздав одежду Альдо Балдуччи жившим в округе беднякам. Свободную комнату, которую Марчелла надеялась в перспективе сделать своим рабочим кабинетом, заняла ее мать. Но Марчелла не роптала. Чувство тяжелой вины за случившееся с ее родителями несчастье тяжелым гнетом давило на ее душу, поэтому она сочла за счастье возможность искупить свой грех страданиями во имя благополучия своих детей.
Марчелле приходилось водить обоих детей в школу и ухаживать за Идой, поэтому у нее совершенно не оставалось времени, чтобы снова взяться за написание книги. Постоянно расстроенная, Ида, не переставая, принимала траквилизаторы, проводя свое свободное время у телевизора, а Марчелла прикладывала максимум усилий, чтобы как-то приободрить ее. Вскоре Марчелла так привыкла проводить свое время, ухаживая за больной Идой, а поздним вечером готовить ужин для Гарри, что иногда ей казалось, будто она и не покидала родительский дом.
На следующий год Марчелла снова взялась за роман, возвращаясь к своим персонажам как к хорошим, но надолго забытым друзьям. Пораньше закончив работу по дому, Марчелла, поставив пишущую машинку на кухонный стол и отпивая маленькими глоточками кофе, энергично стучала по клавишам машинки. Иногда Марчелле приходилось прерывать свою работу. Это случалось, когда Ида неожиданно забирала ее стул, чтобы поставить его в узком проходе гостиной, или просила, чтобы Марчелла помогла ей выбраться из ванной. По утрам Ида проводила время у телевизора, поглощая одну «мыльную оперу» за другой или просматривая бесконечные спортивные программы. Единственным спокойным местом была церковь, в мрачной тишине которой она находила себе прибежище. Поприветствовав кивком головы отца Кармелло, который уважительно относился к тому, что молодая женщина пришла в церковь для того, чтобы побыть наедине со своими мыслями, Марчелла тихо садилась на скамью и думала о своей книге.
В таких условиях больше, чем когда-либо, Марк стал для нее еще роднее. В отличие от Сони, поглощенной только своими заботами и оставшейся сдержанной по отношению к своей матери, Марк, обычно внимательно глядя ей в глаза, брал за руку Марчеллу, поддерживая ее духом, не хуже взрослого.
Гарри купил сыну пианино, чтобы Марк мог практиковаться в музыкальной игре. Не успев вернуться из школы, он сразу же усаживался за пианино. К пяти часам вечера, оставив на плите поспевающий ужин, приняв теплый душ и одевшись в длинную мужскую рубашку, Марчелла ложилась на кровать Марка. Вбегая в квартиру, Марк так крепко сжимал ее в своих объятиях, что Марчелла с трудом отрывала его от себя, чтобы отдохнуть. Он с удовольствием играл для нее музыку Дебюсси, Баха и несложные шопеновские ноктюрны. Обычно после окончания маленького концерта Марчелла обнимала Марка, нашептывая ему в ухо, что он всегда был, а сейчас еще больше, чем прежде, остается самым светлым лучиком в ее жизни.
Марк не любил вечерние прогулки своей матери, поэтому каждый такой вечерний поход Марчеллы вместе с Гарри в кино или на встречу с коллегами отца сопровождал беспомощным плачем. Каждое такое прощание с матерью превращалось в настоящую драму, когда Марчелла пыталась оторвать от себя сына, а в это время в коридоре, озлобленно поджав губы, ее нетерпеливо поджидал Гарри. Марку исполнилось уже девять лет, и Марчелла понимала, что поведение сына было совершенно неадекватно его возрасту. Она не осмелилась рассказать Гарри о том, что однажды Марка даже вырвало на нервной почве, так как понимала, что, несмотря на неоднократные предупреждения Гарри, она была во всем виновата сама.
– Я боюсь, что только порчу Марка своей чрезмерной любовью, – призналась Марчелла Эми, сидя за традиционным ежемесячным ленчем, который проходил в стеклянном и душном кафе, расположенном в районе авеню Коламбус холодным апрельским днем.
– Неужели любовь к ребенку может быть чрезмерной? – спросила Эми. – Ты же знаешь, мне этого не понять, потому что у меня никогда не было детей.
Марчелла, накручивая немного макарон на вилку, смотрела на Эми.
– Обязанностью матери является позволить ребенку дотронуться до свежеокрашенного полотна, чтобы он мог понять, что оно еще сырое. Ты должна дать ребенку обжечься, чтобы он понял, что плита горячая. Ты должна спокойно воспринимать то, как твой сын, споткнувшись и разбив в кровь нос, горько плачет безутешными слезами…
Отрицательно покачав головой, Марчелла сказала:
– А я не хочу, чтобы мой ребенок разбил себе нос, я должна предупредить его падение. И кроме того, между мною и сыном установилась такая тесная и надежная связь, что он уже не сможет без меня…
Облокотившись на спинку стула с висящей на нем собольей шубой, Эми произнесла:
– Как хорошо, что у меня нет детей. – Вздохнув и посмотрев на официанта, который принес заказанный кофе, Эми поинтересовалась: – Похоже, что написанием книги ты сейчас совсем не занимаешься?
Отрицательно покачав головой и закуривая сигарету, Марчелла ответила:
– Для меня сейчас самое главное – чтобы мама поправилась. Я постоянно ухаживаю и беседую с ней. Вы бы смогли написать хоть строчку, если бы ваша мать постоянно находилась рядом?
Эми засмеялась:
– Одно только воспоминание о том, как моя живущая на Майами мать ждет, когда ей рано утром привезут спецеду, приводит меня в полное бешенство.
Официант положил рядом с огромным куском торта две десертные вилки. Эми, отрезав вилкой кусочек десерта, закрыла глаза.
– М-м-м… – Возбужденно нагнувшись вперед к Марчелле, Эми, переходя на шепот, сообщила своей собеседнице: – Один умопомрачительный клуб открылся через улицу от моего дома. Называется «Партнеры». Он простой по интерьеру, очень уютный и очень дорогой. Но в нем имеется абсолютно все: спортзал, ресторан, диско-бар и кинотеатр. Там можно провести целый день!
– И вам это удается? Пожав плечами, Эми ответила:
– Я начала ходить туда для того, чтобы немного позаниматься гимнастикой. Пару раз я посещала небольшой кинозал. Это продолжалось до тех пор, пока я не привыкла к тому, что происходило там.
– И что же там происходило? – нахмурившись, спросила Марчелла.
– А там парень терся коленкой о мою ногу. – Опустив глаза, Эми продолжала: – Вот такие-то дела. И это были не какие-нибудь ублюдки, а красивые и богатые члены этого клуба. Когда он стал уже во второй раз тереться коленкой о мою, я не стала дергаться и вдруг обнаружила на своем колене его ладонь.
– Эми! – воскликнула Марчелла. – Я просто ушам своим не верю!
– И вдруг он начал гладить меня своей рукой, – продолжала Эми, не спуская с Марчеллы пристальный взгляд своих зеленых глаз. – И знаешь что? Он так сильно меня взбудоражил! Представь себе, этот парень, которого я никогда прежде не видела, сидя рядом со мною, возбуждал меня прикосновениями своих опытных рук…
– Эми! – перебила ее Марчелла. – Эта история будет даже похлеще тех сюжетов, о которых ты рассказывала в своих романах!
Невинные глаза Эми расширились.
– Тогда я не стану продолжать свой рассказ, – сказала она, переводя свой взгляд на шоколадный торт. – Мне просто очень хотелось встряхнуть тебя. Я сочла несправедливым тот факт, что, получив столько удовольствия, я оставила молодого человека без всякого внимания, поэтому тоже положила ему на колено свою руку! Я чувствовала себя школьницей, сидящей с мальчиком на заднем сиденье автомобиля. Мы обменялись так называемыми ласками, после чего он ушел, даже не назвав своего имени и не показав своего лица.
Не веря своим ушам, Марчелла с удивлением воскликнула:
– Получается, что вы позволили абсолютно незнакомому мужчине гладить себя в кинотеатре?
Скривив губы, Эми ответила:
– Только не говори об этом эпизоде, как о чем-то непристойном. Не забывай, что это роскошный и очень дорогой клуб, который не посещают какие-нибудь отбросы общества. Все стулья обиты бархатом, посетители курят гаванские сигары, а воздух пропитан запахом изысканного мужского одеколона. Руководство клуба обеспечило много укромных уголков, где люди могут… получше познакомиться друг с другом. Это просто восхитительно, Марчелла! Я там была уже несколько раз.
Две подруги молча доели десерт.
– Я бы никогда, никогда на это не пошла! – отрезала Марчелла.
Эми улыбнулась:
– Я уверена, что смогла, если бы тебе хорошенько наставили рога. Я все-таки выпишу тебе членскую карточку просто так, на всякий случай, Марчелла.
Покинув ресторан, Эми, накинув шубу, вышла на проезжую часть и подняла руку, чтобы остановить такси.
– Я поехала в клуб! – засмеялась она. – Пока я рассказывала тебе о том, что там творится, сама так завелась, что просто не дождусь того момента, когда доберусь до него. – Как только подкатило такси, Эми шепнула Марчелле на ухо: – Хватит казнить себя, дорогая. Ты красива, талантлива, и ты уже выполнила свой долг. Пожалуйста, Марчелла, мне далеко не безразлична твоя судьба, и у меня сердце разрывается на части, глядя на твой теперешний вид. Позвони мне, ладно?
Такси тронулось, и Марчелла проводила взглядом прощальный жест руки своей приятельницы, отъезжающей в таинственный, неповторимый мир секса. Оказавшись в душном вагоне подземки, Марчелла с ненавистью смотрела на отражение своего усталого лица в окне накренившегося вагона.
Эми была права, сказав, что это не что иное, как чувство вины и самобичевание. Интересно, произошло бы это несчастье с ее родителями, если бы она устояла перед Скоттом? А что, если этот водитель напивался каждый субботний вечер и ее родителям так не повезло с ним на улице именно в такой момент? «Я наделена особым даром, – убеждала себя Марчелла, – и мне нельзя растрачивать зря свой талант. Ведь это так легко сделать, превратившись затем в самую обыкновенную посредственность».
Здесь, в грязном вагоне метро, Марчелла поклялась во что бы то ни стало закончить начатую книгу, даже если это будет стоить ей сверхчеловеческих усилий.
Пройдя по улице и завернув за угол, Марчелла увидела в окне Марка, ожидающего ее прихода. Она помахала сыну рукой. Марк находился в доме под присмотром Иды, потому что Гарри в это время повел Соню на субботнее представление. Только Соня могла вытащить отца на балетный спектакль: для нее он готов на любые подвиги.
Марчелла занялась приготовлением кофе для себя и матери, одновременно слушая Марка, делившегося с ней впечатлениями о просмотренном только что по музыкальному каналу концерте. Как бы ни была обаятельна и удачлива Эми, но у нее не было таких очаровательных деток и близких отношений с матерью. При такой мысли Марчелле вдруг захотелось обнять Марка и Иду. Сознание ее озарила новая мысль: деньги не главное, важнее, чтобы ее признали писателем, хотя бы для того, чтобы у Марка была мать, которой можно гордиться.
Этим летом Глория позволила Гарри вступить с ней в интимную связь, кроме того, она научила его добывать деньги. Используя связи с другими маклерскими фирмами, обмениваясь с ними информацией, оказывая им услуги, давая им советы, Глория познакомила Гарри с миром Уолл-стрит, где за услугу платили услугой.
Их первый доход составил пятьдесят тысяч долларов, которые они поделили поровну между собою. Но Глория настаивала на том, чтобы он помог ей оплатить годовую ренту за квартиру, которую она снимала в многоэтажном доме, расположенном в местечке Гринвич-Виллидж. Единственным предметом мебели этой квартиры являлась огромная кровать, глядя на которую Глория, посмеиваясь, говорила: «А больше нам ничего и не нужно».
– Это только начало, – пообещала она ему, лежа в объятиях своего нового друга одним жарким июльским днем.
Увидев, как Гарри беспокойно смотрит на часы, Глория окинула его недовольным взглядом.
– Боишься опоздать? Интересно, что она предпримет в случае, если ты опоздаешь: разложит тебя на своих коленках и отшлепает?
– Я обещал забрать Соню после занятий в танцевальном классе, – ответил Гарри, сурово глядя на Глорию. – Школа находится за два квартала отсюда.
При этих словах Глории пришлось поумерить свой пыл. Находясь рядом с Гарри, она четко усвоила одно правило: с благоговением выслушивать все, что касается дел его дочери Сони. Глория закурила сигарету, а Гарри, отодвинувшись, лежал, подложив руку под голову, и смотрел вверх на белый потолок, с которого свисала голая электрическая лампа.
– Что думает владелец нашей квартиры относительно того, как мы обставили свою комнату? – с усмешкой спросил Гарри.
– Он думает, что мы два нищих молодожена, спасающихся от режима Фиделя Кастро, – усмехнулась Глория, перевернувшись на живот и упершись подбородком в грудь Гарри.
Наблюдая за простой манерой курения Глории, Гарри тут же вспомнил Марчеллу, которая курила очень женственно и элегантно. Поняв разницу между двумя женщинами, он пришел к выводу, что нуждается в них обеих. При соблюдении мер предосторожности ему это может удаться. Одна женщина будет для таких вот минут уединения, а другая – матерью его детей.
– Тебе нравится, как мы зарабатываем с тобою деньги? – дразнящим голосом спросила Глория, легонько покусывая ухо Гарри.
– А кому же это может не понравиться? – лениво улыбаясь, ответил Гарри. Ему и в голову не приходило раньше, что, зарабатывая деньги, можно получить еще и массу сексуальных наслаждений. Находясь в постели с Глорией, он сделал одно величайшее открытие в области интимных отношений. Ему было приятно осознавать, что он может возбудить женщину до такого состояния, что она начинает кричать от удовольствия, заставить смотреть на себя с таким огромным вожделением в глазах, которое вдохновляло его на новые любовные ласки. А иногда, когда оставались считанные минуты до момента кульминации, Глория, проявляя выносливость и замедляя скорость его реакции, достигала желаемого результата, когда, слившись в экстазе и охваченные волной невообразимого блаженства, они кончали вместе.
– Это уже гармония, – дыша над его ухом, говорила она. – Настоящая сексуальная гармония между нами, Гарри. Зачем ты только женился на ней? Зачем?
– Ну, понимаешь, я был тогда совсем молодым, – пробормотал он шепотом, обращаясь больше к себе, чем к своей спутнице. – Я был в том возрасте, когда дети еще слушаются своих родителей, а сексуальная революция не добралась еще до границ Маленькой Италии. А сейчас уже поздно задавать такие вопросы.
– Почему? – поинтересовалась Глория. Тяжело вздохнув, Гарри сказал:
– Эй, подруга, давай немного отдохнем от вопросов. Можем мы хоть раз расслабиться так, чтобы не думать о каких-то сложностях?
– Да, но мне просто интересно знать, почему же ты все-таки не можешь уйти от нее? – угрюмо спросила Глория. – Она смотрит на тебя свысока и учит этому детей.
– Мою дочь трудно чему-либо научить! – проворчал Гарри.
– Она убивает в тебе мужское начало, Гарри! – закричала Глория.
– Никто ничего во мне не убивает, – парировал Гарри. – Разве я говорил тебе когда-нибудь о том, что свободен? По крайней мере, до тех пор, пока не выросла моя дочь? А она станет взрослой только через десять-двенадцать лет. Я не хочу, чтобы мои дети росли без отца, и кроме того, я не настолько богат, чтобы иметь две семьи. Вот если бы я занимал должность заместителя директора с окладом, исчисляемым шестизначной суммой, тогда совсем другое дело…
– И в этом основная загвоздка? – фыркнула она, загасив окурок в купленной ею дешевенькой пепельнице. Прочертив длинным ногтем линию на его груди, она продолжила свой допрос: – Значит, дело лишь в этих дурацких бумажках?
– Да, по-видимому, они не такие уж дурацкие, если ты так радовалась, получив сумму в пятьдесят тысяч долларов! – возразил Гарри.
– Я радовалась, что мы заработали эти деньги совместными усилиями. Неужели ты не понял? – спросила она. – Именно это меня обрадовало. И я в тысячи раз преумножу наши с тобой доходы, но только при условии, что ты не будешь тратить их на укрепление своего семейного очага. Помнишь, что я сказала тебе тогда, в день нашей с тобою первой встречи? Мне нужен человек с далеко идущими планами.
– Выходит, я не отношусь к этой категории мужчин? – пожал плечами Гарри.
Стараясь как-то приободрить его, Глория ответила:
– Нет, относишься, и тебе это хорошо известно! Покачав головой, Гарри поинтересовался:
– Как тебе удается ориентироваться во всех этих хитросплетениях, Глория?
Выпрямившись, она уселась на кровати, прислонившись голой спиной к холодной стене.
– Я очень наблюдательна и обладаю феноменальной памятью, – сообщила она Гарри. – По-видимому, я действительно понравилась тому парню, который занимался вопросами анализа рынка. Он раскрыл мне такие секреты, о которых я раньше и не слышала. Мне стоит лишь раз показать что-либо, как я уже запомнила это навсегда.
– Ну и что такого он тебе показал? – спросил Гарри.
Пожав плечами, Глория ответила:
– Он рассказал мне о том, как получить доступ к компьютеру и как можно подслушивать телефонные разговоры и всевозможную информацию, оседающие в стенах кабинетов, – ответила Глория. – Разговаривая по телефону, люди иногда распаляются так, что забывают о том, что их может кто-то подслушивать. Нацелившись на чужой разговор, ты можешь с огромной выгодой для себя использовать каждое случайно оброненное слово.
– И я тот первый парень, с которым ты взялась сотрудничать? – спросил Гарри.
– Нет, не первый, – не спуская с него глаз, ответила Глория. – Я и до тебя зарабатывала понемногу, только с другими компаньонами.
– Неужели? – вопросительно поднял брови Гарри. – Что же с ними произошло? Они что, все сидят за решеткой?
– Да нет, – отрицательно покачав головой, ответила Глория. – Напугавшись, они перебрались работать в другие фирмы.
– Чего именно они так сильно испугались? – поинтересовался Гарри. – Ты же сама говорила, что в этом деле нет никакого риска.
– Ну, пожалуйста! – начала она, выискивая глазами свое нижнее белье, которое затем стала быстро натягивать на себя. – Риск есть в любом деле, даже если ты просто переходишь улицу или отправляешься в путешествие на самолете, – говорила Глория, натягивая через голову хлопчатобумажный свитер, плотно обтянувший ее плоскую грудь. – Наибольший риск состоит лишь в том, что нас могут уволить. Но, соблюдая излишнюю осторожность, мы можем загрести такую уйму денег, что… – Взглянув на него, она спросила: – Сколько денег тебе понадобится, чтобы ты смог бросить свою жену?
– Я должен оставить себе дочь, – ответил Гарри.
– Тебе хорошо известно, что этого никогда не произойдет! – изобразив гримасу на лице, выпалила Глория. Достав из сумочки небольшое зеркальце, она подкрасила помадой губы. – Почти всегда дети остаются с матерью. Решить вопрос в твою пользу может только очень хороший адвокат. В противном случае тебе остается лишь исчезнуть вместе со своими детьми.
– Исчезнуть? Куда? – полюбопытствовал Гарри. Тяжело вздохнув, он поднялся и начал собирать свою разбросанную на полу одежду.
– Ну, я не знаю куда… – натягивая туфли, говорила Глория. – В Южную Америку, на Гавайи…
– Сначала нужно заработать большие деньги, а уж потом думать о побеге. – Ему очень хотелось, чтобы это сокровенное его желание прозвучало как шутка.
Приблизившись к сидевшему на низкой кровати Гарри, Глория ткнула его пальцем в грудь.
– Сколько тебе нужно денег, Гарри? – спросила она. – На какую сумму ты рассчитываешь в следующий раз?
Оторвавшись от зашнуровывания ботинок, Гарри поднял на нее глаза:
– Может, замахнемся на пару миллионов? И снова разделим эти деньги поровну?
Четыре тяжелых года Марчеллу не покидало страстное желание закончить роман. Все свое время ей приходилось тратить на воспитание детей и уход за матерью. Большая часть времени уходила на детей и мать, оставшееся – на написание романа и мужа.
Пагубная привычка к чрезмерному употреблению болеутоляющих средств привела к тому, что с Идой стало нелегко общаться. Но Марчелла стойко выносила все трудности. Ухаживая за матерью, она выполняла свой посильный дочерний долг, усыпляя щемящее чувство вины, напоминавшее ей о том, что на ней лежит высокая ответственность за здоровье матери.
В то же самое время Гарри все больше и больше преуспевал на работе. Очевидно, неумение Гарри удовлетворить свою жену в постели привело к тому, что Марчелла усомнилась и в других способностях своего мужа, в отличие от его боссов, которые разглядели в Гарри хорошего работника, обладающего тонкой интуицией в сфере денежного обращения, что способствовало его продвижению по службе.
Марчелле было очень нелегко воспринимать своего мужа в новой роли начальника, удобно устроившегося в собственном кабинете, на пороге которого встречала посетителей тощая секретарша по имени Глория, нагло разглядывавшая Марчеллу и детей. Неожиданно Марчелле пришла мысль, что, возможно, эта секретарша и есть «другая женщина», являвшаяся причиной его поздних визитов домой и нетребовательных сексуальных притязаний. Но Марчелла вовсе не ревновала своего мужа. Их совместная жизнь достигла той стадии, когда жена была рада тому обстоятельству, что муж нашел возможность реализовать свои сексуальные порывы на стороне. Между супругами установилось негласное соглашение, что они будут продолжать оставаться вместе из-за детей.
