Текст книги "Жертва"

Автор книги: Гарольд Карлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)

– Большущее тебе спасибо, Дональд. За все. Не забудь свой конверт! – Она протянула ему рождественский конверт с пятьюстами долларами.

– Пока, – сказал он, мягко прикрывая за собой дверь.

Она включила автоответчик. Одно из сообщений было от Сони, которая сказала, что улетает на Рождество в Лондон и не сможет прийти двадцать пятого.

Она прошла в гостиную и прилегла на софу. Ей было так грустно, что хотелось заплакать. «Санти, – думала она. – Наступил рождественский сочельник, а я одна-одинешенька. Осталась дома, а все сейчас развлекаются. Ты меня любишь, я же знаю, что любишь, так что же случилось?»

Она продолжала пить, пока все напряжение и жестокость сегодняшнего дня не отступили медленно прочь, а она не забылась безвольно сном, словно тряпичная кукла, посреди гостиной на полу.

Телефон разбудил ее в десять часов утра рождественским утром. Звонила Эми, и голос ее звучал жизнерадостно и счастливо с Бермуд. Она поздравила с Рождеством, они поболтали несколько минут, потом Марчелла повесила трубку и перевернулась на спину, ноющую после проведенной на полу ночи. Вот и рождественское утро, уговаривала она саму себя. Один из самых чудесных дней в году. У меня десять миллионов долларов, а я так одинока. Какая насмешка!

Она позвонила двум своим бывшим учительницам, Нэнси Уорнер и мисс Вульф, чтобы поздравить их с Рождеством; потом набрала номер Скотта Макэвоя, пожелала ему и его семье счастливого Рождества. Следующий звонок был двум семейным друзьям из Маленькой Италии, она выслушала их новости и заверила их, что у нее все в полном порядке. Каждый раз, когда она вешала трубку, в квартире наступала тишина и она чувствовала себя очень одинокой. Раньше она верила, что писатель должен быть одинок, и поэтому не заводила новых друзей. Мужчины были так переменчивы, а обеды с приятельницами так мало привлекательны. Но хуже, чем одиночество, было то, что она могла не думать о Санти, все время размышляя, что он сейчас делает, как проводит день, в Барселоне он сейчас или в Дее; образы дома в Дее преследовали ее неотступно – маслянистые инжиры, Санти, раздувающий огонь в очаге, его объятия, запах и голос. А может ли он гулять по своему саду или отправиться в Вальдемоссу, не вспоминая о ней?

Рождественский день медленно угасал, но она твердо решила не поддаваться унынию. Она все-таки получила свой подарок. Ей переслали номер книжного обозрения «Нью-Йорк таймс», в котором ее роман «Вечность начинается сегодня» стоял в списке лучших книг под номером один. Значит, ее роман подарили тысячам женщин в качестве рождественского подарка, и это не могло не радовать ее, это было признанием. Внезапно она взяла одну из книг и импульсивно надписала ее Санти. Она завернула ее в самую лучшую бумагу, которая у нее только была, японскую, ручной работы, с вплетенными в нее цветными нитями, и перевязала сверток широкой атласной лентой. Запечатала в конверт и надписала адрес его галереи в Барселоне. Может быть, если он прочтет счастливый конец, который она присочинила к их истории любви, он вдохновится и позвонит ей?

Потом она распаковала рождественский подарок от Марка. Расшитый бисером старинный кошелек, в поисках которого он, должно быть, облазил всю Болонью. Она иронично улыбнулась, прочитав вложенную в упаковку рождественскую открытку: «С любовью, Марк». Очевидно, эта любовь не простиралась настолько, чтобы звякнуть ей в рождественское утро.

В полдень, после горячего душа и завтрака, никаких дел уже не оставалось, кроме как сесть за письменный стол. Ничего, она сама для себя станет лучшей собеседницей!

Она села за стол, разыскала свои записи – дневник, который время от времени вела. Писала туда все, что придется. Она пролистала его страницы, написала заглавие: «Время уверовать». Она написала, как преуспевающая тридцативосьмилетняя женщина в одиночестве встречает Рождество, о ее раздумьях. Она описала свои обиды на неблагодарного сына, ради которого она пожертвовала любимым человеком. О своей ненависти к Колу Ферреру, о своем недоумении по поводу собственной дочери, о своих чувствах, связанных со смертью ее бывшего мужа. Она писала о сексе у «Партнеров» и о вчерашнем безобразном эпизоде. Она записала свои мысли о Санти и ощущение, что их роман еще не завершен, что когда-нибудь она увидит его снова. Разделить свою судьбу с этим человеком было ее последней мечтой, но ведь не зря Санти научил ее испанской поговорке: «Не ищи любовь, она сама найдет тебя». Любовь нашла ее однажды, потом она ее потеряла. И что же ей делать сейчас? Терпеливо ждать, когда она вновь найдет ее? Если бы только она снова могла оказаться в том философском настроении, в том уравновешенном состоянии, в каком она впервые встретила Санти в соборе в Пальме. Но невозможно самой создать настроение, это оно захватывает тебя. Собственными простыми словами пыталась она сформулировать систему выживания – способ, который помог бы женщине вроде нее жить и смотреть в будущее без того, чтобы чувствовать непрестанную зависимость от сына, мужчины или привычки – все равно, алкоголь это, лекарства или секс. Сочинительство так захватило ее, что она забыла о собственных печальных чувствах. Так это и должно было быть. Вот почему свое ремесло писателя она ставила на первое место в жизни. Только работа дает верный ответ, давно поняла она. И помощь другим, в меру всех своих сил. Больше всего на свете ей хотелось вдохновлять своих читателей сделать свои жизни полными и насыщенными, как когда-то ее саму вдохновили книги Эми. Она сама научилась жить в новом измерении, которое могла назвать духовным.

Она не была самой мудрой женщиной Нью-Йорка или лучшей писательницей, Боже упаси. Все, что она могла предложить читателям, это определенный взгляд на жизнь, обобщение своего собственного опыта, палитру чувств, до глубин которых сегодня, как ей казалось, она проникла. И единственное, чего ей хотелось, так это использовать свой опыт, раскрыть свои чувства, научить других женщин не упустить своего счастья, когда оно придет. Без жертв.

В половине четвертого она прервалась, чтобы попробовать приготовленную ею индюшку. Она всегда предпочитала настоящей еде сандвичи, по крайней мере, так она думала. В холодильнике в целлофановом пакете лежала свежая, непригодившаяся ей клюква. Она села в своей аккуратной кухоньке, глядя на Центральный парк, поедая рождественский сандвич и чувствуя себя почти счастливой. Она откупорила бутылку шампанского и налила себе бокал. Возможно, ей следовало стыдиться своей жизни, но она, напротив, чувствовала гордость. Я никому не навредила, говорила она самой себе. А это само по себе уже достижение. Но потом ей вспомнилось лицо Санти, уходящего от нее полтора года назад. Нет, это неправда: она навредила ему. И ему, видимо, было так больно, что он ни разу не написал ей.

Она подлила себе шампанского. Если для нее и впрямь начинался новый отрезок жизни, ей непременно нужно кое с кем повидаться: с тем странным ясновидящим коротышкой, который много месяцев назад, жаркой сентябрьской ночью, предупреждал ее об опасностях, которые подстерегают ее семью.

Идея была безумная, это она понимала, но это было единственно правильным в рождественский день сумасбродством, сразу после рождественского сандвича. Она попытается разыскать дом этого провидца, позвонить ему и узнать, дома ли он. Если его не окажется или он будет занят, она просто повернется и пойдет домой. Если он будет свободным и раскинет на нее карты, тогда она узнает, что ждать от судьбы сейчас, когда она решилась изменить свою жизнь. Она была слегка навеселе, когда, накинув норковое манто, вышла на улицу.

Рождественский день праздновался по всему Манхэттену. Даже нечего было и думать, чтобы этот день мог быть похож на остальные. Прохожие на улицах казались иными, движение было небольшим, и от этого улицы казались подсвечены серовато-металлическим оттенком. Она закуталась в свое манто, переходя Коламбия сёркл. Несколько бездомных грелись возле огня, полыхавшего в мусорном ящике. Они прокричали ей: «Счастливого Рождества», помахали вслед, и ее озабоченное лицо расплылось в улыбке. Похоже было, что они наслаждаются праздником куда больше, чем она. Она подошла к ним и каждому вручила по пять долларов. «Бог да вознаградит тебя!» – сказал один из них, и слова показались ей такими чудесными в этот сумрачный день.

Сможет ли она узнать модную новостройку? Она запомнила, что там была громадная люстра, слишком большая для холла. Она шла вверх по Бродвею, миновала Центр Линкольна, где в многочисленных кафе толпились люди. Дом она разыскала, он претенциозно назывался «Линкольновский жилой дом». Она поговорила со швейцаром, описав ей молодого коротышку с развитой мускулатурой и волнистыми черными волосами, который живет где-то на верхних этажах и предсказывает судьбу. Она показалась смешной сама себе.

– И вы не помните его имени? – нахмурившись, осведомился швейцар.

– Что-то итальянское, вроде Балдуччи, Риккони, Гриссини. – Она засмеялась.

– Палоцци? Чарльз Палоцци? – спросил он.

– Точно он! – обрадовалась Марчелла. Все это походило на детектив.

– Пятнадцать-А, – назвал ей номер швейцар. – Хотите, я сообщу о вас?

– Это было бы неплохо, – согласилась Марчелла.

– Как о вас доложить? – спросил он, набирая номер.

– Скажите, миссис Уинтон.

Она посмотрела на часы. Было половина шестого, и уже начинало темнеть.

– Эй, Чарльз? Некая миссис Уинтон хочет тебя видеть. – Нахмурившись, он передал ей трубку. – Хочет поговорить с вами лично. Она подошла к телефону:

– Чарльз? Простите, что беспокою вас в такой день. Вероятно, вы меня не помните, вы раскладывали на меня карты несколько недель назад. Я еще была в туфлях от Шанель, помните?

– Ой, я знаю, кто вы! – Гнусавый голос, жужжавший в телефонной трубке, звучал так необычайно знакомо, как будто это был ее первый друг в Нью-Йорке. – Мы как раз готовим индейку. Хотите подняться?

– Но вы уверены, что я не помешаю?

– Бросьте, на Рождество все желанные гости! Пятнадцать-А. Поднимайтесь.

В лифте она размышляла, кто бы мог быть у него в гостях. Вероятно, такой же накачанный парень, как и он сам, решила она. Это было самое странное Рождество в ее жизни, но все лучше, чем сидеть одной дома. Кроме того, ей было невтерпеж погадать на себя на картах.

Чарльз был в плотно облегающем его смокинге и в черном пышном галстуке. Помощницами на кухне оказались две его сестры, обе невероятных размеров тетеньки за тридцать, которых он церемонно представил: Розелла и Андреа. Пока они поливали жиром индюшку и готовили легкую закуску, раскладывая по вазочкам сыр, орехи и оливки, мужья обеих тихо беседовали о чем-то в гостиной.

– Уверен, что оба только что вышли из тюрьмы! – прошептал Чарльз, кивая Марчелле из коридора, где он вешал ее манто. Он давился смехом, прикрывая ладошкой рот. – Мои сестры написали им по объявлению по переписке в «Вилладж войск». Идите взгляните на них. – Он хихикнул: – Со смеха можно умереть!

Марчеллу представили двум кубинцам в гостиной. Они пожали ей руку и сказали «Привет!», показавшись ей совершенно безобидными. Хотя Чарльз был в смокинге, а его сестры в пышных до пят шифоновых платьях, эти мужчины были в джинсах и свитерах, как будто не догадывались, что на дворе Рождество.

Чарльз открыл холодильник и продемонстрировал ей большую бутылку «Моэ э Шандон».

– Видите? – спросил он Марчеллу. – Сто двадцать баксов за бутылку! Все самое лучшее для моей семьи! – Он наклонился к ней и зашептал: – Вы непременно оцените!

– Какая чудная шуба, – говорила из прихожей Розелла, поглаживая мех норки, висевшей не стене. – Присаживайтесь, присоединяйтесь к нам, еды тут хватит на всех!

– Да, а если и нет, тебе не повредит съесть поменьше! – крикнул Чарльз.

Розелла, в которой было, наверное, двести пятьдесят фунтов, завопила:

– Этот рот чересчур большой! – и дала брату увесистый подзатыльник.

– Розелла водит такси, – гордо сообщил Чарльз.

– Только по ночам! – уточнила из кухни Розелла. – А днем я работаю в «Сити-холле».

Почему-то Марчелла поняла, что ее здесь ждали. Чарльз открыл дверь духовки, чтобы проверить индейку.

– Что, готова? – спросил он. Через плечо он заметил: – Здесь всегда на Рождество полно народу.

После этих его слов все уселись за стол и начали поглощать индейку, огромные порции которой накладывали на бумажные тарелки, добавляя салат из капусты, сладкий картофель, соус из клюквы и подливку. Мужья ели молча, все были очень серьезны за едой, смакуя индейку и протягивая руки то за перцем, то за солью. Чарльз играл роль гостеприимного хозяина, открыв бутылку шампанского и разливая его без устали по бокалам, рассказывая светские новости, которых ни его сестры, ни их мужья не понимали.

Как только была съедена вся индейка, обе толстухи немедленно убрали со стола и, отправившись в тесную кухню, перемыли всю посуду, вытирая и расставляя ее на полки. Их мужья тут же развернулись к телевизору и уткнулись в футбольный матч, ковыряя в зубах. Весь обед занял не больше четверти часа.

– Это первое семейное Рождество в моем собственном доме, – гордо объяснил Марчелле Чарльз, наблюдая за своими хозяйственными сестрами. Он взглянул на мужей, которые готовы были вот-вот заснуть, и закатил глаза.

– Чарльз, мне так неудобно приходить к вам с просьбой в праздник, но не могли бы вы раскинуть на меня карты? – спросила Марчелла. – Вы, к несчастью, оказались совершенно правы в прошлый раз. Мне не терпится узнать, что вы увидите сегодня.

– Хотите погадать? – Он покраснел. – Ладно. Хотя я хотел бы уже лечь. – Он метнул быстрый взгляд в сторону сестер. – Боюсь только, чтобы бывшие заключенные не испортили моих способностей.

Он провел ее в пустую комнату, где лежали только стопки журналов моды и стояла черная кушетка.

Он достал пачку нераспечатанных карт и велел ей подержать их, усаживаясь на кровать.

– Моя цена возросла. – Он обеспокоенно взглянул на нее. – Мне придется взять с вас двести долларов. – Он вздохнул: – Ведь сегодня праздник и все такое. Наличными. Она кивнула:

– Конечно.

Он разглядывал ее, касаясь языком щербинки на переднем зубе.

– Ну, как мой смокинг? – Он поднялся с кушетки и покрутился перед нею. – Бьюсь об заклад, что те двое сроду не видели смокинга от Джорджо Романо. Розничная цена тысяча двести.

Она постаралась изобразить впечатление.

– Сидит отлично, – похвалила она. Он пожал плечами, снова уселся.

– Его пришлось перешивать. Похоже, что сшито на заказ, правда?

– Абсолютно, – заверила она.

Он забрал у нее карты и принялся тщательно раскладывать их на черном покрывале.

– Что у вас за дети? – спросил он. С его голосом вновь произошло некое изменение. Он стал бесцветным, монотонным. Но уж очень это натурально, не похоже на представление. Слишком натурально, подумала она. Или он был величайшим в мире актером, или у него и впрямь была какая-то особенная психика. Она уставилась на него, чувствуя холод во всем теле.

– Они… я… – она никак не могла сообразить, что сказать.

– Я вижу их в роковых обстоятельствах, – сказал он. – Кто такая Шейла?

– Соня, – поправила его она.

– Точно, Соня. И почему мне все время хочется назвать ее Шейлой?

«Потому что это имя хотел дать ей Гарри».

– Она просто нарывается на несчастье, – продолжал он. – Она играет в игру вроде русской рулетки, но только тут что-то другое. Тут не пистолет, а что-то стальное, металлическое и столь же опасное!

– А что с моим сыном? – вскричала Марчелла.

– Он тоже в беде. – Чарльз нахмурился, но не смотрел ни на нее, ни на карты. Он уставился на белую стену за спинкой кушетки, как будто глядел кинофильм. – Он не умрет. Вы его спасете!

– Нет! – Марчелла нагнулась и вцепилась руками в его широкие плечи, слишком широкие для его маленького роста. Она принялась трясти его. – Почему вы так говорите? Вы так и раньше говорили! Перестаньте меня пугать! Что вы на самом деле видите?

Он опустил голову, изучая карты. Когда он вновь поднял на нее глаза, в них было его обычное беззаботное выражение, и он опять трогал языком свой сломанный зуб.

– Что-то не так? – спросил он. – Не следовало вам трогать меня во время гадания. Я забыл, что должен был вам сказать.

– То, что вы рассказали мне! – выпалила Марчелла. – Вы уверены?

Он пожал плечами:

– Я не знаю, но лучше уж вам поверить в то, что я говорю, потому что я всегда прав. Люди возвращаются ко мне. Вы же вернулись.

– А что еще вы видите? – слабо уронила она. Он остро взглянул на нее:

– Слушайте, я не против того, чтобы погадать вам, только не дотрагивайтесь до меня, ладно?

– Извините.

Он еще посмотрел на карты, и через некоторое время голос его изменился.

– Там, где ваш сын, очень опасно, – пробормотал он. – Боже, он в опасности! С ним не все в порядке!

Она кивнула. Вчера он выглядел так болезненно. Ей следовало проглотить обиду и позвонить Колу. Только чтобы удостовериться, что с ним все нормально.

Чарльз смешал карты, как будто закончил работу.

– Похоже, вам показалось, что мои дети оба в опасности, – заметила она.

– Ах так? – Он свел брови и постарался принять участливое выражение. – Ну, карты меняются каждый день. Почти каждый час. Приходите завтра, и все будет по-другому.

Она вздрогнула и достала из кошелька двести долларов.

Поблагодарив, он взял банкноты и принялся извиняться:

– Простите, что беру так дорого, но ведь сегодня Рождество и все такое, и мне приходится пренебрегать моими гостями…

– Да все в порядке, – сказала она, вставая. Пока они шли узким коридорчиком в гостиную, он, хихикая, шепнул:

– Как вам понравились мои сестры? Как думаете, неплохих муженьков они нашли? Держу пари, если бы Розелла посидела на диете, она бы получила мужика получше. Правда ведь?

Марчелла нахмурилась, думая, как бы ответить потактичнее.

– Они такие симпатичные, – сказала она. – Мне пора возвращаться. Не следовало вот так вторгаться в вашу жизнь.

– Розелла! – крикнул Чарльз. – Подай манто миссис Уинтон!

– Моя дочь говорит, что несколько раз встречала вас, – внезапно припомнила Марчелла.

– Ах так? А кто ваша дочь? – спросил он, когда в тесную прихожую вошла Розелла, поглаживая дорогой мех.

– Соня, – напомнила Марчелла. – Соня Уинтон.

– Соня – ваша дочь? – Глаза его чуть не выпрыгнули из орбит. – «Девушка Каресс»? Я ее обожаю! – Он даже слегка подпрыгнул от удовольствия. – Она говорила, что была здесь? Я не помню ее. Должно быть, она выглядела иначе. Иногда посетители не говорят мне свои настоящие имена – наверное, проверяют меня, да?

Она кивнула.

– Марчелла! Где вы нашли такую шубу? – Розелла помогла ей одеться. – Она такая прекрасная. Стоит, наверное, баснословно, а?

– Я подарю тебе такую на следующее Рождество, – пообещал Чарльз.

– Огромное спасибо за чудесные блюда, – Марчелла направилась к дверям, Розелла за нею, по-прежнему гладя норку. – Передайте всем мои поздравления и до свидания, хорошо? – попросила Марчелла.

Когда Чарльз раскрыл двери, Розелла обняла Марчеллу, словно они были старинными приятельницами.

– Счастливого Рождества, – пожелала она Марчелле. – А когда вам надоест эта шуба, пусть Чарльз даст мне знать, ладно?

Чарльз встал на цыпочки, чтобы поцеловать ее в щеку. У нее возникло безумное желание прильнуть к нему и упросить оставить свое ремесло.

Было совсем темно, когда она возвратилась домой.

Бродяги, которым она раздала деньги на площади, исчезли, оставив после себя кучу горелого хлама. Автоответчик записал только одно послание: от Кола Феррера, который просил Марка перезвонить ему. Беспокойство кольнуло ее. Она списала телефонный номер Кола. Разве Марк не с ним? Тогда где же он? Она немедленно стала набирать номер.

– Я мечтаю о Белом Рождестве… – пропел голос Феррера по автоответчику. Марчелла скривилась, услышав его. – Я украшаю падубом холл, – продолжалась запись. – Если хочешь оставить поздравление, я тебе тоже перезвоню.

– Кол, – произнесла она. – Это Марчелла Уинтон. Я немного беспокоюсь о Марке, потому что он сказал, что останется у вас, а ваше сообщение означает, что это не так. Пожалуйста, позвоните мне, как только сможете.

Она повесила трубку и плеснула себе побольше виски. Оставалось только сидеть и ждать.

Соня лежала сразу на трех креслах в самолете – эти места были куплены ею. Она улизнула, разыграв переутомление, что не было далеко от истины. А Леонид воспользовался своим умением гримировать под белые, с чуть зеленым, лица театра Кабуки, что заставило ее и впрямь выглядеть больной. И теперь, совершенно без грима, задрапировавшись в алый шарф и надев темные очки, она потягивала шампанское, пролистывала кипы журналов и подпевала Рэю, чьи новые песни звучали у нее в наушниках. Она едва ли не знала наизусть каждую ноту его песен. Альбом, который должен был поступить в продажу в новом году, открывал новые грани дарования Рэя. Записан он был с большой тщательностью и вкусом, и она была уверена, что этот альбом ждет больший успех, чем два предыдущих альбома, вместе взятых. Слушая, как голос Рэя вибрирует у нее в ушах, она не могла не содрогаться от восторга при мысли, что через пять часов она будет в Лондоне и в его объятиях.

Самолет был переполнен, но она со всей роскошью вытянулась на целом ряду. Зачем же тогда и нужны деньги, если нельзя швырять ими? Она порастрясла кошелек, наполненный стодолларовыми купюрами, чтобы у Рэя был самый прекрасный в его жизни рождественский подарок.

В аэропорте Хитроу ее встретил шофер Рэя.

– А где Рэй? – спросила она, пока он засовывал в багажник ее вещи.

– Еще спит, мисс Соня, – засмеялся он. – Ведь здесь-то всего восемь часов утра.

Она уселась сзади, и они поехали через сонные серые пригороды. Конечно, напомнила она себе, он так устает после концертов, и все же это плохо. В самолете она умылась ледяной водой и тщательно накрасилась, как будто Рэй не сомкнул глаз перед их встречей всю ночь.

– Ну, как идут гастроли? – спросила она шофера, плавно въехавшего в центр Лондона.

– Каждую ночь аншлаг, мисс Соня! – воскликнул шофер. – Вы даже не представляете себе, что творится на «Уэмбли»! Знаете, эти англичане, которых считают такими кроткими и смирными? Они просто сходят с ума, едва Рэй начинает петь!

Была половина десятого, когда она зарегистрировалась под именем Сюзан Уиндзор, чтобы соответствовать инициалам на чемоданах, в «Монткальме», роскошном отеле, где звезды рока всегда останавливались частным образом и со всевозможным комфортом. У нее был собственный номер, куда ее проводили. Она вынула и развесила несколько платьев, потом прошла по коридору к номеру Рэя и тихонько постучала в дверь.

– Привет, мисс Соня! – Элмер отпер ей дверь и тихо приветствовал. – Хорошо долетели?

Элмер и Джордж, два любимых охранника Рэя, резались в картишки в маленькой приемной. Джордж взглянул на нее и помахал. Соня кивком указала на комнату Рэя:

– Можно мне войти? Элмер покачал головой:

– Он пока спит, мисс Соня. Чем мы можем быть вам полезны?

Она нетерпеливо помотала головой.

– Послушайте, ребята, дайте мне отдохнуть, а? – жалобно попросила она. – Разрешите мне залезть к нему, я сама разбужу его…

Элмер обменялся серьезным взглядом с Джорджем.

– Просто не знаю, как это устроить, мисс Соня, – вежливо начал Джордж. – Рэй сразу завалился спать, и руки у него не связаны. И Рэю не понравится, если вы разбудите его, а он не будет готов к этому. Он в самом деле очень поздно лег.

– Как будто хоть один раз нельзя забыть про эти проклятые наручники! – закричала Соня. – Я лечу черт знает сколько из Нью-Йорка и не могу даже…

– Ш-ш-ш! – прервал ее Элмер, пододвигая ей стул. – Через часок-другой он проснется, – заверил он, сметая с него ладонью пылинки. – Он будет так счастлив, увидев вас. Он всю неделю только вас и ждал, мисс Соня. Давайте я закажу вам завтрак? Что вы хотите? Апельсиновый сок? Яйца с беконом?

– Я не хочу ничего есть или пить, – твердо заявила она. – Я хочу быть с Рэем!

– Хорошо, хорошо, успокойтесь, мисс Соня, – стал утешать ее Элмер. – Прилягте и поспите немного. Как только Рэй проснется, я в ту же минуту скажу ему, что вы здесь.

– Я уже поспала в самолете! – отрезала Соня. Она прошла по комнате, сжав губы. Элмер подскочил к ней, стараясь успокоить. В коридоре она схватила его за руку.

– В мою комнату, на минутку, – быстро пробормотала она.

Элмер обеспокоенно оглянулся на номер Рэя, но подождал, пока она откроет дверь.

– Садись, – приказала она, когда он вслед за ней вошел в комнату. Затем закрыла за ним дверь. – Отлично. – Она стояла перед ним, широко расставив ноги. – Сколько? – спросила она.

Элмер заморгал.

– О чем вы говорите, мисс Соня? – начал он слабо сопротивляться.

– Ключ! – закричала она. – Ключ к этим чертовым наручникам! Сколько тебе за него надо?

Он нервно рассмеялся, качая головой:

– Ах нет! Нет! Это больше, чем стоит вся моя работа!

– Ладно, – сказала она. – Сколько тебе платят за работу?

Элмер сморщил лицо, приподнял брови:

– Ну, там… сорок? Пятьдесят тысяч в год? Да, что-то вроде этого. Рэй очень добр к окружающим его людям, он…

– Я дам тебе пятьдесят тысяч, – просто сказала она; вынимая кошелек. – У меня есть наличные. Никто ничего не узнает. Пятьдесят тысяч долларов за какой-то паршивый ключик, Элмер!

– Ух! – внезапно вырвалось у Элмера. Он шлепнул себя по колену. – Я знаю, что Рэй мужик что надо, но пятьдесят тысяч за то, чтобы он тебя обнял? Ух ты!

– Ну и что ты скажешь? – терпеливо продолжала она. – Хочешь, чтобы я вернулась и переговорила с Джорджем?

Элмер засмеялся:

– Угу! Джордж напуган еще больше моего. Не могу я этого сделать, мисс Соня! Я слишком люблю вас!

– Это очень мило, и все же? – настаивала Соня. Он покачал головой:

– Мы с Рэем дружим с давних пор. Это мой приятель еще с Джорджии, понимаете? Я люблю Рэя, но это такой человек, ему, так сказать, нужны некоторые ограничения. Понимаете, я был с ним в ту ночь, когда он убил девушку. Он совсем не собирался убивать ее, в этом я могу поклясться. Богом клянусь, что нет.

– Ладно, но ведь он никогда не обижал меня, – сказала она. – И я могу управлять им.

Элмер с сомнением покрутил глазами.

– Мы же любим друг друга, черт возьми! – закричала Соня. – Посмотри, как режут мне руки эти чертовы наручники! Ну, взгляни же! – Она засучила рукава черного свитера, показывая ему синяки. – А это было недели тому назад!

Элмер отвел взгляд.

– Если вы снимете с него наручники, вы получите не только синяки, – пробормотал он. – Этого человека любовь доводит до исступления, это я вам говорю! Вот почему женщины сходят по нему с ума – они знают, что он может дойди до исступления!

– Ладно, слушай, Элмер… – Она взяла его за руку. – Разве тебе никогда не хотелось получить что-то во что бы то ни стало? Ну, посуди сам, чего я особенного прошу, луну, что ли? Я хочу только провести одну нормальную ночь с Рэем. Просто два обычных любящих человека, это что, так уж много?

Элмер размышлял, глаза его беспокойно бегали.

– Так было велено, мисс Соня, – наконец сказал он, пожимая плечами. – Мне и Джорджу. Нам сказали: никогда не оставляйте его ни с одной девушкой на ночь, не надев на него наручники. Это может стоить вам работы. Или даже хуже, мисс Соня. Эти люди из полиции, ведь это же сущая мафия! Стоит только нарушить инструкцию, как они убивают вас! Меня не проведешь. Вы понимаете, что собой представляет насущный хлеб Рэя? Знаете, сколько он продает альбомов? В Штатах, наверное, около десяти миллионов. А это семьдесят-восемьдесят миллионов долларов. А по всему миру – это же полтораста-двести миллионов! А ради двухсот миллионов, мисс Соня, люди идут на все. Соня, словно ослабев, оперлась о стену.

– А что, если ты мне просто одолжишь ключ, Элмер? Потому что, если вы замкнете на нем наручники, а потом они вдруг окажутся снятыми, ведь это будет не твоя вина. Дай мне ключ на один час, и я сделаю дубликат. Ну, решай же, Элмер, ведь это стоит десяти тысяч, верно? Сколько кокаину купить можно, завались!

– Ой, нет, я не употребляю таких вещей, мисс Соня, – вымученно рассмеялся он. – Мне нравится здоровый образ жизни.

– Смотри… – Она достала пачку стодолларовых бумажек из кошелька. – Я собираюсь посчитать их. Новенькие, свеженькие денежки. Вот тысяча. Еще одна, две, три, четыре… Ну давай, посчитай со мной вместе, Элмер!

– Ах ты, черт! – Элмер вновь с силой стукнул себя по колену. Он глядел в сторону, печально качая головой, как будто не веря, что все это произойдет.

Кол перезвонил ей в полночь:

– Миссис Уинтон? Похоже, наш мальчик отправился в самоволку?

Она так сильно волновалась, что даже не нашла сил для отвращения к этому фамильярному обращению – «наш мальчик».

– Мы немного поспорили по дороге из аэропорта домой, – рассказала ему она. – Он вылез из машины и ушел. Сказал мне, что проведет Рождество с вами.

Кол прокашлялся:

– Да. Но я боюсь, наше первое совместное Рождество не продлилось и двух часов. Мне он тоже не показался в форме, и я его отправил прямехонько в постель. Он все порывался рассказать мне про какую-то девушку в Болонье – он решил, что у них едва ли не роман. Марк иногда бывает таким упрямым. Я заявил ему, что он выбрал не совсем уместное время, чтобы рассказать мне подобные новости. Он же знает о моих чувствах к нему, и я…

– Я не желаю выслушивать про вашу дурацкую ссору! – прервала его Марчелла, чуть не плача. – Где он?

После непродолжительного молчания Кол раздраженно бросил:

– Я про это и рассказываю. – Он перевел дух. – Похоже, что Марк просто самоутверждается. Сначала с вами, потом со мной. Он просто постепенно обретает собственную волю. Мне кажется, это вполне здоровый знак. Ну, как бы там ни было, он просто ушел, оставив мне очаровательный подарок, но… больше я о нем ничего не слышал. Я позвонил, чтобы пожелать вам обоим счастливого…

– Вы хотя бы догадываетесь, где он может быть? – оборвала она.

– Естественно, я предположил, что он с вами, – обиженно произнес Кол. – Ну, а теперь я думаю, что он, раздосадованный на нас обоих, взял и улетел обратно в Италию.

Ужас и страх снова охватили ее.

– Кол, послушайте. – Ей нужно было поделиться хоть с кем-нибудь. – Вы решите, что я сошла с ума, но я только что виделась с одним ясновидящим, который сказал мне, что оба мои ребенка находятся в большой опасности. Соня летит на самолете в Лондон, тут я уже ничего не смогу сделать. Я позвонила в «Пан-Эмерикэн», и мне сказали, что полет идет согласно расписанию. Я уж было решила, нет ли на борту бомбы: ясновидящий сказал, что смерть связана с металлом! Он сказал, что Марк где-то в очень опасном месте и я могу спасти его!

– Совсем не думаю, чтобы это было сумасшествие, – спокойно ответил Кол. – Я сам глубоко верю в предсказателей, гадалок и пророков. Позвоните, пожалуйста, в пансион Марка в Болонье и перезвоните мне потом.