Текст книги "Жертва"
Автор книги: Гарольд Карлтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)
Я всегда полагал, что человек не должен жить одними надеждами. И все же я жду от тебя любой весточки. Я буду ждать, моя дорогая, буду ждать, пока мои руки снова не почувствуют тебя в своих объятиях, пока мои губы не прижмутся к твоим, где им и надлежит быть.
Всегда твой Санти».
Он внимательно перечитал написанное и сложил листок бумаги. Это было не совсем то, что он хотел бы сказать, но его английский был ограничен, и он чувствовал такую печаль, какой не испытывал никогда в жизни. Он вздохнул и сунул конверт в карман. А может, вдруг подумал он, лучше и вовсе не посылать письма? Но это он решит в Барселоне.
Марчелла погрузилась в работу, вычитывая гранки «Музыки любви», последние страницы которой уже были набраны. Ей удалось так устроить свою жизнь, что она проводила в одиночестве как можно больше времени. Если уж ей не суждено быть с Санти, она хотела остаться совсем одна. Чем более одинокой она себя чувствовала, тем больше заставляла себя писать. Она писала до глубокой ночи, пока не начинала брезжить заря и привычный шум машин не наполнял близлежащие улочки. Она чувствовала, что впервые пишет настоящий любовный роман, потому что теперь что-то настоящее случилось с ней самой. История о двух американках, отправившихся в путешествие на Майорку, должна была быть написана, пока впечатления еще свежи в памяти. Нужно непременно донести до бумаги ее воспоминания о напоенном ароматом сосен воздухе Пальмы, о звуках улицы за стенами квартиры Санти, о нежнейших оттенках олив в Дее, об их любви. На этот раз она описывала любовные отношения совсем иначе, чем в своих предыдущих книгах, – в них было меньше секса, больше духовности, больше романтики. Каждый раз, когда наверху страницы она печатала заглавие «Вечность начинается сегодня», она вспоминала, как Санти произнес впервые эти слова, и любовь смешивалась в ней с острой болью.
Поделиться своей страстью с миллионами читателей – это действовало на нее очищающе. Это сочинительство становилось криком, идущим из ее сердца и души. Она знала, что читатели обязательно поймут то, что она хотела сказать. Наконец-то она позволит им узнать, что же испытывает по-настоящему любящая женщина.
Марк был достаточно чуток к ее чувствам, чтобы понять, что ему следует держаться подальше. Ночные часы, которые она проводила за работой, означали, что спала она теперь до полудня. Вставая, она первым делом шла к письменному столу и просматривала почту, которую приносил Марк. Если письма от Санти не было, она давала себе слово не писать к нему. Но во время своих долгих ночных бдений, особенно между тремя и четырьмя утра, она неизменно нарушала данное себе обещание и с упоением принималась писать ему длинное, исполненное любви письмо. Она надписывала их «Экстренная почта» и откладывала, чтобы Марк опустил их утром по пути на занятия. Ему не нравилась его роль почтальона.
Когда однажды Марчелла поднялась раньше обычного, она застала его выходящим из своей комнаты.
– Зачем ты пишешь этому типу? – выпалил он. – Я думал, с этим давно покончено.
В это мгновение она ненавидела собственного сына, и он должен был почувствовать это, поймав ее ледяной взгляд.
– Тебе нет необходимости читать надписи на конвертах, – холодно сказала она.
– Его конверты ты называешь «Экстренной почтой»? Разумеется, я прочел имя, – парировал он.
Она пронзила его взглядом.
– Это экономит мне время, Марк, – пояснила она. – И мне в самом деле кажется, что это самое малое, что ты можешь для меня сделать в сложившихся обстоятельствах. Разве не так?
Он кинулся, чтобы обнять ее.
– Ну, прости, – сказал он. – Конечно же, я буду относить твои письма.
Она тоже обняла его, правда, не слишком сердечно, напоминая себе: «Я сделала из него эгоиста!» А может, это был подарок? Может быть, лучше быть эгоистом в мире эгоистов?
Санти предупреждал ее о том, как он горд, но его молчание ее убивало. Через три недели после его отъезда она не выдержала и набрала номер его галереи в Барселоне. Женский голос на просьбу позвать сеньора Рока ответил:
– No est?.[5]5
Его нет (исп.).
[Закрыть]
Теперь она избегала Эми, Нэнси и других своих подруг, с которыми обычно обедала. Ей хотелось разделить свою жизнь очень четко на «до Санти» и «после Санти», причем так, чтобы «после» было совершенно непохожим на «до».
– Тебе совсем незачем ехать со мной в Болонью, – ровным голосом уговаривал ее Марк в июле. – На прослушивание Джанни нас едет целая группа. Если ты поедешь, это будет даже глупо.
– Но я думаю, что могла бы оказать тебе моральную поддержку, Марк, – возражала Марчелла. – Я бы организовала поездку, взяла бы на себя хлопоты о деньгах, о паспорте…
– С нами едут Кол Ферер и другая учительница. Они прекрасно позаботятся о нас, – упрашивал Марк. – Да и вообще, мы же не дети.
Это обижало ее, но она знала, что ей нужно мужественно встретить первый удар его борьбы за личную независимость.
– А ты уверен, что справишься, Марк? – спросила она.
– Да не волнуйся ты! – заявил он. – Нам будет страшно весело.
– Забудь на этот раз о веселье, Марк, – посоветовала она. – Просто постарайся сыграть так, как не играл еще никогда в жизни!
Целых пять дней она прожила без него. И вот он позвонил и сообщил, что синьор Джанни берет его в ученики. Она откупорила бутылку шампанского и поздравила его по телефону.
– Поздравляю, дорогой мой. Я знала, что так все и будет! – тепло сказала она.
– Да и я знал, – нахально заявил Марк.
Они попрощались, и она уселась у темного окна своей спальни. Была уже глухая полночь. Марчелла медленно потягивала холодное вино.
– За Марка! – громко воскликнула она, поднимая бокал. – У него все получится. Он непременно станет великолепным, знаменитым музыкантом. Он будет играть на рояле, и весь мир будет ходить на его концерты.
Помогает, подумала она, отпивая вино. Действительно помогает. Чувство, которое мучило ее теперь постоянно, потихоньку рассеялось, и ей уже не казалось, что ее жизнь лишена смысла. Никто никогда ничего просто так не получает, думала она, чувствуя, как постепенно слабеет от вина ее тело. «Счастливые дети, успешная карьера и любовь. А сейчас, когда Марк целый год будет занят…»
Ее мысли прервал резкий телефонный звонок. Она подумала, что это, должно быть, перезванивает Марк, и рассеянно ответила.
– Марчелла! – Голос Санти, раздавшийся так близко, внезапно оборвал ее ноющую боль, снял тяжкий груз с ее души и сердца.
– Санти! – выдохнула она. – Неужели это ты?
– Сколько там у тебя сейчас времени? – спросил он. – Я не разбудил тебя?
– Половина первого, дорогой мой. Боже, какое счастье, что ты позвонил! Ты представить себе не можешь, как я по тебе соскучилась! Ну, как ты?
– Все отлично, – сказал он. – А что Марк?
– С ним теперь все в порядке, Санти, – начала она рассказывать. – Он позвонил мне буквально пять минут назад из Болоньи. Его взял Джанни – помнишь, я тебе говорила, тот итальянский маэстро? С сентября он начнет заниматься у него.
– Ты, должно быть, очень рада, Марчелла.
– Еще бы, любовь моя! Все было бы отлично, если бы я так по тебе не скучала. Почему ты не звонил мне так долго? – спросила она.
– Хотел проверить, смогу ли я жить без тебя, – признался он.
– Ну и как? – Дыхание у нее перехватило.
– Думаю, что нет, – просто сказал он.
– Ах, любовь моя, без тебя у меня не жизнь, а просто ад! – призналась она. – Мы принадлежим друг другу, знаешь ли ты об этом, Санти?
– Знаю, – ответил он. – Но у меня есть новое предложение, возможно, я наконец нашел способ для всех нас быть вместе.
– Что такое? – Она улыбнулась.
– Я поговорил тут со своими друзьями о наших трудностях, – признался он. – В частности, с одним моим приятелем, психологом. Он рассказал мне о самоубийстве и о том, что часто это – отчаянный крик о внимании. У Марка ведь никогда не было внимания со стороны отца, правда же? Я думал об этом так серьезно… – Его голос дрогнул.
Она вздохнула:
– Скажи, что ты делаешь не серьезно, Санти?
– Я никогда не хотел иметь детей, – продолжал он. – Я считаю, что в этот мир мы не имеем права приводить новые жизни. Это было одной из причин моего развода, потому что моя жена хотела иметь ребенка. Я не хотел такой ответственности. Быть может, поэтому я и не понимал Марка так хорошо, как мне следовало. Отец смог бы внести равновесие в его жизнь. Он стал бы меньше зависеть от тебя. Я посоветовался с юристами, и я готов усыновить Марка. Так, чтобы он стал мне как родной сын. Что ты на это скажешь?
– Ах, Санти, это так великодушно и мило с твоей стороны, но… – начала было она.
– После Италии он мог бы жить с нами на Майорке, если захочет, – продолжал он. – Я мог бы открыть филиал моей галереи. У нас была бы настоящая семья.
Крепко сжав веки, она кусала губы.
– Санти, – сказала она. – Это такое необыкновенное предложение, и я знаю, сколько ты всего передумал, пока решился на него, но сложности Марка не в том, что у него нет отца. Отец у него как раз есть. Он сидит в тюрьме.
– В тюрьме? – изумился Санти. – За что?
– Он нашел способ зарабатывать деньги на бирже незаконным образом, – ответила она.
– Ясно, – сказал Санти, и она уловила разочарование в его голосе. – Но ты не говорила мне об этом.
– Прости, но мне не хотелось посвящать тебя в эту игру, – вздохнула она. – Но я предостерегала тебя, что у нас немного безумная семья, не так ли? – Она попыталась рассмеяться, но на другом конце провода молчали. – Послушай, любимый, – продолжила она. – Позволь мне присматривать за Марком, пока он будет этот год жить в Италии, и навещать тебя так часто, как только у меня будет получаться. А когда он закончит учебу в Италии, ну, тогда…
– Нет, – прервал Санти. – Если мы сейчас же не решим вопрос с Марком, он всегда будет стоять между нами. Поверь мне, я знаю это.
– Давай решать все проблемы, когда они будут появляться, Санти, – попросила она. – По крайней мере, мы сможем видеться и быть вместе. Мы же достаточно любим друг друга, чтобы справиться с любыми проблемами, правда, Санти? – Она услышала его глубокий вздох так близко, словно его рот касался ее уха. Близость казалась такой достижимой, протяни руку, и коснешься его, почувствуешь его тепло и ласку.
– Марчелла, напряженная любовь, которая тебе нужна и которую ты сама даешь, ставит так много проблем, – сказал он. – Может быть, слишком много проблем?
– Но что же случилось с твоей «вечной» любовью? – заплакала она.
– Этого я не забыл, – уверил он, – и не забуду. Мы должны пожениться, Марчелла. Мои мечты о любви не менее сильные и всепоглощающие, чем твои. Я хочу, чтобы все было поровну!
– Но все и так поровну! – напомнила она ему.
– Нет, до тех пор, пока Марк будет стоять передо мной! Нет, если ему будет доставаться больше твоей любви, чем мне, Марчелла! – заявил он.
– Все те же старые аргументы, Санти! Ты такой же ужасный, как и Марк! Зачем вы заставляете меня выбирать между вами? Не могу же я, в самом деле, отрезать одну ногу, одну руку, половину сердца! Марк навсегда останется моей частью. Перед ним блестящее будущее, и я хочу быть с ним всегда, вдохновлять его. Ты не знаешь, что чувствует мать к своему ребенку, – у тебя никогда не было детей!
– Но именно это я и хотел разделить с тобой, – напомнил он. – Усыновив Марка.
– Марк никогда на это не согласится! – зарыдала она.
– Спроси его, – предложил Санти.
– Да не надо мне его спрашивать! – быстро отозвалась она. – Что я, не знаю его реакции? Он просто посмеется, и все!
– Посмеется? – эхом отозвался Санти. «Господи, – подумала Марчелла, – и как меня угораздило сказать это слово?»
– Наверное, я уже устал от того, что постоянно становлюсь посмешищем, Марчелла. – Голос Санти стал ледяным. – Наверное, нам просто нужно сказать друг другу прощай сейчас.
– Нет! Подожди! Зачем ты так говоришь! – закричала она. – Мы же скоро увидимся, правда? Ты получил мои письма? – Но послышались гудки, и она поняла, что он повесил трубку.
Санти спускался по Лас-Рэмбласу, самой оживленной улице Барселоны. Это, собственно, нельзя было назвать улицей – просто широкий проход по бульвару, забитому лавчонками, в которых продавали все больше цветы, журналы да птичек в клетках. В любое время суток бульвар был запружен людьми, но сегодня Санти никого не замечал. Он злился, что его замечательное предложение по усыновлению было отклонено, но он знал, что его злость скоро рассеется и ей на смену придет ощущение тяжкого одиночества, которое навалится на него, и опять станет казаться, что жизнь теряет смысл, а ведь он поклялся, что не позволит себе никогда испытать ничего подобного.
Был только один путь избавиться от этого невыносимого чувства, которое вызвала женщина, – это вырвать его прочь из сердца, как и должен был поступить настоящий мужчина. Работой, путешествиями, да чем угодно, лишь бы избавиться от этого дорогого образа. Он остановился на перекрестке, ожидая, пока остановятся машины.
С чего он взял, откуда у него эта непоколебимая уверенность, что среди всех встреченных – или невстреченных – им женщин именно Марчелла предназначена ему? Как это нелогично. С этим нужно покончить, если он не хочет оставаться несчастным.
Он шел по Лас-Рэмбласу к дому своих родителей. Все три недели после своего возвращения из Нью-Йорка он пытался отложить свой визит к ним, потому что знал, что его начнут обстоятельно расспрашивать о путешествии. Но не мог же он упоминать о Марчелле; он уехал под предлогом обсуждения совместной работы с Манхэттенской галереей. А вдруг мать разгадает его уловки и начнет задавать свои знаменитые язвительные вопросы? Ей очень хотелось вновь его женить, это он знал. Но что он мог рассказать ей? Что она вот-вот станет бабушкой двух издерганных американских подростков?
Он передернул плечами, пересекая улицу, разглядывая длиннохвостых попугаев и голубей, расхаживающих и прыгающих в клетках в его любимой лавочке. И зачем мы устраиваем сами себе тюрьмы? Не было ли бы и в самом деле лучше, если бы он постарался забыть это приключение или, например, изложить все свои чувства (как он и намеревался) в одном длинном-длинном, искреннем и честном письме к Марчелле, все же оставляя открытой дверь для надежды? По крайней мере, сейчас надежда была нужна ему, как кислород.
Когда Марк вернулся из Италии, они отметили его успех в домике Эми в Саутхемптоне, где Эми, невзирая на то, в какую отшельницу превратилась Марчелла, принимала ее с прежней теплотой. На шумных вечеринках она охраняла Марчеллу от «волков» и женатых мужчин, оберегая ее одиночество. Известный писатель заявил, что он влюбился в Марчеллу. Они провели вместе день на побережье, за ужином сидели рядом за столом, но Марчелла осталась совершенно равнодушна к нему как к мужчине, так что даже Эми пришлось за него заступиться.
– Я встретила мужчину, который рожден для меня, Эми, – говорила она. – Не может он вот так просто забыть о нас. Наша история еще не окончена, я знаю, что нет!
Она наблюдала, как Марк играет на рояле, чтобы развлечь гостей Эми, которых он просто околдовал. Люди, которые видели его выступления в «Карлайле», предлагали ему контракты на запись, но она старалась настоять, чтобы он ничего не подписывал, уверенно полагая, что это не принесет добра его карьере пианиста-классика.
Между ними существовало теперь молчаливое взаимопонимание, которое они установили друг с другом с помощью каких-то новых связей. Она написала еще несколько взволнованных, страстных писем Санти, пытаясь объясниться, уверяя его в своей «вечной» любви, чтобы он не думал о ней и о ее безумной семье. Теперь ей приходилось заботиться еще и о матери – последнее время она сильно сдала, и в свои все более частые посещения Марчелла сжимала ее руку в своей, пытаясь передать ей волю к жизни. Она уже плохо сознавала, что эта прикованная к постели старуха и есть ее мать, но сама мысль, что она может потерять ее, была ей ненавистна.
На последнем в этом августе ужине у Эми какое-то внутреннее чувство заставило ее лишний раз позвонить в больницу.
– Я звоню вам весь день, – сообщила ей медсестра. – Мне очень жаль, но ваша мама умирает.
Могильщики, осторожно опуская гроб с телом бабушки в землю, неотступно таращились на Соню. Место на кладбище рядом с фамильной усыпальницей Альдо Балдуччи было куплено для Иды, когда он умер. Погребальная церемония проходила во дворе церкви Маленькой Италии, и, казалось, все только и смотрели на Соню. Хотя она и так обычно носила черное, ее великолепный гардероб позволял ей из чего выбирать. Она явилась в черной мини-юбке, обнажавшей ее длинные ноги, в черном свитере, в черной фетровой шляпке, натянутой на голову, и в черных очках. Марчелла знала, что они должны чувствовать себя польщенными уже тем, что Соня снизошла до семейного события и явилась сюда. Обычно она ее почти не видела, следя за ее успехами супермодели лишь по глянцевым страницам «Вог» или «Базаара» или читая обрывки новостей в «Нью-Йорк пост».
Марчелла была тяжко опечалена потерей матери. Ее визиты к ней – еженедельные проверки, хорошо ли за ней ухаживают, – превратились в привычку. Ида умерла, превратившись в жалкую сморщенную оболочку прежней леди, никого не узнавая, и. все равно Марчелла потеряла ее. Она пробегала взглядом по толпе, всякий раз вздрагивая, когда узнавала в ней старых школьных друзей. Они выглядели намного старше. Неужели и она тоже состарилась? Или это деньги помогали ей покупать возраст? Были ли и они так же замучены своими мужьями, как и она сама, или просто объедались и запускали себя словно в отместку? Она всем им глубоко сочувствовала.
Когда отец Кармелло произнес «Давайте помолимся», она закрыла глаза и представила своих родителей, но вдруг поняла, что не может молиться за них. «Господи Боже, – молилась она горячо, – не позволяй Санти забыть меня!» Она чувствовала, что сейчас он должен быть здесь, с нею, поддерживая ее своим присутствием, своей любовью.
Отец Кармелло произнес небольшую речь, упомянув, что семью Балдуччи он знает с тех пор, как начал служить в этом приходе. Закончив, он пригласил паству, друзей Марчеллы разделить вместе с семьей трапезу – традиционный пирог с вином, – устроенную в зале церкви. Соня была молчалива, замкнута, как будто позировала на стольких фотографиях, демонстрируя бесчисленное множество нарядов, что уже не знает, как вести себя в обычной жизни, особенно на такой серьезной, официальной церемонии. Марчелла заколебалась, когда одна из женщин подошла к ней с книгой и попросила автограф.
– Но я не уверена, что здесь это удобно, – прошептала она.
– Ах, Марчелла, ты что, не узнаешь меня? – Какая-то толстуха радостно заглядывала ей в лицо, словно подзадоривая.
– Зизи! – Марчелла с радостным криком заключила ее в свои объятия. Это была одна из девочек, которые зачарованно слушали ее первые истории.
Зизи нежно прижала ее к себе.
– Я всегда говорила, что ты своего добьешься, Марчелла. Я всегда знала, что однажды ты станешь знаменитой писательницей! А сейчас, пожалуйста, подпиши мне ее на память!
– Я купила твою книгу, как только она появилась у нас в книжном киоске, – произнес другой голос.
– Андреа! – Марчелла обняла свою старую подругу.
Соня дернула Марчеллу за рукав.
– Просто какой-то книжный обвал, – шепнула она. Чмокнула Марчеллу в щеку и тронула за руку Марка: – Да не грусти. Бабушке куда лучше, что она покинула этот мир.
Марчелла смотрела, как Соня быстро и элегантно уходит сквозь толпу.
– Пойду помогу ей найти машину, – бросил Марк, направляясь за ней.
– Ах, какая красавица ваша дочь! – сказала одна из женщин. – Такая красавица! Прошлой ночью мы любовались ею по телевизору. Я говорю – ей-Богу, это Соня Уинтон, а мой муж и говорит…
– Да, спасибо большое. – Марчелла заставила себя приветливо отвечать на их комплименты. Они хотят как лучше. Они же не знают, какой взрыв противоречивых эмоций вызывает в ней встреча с Соней.
– И твой сын – он так красив. Он тоже собирается стать супермоделью?
– Нет, он будет пианистом. Я надеюсь, что он будет концертирующим пианистом!
– Ах, Марчелла, ну как это чудесно! И как ты должна гордиться!
– Да, да, спасибо, – запинаясь, бормотала она. Она пробралась сквозь толпу к вернувшемуся Марку, желая помочь ему преодолеть неловкость в общении с этими славными людьми. Она прошептала:
– Возможно, последний раз мы с ними. Плохо это или хорошо…
Она взяла несколько роз и положила на свежий холм могилы своей матери. Когда она коснулась стеблями земли, из глаз ее наконец хлынули слезы.
К ней тихо подошел отец Кармелло, и она заметила, что морщины избороздили его открытое, приветливое лицо, а пустой взгляд полон самоотречения.
– Спасибо за добрые слова о моих родителях, отец Кармелло, – поблагодарила она. – Я очень ценю это.
– Я всегда считал их хорошими людьми, – просто сказал он. – Маленькая Италия так изменилась. Я теряю настоящие итальянские семьи вроде вашей, Марчелла. Очень жаль, что так получилось с твоим мужем. Ты ходишь в церковь? Ты давно исповедовалась?
– Да, – сказала она, опустив глаза. Он ждал. Это погребальная церемония всколыхнула в ней воспоминания о похоронах ее отца. Как же хорошо она помнила тот день и то, как она верила, что виновна в его смерти! Господи, вечно она чувствует перед кем-то свою вину! Теперь она уже развелась, успела встретить, да, пожалуй, и потерять, великую любовь всей своей жизни, а вот стоит на том же самом месте, рядом с тем самым священником, который когда-то венчал ее. Она закрыла глаза и сильно встряхнула головой. Коснулась рукава отца Кармелло и пошла за ним в пустую церковь. Она прошла в исповедальню, раздумывая, как же она ему обо всем расскажет. Сможет ли она найти нужные слова? Голоса людей, поминающих ее мать в зале за ближайшей дверью, эхом отдавались под пустынными сводами. Пастор занял свое обычное место за решеткой. Внутри исповедальни, когда она опускалась на колени, ее ноздрей коснулся запах старого дерева. В горле застыл комок воспоминаний, горя и пыли. Она вдруг стала икать, глубоко вздыхая и всхлипывая.
– Я не могу. – Она закашлялась, и он подошел к ней, подал руку и помог выйти, пока она безуспешно пыталась совладать с собой. – Я не могу! – повторяла она.
– Все хорошо, Марчелла. – Он положил ей руку на плечо. – Наверное, сегодня не лучший для этого день. Но я всегда здесь, когда бы ты ни пришла. Не забывай нас, Марчелла. И не забывай Господа.
– Не забуду, – поклялась она. – Спасибо, святой отец.
Она знала, что уже никогда не вернется. То, в чем ей надо покаяться, не для церкви. Это войдет, как-то изменившись, в ее роман. Ее читатели поймут ее и простят. И они не найдут ничего странного в том, что она считает себя неплохим человеком. Ничего странного не увидят в ее посещениях «Партнеров», у которых она искала простой секс и от которых уходила такой же незапятнанной и чистой, какой входила к ним. Ничего удивительного в том, что она так странно гордилась своей жизнью.
Когда они с Марком подошли к «роллс-ройсу», ее друзья и другие прихожане столпились около машины, гладя ее сверкающие бока, махая им на прощание. Многих она приглашала к себе в гости, зная, что они никогда не осмелятся, зная, что для них та часть города, где живет она, как другая планета. Машина медленно тронулась, оставляя позади Маленькую Италию, возможно, навсегда.
В начале сентября Марчелла поехала вместе с Марком в Италию. Для начала они провели целую неделю в Риме и Флоренции, испытывая странное наслаждение от знакомства со своим достоянием. На римских улицах она часто встречала мужчин, которые так напоминали ей отца, что хотелось плакать. В Болонье она помогла Марку устроиться на верхнем этаже пансиона для студентов, который он сам выбрал. Маэстро Джанни давал ужин в честь новых учеников и их близких. Марчелла влюбилась в Болонью и готова была остаться, но ее ждала новая книга, и она оставила Марка устраивать его собственную новую жизнь. А сама полетела в Нью-Йорк заниматься своей жизнью.
К октябрю альбом «избранных» импровизаций Марка вдруг появился повсюду. Она слышала, как записи Марка передают по «М-радио», а в музыкальных витринах на Бродвее и в Виллидже видела его пластинки. Она подозревала, что это дело рук Кола Феррера, эти записи мог раскрутить только он, но она утешалась при мысли, что теперь, когда Марк в Италии, он достаточно далеко от влияния Кола и может следовать тому курсу, который предначертала для него она. Этот раунд она выиграла!
Когда поздней осенью вышел ее роман «Музыка любви», Марчелла отказалась от обычных презентаций и даже телевизионных интервью.
– Никаких выступлений, – заявила она Скотту. – Теперь я только раздаю автографы – и все.
Скотт был в ярости, но «Вольюмз» получило столько предварительных заявок на «Музыку», что успех романа был предопределен еще до публикации. Даже Эми в качестве ее агента вовлекли в эту битву, но та сразу увидела, что Марчеллу не переубедить.
– С этого момента мои книги будут продаваться только по их настоящим заслугам, – сказала ей Марчелла. – Мне надоело валять дурака в этом заколдованном кругу. Скотт может орать сколько вздумает.
Впервые респектабельные обозреватели признали, что она сумела подняться над уровнем обычной макулатуры. Критики хвалили ее за романный размах, вовлекающий читателя в тридцатидневный круг европейских концертных залов и музыкальных конкурсов. Эми обращалась с ней очень ласково, не настаивая ни на чем, что Марчелла могла бы сделать помимо своей воли. За день до официальной даты публикации они объехали на машине Эми книжные магазины, чтобы посмотреть на рекламу книги в витринах. Целая витрина была посвящена книге Марчеллы в «Вальденбукс» на Пятой авеню, а в «Даблдэе» организовали громадный стенд, который приветствовал заходящих в магазин покупателей. В большинстве других магазинов заказали от пятидесяти до ста экземпляров.
С выходом «Музыки любви» Марчелла достигла той вершины в своей карьере, когда она вошла в список имен «высшей пробы» – теперь только факт, что ее имя стоит на обложке, был достаточным для того, чтобы книга хорошо продавалась. Это был тест на талант, признание того, что читатели полюбили оба ее первых романа настолько, что готовы покупать ее третью книгу просто автоматически.
Скотт позвонил ей через три дня после выхода книги, и голос его как-то странно дрогнул.
– Марчелла, ты сидишь? – спросил он. – Держись крепче, у меня в руках книжное обозрение «Нью-Йорк таймс» на следующее воскресенье. Ты идешь первым номером!
– Не верю! – выдохнула она. – Скотт… прямо не знаю, что сказать! Спасибо, что сообщил. – И она нежно опустила трубку на рычаг, пораженная слезами, полившимися у нее из глаз. Она не могла понять, почему плачет. Из-за успеха? Или оттого, что он наступил в такой сложный момент ее жизни? Она молча смотрела на Центральный парк. Как неблагодарно и грешно с ее стороны не скакать на одной ножке от радости. Во всем мире есть немало авторов, которые готовы пойти на убийство, чтобы оказаться на ее месте. А что это для нее? Ничто в сравнении с желанием оказаться с Санти в его доме в Дее, проснуться ночью от прикосновения его губ к ее шее, повернуться на рассвете и обнаружить, с какой любовью смотрят на нее его темные глаза. В будущем она видела лишь бесконечную работу за письменным столом, стремительные набеги к «Партнером» за порцией быстрого секса, посещение концертов Марка, когда его слава начнет расти, и чувство безотрадной горечи в душе, пустоты из-за отсутствия рук Санти, губ Санти, его воркующего голоса. Она столько раз была готова набрать его номер в Барселоне, писала ему бесчисленные любовные письма, которые рвала на следующее утро, планировала поездки в Испанию и часом позже отказывалась от них. Он должен был хотеть ее так же сильно, как она хотела его, но преследовать его значило унижать их любовь. Вот почему она была так строга сама с собой и вот почему не нарушала установленных правил – никаких звонков и никаких писем, Но где было взять силы и желание продолжать такую жизнь? Она знала, что ответ означает радикальные перемены и еще больше работы. Она знала, что искать ответ значит думать о многих других людях, а не только о самой себе. И она была готова прийти к этому новому решению.
